Отправлено: 10.03.08 22:19. Заголовок: Нашли кому верить! (..
Нашли кому верить! (Я, правда, так и не поняла, кому именно Вы поверили. ;)) Достоверно известно, что Джейн Остен хорошо отозвалась о гороховом супе (мол, не стыдно было пригласить семейного доктора к столу - гороховый суп, свиные ребрышки и пудинг), так в письмах, в Brabourne edition, но чтобы такой навороченный, да еще швейцарский... Станиславского на них нет. :)
ToRRy нам (см. - калекам) останется робко надеяться, что кто-то из владеющих английским не сочет за большой труд перевести самые любопытные и запоминающиеся моменты. Но арсенал предлагаемой литературы впечатлил.
Вряд ли. Уж если по быту России книг почти нет, то уж по английскому - тем более не будет (еще и связанному с Дж.Остин). Остается надеяться, что - Цапля пишет:
цитата:
что кто-то из владеющих английским не сочет за большой труд
ToRRy коль они существуют в природе, есть шанс, что может быть, они появятся и в нашем пространстве. А если Вы владеете английским, и у Вас есть другие источники информации о жизни и творчестве Остин, ее эпохе - о которых еще не упоминалось на форуме - поделитесь, пожалуйста - всем присутствующим это будет крайне любопытно прочесть.
Отправлено: 02.08.08 21:11. Заголовок: коль они существуют ..
цитата:
коль они существуют в природе, есть шанс, что может быть, они появятся и в нашем пространстве.
хочется надеяться!Уж очень хочется почитать! Есть пара книг на английском - это о её творчестве, рецензии на произведения. Возможно в скором времени я поделюсь этим с вами
Сообщение: 1323
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 03.08.08 12:45. Заголовок: ToRRy , спасибо за с..
ToRRy , спасибо за ссылочки! Очень любопытно.
ToRRy пишет:
цитата:
Есть пара книг на английском - это о её творчестве, рецензии на произведения. Возможно в скором времени я поделюсь этим с вами
присоединяюсь к apropos - это было бы замечательно, с интересом ознакомимся. Действительно, на английском об Остен море разливанное литературы - и критической, и биографической, читать - не перечитать, а вот на русский, к сожалению, пока что практически ничего не переводится, да и пишется не очень-то много. Хочется надеяться, что это вопрос времени и "бум" остеномании скоро даст о себе знать и в России появлением новых - переводных и оригинальных - работ о ней и о ее творчестве.
А вообще, apropos, я давно собираюсь у тебя спросить - на данный момент мною проштудирована уже довольно внушительная стопка литературы по Остен, включая около десятка ее биографий - и в принципе, если здесь найдутся желающие узнать поподробнее о ее жизни и творчестве, я могла бы потихонечку и конспективно пересказать здесь своими словами какую-нибудь книжку о ней (за полноценный перевод пока не возьмусь за катастрофическим отсутствием времени, а вот краткий пересказ, пожалуй, потяну). Пока что из всех прочитанных мне больше всего понравилась биография Клэр Томалин (Сlaire Tomalin) - очень подробный и обстоятельный рассказ, причем даже не столько о самой Остен (хотя и о ней, разумеется, тоже), сколько обо всех ее родственниках, родителях, братьях, кузенах, знакомых, соседях и т.д. Не знаю, правда, насколько это все будет интересно (я так просто читала запоем и не могла оторваться, но это на мой вкус) - либо можно какую-нибудь менее обзорную книжку пересказать, или сделать компиляцию из нескольких - словом, если, на твой взгляд, у читательниц форума имеется потребность и интерес к такого рода информации, то можно было бы попробовать.
Элайза От лица читательниц форума! На мой взгляд, это было бы чрезвычайно интересно. Ведь это не просто биографические данные о самой писательнице и ее окружении, это же ее мир, где она выросла, где она и стала той самой Джейн Остен, где находила свои сюжеты и своих героев! Голосую "за"! Всеми руками и прочими конечностями, которые имеются в наличии!
Отправлено: 03.08.08 13:53. Заголовок: Элайза, это было бы ..
Элайза, это было бы замечательно! Если уж издатели не идут навстречу нашим пожеланиям, то утолить наш информационный голод смогут только "сестры по разуму", знающие английский С нетерпением ждем.
Элайза Если у тебя время и желание сделать что-то - или пересказ одной книги, или составить материал из нескольких разных, - как тебе удобнее и интереснее самой, а я буду рада всему, чем ты нас сможешь попотчевать. Только лучше подготовить материал для сайта, думаю. На форуме многое теряется - на сайте же у нас чудная подборка интереснейших материалов по Дж.Остин. Так пусть к ним прибавится еще один.
Только лучше подготовить материал для сайта, думаю. На форуме многое теряется - на сайте же у нас чудная подборка интереснейших материалов по Дж.Остин. Так пусть к ним прибавится еще один.
То есть тут, на форуме, предварительно ничего не выкладывать? У меня просто есть уже почти готовый кусочек - пересказ (а можно сказать, и почти перевод, т.к. довольно близкий к тексту) первой главы книжки Томалин - но я не знаю, можно ли его выкладывать прямо на сайте, ведь у меня же нет официального права на перевод ее книги. Если только обозвать это каким-нибудь "кратким пересказом", к примеру... или тогда уже компилировать с чем-нибудь еще, назвав это "по материалам книг таких-то" - словом, как лучше, так и сделаю, главное, чтобы проблем с авторскими правами у сайта потом не было.
Отправлено: 04.08.08 13:28. Заголовок: Элайза Обычно пишет..
Элайза Обычно пишется: по материалам... Тогда, чтобы тебе не ломать голову, пока выложи здесь, а там разберемся. (Я тоже не крупный специалист по авторским правам, но, насколько я знаю, для ссылок на какое-то произведение, цитат из него, пересказа, обычно достаточно упомянуть использованный материал - как это, например, делается в научных статьях, рефератах и пр. - дается библиография со списком работ)
Сообщение: 1329
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 04.08.08 13:38. Заголовок: apropos Ага, я тоже..
apropos Ага, я тоже примерно так и представляла себе - тогда я сейчас быстренько доделаю (мне там где-то полторы странички осталось) и ближе к вечеру выложу. Я просто первую главу решила перевести более или менее "близко к тексту", чтобы дать вам возможность хотя бы приблизительно представить себе стиль изложения и степень детализации оригинала, а дальше тогда могу уже более вольно и кратко пересказывать или с чем-то компилировать, и потом для сайта тогда всю библиографию подробно распишу.
Сообщение: 1330
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 04.08.08 17:20. Заголовок: apropos Да не за что..
apropos Да не за что. В любом случае, не могу обещать, что новые порции будут появляться быстро и регулярно, но надеюсь, что потихонечку, в свободные минутки, я это дело когда-нибудь нет-нет, да и осилю. Может быть. А пока, что называется, "для затравки", выкладываю здесь, как и обещала, первую главу из книги Claire TomalinJane Austen: A Life. - London, 1997. В книге 25 глав плюс приложения, так что я, разумеется, буду ее сильно сокращать и ужимать при пересказе, но первую главу, как я уже говорила, выкладываю почти без купюр. Глава называется "1775-й", т.е. год рождения Джейн Остен.
Глава 1. 1775-й*
Зима 1775 года выдалась суровой. По наблюдениям натуралиста Гилберта Уайта в ноябре листва с деревьев вокруг его хэмпширской деревушки практически полностью облетела, о чем он и сделал соответствующую запись в своем дневнике. А в это время в 15 милях от него, в деревушке Стивентон, супруга местного приходского священника со дня на день ожидала рождения своего седьмого ребенка. Ей было 36 лет, 11 из них она была замужем. Четверо крепких мальчуганов бегали по пасторату, играли в большом саду позади дома, резвились по окрестным долам и весям. Старшему — серьезному Джеймсу — было 10 и он разделял интерес отца к книгам и чтению, а единственная дочь Кэсси, которой в январе исполнялось три, уже болтала без умолку и хвостиком ходила за матерью и по дому, и на молочную ферму, и в птичник — смотреть на уточек и цыплят. Если не считать кабинета мистера Остена, в доме редко царила полная тишина.
Ноябрь подходил к концу, и вот уже зарядили дожди, из-за которых мальчикам приходилось сидеть дома. В последние дни месяца темнело уже в три часа пополудни, и семейство садилось обедать пораньше, чтобы за столом обойтись без свечей. А ребенок все не рождался. Пришел декабрь, принеся с собой эпидемию простуд; в первой половине месяца ударили сильные морозы и окрестные пруды покрылись льдом достаточно толстым, чтобы мальчишки могли на нем кататься. А 16 декабря Уайт помечает в своем дневнике: «Дымка, солнце — чудесный день». 16 декабря стало днем рождения Джейн Остен. По поводу того, что она родилась на месяц позже, чем ожидали родители, ее отец шутливо заметил, что у него и супруги «на старости лет стало что-то совсем неважно с памятью». На тот момент ему было 44 года.
Ребенок появился на свет ближе к вечеру, без долгих схваток. За доктором посылать нужды не было: его редко приглашали для чего-то столь обычного и рутинного, как роды. К тому же ближайший доктор находился в Бэзингстоке, а это семь миль по плохой дороге. Так или иначе, но «вскоре все благополучно завершилось». Родители были рады появлению в семье второй дочери, «сейчас — игрушки, а в будущем — товарища для своей сестры Кэсси. Она у нас будет Дженни». И мистер Остен продолжает письмо рассказом о крайне интересующем его предстоящем матче-соревновании на плугах (Кент против Хэнтса с призовым фондом в виде говяжьего огузка), который состоится, если позволит погода. Священник в отдаленном сельском приходе был фермером не меньше, чем пастырем человеческих душ.
Джейн была крещена сразу же, прямо на дому своим отцом, как и все дети Остенов. Церковная церемония состоится позже. А пока зима всецело вступила в свои права. Соревнование на плугах, которого с таким интересом ожидал мистер Остен, так и не состоялось, потому что снег покрыл землю толстым слоем и продолжал валить, наметая сугробы до самого верха ворот. Вскоре по дорогам уже практически невозможно было проехать. Домашняя птица не высовывалась из курятника, а полевые пташки то и дело подлетали к кухонной двери в поисках крошек. «Суровая сибирская погода», — пишет Уайт в своем дневнике, отмечая, какие романтичные и причудливые узоры образует выпавший и вскоре леденеющий снег. Новорожденные ягнята примерзали к земле, и зайцы залезали в сад в поисках пищи.
А на втором этаже пасторского дома, на широкой двуспальной кровати, рядом с которой стояла колыбелька новорожденной, заботливо укутанная в теплые пуховые одеяла лежала миссис Остен, пока кто-то из родственниц — скорее всего, сестра ее мужа Филадельфия Хэнкок, — занималась домашним хозяйством и руководила прислугой. Им, должно быть, приходилось много стирать и готовить, имея в доме столько маленьких детей и мать с младенцем. Горничные разжигали огонь и грели воду в медных котлах, а прачка, когда могла, пробиралась к ним по заснеженной дороге из деревни и целый день трудилась над бельем. Оно замерзало прежде, чем успевало высохнуть, поэтому его развешивали не на улице, а в доме, так что в комнатах повсюду сушились простыни и детские вещи.
Вероятно, мистер Остен после раннего трехчасового обеда какое-то время читал старшим детям книжки. Но мальчишки любят бегать и кататься вверх-вниз по перилам, а в доме не было ковров, чтобы приглушить весь этот шум и топот. Ожидалось, что миссис Остен спустится вниз не раньше, чем через две недели после родов.
Соседи добирались до них с трудом, за исключением нескольких крепких джентльменов, преодолевших зимнюю дорогу верхом и передавших поздравления и подарки для новорожденной от своих жен. В сочельник дети по традиции украсили оконные рамы веточками остролиста, а в рождественское утро мистер Остен, хорошенько укутавшись и обувшись потеплее, отправился на холм, к своей крохотной и неотапливаемой каменной деревенской церквушке св. Николая, надеясь, что там будет достаточно светло для того, чтобы прочесть проповедь и причастить тех немногих фермеров и жителей деревни, которые придут его послушать. Ну, во всяком случае, на семейство Дигвидов можно было смело рассчитывать: они уже много лет арендовали большую кирпичную усадьбу прямо рядом с церковью. Хью Дигвид возделывал почти всю землю вокруг Стивентона и считался местным сквайром. А потом — обратно домой, в тишине, под густо падающим снегом. В Стивентоне проживало не более 30 семей: единственная линия коттеджей тянулась в некотором отдалении от пастората. В деревеньке не было ни магазинов, ни гостиницы.
Если у Остенов в это время действительно гостила тетя Филадельфия, то там была и ее дочь, Бетси — темноволосая, изящная, хорошенькая Бетси, которая родилась в Индии, где по сию пору находился ее отец и куда мать время от времени собиралась снова ее отправить. Кузине Бетси было уже 14 — почти совсем взрослая, старше всех стивентонских детей и в их глазах куда более утонченная и искушенная. Во-первых, она жила в городе, то бишь в Лондоне; во-вторых, у нее там была собственная лошадь, чем никто из детей Остенов пока похвастаться не мог. А когда она не каталась верхом, то скорее разъезжала со своей матерью в экипаже, чем ходила пешком. В-третьих, она училась французскому; в-четвертых, однажды играла на сцене, участвуя в представлении с другими детьми, когда ей было всего 10 лет; в-пятых, у нее имелся клавесин и четыре нитки жемчуга, только что присланные отцом в подарок. Неудивительно, что и Джеймс, и Эдвард, и даже развитый не по годам четырехлетний Генри взирали на свою кузину с восхищением.
Когда детям разрешили подняться в мамину спальню, они увидели, что у их новой сестренки круглое личико, толстые щечки и блестящие темно-карие глаза. На семейном совете решили, что она больше всего похожа на Генри, который в младенчестве был самым длинным и крупным из всех остеновских отпрысков. Из этого можно заключить, что и Джейн родилась довольно крупной. Миссис Остен кормила малютку грудью, как и всех своих детей. И речи не шло о том, чтобы она вышла из дома ранее чем через месяц после рождения ребенка, вне зависимости от погоды. К тому же продолжающиеся «сибирские морозы» вовсе и не располагали к прогулкам; а в феврале, когда немного потеплело, начался паводок, и она по-прежнему не покидала уютной спальни на втором этаже. Так что ребенок целых три долгих месяца мог наслаждаться безраздельным материнским вниманием.
* Апдейт: отредактированный вариант перевода первой главы выложен 08.09.08 Редактура — Romi.
Сообщение: 1331
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 04.08.08 17:22. Заголовок: А когда кончилась зи..
А когда кончилась зима, Филадельфия и Бетси уехали, и миссис Остен снова взяла в свои руки бразды правления в доме, на молочной ферме и на птичьем дворе. 5 апреля после мрачного и темного утра вышло солнце. Малышку Джейн потеплее укутали в шали, миссис Остен надела теплую шубу и тоже закуталась в шаль, и семья направилась в церковь на официальные крестины.
Обе крестные матери девочки, или как их еще называли, «спонсорши», носили имя Джейн; одна приходилась теткой ее отцу и жила в Кенте, а вторая была кузиной ее матери из Оксфордшира. Вряд ли они предприняли утомительные путешествия по такому случаю, и вряд ли ее крестный отец — еще один священнослужитель, женатый на другой кузине миссис Остен, — приехал из Саррея. Нормальной практикой считалось, если обеты у алтаря за крестных произносил кто-то другой. Как показало время, впоследствии никто из них не сделал для своей крестной дочери ровным счетом ничего, но все же они являются значимой частью истории о жизни Джейн Остен, свидетельствуя о разбросанной по южным графствам обширной и разветвленной сети кузенов и родственников, в большинстве своем представителей духовенства.
Расследовать эту историю нелегко. Джейн не оставила автобиографических записок, а если и вела какие-то дневники, то они ее не пережили. Сестра уничтожила находившиеся в ее распоряжении письма (толстенную пачку!), а племянница по незнанию сделала то же с теми, что бережно сохранил один из братьев. Так что уцелели лишь немногие письма, дошедшие до нас из некоторых других источников. Всего их сохранилось 160, но мы не знаем ни одного, написанного в детстве, — самое раннее известное письмо Джейн написано в возрасте 20 лет. Первая биографическая записка, изданная вскоре после ее смерти, состояла всего из нескольких страничек и, по словам автора, брата писательницы Генри Остена, жизнь сестры «ни в коей мере не была жизнью, полной событий».
В следующие 50 лет о Джейн не публиковалось вообще ничего, пока не появились воспоминания ее племянника Джеймса-Эдварда Остена-Ли. Эти мемуары подтвердили точку зрения Генри. «Ее жизнь крайне бедна событиями; в ней было мало перемен и никакой серьезный кризис никогда не нарушал спокойного и гладкого течения дней». Взгляд на биографию Джейн Остен, как на лишенную событий, с тех пор считался общепринятым. По сравнению с такими писателями, как Чарльз Диккенс или Мэри Уоллстоункрафт, жизнь писательницы и впрямь выглядит достаточно тихой, спокойной и гладкой. Ей не доводилось видеть, как отец избивает мать, и ее не посылали в 12 лет работать на фабрику по производству ваксы; однако, если повнимательнее присмотреться к детству Джейн, то можно заметить, что далеко не все оно сводилось к тихой и спокойной жизни в пасторате. На самом деле детские дни Дженни были полны и событий, и огорчений, и даже душевных травм, которые имели для ее последующей жизни эффект не менее постоянный, чем для Диккенса — факт работы на красильной фабрике. То, что события, произошедшие с ней в детстве, наложили определенный отпечаток на ее душу, будет ясно из последующего рассказа; как и то, что ей удалось это преодолеть и поставить на службу собственным целям.
Должно быть, супруги Остен надеялись, что это будет их последний ребенок. У сестры миссис Остен Джейн Купер было всего двое, и «с тех пор она не тяжелела, так что, возможно, детей у нее уже и не будет», — как заинтересованно сообщала миссис Остен в письме своей родственнице. По тем временам взять и просто перестать беременеть в детородном возрасте — этому можно было только позавидовать! К тому же финансовая ситуация Остенов становилась все сложнее. Джордж погряз в долгах, имея в кредиторах родственников с обеих сторон, включая и мужа Джейн Купер. Он также занимал деньги у брата миссис Остен Джеймса Ли-Перрота, у собственной сестры Филадельфии Хэнкок и отдельно — у ее мужа.
