Отправлено: 12.12.11 15:08. Заголовок: Люси Монтгомери "Голубой замок" перевод
Уважаемые жители форума,
Я долго присматривалась к вашему ресурсу (он показался мне слишком строгим), но в конце-концов решила зарегистрироваться, поскольку сейчас ради развлечения перевожу одну из своих любимых книг Л. Монтгомери. Я выкладываю ее и в других местах, но у вас на форуме, как мне показалось, "живет" много людей, которым эта книга могла бы понравиться не меньше, чем мне. К сожалению, у меня еще не достаточно литературных навыков, чтобы передать всю красоту и великолепие авторского стиля, но я надеюсь, что несмотря на это, мой перевод позволит другим ознакомиться с творчеством поистине чудесной канадской писательницы. Итак... поехали!
Не сильно бейте тяжелыми предметами
Автор: Люси Монтгомери Переводчик: Лаванда Бета: KuNe
Отправлено: 12.12.11 15:11. Заголовок: Глава I Если бы в т..
Глава I
Если бы в то майское утро не пошел дождь, жизнь Вэленси Стирлинг сложилась бы совсем иначе. Она бы отправилась со всей семьей на пикник по случаю годовщины помолвки тети Уэллингтон, а доктор Трент – в Монреаль. Однако шел дождь, и вы сейчас услышите, что с ней из-за этого приключилось.
Вэленси проснулась рано, в унылый предрассветный час. Спала она плохо. Такое иногда случается с незамужними девушками, когда им исполняется двадцать девять лет, поскольку общество считает их неудачницами, не сумевшими заполучить мужчину.
Жители Дирвуда, включая Стирлингов, давно записали Вэленси в старые девы. Правда, у самой Вэленси все еще теплилась жалкая надежда на то, что когда-нибудь и с ней случится романтическая история; но сегодня, ужасным мокрым утром, она проснулась и осознала, что ей уже двадцать девять, а ни один мужчина так и не проявил к ней интереса.
Именно это и терзало ее душу. Остаться старой девой было не так уж и страшно. «Все-таки, – размышляла Вэленси, – старой девой быть куда приятнее, чем супругой дяди Уэллингтона или дяди Бенджамина, хотя и дядя Герберт – не самая лучшая партия». Ее тяготила мысль, что ей не представилась возможность самой сделать этот выбор. Ведь так никто и не попросил ее руки.
Вэленси лежала в темной комнате, куда медленно проникал рассвет, на глаза навернулись слезы. Расплакаться так, как ей того хотелось, она не отважилась. Причин этому было две: прежде всего, она боялась повторения боли в сердце, пронзившей ее вчера перед сном с непривычной для нее силой; а также того, что за завтраком мать заметит ее красные глаза и начнет приставать с неприятными, словно комариные укусы, вопросами, выясняя, почему она плакала.
«Положим, – при этой мысли Вэленси мрачно усмехнулась, – я скажу ей настоящую правду. Я плачу, потому что не получается выйти замуж. В какой ужас придет мать, услышав такое, пусть и она сама каждый божий день стыдится своей незамужней дочери!» Но, разумеется, нужно соблюдать приличия.
– Девушкам не подобает, – и Вэленси представила строгий, властный голос матери, – думать о мужчинах. Вообразив, какое выражение лица будет у маменьки, Вэленси рассмеялась – она имела чувство юмора, о котором никто не подозревал. Впрочем, она обладала многими хорошими качествами, о которых никто в семье не догадывался. Однако её смех быстро угас и вскоре, свернувшись калачиком и слушая льющийся на улице дождь, пока беспощадные лучи холодного света продирались в ее убогую, мерзкую комнату, она чувствовала себя ничтожной и беспомощной.
Свою уродливую комнату, которую она ненавидела, Вэленси легко смогла бы описать по памяти. На желтом полу лежал вязаный коврик с вышитой на нем огромной собакой. Каждое утро она встречала Вэленси злобным оскалом. На стене – выцветшие темно-красные обои, а на потемневшем от старых подтеков потолке – трещины. В комнате стояли маленький узкий умывальник и несуразный туалетный столик с треснувшим посередине зеркалом. На столике: банка со старой смесью сухих цветов, собранных матерью во время мифического медового месяца, украшенная ракушками шкатулка, теперь уже с отколотым углом, – ее когда-то сделала кузина Стиклс в своем не менее мифическом девичестве, и подушечка для иголок, обшитая по краям бусинками, половина из которых уже отвалилась. Над окном висел коричневый ламбрекен из бумаги с фиолетовыми розами. У окна стоял деревянный желтый стул. На стене красовались мрачный портрет прабабушки Стирлинг в рамке, на которой цветными нитками было вышито «Она ушла, но мы ее не забудем», и фотографии давно умерших родственников, теперь уже неугодные для первого этажа. Из всех картин и фотографий к родне не имели отношения только две: старое цветное изображение щенка, сидящего под дождем на пороге, и гравюра королевы Луизы, спускающейся с лестницы. Первое всегда наводило на нее грусть: несчастный маленький песик сидит на улице под проливным дождем (Почему никто не открыл дверь и не впустил его в дом?), а оформленная в паспарту поблёкшая гравюра, подаренная племяннице на десятилетие расщедрившейся тетей Уэллингтон, раздражала. Красивую королеву Луизу с самодовольной ухмылкой Вэленси ненавидела все девятнадцать лет, но снять так и не посмела. «Мать и кузина Стиклс придут в ужас или, – как непочтительно подумала Вэленси, – закатят истерику».
В доме, конечно, уродливыми были все комнаты. Хотя на первом этаже внешний вид еще худо-бедно поддерживали. А вот на остальную часть дома, куда гостей не пускали, денег не хватало. Временами у Вэленси просыпалось желание облагородить свою спальню даже без затрат, если бы только ей это позволили, но мать отвергала любой кроткий намек, а Вэленси и не настаивала. Она боялась. Ведь миссис Стирлинг не выносила несогласия и, скажи ей слово против, несколько дней кряду обиженно дулась, словно оскорбленная герцогиня.
Единственное, что Вэленси нравилось в ее спальне, так это то, что ночью она могла выплакаться.
А, впрочем, какая разница, как выглядит комната, когда в ней можно только спать и переодеваться? Ни по каким другим причинам Вэленси не позволялось оставаться наедине с собой. Миссис Стирлинг и кузина Стиклс считали, что человек ищет одиночества не иначе как с дурными намерениями. Но в Голубом замке ее комната была пределом всех мечтаний.
Вэленсия, запуганная, покорная и забитая в настоящей жизни, имела обыкновение с головой уходить в фантазии. Об этом не подозревали ни Стирлинги, ни другие родственники, а мать и кузина Стиклс и подавно. Они не знали, что Вэленси имела два дома: уродливую коробку из красного кирпича на улице Эльм и Голубой замок в Испании.
С тех пор, как Вэленси себя помнила, она в мечтах жила в этом замке. Под его очарование она попала, будучи еще крошкой. Как только она закрывала глаза, пред ней во всем великолепии появлялся нежно-голубой замок, стоящий на вершине укутанной соснами горы на фоне закатного неба в прекрасной и неизведанной стране. Там все было удивительно красивым: ожерелья, достойные королевы, наряды цвета луны и пламени, диваны, отделанные золотом и розами. А длинные лестничные проходы с мраморными ступеньками, по которым прогуливались изящные девушки в дымчатых одеждах, были украшены шикарными белыми вазами; во дворах с колоннами и струящимися фонтанами, облюбовав мирты, пели соловьи. По зеркальным залам вышагивали только прекрасные принцы и прелестные дамы, а самой прелестной из всех была Вэленси, и мужчины, не задумываясь, отдали бы жизнь лишь за один ее взгляд. Серые будни она могла претерпеть только благодаря тому, что вечером погружалась в красочный мир фантазий. Правда, многие члены ее семьи, а может, и все Стирлинги, умерли бы от ужаса, узнав хотя бы половину того, чем Вэленси занималась в своем замке.
Например, у нее водилось достаточно много поклонников. Конечно, не одновременно. Один из них добивался ее расположения с романтической страстью, как это делали во времена рыцарей, и заполучил ее сердце благодаря долгой преданности и отчаянной храбрости. Официальная церемония венчания состоялась в большой украшенной флагами часовне.
Когда Вэленси исполнилось двенадцать, у нее появился красивый возлюбленный с золотистыми кудрями и синими, словно само небо, глазами. В пятнадцать он стал высоким, темноволосым и светлолицым, но не потерял своей привлекательности. В двадцать он перевоплотился в одухотворенного, любящего мечтать отшельника, а в двадцать пять у него уже появились резко очерченный подбородок и мрачное выражение на мужественном лице, которое было скорее суровым, нежели красивым. В Голубом замке она всегда оставалась двадцатипятилетней девушкой, но, несмотря на это, совсем недавно она встретила нового обожателя – мужчину с темно-рыжими волосами, сдержанной улыбкой и таинственным прошлым.
Я не хочу сказать, что, взрослея, Вэленси умышленно избавлялась от своих поклонников – просто один постепенно исчезал, а на его месте появлялся другой.
Однако в то судьбоносное утро ключа от замка она не нашла. Жестокая действительность тисками сдавила ей сердце, давая понять, что времени уже не осталось. Двадцать девять лет, одинокая, нежеланная, невзрачная – единственная дурнушка с безликим прошлым и без будущего в семье красавцев. Вспоминая минувшие дни, она видела скучную серую жизнь без единого мазка алого или пурпурного цветов, а заглядывая в будущее, почти не сомневалась, что так и проживет, пока не превратится в маленький жухлый листик, одиноко цепляющийся за зимнюю ветку. Когда женщина осознает, что ей незачем жить: нет ни любви, ни обязательств, ни планов, ни надежд – она умирает.
«А мне ничего не останется, как жить дальше, потому что по-другому просто невозможно. Наверно, придется прожить до восьмидесяти лет, – подумала Вэленси, почти паникуя. – В нашей семье одни долгожители, и от этих мыслей тошнит».
Дождь ее обрадовал, а точнее она почувствовала унылое удовлетворение оттого что сегодня пикника не будет. Это ежегодное мероприятие, на котором тетя и дядя Уэллингтон – их всегда называли в такой последовательности – праздновали свою помолвку, состоявшуюся тридцать лет назад на таком же пикнике, в последние годы превратилось для Вэленси в сущий кошмар. Волей злой судьбы день ее рождения совпал с датой их свадьбы, и после того как Вэленси исполнилось двадцать пять, ей всегда напоминали о возрасте.
Как бы сильно она ни ненавидела этот пикник, ей никогда бы не пришло в голову, что туда можно не пойти. Казалось, что отстаивание своих прав было для нее чем-то совершенно чужеродным. Она прекрасно знала, что ей скажут собравшиеся там родственники. Дядя Уэллингтон, которого она не выносила, хотя он и воплотил в жизнь ожидания Стирлингов, «женившись на деньгах», спросил бы у нее своим отвратительным шепотком: «Замуж так и не собираешься, милочка?» - и при этом разразился бы громовым смехом, сопровождающим все его скучные замечания. Тетя Уэллингтон, перед которой Вэленси испытывала благоговейный страх, рассказала бы ей о новом шифоновом платье Оливии и нежном письме, которое та получила от Сесиля. И Вэленси должна была бы вести себя так, словно ей все нравится и очень интересно, как будто это платье и письмо принадлежат ей, иначе тетя просто-напросто обидится. Вэленси уже давно заключила, что лучше обидеть самого Бога, чем тетку Уэллингтон, потому что Господь, может быть, простит, а вот от тетки этого ждать бесполезно.
Ужасно тучная тетя Альберта, имеющая привычку в разговорах любезно называть мужа местоимением «Он» (словно ее супруг единственный мужчина в целом свете) и никогда не забывающая о своей былой красоте, начала бы сокрушаться по поводу желтоватого оттенка кожи у Вэленси.
– Не понимаю, почему все современные девушки такие загорелые?! Когда я была чуть-чуть моложе, моя кожа напоминала лепестки роз и имела сливочный цвет. Я считалась самой хорошенькой в Канаде, дорогуша.
Дядя Герберт, наверное, промолчал бы или же отпустил бы шутливое замечание: «Как же ты за последнее время располнела, Досси!» Потом все бы громко засмеялись над его «веселой» шуткой, представляя Досси – тощую серую мышку – в теле. Красивый и импозантный дядя Джеймс – его Вэленси хоть и не любила, но все равно уважала, поскольку он зарекомендовал себя высокоинтеллектуальным человеком и пользовался в семье Стирлингов, которую Бог не слишком обременил мозгами, авторитетом, – скорее всего, подтвердил бы, что не зря славится своими язвительными насмешками, чванливо заметив: – Полагаю, ты теперь вся в заботах о приданом.
А дядя Бенджамин, хрипло посмеиваясь, начал бы задавать свои отвратительные загадки и сам бы на них отвечал. – Какая разница между Досси и мышкой? Мышь – большая обжора, а Досси ищет ухажера!
Эту загадку Вэленси слышала уже раз пятьдесят, и ей всегда хотелось что-нибудь в него бросить. Но она бы никогда так не поступила. Во-первых, у Стирлингов не было принято кидаться друг в друга, а во-вторых, бездетный вдовец дядя Бенджамин имел хорошее состояние. Вэленси с детства внушали благоговейный трепет перед его деньгами и постоянно ими пугали. Если она обидит дядю, то он вычеркнет ее из своего завещания – предполагалось, что он ее туда уже внес. Она не хотела, чтобы дядя Бенджамин лишил ее наследства. Всю свою жизнь она жила в бедности и на себе испытала унизительную горечь безденежья. Поэтому Вэленси терпела его загадки и даже дарила ему вымученные улыбки.
Прямая в выражениях и неприятная, как холодный ветер, тетя Изабелла обрушилась бы на Вэленси с критикой, только, какие замечания сделала бы ей тетя, она предугадать не могла, так как Изабелла никогда не повторялась – у нее в запасе всегда имелась новая колкость. Родственница гордилась своим умением говорить в глаза правду, однако, ей не нравилось, когда другие делали то же самое по отношению к ней. Вэленси же всегда держала свое мнение при себе.
Кузина Джорджина – ее так назвали в честь прапрабабки, которую в свою очередь нарекли в честь Георгия Четвертого – начала бы печально перечислять всех родственников, умерших со времен прошлого пикника, и гадать вслух, кто отправится следом за ними.
Тетя Милдред, способностям которой все завидовали, начала бы без умолку рассказывать Вэленси о своем муже и одаренных отпрысках, потому что больше никто не стал бы ее слушать. По той же причине кузина Глэдис – троюродная, согласно строго просчитанному родству Стирлингов, – высокая, худощавая женщина, считавшая себя ранимой, в подробностях описывала бы муки, вызванные приступами неврита. Идеальная представительница семьи Стирлингов, Оливия, имевшая все, чего не было у Вэленси – красоту, популярность, любовь – стала бы форсить, привлекая внимание, и выставлять напоказ свои брильянтовые доказательства любви, ослепляя блеском полные зависти глаза Вэленси.
Сегодня не придется все это выслушивать и не нужно будет упаковывать чайные ложки – этим всегда занималась Вэленси вместе с кузиной Стиклс. Однажды, шесть лет назад, из набора тети Уэллингтон, подаренного ей на свадьбу, потерялась серебряная ложечка. Вэленси и по сей день об этом напоминают. Призрак этой ложечки, словно Шекспировский герой Банко, теперь парит над всеми семейными праздниками.
Да! Вэленси прекрасно представляла себе, как бы проходил этот пикник, и благодарила дождь за то, что он избавил ее от таких неприятностей. Ведь в этом году его уже не будет! Если тетя Уэллингтон по какой-то причине не могла отпраздновать помолвку в свой священный день, то она совсем отказывалась ее отмечать. Слава всем известным и неизвестным богам!
Поскольку пикника не будет, Вэленси решила сходить в библиотеку за новой книгой Джона Фостера, если к полудню прекратится дождь. Романы ей читать не разрешали, но это были не романы. Как миссис Стирлинг объяснила библиотекарь, в этих книгах содержались описания природы.
– Знаете, о лесе, птицах, жучках, ну и всяком таком.
В конце концов Вэленси разрешили их читать, правда с большой неохотой, так как нельзя было не заметить, что она получала от них недопустимое удовольствие. Читать книги считалось у Стирлингов позволительным и даже похвальным занятием, которое должно было совершенствовать разум и укреплять веру. Если же книга доставляла удовольствие, то ее считали опасной. Вэленси не знала, усовершенствовался ли ее разум, но в глубине души чувствовала, что жизнь, возможно, предстала бы пред ней в другом цвете, если бы она познакомилась с Джоном Фостером еще несколько лет назад. Казалось, его книги открыли маленькую щелочку в мир, в котором она однажды побывала, хотя сейчас все двери были навсегда заперты. Работы этого автора попали в Дирвуд только в прошлом году, однако, как сказала библиотекарь, этот писатель был известен уже несколько лет.
