Юлия пишет:
цитата: |
Преданные читатели, мы с нетерпением ждем твоего возвращения. |
|
Спасибо моим преданным читателям за проявляемый интерес, это очень стимулирует продолжать работу и по возможности соблюдать периодичность. Доказательством чему служит тот факт, что сегодня я все-таки пробилась в инет, чтобы ознакомить вас с рассуждениями Клэр Томалин о романе "Чувство и чувствительность", первом опубликованном произведении Джейн Остен.
Главные героини романа “Чувство и чувствительность”, Элинор и Марианна, воплощают собой два типа поведения: Остен сравнивает здесь скрытность, вежливую ложь и тщательно охраняемую приватность одной сестры с полной открытостью, откровенностью и свободным проявлением эмоций, которые демострирует другая. Остен пытается проследить, до какой степени общество может быть терпимым к открытости, и какими могут быть ее последствия для личности. Эта тема широко обсуждалась на всем протяжении 1790-х годов в рамках более широкой политической дискуссии, где радикальные писатели, такие, как Уильям Годвин и Роберт Бейдж, ратовали за полную открытость и искренность, подобную той, что воплощает в себе Марианна, в то время как более консервативно настроенные умы настаивали на том, что сохранение пристойности в социуме в ряде случаев требует от индивидуума соблюдения сдержанности, секретности и даже лицемерия. Таким образом, эти вопросы были в то время достаточно серьезными и актуальными, и кажется чрезвычайно интересным, что в своем романе Остен поначалу вроде бы больше симпатизирует одной точке зрения, но по мере развития сюжета все сильнее сомневается в ее абсолютной правомерности и видит все больше плюсов в другой. Для меня эта двойственность делает “Чувство и чувствительность” одной из двух самых глубоких ее книг – второй мне представляется “Мэнсфилд Парк”, в котором чувствуются такие же сомнения и колебания, такая же неоднозначность авторского подхода. Художественная литература, в отличие от полемики, способна вполне органично вместить в себя подобную амбивалентность.
В начале истории обе сестры Дэшвуд вовлечены в романтические отношения с ненадежными молодыми людьми. Остен представляет нам Элинор в качестве модели правильного поведения и, по всей видимости, отстаивает вместе с ней необходимость вести себя в обществе сдержанно и даже прибегать ко лжи, если нужно; к примеру, скрывая свои подлинные чувства. Элинор рассуждает о долге, который велит “говорить неправду, когда того требует вежливость”, и отказывается делиться своими собственными трудностями и горестями даже с горячо любимой сестрой. Марианна же, которая не может – просто не умеет – лгать, на первый взгляд выглядит глупенькой и восторженной, чересчур поглощенной собственными переживаниями и оттого слишком эгоистичной, ибо тем, что она драматизирует и выставляет напоказ свои эмоции, она осложняет жизнь не только себе, но и своим близким - скорбит ли она об умершем отце или открыто демонстрирует свою влюбленность в Уиллоуби. Следуя диктату и желаниям своего сердца, она ведет себя, не считаясь с условностями и даже рискованно, оправдываясь утверждением, что “мы всегда знаем, когда поступаем неправильно”. Как и Фанни Прайс в “Мэнсфилд Парке”, она следует внутреннему голосу, который подсказывает ей, что хорошо, а что плохо.
Следует признать, что чувства, которые Марианна выражает столь честно и откровенно, вовсе не глупы. Вот, к примеру, как она реагирует на рассуждения соседа, грубовато-простодушного сорокалетнего сэра Джона Миддлтона, о девушках, которые “ловят в свои сети” мужчин: “— Этого выражения, — с горячностью возразила Марианна, — я особенно не терплю. Не выношу вульгарности и избитых фраз, которые почему‑то принимают за остроумие. А «ловить в сети» и «покорять» — самые из них невыносимые. Какой невзыскательный вкус, какая грубость чувств кроются в них. А если когда‑нибудь они и казались оригинальными, то время давно отняло у них и такое оправдание.”
Эта разгневанная и совсем даже неглупая в своем гневе Марианна очевидно выражает здесь точку зрения самой Джейн Остен, даже если сама Остен никогда и не произносила подобных слов вслух в присутствии хэпмширских сквайров. Способность Марианны говорить разумно и страстно, ее решительный отказ от произнесения лжи, как и то, что она не боится выражать свои чувства и взгляды, показаны здесь как вполне привлекательные черты ее характера. И хотя сама Остен в отличие от своей героини не нарушала общепринятых норм поведения (к примеру, она заставляет Марианну тайно переписываться с молодым человеком, с которым она не была официально помолвлена), но все же она позволила всем окружающим увидеть свою увлеченность Томом Лефроем. В качестве рассказчика она, без сомнения, не одобряет неподобающего поведения Марианны; но по мере того, как развивается повествование, она проявляет все больше симпатии и сочувствия к этой своей героине: преувеличенные реакции Марианны могут быть абсурдными, а ее необузданное поведение с Уиллоуби может быть опасным для ее репутации и душевного спокойствия, но с тех пор как она оказывается в Лондоне, ее главными отличительными чертами становятся открытость и ранимость.