Годовой доход мистера Остена был невелик — 210 фунтов с объединенных десятин Стивентона и соседской деревушки Дин. Продажа продуктов с собственной фермы была ощутимой прибавкой к этому доходу, но все же недостаточной для того, чтобы обеспечить его кредитоспособность. За три года до рождения Джейн он начал брать учеников. В пасторате с его семью спальнями и тремя мансардами было достаточно места, чтобы устроить маленькую домашнюю школу. В то же время он потратил последние остатки своего небольшого капитала. Как раз перед крестинами Джейн ему пришлось занять еще 300 фунтов под поручительство Филадельфии у одного лондонского адвоката. Его счета свидетельствуют о постоянном балансировании между выплатами старых долгов и новыми займами, и если его жена была в курсе положения дел, то должна была чувствовать себя крайне неспокойно.
Суровая правда жизни заключалась в том, что на детей нужны были деньги, чтобы как-то устроить их будущее, и Остенам уже более чем хватало их Джеймса, Джорджа, Эдварда, Генри, Кассандры, Фрэнсиса и Джейн. Обычной формой предохранения от нежелательной беременности в те времена считались раздельные спальни супругов, но Остены этим методом не воспользовались, и после Джейн у них родился еще один малыш.
В системе выращивания детей, которую практиковала миссис Остен, не было по тем временам ничего необычного. Первые несколько месяцев она кормила каждого младенца грудью, чтобы обеспечить ему здоровый старт в жизни (с ее собственных слов мы знаем, к примеру, что Кассандру она кормила первые три месяца), а затем ребенка отдавали одной из деревенских женщин, под присмотром которой он рос год-полтора — до тех пор, пока не подрастал настолько, что с ним уже более или менее легко было управляться дома. В случае с Джейн эта передача в деревенский дом состоялась, должно быть, вскоре после ее крестин.
Ребенок в четырнадцать недель уже прочно привязан к матери, и внезапно оказаться у другой женщины, в новой обстановке, скорее всего, было для него довольно болезненным опытом. Но мысль о том, что она бросает своего ребенка, вряд ли приходила в голову миссис Остен: важность формирования ранней привязанности между ребенком и матерью — это современная концепция, а в те времена детей сплошь и рядом отдавали на воспитание кормилицам. Это не значит, что дети не страдали как при разлуке с матерью, так и позже, при расставании с кормилицей. Коббетт, порицая эту практику, сокрушенно восклицал: «Кто из нас не видел этих отринутых детей, кои, когда приносят их и отдают обратно в объятия матерей, вырываются из них с криками и плачем и тянут свои маленькие ручонки назад, к кормилицам?»
Бедные деревенские матери семейств, разумеется, были рады дополнительному доходу, который приносило им воспитание детей джентри: деревенская кормилица могла заработать около двух шиллингов и шести пенсов в неделю, и даже некормящая нянька ощутимо помогала собственной семье, взяв на себя заботу о таком ребенке. Находила ли миссис Остен для своих детей женщину, кормящую грудью, или же полагала, что после нескольких месяцев грудного вскармливания их можно смело переводить на кормление с ложечки, мы не знаем; хотя в случае с трехмесячной Кассандрой она в письме употребляет выражение «отнятие от груди», что заставляет предположить последнее. Как бы ни проходила эта процедура, в ней было нечто обезличенное: даже имена этих нянек никогда и нигде не упоминаются.
Итак, в первые год-полтора своей жизни дети Остенов росли в деревенском коттедже, где их кормили, поили, купали. Они начинали ползать, делать свои первые шаги и произносить первые слова, находясь в приемной семье. А как только малыши достигали более или менее осмысленного возраста, их забирали обратно домой. С точки зрения физического развития эта система себя, безусловно, оправдывала. В ту эпоху, когда редко в какой семье обходилось без младенческой смертности, Остенам удалось не потерять ни одного ребенка. К примеру, в Лондоне в эти годы больше половины рожденных детей умирали до достижения пяти лет, и хотя в провинции с этим обстояло немного получше, уровень детской смертности все равно был тревожно высоким. А все дети Остенов выжили и выросли крепкими и здоровыми.
Но все равно невольно задаешься вопросом: а какой психологический эффект оказала на них подобная воспитательная метода? В случае с Джейн определенная эмоциональная дистанция, сохранявшаяся между ней и матерью в течение всей жизни, очевидна. Пожалуй, больше всего в письмах Джейн поражает оборонительная, ершистая нотка. Ее письмам не хватает теплоты и нежности как по отношению к окружающим, так и по отношению к самой себе. Возникает ощущение внутреннего «я» — бесконечно живого, чуткого и отзывчивого, но по большей части спрятанного под непробиваемым панцирем. Иногда оттуда показывается коготок, и острые колючки мгновенно вонзаются во всё, что обижает. Это письма женщины, которая никому не открывала своего сердца. Возможно, глубинные корни этой постоянной эмоциональной самозащиты кроются в том числе и в раннем детстве.
Сообщение: 1332
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 04.08.08 17:23. Заголовок: Система воспитания м..
Система воспитания миссис Остен была ориентирована в первую очередь на поддержание наиболее удобного и рационального уклада жизни и быта в пасторате, и она совершенно не считала, что проявляет по отношению к детям жестокость или совершает нечто необычное. Как и большинство людей ее времени, воспитанных на просветительском подходе к детству, она полагала, что младенцы — пока всего лишь «овощи», и требуется только содержать их в подобающей чистоте, тепле и сытости, пока их интеллект не проявится в более или менее осознанной форме.
По словам внука Остенов, родители навещали своих малышей почти ежедневно — во всяком случае, при любой возможности, — и регулярно приводили их в пасторский дом, отчего детишки, возможно, считали, что у них есть два дома и две любящие семьи. Во всяком случае, эта метода была гораздо лучше тех нередких случаев, когда детей отдавали далеко от дома и практически не навещали их, превращаясь за это время из родителей в совершенно незнакомых людей.
Но один ребенок Остенов так и не вернулся от сельской кормилицы в отчий дом. Второй сын, Джордж, который был почти на 10 лет старше Джейн, страдал от припадков и не развивался нормально. Для миссис Остен это означало повторение печального опыта с ее братом Томасом. Томас родился, когда ей исполнилось 8 лет, — возраст, как раз подходящий, чтобы радоваться появлению маленького братика; но как только его отставание в развитии сделалось очевидным, его услали из дома, отдав на попечение другой семьи. И Джорджу суждена была та же участь, хотя, еще будучи малышом, он иногда появлялся в пасторате. Вполне вероятно, что в 1776 году он все еще жил в деревенской семье в Стивентоне, стало быть, очень возможно, что это был первый из братьев маленькой Джейн, которого она увидела. Он мог ходить, и его заболевание не было синдромом Дауна, иначе он не прожил бы такую долгую жизнь без современных медикаментов. Поскольку нам известно, что взрослая Джейн умела изъясняться на языке глухонемых (в письме от 1808 года она упоминает о том, как «разговаривала на пальцах»), есть предположение, что, возможно, он был немым. Это не помешало бы ему участвовать в играх деревенских детишек. «У нас есть по крайней мере то утешение, что он не может быть плохим или злым ребенком», — писал отец Джорджа с трогательной христианской покорностью.
В целом можно сказать, что воспитательная система супругов Остен дала замечательные результаты: за исключением Джорджа, все дети выросли крепкими и здоровыми, не склонными к жалобам и нытью, и на протяжении всей жизни отличались и взаимной поддержкой, и глубокой взаимной привязанностью. И даже Джордж благополучно дожил до преклонных лет рядом со своим дядей Томасом, находясь под присмотром в еще одной хэмпширской деревушке, Монк Шерборн. В семье о нем редко упоминали, но в итоге он пережил и старшего брата, и сестру Джейн. Родственники не забывали о нем и регулярно вносили деньги на его содержание. В свидетельстве о смерти, датированном 1838 годом, значится: «Джордж Остен, джентльмен».
В июне 1776 года, когда Джейн не исполнилось еще и полугода, ее родители покинули Стивентон, чтобы отправиться с визитом в Лондон. Двухлетнего Фрэнка и трехлетнюю Кэсс, скорее всего, отдали на это время обратно в те деревенские семьи, откуда их только недавно забрали в пасторат, так что они, возможно, составили компанию своей младшей сестренке и с удовольствием принимали участие в играх деревенской малышни. И если Кэсс в какой-то момент ощутила себя кем-то вроде матери этой малышке, а малышка протянула свои ручонки к Кэсс, то это был самый первый шажок к той глубокой и взаимной пожизненной привязанности, которая отличала этих двух сестер.
Визит мистера и миссис Остен в Лондон был связан — по крайней мере отчасти — с намерением повидать его сестру Филадельфию и племянницу Бетси. Пока Остены гостили у них, из Индии пришло известие о кончине супруга Филы Тайсо Соула Хэнкока. На самом деле он умер значительно раньше, в ноябре 1775 года, еще до рождения Джейн, но вести в те времена доходили медленно, и письма из Индии шли минимум по полгода. Миссис Хэнкок, естественно, была расстроена, узнав о смерти мужа. Что еще хуже, он, как оказалось, умер практически без гроша за душой: «всех сбережений еле хватит, чтобы погасить его здешние долги», — писал мистер Вудмен, ее адвокат и поверенный, тот самый, который ссудил деньгами Джорджа Остена. Хэнкок был также крестным отцом маленького Джорджа, и теперь не было надежды на то, что он сможет обеспечить стоимость его содержания. Пока крестный был жив, он выражал беспокойство постоянно увеличивающимся количеством детей в семье Остен и задавался вопросом, как они сумеют поставить их всех на ноги. Ситуация же с его собственной женой и дочерью была, тем не менее, не настолько плоха, как могло показаться на первый взгляд.
Тремя годами ранее патрон мистера Хэнкока в Индии, знаменитый Уоррен Гастингс из Ист-Индской Компании, став губернатором Бенгалии, сделал подарок своей крестной дочери Бетси Хэнкок, отписав ей 5 тысяч фунтов; а в 1775 году он удвоил эту сумму, сделав Бетси наследницей если не огромного состояния, то, по крайней мере, достаточного для того, чтобы она могла найти себе мужа. Супруги Хэнкок поклялись держать в секрете происхождение богатства своей дочери, но двое опекунов ее состояния, разумеется, были в курсе дела, а ими являлись адвокат мистер Вудмен, приходившийся Уоррену Гастингсу зятем, и Джордж Остен, брат миссис Хэнкок, который наверняка отправился в Лондон еще и в связи с исполнением своих обязанностей попечителя, в чем бы они ни заключались.
Вскоре выяснилось, что не было особых причин беспокоиться о материальном положении и оставшейся вдовой Филадельфии. Независимо от состояния своей дочери, судя по банковскому счету, который она открыла несколько месяцев спустя, она получила три с половиной тысячи фунтов, выплаченные ей Вудменом. Еще одна сумма — почти на пять тысяч фунтов — поступила на ее счет по чеку от «Инд. Комп.» Открытие собственного банковского счета означало ее независимость в статусе достаточно обеспеченной вдовы.
Мать и дочь Хэнкок, связанные той особой близостью, которая часто возникает у одинокой матери с единственным ребенком, были теперь вольны жить как им заблагорассудится; и хотя Филадельфия была привязана к брату, а Бетси — к дяде, они и не подумали хоронить себя в английской провинциальной глуши. Бетси, потеряв отца, которого она едва помнила, и сделавшись наследницей приличного состояния, заявила, что больше не желает зваться Бетси. Отныне она будет Элайзой*. Никто не имел ничего против того, чтобы удовлетворить это ее желание.
Элайзу Хэнкок по многим причинам можно назвать центральной фигурой в жизни Джейн Остен. Будучи двоюродными сестрами, девушки прекрасно ладили. Хотя Элайза была старше на 14 лет, они обе умерли сравнительно молодыми, и Джейн пережила ее всего на 4 года. А разница между ними заключалась в том, что Элайза всегда казалась кем-то вроде экзотической птицы с ярким, пестрым оперением, и история ее жизни будто сошла со страниц одного из тех романов, которые Джейн так любила высмеивать.
В чем-то Элайза была настоящей Остен с ее быстрым насмешливым пером, с ее любовью к актерству, музыке, танцам, с ее превосходным слухом, но во всем остальном она разительно отличалась от своих кузенов Остенов. Она беспечно и неосмотрительно относилась к замужеству и могла достаточно фривольно писать о своих чувствах или об их отсутствии. Но в то же время она была самой любящей дочерью, а позже стала и очень нежной, преданной и внимательной матерью.
В биографии обеих женщин — Филадельфии Хэнкок и ее дочери — осталось множество неясностей и невыясненных вопросов, и главный из них связан с отцовством Элайзы, о чем мы обязательно поговорим позже. А на момент лета 1776 года Джордж Остен имел возможность убедиться в том, что сестра и племянница ни в чем не нуждаются, и что, стало быть, он может спокойно возвращать ту сумму, которую он занял у Филадельфии, теми же темпами и с тем же размером выплат, что и раньше.
После этого они с женой вернулись в Хэмпшир и жизнь вошла в свою привычную колею. Для Джорджа Остена она состояла в надзоре за фермой и продажами овса, ячменя и сена, в обучении старших мальчиков, в исполнении своих пасторских обязанностей — крестин, поминальных и воскресных служб, а также в заботе о прихожанах, оказавшихся в нужде или печали.
Зимой 1776 года, за три дня до первой годовщины Джейн, а именно 13 декабря, Джордж Остен, как и все священники Англии, отслужил специальную дополнительную службу в своей стивентонской церкви, прочтя молитвы против американских повстанцев. После чего он спустился с холма в свой спокойный и жизнерадостный дом, атмосфера которого живо напомнила одному из очевидцев о «либеральном обществе, исполненном простоты, гостеприимства и вкуса, которое обычно можно встретить в различных семействах, живущих среди восхитительных долин Швейцарии».
*Два равно возможных сокращения от имени Элизабет. — Прим. перев.
Элайза спасибо преогромнейшее! С удовольствием прочла начало перевода-пересказа. Очень познавательно, интересно и увлекательно написано - как роман читаешь. Немного позабавили вероятные причины холодности Джейн с матерью Будем ждать продолжения
Сообщение: 1333
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 04.08.08 18:46. Заголовок: Цапля, Юлия - на здо..
Цапля, Юлия, chandni - на здоровье! Рада, если нормально читается - честно говоря, писала наскоро, второпях. Может, перед отправкой на сайт потом еще подредактирую.
Цапля пишет:
цитата:
влекательно написано - как роман читаешь
Да, мне этим и понравилась эта книга - она действительно читается как роман. Истории всех этих братьев, кузин, теток и прочих родственников, оказывается, на удивление интересны, есть судьбы по-своему уникальные (у той же Филадельфии с Элайзой, как мы потом увидим) и, в принципе, каждая из них вполне могла бы стать сюжетом для романа. Интересно (и, на мой взгляд, показательно) еще и то, что Джейн ни одним эпизодом из жизни своих родственников в своем собственном творчестве так и не воспользовалась. Только очень опосредованно что-то где-то промелькнет, да и то изредка.
Цапля пишет:
цитата:
Немного позабавили вероятные причины холодности Джейн с матерью
Ага, меня тоже. Специально не стала их выкидывать.
Сообщение: 9110
Настроение: Птица со сложным характером
Отправлено: 04.08.08 18:52. Заголовок: Элайза пишет: если ..
Элайза пишет:
цитата:
если нормально читается - честно говоря, писала наскоро, второпях.
Очень и очень! Элайза пишет:
цитата:
Истории всех этих братьев, кузин, теток и прочих родственников, оказывается, на удивление интересны, есть судьбы по-своему уникальные (у той же Филадельфии с Элайзой, как мы потом увидим) и, в принципе, каждая из них вполне могла бы стать сюжетом для романа.
Уже интересно - да иначало интригует - девушка яркая, рано оставшаяся сиротой и богатой наследницей - чем не начало романа? А вообще все подтверждает расхожую истину - что жизнь - даже не очень богатая на какие-то внешние события - и есть самый интересный роман
Сообщение: 1334
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 04.08.08 19:01. Заголовок: Цапля пишет: Очень ..
Цапля пишет:
цитата:
Очень и очень!
Спасибо!
Цапля пишет:
цитата:
девушка яркая, рано оставшаяся сиротой и богатой наследницей
Да еще и тайна рождения (во всяком случае, отцовства) тоже имеет место быть, весьма "романический" ход. Не случайно же ей и ее матушке славный "крестный" Гастингс отвалил такие щедрые суммы...
Цапля пишет:
цитата:
жизнь - даже не очень богатая на какие-то внешние события - и есть самый интересный роман
Элайза Ужасно интересно! И столько таких подробностей жизни тех времен, о которых и не подозревала - и отдача младенцев в чужие дома, и раздельные постели (в Унесенных ветром было такое у Мелани и Эшли, но я думала, что это такой ход интриги - а, оказывается, бедняги женщины (и верные мужья) и т.д.. Хм... Спасибо! Много пищи для размышлений.
Отправлено: 05.08.08 05:38. Заголовок: Хотя лично мне биогр..
Хотя лично мне биография Клэр Томалин не нравится (я предпочитаю безыскусные свидетельства племянников :)), но позвольте сделать комплимент: Скрытый текст
Элайза, славный перевод, особенно в лексике; а царапки если и есть (вроде "организованной"), то так мало, что на уровне опечаток. Если этот "спешный", то хотела бы я посмотреть на Ваш "отделанный" перевод... :)
Элайза, спасибо! Замечательный перевод, хотя некоторые места звучат немного коряво, но всё же получилось очень хорошо! Я читала эту биографию в огигинале, и мне очень понравилось как вы перевели вот этот момент :
All the same, you have to wonder what effect Mrs. Austen's treatment had on them. In Jane's case, the emotional distance between child and mother is obvious throughout her life; and not only between child and mother. The most striking aspect of Jane's adult letters is their defensiveness. They lack tenderness towards herself as much as towards others. You are aware of the inner creature, deeply responsive and alive, but mostly you are faced with the hard shell; and sometimes a claw is put out, and a sharp nip is given to whatever offends. They are the letters of someone who does not open her heart; and in the adult who avoids intimacy you sense the child who was uncertain where to expect love or to look for security, and armoured herself against rejection.
цитата:
Но все равно, невольно задаешься вопросом, а какой психологический эффект оказала на них подобная воспитательная метода. В случае с Джейн определенная эмоциональная дистанция, сохранявшаяся между ней и матерью в течение всей жизни, очевидна. Пожалуй, больше всего в письмах Джейн поражает оборонительная, ершистая нотка. Ее письмам не хватает теплоты и нежности как по отношению к окружающим, так и по отношению к самой себе. Возникает ощущение внутреннего «я», бесконечно живого, чуткого и отзывчивого, но по большей части спрятанного под непробиваемым панцирем; и иногда оттуда показывается коготок, и острые колючки мгновенно вонзаются во всё, что обижает. Это письма женщины, которая практически никому не открывала своего сердца. Возможно, глубинные корни этой постоянной эмоциональной самозащиты кроются в том числе и в раннем детстве.