– Где он живет? – спросила Вэленси. – Об этом никто не знает. Судя по его книгам, он, должно быть, канадец, но другие подробности никому не известны. Издатели молчат. Джон Фостер – скорее всего, литературный псевдоним. Его книги настолько популярны, что они постоянно на руках у читателей, хотя я понять не могу, почему ими восторгаются.
– На мой взгляд, у Фостера чудесные книги, – робко произнесла Вэленси. – Ну, не знаю... – Миссис Кларксон снисходительно улыбнулась, продемонстрировав, что мнение Вэленси ее не интересует. – Не сказала бы, что люблю букашек, но Джон Фостер, вне всякого сомнения, абсолютно все о них знает.
Правда, Вэленси и сама не разобралась, интересовали ли ее жуки. Ее увлекли далеко не сверхъестественные познания автора о живой природе и жизни насекомых. Вэленси едва ли могла объяснить, что ее притягивало, и описать созданное Фостером чудо – ее манили какая-то непознанная тайна, возможность прикоснуться к чему-то сокровенному, едва уловимое эхо прекрасного и забытого.
Да, она обязательно сходит за другой книгой. С того момента, как Вэленси начала читать «Урожай репейника», прошел уже целый месяц, поэтому мать не должна возражать против новой книги. Эту она прочитала уже четыре раза и знала наизусть целые абзацы. Она почти решилась проконсультироваться у доктора Трента по поводу странной боли в области сердца. В последнее время боль появлялась часто и сопровождалась учащенным сердцебиением, которое доставляло неудобства, не говоря уже о повторяющемся головокружении и одышке. Но осмелится ли она тайком от всех посетить врача? Безумно смелая мысль. Никто из Стирлингов не ходил к докторам, предварительно не обсудив это на семейном совете и не получив одобрения дяди Джеймса. Затем они обращались к доктору Марш из Порт Лауренса – он был мужем троюродной сестры Аделаиды Стирлинг.
Доктор Марш Вэленси не нравился. Да и в любом случае она бы не смогла сама добраться до Порт Лауренса за пятнадцать миль от дома, а рассказывать кому-нибудь о своих проблемах с сердцем не хотела – иначе устроят переполох. Все члены семьи начнут приходить в гости, обсасывать ее болезнь, давать советы и предупреждать, при этом рассказывая жуткие истории про двоюродных бабушек и сорокоюродных кузин, которые «совершенно неожиданно свалились замертво».
Тетя Изабелла напомнит о том, что всегда утверждала, будто у Досси плохое сердце, поскольку «она выглядит такой изможденной». А вот для дяди Уэллингтона это будет сродни личному оскорблению, ведь «еще никто в семье Стирлингов не страдал от болезни сердца». Джорджина пробормочет себе под нос, достаточно громко, чтобы слышали остальные, о том, как она сожалеет, что «бедная малышка Досси недолго протянет на этом свете». Кузина Глэдис отметит, что «у нее самой уже много лет ужасное здоровье», и сделает это таким тоном, словно другим вообще не позволено иметь сердца. Оливия же... Оливия, как обычно, будет блистать красотой, здоровая до омерзения, и щеголять своим превосходством, словно говоря: «Зачем поднимать суматоху из-за какой-то серой мыши Досси, когда у вас есть я?» Без надобности о своем визите к врачу Вэленси решила не рассказывать. Она почти и не сомневалась в том, что с сердцем нет ничего серьезного, и не хотела причинять родным беспокойства. К доктору Тренту она сходит сегодня же, тихонечко ускользнув из дома, заплатит ему деньгами, которые отец оставил ей в тот день, когда она родилась. Она тайком возьмет со счета небольшую сумму и оплатит визит, хотя ей не позволяют снимать даже проценты.
Доктор Трент был грубоватым, прямым в выражениях и рассеянным стариком, но при этом считался хорошим специалистом по заболеваниям сердца, даже несмотря на то, что в Богом забытом Дирвуде работал всего лишь терапевтом. Ему уже исполнилось семьдесят и поговаривали, что скоро он уйдет на пенсию. Никто из Стирлингов не пользовался его услугами, поскольку десять лет назад он сообщил кузине Глэдис, что она нарочно придумала себе неврит и получает от этого удовольствие. Нельзя отдавать предпочтение доктору, оскорбившему подобным образом троюродную сестру, не говоря уже о том, что он пресвитерианин, тогда как все Стирлинги ходят в англиканскую церковь. Выбирая из двух зол: предать семейные убеждения или пережить суматоху с шумом, гамом и нескончаемыми советами, она решила попытать счастья с первым.
Очень любопытно! Спасибо. К своему стыду ничего не знала об этой писательнице. Устраиваюсь читать дальше. Возможно, стоит поместить небольшую биографическую справку об авторе?
С удовольствием и большим интересом буду читать ваш перевод. Очень нравится писательница - я читала многотомник об Энн Ширли. Очень красивое и поэтичное повествование.
Отправлено: 12.12.11 19:34. Заголовок: Ответ для Хелга
Спасибо за внимание.
Эта писательница в России пока не очень известна, несмотря на то, что в Америке и Канаде считается практически классическим автором. Л. Монтгомери очень хвалил Марк Твен.
Вот что я нашла на этом сайте, чтобы долго не писать, потом переведу какую-нибудь стоящую биографию, если силы найду, http://jbooks.mobi/Author_669.html :
Люси Мод Монтгомери (30 ноября 1874 — 24 апреля 1942) — канадская писательница, известная благодаря серии своих книг о рыжеволосой девочке-сироте Энн Ширли. Люси Мод Монтгомери родилась в Клифтоне на острове Принца Эдуарда 30 ноября 1874 года. Когда девочке было 7 лет, ее отец переехал в Саскачеван. С тех пор она жила со своими родственниками по материнской линии недалеко от Кавендиша. Они растили девочку в строгости. В 1890 году Мод отправили в Саскачеван к отцу и мачехе, но через год она вернулась к бабушке и дедушке. В 1893 году после окончания школьного образования в Кавендише Монтгомери поступила в колледж Принца Уэльского в Шарлоттауне. Она закончила двухлетний курс за один год и получила аттестат учителя. В 1895 и 1896 годах она изучала литературу в университете Дальхаузи в Галифаксе (Новая Шотландия). После окончания университета Монтгомери работала учительницей в разных школах острова. А с 1897 года она начала публиковать короткие рассказы в журналах и газетах. Она писала довольно много и в период с 1897 по 1907 года опубликовала более 100 рассказов. В 1898 году Монтгомери вернулась обратно в Кавендиш. В течение недолгого периода с 1901 по 1902 года она работала в Галифаксе в газетах «Chronicle» и «Echo». В 1902 году она вновь вернулась к своей бабушке. Именно в это время она начала писать свою первую книгу. В 1908 году Монтомери опубликовала свою первую книгу «Энн из Зеленых крыш». В 1911 году писательница вышла замуж за пресвитерианского священника Ивена и переехала в Онтарио. Скончалась 24 апреля 1942 года.
Лаванда Примите и меня в рядах ваших читателей. С этой писательницы я тоже познакомилась благодаря фильму «Энн из Зеленых крыш». Интересно будет прочитать еще что-то
Лаванда Мне тоже нравится, как у Вас получается. Читала все книги про Энн Ширли, перевод некоторых был совершенно отвратительным. Очень забавно было читать перевод, где имя героини переводят как Аня Ширли.
Большое спасибо за такой лестный отзыв. Мне очень приятно. О да, видела я отвратительный перевод из серии про Энн Ширли. Жуть просто! Хотя читала и очень хорошую версию.
Кузина Стиклс постучала в дверь, и Вэленси поняла, что уже половина восьмого и пора вставать. Сколько она себя помнила, родственница всегда будила ее в это время. Миссис Стирлинг и кузина вставали в семь, но Вэленси позволяли понежиться в кровати подольше, поскольку в семье считалось, что она слаба здоровьем. Вэленси вылезла из постели, хотя сегодня ей этого хотелось меньше, чем когда-либо. Да и для чего было вставать? Ее ждал такой же безотрадный день, как и предыдущие, заполненный бессмысленной, малозначительной работой, не приносящей ни радости, ни пользы. Но если бы она тотчас не поднялась с кровати, то не успела бы вовремя спуститься к завтраку. А в доме миссис Стирлинг держали за правило кушать в строго отведенное время. Из года в год завтрак начинался в восемь, обед в час, а ужин в шесть вечера, и ничего не менялось. Опозданий не терпели и никаких оправданий не принимали. Так что, дрожа от холода, Вэленси начала одеваться.
Прохлада сырого майского утра пронизывала ее до костей. В доме целый день будет зябко. У миссис Стирлинг было правило не топить с двадцать четвертого мая по двадцать первое октября. И хотя в мае иногда не успевал растаять лед, а в октябре наступали сильные морозы, комнаты обогревали строго по календарю. Еду готовили на заднем крыльце на маленькой керосиновой плитке, и только в конце октября миссис Стирлинг перебиралась на кухню и вечером разжигала в камине гостиной огонь. Родственники перешептывались, что покойный Фредерик Стирлинг, простудился и умер на первом году жизни Вэленси именно из-за того, что миссис Стирлинг отказалась растопить камин двадцатого октября. На следующий день огонь в камине горел, но отцу Вэленси это уже не помогло.
Вэленси повесила ночную рубашку из небеленого полотна с длинными обтягивающими рукавами и закрытой горловиной в шкаф, натянув исподнее из той же ткани. Потом она надела коричневое платье в коричневую клетку, толстые черные чулки и башмаки на плотной резиновой подошве. В последние годы Вэленси привыкла причесываться, завесив окно, – тогда морщинки на лице не так бросались ей в глаза. Но этим утром она резко распахнула шторы и посмотрелась в отвратительное зеркало, полная решимости увидеть себя глазами остального мира.
Увиденное было ужасным. Даже для настоящей красавицы резкий боковой свет стал бы испытанием. В зеркале отразились ее прямые черные волосы, короткие, жидкие и тусклые, несмотря на то что каждый вечер она по сто раз (ни больше, ни меньше) проводила по ним щеткой и прилежно втирала в корни, которые в это суровое утро выглядели более безжизненными, чем когда-либо, бальзам для волос «Редферн». Тонкие, прямые брови черного цвета; нос, который всегда казался ей слишком маленьким даже для ее светлого треугольного лица; небольшой рот с бледными губами, приоткрытый так, что виднелись острые зубки. Вэленси была худенькой с едва заметной грудью и довольно низкого роста. Каким-то чудом ей не передались высокие скулы, бывшие семейной чертой. Ее темно-карие глаза, слишком мягкие и слишком размытого цвета, чтобы называться черными, имели почти азиатский разрез. "Не считая глаз, - заключила Вэленси с горечью, - она бы не назвала себя ни хорошенькой, ни страшненькой - так, невзрачное существо". Как четко прорисовывались морщинки у век и губ под этим безжалостным светом! Еще никогда ее бледное, вытянутое лицо не выглядело столь бледным и вытянутым.
Она подняла волосы вверх в стиле «Помпадур». Это уже давно вышло из моды, но, когда Вэленси впервые уложила их в такую прическу, это было еще популярно, и тетя Уэллингтон решила, что теперь Вэленси всегда нужно носить волосы именно так.
– Другая прическа тебе просто не подойдет. У тебя слишком маленькое лицо, и поэтому ты должна его зрительно увеличивать, – объявила тетка, которая всегда изрекала банальности так, словно речь шла о непоколебимых, жизненно важных истинах.
Вэленси страстно мечтала слегка спустить волосы на лоб и уложить их в букли над ушами, как это всегда делала Оливия. Но высказывание тетки Уэллингтон так на нее подействовало, что она больше никогда не отважилась сменить прическу. Но, с другой стороны, Вэленси много на что не отваживалась.
«Всю свою жизнь я чего-то боюсь, – грустно подумала она. – Начиная с того самого дня, как кузина Стиклс сказала, что под лестницей в чулане живет большой черный медведь. Боялась и всегда буду бояться, я это знаю, только ничего не могу с собой поделать. Я даже не представляю, каково это – жить без страхов».
Она боялась, что у матери начнется истерика, боялась обидеть дядю Бенджамина, боялась превратиться в мишень для тети Уэллингтон, которая ее презирала, боялась колких замечаний тетки Изабеллы и неодобрения дяди Джеймса. Также она боялась не соглашаться со взглядами и предрассудками родни, боялась, что не сумеет соблюсти все приличия, боялась высказывать свое мнение и боялась прожить старость в бедности. Страхи, страхи, одни только страхи – и от них не было никакого спасения. Они ее связали и опутали, словно стальная паутина. Лишь в Голубом замке Вэленси находила временное облегчение. Однако сегодня утром она поверить не могла в то, что когда-то была владелицей замка. И знала, что больше его не найдет. Ей двадцать девять лет, не замужем, никому не нужна – зачем ей сказочный Голубой замок? Она твердо решила навсегда вытеснить из своей жизни этот детский вздор и спуститься с облаков на землю.
Вэленси отвернулась от противного зеркала и посмотрела в окно. Ее всегда поражал уродливый пейзаж: облупившийся забор, старая, покосившаяся каретная мастерская, на соседнем участке, залепленная грубыми яркими рекламными плакатами, а за ней – закопченная железнодорожная станция, на которой даже в такой ранний час околачивались вызывающие страх юродивые. Под проливным дождем все выглядело и того хуже, и особенно эта неприятная реклама «Сохрани молодой цвет лица!» Вэленси сохранила молодость кожи – и что толку? За окном не виднелось и проблеска красоты. «Прям как в жизни!» – с тоской подумала Вэленси. Однако ее короткая грусть быстро прошла. Вэленси, как обычно, безропотно смирилась с действительностью. Ведь жизнь всегда обходила ее стороной. Тут уж ничего не поделаешь. Вот в таком настроении она и спустилась к завтраку.
Как все уныло в жизни героини! Ни одного светлого пятна, за исключением ее фантазий. Такой контраст с Энн ( поневоле сравниваешь ), хотя и общего много, в том числе и ее мечты о Голубом замке. Жду продолжения...
Только сейчас нашла в себе силы прокомментировать прочитанное... И слов нет, пока только эмоции. Очень интересная книга, сильное произведение! жаль, что я не встретилась с ним раньше. Спасибо Вам за перевод, с нетерпением жду новых глав.
Отправлено: 15.12.11 00:11. Заголовок: bobby Да, произведен..
bobby Да, произведение про Энн оказывает на душу сильное впечатление. Потом очень долго примеряешь этот сюжет и эмоции на другие книги подобного рода, а особенно те, что написаны Л. Монтгомери. Большое спасибо за то, что поддерживаете меня. Я иду очень неуверенными шажками, поэтому ваши комментарии мне дороги.
Armillaria
Большое спасибо за такой искренний и позитивный отзыв. Я рада, что вы приняли это произведение и не стали ругать переводчика. Книга на самом деле очень красивая. Сейчас работаю над 4 главой. 3 у меня уже переведена, но, я боюсь, что, выложив ее сейчас, слишком утомлю своих читателей.
Читателям: Кстати, я потом по подробнее расскажу про автора. Сейчас разделаюсь с той главой, над которой работаю, и подкину вам несколько статей. Просто их перевести надо. Я рада, что моя работа не осталась без внимания.
Не найдя этой темы на прежнем месте, я испугалась, что меня удалили, а, как оказалось, все просто замечательно.
Все больше нравится продолжение! Героиня, скованная условностями и семейством по рукам и ногам. Что остается, только уходить в грезы и мечты. И отчего Вы думаете, что утомите читателей?
Лаванда пишет:
цитата:
Кстати, я потом по подробнее расскажу про автора. Сейчас разделаюсь с той главой, над которой работаю, и подкину вам несколько статей.
Хелга, bobby, Спасибо вам за теплые отзывы и поддержку.
Глава III
Завтракали всегда одинаково: овсяная каша, которую Вэленси ненавидела, тост, чай и одна чайная ложечка джема. Класть две ложечки миссис Стирлинг считала непозволительным расточительством, но Вэленси было все равно, поскольку джем она любила ничуть не больше овсянки. Холодная, мрачная столовая сегодня казалась холоднее и мрачнее обычного. За окном лил дождь. Покойные Стирлинги сердито смотрели со своих портретов, теряющихся на фоне чересчур массивных рам отвратительно золотистого цвета. И все-таки кузина Стиклс поздравила Вэленси с днем рождения!
– Не сутулься, Досси! – все, что сказала ей мать.
Вэленси села прямо. С мамой и кузиной говорила она исключительно о том, о чем они всегда разговаривали, и ни разу не задалась вопросом, что произойдет, если вдруг сменить тему. Исход был ей хорошо известен, поэтому она никогда этого не делала.