Элинор прекрасно знает, как знает и ее соперница, хитрая Люси Стил, что скрытность, уклончивость и притворное равнодушие – практически незаменимые подпорки на социальной сцене. Одна из главных идей романа заключается в том, что выживание в обществе невозможно при наличии той степени открытости, которую демонстрирует Марианна; во всяком случае, для незащищенной женщины оно губительно. В свете этого социального факта поведение Марианны неправильно; Джейн Остен довольно быстро усвоила это на собственном опыте. А насколько оно неправильно по сути своей, безотносительно общественных условностей – это уже другой вопрос. Марианна проходит сквозь горнило предательства и унижения со стороны человека, которого она любит и которому доверяет, и раскаивается, что “вела себя неосторожно и предосудительно”; но читатель в то же время чувствует, что она вела себя скорее как невинная, наивная и чистая душа, и с той последовательностью, которая во многом оправдывает то, как она поступала. Это оправдание подтверждается и тем, что Уиллоуби продолжает ее любить даже после того, как бросает ее, чтобы заключить ханжеский брак по расчету; как и тем, что Элинор признается себе, что он мог бы стать подходящим мужем для ее сестры, невзирая на все его проступки. В конце концов мораль, исповедуемая Марианной, оказывается не так уж и плоха, несмотря на печальные последствия для ее собственной судьбы – и ответы Остен на вопросы, поставленные в начале романа, становятся все более неуверенными и неопределенными.
Возможно, Остен изначально задумывала этот роман как простую оппозицию между сестрами – одна следует правильному пути, придерживаясь вежливой лжи и подавляя свои чувства, а другая отрицает этот путь – но в процессе его доработки и переделки ее симпатия по отношению к Марианне и воплощаемой ею позиции постепенно росла. Примерно так же, как Лев Толстой, задумавший свою Анну Каренину, чтобы продемонстрировать все зло адюльтера, в процессе работы над романом обнаружил, что очарован своим созданием, Остен, начав с довольно жесткого портрета шестнадцатилетней девицы, привыкшей потакать собственным желаниям, постепенно обнаруживала в себе все больше симпатии и сочувствия к этому образу, пока работала над ним и продумывала ее судьбу.
Бал, на котором Марианна терпит унижение – одна из ключевых сцен романа. То, что она подана как настоящая трагедия, а не просто как неловкая социальная ситуация, делает эту сцену единственной в своем роде в романах Остен, и это еще одно свидетельство того, что в глазах писательницы Марианна не просто глупенькая девочка, не умеющая сдерживать свои эмоции – она сочла нужным придать ее характеру и переживаниям определенную глубину. И хотя Остен вскоре снова переводит историю в русло комического повествования, над Марианной по-прежнему витает трагическая тень. Так, читателю открываются другие потенциальные трагедии, которые могли бы с ней произойти: ее могла бы ожидать участь племянницы полковника Брендона, Элайзы Уильямс, которую Уиллоуби соблазнил и бросил беременной; либо она могла бы умереть от своей болезни, которую сама описывает как имеющую суицидальный импульс: “Умри я, это было бы самоубийством”, - говорит она Элинор. Опять же, есть соблазн погадать о том, что, возможно, в ранней версии романа Марианне и было позволено умереть.
Но даже и в окончательной версии романа в финале Марианна наказана – и это наказание становится пожизненным, так как ей не позволено выйти замуж за Уиллоуби, которого она любит и который любит ее. И уверения Остен-рассказчицы, что со временем Марианна научилась любить полковника Брендона, не внушают читателю особого доверия; к тому же Остен не рискнула прописать для них в финале хотя бы один диалог – что для нее всегда показатель недостаточной авторской заинтересованности в том или ином повороте сюжета.
Но зато она описывает удивительный момент, когда Элинор обнаруживает, что желает смерти жене Уиллоуби: “она на мгновение пожалела, что он не вдовец”. Для Элинор испытывать смертоносные желания настолько не свойственно, что многие читатели даже не замечают, что Остен наградила ее этими мыслями. В сцене, где Уиллоби разговаривает с Элинор, он уже женат, а Марианна лежит за дверью тяжело больная – и эта сцена удивительна тем, что в ней искусство словно бы отходит от предписанных ему законов и повествование вплотную приближается к правдивости человеческой природы.
