Пригожее. Действие все то же, сцена третья, явление второе.
Он не мог заметить, но почувствовал за спиною какое-то движение, резко поворотился, и в то же мгновение что-то ударилось об его грудь. Муравский едва успел, но таки поймал уж отскакивающий от него башмак, что она – опять! – кинула в него.
Он посмотрел на башмак в своей руке и перевел взгляд на княжну, что стояла в распахнутых дверях гостиной и с вызовом глядела на него
– На сей раз я сделала это не случайно. И не буду в том извиняться! – заявила она.
Ему и не требовались извинения. Муравский понимал, каково ей после этого ужасного разговора, который был не менее тяжел и для него. Когда он собственными руками уничтожал всякую надежду на будущее… С ней.
Его собственная казнь, что он пытался оттянуть, таки состоялась. Он был уверен, что делает все правильно, и что ему следовало поступить именно так, не иначе, хотя выполнение сего долга теперь куда сильнее терзало и без того его растерзанные душу и сердце, а боль и горечь потери усилились, особенно, когда она призналась ему в любви и попросила взять в жены. После этого лишь неимоверным усилием воли ему удалось договорить все то, что должен был сказать, поскольку ее откровения никак не выглядели пустым капризом легкомысленной, привыкшей к поклонению барышни. Ее голос, взгляд, волнение, с каким она говорила, все свидетельствовало о куда больших чувствах, нежели он в ней предполагал и на что не смел даже надеяться. И сейчас его не оставляли мысли о том, не слишком ли жестоко обошелся он не только с собою, но и с нею, и не сделал ли ошибки…
– Если бы я тогда, когда пошли слухи о моей встрече с мужчиной в зимнем саду, назвала ваше имя, мы были бы уже женаты, – сообщила она ему. – Но я не хотела, чтобы вы были вынуждены на мне жениться. Я ждала, что вы это сделаете по своему желанию.
– Я был готов, но ваша мать…
– Знаю, знаю! – поморщилась княжна. – Но опять же, чтобы только уберечь мою репутацию, а не потому, что…
Она вздохнула.
– И я приняла руку того барона зимою из-за вас…
Муравский нахмурился, не понимая, каким образом оказался причастен к ее помолвке.
– Вы уехали, мы были в ссоре, а потом стали распространяться слухи, что вы нашли себе невесту в Москве. Вот я и…
Для него сие было неожиданностью. Ужели она с зимы... Не может быть! Или может? Он вспомнил, что она приходила к нему на квартиру. Увлечена столько месяцев?!
В холл вошел было какой-то лакей, но, увидев барышню и ее гостя, поспешно ретировался. Княжна не обратила на то никакого внимания, взгляд ее был прикован к Муравскому.
– И ежели вы спросите, что мне еще надобно от вас, то я скажу, что уже ничего не надобно! Ничегошеньки!
И всхлипнула.
– Бога ради! – воскликнул Муравский и сделал шаг по направлению к ней.
– Не бойтесь, я никогда – вы слышите?! – никогда не плачу и не устраиваю истерик! А вас я ненавижу, вот! Ненавижу!
Подлетела к нему и ткнула кулаком в грудь.
– Вы – гадкий, самодовольный тип, эгоистичный и равнодушный ко всем, кроме своих овец! Хотя, если бы я была овцой, вы от меня тоже бы избавились!
Муравский сдался. К черту все, в том числе проклятое благоразумие! Ему была нужна только она – вот эта восхитительная, капризная, взбалмошная, упрямая, при том чуткая, великодушная, отзывчивая девушка. Любимая и желанная. Пусть он ее недостоин, но коли она действительно любит его…
Он отбросил в сторону башмак, что еще держал в руке, обхватил ее за талию и привлек к себе. Прерывисто дыша и дрожа всем телом, она прильнула к нему и расплакалась, громко всхлипывая ему в ухо и орошая его слезами.
– Я согласна на деревню, – услышал он. – И готова варить варенье и разводить ваших драгоценных овец.
– Сан… Сан, любимая…
Муравский крепко сжал ее в объятиях, прижался губами к волосам.
– Простите, простите меня… Только не плачьте… Не надо плакать… Я женюсь на вас, коли вы не передумаете, женюсь и сделаю все, чтобы только вы были счастливы.
– Вы любите меня?
– Вас невозможно не любить, – сказал он. – Вы… Вы – мое сокровище, моя единственная, навеки любимая...
Княжна зашевелилась в его руках, протяжно вздохнула, постепенно успокаиваясь, перестала дрожать и наконец посмотрела на него заплаканными глазами.
– Но отчего, отчего тогда вы отказались?
– Я должен был… Нельзя было воспользоваться вашей неопытностью и склонить вас к неразумному браку. И все равно вам следует все хорошенько обдумать, а я приму любое ваше решение.
– Мое решение неизменно, – сказала она.
– Нет, вам надобно серьезно отнестись к подобным переменам в своей жизни, они будут разительны.
– Ах, я прекрасно перенесу все перемены! И вам не следовало так пугать меня.