Миссис Стирлинг обиделась на Провидение за то, что Оно послало дождь в тот самый день, когда ей очень хотелось пойти на пикник, и по этой причине завтракала молча, за что Вэленси была весьма благодарна. Но Кристина Стиклс, как обычно, ныла, жалуясь на все подряд: погоду, протекающий потолок в кладовой, цены на овсянку и масло (Вэленси сразу показалось, что она слишком щедро намазала тост) и эпидемию свинки в Дирвуде.
– Досси точно подхватит эту заразу, – предвестила Кристина. – Досси не следует ходить туда, где можно заразиться, – сурово сказала миссис Стирлинг.
Свинкой Вэленси еще не переболела. Коклюша, ветрянки, кори или других заболеваний, которые она должна была перенести в детстве, у нее тоже никогда не было – ничего кроме ужасных зимних простуд. Они стали чем-то вроде семейной традиции. Казалось, что от них никак не уберечься. Миссис Стирлинг и кузина Стиклс делали все, что только могли. Однажды Вэленси всю зиму – с ноября по май – продержали в теплой гостиной. Ей даже не разрешали ходить в церковь. Тем не менее она постоянно простывала, а в июне заработала бронхит.
– В нашей семье никогда не было таких болезных, – произнесла мать, подразумевая, что это должно быть передалось дочери со стороны Стирлингов. – Стирлинги тоже редко страдают от простуды, – обиженно ответила кузина на замечание родственницы. Она ведь и сама была одной из Стирлингов. – Мне кажется, – сказала мама Вэленси, – все зависит от человека. – Если она для себя решит, что не нужно простужаться, то и не станет этого делать.
Вот он – источник неприятностей: Вэленси сама во всем виновата.
Но этим утром Вэленси мучилась совсем не от простуды – всякий раз, когда ее называли Досси, она едва сдерживала раздражение. Двадцать лет она спокойно мирилась с подобным, и вдруг это стало абсолютно невыносимым. Ведь ее полное имя: Вэленси Джейн. Сочетание, конечно, ужасное, но ей нравилось имя Вэленси, с неким необычным оттенком чего-то чужеземного. Она всегда удивлялась тому, что Стирлинги позволили так ее окрестить. Ей рассказали, что имя выбрал дедушка по матери, Амос Вансбарра, а отец потом прицепил к нему Джейн, чтобы хоть как-то облагородить. Избрав простой путь, все родственники начали звать ее Досси. Обращение Вэленси она слышала только от чужих людей.
– Мама, – робко произнесла она, – ты не могла бы с сегодняшнего дня называть меня Вэленси? Досси звучит так... так... В общем, мне не нравится.
Миссис Стирлинг с изумлением посмотрела на дочь сквозь свои очки с весьма толстыми линзами, которые придавали ей особо недовольный вид.
– Чем тебя не устраивает имя Досси? – Мне кажется... Оно звучит очень... по-детски, – запинаясь, проговорила Вэленси. – Ох! – Миссис Стирлинг родилась в семье Вансбарров, а у них улыбаться не любили. – Ясно. Тогда оно тебе в самый раз. Говоря по совести, ты сама все еще как ребенок, моя милая девочка. – Мне уже двадцать девять, – с отчаянием в голосе ответила милая девочка. – На твоем месте я бы не стала кричать об этом на каждом углу, – посоветовала ей мать. – Двадцать девять ей, видите ли! В этом возрасте я уже как девять лет была замужем.
– А я вышла замуж в семнадцать, – с гордостью произнесла кузина Стиклс.
Вэленси украдкой посмотрела на женщин. Мама выглядела не так уж и плохо, если не считать ужасных очков и крючковатого носа, превратившего ее в точную копию попугая. В двадцать она, наверное, была очень даже ничего. А вот Кристина Стиклс! Но все же и она понравилась мужчине. И поэтому, чувствовала Вэленси, имела над ней преимущество и право смотреть на нее свысока даже при своей внешности. Ее лицо было широким и морщинистым; глаза тусклыми и выпученными, на носу картошкой – большая родинка. Эту картину дополняли потрескавшиеся губы, подбородок с мелкой щетиной и желтая сморщенная шея. И при всем этом в кузине нуждалась миссис Стирлинг. Вэленси же только тоскливо представляла, каково это, быть для кого-то желанной. На всем белом свете она никому не была нужна, и никто о ней не вспомнит, если она вдруг отойдет в мир иной. Своей матери она приносила одни огорчения. Никто ее не любил. У нее и подруги-то никогда не было.
«Я даже не умею дружить», – однажды призналась она себе с тоской.
– Досси, ты не доела корку, – упрекнула ее миссис Стирлинг.
Все утро, не прекращаясь, лил дождь, Вэленси шила лоскутное одеяло. Это занятие она ненавидела. Тем более в доме было полно одеял – на чердаке стояло три полных сундука. Миссис Стирлинг начала их собирать, когда Вэленси только исполнилось семнадцать, и до сих пор продолжала это делать, хотя представлялось маловероятным, что они когда-нибудь дочери потребуются. Однако Вэленси должна трудиться, а красивые материалы они не могли себе позволить. Праздность считалась в доме Стирлингов смертным грехом. Когда Вэленси была еще ребенком, ее каждый вечер заставляли записывать в маленький, черный блокнот, который она ненавидела, проведенные в безделье минуты. В воскресенье мать требовала, чтобы Вэленси их подсчитала и в молитве попросила у Бога прощения. Этим судьбоносным утром в праздности Вэленси провела всего лишь десять минут. Во всяком случае это бы назвали бездельем миссис Стирлинг и кузина Стиклс. Вэленси пошла в свою комнату за новым наперстком и воровато открыла книгу «Урожай репейника» на первой попавшейся странице.
«Деревья совсем как люди, – писал Джон Фостер, – и для того чтобы их хорошо узнать, нужно среди них жить. Редких прогулок по проторенным тропинкам для близкого знакомства недостаточно. Если мы желаем, чтобы они стали нашими друзьями, то необходимо к ним стремиться и пытаться завоевать их любовь. Мы должны в тихом благоговении приходить к ним в гости утром, днем и вечером, в любое время года: весной, летом, осенью и зимой. Иначе мы никогда не узнаем их по-настоящему, и как бы мы не пытались притвориться, они это почувствуют. У деревьев есть замечательный дар держать чужаков на почтительном расстоянии и не подпускать близко к сердцу случайных прохожих. Искать общения с лесом можно только ради выражения искренней любви к нему – остальное бессмысленно, поскольку деревья мгновенно нас разоблачат и спрячут все свои древние секреты. Но когда они почувствуют, что мы пришли в лес, исполненные любовью к ним, то откроют пред нами сокровищницу красот и наслаждений, которые не купить ни на одном рынке. Ведь деревья, когда они чем-то делятся, одаривают своих истинных друзей безгранично, ничего от них не утаивая. Нужно приходить к ним с любовью, смирением, терпением и осторожностью, и тогда мы познаем, что скрывает живое великолепие дикой природы и тихих, пролегающих вдоль рек долин; увидим, что прячется в свете звезд и закате. Услышим неземную музыку еловых веток, напоминающую звуки арфы, и тихие напевы сосновой рощи; почувствуем нежные ароматы мхов и папоротников, растущих в уголках, куда пробиваются лучики солнца, или на влажной земле около ручейков; и изведаем, какие мечты, мифы и легенды прежних времен посещают лесные просторы. И тогда наши сердца забьются в унисон с бессмертным сердцем леса, и в наших венах потечет его хрупкая жизнь. Мы навеки сроднимся с ним и уже куда бы ни отправились, и как далеко бы нас ни занесло, мы всегда будем слышать его зов и снова возвращаться туда, где можно насладиться самой долговечной близостью душ».
– Досси, – позвала мать из передней, – чем ты занимаешься там одна в комнате?
Вэленси отбросила книгу, словно держала в руках горящие угли, и побежала вниз, сшивать лоскутки. Правда теперь она ощущала необычное возбуждение духа, которое охватывало ее, как только она окуналась в одну из книг Фостера. О лесах Вэленси знала немного, разве что ее Голубой замок был окружен дубовой рощей и соснами. Но в душе она всегда мечтала о нем, а эти книги почти ему не уступали.
В полдень дождь прекратился, но солнце не выглядывало до трех. Вэленси робко сказала, что подумывала пойти в город.
– Что ты там забыла? – сурово осведомилась мать. – Я хотела сходить в библиотеку. – Ты только на прошлой неделе взяла новую книгу. – Нет, месяц назад. – Месяц? Быть не может! – Да, мама, это правда. – Ты ошибаешься. Прошло не более двух недель – я не терплю, когда мне перечат. В любом случае не понимаю, зачем тебе потребовалась книга. Ты слишком много времени выбрасываешь на чтение. – Неужели мое время чего-нибудь стоит? – спросила Вэленси с горечью. – Не дерзи мне, Досси! – У нас закончился чай, – сообщила кузина Стиклс. – Если ей так уж хочется прогуляться, то она могла бы за ним сходить. Только вот... погода сырая... Вэленси снова подхватит простуду.
Они еще минут десять обсуждали этот вопрос, и наконец миссис Стирлинг нехотя согласилась.
Если Вы хотите что-то подправить в уже опубликованном тексте, то исправленный фрагмент выкладывается в специальной теме - click here (у нас правка своих постов возможна только в течение часа с момента отправки)
Какое живописное семейство, сами не живут и не дают жить другим.
Вот-вот! Жуть, а не семейка. Спасибо за добрый отзыв. Мне без поддержки никак. Переводить трудно.
Галина пишет:
цитата:
С нетерпением жду продолжения.
Как раз в этот самый момент работаю над переводом. Огромное спасибо.
apropos пишет:
цитата:
Очень приятное, интересное чтение, легкий слог.
Большое спасибо. Мне очень приятно это слышать и хороший стимул к продолжению работы, поскольку, видя одобрение, я не чувствую себя такой бестолковой.
apropos пишет:
цитата:
Если Вы хотите что-то подправить в уже опубликованном тексте, то исправленный фрагмент выкладывается в специальной теме - click here (у нас правка своих постов возможна только в течение часа с момента отправки)
А можно спросить, с какой целью ограничили правку? Просто интересно. На многих форумах она позволена, хотя...
Я, понимаете, напечатала вообще странные вещи в этом окошке и нечаянно их сохранила. Ну, нажала, видимо, бездумно на клавиши. Просто нескладные буквы вышли. Как это произошло и сохранилось, я не знаю. Похоже, задумалась или еще на что внимание обратила, а руки не убрала с клавиатуры. Пришлось удалить, но час еще не прошел, так что я сама удалила. Я же вроде адекватная, белиберду вывешивать.
Можно. Кстати, правка разрешена далеко не на всех форумах, потому что бывает так (и прецедентов довольно много), что некоторые участники, покидая форум (по разным причинам), заодно порой удаляют все свои сообщения и открытые ими темы. Во избежание подобного у нас и ограничено время на правку и удаление постов.
Лаванда Весь день ждала, когда будет время прочитать продолжение. А оно такое интересное! Боже, какие порядки!!! И подумай только, зачем мы с таким восторгом относимся к нашему любимому 19-ому веку?! Где тут романтика? Может, я ошибаюсь, но мне почему-то кажется, что Джон Фостер сыграет очень немалую роль в дальнейшем
Отправлено: 15.12.11 21:54. Заголовок: apropos пишет: Во и..
apropos пишет:
цитата:
Во избежание подобного у нас и ограничено время на правку и удаление постов.
Понятненько. Спасибо за ответ.
мариета пишет:
цитата:
И подумай только, зачем мы с таким восторгом относимся к нашему любимому 19-ому веку?! Где тут романтика?
Боюсь, дело тут не столько в веке, сколько в самой семье и отношении этих людей к жизни. Чудиков, наверно, в любом веке и обществе хватает. Отдельно взятая странная семья. Разумеется, не без издержек того века. Время, конечно, тоже влияние оказывает.
Большое спасибо за Ваш отзыв. Такая хорошая душевная подпитка.
Отправлено: 16.12.11 19:14. Заголовок: bobby Спасибо, что н..
bobby Спасибо, что не бросаете меня.
Читатели,
В разделе посвященном творчеству писателей я опубликовала биографию Люси Монтгомери. Также я поместила там ее фотографию. Если кому-то интересно познакомиться с автором "Голубого замка" поближе, можете про нее почитать. Я буду продолжать знакомить вас с этой чудесной женщиной, поскольку она произвела на меня огромное впечатление ни только как великолепная писательница, но и как личность.
Автор: Люси Монтгомери Переводчик: Лаванда Бета: KuNe Помощник по стилистике: Arman
Глава IV
– Галоши надела? – прокричала кузина, когда Вэленси выходила из дома.
Кристина Стиклс никогда не забывала напомнить про них Вэленси, если та шла на улицу в сырую погоду.
– Да.
– А фланелевую нижнюю юбку? – спросила миссис Стирлинг.
– Нет.
– Досси, я совсем тебя не понимаю. Ты захотела снова до смерти простудиться? – она сказала это таким тоном, словно Вэленси уже не раз умирала от простуды. – Сию минуту отправляйся наверх и надень ее!
– Мама, зачем мне фланелевая? Мне и в сатиновой тепло.
– Досси, два года назад у тебя был бронхит, или ты уже забыла об этом? Иди и делай, что тебе говорят!
Вэленси послушно поднялась наверх, едва не швырнув на улицу фикус. Никто никогда не догадается, как ей этого хотелось и чего стоило сдержаться. Из одежды, которую она носила, свою фланелевую нижнюю юбку Вэленси ненавидела больше всего. Оливии никогда не приходилось надевать такое. Она наряжалась в гофрированные и батистовые юбки с воздушными кружевными оборочками. Только ее отец «женился на деньгах», и она ни разу не болела бронхитом. А это все объясняет.
– И не забудь проверить мыло, небось, в воде его оставила! – скомандовала миссис Стирлинг, но Вэленси уже скрылась из виду. На углу она обернулась и посмотрела на свою безобразную, но аккуратную и респектабельную улицу. Дом Стирлингов был самым уродливым и больше походил на красную кирпичную коробку. Он казался слишком высоким для своей ширины, при этом с круглым куполом из стекла выглядел еще выше. От него исходило спокойствие, присущее опустевшим старым домам, давно отжившим свою жизнь.
Сразу за углом стоял симпатичный домик с резной крышей и оконными створками, украшенными ковкой. В этот новый дом можно было влюбиться с первого взгляда. Клэйтон Маркли построил его для своей невесты – в июне он собирался жениться на Дженни Лойд. Говорили, что маленький домик обставлен от чердака до подвала и готов встретить свою хозяйку.
«Тому, что у Дженни есть жених, – подумала Вэленси, – я не завидую (Клейтон не соответствовал ни одному из ее идеалов), а вот ее дому – да. Такой хороший новенький домик! Если бы только у меня был собственный дом! Пусть даже бедный и маленький – главное, свой! – Но затем она с горечью добавила: – Нет смысла мечтать о кренделях небесных, когда ты даже маленькой булочки не получишь».
В сказочной стране Вэленси не подошло бы ничего, кроме замка из нежно-голубого сапфира, но в настоящей жизни она бы обрадовалась своему собственному крошечному домишке. Сегодня она как никогда отчаянно завидовала Дженни Лойд. Эта Дженни выглядела немногим лучше нее и была ненамного моложе. И все равно у нее будет такой очаровательный домик. А еще красивейшие чайные чашечки из Веджвудского фарфора (Вэленси их уже видела), камин, постельное белье с личной монограммой, ажурные скатерти и сервант. Почему одним девушкам достается все, а другим – ничего? Это несправедливо.
Она шла с натянутым выражением лица в старомодном изношенном плаще и шляпе трехлетней давности. Иногда на нее попадали грязные брызги проезжавших мимо автомобилей, и в ее адрес отпускали оскорбительные выкрики. Вэленси снова охватило сильное чувство протеста. Для Дирвуда автомобили пока еще оставались новинкой, но в Порт Лауренсе и среди тех, кто приезжал на лето в Мускоту, они были обычным явлением. В Дирвуде же на них ездили только некоторые представители модной публики. Разделение жителей на сообщества не обошло стороной и этот городок: фешенебельное общество, интеллигенция, потомки старинного рода – к ним принадлежали и Стирлинги, –заурядные люди и, наконец, парии. В семье Стирлингов еще никто не опустился до автомобиля, хотя Оливия шутя предлагала отцу его купить . Вэленси еще ни разу на них не ездила, но и сильного желания тоже не испытывала. По правде говоря, она их побаивалась, особенно ночью. Они ей напоминали рычащих бестий, которые в любой момент могли развернуться и раздавить тебя или неожиданно откуда-нибудь выпрыгнуть, словно зверь. По горным тропам, окружавшим Голубой замок, шагали только обученные жеребцы, но в реальной жизни Вэленси бы полностью устроила и обычная коляска с лошадью. На ней Вэленси ездила, когда дядя или кузен соизволяли предоставить ей такую возможность. В подобные моменты она чувствовала себя собакой, которой хозяева бросали кость.