“Чувство и чувствительность” лежит между трагедией и комедией. Аккуратно подвязанные концовки любовных линий в финале едва ли меняют общее настроение книги, которое остается довольно мрачным и угрюмым. Миссис Дженнигс – благословенное создание, и мы со временем даже проникаемся к ней определенной симпатией, но по большей части в действии романа доминирует трио злых, расчетливых и душевно черствых женщин. Глупая и жестокая богачка миссис Феррарс третирует и запугивает своих сыновей, и в итоге сама становится жертвой обмана. Люси Стил вонзает свои когти в одну жертву и держится за нее, не гнушаясь ложью и подтасовками, пока не достигает того положения в обществе, которое она всегда стремилась завоевать, после чего меняет объект своих притязаний на еще более выгодный; а Фанни Дэшвуд, ходячее воплощение алчности и зависти, беззастенчиво присваивает себе наследство своих золовок.
Как и оппозиция правдивости и социальной лжи, саморазрушительный импульс Марианны тоже вполне соответствует этическим дебатам 1790-х. Связь любви и самоубийства становится популярной и обсуждаемой темой в литературе с момента публикации “Страданий юного Вертера” Гете, романа, оказавшего огромное влияние на европейский литературный процесс. Перевод “Вертера” на английский появился в 1779 году и сразу же вызвал шквал подражаний. Одной из тех, кто испытал на себе влияние “Вертера”, была Мэри Уоллстоункрафт. Ее история в конце 1790-х была у всех на слуху, а у Остенов была еще и особая причина, чтобы слышать о ней, поскольку отец одного из их бывших учеников был ее благодетелем. Сэр Уильям Ист, чей сын Гилберт учился в школе Остенов, был также соседом и другом Ли-Перротов. Сэр Уильям проявил особую доброту к Мэри Уоллстоункрафт весной 1796 года, когда она приходила в себя после попытки самоубийства, вызванной плохим обращением ненадежного возлюбленного, во власти которого она оказалась из-за своего опрометчивого и необдуманного поведения. Уоллстоункрафт умерла в сентябре следующего года, за два месяца до того, как Джейн Остен начала переделывать первый вариант “Чувства и чувствительности”. Дружба покойной с сэром Уильямом упоминалась в мемуарах о Мэри Уоллстоункрафт, которые появились годом позже; точнее, о ней упоминалось в первом издании, а во втором этот факт был опущен. Я вовсе не утверждаю, что Остен списала свою Марианну с Мэри Уоллстоункрафт, просто хочу обратить внимание на то, что темы чувствительности, искренности, отказа от следования общепринятым социальным правилам и нормам, так же, как и предпринятая попытка самоуничтожения после неудавшейся любви в судьбах обеих героинь, реальной и вымышленной, параллельны.
Марианна поправляется от своей самоспровоцированной болезни, будучи должным образом пристыженной, и винит себя за желание смерти. Она обещает отныне “жить только для моих близких.... а если я и стану появляться в обществе, то лишь для того, чтобы показать, что мое высокомерие укрощено, мое сердце стало лучше и я способна исполнять свой светский долг и соблюдать общепринятые правила поведения с кротостью и терпимостью.” Когда она продолжает свою речь уверениями, что память о бывшем возлюбленном “будет сдерживаться религией, доводами рассудка, постоянными занятиями”, это звучит почти как цитата из популярных морализаторских наставлений для юных леди, где их призывали “избегать страсти в любых ее проявлениях”. А когда она выходит замуж за полковника Брендона, читатель, понимающий, что этом браке с ее стороны никакой страсти не будет, не может отделаться от ощущения, что она заслуживает лучшего; так же, как и Элинор. Ибо Элинор тоже меняется: вознагражденная за свое благоразумие, самоотречение и стоицизм браком, на который она в глубине души так надеялась, она за время романного действия во многом расширяет и переосмысливает свои прежние взгляды.
“Чувство и чувствительность” - книга, которая трогает до слез, несмотря на свой схематичный сюжет и опору на стандартные второстепенные линии: соблазненные и покинутые девушки, тиранический опекун и злая мать семейства, распоряжающаяся семейным капиталом, неподобающая помолвка на расчетливой кокетке, внезапная счастливая перемена планов означенной кокетки и т.д. И в то же время местами книга просто великолепна. Одну только главу 2, где Остен заставляет Фанни Дэшвуд за 13 реплик переубедить своего мужа в его изначальных намерениях, да еще так, что он и сам того не замечает, уже можно смело назвать шедевром драматического повествования: великолепно срежиссированная сцена манипуляции, мастерски прописанный диалог. И когда Мэри Лашель пишет о том, что этот роман “никогда не казался ни автору, ни членам ее семьи столь же удачным, как более поздние ее произведения”, невольно задаешься вопросом, а не был ли он просто слишком резким и откровенным для Остенов в своем сочувственном изображении настолько искренней и страстной героини.