На мой взгляд вы достаточно точно передали смысл этого отрывка, литературно!
apropos ,Axel, незнакомка, deicu, ToRRy, Tatiana - спасибо! Если вам интересно читать, то я очень рада, и буду тогда потихонечку продолжать это дело.
deicu пишет:
цитата:
я предпочитаю безыскусные свидетельства племянников :))
Да и я, поверьте, тоже - самые ценные, безусловно, свидетельства людей, лично знавших Джейн Остен, и мемуары племянников и племянниц (мне особенно последние по душе ;-))) в этом смысле вне конкуренции. Но я в данном случае трезво оцениваю свои возможности и просто не рискну взяться за литературный перевод текстов, написанных в середине 19 столетия. Мне бы что попроще... А книжка Томалин понравилась мне главным образом тем, что она массу всего любопытного раскопала про всех ее предков, родственников, соседей и т.д. - во всяком случае, в других био Остен, которые мне попадались, об ее родне и окружении было рассказано на порядок меньше и как-то вскользь, постольку поскольку. А тут им уделено достаточно внимания, и судьбы у большинства из них, как выясняется, довольно любопытные. Поэтому я и решила остановиться именно на ней.
царапки если и есть (вроде "организованной"), то так мало, что на уровне опечаток.
Ага, каюсь, это мой "косяк" из-за спешки - на этом месте я споткнулась, засомневавшись, что именно имеется тут в виду под well-organized - физическое состояние или черта характера - и, вместо того, чтобы полазить по словарям в поисках правильного ответа, не заморачиваясь, быстренько перевела калькой и помчалась дальше. Mea culpa...
цитата:
Если этот "спешный", то хотела бы я посмотреть на Ваш "отделанный" перевод... :)
Еще раз огромное спасибо за комплимент - на самом деле, мне очень редко доводится переводить что-нибудь художественное или литературное, а если и доводится, то исключительно в качестве хобби, для "англокалечных" соратников по увлечениям, так что до профи-перевода мне даже в "отделанном" виде очень далеко, я это прекрасно понимаю, да на это и не претендую - просто балуюсь иногда на досуге, чтобы приносить хоть какую-то пользу приятным мне людям, да и язык не забывать. Вот Making of Pride and Prejudice переводим с Хелгой, к примеру... Правда, там за нами еще профессиональный корректор правит, в том числе и стиль, так что не стыдно потом на сайт выкладывать.
ToRRy пишет:
цитата:
На мой взгляд вы достаточно точно передали смысл этого отрывка, литературно!
Спасибо! Как видите, я последнее предложение не стала переводить дословно, а просто передала общий смысл - как и в ряде других мест, где я либо просто пропускала какие-то пассажи, либо пересказывала вкратце своими словами. Поэтому я и не называю это переводом, это, скорее, пересказ - и дальше он будет, боюсь, еще более сжатым и кратким, т.к. книжка толстая, а свободного времени, к сожалению, мало. Поэтому, если и у Вас, и у deicu, и у других англоязычных посетителей форума, читавших книгу в оригинале, будут возникать по ходу дела какие-то замечания, исправления, предложения, дополнения и т.д. - я была бы Вам бесконечно за это признательна, и обязательно постараюсь учесть в окончательном варианте все ваши поправки. Просто, поскольку материал потом пойдет на сайт, это все-таки довольно ответственное дело, и я буду чувствовать себя гораздо спокойнее, если буду знать, что не слишком "накосячила".
Отправлено: 05.08.08 13:13. Заголовок: Элайза, у Вас действ..
Элайза, у Вас действительно получилось то, что надо. Не перевод, не пересказ, а как бы своё, точнее было бы сказать "по мотивам". Потому что мне кажется, хотя конечно не в праве, ну вобщем здесь неуместен просто перевод, сухой, неживой. А у Вас, мне так показалось, с душой, с любовью к тому, что вы сделали. Очень приятно читать, несмотря на то, что где-то звучит не очень... ...
Сообщение: 1338
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 05.08.08 16:30. Заголовок: ToRRy пишет: Очень ..
ToRRy пишет:
цитата:
Очень приятно читать, несмотря на то, что где-то звучит не очень...
Спасибо еще раз на добром слове - когда текст немного "отлежится", я постараюсь повнимательнее его вычитать и, может быть, отловлю свои корявости - во всяком случае, очень на это надеюсь. :)
apropos пишет:
цитата:
будем ждать продолжения.
Сегодня я успела пересказать еще один кусочек - правда, небольшой, но все же выложу, пожалуй. Вторая глава называется "Меритократы" - это слово мне несколько раз встречалось в русских текстах, но я не уверена, насколько оно успело стать общепринятым; по смыслу это люди, добившиеся положения в обществе благодаря своим способностям, как-то так. Автор называет меритократами предков и родственников Остен по отцовской линии, поскольку все они пробивались в жизни в основном благодаря собственным способностям, заслугам и уму. Итак, начало второй главы:
Глава 2. Меритократы*
Романы Джейн Остен отличаются четкой и компактной структурой, и действие в них охватывает, как правило, небольшой период времени. Среди остеновских персонажей только леди Кэтрин де Бер и сэр Уолтер Эллиот придают большое значение своему знатному происхождению и преисполнены фамильной гордости. Можно также заметить, что Джейн Остен предпочитала описывать небольшие семьи; семейство Беннетов с их пятью дочерьми — самое многочисленное из тех, которым она уделяет на страницах своих романов пристальное внимание.
Собственный жизненный опыт Джейн был совсем иным. Помимо того что у ее родителей было восемь детей, семейство поддерживало постоянные связи с большим количеством двоюродных и прочих родственников, которые проживали в самых разных графствах и даже за пределами Англии. История семьи, как и фамильные связи с обеих сторон, считались очень важной составляющей жизни. Многочисленные братья, кузены и кузины, бесконечные дядюшки и тетушки с их повторяющимися фамильными именами, замысловатые ответвления генеалогических дерев и т. д. выглядят крайне сложными и запутанными для человека со стороны, но представляют собой тот мир, в котором Джейн Остен чувствовала себя комфортно, поэтому любому, кто хочет познакомиться с этим миром поближе, стоит хотя бы поверхностно в нем разобраться.
Начать с ее матери: миссис Остен, урожденная Ли (Leigh), была вполне здравомыслящей и практичной женщиной, что не мешало ей гордиться своим происхождением и аристократическими родственными связями. Семейство Ли вело свою родословную от того лорд-мэра Лондона, который провозгласил королевой Елизавету. С тех пор некоторым членам рода было пожаловано дворянство, и они стали владельцами аббатства Стоунли в Варвикшире; а некоторые породнились с аристократами через брак. Свое несколько необычное имя — Кассандра — она, как и несколько ее кузин, получили в честь некоей Кассандры Уиллоуби, супруги одного из двоюродных дедушек, ставшего первым герцогом Чэндосским (Duke of Chandos). Родство с герцогами было предметом фамильной гордости и всячески подчеркивалось. В семье имелись и ученые умы: ее дядя Теофилиус Ли в течение 50 лет занимал должность ректора оксфордского колледжа Баллиол (Master of Balliol). Ее отец Томас Ли довольствовался более скромным положением приходского священника в Харспсдене, недалеко от Хэнли-на-Темзе, где она выросла. Кассандра была умным и развитым ребенком и писала стихи, которые произвели впечатление на ее дядюшку Теофилиуса. Но солидное состояние от другого двоюродного дедушки перешло не к ней, а к ее брату Джеймсу, в процессе наследования присоединившему к своему родовому имени еще одну фамилию: он стал зваться Ли-Перротом. А для Кассандры состояния не нашлось, и она унаследовала лишь небольшую сумму — менее двух тысяч фунтов.
Когда отец ушел на покой, передав свой приход другому священнику, ее вместе с сестрой Джейн (им обеим было в то время уже за 20) повезли на модный курорт Бат, который считался наиболее подходящим местом для пожилых супружеских пар и незамужних молодых женщин. К сожалению, несмотря на все преимущества этого курорта, преподобный Томас Ли вскоре там скончался. Через некоторое время после смерти отца Кассандра Ли вышла замуж за Джорджа Остена. В скромной роли супруги сельского священника ее отличала оживленная энергия, собранность и организованность, живость ума и гордость за свою семью и ее аристократические связи.
А вот у Остенов аристократических связей не было. Зато в этой семье всегда уделяли большое внимание слову, написанному на бумаге. Например, в 1708 году бабушка Джорджа написала весьма пространный документ, озаглавив его «Меморандумы, для моего и детей моих чтения составленные и содержащие некоторые мысли мои о делах наших в годы 1706 и 1707». Она объясняет, что набросала «сей черновик в часы досуга», чтобы не запамятовать о прошлом и «к моему собственному удовольствию», а также всячески стремясь внушить детям веру в то, что развитый ум и красноречие могут обладать большей ценностью, чем унаследованное состояние.
Элизабет Остен, урожденная Элизабет Уэллер, появилась на свет в годы правления Карла II. Дочь джентльмена из Тонбриджа, в 1693 году она вышла замуж за Джона Остена, единственного сына богатого владельца суконной мануфактуры. С обеих сторон имелись средства, так что молодые смогли поселиться в комфортабельном поместье в Хорсмондене, и в течение последующих десяти лет Элизабет произвела на свет семерых детей — вслед за первой дочерью последовали шестеро сыновей.
Эту идиллию омрачало то, что состояние здоровья Джона ухудшалось год от года, и в то же время неуклонно накапливались долги, в которые он влез еще до женитьбы. Ему не пришлось расхлебывать последствия самому, поскольку он умер, когда его младший сын был еще младенцем. Умирая, он подписал завещание: воспитание детей доверил своей жене, но душеприказчиками назначил мужей двух своих сестер. На смертном одре он просил своего отца позаботиться о внуках. Старый мистер Остен обещал это своему сыну, как обещал и то, что семейное добро не будет распродано, чтобы погасить долги. Но прежде чем усопшего успели предать земле, отношения между его отцом, вдовой и душеприказчиками окончательно испортились. Не случайно завещания, а также алчность и недостойное поведение, которое демонстрируют при этом совершенно нормальные в других отношениях люди, являются вечной темой для сатирических комедий нравов. И в этом случае также разыгрывались сцены, вполне достойные черной комедии.
Старый мистер Остен «забыл» об обещании проследить, чтобы семейные вещи и ценности не были проданы за долги. Элизабет пришлось настойчиво напомнить ему об этом, и под ее давлением он неохотно согласился выделить 200 фунтов, чтобы спасти семейное добро. Но едва он на это согласился, как сам внезапно умер, так и не успев передать ей эти деньги. А когда огласили его завещание, то выяснилось, что в нем проявлена отрытая враждебность по отношению к невестке. Ее старший сын великодушно объявлялся наследником поместья, тогда как шестеро остальных оставались буквально без гроша. Миссис Остен умоляла своих деверей вспомнить об устном обещании, данном свекром, но они легко сочли возможным оставить все ее доводы без внимания.
Элизабет попала в безвыходную ситуацию. Она была слишком бедна, чтобы подавать апелляцию и оспаривать завещание. Поэтому в течение последующих шести лет ей пришлось продать все фамильное серебро, свою кровать со всеми принадлежностями и значительную часть постельного и домашнего белья. Ей приходилось занимать деньги, чтобы как-то сводить концы с концами, но удалось-таки расплатиться со всеми долгами мужа. А дети тем временем подрастали, и она начала беспокоиться о том, чтобы они получили хорошее образование. Однако в Хорсмондене школы не было.
И в этот момент Элизабет в полной мере проявила свой незаурядный характер и силу духа. Она навела справки и выяснила, что в местечке Севеноукс в школу требуется экономка и помощница директора по хозяйству. Миссис Остен подала заявление и была принята эту работу. При этом она оговорила, что взамен все ее сыновья получат в этой школе бесплатное образование. Это был ощутимый шаг вниз по социальной лестнице, но в ее глазах выгода от него значительно перевешивала все подобные соображения: «думалось мне, что я не могла бы совершить ничего лучшего для блага детей моих, ибо их образование было моею первейшею заботою… поскольку полагала я всегда, что, будучи учеными, большего смогут они добиться в жизни». Это — голос меритократа, и, нельзя не признать, весьма разумный и здравый голос.
Итак, в июне 1708 года Элизабет начала работать в школе Севеноукс. В течение следующих 11 лет она разумно вела счета и еще успела увидеть, как дочь вышла замуж, а сыновья избрали для себя различные карьеры. Старший сын воспитывался отдельно, под присмотром дядей и теток. Его отправили в Кембридж, а потом он вступил в наследство, доставшееся ему от деда. Этот отпрыск не проявлял ни малейшего желания сближаться со своими менее удачливыми братьями. Элизабет Остен умерла в Севеноукс в 1721 году и похоронена у себя на родине, в Тонбридже. Судя по всему, она прожила немногим более 50 лет. Жизнь Элизабет была трудной и в каком-то смысле героической: и отец, и муж, и свекр, и девери подвели ее, оставив к тому же один на один с мужниными долгами, и ей пришлось ставить детей на ноги самостоятельно, проявляя при этом незаурядную твердость характера в сочетании с изобретательностью и находчивостью. Эта женщина приходилась Джейн Остен прабабкой. * Отредактированный вариант перевода главы 2 выложен 18.09.08. Редактура - Romi.
Элайза До чего интереснейшие факты мы узнаем, благодаря твоему труду! *в сторону* и что бы мы делали без наших англоязычных и отзывчивых участников форума! Элайза пишет:
цитата:
Уиллоуби
Знакомая фамилия. КАк и история Элизабет - вдовы, оставшейся без наследства. Наша Дж.Остин хорошо представляла, о чем пишет. Словом, страсть, как интересно!
Хмм... Гены передаются от всех людей всем людям. Если отсчитать _столько_ поколений назад, в принципе весь европейский пул оказывается повязан родством. Другое дело, что никаких особых выводов из этого не следует. :)
Если вам интересно читать, то я очень рада, и буду тогда потихонечку продолжать это дело
Очень интересно!!! Из-за того, что не знаешь иностранные язЫки ( ), слишком много информации проходит мимо. apropos пишет:
цитата:
и что бы мы делали без наших англоязычных и отзывчивых участников форума!
Это точно! deicu пишет:
цитата:
Если отсчитать _столько_ поколений назад, в принципе весь европейский пул оказывается повязан родством
Я когда-то читала, что если взять двух людей из разных концов мира, то родственная связь между ними будет выявлена где-то на седьмом человеке. Не берусь судить, насколько это верно.
Я когда-то читала, что если взять двух людей из разных концов мира, то родственная связь между ними будет выявлена где-то на седьмом человеке. Не берусь судить, насколько это верно.
А я где-то читала, что ученые якобы вычислили, что весь род человеческий таки происходит в итоге от одной женщины, и что эта женщина была... негроидной расы. Вот и думай после этого...
Еще кусочек второй главы (не обещаю, что и дальше буду выкладывать с той же скоростью, но, пока время еще позволяет - на всех парах мчусь дальше):
Итак, теперь о детях и внуках Элизабет Остен:
Ее сын Фрэнсис стал адвокатом, остался жить в Севеноуксе, усердно работал, дальновидно инвестировал деньги в различную собственность и в результате сильно разбогател; а два весьма удачных в финансовом отношении брака сделали его еще богаче. Ну, а прямым предком Джейн Остен был четвертый сын Элизабет, Уильям, который выучился на хирурга, открыл практику в Тонбридже и в 1727 году женился на вдове еще одного врача, у которой был сын от первого брака, Уильям Уолтер. В этом браке у Уильяма Остена родилось четверо детей: первый ребенок, девочка, умерла; вторую малышку, родившуюся в 1730 году, назвали Филадельфией; затем, через год, в 1731 году, родился сын Джордж (отец Джейн Остен), и спустя год — еще одна девочка, Леонора, рождение которой стоило ее матери жизни.
В 1736 году Уильям Остен женился второй раз на женщине гораздо старше себя, только чтобы самому умереть через год. Таким образом, дети остались круглыми сиротами. Вдова их отца не испытывала никакого желания заботиться о них, да и не считала себя обязанной делать это, и дети в результате были отправлены в Лондон к своему дядюшке Стивену, тогда как мачеха осталась жить в доме их отца. Осиротевшие и изгнанные из родного гнезда, они, должно быть, пережили очень тяжелое время.
Стивен Остен, их дядя, тоже не горел особым желанием приютить у себя всех сирот. Он был книгопродавцем и жил в Сент-Пол Черчьярд с женой Элизабет и единственным сыном. Им не хотелось иметь большую семью, и хотя они и согласились оставить у себя малышку Леонору, двоих старших детей отправили на попечение к другим родственникам: Филадельфию — к тетке по материнской линии, а Джорджа — к сестре его отца, тете Хупер, в Тонбридж. Пребывание там пошло мальчику на пользу — с 1741 года он начал учиться в школе, где провел 6 лет, изучая немного математику, но в основном — классические языки и литературу, так как изучение латыни и греческого входило в стандартную плату за обучение. Он учился очень прилежно, делал успехи, и в 16 лет ему выделили стипендию, которую Тонбриджская школа присуждала лучшим своим ученикам. Эта стипендия позволила ему продолжить обучение в Оксфорде, в колледже Сент-Джон. Там он тоже учился легко и с удовольствием, без труда получил степень и решил остался в университете изучать богословие; стипендию на это ему выделили уже в Оксфорде.
В это время для его сестры Филадельфии обстоятельства складывались далеко не так удачно. В мае 1745 года, как только ей исполнилось 15, ее отправили ученицей к модистке Эстер Коул, в район Ковент-Гарден. В государственном архиве сохранилась запись о том, что за обучение Филадельфии Остен внесена плата на 5 лет, в течение которых ей предстояло научиться делать и продавать шляпки в салоне миссис Коул, вдовы Кристофера Коула, модистки.