Лаванда, ... Бедная Вэленси! не жизнь, а Шоушенк пополам с Мордором. Мне нравятся приёмы и средства, с помощью которых создан образ героини и окружающего её мира; и ещё отсутствие слащавости, равно как и излишней драматизации, чрезмерного натурализма. Спасибо Вам за перевод, жду продолжения с таким нетерпением, что даже отвлеклась от других книг, которые читала!
Ага, и об чью-то "умную" голову. Похоже, там полетят два фикуса.
Хелга пишет:
цитата:
Спасибо за продолжение!
Спасибо за поддержку. Я ведь все боюсь, что может не получиться. А тут такая радость!
Axel пишет:
цитата:
К сожалению, прочитала только пока только одну главу. Но обязательно вернусь и дочитаю. Спасибо большое за перевод!
И Вам спасибо! Очень приятно, что хоть одну главу, но все равно прочитали.
Armillaria пишет:
цитата:
Мне нравятся приёмы и средства, с помощью которых создан образ героини и окружающего её мира; и ещё отсутствие слащавости, равно как и излишней драматизации, чрезмерного натурализма. Спасибо Вам за перевод, жду продолжения с таким нетерпением, что даже отвлеклась от других книг, которые читала!
Ой, прям бальзам на душу, честное слово! Такое слышать мне безумно приятно, словно крылья выросли. Не ожидала столь лестную оценку своей работы (раз авторский стиль Вы все же увидели и отметили эту непринужденность и красоту, значит, у меня получилось), однажды серьезно заработав по голове (не у вас на форуме). Еще и ждете с нетерпением. Как здорово! Я сейчас такая счастливая, просто не описать. Большое спасибо! Теперь я, наверное, смогу расслабиться и это, надеюсь, отразиться на моем переводе. Он должен стать более гладким. Наверно, мои комментарии звучат по-детски, но они искренние. Мне трудно сдерживать эмоции и я на самом деле чувствую себя счастливым человеком. Моя мечта (перевести книгу Монтгомери) начинает сбываться. Пожалуйста, не думайте обо мне, как о безголовом подростке, - я взрослая, просто эмоциональная.
Всем вам большое спасибо. Каждому про кружке горячего шоколада!
У деревьев есть замечательный дар держать чужаков на почтительном расстоянии и не подпускать близко к сердцу случайных прохожих. Искать общения с лесом можно только ради выражения искренней любви к нему – остальное бессмысленно, поскольку деревья мгновенно нас разоблачат и спрячут все свои древние секреты. Но когда они почувствуют, что мы пришли в лес, исполненные любовью к ним, то откроют пред нами сокровищницу красот и наслаждений, которые не купить ни на одном рынке. Ведь деревья, когда они чем-то делятся, одаривают своих истинных друзей безгранично, ничего от них не утаивая. Нужно приходить к ним с любовью, смирением, терпением и осторожностью, и тогда мы познаем, что скрывает живое великолепие дикой природы и тихих, пролегающих вдоль рек долин; увидим, что прячется в свете звезд и закате. Услышим неземную музыку еловых веток, напоминающую звуки арфы, и тихие напевы сосновой рощи; почувствуем нежные ароматы мхов и папоротников, растущих в уголках, куда пробиваются лучики солнца, или на влажной земле около ручейков; и изведаем, какие мечты, мифы и легенды прежних времен посещают лесные просторы. И тогда наши сердца забьются в унисон с бессмертным сердцем леса, и в наших венах потечет его хрупкая жизнь. Мы навеки сроднимся с ним и уже куда бы ни отправились, и как далеко бы нас ни занесло, мы всегда будем слышать его зов и снова возвращаться туда, где можно насладиться самой долговечной близостью душ».
Как замечательно звучит и как верно по сути своей!!
Большое спасибо, очень нравится и столь же хочется, чтобы этот мрак и тоска оставили Вашу героиню: она мне очень симпатична!!
Отправлено: 17.12.11 18:02. Заголовок: Wega пишет: Как зам..
Wega пишет:
цитата:
Как замечательно звучит и как верно по сути своей!!
Мне тоже этот отрывок очень понравился.
Wega пишет:
цитата:
Большое спасибо, очень нравится и столь же хочется, чтобы этот мрак и тоска оставили
Будем надеяться.
Wega пишет:
цитата:
Вашу героиню: она мне очень симпатична!!
Ну, героиня, к сожалению, не моя. А хотелось бы, конечно, такое самой написать. А за "симпатична" спасибо.
Кто-нибудь может мне помочь? Голову сломала. Некоторые из этих фраз/слов на выбор нужно "сказать" безграмотно. Ну, как например класть и ложить. Мне всего нужно штуки две три таких безграмотных вещей. Пожалуйста, подкиньте идейки, если не сложно. Заранее спасибо.
Забрать почту или посмотреть, есть ли почта, купить настойку, сходить в аптеку, захворать/заболеть, сил нет, говорить, сходи-ка лучше в город.
Некоторые из этих фраз/слов на выбор нужно "сказать" безграмотно. Ну, как например класть и ложить. Мне всего нужно штуки две три таких безграмотных вещей. Пожалуйста, подкиньте идейки, если не сложно. Заранее спасибо.
Забрать почту или посмотреть, есть ли почта, купить настойку, сходить в аптеку, захворать/заболеть, сил нет, говорить, сходи-ка лучше в город.
А не бросите ли оригинальные строки? Это из перевода?
Отправлено: 19.12.11 00:15. Заголовок: Надеюсь, меня не отр..
Надеюсь, меня не отругают, что снова пишу пост сразу за своим предыдущим. Вот еще одна главка... Стилистическая правка Arman Коррекция - KuNe
Глава V
Чай, разумеется, она должна была купить в магазине дяди Бенджамина. Вэленси и помыслить не могла о том, что можно пойти в другое место. Но как же ей не хотелось идти туда в свой двадцать девятый день рождения! Ведь дядя точно не забудет, что она стала на год старше.
– Почему из девушек получаются плохие филологи? – злорадно спросил Бенджамин, завязывая мешочек с чаем.
Держа в голове завещание дядюшки, Вэленси смиренно ответила: – Я не знаю. Почему же?
– А потому, – усмехнулся тот, – что вместо того, чтобы склонять существительные, они склоняют молодых людей к брачному союзу.
Два клерка, Джо Хаммонд и Клод Бертрам, тоже усмехнулись, и Вэленси, как никогда раньше, почувствовала к ним острую неприязнь. Она вспомнила, как, впервые увидев ее в магазине, Клод шепотом поинтересовался у Джо:
– Как думаешь, это лечится или нет? – хихикая спросил Клод, очевидно считая свой вопрос остроумным.
Эта картинка из прошлого ужалила ее словно злая оса, и в душе снова появилась невыносимая боль.
– Двадцать девять... – проговорил дядя Бенджамин. – Боже мой, Досси! Тебе скоро пойдет четвертый десяток, а ты даже и не помышляешь о замужестве. Двадцать девять – это просто невероятно!
И затем он произнес свою коронную фразу:
– Летит же все-таки время!
– Как по мне, так оно ползет! – с жаром ответила Вэленси. Горячность совсем не укладывалась в его представление о племяннице, поэтому он совершенно растерялся. Дабы скрыть свое замешательство, упаковывая фасоль (дешевую, но сытную), про которую в последний момент вспомнила кузина Стиклс, он загадал Вэленси еще одну загадку.
– Какие два рака всего лишь иллюзия? – спросил дядя Бенджамин и, не дожидаясь ответа, провозгласил:
– Приз-рак и б-рак.
– Оказавшийся негодным товар более чем реален, – резко возразила Вэленси, забирая чай и фасоль. В ту минуту ее совершенно не волновало, останется она в дядином завещании или нет. Она вышла из магазина, а Бенджамин с открытым ртом смотрел ей вслед. Потом он покачал головой и произнес:
– Бедняжка Досси очень тяжело это переживает.
Не успела она дойти до следующего перекрестка, как уже начала сожалеть о сказанном. Вот ведь угораздило же ее терпение потерять! Теперь дядя Бенджамин пожалуется на ее «дерзкое поведение», и мать всю неделю будет ей за это вычитывать.
«Все двадцать лет я молчала, – размышляла Вэленси. – Тогда почему не придержала язык и сегодня?»
Да, именно двадцать лет назад над ней впервые посмеялись из-за того, что она не нравилась ни одному мальчишке. Ту горькую минуту Вэленси отлично помнила. Она стояла на школьной площадке совсем одна, пока другие девочки из ее класса играли в игру, перед началом которой, по правилам, тебя должен был выбрать в напарницы мальчик. Ее никто не пригласил. Маленькая, бледная девочка с черными волосами и странными раскосыми глазами так и простояла в стороне в своем переднике с длинными рукавами.
– Ох! – воскликнула симпатичная девчушка. – Мне так тебя жалко! У тебя же нет кавалера.
Тогда Вэленси с вызовом сказала, что ей кавалер не нужен, и следующие двадцать лет так всем и отвечала. Только сегодня днем она раз и навсегда забыла эти слова.
«Пора стать честной с самой собой, – гневно подумала Вэленси. – Загадки дяди Бенджамина меня ранят именно потому, что все, что он говорит – сущая правда. На самом деле я очень хочу замуж. Я хочу иметь мужа и пухленьких малышей, – тут она в ужасе остановилась, испугавшись собственных неосторожных мыслей, поскольку была уверена, что, прошедший мимо доктор Столлинг их прочитал и нисколечко не одобрил». Его она боялась. Боялась с того самого воскресенья, когда двадцать три года назад он только появился в Сент-Альбансе. В тот день Вэленси опоздала на урок воскресной школы. Она робко вошла в церковь и села на своей скамеечке. Кроме нового пастора доктора Столлинга, там больше никого не было. Он сразу поднялся, встал у двери ведущей в комнату хористов, кивнул, подзывая Вэленси к себе, и строго произнес:
– Подойди ко мне, мальчик!
Вэленси внимательно посмотрела по сторонам. В огромном зале церкви не было никаких мальчиков – совсем никого, кроме нее. Странный мужчина в синих очках явно обращался к кому-то другому. Она же девочка!
– Мальчик, – более строго повторил доктор Столлинг, грозя ей пальцем, – немедленно подойди сюда!
Словно загипнотизированная, Вэленси встала и пошла по проходу, будучи совершенно напуганной, чтобы как-то ему ответить. Какой теперь ее ожидает кошмар? Неужели она и вправду превратилась в мальчика? Вэленси остановилась напротив доктора Столлинга. Тот снова погрозил длинным костлявым пальцем и произнес: – Сними шапку, мальчик.
Вэленси послушалась. На спину ниспадала тоненькая косичка, но поскольку доктор Столлинг был близорук, он ее не увидел. – Мальчик, можешь вернуться на свое место. И запомни! В церкви всегда нужно снимать головной убор.
Она пошла обратно на свое место, взволнованно сжимая в руках шапку. Немного погодя в зале появилась ее мать.
– Досси, где твоя шапка? – упрекнула дочь миссис Стирлинг. – Надень ее сию же минуту!
Вэленси немедленно выполнила приказание матери и похолодела от ужаса. Если доктор Столлинг ее увидит, то сразу вызовет к себе. И ей, конечно, придется идти, ведь она и представить себе не могла, что пастора можно ослушаться. К тому времени в церкви уже собралось много народу. Что же будет, если на виду у всех этих людей он пригрозит ей своим отвратительным острым пальцем? Пока шла служба, Вэленси билась в агонии от страха, а после – неделю болела. Никто не знал, отчего с ней это приключилось, и миссис Стирлинг в очередной раз пожаловалась на слабое здоровье ребенка.
Доктор Столлинг узнал о своей ошибке и со смехом рассказал об этом Вэленси, только ей было совсем не смешно. И до сего дня она так и не переборола перед ним страх, а теперь он застал ее на улице за такими мыслями!
Вэленси взяла книгу Джона Фостера «Волшебные крылья».
– Самая последняя его работа. Все о птицах, – пояснила миссис Кларксон.
Вэленси почти передумала идти к доктору Тренту. Храбрость ее оставила. Она боялась обидеть дядю Джеймса, боялась разозлить мать и боялась встречи с неприветливым старым врачом с косматыми бровями, который, вероятно, скажет ей то же самое, что и кузине Глэдис. Все ее болезни – лишь выдумка, ей они просто нравятся. Нет, она к нему не пойдет. Лучше купить пузырек с фиолетовыми таблетками «Редферн». Эти таблетки в семье Стирлингов считались панацеей от любого недуга. Разве не они вылечили кузину Джеральдину, после того, как пять докторов опустили руки? Вэленси всегда с недоверием относилась к чудодейственной силе фиолетовых пилюль, но ведь они вполне могли оказаться полезными. И к тому же: проглотить таблетку куда проще, чем лицом к лицу встретиться с доктором Трентом. Она несколько минут полистает журналы в читальном зале и вернется домой.
Вэленси принялась читать рассказ, но только разозлилась. На каждой странице шла речь об окруженной обожателями героине, тогда как у нее не было ни одного поклонника! Она захлопнула журнал и открыла «Волшебные крылья». Взгляд упал на абзац, который впоследствии полностью изменил ее жизнь.
«Страх, – писал Джон Фостер, – это первородный грех. – Едва ли не все злые деяния этого мира происходят от того, что кто-то чего-то боится. Он обвивает нас, словно холодная склизкая змея. Жить в страхе не только ужасно, но и унизительно». Вэленси закрыла книжку – решено! Она пойдет на прием к доктору Тренту.
Спасибо за продолжение. Наконец-то у героини начинает переполняться чаша терпения, и проявились какие-то робкие попытки противостоять наконец-то едким и приевшимся шуточкам дяди. Надеюсь, это только начало... Лаванда пишет:
цитата:
Взгляд упал на абзац, который впоследствии полностью изменил ее жизнь.
Книги Джона Фостера оказывают на героиню самое благотворное влияние...
Надеюсь, меня не отругают, что снова пишу пост сразу за своим предыдущим.
Вы к нам с подарком, зачем ругать-то? Нам нравится так, «сразу за предыдущим»... Лаванда пишет:
цитата:
а ты даже и не помышляешь о замужестве.
Бедная девушка! Это просто несправедливо! Ведь она же не виновата, что у нее нет жениха! Лаванда пишет:
цитата:
неся шапку так, будто это автомат
Признаюсь, это меня немножко удивило Поскольку я поняла, действие происходит где-то в конце 19-ого и начале 20-ого. Автомат может и был изобретен, но могла ли провинциальная девушка как Вэленси знать как он выглядит, и как его надо нести?...
Надеюсь, меня не отругают, что снова пишу пост сразу за своим предыдущим.
Не отругают, а скажут спасибо! Вы ведь выкладываете посты с текстом.
Лаванда пишет:
цитата:
«Страх, – писал Джон Фостер, – это первородный грех. – Едва ли не все злые деяния этого мира происходят от того, что кто-то чего-то боится. Он обвивает нас, словно холодная склизкая змея. Жить в страхе не только ужасно, но и унизительно». Вэленси закрыла книжку – решено! Она пойдет на прием к доктору Тренту.
Отправлено: 23.12.11 02:28. Заголовок: Шестая глава В ко..
Шестая глава
В конечном счете испытание оказалось не таким уж тяжелым. Доктор Тренд как всегда был грубоват и неприветлив, но он не назвал ее недуг выдумкой. Выслушав жалобы, он задал несколько вопросов и провел быстрый осмотр. Потом он с минуту сосредоточенно смотрел на нее, и Вэленси показалось, что он испытывает к ней жалость. На мгновение она затаила дыхание. Неужели она серьезно больна? На самом деле этого не могло быть, ведь недомогание беспокоило ее не часто, разве что совсем недавно оно немного усилилось.
Не успел доктор Тренд открыть рот, как раздалась резкая телефонная трель. Врач поднял трубку. Вэленси заметила, что его лицо внезапно изменилось, и услышала:
– Да. Да. Что?! – Последовало короткое молчание, а потом восклицание: – Боже милостивый!
Доктор Тренд бросил трубку и вылетел из кабинета, даже не взглянув на Вэленси. Она слышала, как он носится по верхнему этажу, выкрикивая кому-то – вероятно, своей экономке, – указания. Затем он промчался вниз по лестнице с дорожной сумкой в руках, толчком открыл входную дверь и побежал в направлении вокзала.
Вэленси сидела одна в маленьком кабинете: столь бестолково она еще никогда себя не чувствовала. Она осталась глупой и униженной! И это все, что вышло из ее героического убеждения отбросить страхи и жить по учениям Джона Фостера. Она не только была плохой родственницей и совершенно никакой возлюбленной или подругой, но и совсем не интересовала врача как пациентка. Услышав по телефону взволновавшее его сообщение, доктор Тренд совершенно забыл о ней, хотя Вэленси и сидела в его кабинете. Она ничего не добилась тем, что не посоветовалась с дядей Джеймсом и нарушила семейную традицию.
На мгновение ей показалось, что она вот-вот расплачется – все так нелепо обернулось, – но услышав, как по ступенькам спускается экономка, встала и подошла к двери.
