Продолжаем....
— Вам вовсе не нужно жениться на мне, потому что... потому что причины для этого более нет. Я... я ошиблась.
Не выдержала и глянула ему в глаза, затаив дыхание. Он спокойно смотрел на нее, ни один мускул не дрогнул на его лице.
— Мы уже дали друг другу слово, — сказал он спустя, как ей показалось, вечность. — И я не вижу ни одной причины, по которой нам надобно от него отказываться. Ежели вы, как я понимаю, не в тягости, сие можно будет вскоре исправить. При условии, разумеется, коли вы того захотите.
Исправить?! Он хочет от нее ребенка?! И все-таки любит ее, а не Бетси? Или не может взять обратно данное слово, потому что столь благороден?
— Но я же... Вы...
Она хотела объяснить, что никогда бы не стала обманывать его, что не желает, чтобы он женился на ней из чувства долга. Хотела, но не могла — разве такое расскажешь мужчине, который вот так спокойно заявляет, что для него все просто.
Слезы наполнили глаза, набухли и полились по щекам. Плакса шмыгнула носом.
— Я не хотела...
— Мадам, уже неважно, что вы хотели или нет. Дело слажено, — сказал барон, протягивая ей платок. — Я не возвращаю то, что получил.
— Я не пойду за вас замуж, — упрямо повторила Плакса, машинально взяв платок.
— Пойдете, — барон не собирался вести долгие разговоры.
С грацией фокусника он извлек откуда-то длинный обтянутый желтоватой кожей футляр и протянул его Евпраксии Львовне.
— Что это? Что это такое? — забормотала она, комкая его платок.
— Откройте, мадам.
Она взяла футляр и раскрыла его. Ахнула, изумленно уставилась в лицо барона.
— Что это? Зачем? Я не могу это принять… я более вам не невеста… — заверещала, возвращая коробку.
— Ну, конечно!
Барон извлек из футляра длинное ожерелье из нескольких нитей жемчуга, переплетенных меж собой. Жемчуг тяжелой прохладой лег на разгоряченную шею Плаксы, нити спустились на декольте. Барон ловко перевязал концы ожерелья, притянул ее к себе и поцелуем пресек упрямые возражения. И тут вдруг хлопнула дверь гостиной, и знакомый им обоим голос, задыхаясь, воскликнул:
— Господин барон! Мама-Плакса! Да что ж это такое?!
— Боже мой, Шураша, сынок! — ахнула Плакса, вырываясь из объятий барона и хватаясь за ожерелье. — А мы, а я... Как ты здесь?
Прапорщик сначала покраснел, потом побледнел и, не сводя взгляда с барона, открыл рот, намереваясь произнести нечто явно не слишком любезное. Вестхоф, памятуя о несдержанности юного Щербинина, опередил его:
— Мы с вашей матушкой решили пожениться. Надеюсь, вы не против?
— Вы решили пожениться? — изумленно переспросил Шураша. — Я не понимаю...
— Мы решили, да... — пробормотала Плакса. — Николай Иванович любезно предложил...
— А Евпраксия Львовна любезно приняла мое предложение, — продолжил Вестхоф.
— Что ж, очень рад, мои поздравления, мама-Плакса, барон, — пробормотал прапорщик. — Признаться, не ожидал... Но коли так, весьма... Уж коли... лучшей кандидатуры, чем вы, барон... Весьма...
Он запутался в словах и замолчал.
— Шураша... Александр Захарович, — пробормотала Плакса. — Ты одобряешь? Ты не против моего замужества?
Она промокнула слезы платком барона, уронив свой собственный.
— Он не против, — ответил за Шурашу барон, которого совершенно не интересовало, одобряет ли сын затею матери или нет.
— Нет, конечно, нет! — воскликнул прапорщик. — Напротив! Просто несколько... неожиданно. И вокруг вас все вился этот поляк... Вот ежели б вы с тем павлином, то я бы, конечно, не допустил... Николай Иванович — совсем другое дело.