Таким образом, пока Джордж учился в Оксфорде и был на верном пути к тому, чтобы стать джентльменом, его сестра в центре Лондона обучалась торговому ремеслу, которое балансировало буквально на грани респектабельности. К тому же сам статус юной модистки по тем временам уже заключал в себе нечто сомнительное. Любопытно, что в известном порнографическом романе Джона Клиленда «Фанни Хилл» главная героиня Фанни попадает на попечение к некоей миссис Коул из Ковент-Гардена, «неброской женщине средних лет», которая по видимости была модисткой, будучи на самом деле содержательницей борделя: «в дальней гостиной, или, скорее, в магазине, сидели три юные девицы, с притворной скромностью исполнявшие обязанности модисточек, служившие лишь прикрытием для услуг гораздо более ценного свойства. Прелестнее существ, чем они, невозможно было себе и представить… как бы то ни было, я не могла бы попасть в худшие — или в лучшие — руки во всем Лондоне». Совпадение и имени и профессии шокирует тем более, что роман «Фанни Хилл» был опубликован в 1748—1749 гг., то есть аккурат в то время, когда Филадельфия работала у Эстер Коул. По этому поводу следует высказать два соображения. Во-первых, вряд ли Клиленд ничего не знал о существовании реальной миссис Коул, тем более что Ковент-Гарден — район небольшой. Так что если он решил использовать эту аллюзию просто в качестве шутки, эта скользкая шутка могла стоить многих неприятных минут Филадельфии и двум ее соученицам, Саре и Роуз. А во-вторых, даже если это была и не шутка, и Эстер Коул действительно занималась кое-чем другим помимо своего легального ремесла, мы не вправе делать никаких выводов о Филадельфии на основании вымышленной истории, сочиненной Клилендом. Поэтому две миссис Коул из Ковент-Гардена остаются для нас всего лишь поразительным совпадением.
Отслужив уговоренный срок у Эстер Коул, Филадельфия, проявляя смелую инициативность, которая была свойственна еще ее бабке, наотрез отказалась далее зарабатывать на жизнь изготовлением шляпок и заявила, что отправляется в Индию. Мужчины отправлялись в Индию, чтобы любыми путями, честными или не очень, сделать себе состояние на торговле, и женщины отправлялись туда с похожими целями, о чем все прекрасно знали, если и не говорили вслух. Их бизнес заключался в том, чтобы найти себе мужа, — чем богаче, тем лучше — среди работавших там англичан, и на это у них имелись достаточно высокие шансы, так как английских женщин в Индии не хватало. Фила, как ее звали в семье, была смышленой и хорошенькой, но ни одно из этих качеств не принесло ей предложения руки и сердца в Англии, где мужчины подыскивали себе невест с деньгами и где у юных модисток практически не было возможности удачно выйти замуж.
В течение многих десятилетий существовал этот достаточно стандартный путь к замужеству для молодых женщин без состояния: их переправляли в британские колонии, где было много холостых мужчин. Возможно даже, что для Филадельфии все устроил заранее ее дядя-адвокат Фрэнсис, который мог действовать в интересах своего клиента, сотрудника Ист-Индской компании, подыскивающего себе жену. Но в любом случае Фила должна была продемонстрировать определенный энтузиазм к самой идее, глубокую ненависть к работе модистки и достаточно силы духа, чтобы пуститься в это долгое и рискованное предприятие. Ей пришлось испросить разрешения у директоров компании и дать им имена знакомых в Индии, к которым она направлялась, и имена «гарантов», или спонсоров, в Англии. Затем разрешение было получено и это стало поворотным моментом в судьбе Филадельфии. Годы обучения на модистку были тщательно вычеркнуты из жизни и забыты — об этом факте в семье, по всей видимости, никогда не упоминалось. Путешествие вокруг Африки и через Индийский океан заняло почти шесть месяцев, и все это время она была полностью ответственна за себя — с той минуты, как ступила на борт «Бомбейского дворца».
А за два года до нее этот же путь проделал смышленый восемнадцатилетний юноша из Вестминстера, наставник которого сокрушался, что молодому человеку не позволили поступить в университет, но опекуны были убеждены в том, что он сможет добиться в жизни большего, начав карьеру клерком в Ист-Индской компании. Это был Уоррен Гастингс, и у него, сироты без средств, стремящегося повысить свой статус в жизни, уже тогда имелось немало общего с Филадельфией, хотя пройдет еще несколько лет, прежде чем их пути в Индии пересекутся. Он отправился на север, в Калькутту, в то время как она оставалась там же, где и сошла на берег в августе 1752 года, — в Мадрасе. В Индии тогда царили беспорядки и насилие, и Компания с трудом балансировала между потугами играть роль правительства и попытками сосредоточиться на торговле. В этой обстановке многие сотрудники Компании предпочитали не столько ревностно исполнять свои официальные обязанности, сколько по-тихому сколачивать себе капиталы частным путем. Один из таких служащих и стал мужем Филадельфии. Через шесть месяцев после прибытия в Мадрас, в феврале 1753 года, она вышла замуж за человека по имени Тайсо Соул Хэнкок. Ему было тридцать, он прожил в Индии уже пять лет и в Ист-Индской Компании номинально считался хирургом, а на самом деле пытался заработать себе состояние торговлей. Пока что он не слишком в этом преуспел, и вряд ли был тем мужчиной, о котором мечтает юная девушка. Он не обладал никакими незаурядными способностями, не отличался ни особой красотой, ни особым очарованием, но, с другой стороны, как уже упоминалось, Фрэнсис Остен, дядя Филадельфии, был его лондонским адвокатом, так что, судя по всему, этот брак они обговорили заранее. Хэнкок остался очень доволен, получив в жены молодую очаровательную девушку, и готов был обращаться с ней хорошо. Известие о свадьбе сестры должно было прийти к Джорджу в Оксфорд к лету 1753 года.
Сообщение: 1345
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 07.08.08 11:00. Заголовок: И вам спасибо, девоч..
И вам спасибо, девочки.
незнакомка пишет:
цитата:
Насколько я поняла она еще встретится с Уорреном Гастингсом?
Непременно, а иначе зачем он тут упоминается. Но это будет в следующей серии. Может, сегодня к вечеру выложу еще кусочек, если успею. А вообще хотела спросить у читающих - вам как удобнее? Читать небольшими отрывками, но почаще, или, может, имеет смысл выкладывать только тогда, когда вся глава целиком будет готова?
Отправлено: 07.08.08 11:09. Заголовок: Элайза пишет: А воо..
Элайза пишет:
цитата:
А вообще хотела спросить у читающих - вам как удобнее? Читать небольшими отрывками, но почаще, или, может, имеет смысл выкладывать только тогда, когда вся глава целиком будет готова?
Мне удобнее маленькими кусочками. До следующего кусочка информация успевает отложится в голове и переварится.
Элайза ну, понятно, как я отвечу - конечно почаще , и.. желательно, побольше (и таблеток от жадности) А вообще как тебе удобно - может быть, тебе как переводчику и одновременно редактору проще видеть и оценивать "цельный" кусок?
Сообщение: 1347
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 08.08.08 10:49. Заголовок: Цапля пишет: А вооб..
Цапля пишет:
цитата:
А вообще как тебе удобно - может быть, тебе как переводчику и одновременно редактору проще видеть и оценивать "цельный" кусок?
Да мне-то без разницы, какими кусками выкладывать, поскольку я все равно перед отправкой на сайт обязательно буду этот текст еще вычитывать и править, когда он немного "отлежится". (Даже более того - я тут набралась наглости и упала в ноги нашей с тобой общей знакомой, и она согласилась просматривать за мной окончательный вариант своим наметанным редакторским глазом. Так что за конечное качество "продукта", который пойдет на сайт, я теперь спокойна. )
Tatiana пишет:
цитата:
Пусть лучше будут маленькие отрывки, но почаще.
Хорошо, договорились. Тогда я буду выкладывать небольшими кусочками, по мере готовности (такой перевод он-лайн получается ). Вот еще кусочек второй главы, больше пока не успела:
А для Леоноры, младшей сестры Джорджа и Филадельфии, перспективы замужества и вовсе не было. Она оставалась жить у дяди Стивена и тети Элизабет Остен. Доходы дяди позволили ему приобрести дом в Излингтоне, где она наверняка была полезной лишней парой рук. Никто не вкладывал денег в обучение ее какому-либо торговому ремеслу, хотя она, возможно, помогала дяде в книжном магазине. Скорее всего, они с сестрой Филой имели возможность видеться, пока та училась на модистку в Ковент Гардене; но как раз к тому моменту, как Филадельфия оправилась в Индию, дядя Стивен умер. Поскольку никто больше не захотел взять Леонору к себе и не смог ей ничего предложить, она оставалась жить с его вдовой. Элизабет Остен вскоре снова вышла замуж за другого книготорговца, некоего мистера Хинтона, который заодно, среди прочей малозначимой домашней челяди, принял в дом и Леонору.
Брат и сестра, Джордж Остен и Филадельфия Хэнкок, поддерживали регулярную переписку. Шли годы; им обоим близился уже третий десяток, но из Индии пока не приходило никаких известий о появлении на свет маленьких Хэнкоков, да у и Джорджа все еще не было возможности обзавестись семьей. Жизнь Филадельфии в Индии разительно переменилась, когда в 1759 году супруги Хэнкок переехали на север, в Бенгалию, и свели тесную дружбу с Уорреном Гастингсом. На тот момент Гастингс, самый яркий меритократ из них всех, как раз начинал свой блистательный карьерный путь, который приведет его на пост губернатора сперва Бенгалии, а впоследствии и всей Индии. Преданный своей работе, Гастингс любил и понимал индийский уклад жизни, индийскую литературу и культуру как никто в Компании. Но в то же время ему было свойственно высокомерие и, по некоторым отзывам, держался он скорее как индийский деспот, чем как британский государственный служащий. Иными словами, хороший хозяин, но плохой сослуживец. К этому нужно еще добавить, что в то время он был несчастен и одинок, так как в 1759 году потерял жену. Их новорожденная дочь прожила после смерти матери лишь несколько недель, а маленького сына Джорджа необходимо было отправить в Англию для блага его здоровья и образования. У Гастингса был таунхаус в Калькутте и еще один дом с садом в Бельведере, в провинции Алипур: огромные и просторные, как дворцы, они, должно быть, казались ему до боли опустевшими. Возможно, Филадельфия знала его покойную жену, поскольку они приплыли с ней в Индию на одном корабле — «Бомбейский дворец». Если это действительно было так, то ее и подавно встретили как друга.
Сблизившись, эти двое мужчин — находившийся на гребне карьерного успеха Гастингс, которому не исполнилось еще и тридцати, и Хэнкок, ничем не примечательный мужчина за сорок — вскоре сделались деловыми партнерами в частном торговом бизнесе, включавшем самые разнообразные торговые операции: «с солью, лесом, коврами, бихарским опиумом и рисом для мадрасского рынка». Деньги потихонечку делались, и Хэнкок, безусловно, понимал, что в лице Гастингса у него появился весьма ценный и влиятельный друг и патрон. Мы не знаем, как он отреагировал, когда после восьми лет бездетного брака Фила вдруг объявила ему, что ждет ребенка, но когда в декабре 1761 года родилась малышка, он принял ее как родную дочь и всегда вел себя по отношению к ней как преданный отец. Девочку окрестили Элизабет и первые годы жизни ее звали Бетси или Бесси; позже она, как мы знаем, станет зваться Элайзой. Гастингс согласился стать крестным отцом, и ее, конечно, назвали так же, как и его умершую во младенчестве дочь.
Чьей дочерью была Элизабет — Хэнкока или Гастингса? Лорд Клайв пишет, что миссис Хэнкок «полностью отдалась своей страсти к мистеру Гастингсу», и предостерегает свою супругу, чтобы та не водила с ней компанию. Словом, это вопрос не беспочвенный, хотя ответа на него мы никогда и не узнаем. С одной стороны, первые восемь лет брака у Филы детей не было. Кроме того, вполне вероятно, что вдовец — молодой, одинокий, красивый и богатый — мог стать любовником оживленной и хорошенькой замужней женщины одних с ним лет, которая, судя по всему, не испытывала особо сильной любви к своему супругу. С другой стороны, Хэнкок всегда вел себя как добрый и преданный муж и отец. Мог бы он так вести себя, если бы подозревал неладное?.. Думается, что мог. Возможно, он предпочел не слишком задумываться над этим вопросом, и хотя он и слыл ворчуном, в то же время был способен на привязанность и очевидно радовался появлению дочери, которую мог считать своей. Ну и та же гордость могла заставить его закрыть глаза на эту ситуацию.
Какими бы ни были факты, подобающие внешние приличия были соблюдены всеми сторонами; и вряд ли какие-то сплетни дошли в Оксфорд до брата Филадельфии Джорджа, хотя, возможно, он и задавался этим вопросом.
В 1764 году Гастингс и Хэнкок свернули свою деятельность по торговле опиумом. Гастингс к этому моменту сколотил себе целое состояние, да и у Хэнкока, судя по всему, скопилась довольно приличная сумма. Теперь вся компания готовилась отплыть в Англию: Гастингс, супруги Хэнкок с четырехлетней Бетси и штат их индийской прислуги. Путешествие обошлось Хэнкоку в полторы тысячи фунтов.
я тут набралась наглости и упала в ноги нашей с тобой общей знакомой, и она согласилась просматривать за мной окончательный вариант своим наметанным редакторским глазом.
Благодарности и поклон нашей общей знакомой ну очень интригующая история! Готовый сюжет для романа - или для сценария романтической мелодрамы..
Элайза Даже не могу сказать, что с каждым прочитанным отрывком мой интерес возрастает - интересно все! И крайне занимательно (если не сказать - поучительно).
интересно все! И крайне занимательно (если не сказать - поучительно).
Да, истории всех этих женщин и мне показались крайне занимательными и поучительными, надо признаться. И у самой Бетси-Элайзы тоже не менее интересная судьба и не менее экстравагантная история замужества (но об этом - чуть дальше). Спасибо всем за отклики! Рада, что вам это тоже интересно, и буду потихоньку продолжать. Окончание главы постараюсь выложить завтра, сегодня уже, к сожалению, ничего не успеваю.
А в это время дела у Джорджа Остена продвигались достаточно гладко. В двадцать четыре года он был рукоположен в соборе Рочестера. Он достиг того возраста, который сэр Томас Бертрам полагал наиболее подходящим для вступления молодого человека в брак, но вопрос о женитьбе перед Джорджем пока не стоял. Состояния ему досталось не больше, чем сестрам, то есть не досталось вовсе; не было и своего дома, поскольку мачеха продолжала жить в доме их отца в Тонбридже. И все же Кент тянул его к себе. Там, богатея год от года, жил дядя Фрэнсис, и там же находились другие его дяди и тетка; поэтому Джордж нашел себе место помощника директора в своей прежней школе. Должность предоставила ему дом и возможность получить дополнительный доход, сдавая комнаты некоторым ученикам, как делала в свое время и его бабушка. Но все равно заработков было недостаточно, чтобы обеспечить себе по-настоящему независимую жизнь. Во время школьных каникул он благоразумно ездил обратно в Оксфорд, чтобы не терять прежние связи, и когда через три года родной колледж пригласил его на должность помощника капеллана, он с радостью согласился.
Возвращение в университет позволило Джорджу получить вторую ученую степень по богословию. Коллеги в Оксфорде относились к нему очень хорошо, и вскоре ему было предложено место проктора (надзирателя), ответственного за дисциплину учащихся. За приятную внешность и выразительные глаза его прозвали «красавцем проктором». К этому моменту он уже точно был знаком с мисс Кассандрой Ли, племянницей ректора колледжа Баллиол, и, возможно, начал задумываться о том, что его беззаботная холостяцкая жизнь имеет и ряд существенных недостатков.
Однако прошло немало времени, прежде чем он смог на ней жениться, даже после того как в 1761 году ему удалось получить приход в Стивентоне благодаря протекции дальнего родственника — троюродного кузена мистера Томаса Найта, богатого землевладельца с обширными поместьями в Кенте и Хэмпшире. Возможно, отец Кассандры Ли полагал, что священник столь скромного сельского прихода не может составить достойную партию его дочери. Как бы то ни было, только через три года, после смерти отца Кассандры, Джордж сумел убедить ее в том, что этот приход в сочетании с тем небольшим наследством, которое причиталось каждому из них, сможет послужить достаточной финансовой базой для совместной жизни. И она согласилась стать его женой. Был составлен и подписан брачный контракт, и 26 апреля 1764 года в старинной церкви св. Суизина в Бате состоялась свадебная церемония. Ему было 32, ей — 24. Других Остенов на свадьбе не было; со стороны невесты присутствовали ее мать, а также свидетели — брат Джеймс Ли-Перрот и сестра Джейн. На невесте была красная дорожная амазонка, поскольку сразу же после церемонии молодые отправились в путь через Сомерсет и Уилтшир в Хэмпшир. Переночевав по дороге в уилтширском городке Дэвайзис, молодые на следующий день прибыли в пасторат в Дине, который стал их первым семейным очагом, пока дряхлый пасторский дом в Стивентоне приводили в должный вид.
Той осенью Филадельфия получила известие о браке своего брата; а в январе 1765 года она отплыла из Индии обратно в Англию, прибыв туда через 6 месяцев, 16 июня. Супруги Хэнкок обзавелись домом в Лондоне, на Норфолк-стрит, а Гастингс поселился неподалеку, по ту сторону Стрэнда, на Эссекс-стрит. По приезде в Англию Гастингс узнал, что его сын Джордж, которого он не видел с четырехлетнего возраста, умер от дифтерии прошлой осенью прежде, чем они покинули Индию. Это известие было как крайне огорчительным, так и крайне неловким для миссис Хэнкок, поскольку ребенок умер, находясь на попечении ее брата Джорджа Остена и его молодой жены: последние полгода жизни он прожил в их доме. Видимо, Фила рекомендовала Гастингсу своего брата как опытного школьного учителя, проживающего вместе с женой в тихой сельской местности, сочтя, что он сможет стать мальчику подходящим временным приемным отцом и наставником, да и лишний доход брату придется как раз кстати. Этот план всем был хорош, только, должно быть, кроху, обладавшего слабым здоровьем и уже потерявшего мать, все-таки лучше было не подвергать дополнительным стрессам и испытаниям, которыми явились разлука с отцом, долгое морское путешествие на другой конец света и проживание у незнакомых людей. Семейное предание гласит, что миссис Остен любила мальчика и они с мужем, были, конечно, потрясены тем, что малыш умер на их попечении, тем более, что миссис Остен была на тот момент уже беременна их собственным первым ребенком.
Эта смерть не омрачила отношений брата и сестры, и Джордж с Филадельфией по-прежнему поддерживали близкие родственные связи. Летом 1766 года супруги Хэнкок навестили Остенов в Хэмпшире. Фила приехала помочь невестке в связи с рождением второго ребенка, которого тоже назвали Джорджем, а мистер Хэнкок стал его крестным отцом. Скорее всего, в Лондоне он познакомился и с сестрой Филы, Леонорой, которая по-прежнему жила в Излингтоне с Хинтонами. В течение следующих двух лет мистер Остен периодически занимал деньги у своего зятя, один раз даже такую ощутимую сумму, как 228 фунтов. Но вскоре Хэнкок, поняв, что не в силах будет долго поддерживать жизнь жены и дочери в Лондоне на том уровне, о котором ему мечталось, если не увеличит значительно своего состояния, решает вернуться в Индию. Оставив супругу с ребенком в Лондоне, в 1768 году он вновь отправился на Восток.