– Доктор совсем обо мне забыл, – сказала Вэленси, скривив губы в улыбке.
– Мне очень жаль, – сочувственно ответила миссис Паттерсон. – Однако это не удивительно – горе-то какое. Звонили насчет пришедшей из Порта телеграммы. Его сын сильно пострадал в автомобильной аварии в Монреале. До отхода поезда доктору десять минут оставалось. Я и представить не могу, что с ним станется, если с Недом произойдет беда. Он ведь в своем мальчике души не чает. Вам придется прийти в следующий раз, мисс Стирлинг. Надеюсь, что у вас ничего серьезного.
– Нет-нет, не беспокойтесь, – заверила ее Вэленси. Теперь она чувствовала себя менее униженной. Неудивительно, что бедный доктор Тренд забыл про нее в такую минуту. И все-таки она шла по улице унылая и разочарованная.
Домой, чтобы срезать путь, Вэленси возвращалась по Переулку влюбленных. Она не часто ходила по этой дороге, но сегодня у нее не было выбора, поскольку приближалось время ужина, а опоздания были недопустимы. Переулок огибал городок, утопая в ясенях и кленах. Свое название он заслужил по праву. Там сложно было не встретить обнимающихся влюбленных или девушек, которые держались за руки, с жаром обсуждая свои секреты. Что из этого больше всего смущало и вызывало чувство неловкости, Вэленси так и не поняла.
Этим вечером она увидела и влюбленных и подружек. Она встретила Конни Хейл и Кейт Бэйли в новых розовых платьях из тонкой кисеи. Их непокрытые блестящие волосы были кокетливо украшены цветами. У Вэленси никогда не было розового платья или цветов в волосах. Потом она прошла мимо незнакомой пары, прогуливающейся по переулку. Эти влюбленные не замечали никого, кроме себя. Рука молодого человека довольно бесстыдно лежала на талии девушки. Вэленси еще никогда не прогуливалась в обнимку с мужчиной. Увиденное ее ничуть не возмутило, хотя она считала, что должно было. Ведь прежде чем заниматься подобным, они могли хотя бы дождаться сумерек, когда это не так заметно. В очередном порыве отчаянной честности она призналась себе в том, что просто завидует им. Пройдя мимо них, она с уверенностью почувствовала, как они над ней смеются и жалеют ее. «Это та чудаковатая старая дева Вэленси Стирлинг. Говорят, что за всю свою жизнь у нее не было ни одного поклонника». Вэленси едва ли не побежала прочь из этого переулка. Никогда прежде она не чувствовала себя такой заурядной, тощей и ничтожной.
Там, где заканчивался Переулок влюбленных и начиналась другая улица, стояла хорошо знакомая Вэленси – во всяком случае по звуку – старая машина. В Дирвуде ее знали все. Она появилась не позднее, чем в городской обиход вошла нарицательная фраза «щупленький фордик». Но если бы уже тогда машинам давали такое определение, то эта модель считалась бы самой старой и дряхлой из всех «щупленьких фордиков», пусть и была «грей слоссоном», а не «фордом». Более разбитой машины с плохой репутацией и представить было невозможно.
Этот автомобиль принадлежал Барни Снэйту, который как раз выползал из-под него в облепленном грязью комбинезоне. Вэленси украдкой бросила на мужчину короткий взгляд. Имеющего дурную славу Барни Снейта Вэленси видела только второй раз, однако за те пять лет, что он жил в Мускоте, она была достаточно о нем наслышана. Впервые она встретила его почти год назад на дороге. Он, как и сегодня, вылезал из-под машины и подарил Вэленси веселую улыбку, когда она проходила мимо. Слегка чудаковатая улыбка сделала его похожим на гномика.
Несмотря на всякие слухи, которые ходили среди жителей деревни, Вэленси не верила в то, что он плохой человек. Он совсем не выглядел плохим. Конечно, рассказывали, что по ночам, когда все благопристойные люди уже спят, Барни носится на своем отвратительном «грей слоссоне». Он частенько проводит время с Орущим Авелем, от крика которого ночи становятся просто невыносимыми – «Оба мертвецки пьяные, дорогуша». Также все знали, что Барни бежал из тюрьмы, где сидел за убийство и хищение денег из банка, в котором работал служащим, а теперь скрывался. Также он был язычником и внебрачным сыном старого Орущего Авеля Грея, и отцом внебрачного внука этого же Авеля, фальшивомонетчиком, лжецом и еще кем-то совершенно ужасным.
Именно в тот вечер сказочный принц с упругим подбородком и вкраплениями преждевременной седины превратился в распутника с длинными, коричневатыми волосами с ярко рыжим оттенком, темно-карими глазами и ушами, оттопыренными ровно на столько, чтобы он смотрелся настороженным, но не лопоухим. Тем не менее в его улыбке так и осталось нечто мрачное.
На этот раз Барни Снейт выглядел еще неряшливее, чем обычно. Было очевидно, что он уже несколько дней не брился, его голые до плеч руки были испачканы черной смазкой. Но он весело насвистывал и казался таким счастливым, что Вэленси ему позавидовала. Она завидовала его беспечности и легкомысленности и его таинственному маленькому домику на острове озера Миставис – даже шумному старому «грей слоссону». Ни он, ни его автомобиль не должны были заботиться о добропорядочности или жить согласно чьим-то правилам. Несколько минут спустя, Барни протарахтел мимо нее на «щупленьком фордике», откинувшись на спинку сидения. Он ехал без головного убора, длинные волосы развевались на ветру, во рту он держал отвратительную на вид старую, черную трубку, и Вэленси снова ощутила зависть. Мужчинам без сомнения живется куда лучше, чем женщинам. Этот изгой общества выглядел счастливым, и неважно кем он на самом деле был или ни был. А она, Вэленси Стирлинг, добропорядочная и до крайности благонравная, всегда оставалась несчастной. И этим все сказано.
Вэленси вернулась как раз к ужину. Солнце заволокло облаками, и снова заморосил унылый дождик. Кузина Стиклс страдала от невралгии. Вэленси надлежало заштопывать одежду и времени на чтение «Волшебных крыльев» у нее не оставалось.
– Нельзя ли отложить штопку на завтра? – спросила Вэленси.
– Завтрашний день принесет свои заботы, – непреклонно ответила мать.
Весь вечер Вэленси штопала, слушая разговор миссис Стирлинг и кузины Стиклс. Те перемалывали нескончаемые, мелкие сплетни семьи, занимаясь вязкой очередных черных чулок. Они во всех подробностях обсудили приближающуюся свадьбу троюродной сестры Лилианы и в итоге одобрили ее. Лилиана поступала правильно.
– Правда, она не особо торопилась, – сказала кузина Стиклс. – Ей должно быть уже исполнилось двадцать пять.
– К счастью, в нашей родне не так много старых дев, – с горечью произнесла миссис Стирлинг.
Вэленси вздрогнула и уколола палец иголкой.
Четвероюродного брата Аарона Грей оцарапала кошка, и произошло заражение крови.
– Коты – самые опасные животные, – сказала миссис Стирлинг. – Я бы никогда не взяла в дом кошку.
Она многозначительно посмотрела на дочь сквозь свои ужасные очки. Однажды, пять лет назад, Вэленси спросила, можно ли завести кота. Больше она об этом не упоминала, но миссис Стирлинг все еще подозревала, что в глубине души у дочери осталось запретное желание.
Вдруг Вэленси чихнула. Стирлинги считали, что чихать на людях – проявление дурных манер.
– Чих всегда можно остановить, надавив пальчиком на верхнюю губу, – с осуждением произнесла миссис Стирлинг.
И вот уже половина десятого вечера и, как сказал бы мистер Пепис из книги Конана Дойля, время ложиться спать. Но сначала необходимо натереть мазью «Редферн» больную спину кузины Стиклс. Это входило в обязанности Вэленси: она всегда это делала. Она ужасно ненавидела запах «Редферна» и самодовольного, лучезарно улыбающегося, осанистого доктора с усами и в очках, изображенного на бутылочной этикетке. После этого ее пальцы отвратительно пахли, как бы она их ни отмывала. Судьбоносный день Вэленси наступил и закончился. Она завершила его так же, как и начала – в слезах.
Лаванда Бедняжка Вэленси - все пошло наперекосяк... Ох уж эти судьбоносные дни - с ним всегда так. Но, надеюсь, она еще за себя поборется. Первый шаг уже сделан. Лаванда пишет:
цитата:
Вам придется придти в следующий раз, миссис Стирлинг.
Отправлено: 28.12.11 14:48. Заголовок: Хелга Большое спаси..
Хелга
Большое спасибо за отзыв. Я немного устала от перевода и на некоторое время его бросила. Сегодня собираюсь к нему вернуться. 7 глава наполовину закончена. Правда, думаю, что сегодня за статью про писательницу сяду.
Анита
Рада новым читателям. Это здорово, что вам нравится книга!
Скрипач не нужен
Очень рада, что вам понравился перевод. Всегда довольна появлению новых читателей. Спасибо за отзыв. Ну, в бумажном варианте ее быть просто не может, поскольку она не издана. )) А рвануть должно - по-другому просто никак. Человек ведь существо живое.
мариета Ну, Мариета, не скажите, одну необычную вещь она сделала. Точнее для нас эта вещь более чем обычная, а вот для Вэленси - нет. Кстати, в 7 главе узнаете. Огромное спасибо за такое внимание к моему переводу, такое тепло и чувство юмора.
Лаванда Это не Вы, это мы должны благодарить вас за то, что даете нам возможность ознакомится с этим произведением! Честно, я даже завидую Вам, что можете читать где и как угодно, а для меня русский - единственный иностранный, на котором я могу читать в оригинале. Ну, вот, приходится надеяться на вас!
Отправлено: 29.12.11 14:12. Заголовок: Да, ее можно прочита..
Да, ее можно прочитать в интернете, Анита, я скину Вам потом ссылку.
Мариета, русский язык тоже полезный, надеюсь. Но и я не на всех же иностранных языках говорю. Все равно многое приходится читать в переводе или не читать, поскольку перевода нет.
Лаванда Спасибо большое за перевод! Признаюсь честно, что девушку мне не сильно жалко, нельзя доводить себя до такого состояния Надеюсь эту рабскую психологию она переборет.
Отправлено: 10.01.12 11:52. Заголовок: Вот ссылка на произв..
Вот ссылка на произведение про Энн, как обещала. Только, надеюсь, не слишком поздно. Я сначала забыла про него. http://www.litmir.net/bd/?b=94438
Все, сажусь доделывать главу. У меня ОЧЕНЬ устала голова и я на время была выбита из седла. Чтобы переводить, нужно шевелить мозгами, а они у меня отказывались шевелиться. Вот. Пошла доделывать главу ))
Отправлено: 12.01.12 01:04. Заголовок: VII глава 7. глава..
VII глава
7 глава
На маленьком газоне Стирлингов возле калитки рос розовый куст, который назывался «куст Досси», поскольку пять лет назад его подарила Вэленси кузина Джиорджина. Вэленси с радостью его посадила. Она любила розы. Но, само собой разумеется, куст так никогда и не зацвел. Такая вот Вэленси «удачливая». Она делала для него все возможное и спрашивала совета у всех родственников, но розовый куст отказывался цвести. Он стал очень пышным и разросся. Его покрытые обильной листвой ветки не портились от ржавчины и не страдали от вредителей, но при этом на них не появилось ни одного бутона. Два дня после именин Вэленси смотрела на этот куст, пока не преисполнилась настоящей ненавистью к нему. Он просто не хотел цвести! Хорошо, тогда она его срежет. Вэленси уверенными шагами прошла в сарай с инструментами за садовым ножом и с сердитым видом вернулась обратно. Через несколько минут миссис Стирлинг выбежала на веранду. Она с ужасом смотрела, как ее дочь отчаянно обрубает ветки розового куста. Добрая половина ветвей уже была разбросана по дорожке. Изуродованный куст выглядел очень печально.
– Досси, чем, скажи на милость, ты занимаешься? Ты совсем ополоумела? – Нет, – ответила Вэленси. Она хотела произнести это с вызовом, но привычка оказалась куда сильнее, и прозвучало всего лишь скромное неодобрение. – Я... Я решила этот куст срезать. От него никакого прока. Он никогда не цвел и точно не собирается. – Но ведь его необязательно уничтожать, – суровым тоном проговорила миссис Стирлинг. – Это был прекрасный куст и довольно приятный глазу. А ты превратила его в жалкое создание. – Розовые кусты должны цвести, – ответила с некоторым упрямством Вэленси. – Не спорь со мной, Досси! Убери этот беспорядок и оставь куст в покое. Вот уж не знаю, что скажет Джиорджина, когда увидит, как ты его обкромсала... В самом деле ты меня удивляешь. И даже со мной не посоветовалась! – Мой куст, – пробормотала Вэленси. – Это еще что?! Досси, ты что такое говоришь? – Я всего лишь сказала, что этот куст мой, – смиренно повторила она.
Миссис Стирлинг молча развернулась и решительно зашагала в дом. Зло свершилось. Вэленси поняла, что серьезно обидела мать, и теперь два или три дня та не будет ее замечать и разговаривать с ней. А пока миссис Стирлинг хранит холодное молчание, словно разгневанная королевская особа, воспитанием Вэленси займется кузина Стиклс.
Вздохнув, Вэленси повесила садовый нож именно на тот самый гвоздик, с которого его сняла, убрала с дороги ветки и подмела листья. При виде неаккуратно подстриженного куста, она скривила губы в улыбке. Бедняга удивительно напоминал свою дарительницу – дрожащую, тощую кузину Джиорджину небольшого роста.
«Я и правда превратила его в уродца», – подумала Вэленси.
Но она не сожалела о содеянном, только раскаивалась в том, что обидела мать. Ведь теперь, пока та ее не простит, жизнь будет не из приятных. Миссис Стирлинг принадлежала к женщинам, чей гнев ощущался во всем доме, и тут уж не спасут ни стены, ни двери. – Сходи-ка пока в город да забери почту, – сказала кузина Стиклс, когда Вэленси вошла в дом. – Я что-то этой весной совсем захворала, все болит да колет. Загляника по пути в аптеку и купи бутылек настойки «Редферн». Для снятия хвори нет ничего лучше. Кузен Джеймс утверждает, что «Фиолетовые таблетки Рэдферн» – самое хорошее лекарство, но ему-то откуда знать? Мой бедный дорогой муж до последнего дня принимал настойку «Редферн». И не вздумай уплатить им больше девяноста центов. В Порте они так и стоят. Кстати, что ты там бедной матушке наговорила? Мать у тебя одна, Досси, или ты об этом забыла?
«Мне и одной хватает», – непочтительно подумала Вэленси по дороге в город.
Она купила кузине настойку и пошла забирать лежащую до востребования почту. К ним приходило очень мало писем, поэтому заводить почтовый ящик мать не стала. Вэленси не ожидала ничего, кроме газеты «Христианские времена» – других они не выписывали. Писем почти не получали, но Вэленси любила смотреть, как мистер Кэреви, старый, седобородый служащий, похожий на Санта Клауса, выдает их счастливцам. Он делал это так обезличенно и равнодушно, с величественным выражением лица, словно ему было совершенно не интересно, о каких внеземных радостях или страшных бедах в них сообщалось тем, кому они адресованы. Письма завораживали Вэленси и, вероятно, это потому, что они так редко к ней приходили. В Голубом замке ей присылали волнующие послания, обвязанные шелковой тесьмой с алой печатью, которые всегда приносили пажи в ливреях синего цвета с золотыми узорами, а в настоящей жизни она получала только случайные формальные записки от родственников и рекламные каталоги.
Поэтому, когда мистер Кэреви, более величественно, чем обычно, протянул ей письмо, она чрезвычайно удивилась. Оно было адресовано именно ей чьим-то уверенным почерком: «Для мисс Вэленси Стирлинг. Улица Эльм. Дирвуд». На конверте была монреальская марка. Порывисто дыша, Вэленси взяла письмо. Из Монреаля! Значит, доктор Трент все-таки не забыл о ней. Оно, должно быть, от него.
Выходя на улицу, Вэленси встретила идущего навстречу дядю Бенджамина. На ее счастье письмо уже благополучно лежало в сумке.
– Чем арестант отличается от короля? – Не знаю. И чем же? – покорно ответила Вэленси. – Один посажен в замок, а другой под замок.
Ужасно довольный собой Дядя Бенджамин вошел в здание почты.
Когда Вэленси вернулась домой, кузина Стиклс бросилась рассматривать «Христианские времена», и ей даже не пришло в голову спросить про письма. Миссис Стирлинг обязательно бы о них осведомилась, но сейчас она молчала как рыба, и Вэленси была этому очень рада. Ведь если бы ее мать начала задавать вопросы, Вэленси пришлось бы признаться в том, что она получила письмо. Мать и кузина потребовали бы, чтобы она его зачитала, и все бы раскрылось.
