Юлия Юлия пишет:
цитата: |
Татьянам это не помогло продвинуться в достижении желаемого... |
|
Совсем не помогло, увы.
Юлия пишет:
Есть еще немножко.
– Маман… Ей не следовало вмешиваться. И это все испортило, да?
Муравский вспомнил тот разговор с княгиней – неприятный и унизительный для него, но ничего не изменивший ни в его чувствах к княжне, ни в намерениях. Пропасть между ними была слишком велика.
– Неважно, – ответил он. – Все в прошлом.
– Все?!
Отчего-то она опять разволновалась.
– Я имею в виду ссору, – сказал Муравский. – Я не держу на вас обиду, надеюсь, как и вы – на меня.
– И более не сердитесь на меня?
– Разумеется, нет.
Княжна порозовела и странно робко протянула ему руку. Муравский взял ее в свою, чуть сжал в знак примирения и поцеловал.
– Я рада! Правда, очень рада. Я очень переживала, признаться, потому что была ужасно несправедлива к вам.
Было так приятно держать ее руку в своей ладони – у ней была изящная узкая кисть с трогательной косточкой над тонким запястьем. От кожи исходил едва уловимый аромат духов. Муравский нехотя выпустил руку княжны из своей ладони и отступил.
– Как бы нас не хватились, – сказал он и повернулся к дому, жестом предлагая ей пройти вперед.
– Бог с ними, – пробормотала она, но послушно пошла к террасе.
– Вы надолго здесь? – он задал вполне обычный вопрос, хотя с беспокойством ждал ответа на него.
– Как получится, – сказала она. – Скорее всего, до осени.
– Но ваши родители приедут сюда?
– Нет, не думаю. Они проведут лето в Стрельне. По своей службе отец не может далеко и надолго отлучаться из Петербурга.
Муравский испытал двойственные чувства. При ее матери он уж точно не приезжал бы в Пригожее, и это позволило бы ему избегать лишних встреч с княжною. Сейчас он мог видеться с нею, что было отрадно, но не менее для него мучительно. Ему вообще ни при каких обстоятельствах не стоило встречаться с нею, но трудно было устоять перед таким искушением. Впереди еще три с лишком месяца соседства, и даже если он более не посетит Пригожее, они наверняка не раз столкнутся где-нибудь еще. Ее начнут приглашать в гости, в том числе его родственницы, с коими княжна уж изъявила желание познакомиться. Да и они сами весьма заинтересовались новой соседкой, особливо узнав, что Муравский уж приглашен ею на обед.
– Случаем мы с ее сиятельством встретились на дороге, у моста, – объяснил он утром, когда сообщил, что приглашен в Пригожее. – Княжна и мадам Сухотина помнили меня по Петербургу и позвали к обеду, довольствуясь хоть каким знакомым в этом крае.
– В таком случае они наверняка заглянут и к нам, – сказала Мария Григорьевна. – Конечно, в столице мы вряд ли удостоились бы такой чести, но в деревне выбор не слишком велик, а в местном обществе по своему рангу и размеру имения вы занимаете главенствующее место – после Пригожего, разумеется.
– Надобно будет поставить сюда побольше цветов, – с беспокойством сказала Софья Ивановна, оглядывая их скромную и тесную гостиную, заставленную дешевой мебелью. – Верно, дом в Пригожем куда изысканнее…
«Уж куда изысканнее» – думал Муравский, когда приехал на обед в Пригожее, и дворецкий повел его в гостиную. Их жилище, увы, не входило ни в какое сравнение с этим особняком, что производил выгодное впечатление не только своим фасадом, но также внутренней планировкой и убранством, лишенном чрезмерной, нынче модной помпезности.