В его отсутствие Гастингс оказывал Филадельфии некоторую финансовую помощь, за которую ее супруг выражал ему признательность, а вернувшись в Индию, поддерживал с ней переписку, опять-таки с ведома Хэнкока, который иногда сам передавал им письма друг от друга. Единственное уцелевшее письмо от Гастингса к Филадельфии абсолютно безупречно — это ни в коей мере не любовное письмо, хотя и очень теплое и полное чувства. Он обращается к ней «мой дорогой и бесценный друг» и просит «поцеловать за меня мою дорогую Бесси и заверить ее в моей самой нежной к ней привязанности. Всеблагой Господь да благословит вас обеих!»
Через несколько месяцев после того, как было написано это письмо, Хэнкок сообщил жене, что у Гастинга «появилась новая фаворитка среди здешних леди», некая миссис Имхофф, очень живенькая и хорошенькая особа, бывшая замужем за немцем. И действительно, именно она и стала впоследствии второй женой Гастингса, когда получила от мужа развод.
Первой реакцией Филадельфии на известие о появлении на горизонте миссис Имхофф стало предложение немедленно вернуться в Индию вместе с дочерью Бетси, которой было на тот момент 10 лет. В ответ она получила от мужа пространное письмо. Он запрещал ей даже думать о возвращении в Индию, перечисляя все возможные бедствия, кои могут выпасть на долю Бетси, начиная со смерти одного из родителей, которая оставит ее в чужой стране в затруднительном положении, и заканчивая опасностью быть совращенной какими-нибудь молодцами в Калькутте: «Вы же прекрасно знаете, что ни одна девица старше 14 лет не может приехать в Индию без того, чтобы тут же не попасть в поле зрения всех местных хлыщей, каковых в Калькутте великое множество…». Он выражает также опасение, что кто-нибудь может вскружить девочке голову «лживыми представлениями о счастье самого романтического толка». Через несколько недель он снова написал Филе, извещая ее, что Гастингс положил на имя своей крестной дочери 5 тысяч фунтов.
Подтекст этих писем кажется ясным: Филадельфия не хотела утратить место, которое она и ее дочь занимали в сердце Гастингса, и готова была отправиться в Индию, чтобы попытаться его сохранить. Хэнкок, понимая всю тщетность этой попытки, указал ей на неосмотрительность этого шага и все возможные риски, с ним связанные. Вероятно, Фила могла сама написать Гастингсу, попросив его оставить что-нибудь весомое для Бетси, чтобы убедиться, что он не забудет о них теперь, когда у него появился новый интерес. Достоинство при этом соблюли все три стороны, включая мужа.
Хэнкок вообще отличался крайним благоразумием и практичностью, что видно и из тех его писем к Филадельфии, в которых он комментирует ситуацию в семье ее брата: «Я был счастлив узнать, что мои брат и сестра Остен находятся в добром здравии. Но не могу сказать, что известие о неимоверной скорости, с коей увеличивается численность их семейства, доставило мне такое же удовольствие, особенно когда я размышляю о судьбе моего крестника, которого надлежит нам опекать до скончания его дней, ибо нет ни малейшей надежды, что в будущем он сможет позаботиться о себе сам». И действительно, дети в семье Остенов появлялись на свет буквально один за другим. За три года у них родилось трое сыновей, а спустя четыре года после переезда из Дина в близлежащий Стивентон их было уже семеро. У мистера Хэнкока, безусловно, были веские основания для опасений, но, как показало время, ему не стоило так сильно беспокоиться. Несмотря на смерть маленького Джорджа Гастингса, находившегося на их попечении, несмотря на серьезные проблемы со здоровьем у второго сына, несмотря на их странную по нынешним меркам систему раннего воспитания, Джорджу Остену и Кассандре Ли удалось вырастить умных, честолюбивых и целеустремленных детей, которые сумели пробить себе дорогу в жизни.
Знали ли дети Остенов, что в Лондоне у них была не только яркая и ослепительная тетя Филадельфия, но еще и тетя Леонора? Элизабет Хинтон, которая фактически заменила Леоноре мать, скончалась в 1769 году, оставив ее на попечении мистера Хинтона. Вскоре после этого в одном из писем Хэнкока мы встречаем упоминание о «бедняжке Леоноре», о благородном поведении мистера Хинтона и об отсутствии какого-либо наследства от его покойной жены. Хэнкок выражает готовность взять на себя часть финансовой ответственности за свою золовку. Очевидно, что вопрос о ее проживании с семьей брата даже не стоял.
Почему Леонору сочли неподходящей компанией для обитателей стивентонского пастората, остается неясным. Выражение «бедняжка Леонора» может, в принципе, означать что угодно — от слабых умственных способностей до морального падения, которое достаточно легко могло произойти с девушкой, оставшейся без матери. После этого упоминания Хэнкока о ней больше ничего и нигде не слышно. Даже о смерти ее ни в одном из дошедших до нас писем родственников не упоминается. А прожила Леонора между тем 50 лет и умерла только в 1784 году; она была похоронена 4 февраля в Излингтоне. В это время ее сестра Филадельфия находилась во Франции, а брат Джордж был занят делами своего семейства: на тот момент у него уже было восемь детей. Старший племянник Леоноры Джеймс учился в Оксфорде, а ее младшей племяннице Джейн недавно исполнилось восемь. Но в семье, где каждому приходится бороться изо всех сил, чтобы достичь более или менее достойного места в жизни, неудачливому родственнику легко выпасть из поля зрения остальных. Так или иначе, но Леонору — блеклую, ничем не примечательную и бедную — в какой-то момент просто списали со счетов.
Отправлено: 10.08.08 17:03. Заголовок: Элайза, еще раз огро..
Элайза, еще раз огромное спасибо! Читается на одном дыхании. Столько интересных фактов! А Филадельфия... Ею можно просто восхищаться. Обладать такой предприимчивостью (в самом хорошем смысле этого слова), да еще в то время!!! Дафна пишет:
цитата:
Действительно, романы бледнеют перед такой прозой жизни
Элайза Интересно-то как! Оказывается, все же были разводы, и разведенные дамы выходили даже замуж, Хотя , кажется, я везде читала, что это было весьма сложное и чуть ли не запрещенное действо. Но как же Остенам было трудно не только пережить смерть чужого ребенка, но и держать за это ответ - очень сложная ситуация. Леонору жалко - какая у нее безрадостная жизнь была.
казывается, все же были разводы, и разведенные дамы выходили даже замуж, Хотя , кажется, я везде читала, что это было весьма сложное и чуть ли не запрещенное действо.
Ну, может, в Германии все же немного проще обстояло с этим дело - ведь ее муж был немцем. А может, она тоже выходила первый раз замуж в Индии, а там, в провинции, на это дело смотрели не так строго... Впрочем, наверняка не знаю, так что врать не буду. Но в принципе, наверное, все обстоятельства той истории с разводом его второй жены можно выяснить, если задаться целью и поискать - ведь Гастингс был заметной политической фигурой своего времени - все-таки губернатор всей Индии, это вам не баран чихнул - так что наверняка остались и жизнеописания, и биография его, и какие-нибудь мемуары, архивы и прочая.
Кстати - забегая немного вперед - на родине, в Англии, его еще будет ждать крупное судебное разбирательство, где государственным обвинителем против него будет выступать сам Р.Б. Шеридан (тот самый, который в молодости пьесками пробавлялся , а потом увлекся политикой - кстати, речи против Гастингса были вершиной его ораторской карьеры) - так что с Гастингсом мы еще встретимся в свое время по ходу этой истории.
apropos пишет:
цитата:
Но как же Остенам было трудно не только пережить смерть чужого ребенка, но и держать за это ответ - очень сложная ситуация.
Да, ситуация, должно быть, была очень сложная и щекотливая - и для Остенов, и для Филы. Правда, в те времена детская смертность, тем более от детских болезней, была обычным делом, но все равно... послали ребенка в Англию для поправки здоровья, называется. :-((
apropos пишет:
цитата:
Леонору жалко - какая у нее безрадостная жизнь была.
Угу, мне тоже. Хотя, по зрелому размышлению, тут как раз стоит удивляться скорее тому, что двое остальных все же как-то в этой жизни пробились, т.к. по идее они все трое должны были прожить достаточно бесперспективную и беспросветную жизнь, при таких стартовых условиях.
Отправлено: 11.08.08 08:38. Заголовок: Элайза пишет: по ид..
Элайза пишет:
цитата:
по идее они все трое должны были прожить достаточно бесперспективную и беспросветную жизнь, при таких стартовых условиях
Это уж точно - особо это касается Филы. Женщина, почти обреченная выпасть из круга благородных людей, почти уже записанная в модистки, да еще в то время! - мало - сумела выкарабкаться, так еще и извлекла все возможные выгоды из нового своего положения
Элайза ! Спасибо! Очень интересно! Грустно, конечно, что Леонору списали со счетов. Жизнь ее, наверное, была очень тяжелой. Но такое упорное молчание, даже о ее смерти, нет ли здесь прямого указания на ее падение? В то время такая трагедия, произошедшая с девушкой, как я понимаю, могла привести именно к тому, что о ней даже не упоминалось в семье, и уж совсем не могло идти речи о том, чтобы ее взять в дом, где росли молодые девицы.
Сообщение: 1528
Настроение: Было лето, но я в этот день работала...
Фото:
Отправлено: 12.08.08 14:13. Заголовок: Элайза Наконец добра..
Элайза Наконец добралась спокойно прочесть интереснейшую вещь. И в первом же отрывке порадовалась:Элайза пишет:
цитата:
«Суровая, сибирская погода», - пишет Уайт в своем дневнике, отмечая, какие романтичные и причудливые узоры образует выпавший и вскоре леденеющий снег.
Джейн практически сибирячка по рождению Элайза пишет:
цитата:
Обычной формой предохранения от нежелательной беременности в те времена считались раздельные спальни супругов; но Остены этим методом не воспользовались
улыбнула метода Восхитилась силой духа прабабки нашей Д.О. Прочла о стоимости путешествия из Индии в Англию - ого! Цены-ы. Да и путешествие длилось не в пример нынешним ( аж 6 месяцев!) А о возможности развода миссис Имхофф- удивилась, можно было оказывается. Элайза пишет:
цитата:
только через три года Джордж, после смерти отца Кассандры, сумел убедить ее в том, что этот приход в сочетании с тем небольшим наследством, которое причиталось каждому из них, сможет послужить достаточной финансовой базой для совместной жизни; и она согласилась стать его женой
О как сурьезно! Не убедил, что любит ее безмерно, а ударил рублем. Да, другие времена, другие... И что ж там с Леонорой? Ух, как-то быстро закончился рассказ, я думала дольше буду читать. Единым духом проглотила, еще хочу!
Сообщение: 1369
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 12.08.08 22:06. Заголовок: Всем читательницам о..
Всем читательницам от благодарного переводчика -
Юлия пишет:
цитата:
Но такое упорное молчание, даже о ее смерти, нет ли здесь прямого указания на ее падение?
Вполне возможно - но никаких фактов и свидетельств не сохранилось, так что в отношении Леоноры остается лишь строить догадки и предположения. Думается, что причина и впрямь должна была быть веской - почему ни брат, ни сестра не поддерживали с ней никаких отношений. Ведь между собой они общались, навещали и помогали друг другу всю жизнь, и даже такая щекотливая ситуация, как смерть ребенка Гастингса, не бросила тень на их родственные отношения. А тут... Мне тоже кажется, что одной только бедности Леоноры маловато для такого глухого игнорирования со стороны ближайших родственников.
Бэла пишет:
цитата:
О как сурьезно! Не убедил, что любит ее безмерно, а ударил рублем. Да, другие времена, другие...
Ну, любовь любовью (уверена, что и про любовь безмерную он тоже всенепременно говорил, а как же без этого уломаешь дэвушку-то ), но тогда без материальной базы и впрямь нельзя было семьей обзаводиться, жить-то надо было на что-то. Некоторые пары годами, а то и десятилетиями ждали, когда у них будет наконец возможность соединиться. Вот и "разумная" Элинор вышла за Эварда не раньше, чем ему стукнуло 24 и он смог получить приход. Да и у сестры Джейн нашей Остен, Кассандры, тоже была "долгая помолвка"... впрочем, это я уже забегаю вперед, пардон, увлеклась.
Бэла пишет:
цитата:
Единым духом проглотила, еще хочу!
Сегодня я, к сожалению, с пустыми руками, замоталась и не успела ничего. Завтра постараюсь выложить кусочек, начало следующей главы, которая называется Boys - "Мальчишки".
Сообщение: 1375
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 15.08.08 18:59. Заголовок: Ну вот, начало треть..
Ну вот, начало третьей главы - "Мальчики", или "Мальчишки", кому как больше нравится.
Апд. — отредактированный вариант 3-й главы выложен 28.09.08. Редактура — Romi Глава 3. Мальчики
Супруги Остен занимались не только воспитанием собственных детей, но еще и содержали домашнюю школу для мальчиков. Когда малышка Джейн вернулась в пасторат закаленная жизнью в скромном сельском коттеджике на немощеной деревенской улочке, то попала в довольно оживленное место, заполненное немолчным гомоном мальчишеских голосов, принадлежащих ее братьям и ученикам отца, старшему из которых не исполнилось и 15 лет. Мальчишеские разговоры и мальчишеские интересы преобладали за столом и во время завтрака, и во время ужина, и с младенческих лет девочка была свидетельницей мальчишеских игр и занятий как внутри дома, так и на улице. Четверо из них — ее старшие братья — знакомые и привычные, поскольку находились дома круглый год. Остальные мальчики, которые должны были по началу казаться ей большими и незнакомыми созданиями, жили у Остенов по несколько месяцев, а потом уезжали домой на каникулы. Они приезжали в феврале и оставались до июня, а потом возвращались в конце августа и учились в пасторате до Рождества. Как и в знаменитых английских частных школах, учебный год в доме мистера Остена тоже делился на два полугодия.
Некоторые ученики были сыновьями местных сквайров. Другие, приезжавшие из более отдаленных мест, возможно, в первый раз появлялись в сопровождении родителей, а потом, когда уже знали дорогу, могли добираться и самостоятельно. Их просто ссаживали с пассажирской кареты, которая останавливалась у гостиницы на главной улице Дина, и последние полмили они шли пешком под горку до Стивентона. А их тяжелые сундуки с одеждой, в которых, возможно, находилось местечко и любимой книжке, и куску домашнего пирога, прибывали отдельно: их доставляли прямо к дому на телеге перевозчика и поднимали на два лестничных пролета — на последний этаж и в мансарды. Дженни наверняка была свидетельницей всех этих событий, значение которых ей, должно быть, разъясняла старшая сестренка Кэсс.
Итак, дом населяли мальчишки и подростки, — а это много шума, возни, топота шустрых ног во дворе и по лестницам, криков и смеха, доносившихся из мансардных комнат, служивших им спальнями, смешков и перешептывания в гостиной, где они готовили уроки. По всей вероятности, в кабинете мистера Остена они изучали растения под микроскопом и учили географию по большому глобусу, но в основном занимались латинской грамматикой, чтением и переводом. Наиболее смышленые и продвинутые ученики, вроде старшего сына Остенов Джемми, учили еще и греческий. Нед и Генри тоже занимались уроками, а вот Фрэнк был явно еще мал для занятий, и они с Кэсс пока что учили буквы по карточкам (принятая в те времена метода), занимаясь со своей матерью. У миссис Остен дел было невпроворот. Она присматривала за огородом, птичником и молочной фермой; ей приходилось руководить приготовлением пищи не только для своей семьи, но и для множества молодых и голодных ртов, а также следить за чистотой их гардероба и постельного белья. В списке одежды одного из юных современников Джейн, отправлявшегося на учебу в Оксфорд, значатся девять рубашек, семь пар чулок, две пары бриджей, семь носовых платков, два ночных колпака и всего одно полотенце. Он не упоминает ни нижнего, ни ночного белья — вполне возможно, что мальчики обходились и без того и без другого, и спали голыми или в рубашках.
Поскольку учеников насчитывалось сравнительно немного, в школе Остенов царила атмосфера, куда больше напоминавшая жизнь в большой семье, нежели учебу в официальном заведении. В свободное от уроков время мальчики были кем-то вроде старших братьев для маленьких девочек и, без сомнения, возились и играли с ними. Одна из самых популярных детских игр того времени заключалась в следующем: девочек сажали на прочную толстую скатерть на верхнем пролете лестницы, а мальчишки хватали эту скатерть за углы и стаскивали вниз. Можно себе представить, сколько было визгу и смеха, когда все в результате оказывались в одной большой куче у подножия лестницы. Еще вовсю играли в жмурки, устраивали из постелей «яблочный пирог»*, а иногда в Стивентоне организовывали танцы, в которых принимала участие и малышня. Летом играли в крикет, а зимой мальчики могли наблюдать за охотой и даже пару миль пробежаться следом. Иногда Джеймсу по просьбе охотников приходилось забираться на дерево, чтобы согнать вниз куницу, запах которой отвлекал собак от лисы.
Некоторые ученики остались друзьями братьев Остенов на всю жизнь; среди них, к примеру, четверо братьев Фаул из Кинтбери, что в Беркшире, сыновья оксфордского однокашника мистера Остена и ровесники его старших сыновей: Фалвэр-Крейвен, Том, Уильям и Чарльз. О том, что домашняя школа Остенов была радостным и веселым местом, можно судить, к примеру, по стихотворению, написанному миссис Остен в письме к одному из учеников, сыну беркширского баронета по имени Гилберт Ист. Миссис Остен упрекает его в том, что он задержался дома после Рождества дольше положенного ради удовольствия принять участие в танцевальном сезоне. Она убеждает его, что необходимо вернуться в «Обитель Знаний», где «учимся мы день-деньской, когда не заняты игрой».
Of Dan Virgil, we say Two lessons each day, And the story is quite entertaining; You have lost the best part, But come, take good heart, Tho' we've read six, there's six books remaining . . .
That you dance very well All beholders can tell For lightly and nimbly you tread; But pray, is it meet, To indulge thus your feet, And neglect all the while your poor head?
So we send you this letter In hopes you'll think better, And reflect upon what is here said: And to make us amends Pray return to your friends, Fowle, Stewart, Deane, Henry, & Ned.
Я приношу свои глубокие извинения, но переводчик стихов из меня совсем аховый; поэтому выкладываю стихотворение в оригинале, в надежде, что кто-нибудь из наших более одаренных форумчанок сможет перевести их как следует; пока же, за неимением лучшего, могу предложить лишь свое второпях накорябанное нечто, что никак не претендует на звание перевода, но дает хотя бы приблизительное представление о содержании стиха, чтобы не приводить совсем уж подстрочник. Да простит меня миссис Остен...