Сердце странно колотилось, пока она поднималась по ступенькам, и Вэленси несколько минут просидела около окна до того, как открыть письмо. Она чувствовала вину, считая себя настоящей обманщицей. Все письма, которые она когда-либо писала или получала, читала миссис Стирлинг. Вэленси не придавала этому значения – ей нечего было скрывать. Однако с этим письмом все иначе, его никто не должен был видеть. Когда Вэленси распечатывала конверт, ее пальчики дрожали, потому что она стыдилась такого плохого поступка и своего неподобающего поведения, но, вероятно, в какой-то мере дрожь вызвало и дурное предчувствие. Она не сомневалась в том, что с сердцем ничего серьезного, но никогда не знаешь, что может случиться.
Письмо доктора Трента было таким же, как и он сам: прямым, резким, кратким. Он никогда не ходил вокруг да около. «Глубокоуважаемая мисс Стирлинг»... – дальше шла целая страница с описанием диагноза, написанная черными чернилами. Бегло прочитав письмо, Вэленси бросила его на колени, став бледной как полотно.
Доктор сообщил, что у нее смертельное заболевание сердца – стенокардия, очевидно осложненная аневризмой (понять бы только, что это такое) – в последней стадии. Он сказал, не попытавшись смягчить плохую новость, что ей уже ничем нельзя помочь. Если она будет хорошо о себе заботиться, то, возможно, и проживет год, но смерть может наступить в любой момент – доктор Трент не тратил времени на благоречие. Вэленси должна была избегать всяческих возбуждений и серьезных мышечных нагрузок, умеренно пить и есть, не бегать, а по ступенькам и холмам подниматься с большой осторожностью. Любое эмоциональное потрясение могло оказаться для нее смертельным. Также ей требовалось по рецепту, который он вложил, получить лекарство и всегда носить с собой, чтобы она могла принимать его во время приступов. Заканчивалось письмо обычным «С почтением, Х. Б. Трент».
Вэленси еще долгое время просидела у окна, за которым мир утопал в весеннем полуденном свете. Небеса выглядели очаровательно голубыми, а вольные ветра благоухали. Улицы таяли в синей дымке. На железнодорожной станции девушки ждали поезда; разговаривая и шутя, они весело смеялись. Поезда грохотали, приезжая и снова отправляясь обратно. Но в этом не было ничего настоящего. Настоящим был только один, оставшийся ей, год жизни.
Сидеть у окна Вэленси устала и легла на кровать, уставившись на треснувший, потемневший потолок. Она ощутила странное равнодушие, наступающее обычно после удара, и не чувствовала ничего, кроме огромного потрясения и сомнения. В глубине души Вэленси Стирлинг знала, что доктор Трент был хорошим специалистом, а она, которая никогда не жила, скоро умрет.
Наступило время ужина, Вэленси встала и машинально спустилась вниз. Она удивилась тому, что ее надолго оставили одну, но, конечно, сейчас мать не обращает на нее внимания. За это Вэленси была благодарна. Она считала, что ссора из-за розового куста на самом деле предопределена свыше, как сказала бы сама миссис Стирлинг. Ей кусок в горло не лез, но миссис Стирлинг и кузина Стиклс думали, что она подавлена отношением к ней матери, и считали, что она это заслужила, а поэтому обсуждать ее аппетит не стали. Заставив себя выпить чашечку чая, Вэленси со странным чувством наблюдала, как женщины кушали. Ей казалось, что последний раз они сидели вместе за обеденным столом много-много лет назад. Она улыбалась про себя, представляя, какую суматоху могла бы создать, если бы захотела. «Достаточно сообщить им содержание письма доктора Трента, – мрачно подумала Вэленси, – и начнется такая суета, будто они и впрямь хотя бы немного о ней переживают».
– Экономка доктора Трента сегодня получила от него известие, – сказала кузина Стиклс, да так неожиданно, что Вэленси виновато вздрогнула. Неужели мыслительные волны передаются? – С ней разговаривала миссис Джад. Думают, что сын поправится, но доктор Тренд сообщил, что если сын выздоровеет, то он сразу, как только тот сможет путешествовать, поедет с ним за границу и пробудет там не меньше года.
– На нас это никак не отразится, – горделиво произнесла миссис Стирлинг. – Он нам не врач. Я бы к нему не пошла, – мать бросила на Вэленси обвинительный взгляд, или ей это только показалось? – Пусть больных котов лечит. – Можно я прилягу наверху? – слабо спросила Вэленси. – У меня разболелась голова. – Отчего вдруг? – поинтересовалась кузина, так как миссис Стирлинг не станет разговаривать с дочерью, а этот вопрос необходимо задать. Ведь Вэленси непозволительно болеть в одиночестве. – У тебя нет обыкновения страдать от головных болей. Надеюсь, ты не подхватила свинку. Вот, выпей ложку уксуса. – Какая глупость! – резко ответила Вэленси, вставая из-за стола. В тот момент ее не волновало, что она нагрубила. Ей и так всю жизнь приходилось быть вежливой.
Если бы кузина могла побледнеть, то это бы случилось. Но ее лицо всего лишь сильнее пожелтело.
– У тебя точно нет горячки, Досси? Ты говоришь как лихорадочная. Иди-ка прямо в постель, – сказала совершенно встревоженная кузина Стиклс. – Я сейчас приду и разотру твой лоб и шею мазью «Редферн». Вэленси подошла к двери и повернулась к кузине. – Я не буду растираться «Редферном»! – заявила она. Кузина Стиклс уставилась на нее и раскрыла от изумления рот: « Что ты хотела сказать?» – Повторяю, я не буду растираться «Редферном», – ответила Вэленси. – Отвратительная, липкая дрянь! Из всех существующих мазей у нее самый противный запах. И пользы никакой. Мне просто нужно побыть одной.
Вэленси ушла, оставив кузину Стиклс ошеломленной.
– Да у нее лихорадка, не иначе! – воскликнула кузина. Миссис Стирлинг продолжала есть свой ужин. Ее совершенно не волновало, страдала дочь лихорадкой или нет. Вэленси провинилась перед ней, проявив непозволительную дерзость.
Лаванда, ... надо прокомментировать, а слов нет... Чувства отказываются укладываться в предложения.
цитата:
Вэленси еще долгое время просидела у окна, за которым мир утопал в весеннем полуденном свете. Небеса выглядели очаровательно голубыми, а вольные ветра благоухали. Улицы таяли в синей дымке. На железнодорожной станции девушки ждали поезда; разговаривая и шутя, они весело смеялись. Поезда грохотали, приезжая и снова отправляясь обратно. Но в этом не было ничего настоящего. Настоящим был только один, оставшийся ей, год жизни.
Ошеломляющий фрагмент. Вообще глава читается на одном дыхании.
Через два дня после дня рождения Вэленси смотрела на этот куст, пока вдруг не преисполнилась настоящей ненавистью к нему.
Немного резанула эта фраза. Слово "день" повторяется дважды, возможно, второй "день" заменить именинами? Через два дня Валенси, скорее всего, посмотрела на куст и преисполнилась ненависти. Или: она два дня смотрела на него, пока не преисполнилась ненависти.
И смущает вариант имени Джеорджина. Есть русские варианты Джиорджина и Джорджина.
Лаванда, Ох, какой букет - стенокардия + аневризма. Надеюсь, доктор ошибся! Скрытый текст
Я с глупыми вопросами от садовода А точно садовый нож в оригинале? Не кусторез или секатор? Пятилетний розовый куст, да ещё разросшийся, ножом не почикать. Мало того, что это сам по себе монстр, так ещё и древесина плотная очень. И ещё. А там именно пауки были? Может быть, имелись в виду не пауки, а паутинный клещ? Пауки розам на пользу - вредителей едят, а паутинный клещ очень сильно портит розы ... и нервы розовода
Отправлено: 13.01.12 01:56. Заголовок: Скрипач не нужен С..
Скрипач не нужен
Спасибо за помощь. Ну, в оригинале garden knife (садовый нож; серпетка, сарпетка ). Может, авторская опечатка?
Что касается паука, то там на самом деле написано spider. А вот untouched of rust меня смутило. Я написала "ветки не портились". Но это грибок какой-то, а как это правильно по-русски передать, я не знаю. Не напишу же я просто "листовая ржавчина"?!
Отправлено: 13.01.12 02:23. Заголовок: Скрипач не нужен пиш..
Скрипач не нужен пишет:
цитата:
И ещё. А там именно пауки были? Может быть, имелись в виду не пауки, а паутинный клещ?
Лаванда пишет:
цитата:
Что касается паука, то там на самом деле написано spider.
Чтобы не вдаваться в энтомологические подробности, не проще ли пауков заменить на вредителей? Потому что обычные пауки действительно никакого вреда растениям не приносят.)
цитата:
Его покрытые обильной листвой ветки не портились
Там про листовую ржавчину было? Ну, Вэленси же читает специфическую литературу, так что может и блеснуть подобным термином. А если все-таки смущает, можно написать просто Его покрытые обильной листвой ветки не страдали от вредителей и болезней.
Отправлено: 13.01.12 02:34. Заголовок: Лаванда, раз в ориги..
Лаванда, раз в оригинале садовый нож, то пусть и будет нож! Может быть, у автора был такой собственный нож а-ля мачете, и она себе картину истребления куста представляла в красках. А ржавчина, она и есть именно ржавчина. Очень серьёзное заболевание роз. Если не покрылись пятнами ржавчины, это очень хорошо!)))
Кстати, правка разрешена далеко не на всех форумах, потому что бывает так (и прецедентов довольно много), что некоторые участники, покидая форум (по разным причинам), заодно порой удаляют все свои сообщения и открытые ими темы.
Ну, и еще поисковики могут дать ссылку на удаленный пост... поэтому "не будем нарушать отчетности"
Отправлено: 22.01.12 15:50. Заголовок: Нет, я просто объясн..
Нет, я просто объяснила, что удаление постов, страниц (также как наличие неправильных страниц, шаблонов, неправильных ссылок типа ХХХ.html попадает в "виртуальные справочники" поисковиков и потом сложно их удалить от туда, они могут держаться там до десятков лет, путая пользователей указывая на ложный путь в интернете) чревото падением ресурса в рейтинге поисковиков.
А роман в переводе Лаванды мне очень понравился, слышала об этой писательнице, но читать не читала. Перевод читается легко. Нравы у семейки... И, возможно, тот визит к врачу и поставленный им диагноз заставит 29-ти летнюю девицу посмотреть на себя, окружающих по-другому... Я думаю, что она познакомится с Барни...
Отправлено: 22.01.12 19:12. Заголовок: Киса пишет: Нет, я ..
Оффтоп: Киса пишет:
цитата:
Нет, я просто объяснила, что удаление постов, страниц (также как наличие неправильных страниц, шаблонов, неправильных ссылок типа ХХХ.html попадает в "виртуальные справочники" поисковиков и потом сложно их удалить от туда, они могут держаться там до десятков лет, путая пользователей указывая на ложный путь в интернете) чревото падением ресурса в рейтинге поисковиков.
Отправлено: 24.01.12 14:16. Заголовок: Хелга вы правы. htt..
Хелга вы правы.
Надо сказать: Лаванда большое спасибо за знакомство с Люси Мод Монтгомери и очередным переводом. С интересом прочитала про писательницу. В интернете есть эл.книги только истории Энн Ширли - про рыжеволосую девочку (нигде не указан переводчик), непоседу, с прекрасно развитым воображением (у Вэленси - тоже), не понимающая или не принимающая) никаких условностей, к которым прибегают взрослые - отсюда свобода в поступках и мышлении (чего не хватает Вэленси). Я думаю, что где-то все истории связаны с самой Люси Мод, ведь и она была лишена родительской опеки или мне показалось. Надеюсь знакомство с Вэленси продолжится, хочется знать как эта девочка, мечтающая о Голубом Замке, закрытая в рамках семьи, воспитанная такой матерью, которая спокойно "продолжала есть свой ужин" и "Ее совершенно не волновало, страдала дочь лихорадкой или нет. Вэленси провинилась перед ней, проявив непозволительную дерзость" вырвется на "свободу" и хочется верить , что письмо от доктора - ошибка, ведь он был так взволнован случаем с сыном.
Лаванда Большое спасибо за перевод. Просто потрясающее произведение. Все выложенные главы прочла как на одном дыхании. А конец уж очень волнительный. Безумно жаль героиню. Очень понравились не смотря ни на что шуточные загадки дяди Бенджамина. Буду продолжать следить за вашей работой с огромным интересом. Ни в коем случае не забрасывайте.
Добрый вечер! Обещаю на следующей неделе засесть за работу. Просто так получилось, что я немного переключилась на реал. Кончено, жизнь в реале тоже имеет смысл. )) Искренне благодарю вас за тепло и желание читать дальше. Выходит, мой перевод удается. Обещаю не убегать.
Отправлено: 31.05.12 23:54. Заголовок: 8 Глава Прошлой но..
Сбежавшая переводчица пробует вернуться.
8 Глава
Прошлой ночью Вэленси не спала. Лежа в темноте, она все думала и думала и сделала удивительное открытие: та, что боялась почти всего на свете, не боялась смерти. Смерть не казалась ей ничуточки ужасной, а значит, теперь ей больше ничего не нужно было страшиться. Почему она раньше многого боялась? Потому что такой была ее жизнь. Вэленси пугала перспектива провести старость в бедности, поэтому она боялась дяди Бенджамина. Но теперь ей не придется стариться и чувствовать к себе пренебрежение, а людям не придется ее терпеть Она боялась остаться старой девой. Боялась обидеть мать и родственников, потому что должна была с ними жить. Ведь если она не будет с ними во всем соглашаться, то мирных отношений не получится. Теперь же это ее совсем не пугало, и она почувствовала себя необычайно свободной.
Однако кое-что продолжало ее ужасать: семья поднимет переполох, когда она все им расскажет. От этой мысли Вэленси содрогнулась – подобного ей просто не вынести. Вэленси было прекрасно известно, как все обернется. Сначала будет взрыв негодования. Именно негодования. Со стороны дяди Джеймса из-за того, что она не посоветовалась с ним, прежде чем идти к доктору, и неважно к какому. Со стороны матери из-за того, что Досси оказалась скрытной и лживой «по отношению к собственной маме». Со стороны всех родственников, поскольку она не пошла к доктору Маршу. Затем они начнут переживать. Ее отведут к доктору Маршу, а когда тот подтвердит диагноз доктора Трента, ее повезут в Торонто и Монреаль. Дядя Бенджамин оплатит визиты, проявив необычайную щедрость, сим помогая вдовам и сиротам, и будет бесконечно рассказывать о том, какие огромные счета выставили медики за свое мудрое выражение глаз и возможность сообщить, что они так и не смогли ей помочь. Когда же специалисты опустят руки, дядя Джеймс начнет настаивать, чтобы она принимала «Фиолетовые таблетки Редферна»: «Я знаю случай, когда они вылечили больного, от которого отказались все врачи». Ее мать станет требовать, чтобы она пила настойку «Редферна», а кузина Стиклс, чтобы каждый вечер область сердца смазывали «Редферном» из соображения, что хуже уже не будет, но может, это подействует. Остальные тоже найдут для нее свое любимое лекарство. Пастер Столлинг придет к ней и мрачно проговорит, словно собравшись пригрозить пальцем, который с возрастом не стал менее коротким или костлявым: «Ты очень больна. Ты подготовила себя к тому, что может случиться?» За ней начнут присматривать, как за младенцем, не позволяя ничего делать или куда-нибудь ходить без сопровождения. Весьма вероятно, ей даже не разрешат спать одной, как бы она не умерла во сне. Кузина Стиклс или мать станут настаивать на том, чтобы разделить с ней комнату и кровать.
Именно это и помогло Вэленси принять решение. Она не сможет мириться с подобным и не станет этого делать. Когда часы в прихожей пробили двенадцать, Вэленси мгновенно и определенно решила никому ничего не говорить. С того дня, как она себя помнит, ей всегда твердили, что она должна скрывать свои чувства. «Леди не подобает выражать эмоции», – однажды сказала ей неодобрительно кузина Стиклс. Что ж, в отместку она их и спрячет.
Хотя Вэленси и не боялась смерти, она не относилась к ней равнодушно. Смерть вызвала в ней негодование, поскольку это было просто нечестно, что, так и не пожив, она должна будет умереть. Темные ночные часы прошли, и в душе вспыхнуло возмущение. Однако не из-за того, что у нее не будущего, а потому, что у нее не было прошлого.
«Я нечастная и страшная. Я неудачница и нахожусь при смерти», – думала Вэленси. Она почти наяву видела заметку с посвященным ей некрологом, напечатанную в газете Порт Лауренс. «Дирвут в глубокой печали и т.д. и т.п.. По ней скорбит немало друзей и т.д. и т.п.». Ложь! Настоящая ложь. Неужто поистине скорбят? Никто не станет по ней скучать. Всем будет абсолютно наплевать на то, что она умерла. Даже собственная мать ее не любила. И всегда сожалела, что Вэленси не родилась мальчиком или хотя бы не стала хорошенькой.