Евпраксия Львовна совершенно растерялась. Только что она была готова отказаться от любимого человека, поступить правильно, дав ему возможность жениться на достойной девушке, и почти не сомневалась, что он воспользуется ее отказом, хоть это и было для нее больно и невыносимо. Как мучительно она готовилась сообщить сыну о венчании с бароном и вот когда, казалось, и сообщать-то нечего, Шураша явился в самый неподходящий момент и одобрил жениха! А барон, Николай Иванович, каков — женюсь и все тут! Вот упрямец. Не отступится, ежели решил. От этого водоворота мыслей и чувств у не склонной к обморокам Плаксы закружилась голова, она махнула рукой, села на диван и попросила воды.
— Я, мама-Плакса, — сказал Шураша, подавая ей стакан с лимонадом, — даже рад, что вы теперь не одна будете в Древково куковать. Или не в Древково? Нет, конечно! — поправился он, покосившись на барона. — Верно в Петербурге жить станете? А что же с имением? И главное, что скажет старый князь? Бабушка-то, небось, обрадуется, а вот дед...
— Шураша, дорогой, сколько вопросов ты сразу задаешь! Я вовсе не готова на них отвечать.
Что бы ни сказал отец, барон не примет его мнения во внимание. Как впрочем, поступил когда-то и Захар Щербинин.
— Что за старый князь? — насторожился барон. — Ваш родственник?
— Матушка, как, Николай Иванович не знает ничего о деде? — удивился Шураша, — Князь Яблонской, Лев Павлович, мой дед и матушкин отец! А бабушка, княгиня Яблонская Татьяна Андреевна, урожденная Бабурина...
— Да, отец... — подтвердила Плакса, слегка икнув, — и матушка...
Мадам Щербинина — урожденная княжна Яблонская?! Будь на месте Вестхофа более темпераментный человек, он вряд ли удержался бы от ликующего возгласа. Барон же, по обыкновению, выглядел совершенно невозмутимым, хотя мысль, что он, пусть и по незнанию, делает весьма выгодную партию, принесла ему довольно удовлетворения. Князь Яблонской, известный екатерининский вельможа, удалившийся после отставки в деревню, был весьма богат и имел обширные связи среди влиятельнейших особ, приближенных к государю. Вестхоф теперь понял, каким образом молодой Щербинин попал под начало князя Волконского — место, куда можно было устроиться только имея высокопоставленного покровителя.
«Что ж, — подумал он, — как славно все сладилось».
А вслух сказал:
— Буду счастлив познакомиться с вашими родными, дорогая.
И мысленно добавил:
«Разумеется, только после того, как мы обвенчаемся».
— Буду счастлива тоже... — проговорила Плакса, задыхаясь — икота не проходила.
— Дед, Лев Павлович, весьма суров, — зачастил Александр, — маму-Плаксу не жалует, все не может простить ей... Матушка, вы рассказывали о своем венчании с отцом? Не рассказывали, так я расскажу...
— Я рассказывала, — оборвала сына Евпраксия Львовна. — Николай Иванович знает.
— Ничего, мы поладим, — уверенно сказал барон.
Он умел обращаться с вельможами.
— Поладите, я уверен, что поладите! — вскричал Шураша. — Вы чем-то напоминаете мне деда, не внешне, но по характеру. Он, конечно, в летах, но у него не забалуешь!
— Александр Захарович, уймитесь! — взмолилась Плакса. — Николай Иванович, не слушайте его, он такой юный и дерзкий!
— Не слушаю, — ответил барон, переглянувшись с Шурашей. — Мы со всем разберемся, мадам, обещаю.
— Вы разберетесь, Николай Иванович, я знаю, как вы умеете разбираться, — закивала Плакса.
Она выразительно взглянула сначала на вновь обретенного жениха, затем на неслуха сына и сказала, вставая: — Пелагея приготовила изумительный обед, прошу к столу.
Вот Плакса совсем не интриганка, вываливает все, как на духу. Дык подождала бы лучше венчания, а там уж законному мужу никуда не деться. Малаша пишет: 
Что там в мыслях у Николя, хотелось бы знать, уж очень он спокоен. 
MarieN пишет: 
Что-то ей ответит Николай? 
Даешь продолжение?! 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