Тут Вергилию мы Посвящаем умы, Интересная книга попалась; И, хоть лучшую часть Ты успел прозевать, Шесть книг пройдено – столько ж осталось…
В танцах ты знаменит, Это всяк подтвердит, Ведь проворен и легок твой бег; Но умно ль, думай сам, Дать работу ногам, А не бедной своей голове!
Письмецо к тебе в дом Мы с надеждою шлем, И даем тебе дельный совет: Возвращайся сюда, Где тебя ждут друзья: Фаул, Стюарт, Дин, Генри и Нед.
Красноречивое перо миссис Остен убедило Гилберта вернуться в школу. Уже отправившись учиться в Оксфорд, он бережно хранил ее письмо. Оно служит свидетельством не только литературной одаренности миссис Остен, но и того, сколь глубокое и активное участие принимала она в деятельности домашней школы своего мужа.
В 39 лет, когда младшенькой Дженни не исполнилось еще и трех, миссис Остен обнаружила, что вновь беременна. Если они с мужем и не были слишком счастливы этому обстоятельству, то в очередной раз смирились, уповая на волю Господа и надеясь на то, что Он не оставит их семейство. В конце июня 1779 года у них родился последний ребенок, Чарльз. По крайней мере он появился на свет летом, когда в доме не было других детей, кроме его братьев и сестер. Через две недели после рождения брата Джеймс отправился вместе с отцом в Оксфорд, поступать в тот же колледж, который в свое время окончил и мистер Остен — Сент-Джон. Ему было 14 лет — на два года меньше, чем отцу, когда тот начал учебу в университете, но, в отличие от него, Джеймсу не пришлось зарабатывать себе стипендию своим умом и способностями в учебе. Он сумел получить ее благодаря родственным связям своей матери.
Колледж Сент-Джон присуждал стипендии тем, кто мог доказать, что приходится «родственником основателю», то есть имеет родство, пусть и самое отдаленное, с сэром Томасом Уайтом, некогда основавшим этот колледж. А поскольку семейство Ли гордилось своим происхождением и тщательно вело учет своей родословной, доказать родственные связи, представив соответствующие документы, не составило особого труда. В Оксфорде они отобедали у величественного дядюшки миссис Остен, который все еще ректорствовал в колледже Баллиол и в свои 86 лет отличался столь же острым и здравым умом, как и прежде. Когда Джеймс начал было из вежливости снимать свою новую мантию, прежде чем сесть за стол, дядюшка остановил его: «Не стоит раздеваться, молодой человек; мы же с вами не драться собираемся».
После зачисления в Оксфорд Джеймс вернулся домой, но с октября этого года ему приходилось постоянно путешествовать между Оксфордом и Стивентоном, приезжая домой на каникулы между короткими университетскими семестрами. Он так же, как и мать, начал писать стихи.
Летом 1779 года в семье отсутствовал и третий сын, Эдвард. В мае Остенов навестил их дальний родственник, отсутствующий лендлорд Стивентона Томас Найт, со своей молодой женой Кэтрин. Они совершали свадебное путешествие, и им так понравился 12-летний Эдвард, что молодожены попросили у Остенов разрешения взять его с собой, возможно, желая немного разгрузить миссис Остен, которая была уже на сносях, и, может быть, не в последнюю очередь поэтому она согласилась. Идея пригласить с собой в свадебное путешествие 12-летнего мальчика кажется несколько необычной, но этот план в результате оказался весьма удачным: Эдвард всегда был очень легким и «солнечным» ребенком, так что супруги Найт глубоко привязались к нему. Они продолжали интересоваться им и после путешествия, и просили разрешить ему приехать погостить к ним в Кент, а со временем, поскольку своих детей у них не было, стали подумывать о том, чтобы его усыновить.
Примерно в это же время, должно быть, был организован и уход за Джорджем, который в результате оказался довольно далеко от дома. Супруги Остен проконсультировались с сестрой миссис Остен Джейн, которая вышла замуж за священника из Бата Эдварда Купера, по поводу ухода за их братом-инвалидом Томасом. В результате Томас Ли и Джордж Остен были вверены заботам семьи Гулхэм, проживавшей в тихой деревушке Монк Шерборн за Бэзингстоком. В стихотворениях Крэбба можно прочесть о слабоумных, которые попадали под колеса быстро мчащихся экипажей. Другие свидетельства того времени повествуют о деревенских дурачках, случайно свалившихся в колодцы. То есть опасностей их подстерегало немало, поэтому так важно было найти надежных и ответственных людей. И судя по всему, Остенам и Ли это удалось. Не сохранилось никаких письменных свидетельств того, что родственники навещали своих болящих брата и сына, но резонно предположить, что все-таки навещали — хотя бы для того, чтобы платить Гулхэмам за их содержание и уход.
________________________ * — Связанные простыня и пододеяльник, мешающие лежащему вытянуться во весь рост всю длину — распространённая в английских школах-интернатах проделка; называется так потому, что связанные концы напоминают загнутые края яблочного пирога.— Здесь и далее – примечания переводчика.
Элайза Зря ты скромничаешь - мне твой перевод стихов очень понравился! Все очень складно -чудесно получилось. До чего приятная у Остенов семья - и главный показатель тому - атмосфера в доме и отношение не только к собственным детям, но и чужим. Остается только пожалеть, что у Джейн детская дружба не переросла в любовь с каким-нибудь учеником отца, имеющим некоторый доход на содержание семьи. Вообще, в те времена жизнь была не сахар во многих отношениях. Жду продолжения все с тем же нетерпением.
Отправлено: 16.08.08 07:10. Заголовок: Элайза, Вы трудолюби..
Элайза, Вы трудолюбивы, аки пчела. *фирменная розочка* Хочу также присоединиться к мнению apropos: на самом деле стих переведен адекватно, он шутливо-небрежен и в оригинале, за что же его подвергать стилистическому вылизыванию? Несколько добрых слов о миссис Остен - тоже не во вред; в памяти потомков сохранилась требовательная ипохондричка, а это лишь одна сторона медали. Жизнь у нее была не очень-то легкая.
Элайза ! Занимательное повествование, огромное спасибо за Ваш труд !!! Так интересно узнать о быте, нравах и истории семьи Остен. Все-таки часто женщины много что брали на себя, по большому счету, на них держался дом. Очень живо представляю себе этот дом-школу - корпение над учебниками и потом веселый гомон, игры, беготня. Наверно, при таком распорядке дня и могло быть резонным воспитание младенцев отдельно от остальных. Буду ждать продолжения...
Остается только пожалеть, что у Джейн детская дружба не переросла в любовь с каким-нибудь учеником отца, имеющим некоторый доход на содержание семьи.
Да, вообще, конечно, очень жаль, что при наличии стольких братьев, у каждого из которых наверняка была куча друзей и приятелей, "искра" у нее ни с кем из них так и не пробежала, а если и пробежала, то осталась без каких-либо заметных последствий. Должно быть, это были в основном те самые "младшие сыновья", которые не могли позволить себе жениться на девушке без средств, даже если и захотели бы. В те времена брак был еще в большей степени экономическим предприятием, чем сейчас.
deicu пишет:
цитата:
Вы трудолюбивы, аки пчела.
Благодарю, но я, на самом деле, просто иду по пути наименьшего сопротивления. Свободного времени отчаянно мало, и я поняла, что для меня гораздо быстрее и проще тупо переводить все подряд, "как есть", с небольшими купюрами, а не пересказывать "своими словами", компилируя с рядом других неплохих биографий, которые имеются в наличии. На добротную компиляцию времени уйдет гораздо больше, хотя, по-хорошему, именно это и стоило бы сделать.
deicu, apropos - спасибо за добрые слова в адрес стиха - ладно, если и так сгодится, я тогда с ним больше ни к кому приставать не буду, оставим как есть.
Сегодня я опять с пустыми руками, простите, ничего не успела - постараюсь либо к вечеру небольшой кусочек выложить, либо тогда уже завтра.
Сообщение: 1386
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 19.08.08 19:38. Заголовок: Обещанный небольшой ..
Обещанный небольшой кусочек:
Девочка, которая росла в школе для мальчиков, наверняка была свидетельницей — а вполне возможно, что и участницей — всевозможных мальчишеских игр. Поэтому есть все основания полагать, что образ Кэтрин Морланд из «Нортенгерского аббатства» имеет и кое-какие автобиографические черты по меньшей мере в том, что «ей всегда нравились мальчишеские игры — крикет она предпочитала не только куклам, но даже таким возвышенным развлечениям поры детства, как воспитание мышки, кормление канарейки или поливка цветочной клумбы». И «зеленый склон холма» позади стивентонского ректората тоже имелся, так же как и позади дома Морландов; и наверняка в определенный период и Джейн была «шумной и озорной девочкой», которая «терпеть не могла чистоту и порядок». И даже катание верхом вполне могло иметь место, поскольку в семь лет Фрэнку удалось купить себе пони по кличке Бельчонок, и он начал ездить на нем на охоту, как только ему позволили. Из своей старой подвенечной амазонки мать сшила ему красную охотничью курточку, и он, рано утром самостоятельно позавтракав, уезжал с охотой в поля. Когда брат разрешал, могла кататься на Бельчонке и шестилетняя Дженни.
Можно было, к примеру, бегать по округе вместе с братьями по направлению к деревне, где каждый дом и каждый житель были им давно и хорошо знакомы; либо в другую сторону, вверх по дороге, что вела к церкви, в которой служил их отец, и к дому Дигвидов, видневшемуся среди деревьев. Этот дом был гораздо больше их пастората — трехэтажный, со старинным крыльцом, и уже сильно обветшалый. Здесь жили четверо мальчишек одного возраста с братьями Остен, такие же хорошие наездники и любители поохотиться вместе со взрослыми.
А в дождливую погоду дети с удовольствием забирались в большой амбар во дворе пастората — это было их излюбленное место для игр. Еще они могли подняться на холм, к Чиздаунской ферме, где все работали на их отца. За фермой проходила дорога, по которой проезжали экипажи, уносясь в какие-то немыслимые дали и незнакомые города, названия которых постепенно делались все более привычными слуху: Винчестер, Саутгемптон, Портсмут, Андовер, Рединг, Ньюберри, Бат, Лондон… Экипажи перевозили не только людей, но и письма, которые дети могли сами приносить домой из гостиницы в Дине, где их оставляла почтовая карета. Письма эти родители всегда очень ждали и ценили; их читали и перечитывали, пересказывали друг другу и обсуждали в гостиной содержавшиеся в них всевозможные новости от тетушек, дядюшек, кузенов и кузин: от тети Хэнкок и кузины Элайзы из Лондона, от тети и дяди Куперов и их детей, Джейн и Эдварда, из Бата, от тети и дяди Ли-Перротов из Скарлетса, что в Беркшире, от старого дядушки Фрэнсиса Остена из Тонбриджа и от многих, многих других.
В кабинете их отца многочисленными рядами стояли книги; один из его книжных шкафов занимал 64 квадратных фута (около 6 кв. метров) стены, а мистер Остен все пополнял свою библиотеку, и не только классикой, но и новыми книгами, отрывки из которых любил зачитывать вслух. Он был достаточно образован в точных науках, чтобы со знанием дела показывать и объяснять детям те миры в миниатюре, которые открывались их взгляду под линзой микроскопа, будь то капля воды, язычок бабочки или рыбная чешуйка: свидетельства того, каким совершенным образом Божественный устроитель спланировал и создал все живое во Вселенной.
Но мир мистера Остена не ограничивался только фермой и кабинетом. Дети часто видели его в седле, объезжающим окрестные поля, или обсуждающим дела со своим бейлифом Джоном Бондом. Ему приходилось интересоваться ценами на пшеницу и ячмень, на овец и свиней, заниматься приемом и расчетом наемных рабочих, решать, какие зерновые сеять и когда собирать урожай. Также на нем лежали обязанности по приходу и воскресные службы в церкви. По крайней мере некоторые свои проповеди он писал сам; правда, расходовал их достаточно экономно: судя по рукописи одной из них, он прочитал ее семь раз в Дине и восемь в Стивентоне.
Мистер Остен был занятым человеком, но вместе с тем отличался очень спокойным и добрым нравом и, без сомнения, очень ценил домашний уют и семейную жизнь, тем более что сам вырос сиротой. Он не предавался ни пьянству, ни обжорству — этим традиционным порокам сельских священников, — и ему удалось, будучи школьным учителем своим сыновьям, не потерять при этом их дружбу. Глава семейства принял как должное, что несходные характеры и склонности его детей предопределили и различный род занятий, которым они себя посвятили: Джеймс и Генри успешно занимались наукой в университете; Эдвард, не испытывающий пристрастия к ученым штудиям, имел более практический склад ума; а Фрэнсис был рожден для жизни активной и деятельной. Ко всем своим сыновьям отец относился с одинаковой добротой и в равной степени интересовался успехами каждого. Он мог быть очень приземленным и практичным. В своих наставлениях Фрэнсису, отправлявшемуся в свое первое морское путешествие, он советует не только исправно читать молитвы, но и ежедневно чистить зубы и умываться. Есть что-то трогательное и забавное в этом радении мистера Остена о хорошо вычищенных зубах.
А епархией матери были гостиная, где семейство обедало, кухня, птичий двор, молочная ферма, огородик и все ежедневные хлопоты, с этим связанные. Хлеб пекли сами, и пиво тоже варили дома и хранили в погребе. При пасторате имелись свои коровы, и доярка взбивала часть молока в масло. Раз в месяц приходила прачка, которую ожидала целая груда грязного белья, и в эти дни весь дом заволакивало паром и запахом мыльного раствора. В июне был сенокос, и детям тоже давали маленькие грабли; в июле активно варились всевозможные варенья и джемы; в августе собирали урожай, а в сентябре то и дело слышались охотничьи выстрелы. Свобода, предоставленная хорошей погодой и долгим световым днем, была драгоценной. По мере того как время шло к зиме, свечи зажигали все раньше и раньше, так же как и камины в гостиной и столовой, и дети с нетерпением ждали солнечных и морозных дней, когда им разрешалось выходить и играть на улице. Джеймс Остен пишет в одном из стихотворений о том, что «женская нога» не могла ступать по дорогам, размытым от грязи и снега, в то время как мужчины и мальчишки всегда имели возможность преодолеть осеннюю распутицу верхом. Это было всего лишь одно из многих проявлений дискриминации по половому признаку, которое все принимали как данность, а женщины и девочки становились затворницами и заложницами плохой погоды. Отмороженные пальцы рук и ног были обычным делом, и мало кто зимой избегал этой участи. Миссис Остен простужалась сильнее любого из своих домашних. Несмотря на всю свою деятельную энергичность, иногда она, заболевая, целыми днями не вставала с постели. Но серьезных эпидемий в пасторате не было, как не случилось и повторения трагедии с Джорджем Гастингсом.
Элайза Читается, как роман. Удивительно - чем больше я читаю о счастливом детстве Джейн Остин - судя по атмосфере в доме, по взаимоотношению родителей друг с другом, с детьми - и детей между собой, тем все горестнее мне думать, как печальна была судьба самой писательницы (даже промелькнула мысль: ну, неужели братья не могли сообща собрать ей приданое? Неужели так и не нашелся никто, кто полюбил бы ее за живость, за ум, за талант?...) Знаем, что ничего этого не было - и оттого еще горше.
Элайза спасибо, очень увлекательно читается apropos пишет:
цитата:
Неужели так и не нашелся никто, кто полюбил бы ее за живость, за ум, за талант?...
Увы, любовь и брак оказались вещами несовместными. Отрадно, что в качестве моральной компенсации "за все" она оставила нам замечательные романы, где героини находят свое счастье, несмотря и невзирая...
Сообщение: 1393
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 20.08.08 20:59. Заголовок: Окончание 3-й главы:..
Окончание 3-й главы:
Итак, Джейн росла в школе для мальчиков. Ее естественное окружение — мальчишки и их шутки, разговоры, интересы были ей, конечно же, хорошо знакомы. Она в точности знала, чего от них можно ожидать, и привыкла общаться с ними на короткой ноге. Это очевидно прослеживается в самых первых пробах пера, которые до нас дошли. Хотя самое раннее уцелевшее произведение написано ею уже в 12-летнем возрасте, влияние этого окружения в нем все равно еще очень чувствуется. В этих ранних опусах много чисто мальчишеского юмора, да и тематика, начиная с разговоров о лошадях и экипажах, путешествиях и несчастных случаях, была настолько популярна в тогдашней детско-подростковой среде, как у их нынешних сверстников разговоры о мопедах и машинах. О пьянстве и пьяницах тоже упоминается часто, а это предмет веселых шуток и насмешек среди ребят во все времена. На страницах ее ранних скетчей постоянно возникают пьяные ссоры, и персонажей то и дело находят «пьяными до полусмерти» или же они и в самом деле умирают от пьянства.
Еще одним объектом постоянных шуток была еда и все что с ней связано: «протухшие» рыба и дичь, непрожаренная телятина с соусом карри, прочие блюда, наверняка не пользовавшиеся большой популярностью у школьников: говяжий студень с луком, селедка, печень, потроха и прочие внутренности… Человек в гостинице заказывает себе и своим слугам на обед «целое отварное яйцо». Еда забавна и сама по себе, и теми ассоциациями, которые вызывает. Лицо девицы становится «белым, словно взбитый молочный коктейль», когда погибает ее будущий муж; а другая девица, по имени Кассандра, съедает в кондитерской шесть мороженых, отказывается за них платить и бьет кондитера; третья же, когда ее пытаются провоцировать, остается «хладнокровной, как заварной крем». Из двух сестер одна любит рисовать картины, а другая — потрошить курочек** — типичная школьная игра слов. Или, к примеру, вполне мальчишеский анекдот о том, как один жених не пришел на собственную свадьбу, потому что она совпала с днем открытия охотничьего сезона. Еще один источник насмешек — уродливые и страшные девицы: одна «низенькая, толстая и противная», у другой «невозможное косоглазие», «сальные космы» и «спина колесом». Женские потуги улучшить свою внешность путем белил и румян тоже охотно высмеиваются. В ее ранних бурлесках много веселых жестокостей, включая несколько эпизодов, которые можно назвать забавными убийствами. Имеется повешение. Имеется стальной капкан, который хватает девицу за ногу. Имеются персонажи, оголодавшие настолько, что откусывают собственные пальцы.