С полуночи до раннего весеннего рассвета она в подробностях вспоминала всю свою жизнь. Жизнь была серой и однообразной, но время от времени на неярком фоне вырисовывались эпизоды, казавшиеся куда более значимыми, чем они того заслуживали. В них всегда было хоть что-нибудь да неприятное. С Вэленси никогда не происходило ничего по-настоящему хорошего. «Я не прожила ни одной полностью счастливой минуты, – подумала Вэленси. – Я всего лишь бесцветное ничтожество. Как-то я прочитала, что наступит определенный час и у женщины появится возможность стать на всю жизнь счастливой, если получится этот час найти. Я так его и не нашла. Не нашла... А теперь уже и никогда не найду. Если бы я только его поймала, то согласилась бы умереть». Эти значимые для нее эпизоды продолжали всплывать в памяти, как незваные призраки, не придерживаясь какой-либо последовательности со временем и местом. Например, Вэленси вспомнила тот случай, когда в возрасте шестнадцати лет она слишком сильно подсинила целое корыто одежды. И тот, когда в восемь лет она «украла» клубничное варенье из кладовой тети Уэллингтон. Вэленси и по сей день слышала упоминания об этих преступлениях. Почти на каждом семейном мероприятии шутили на эту тему. Дядя Бенджамин редко упускал возможность пересказать происшествие с вареньем, ведь именно он и поймал ее возбужденную с испачканным лицом.
«Я сделала так мало плохого, что им приходится повторять одно и то же снова и снова, – подумала Вэленси. – Почему я ни разу ни с кем не поссорилась? У меня не было ни одного врага. Какая я, должно быть, бесхарактерная, что даже одного единственного врага себе не нажила!»
Когда ей было семь лет, в школе произошел случай с горкой песка. Она вспоминала об этом, как только доктор Столлинг зачитывал: «Ибо кто имеет, тому дано будет, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет». Вероятно, других озадачили бы эти слова, но Вэленси всегда их хорошо понимала. Отношения, сложившиеся с того дня с Оливией, объясняли их значение.
Тогда она уже год ходила в школу, а Оливия, младше ее по возрасту, только начала учиться и привлекала одноклассниц обаянием, присущим «новой девочке» и вдобавок своей чрезвычайной красотой. Во время перемены все девчонки, большие и маленькие, вышли на дорогу, располагающуюся напротив школы, и начали строить горки из песка. Каждая девочка стремилась построить самую высокую. У Вэленси это хорошо получалось, и она таила надежду на победу. Вдруг обнаружилось, что у Оливии, которая упорно трудилась в сторонке, горка вышла самая большая. Вэленси совершенно ей не завидовала – размер собственной горки ее полностью устраивал. Но тут одну из старших девочек озарило вдохновение: «А давайте, – воскликнула она, – положим свои кучки на горку Оливии и сделаем из них одну громадную гору!»
Всех, казалось, охватила безумная страсть. Школьницы с ведерками и совками бросились на свои кучки песка, и через несколько секунд горка Оливии превратилась в настоящую пирамиду. Худенькими ручками Вэленси попыталась защитить свою горку, но ничего не получилось – ее жестоко оттолкнули в сторону, сгребли песок и высыпали его на ту, что построила Оливия. Вэленси решительно отвернулась и начала строить новую, но старшая девочка опять на нее налетела. Вэленси покраснела. Полная негодования она стояла с распростертыми руками, защищая свою горку.
– Не трогайте ее, – просила она. – Пожалуйста, не трогайте! – Но почему? – возмутилась старшая ученица. – Почему ты не хочешь помочь Оливии построить большую гору? – Я просто хочу иметь свою собственную маленькую, – жалостливо ответила Вэленси. Ее просьба во внимание принята не была. Пока она спорила со старшей ученицей, другая девочка собрала ее песок. Вэленси отвернулась, сердце разрывалось от боли, на глаза навернулись слезы. – Завидуешь! Просто завидуешь! – насмешливо прокричали девчонки. – Ты повела себя очень эгоистично, – холодно прокомментировала мать, когда Вэленси рассказала ей об этом. В тот вечер она пришла к матери со своими горестями в первый и последний раз.
Чувства Вэленси не имели отношения к эгоизму или зависти. Она всего лишь хотела построить собственную горку, и неважно, была та большой или маленькой. Проехал экипаж с лошадьми и песочную гору Оливии разбросало по мостовой. Прозвенел звонок. Девочки толпой понеслись в здание школы и, не успев сесть за парты, совершенно забыли о том, чем только что занимались. Одна Вэленси так никогда и не забыла об этом – в глубине души она и по сей день чувствовала обиду. «У меня даже собственной кучи песка не было», – подумала Вэленси. Разве это не символизирует ее собственную жизнь?
Следующий случай произошел, когда ей было шесть лет. Осенним вечером, лежа в постели с простудой, Вэленси увидела, как в конце улицы восходит большущая красная луна. Она жутко испугалась – луна была так близко и такая огромная. Дрожа от ужаса, Вэленси побежала к матери, а та над ней посмеялась. Вэленси вернулась в кровать и спряталась под одеялом, боясь нечаянно посмотреть в окно и увидеть, как сквозь него за ней свирепо наблюдает луна.
Когда ей исполнилось пятнадцать, на вечеринке ее попытался поцеловать один мальчишка. Она не дала – увернулась от него и побежала прочь. Он единственный, кто когда-либо хотел ее поцеловать. Теперь, спустя четырнадцать лет, Вэленси сожалела, что не позволила ему этого.
Еще она вспомнила, как ее заставили извиниться перед Оливией за то, чего она не совершала. Оливия сказала, что Вэленси специально толкнула ее в грязь и испортила новые туфли. Вэленси знала, что это не так, поскольку произошла случайность – и совсем не из-за нее, – но никто не поверил. Она должна была извиниться и поцеловать Оливию, чтобы «загладить свою вину». Душа до сих пор пылала от несправедливости.
А однажды летом Оливия носила самую красивую шляпку с нежно-желтой сеточкой, украшенную венком из красных роз и маленькими ленточками, завязывающимися под подбородком. Еще никогда Вэленси не мечтала о чем-то больше, чем об этой шляпке. Она, умоляя, просила такую же, но над ней только смеялись. Все лето она проходила в маленькой, жуткой на вид, соломенной шляпе коричневого цвета, с резинкой, неприятно врезающейся за ушами. Никто из девочек, кроме Оливии, не хотел с ней общаться, потому что она выглядела убого. В свою очередь все считали Оливию очень милой и бескорыстной.
«Оливии нравилось ярко отличаться на ее фоне, – подумала Вэленси. – Уже тогда она это понимала».
Как-то Вэленси старалась заработать награду за посещение церковной воскресной школы без пропусков. Только ее получила Оливия, поскольку Вэленси очень часто приходилось сидеть дома из-за простуд. Однажды она попробовала наизусть прочитать отрывок и запнулась. Оливия же была превосходным декламатором и никогда не запиналась.
Также Вэленси вспомнила ночь, проведенную с тетушкой Изабеллой в Порт Лауренсе. Ей тогда было десять. Там гостил Байрон Стирлинг – самодовольный, умный мальчик двенадцати лет из Монреаля. Во время семейной молитвы Байрон дотянулся до ее тоненькой руки и так сильно ущипнул, что Вэленси вскрикнула от боли. Молитва закончилась, и тетя Изабелла призвала ее к суду. Но, когда она рассказала про щипок Байрона, тот не признался в содеянном. Он сказал, что Вэленси вскрикнула, потому что ее оцарапал котенок. Она положила его к себе на стул и, вместо того чтобы слушать молитву дяди Дэвида, играла с ним. Ему поверили. Стирлинги всегда верили мальчикам больше, чем девочкам. Так, за ужасное поведение во время молитвы, Вэленси с позором отправили домой и долгое время не приглашали к тетушке Изабелле.
Еще ей вспомнилось время перед свадьбой кузины. Как-то Вэленси узнала о том, что Бетти Стирлинг собралась попросить ее быть подружкой невесты. В душе Вэленси очень радовалась. Как было бы здорово стать подружкой невесты! И, конечно же, ей обязательно будет нужно новое платье – красивое розовое платье. Бетти хотела, чтобы ее подружки надели розовое.
Однако же Бетти все-таки не попросила ее об этом. Почему, Вэленси так и не догадалась, пока Оливия не рассказала ей об этом, когда скрытые слезы разочарования уже высохли. После долгих разговоров и раздумий Бетти нашла Вэленси слишком невзрачной – она «испортит вид». Это случилось целых девять лет назад, но сегодня Вэленси снова задыхалась от пронзившей ее старой боли.
Когда Вэленси было одиннадцать лет, мать изводила ее нравоучениями, пока она не призналась в проступке, который не совершала. Она долго отрицала свою причастность, но в конце концов, ради поддержания мира, сдалась и признала свою вину. (Миссис Стирлинг всегда заставляла людей лгать, загоняя их в такие ситуации, где они просто не могли повести себя по-другому.) После мать поставила ее на колени в гостиной, где сидела кузина Стиклс, и потребовала произнести: «О Боже, прости меня за обман». Но повторив эти слова, Вэленси поднялась и пробормотала: «Бог, ты ведь знаешь, что я сказала правду». Хоть Вэленси никогда и не слышала о Галилео, их судьбы были очень похожи. Ее наказали так же жестоко, как если бы она не стала признаваться и молиться.
Вэленси вспомнила зиму и школу танцев. Дядя Джемс дал на это распоряжение и оплатил уроки. С каким нетерпением она их ждала и как потом возненавидела! Партнеры не хотели танцевать с ней добровольно, поэтому учителя ставили рядом с ней мальчика, обычно принимавшего при этом угрюмый вид. Но Вэленси очень хорошо танцевала, двигаясь с легкостью пушинки, а Оливия, вокруг которой всегда роились партнеры, была тяжелой.
А случай с пуговичной ниткой случился, когда Вэленси было десять лет. Все девочки в школе имели такие нити. У Оливии она была самая длинная с множеством красивых пуговичек. В общем, пуговицы Вэленси не отличались ничем особенным, но у нее имелось шесть прелестных сокровищ со свадебного платья бабушки Стирлинг. Эти блестящие кружочки из золота и стекла были намного красивее, чем любая из тех, что висела у Оливии на нитке. И это вызывало у одноклассниц уважение к Вэленси. Она знала, что каждая девочка в школе завидовала ее прекрасным пуговицам, которых больше ни у кого не было. Оливия пристально на них посмотрела, но в тот момент ничего не произнесла. На следующий день тетя Уэллингтон появилась на улице Эльм и сказала миссис Стирлинг, что Оливии тоже следует дать пару таких пуговичек, поскольку бабушка была матерью и Уэллингтонов тоже. Та любезно согласилась. Она не могла себе позволить поссориться с тетей Уэллингтон, и, кроме того, для нее этот вопрос был слишком незначительным. Тетка унесла четыре пуговицы, щедро оставив Вэленси две. Тогда она еще не знала, что леди не подобает переживать эмоции. За это «представление» ее отправили в постель без ужина.
Вэленси приложила столько жалких усилий для того, чтобы выглядеть красиво на вечеринке Маргарет Блант. Ведь должен был придти Роб Уолкер, а два дня назад на залитой лунным светом веранде дяди Герберта в Мистависе он, казалось, проявлял к ней интерес. Однако на вечеринке у Маргарет Роб ни разу не пригласил ее на танец и совсем не замечал. Вэленси, как обычно, осталась дамой без кавалера. Разумеется, это произошло много лет назад. Жители Дирвуда уже давно перестали приглашать ее на танцы. Но унижение и разочарование Вэленси ощутила только на следующий день. Лицо горело в темноте, пока она это вспоминала. Тогда у нее были завитые волосы и красные щеки, которые она целый час щипала, чтобы придать им румянца. Из этого не вышло ничего, кроме громкой истории о том, что на вечеринке Маргарет Блант Вэленси появилась слишком нарумяненной. В те времена этого было достаточно, чтобы навсегда испортить девушке репутацию. Правда, случившееся не нанесло Вэленси урона и даже нисколечко на ней не отразилось. Присутствующие знали, что она не смогла бы быстро это проделать, даже если бы захотела. Над ней просто все смеялись.
«В этой жизни у меня не было ничего, кроме второсортного существования, – заключила Вэленси. – Все сильные переживания обошли меня стороной. Я никогда не испытывала горя. А любила ли когда-нибудь кого-то? На самом ли деле я люблю свою мать? Нет. И это правда, как бы постыдно она не звучала. Я ее не люблю и никогда не любила. Еще того хуже, она мне даже не нравится. А это значит, что о какой бы то ни было любви мне ничего не известно. Моя жизнь была совсем пустой. Нет ничего хуже пустоты. Ничего!» Последнее слово Вэленси пылко произнесла вслух, а затем, простонав, на какое-то время остановила все мысли. Начался новый приступ боли.
Когда боль прошла, с Вэленси что-то случилось. Наверное, размышления, занимавшие ее голову с той самой минуты, как она прочитала письмо доктора Трента, достигли своего апогея. На часах было три ночи. Это самое мудрое и злополучное время, но иногда оно нас освобождает.
«Всю свою жизнь я пыталась угодить другим и потерпела неудачу, – проговорила Вэленси. – Теперь я буду угождать себе. Я больше не стану притворяться. Лжи, притворства и уловок мне хватило на всю свою жизнь. Какое же это будет удовольствие говорить правду! Возможно, у меня не получится сделать многое из того, что хотелось бы, но по крайней мере я больше не совершу ни одного неприятного мне поступка. И пусть потом мать дуется неделями – я не стану об этом переживать. Отчаяние – это свободное чувство, а надежда – рабское».
Вэленси встала и оделась. Внутри росло непривычное чувство свободы. Закончив причесываться, она открыла окно и выбросила банку со смесью сухих цветов на соседний участок. Банка восхитительно врезалась в стену старой мастерской с рекламным плакатом «сохрани молодой цвет лица».
Я не знаю, как Вас благодарить?! Просто у меня нет для этого слов. Сжимается сердце и подбираются слёзы, когда читаешь эту главу. Как прочувствованно переданы переживания героини, и как замечателен Ваш перевод, раз я смогла это ощутить. Боже, какие пародоксальные и неожиданные перемены могут возникнуть в душе человека в состоянии эмоционального стресса, какие внезапные, неожиданные прозрения открыться ему. Вы правы: это, действительно, замечательная писательница! Сожалею, что у нас её не переводят, и благодарю Вас сердечно за этот труд.
Отправлено: 01.06.12 12:05. Заголовок: Вот это отзыв! Столь..
Вот это отзыв! Столько теплых слов и похвалы я точно НЕ заслуживаю. В любом случае, Вега, спасибо Вам огромное за такие приятные слова. Wega пишет:
цитата:
Я не знаю, как Вас благодарить?! Просто у меня нет для этого слов.
Ну Вы даете! Большое спасибо от всей души Вам, за то что читаете и терпите блудного переводчика. Спасибо за поддержку, энергетическую и эмоциональную подпитку и, разумеется, тепло.
Wega пишет:
цитата:
Как прочувствованно переданы переживания героини, и как замечателен Ваш перевод, раз я смогла это ощутить.
Я безумно рада, что моя работа вызвала у Вас такие чувства.
Говоря о передаче и подаче, я вижу некоторые стилистические косяки, но не знаю, как от них избавиться. Моя редактор вроде не ворчит, а мне кажется, что могло бы быть и "ровнее". Посмотрим, что скажет второй редактор (у меня два), который сейчас текст просматривает. Обычно он чуть громче своей коллеги ругается .
Wega пишет:
цитата:
Боже, какие пародоксальные и неожиданные перемены могут возникнуть в душе человека в состоянии эмоционального стресса, какие внезапные, неожиданные прозрения открыться ему.
Согласна.
Wega пишет:
цитата:
Вы правы: это, действительно, замечательная писательница! Сожалею, что у нас её не переводят, и благодарю Вас сердечно за этот труд.
У нас только история про Энн переведена. Остальное... Не в моде, видимо. Людям нужно что-нибудь проще и короче. И, знаете, я их понимаю. У многих жизнь такая бешеная и стрессовая, что иногда просто устаешь думать.
Еще раз спасибо за то, что Вы повысили во мне чувство самоуважения. Читая такие отзывы, начинаешь верить в то, что дуб - чужое дерево. А это так приятно!
Ах, до чего же хороша книга! Она стоит перевода в порядки раз больше, чем то дер... пардон, которым завалены полки книжных магазинов. И не говорите о моде и бешеной жизни. Когда люди устают думать, они превращаются в неких зверьков. А ваш перевод хорош! Продолжайте продолжать, пожалуйста. И если возможно, чуть-чуть почаще.
Лаванда пишет:
цитата:
Отчаяние – это свободное чувство, а надежда – рабское».