– Сан… Ваше сиятельство, послушайте меня…
Они так и стояли, обнявшись, посреди холла. Сбоку стукнула, отворилась дверь, на пороге которой показался дворецкий. Увидев их, он попятился и цыкнул на слугу, идущего следом. Эта дверь прикрылась, но открылась другая, из которой вышел лакей, что, заметив их, рысью пробежал вдоль стены и скрылся в дальнем конце помещения.
Муравский выпустил княжну из объятий, впрочем, взяв за руку – ему надо было ощущать ее – и чуть отступил.
– Я – калека, – сказал он. – И у меня ничего нет, кроме куска земли, которая не приносит никакого дохода. И жалкий, убогий, полуразвалившийся дом. Вы не привыкли к такой жизни и можете не вынести ее.
– У вас прекрасный дом! – возразила она, впрочем, не слишком уверенно.
– Ежели через месяц после свадьбы вы не захотите сбежать из него…
– С чего вы взяли, что я сбегу? – обиделась она. – И у меня довольно приданого.
– Я женюсь на вас, а не на ваших деньгах.
Муравский не мог не думать, что ему откажут ее руке. Тогда все эти разговоры не нужны. Но ежели случится чудо, и она сможет переубедить родителей… Он вздохнул.
– Даже если князь и княгиня согласятся на этот брак и дадут за вами приданое, на которое я смогу построить новый дом, не зачахнете ли вы в нем, не заскучаете без общества, без балов, театров и прочих развлечений?
– Но мы могли бы вместе перебраться в Петербург, – предположила она. – Ежели оставить дела на управителя…
– Разве вы не собираетесь разводить овец? – подтрунил он, и уже серьезно продолжил:
– Я был офицером и не знал ничего другого. Теперь я нашел для себя новое занятие, что стало смыслом моей жизни. Что мне делать в Петербурге? Таскаться по салонам? Играть в карты, танцевать?
– Но мой отец может устроить вас на хорошую должность, способствовать вашей карьере…
– Нет, ваше сиятельство, это не для меня. Я не намереваюсь делать карьеру таким образом и способом, – прервал он ее. – Как и пользоваться преимуществами родства с вашей семьей. Да и служба меня более не привлекает после того, как я познал свободную жизнь и нашел интересные для себя занятия. Так что, боюсь, у нас слишком велика разница в предпочтениях и взглядах на образ и место жительства.
– Надеюсь, вы сейчас не станете опять предлагать мне найти для себя более подходящего мужа, которого устроят все выгоды такого брака? – сказала она и улыбнулась ему.
– Я не буду счастлива ни с кем другим. И не оставлю вас... И ежели вам не подходит Петербург и служба, значит и мне – тоже. Я хочу быть с вами, все равно где и как.
– В конце концов мы сможем зимою, когда в имении нету особых дел, выбираться в Петербург, – сказал Муравский. – Но вам придется учитывать, что статус титулованной дочери сенатора разительно отличается от жены отставного подполковника.
– Знаю, знаю, – засмеялась она. – Меня более не посадят на почетное место за столом во время званого обеда, ежели вообще на него пригласят. Это пустяки. Куда важнее для меня иметь любимого мужа и быть рядом с ним.
Муравский подумал, что она может заговорить совсем по-другому через год-другой, но промолчал. Неизвестно, что и как сложится, возможно, она действительно будет счастлива. Во всяком случае, он для того сделает все возможное.
– Говорят, у влюбленных один всегда любит сильнее. Видимо, у нас это буду я, – добавила княжна, лукаво на него посмотрев.
– Глупышка, – усмехнулся Муравский и вновь прижал ее к себе.
– Вы не передумаете? – спросила она.
– Придется на вас жениться, иначе вы меня закидаете своей обувью, – тихо засмеялся он.
– А ежели мои родители будут против?
Он подумал, что скорее всего, так и будет.
– Тогда все будет зависеть от вас.
– И вы женитесь на мне без их благословения и без приданого?
– Женюсь, – сказал он и не удержался, нашел ее губы, приник к ним поцелуем.
Она ответила настолько пылко, что Муравский на какое-то время так увлекся сим занятием, что не обратил внимания на стук дверей и топот вдруг забегавших слуг.
За спиною его вдруг кто-то громко вскрикнул женским голосом, а мужской властно произнес:
– Молодой человек, изволите немедленно отойти от моей дочери!
Муравский разжал объятия, услышал, как ахнула княжна, повернулся, заслоняя ее собой, и увидел у дверей княгиню и князя Булавиных, что в дорожных костюмах стояли у входной двери.
– Подполковник, верно, нам есть о чем переговорить… Жду вас завтра к десяти часам утра, – холодно сказал князь. – А нынче, прошу извинить…
Живые люди... 
Но я, конечно, субъективна. 
И успели до прибытия родителей! Ох! Что-то ждёт Сан! Сумеет ли она сладить с родителями? Если бы она не темнила и хоть что-то заранее им рассказала, они бы не были в таком гневе. А сейчас, боюсь, ей трудно придется. Без Рогачевского конечно не обошлось. 
Примчался к княгине ябедничать 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