Судя по этим писаниям, Джейн Остен была довольно жестким и несентиментальным ребенком с необузданным и весьма анархическим воображением и склонностью к черному юмору. Должно быть, этот жестокий стиль ее опусов подпитывался разговорами, в которых, без сомнения, девочка иногда принимала участие, — беседами старших братьев и учеников отца, из детей и подростков выраставших в молодых мужчин. И если иногда она бывала шокирована тем, что слышала, то и сама очень быстро научилась шокировать тем, что пишет.
На Рождество 1782 года, когда Джейн исполнилось 7 лет, ей довелось услышать и нечто новенькое. Ее брат решил поставить пьесу. Это была трагедия под названием «Матильда», и возможно, именно она дала повод Джейн несколькими годами позже так убийственно уничижительно выразиться об этом жанре: «поскольку это трагедия, читать ее не стоит»***. Вероятно, «Матильду» выбрали по тем соображениям, что, во-первых, она принадлежала перу одного респектабельного священнослужителя из Саррея, во-вторых, премьера ее прошла всего семью годами ранее, с Гарриком в главной роли, и, в третьих, в ней было всего пятеро главных героев. Но вкус у Джейн в данном случае оказался явно лучше, чем у Гаррика. Действие трагедии происходит во времена Вильгельма Завоевателя. Моркар, герцог Мерсийский, и его брат Эдвин влюблены в Матильду, дочь норманнского вельможи. Она любит Эдвина, но они находятся в заточении у Моркара, который решает убить своего брата. Однако уловка и обман упешно расстраивают его злобные планы. В финале Моркар раскаивается, а влюбленные женятся. Слог пьесы подозрительно смахивает на подражание Шекспиру:
Смятенье! Ужас! Бедствие! О небо! Как можешь ты взирать на вероломство Столь подлое, столь явную вину – и все же медлить С отмщеньем? Пусть же молнии твои Предателя презренного карают! Изменница и лгунья! О, Матильда! Какой жестокой оказалась ты! Скрытый текст
Еще раз приношу свои извинения, но я, увы, не Пастернак, не Лозинский и не Щепкина-Куперник. Утешает только то, что и преподобный мистер Франклин, автор сей пиесы, явно не Шекспир.
В этой братоубийственной пьесе были заняты два «комплекта» братьев — Остены и Фаулы. Джеймс написал к пьесе эпилог, который зачитывал Том Фаул. Что до Матильды и ее служанки, то Кассандра и Джейн, 10-ти и 7-ми лет соответственно, оказались явно еще слишком малы, чтобы принимать участие в постановке. Не исключено, что 11-летний Генри, наряженный в одно из матушкиных платьев, играл главную женскую роль. Во всяком случае, хотелось бы на это надеяться. Хотя, возможно также, что эту роль предложили 11-летней же кузине Джейн Купер, которая вполне могла приехать к ним из Бата на Рождество. Джеймс относился к своим театральным постановкам очень серьезно. Вот и к этой пьесе он написал не только эпилог, но еще и многословный стихотворный пролог, продемонстрировав неплохое знание всевозможных театральных спецэффектов, которые могли бы использоваться при профессиональной постановке «Матильды». Стихи Джеймса свидетельствуют о его несомненной эрудиции, но им явно не хватает живости и легкости, присущих стихотворному перу его матери. Хочется надеяться, что все же определенный юмор во всем этом присутствовал, хотя бы невольный; тем более, что в амбар Остены пригласили всех соседей, с которыми были на дружеской ноге — Дигвидов, Порталов, Терри, Лифордов — и наверняка они пришли посмотреть это представление, даже если в нем их сыновьям достались лишь роли алебардщиков да слуг. О том, что у Джеймса были определенные сомнения в том, как публика воспримет подобную пьесу, свидетельствуют строки, открывающие эпилог: «Ну, люди добрые, ужель никто не спит?» Но можно с уверенностью предположить, что сидевшая в этой аудитории смышленая семилетняя девочка не только не спала, но слушала и смотрела во все глаза. ________________________ ** — В обоих случаях в разных значениях используется глагол to draw. *** — См. «Историю Англии».
Судя по этим писаниям, Джейн Остен была довольно жестким и несентиментальным ребенком с необузданным и весьма анархическим воображением и склонностью к черному юмору.
Да уж. Ну, чтобы все не казалось вам таким уж радужным, самое время подкинуть еще немного информации к размышлению...
4. Школа*
«Сердце болит при мысли об угнетенном состоянии духа ребенка восьми лет от роду», — писала Джейн Остен в 32 года, услышав о том, что двух ее маленьких племянниц отправляют против их воли учиться в школу-интернат для девочек. Она прекрасно знала, о чем пишет, так как ее саму в семилетнем возрасте отослали учиться в подобный пансион. Хотя мальчики в семействе Остен оставались дома как минимум до 12-ти лет, к девочкам родители отнеслись не столь милосердно. Вероятно, для этого решения были и определенные финансовые мотивы — родители могли рассудить, что с лихвой окупят образование дочерей, используя их комнаты для поселения новых учеников. К тому же, миссис Остен, очевидно, принимала это решение еще и из желания угодить своей сестре Джейн Купер, которая решила послать свою дочь в школу и хотела, чтобы та отправилась туда не одна, а в компании. Для Куперов этот шаг, в свою очередь, также был связан с родственной поддержкой: дело в том, что эту школу содержала овдовевшая сестра мистера Купера миссис Коули. И никого, судя по всему, не волновал тот факт, что если Джейн Купер к тому времени уже исполнилось 11, то ее кузине Джейн Остен было всего лишь 7.
Задолго до того, как возникло решение о совместной отправке девочек в пансион, Куперы стали часто приглашать к себе в Бат Кассандру, чтобы та составляла компанию их дочери — они были погодки. Маленькая Джейн должна была переживать отсутствие старшей сестры и сильно скучать по ней. Это подтверждается, к примеру, таким фактом: однажды Джейн, взяв с собой Чарльза, вышла на проезжую дорогу встречать мистера Остена с возвращавшейся из Бата Кассандрой, за которой тот ездил в Андовер. Отец был немало изумлен, увидев своих младших детей так далеко от дома, бредущими им навстречу. Это активное нежелание оставаться дома без Кассандры, возможно, послужило для Джейн достаточной причиной, чтобы попроситься в школу вместе с сестрой.
Миссис Коули, приходившаяся теткой Джейн Купер, пользовалась весьма уважаемой репутацией, будучи вдовой ректора оксфордского колледжа Брейзноуз, да и школа ее располагалась в Оксфорде, то есть в месте, вполне знакомом и привычном супругам Остен. Там же, в колледже Сент-Джон, к этому времени уже учился Джеймс, да и старенький дядя миссис Остен все еще являлся ректором колледжа Баллиол. Не то чтобы они могли составлять постоянную компанию двум маленьким девочкам, но по крайней мере были в состоянии периодически наведываться туда и приглядывать за положением дел. По всей видимости, приняв во внимание все эти соображения, а главное, вполне доверяя выбору сестры, миссис Остен все же решилась отправить из дома такую малышку, как Джейн. И тем не менее в объяснениях, данных ею многие годы спустя внучке Анне, племяннице Джейн, звучит оборонительная нотка — миссис Остен уверяла Анну, что ее младшая дочь сама пожелала отправиться в школу: она была «еще слишком мала, и совершенно необязательно ей было ехать, но она сама так решила; заявила, что непременно поедет туда же, куда и Кассандра»; «если бы Кассандре должны были отрубить голову, Джейн настояла бы, чтобы и с ней проделали то же самое».
Возможно, после отлучек Кассандры в Бат Джейн посчитала, что больше не сможет вынести ее отсутствия; должно быть, сестра, с которой она делила спальню и все свои детские секреты, представлялась ей фигурой в чем-то более необходимой и важной, чем вечно занятая мать. Но она была еще слишком мала, чтобы осознавать, что это на самом деле значит — оказаться далеко от родного дома, на попечении незнакомых людей. Возможно, и миссис Остен, со своей стороны, опасалась, что Джейн станет совсем дикой и неуправляемой, если останется дома без сестры и будет расти одна среди стольких мальчишек. К тому же она могла помнить и о том, что ее золовку Джейн Ли-Перрот в шестилетнем возрасте отправили одну из Вест-Индии в Англию, в пансион, и она вполне благополучно перенесла этот опыт. Как бы то ни было, имея на попечении полный дом мальчиков, за которыми нужно присматривать, миссис Остен, видимо, рассудила, что так будет лучше для всех. И Джейн во второй раз услали из дома.
Неизвестно, встречалась ли когда-нибудь миссис Остен с миссис Коули лично; предположительно, кто-то из родителей отвез дочерей в Оксфорд весной 1783 года. Но как только их туда устроили, супруги Остен отправились в отпуск, в путешествие — а это означает, что какое-то время они были вне связи и вне досягаемости. Миссис Коули, скорей всего, содержала девочек в своем доме точно так же, как супруги Остен содержали мальчиков. Ребенку, выросшему в деревне, на природе, должно быть, сложно было адаптироваться к жизни в городе. Можно только гадать, насколько сильным было у семилетней девочки чувство утраты и беспомощности в разлуке с родным домом, родителями, братьями, знакомыми лицами и привычным окружением.
В 1780-е годы школы-интернаты для девочек были отнюдь не редкостью не в последнюю очередь потому, что содержание пансиона служило одним из очень немногих респектабельных способов, которым женщина в то время могла заработать себе на жизнь. Но свидетельства того, что и как в этих школах происходило, к сожалению, оставляют подчас впечатление весьма удручающее, если не ужасающее.
К примеру, как раз в то время, когда сестер Остен отправили в пансион в Оксфорд, еще одна семилетняя девочка по имени Элизабет Хэм, дочь вполне обеспеченных родителей из Западного края, оказалась в «Семинарии мадам Такер» в Веймуте, где учениц кормили по принципу «кушать хлеб и нюхать сыр», а спать укладывали всех скопом в общей гостиной. Днем Элизабет держали в заточении в непроветриваемой комнате, где она часами шила, сидя на неудобной деревянной скамье, так что к вечеру у нее болели и руки, и глаза, а миссис Такер иногда оживляла это времяпрепровождение чтением вслух отрывков из «Пути паломника». Девочку забрали домой, когда у нее обнаружилась чесотка, но едва она поправилась, ее отправили в гораздо более неприятную школу в Тивертоне, которую содержали две сестрицы благородного происхождения. Здесь ей приходилось делить кровать с девочкой на 5 лет старше нее, которую сочли подходящей соседкой, поскольку они обе раньше учились в Веймуте. Но старшая имела обыкновение под утро сталкивать младшую с постели, и Элизабет приходилось до рассвета, дрожа от холода, сидеть на стуле.
Девочки в этих школах довольно часто делили одну кровать на двоих. К примеру, горячо любимая дочь Артура Янга Боббин заболела, находясь в модной лондоской школе, где она спала в одной постели с глухой одноклассницей, которая могла лежать только на одном боку, в результате чего Боббин каждую ночь испытывала страшный дискомфорт. Как и Джейн, Боббин была сельским ребенком, привыкшим к простору, привольной беготне и свежему воздуху, а в школе ничего этого не было. Бегать девочкам запрещалось, времени на улице они проводили крайне мало, а еда отличалась скудостью и однообразием. «Она ненавидела школу, — писал отец после ее ранней кончины. — О! Как я теперь сожалею, что отправил ее туда». Детей в этих пансионах часто держали впроголодь просто потому, что содержательницы этих учебных заведений сами едва сводили концы с концами. Таким было положение дел в Тивертонской школе, где училась Элизабет Хэм. На завтрак девочкам давали кипяток (чай они могли привозить из дома), четверть кружки молока и бублик за полпенни; на обед — кусок отварной баранины или пудинг из нутряного сала. К чаю приходила пожилая женщина, у которой можно было купить печенья — три штуки за полпенни, а школа милостиво предоставляла все тот же кипяток. Ужин состоял из хлеба, сыра и сидра.
Что до собственно обучения, то девочек заставляли механически зазубривать словарь, грамматику и учебник по географии; никаких вопросов им никогда не задавалось. По утрам они читали Библию, а после обеда — историю Англии или Рима. Каждое утро с 11 до 12 приходил учитель, который преподавал им арифметику и письмо, и дважды в неделю наведывался учитель танцев. Периодически устраивались выходные дни, когда ученицам разрешалось посещать окрестные фермы, где они могли всласть угощаться свежим хлебом и сливками. Пожаловаться в письмах домой они не могли, поскольку вся их корреспонденция «проверялась на ошибки» и запечатывалась директрисой лично. Самым тяжелым испытанием для Элизабет Хэм были рождественские каникулы, которые ей и еще нескольким девочкам пришлось провести в школе, так как их не забрали на это время домой. В эти дни они не только голодали, но и чуть не замерзли в своих почти не отапливаемых комнатушках. Однажды вечером, когда учителя праздновали в своем кругу, Элизабет ухитрилась, отважно прокравшись вниз, потихоньку стащить у них со стола жареную гусиную ножку, и, читая об этом, от души радуешься за маленькую воровку.
Конечно, далеко не всем девочкам доводилось переживать подобные ужасы, и есть основания надеяться, что миссис Коули хотя бы кормила своих подопечных куда лучше. К примеру, Мария Эджуорт, которую тоже в возрасте семи лет отправили в пансион в Дерби (после того, как ее мать умерла, а отец снова женился), провела там по меньшей мере целый год без перерыва, не приезжая домой на каникулы; тем не менее у нее остались самые приятные воспоминания о своей школе. Ее учили французскому, итальянскому, танцам, вышивке и гравировке по меди. По вечерам она и ее соученицы развлекали друг дружку историями собственного сочинения. Потом ее перевели в Лондон, в другой, более престижный интернат, где она чувствовала себя куда менее комфортно, потому что там для улучшения осанки ее заставляли ходить с привязанной к спине доской и носить стальные воротнички.
Можно приводить еще много примеров различных бедствий и лишений, претерпеваемых девочками в школах, которые выбирали для них их богатые и вроде бы неплохо информированные родители. Так, знакомая доктора Джонсона миссис Трейл отправила в школу-интернат двух своих дочерей — четырехлетнюю Харриет и пятилетнюю Сесилию — в том же 1783 году. В школе разразилась эпидемия кори. Харриет умерла, а Сесилию спас только приезд матери, которая успела ее оттуда забрать. Что самое удивительное: когда девочке исполнилось 10 лет, ее снова отослали в школу, на сей раз в другую. Мэри Батт, которая стала впоследствии писательницей миссис Шервуд и была тех же лет, что и Джейн Остен, тоже пережила в своем пансионе эпидемию кори. Маленькая девочка, ее соседка по комнате, умерла в одиночестве, так и не дождавшись приезда родителей. Вполне вероятно, что они узнали о ее болезни только тогда, когда все уже было кончено.
Пансион миссис Коули едва избежал той же участи. Началось с того, что она решила перевести свою школу из Оксфорда в Саутгемптон. Родители девочек Остен либо узнали об этом уже после переезда и приняли его как свершившийся факт, либо знали заранее и одобрили, поскольку Саутгемптон находился еще ближе к дому. К сожалению, Саутгемптон был также портом, куда приезжали в больших количествах моряки и военные, возвращавшиеся из дальних стран, и летом 1783 года они привезли с собой эпидемическую лихорадку, которая быстро распространилась по всему городу. Обе девочки Остен и их кузина заболели. Миссис Коули не сочла нужным сообщить об этом их родителям либо понадеявшись на то, что сумеет вылечить девочек сама и не желая лишний раз волновать их, либо из-за элементарной некомпетентности или черствости. К счастью, Джейн Купер проигнорировала ее запрет на письма домой и ухитрилась украдкой отправить весточку своей матери в Бат. Этого оказалось достаточно, чтобы обе сестры, миссис Купер и миссис Остен, тут же примчались в Саутгемптон. Жизнь Джейн Остен к тому времени была уже в серьезной опасности.
Мать сумела ее вылечить, после чего немедленно увезла домой. Кассандра и Джейн Купер также поправились, но миссис Купер в результате тоже подхватила эту инфекцию, от которой и скончалась в октябре месяце, уже вернувшись в Бат. Ее муж был безутешен и совершенно раздавлен этой утратой. С тех пор Джейн Купер проводила все больше времени в Стивентоне, став фактически частью семьи и большой любимицей своих двоюродных братьев и сестер.
______________________________________ Апдейт: отредактированный вариант 4-й главы выложен 14.10.08. Редактура Romi
на завтрак девочкам давали кипяток (чай они могли привозить из дома и заваривать свой), четверть кружки молока и бублик за полпенни; на обед – кусок отварной баранины или пудинг из нутряного сала.
Бедная мисс Хэм! Там девочки не жили, а выживали. После таких страшилок мне моя школа кажется раем!
Элайза Как-то я из-за всяких организационных дел все пропустила - зато сегодня двойное удовольствие - сразу два отрывка, хотя почитав о школах для девочек сразу вспоминается Джейн Эйр Бронте. Что приюты, что школы - страшно читать (в школах разве что мысль о том, что есть родители и свой дом могла поддерживать бедняжек. Хм. Грустно, однако.
Дафна, Tatiana Коли так, постараюсь больше не разочаровывать "ложными заходами" - по мере возможности, разумеется.
Окончание 4-й главы:
Будучи взрослой, Джейн Остен писала о «невежественном племени» школьных учительниц одновременно и язвительно, и с жалостью. В неоконченном романе «Уотсоны» можно прочесть такой диалог: «Я скорее согласилась бы стать учительницей в школе (а худшей участи я не могу себе и представить), нежели выйти замуж за человека, который мне неприятен». — «А я скорее согласилась бы на что угодно, лишь бы не быть учительницей в школе, — отвечала ее сестра. — Я училась в школе… и я знаю, какая у них жизнь, а ты никогда не там была». Но упоминаний о собственном пребывании в пансионе в письмах Джейн не сохранилось, кроме одного, обороненного вскользь в письме к Кассандре: «Я чуть со смеху не умерла, как говорили у нас в школе». Что ж, лучше умереть со смеху, чем от инфекционной лихорадки. Джейн предпочитала не вспоминать о днях, проведенных в пансионе.
Зато мы можем встретить несколько упоминаний о школьном обучении девочек на страницах ее романов. Так, Шарлотта Палмер из «Чувства и чувствительности» «не без пользы воспитывалась семь лет в прославленном столичном пансионе», каковая польза свелась к пейзажу, расшитому цветным шелком, и манерам, с головой выдающим непроходимую глупость этой бывшей пансионерки. По контрасту с подобными заведениями описана в «Эмме» настоящая, «без обмана» школа-пансион по-матерински заботливой миссис Годдард, которая «содержала просторный дом и большой сад, кормила детей обильной и здоровой едою, летом не мешала им резвиться в саду, а зимой собственноручно оттирала обмороженные щеки». О такой школе Джейн Остен отзывается очень одобрительно, и миссис Годдард с ее щебечущими помощницами выведены добрыми и сердобольными женщинами, списанными, очевидно, отнюдь не с миссис Коули. Родители незаконнорожденной Харриет Смит, которые избавились от нее, сослав в этот пансион, оказались намного удачливее в своем выборе, нежели многие любящие, заботливые и осторожные родители.