Заметалась в желании процитировать то, что затронуло.
Лаванда какой подарок! Огромное спасибо за перевод.
цитата:
«Всю свою жизнь я пыталась угодить другим и потерпела неудачу, – проговорила Вэленси. – Теперь я буду угождать себе. Я больше не стану притворяться. Лжи, притворства и уловок мне хватило на всю свою жизнь. Какое же это будет удовольствие говорить правду!
Отправлено: 01.06.12 17:59. Заголовок: Лаванда спасибо за п..
Лаванда спасибо за перевод Чудесно, что вы взялись за эту вещь. Люси М. Монтгомери - одна из моих самых любимых писательниц. От ее Энн я долго ходила под впечатлением. Кстати, героиня эта - тоже одна из самых любимых. А как написаны эти книги! "Вкусные" описания, забавные ситуации - нет слов! А какая получилась экранизация! (я имею в виду последнюю 1985 года с Меган Фоллоус в главной роли) Продолжайте в том же духе!
Лаванда Как хорошо, что Вы вернулись! Правда, пришлось кое-что перечитать, чтобы вспомнить (это не Вы виноваты [взломанный сайт] это у меня память короткая) Тронули воспоминания девушки. У нее много хороших намерений, но посмотрим найдутся ли силы на перемены. Предвкушаю какие лица будут у родных, когда она начнет давать им отпор
Ой, спасибо вам всем большое. Столько комментариев! На каждый и не ответишь отдельно. Вы очень добры ко мне. Я вчера как раз сидела над очередным переводом. Пока еще не закончила. Иногда такие вещи попадаются, что я теряюсь в догадках, как правильно передать это по-русски. Вот думала, какая разница между "разъяренный" и "взбешенный". К какому-либо заключению я так и не пришла, но, ни одно из этих слов мне, к счастью, не потребовалось. Короче, рада, что вам нравится эта книга. Значит, я перевожу не только развлечения ради, но и приношу радость
Уважаемые читатели, если вы хорошо знаете английский язык, то, пожалуйста, напишите мне в личку, я задам вам один вопрос. Я понятия не имею, как предложение должно звучать по-русски. Речь идет о прическе тех времен. Какая все-таки там была прическа, я так и не поняла.
Отправлено: 04.06.12 20:11. Заголовок: Так что она надела т..
Так что она надела темное платье с высоким воротником и длинными рукавами (в Дирвуде уже больше года носили одежду с глубоким вырезом и рукавами до локтя, но у нее никогда такой не было) – а вот прическу в стиле «Помпадур» делать не стала. She knotted it on her neck and pulled it out over her ears. She thought it became her--only the little knot was so absurdly small.
Спасибо за желание помочь. Я сдаюсь. Не представляю, как Вэленси выглядела. Немного догадываюсь, но не очень уверена. Здесь что ли букли имеются в виду?
Отправлено: 04.06.12 20:50. Заголовок: Огромное спасибо, Хе..
Огромное спасибо, Хельга! Когда речь идет о волосах и прическах, я всегда теряюсь. Ой, а как этот узел называется? Просто узел или же пучок? Второе предложение я просто контекста ради выложила, хотя все равно узел или пучок? А, может, гуля? Ладно, пошла изучать этот вопрос в интернете. Нужно заниматься самообразованием.
Отправлено: 04.06.12 21:03. Заголовок: Ну, да. Просто по-ру..
Ну, да. Просто по-русски разве говорят узел? Переводить я стараюсь смысл, а не отдельные слова. Ну, да ладно, закончу абзац, над которым сейчас работаю, и изучу эту тему. Хотя, думается мне, что вы правы.
Лаванда, здравствуйте!!! Я тоже очень рада снова читать о Вэленси в вашем переводе. Спасибо Вам! Эта героиня уже вошла в число моих любимых персонажей. Правильно, давно уже надо было восстать! и прежде всего - избавиться от этой баночки!
Отправлено: 06.06.12 21:48. Заголовок: Ну, вот что получило..
Ну, вот что получилось. В конце недели могут появиться мелкие исправления, но я решила не тянуть с выкладкой.
9 глава
В течение следующих недель годовщину серебряной свадьбы дяди Герберта и тети Альберты в семье Стирлингов деликатно говорили: «именно тогда мы впервые заметили, что Вэленси немного... Ну, вы сами понимаете». Сначала Стирлинги ни за что не хотели вслух произносить то, что Вэленси немного сошла с ума. И даже не решились бы сказать, что у нее незначительно помутился рассудок. «Она рехнулась! Я говорю вам, она точно рехнулась!» – воскликнул однажды дядя Бенджамин. Родственники посчитали, что он зашел слишком далеко, но ему это простили, поскольку на упомянутом им свадебном ужине Вэленси вела себя просто возмутительно.
Миссис Стирлинг и кузина Стиклс еще до ужина обратили внимание на некоторые странности и забеспокоились. Разумеется, все началось с того самого розового куста. Вэленси так никогда и не простили, ведь она, как им казалось, ничуточки не переживала из-за того, что мать с ней не разговаривает. Глядя на Вэленси, нельзя было и подумать, что она вообще что-либо заметила. Она решительно отказывалась принимать «Фиолетовые таблетки» или настойку «Редферна» и холодно объявила, что больше не собирается отзываться на обращение «Досси». Вэленси посоветовала миссис Стиклс не носить брошь, набитую волосами кузины Артемас, и передвинула свою кровать в противоположный угол комнаты. А в воскресенье после обеда она читала книгу «Волшебные крылья». Когда кузина Стиклс упрекнула ее за это, Вэленси равнодушно ответила: «Ой, простите, я забыла, сегодня же воскресенье», - и спокойно продолжила чтение.
А еще кузина Стиклс увидела кое-что ужасное: Вэленси съезжала вниз по перилам. Рассказывать об этом ее матери она не стала, так как у бедняжки Амелии и без того переживаний немало. Гробовое молчание миссис Стрирлинг было прервано, когда в субботу вечером Вэленси объявила, что больше не пойдет в англиканскую церковь. – Как, совсем?! Досси, ты решила бросить церковь? – Да нет, я ничего не бросаю, – беззаботно ответила Вэленси, – просто теперь буду ходить в пресвитерианскую. К англиканцам я больше ни ногой. Последнее заявление было еще хуже. Поняв, что гнев его величества потерял силу, миссис Стирлинг прибегла к слезам. – Чем тебе не угодила англиканская церковь? – спросила она всхлипывая. – Ничем. Просто ты всегда меня заставляла туда ходить. Если бы меня заставляли ходить к пресвитерианам, то я бы сейчас пошла к англиканцам. – Ты считаешь, хорошо разговаривать с матерью в таком тоне? Правильно говорят: «нет ничего хуже неблагодарного ребенка». – А говорить такое дочери можно? – поинтересовалась ничуть не раскаявшаяся Вэленси.
Поэтому ее поведение на серебряной свадьбе не удивило так миссис Стирлинг и Кристину Стиклс, как остальных. Мать с кузиной сомневались, стоило ли брать Вэленси с собой, но все-таки решили, что если оставят ее дома, то пойдут разговоры. Возможно, она будет вести себя прилично, а пока о ее странностях все равно никто не подозревает. По особой милости Провидения в воскресенье утром дождь лил как из ведра, и Вэленси не выполнила ужасную угрозу пойти в пресвитерианскую церковь.
Семейные празднества были безнадежно скучны, и Вэленси бы ни чуть не переживала, если бы ее оставили дома. Но по старой традиции Стирлинги отмечали все даты. Даже миссис Стирлинг устраивала званый ужин в честь годовщины своей свадьбы, а кузина Стиклс приглашала гостей в свой день рождения. Эти увеселения Вэленси ненавидела, так как потом им целыми неделями приходилось экономить и выкручиваться, чтобы хоть как-то оплатить расходы. Но на серебряную свадьбу ей пойти хотелось, ведь если она не появится, то обидит дядю Герберта, а он ей все же нравится. Притом она хотела с другой стороны посмотреть на своих родственников. Как раз идеальное место, чтобы провозгласить независимость, если представится такая возможность.
– Надень коричневое платье из шелка, – приказала миссис Стирлинг.
Будто у нее есть другие нарядные туалеты, кроме того грязно-коричневого платья, которое подарила ей тетя Изабелла! Тетка объявила, что Вэленси не должна носить яркие цвета, поскольку они ей не идут. Когда она была маленькой, ей позволяли надевать белое, а несколько лет назад это незаметно сошло на нет. Так что она надела темное платье с высоким воротником и длинными рукавами (в Дирвуде уже больше года носили одежду с глубоким вырезом и рукавами до локтя, но у нее никогда такой не было) – а вот прическу в стиле «Помпадур» делать не стала. Вэленси стянула волосы в узел, оставив лишь локоны за ушами. Она считала, что новый стиль ей подходит, только вот узел получился уж слишком крошечным. Миссис Стирлинг негодовала из-за прически, но решила, что перед свадебным ужином лучше ничего не говорить. Очень важно, чтобы дочь пребывала в хорошем настроении и, если такое возможно, до самого возвращения домой. Миссис Стирлинг и в голову не пришло, что сегодня она впервые посчитала нужным подумать о настроении дочери. Но, с другой стороны, Вэленси еще никогда не вела себя так «необычно».
По дороге к дяде Герберту Вэленси смиренно семенила следом за миссис Стирлинг и кузиной Стиклс. Мимо них на автомобиле проехал Орущий Авель, как всегда, пьяный. Правда, он не кричал, а всего лишь вел себя излишне вежливо. С видом монарха, приветствующего своих подданных, он снял, считавшуюся дурным тоном, клетчатую кепку и отвесил дамам большой поклон. Совсем обделить его вниманием миссис Стирлинг и кузина Стиклс не решились. Лучше не обижать Орущего Авеля, потому что в Дирвуде только он выполняет мелкие плотнические работенки и чинит всякую всячину. Но ответили они с холодностью, почти не поклонившись – он не должен забывать свое место.
К счастью, им не пришлось лицезреть, что сделала, идущая позади, Вэленси. Она радостно улыбнулась и помахала Орущему Авелю рукой. А почему нет? Ей всегда нравился этот старый грешник. Веселый, колоритный нечестивец, не имеющий стыда, на фоне респектабельного, со своими традициями, Дирвуда выглядел, как огненно-красный флаг, поднятый бунтарями в знак протеста. Всего пару дней назад он ранним утром носился по городу, выкрикивая во весь голос проклятия, которые были слышны на несколько миль вперед. Подзадоренный кнутом жеребец бешеным галопом мчался по уважаемой и аккуратной улице Эльм.
– Кричал и богохульствовал так, будто в него бес вселился, – вздрогнув, произнесла кузина Стиклс за завтраком.
– Господу давно уже следовало покарать этого нечестивца, – с раздражением добавила миссис Стирлинг, словно промедлившему Провидению требовалось небольшое напоминание.
– Однажды утром его точно найдут мертвым. Он упадет и будет затоптан копытами своей же лошади, – заверила родственников кузина Стиклс.
Вэленси, разумеется, промолчала, но про себя подумала, что повторяющиеся попойки Орущего Авеля могли быть просто бесполезным мятежом против бедности, тяжелого труда и монотонного существования. Она предавалась мечтам о голубом замке, а Орущий Авель не умел этого делать. У него отсутствовало воображение. Он должен был убегать от реальности существующими в настоящей жизни способами. Поэтому у Вэленси внезапно проснулось сочувствие, и она помахала ему рукой. Орущий Авель, не настолько пьяный и пока еще способный удивляться, от изумления чуть не упал с автомобильного сиденья.
Они как раз дошли до Кленовой аллеи и вычурного дома дяди Герберта. Здание было усыпано бесполезными фонарями, а крыльцо казалось там совершенно лишним. Дом напоминал глупого состоятельного мужчину с бородавками на самодовольном лице.
– Такое строение, – мрачно произнесла Вэленси, – сродни богохульству.
Миссис Стирлинг была потрясена до глубины души. Что это сказала Вэленси? Неужели она выругалась? Или же она просто слегка помутилась рассудком? Наверху, в комнате для гостей, миссис Стирлинг дрожащими руками сняла шляпу и предприняла еще одну ничтожную попытку предотвратить катастрофу. Когда кузина Стиклс пошла вниз, миссис Стирлинг остановила дочь у лестницы и попросила:
– Не забывай о том, что ты леди, хорошо? – Да уж, дадут мне об этом забыть! – устало ответила Вэленси.
Миссис Стирлинг считала, что совсем не заслужила подобного наказания от Провидения.
От переводчика:
цитата:
– Кричал и богохульствовал так, будто в него бес вселился, – вздрогнув, произнесла кузина Стиклс за завтраком.
– Господу давно уже следовало покарать этого нечестивца, – с раздражением добавила миссис Стирлинг, словно промедлившему Провидению требовалось небольшое напоминание.
Меня пугают такие люди.
цитата:
Миссис Стирлинг негодовала из-за прически, но решила, что перед свадебным ужином лучше ничего не говорить.
Такая мелочь и столько негодования! Миссис Стирлинг не только другим жить не дает, но и сама не живет. Мне ее жаль.
Лаванда, с каждой страницей всё интереснее и интереснее; скоро, наверное, не смогу думать ни о чём, кроме приключений Вэленси Оффтоп: взяла в библиотеке несколько детективов - какие детективы, несу их обратно! всё, я мысленно в художественном мире Л. Монтгомери Стиль автора, отлично переданный, пленил и не отпускает Таких книг на самом деле немного, они как живая вода.
Отправлено: 07.06.12 09:50. Заголовок: Большое спасибо, Arm..
Большое спасибо, Armillaria! Рада, что Вам так нравится мой перевод. Говоря об авторском стиле, не уверена, что он передан идеально. Я еще не научилась чувствовать произведения на стилистическом уровне, но, надеюсь, что выдаваемый результат близок к оригиналу не только по смыслу, но и атмосферно. Как говорил К. Чуковский, переведенная версия произведения должна вызывать в читателях те же эмоции, что и оригинал. Рада, что вы находите мою работу достойной чтения. Когда я буду более серьезно ее вычитывать (в смысле комплексно, т.е. всю книгу от начала до конца, а не как сейчас отдельные главы), а я буду, то, думаю, найдется не мало всего странного. В этой главе, например, у меня уже обнаружились тавтология и запятая. Как только определюсь со всеми недочетами (в конце недели), то исправлю текст последнего кусочка.
Детективы возвращать пока не нужно. Перевожу я не так быстро, к сожалению, как хотелось бы, а читать что-то нужно, ибо интересно. Хотя, Armillaria, смотря какие детективы - некоторые, стоит заметить, читать противопоказано.
А таких книг, как эта, сейчас на самом деле мало. Их либо почти никто не покупает, либо сложно переводить/писать. Не знаю.
Отправлено: 07.06.12 13:45. Заголовок: Лаванда, спасибо за ..
Лаванда, спасибо за очередную главу! Хорошо написано! Затягивает. Хочется читать и читать дальше.
Единственное - это и не тапок вовсе - может быть, прибавить чуть отсебятины и написать: на чём именно проехал мимо дам Орущий Авель? Видимо, на автомобиле - поскольку он чуть не упал с автомобильного сиденья. Но сразу после того, как он проехал, идут фразы, где довольно долго акцентируется внимание на лошади - жеребец, под копытами и пр. Складывается картинка, что Авель сидит в седле, отвешивает поклоны и всячески иначе "развязывается". И потом вдруг возникает автомобильное сиденье.
Отправлено: 07.06.12 15:29. Заголовок: Скрипач не нужен Дум..
Скрипач не нужен Думаю, что это не будет отсебятиной. То, что приемлемо в английском языке, часто не совсем приемлемо в русском, а это значит, что нужно как-то выкручиваться. Просто я об этом не подумала. Но я отредактирую главу с учетом найденных блох и снова опубликую ее здесь в адекватном виде. Большое спасибо за поддержку и помощь. Такие комментарии мне очень помогают в работе. Рада, что книга затягивает. И меня затянула. Я ее прочитала за 3 дня.
Wega
Я над ней уже работаю. Вам спасибо за то, что читаете.
Охо! Гроза началась! Становиться все интереснее и интереснее. Лаванда У вас все получается замечательно! За атмосферу не переживайте, мы ее чувствуем хорошо!
Такая мелочь и столько негодования! Миссис Стирлинг не только другим жить не дает, но и сама не живет. Мне ее жаль.
Полностью согласна. Избави бог жить рядом с такими людьми, они отравят жизнь, сами того не заметив. Но Вэленси начинает свою революцию и это очень увлекательно наблюдать. Спасибо огромное за продолжение.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 204
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
И слов нет, пока только эмоции. 
Где тут романтика? 
Я, когда прочитала этот отрывок, о том же подумала. 
Ну, вот, приходится надеяться на вас! 
Надеюсь эту рабскую психологию она переборет.
Но по возможности, по чуть-чуть... 
Когда люди устают думать, они превращаются в неких зверьков. 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