Холл представлял собою большой овальный зал, двери из которого вели с одной стороны в просторную столовую, с другой – в две уютные гостиные. В глубине холла по бокам две полукруглые лестницы поднимались на второй этаж, между ними, в раскрытые двери, виднелся еще один небольшой холл, что выходил, как потом выяснилось, на парковую террасу. Потолки комнат были отделаны лепниной и деревом, стены – шелковыми обоями в деревянных рамах. На первом этаже, помимо столовой и двух гостиных, находились еще кабинет и библиотека, второй этаж и, возможно, флигеля, отводились под спальни и гостевые комнаты. Особняк сей казался весьма удобным для жилья, и Муравский решил непременно построить у себя нечто подобное, пусть и не такого размера, без флигелей, но дабы всем хватало места и доставало комфорта.
В гостиной помимо самой княжны, мадам Сухотиной и баронессы Лангфельд, с которой он уж был знаком, находился господин Черпаков и мистер Хайнсворд, английский садовод, тот самый господин, что накануне спорил с управляющим. Последнего не было – как объяснила княжна, управитель, господин Демьянов, по делам уехал в уезд и вернется только следующим днем.
После легкой закуски все перешли в столовую, где был подан превосходный обед, по качеству приготовленных блюд мало отличающийся от петербургского застолья. Разговор шел на немецком языке, дабы мистер Хайнсворд мог принять в нем участие – говорить на французском он отказывался по каким-то своим убеждениям. Господин Черпаков, выяснив, что гость слыхом не слыхивал о голубом леще и не увлекается рыбной ловлей, потерял к нему интерес и все время обеда обсуждал с англичанином особенности ловли речной форели. Дамы выспрашивали Муравского о соседях, что уж второй день атаковали визитами Пригожее, дабы засвидетельствовать свое почтение новым обитателям сего имения и пригласить к себе на обеды, разного рода вечера и прогулки.
– Нас завалили приглашениями, – со смехом говорила княжна. – Не в меньшем количестве, нежели в Петербурге в разгар зимних празднеств.
– Местное общество весьма склонно к общению, – сказал Муравский.
– Верно, вам это в тягость, – предположила мадам Сухотина, заметив, что некоторые из соседей весьма настырны.
– Я редко встречаюсь с соседями, более занят другими делами, – пояснил он.
– Верно, хозяйством? У меня тоже предполагается довольно дел с разбивкой сада. Я бы и рада увильнуть, но мистер Хайнсворд весьма требователен, – улыбнулась княжна. – А у вас какой сад?
– Исключительно плодовый. Прежние владельцы Негожего не уделяли должного внимания саду для прогулок.
Они вообще мало чему уделяли внимания, разве только окончательному разорению хозяйства. Аллеи, если и были, то их давно вырубили, по счастию, оставив те два дуба, что росли у некогда стоящих ворот. Теперь Муравскому было не до того, разве через несколько лет, когда будет выстроен новый дом, и имение начнет приносить прибыль, он сможет заняться устройством своего сада.
– Я вам покажу прежний, регулярный, – сказала княжна и после обеда, оставив прочих пить кофе в гостиной, увела его на террасу, к которой они теперь возвращались.
– Удивляюсь, как это родители отпустили вас в такую даль, – сказал Муравский, когда остановился подле княжны у ступеней террасы.
– Они побоялись, что я начну разрушать их сад в Стрельне, – со смешком ответила княжна. – Потому услали куда подальше, но, разумеется, под строгим надзором Тяши и Хильды.
Муравский сомневался, что сей надзор будет строгим, впрочем, он мог понять желание девушки хоть ненадолго вырваться из-под родительской опеки.
– Вы будете на верховой прогулке к водопадам? – спросила княжна. – Я так поняла, это ваши земли. Нас пригласили принять в ней участие.
– Еще не знаю, – сказал Муравский. – Возможно.
Его тоже пригласили, предварительно испросив разрешения на поездку, поскольку водопад находился на его земле. Разумеется, он был не против посещения сего места гостями, но сам до нынешнего момента не предполагал туда ехать.
– Тогда, вероятно, увидимся на ней, – сказала она. – Или нет, коли вас не будет.
Они вернулись в дом, где Муравский побыл еще какое-то время, после чего откланялся и уехал. Из памяти его не шли слова княжны: «Мне было совсем не безразлично», и ее взгляд, каким при этом она на него смотрела.