Но показательно и то, что сочувственное описание школы миссис Годдард становится для автора предлогом заклеймить те «высокоученые заведения», где, «не жалея пустых и вычурных фраз, превозносят обучение, построенное на самоновейших принципах и новомодных системах, в коем гуманитарные познания сочетаются с правилами высокой нравственности и где учениц за непомерную плату корежат на все лады, отнимая у них здоровье и награждая взамен тщеславием». В течение всей жизни школы для девочек оставались для Джейн Остен в первую очередь местом мучения как для учениц, так и для учительниц.
К тому времени, как девочки вернулись домой, Эдвард окончательно переехал из Стивентона, так как мистер и миссис Томас Найт официально усыновили его. По свидетельству Генри, их отец отнесся к этой идее с гораздо меньшим энтузиазмом, чем мать, которой удалось в конце концов убедить его, что усыновление пойдет Эдварду только на пользу. Как и в случае с отправкой девочек в школу, ее голос в итоге оказался решающим. Но на этот раз, как показали дальнейшие события, миссис Остен приняла правильное решение. Переход из одной семьи в другую стал для мальчика постепенным, к тому же он был уже достаточно взрослым, чтобы понять и одобрить то, что происходило, и продолжал поддерживать тесные контакты со Стивентоном, в то же время прекрасно вписавшись в мир, где жили и вращались Найты. Они были очень богатыми и добрыми людьми, которые в интеллектуальном плане явно звезд с неба не хватали. Эдвард тоже не отличался особой интеллектуальной одаренностью, но зато обладал добрым сердцем и спокойным нравом. И хотя ему пришлось сменить фамилию на Найт, все равно он оставался и Остеном, преданным и внимательным по отношению к своей родной семье. Эту преданность и родственные узы не ослабили ни годы, проведенные в «большом турне» по Европе, ни женитьба на дочери баронета, ни унаследованные от Найтов большие поместья и солидное состояние.
Усыновление Эдварда и болезнь девочек совпали с окончанием Джеймсом Оксфорда. После получения степени он оставался членом колледжа, но приезжал домой гораздо чаще и по-прежнему задумывал и осуществлял театральные постановки. Наверняка он нашел заинтересованных зрителей и в новых соседях Остенов, поселившихся в деревушке Эш, что рядом с Дином. В тамошний ректорат приехал преподобный Джордж Лефрой с супругой Анной и тремя маленькими детьми. Ее называли «мадам Лефрой», возможно, отдавая дань некоей экзотичной ауре, исходившей от нее, а также гугенотским предпочтениям ее супруга. Анна Лефрой была родом из Кента и имела репутацию большой любительницы книг. Еще она писала стихи и прекрасно знала творчество Мильтона, Поупа, Коллинза, Грея и «лирических пассажей Шекспира». Одухотворенная красавица, неглупая, живая и остроумная, она разительно отличалась от скучных и пресных жен окрестных сквайров — любителей охоты. Она не чуждалась светских развлечений и «была душой любой компании». Так отзывался о ней ее брат, и окружающие разделяли это мнение. Мадам Лефрой одевалась очень стильно и элегантно, ее волосы всегда были красиво уложены и припудрены, лицу ее было свойственно милое и приветливое выражение. Ни дети, ни домашние заботы не могли полностью поглотить ее внимание — у нее всегда находилось время поговорить с друзьями о стихах или обсудить какую-нибудь книгу. Вскоре эта женщина стала для Джейн Остен кем-то вроде наставницы и старшего друга. Джейн любила ее, восхищалась ею, обращалась за советом и поддержкой; и мадам Лефрой всегда относилась к ней с вниманием и большой симпатией.
Похоже, что 1784 год восьмилетняя Джейн провела дома. Теперь она уже имела возможность читать все, что могла предложить ей отцовская библиотека. Она также немного знала французский; возможно, их обучали языку у миссис Коули, поскольку сохранилась принадлежащая ей французская книжка «Избранных басен», где под ее именем значится дата — декабрь 1783 года. На рекламном листке этой книжки ее брат Фрэнсис долго упражнялся в написании собственного имени и фамилии различными почерками и завитушками. В верхней части страницы рукой какого-то уставшего ученика — наверное, самой Джейн — накорябано: «Как я хочу уже закончить». И еще видны слова, написанные маленькими буковками вверху другой страницы — «мама сердита, а папа ушел» — возможно, отблеск какого-нибудь напряженного дня в пасторате.
Миссис Лефрой, должно быть, тоже давала ей советы относительно круга чтения, дополняя наставления матери и отца. В 1784 году умер доктор Джонсон, что могло вдохновить Джейн на чтение его эссе и статей из «Рэмблера», с их элегантным отточенным слогом и краткими, драматически точными зарисовками человеческих характеров: об охотнике за приданым; о взбалмошной 15-летней мисс, тяготящейся родительским контролем; об удочеренной племяннице, преданной, покинутой и сделавшейся в результате проституткой, и еще много различных историй, рассказанных с такой выразительностью, что любой смышленый ребенок мог многое вынести из них для формирования собственного представления о мире взрослых.
Позднее Джейн свяжет имя доктора Джонсона с именем Анны Лефрой в стихотворении, посвященном ее памяти, трогательно поставив в один ряд его величие как «первого среди людей» и главное место, которое Анна Лефрой занимала среди ее друзей. Это очень теплое стихотворение, в котором разочаровывает лишь его обощенно-безличная, несколько формальная образность. «Не женщина, но ангел!», «прочное тепло», «пленительная грация», «энергия искренней души» — все эти общие фразы не дают никакого впечатления о реальной, живой личности и еще менее позволяют нам проникнуть в характер этой многолетней дружбы в ее ежедневных проявлениях. Хотя в письмах взрослой Джейн миссис Лефрой часто упоминается как гостеприимная хозяйка или желанная гостья, и мы знаем, что ее общение с семейством Остен носило дружеский и неформальный характер, детального и подробного описания ее личности в письмах Джейн не сохранилось, как и свидетельств общения молодой женщины со смышленой девочкой. Так что нам остается лишь довериться нескольким упоминаниям о том, что крепкие дружеские узы связывали их с самого детства Джейн.
В июле 1874 года в стивентонском амбаре состоялось еще одно театральное представление. На сей раз это была комедия — «Соперники» Шеридана, премьера которой прошла в театре Друри Лейн в год, когда Джейн родилась. Теперь эту пьесу собирались исполнить силами «нескольких молодых леди и джентльменов в Стивентоне», как написал Джеймс во главе своего пролога, сочиненного к этому представлению. Пролог зачитал собравшейся публике 13-летний Генри. Эта постановка была куда более амбициозной, нежели «Матильда». В необрезанном виде комедия шла пять часов, и имела 12 действующих лиц, включая три важные женские роли. Джеймсу пришлось либо пригласить своих друзей из Оксфорда, либо задействовать детей. Косвенные подтверждения тому, что он предпочел последний вариант, можно найти в заключительных словах его пролога, где он обращается к юной женской части аудитории:
Ye blooming Fair, from whose propitious smile, We hope a sweet reward for all our toil, Though yet too young your stronger powers to own, We fondly wait your smile, and dread your frown Smile but this evening, and in riper years, When manhood's strength has damp'd our boyish fears, Our hearts, with genuine grace and beauty caught, In fervent sighs shall thank you as they ought. You'll see us suppliant at your feet again, And they who liked as Boys, shall love as Men.
Ох, и опять я все на бегу, левой ногой, коряво да кое-как, уж простите - времени посидеть-покрутить перевод совершенно не было; если совсем неудобочитаемо, я потом вернусь к нему и попробую сделать "более лучше", а пока вот то, что получилось:
Младые девы, вы улыбкой благосклонной, Надеемся, почтите труд наш скромный; Коль в лета юные всю силу ваших чар Узнать не можно нам, улыбку ждем лишь в дар. Так одарите ж ею нынче нас – а вскоре, Когда, мужами став, мы детский страх поборем, То, вашей прелестью пленяясь, без конца Благодарить вас будут пылкие сердца. Тогда у ног своих вы узрите нас вновь, И уж не детская нас приведет любовь.
В этих строчках явственно читается заигрывание, довольно откровенное для мальчика пятнадцати лет; обычно этому возрасту не свойственно в столь изящной и витиеватой манере изъясняться о перспективах взрослой любви. Если этот пролог подразумевает, что дети находились не только среди зрителей, но и среди исполнителей, то мы можем смело предположить, что Джейн Купер и Кассандра могли играть роли Лидии и Джулии. И даже Джейн Остен, возможно, могла достаться небольшая роль служанки Люси. Детвора, обитающая в доме, полном книг, должно быть, очень веселилась, репетируя эпизод, где служанка Люси по указанию своей хозяйки, к которой неожиданно пришли гости, спешно прячет из виду «неподобающие» книги:
Лидия. Скорее, Люси, милочка, спрячь книги. Живо, живо! Брось "Перигрина Пикля" под туалет. Швырни "Родрика Рэндома" в шкаф. "Невинный адюльтер" положи под "Нравственный долг человека"... "Лорда Эймуорта" закинь подальше под диван. "Овидия" положи под подушку... "Чувствительного человека" спрячь к себе в карман. Так... так... Теперь оставь на виду "Поучения миссис Шапон", а "Проповеди Фордайса" положи открытыми на стол...
Люси. Ах, сударыня, парикмахер выдрал из них все листы вплоть до "Предосудительного поведения"...
Лидия. Ничего, открой их на "Трезвости". Брось мне сюда "Письма лорда Честерфильда". Ну, теперь они могут пожаловать!*
И тут появлялась миссис Малапроп (в исполнении миссис Остен, возможно?) с заявлением о готовности отправить девятилетнюю девицу «в пансион, чтобы там ее обучали наивности, а также прокламации и другим экзотическим искусствам».
А реальность состояла в том, что после года, проведенного дома, и после того как Джейн Купер лишилась матери, девочек снова отправили в школу. На сей раз это был пансион миссис Ла Турнель в Рединге. Это остаточно приличное заведение располагалось в просторном добротном доме, построенном на части фундамента того, что некогда было Редингским аббатством. При доме имелся сад с видом на оставшиеся руины, и дети вольны были там бегать и играть в свое удовольствие. Но даже здешняя директриса все же не отвечала всем ожиданиям. Хотя она и называла себя внушительным именем миссис, или мадам, Ла Турнель, на самом деле ее звали Сара Хэкитт. Поддельное имя было всего лишь звучной приманкой для клиентов-родителей, и она не знала ни слова по-французски. У школы, тем не менее, имелась французская составляющая, так как ее владелицей являлась некая мадам Сен-Квентан, и несколькими годами позже, когда началась Французская революция, здесь начали преподавать эмигранты.
Эта миссис Ла Турнель была довольно оригинальным созданием. Ей было за сорок, одну ногу ей заменял пробковый протез таинственного происхождения и она обожала театр и все, что с ним связано. Больше всего она любила рассказывать детям истории про актеров и актрис. Вряд ли Остены ожидали именно этого, когда выбирали пансион в Редингском аббатсве. Сама директриса преподавать и не пыталась, ограничиваясь ролью экономки и матроны. Всегда одетая в белый муслин, миссис Ла Турнель носила фартуки, кружевные манжеты, воротнички в оборочках, огромный шарф и два больших плоских банта — один на шляпке, другой на заду. Она восседала в отделанной деревянными панелями гостиной, увешанной синельными картинами, на которых были изображены могилы и плакучие ивы; над каминной полкой располагался ряд миниатюр. В этой гостиной она кормила детей ранним завтраком, сидя у огня. Большое блюдо с бутербродами с маслом ставилось на треножник черного дерева, который дети называли «кошкой». Вся обстановка была достаточно домашней и уютной, и молодым учительницам даже разрешалось ходить в папильотках. После завтрака племянница миссис Ла Турнель мисс Браун читала утренние молитвы, чей благочестивый эффект иногда несколько уменьшался за счет громкого нетерпеливого шепота ее тетушки «Быстрее! Поторопись!», ведь в соседней комнате уже дожидалась прачка.
В целом эта школа производит впечатление достаточно безобидного и не слишком строгого заведения. Пансионерки спали по шесть человек в комнате; их обучали грамоте, шитью и французскому. Наверняка у них были и уроки танцев — необходимая составляющая образования любой девочки в те времена; возможно, учили еще и игре на фортепьяно. Ученица, которая находилась в этом пансионе чуть позже Джейн и ее сестер, принимала участие в театральных постановках, и вполне вероятно, что разучивание пьес также входило в образование Джейн и Кассандры. Девочки располагали свободным временем, так как после утренних занятий они были фактически предоставлены сами себе. И на сей раз они ничем не заболели. Однажды они отужинали в ближайшей гостинице со своими братьями —18-летними Эдвардом Остеном и Эдвардом Купером, которые приехали их навестить, очевидно, решив, что наведаться в пансион для девочек — это забавно. Миссис Ла Турнель ничего не имела против. Также сохранилось свидетельство, что в школе сестер навестил глостерширский кузен их матери преподобный Томас Ли из Эдлстропа, который, будучи проездом в Рединге, счел своим долгом проведать племянниц и подарил каждой по полгинеи. Возможно, от него Остены узнали, что там детей толком ничему не учат. Это заставило мистера Остена задуматься, а стоит ли платить 35 фунтов в год за то, чтобы держать дочерей вдали от дома. Какой бы ни была причина, но в конце 1876 года девочек забрали из Рединга домой, и на этом формальное образование Джейн Остен закончилось. ___________________________ * Цит. по http://lib.ru/INOOLD/SHERIDAN/sheridan1_1.txt
Отправлено: 27.08.08 22:59. Заголовок: И все-таки, пусть да..
Элайза
И все-таки, пусть даже вымысел киношников, но для меня фамилия Лефрой (после просмотра Becoming Jane) четко ассоциируется c Томасом Лефроем. Так хочется надеятся, что у Джейн с Томом была любовь. Умом понимаю, что это наивно (не то время), но все-таки...... Извините за небольшой оффтоп.
Элайза Как всегда - очень интересный рассказ (и отличный перевод стихов). Так понимаю, что Джейн повезло, что она попала в вполне терпимое заведение (чуть не написала: богоугодное) заведение и пробыла там недолго, сохранив живость характера и ума, ей присущие от рождения. Интересна личность Анны Лефрой - в какой-то степени подруги и наставницы Джейн. Такие старшие и неглупые дамы могут оказать существенное влияние на развитие ребенка в самом хорошем смысле этого слова. (Вспоминилась леди Рассел из ДР - она тоже хотела все делать как лучше для Энн, но в итоге чуть не сломала ее жизнь. Поэтому советы, порой, следует давать все же с осторожностью, особенно, если подопечная к ним всецело прислушивается - но это так, к слову).
Элайза спасибо! Все-таки детство у нашей Дженй было насыщенное событиями и "перемещениями", новыми лицами и новыми впречатлениями - возможно, это оказало влияние на ее восприятие действительности, и дало пищу для ума . apropos пишет:
цитата:
Интересна личность Анны Лефрой - в какой-то степени подруги и наставницы Джейн
Согласна - и то, что формирование личности девочки проходило под влиянием такой неординарной дамы - возможно, это в плюс. apropos пишет:
цитата:
Поэтому советы, порой, следует давать все же с осторожностью, особенно, если подопечная к ним всецело прислушивается - но это так, к слову
К слову - советы вообще следует давать с осторожностью - вдруг к ним прислушаются? Элайза , еще раз спасибо - и очень понравился процитированный Шеридан
цитата:
Лидия... а "Проповеди Фордайса" положи открытыми на стол...
Люси. Ах, сударыня, парикмахер выдрал из них все листы вплоть до "Предосудительного поведения"...
Лидия. Ничего, открой их на "Трезвости". Брось мне сюда "Письма лорда Честерфильда". Ну, теперь они могут пожаловать!
большое блюдо с бутербродами с маслом ставилось на эбонитовый треножник,
Хмм... Подозреваю, что "эбеновый", а поскольку это слово в русском языке так и осталось специальным термином, то "черного дерева". Эбонит - это совсем из другой оперы... Впрочем, не страшно. Кстати, проповеди Фордайса (Sermons to Young Women) остались в круге чтения, рекомендованного девицам, и когда Джейн Остен уже писала свои романы: мистер Коллинз читает их вслух кузинам.
Интересна личность Анны Лефрой - в какой-то степени подруги и наставницы Джейн. Такие старшие и неглупые дамы могут оказать существенное влияние на развитие ребенка в самом хорошем смысле этого слова.
Да, безусловно; мне тоже кажется, что образ леди Рассел - точнее, сам тип отношений, связывавший леди Рассел и Энн - мог быть отчасти навеян дружбой с Анной Лефрой, которая еще сыграет свою роль и в судьбе самой Джейн (вы, наверное, уже поняли, что Том Лефрой - это как раз ее родственник). Но в любом случае, все жизненные коллизии, происходившие с самой Джейн, если и находили какое-то отражение в ее творчестве, то весьма и весьма опосредованно - и тем любопытнее, читая историю ее жизни, видеть и угадывать, что, куда и каким образом потом трансформировалось в персонажах и сюжетах ее романов.
Цапля пишет:
цитата:
и очень понравился процитированный Шеридан
Ага, я рада, что Фордайс не остался незамеченным.
deicu пишет:
цитата:
Хмм... Подозреваю, что "эбеновый", а поскольку это слово в русском языке так и осталось специальным термином, то "черного дерева". Эбонит - это совсем из другой оперы...
Ох, ну да, разумеется, эбеновый - спасибо большое, что заметили! Исправила. (Вот что значит переводить второпях и не вычитывать себя толком... ) Если вдруг кто заметит еще какие-то ляпы или очепятки - сообщайте, ладно? Я, конечно, все равно потом буду еще над текстом работать, и редактору обязательно дам на вычитку и правку, но все-таки... Когда торопишься, очень многого не видишь за собой, к сожалению.
Сегодня я с небольшим продолжением - началом следующей главы (для удобства выложу в отдельном посте).
Сообщение: 1413
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 28.08.08 17:56. Заголовок: Глава 5 Французские..
Глава 5 Французские связи*
Хорошо ли, плохо ли учила «мадам Ла Турнель» Кассандру и Джейн французскому, но по возвращении домой их ожидала более полезная языковая практика. На рождество в Стивентон собралась приехать их бегло говорящая по-французски кузина Элайза с матерью, тетей Хэнкок, и шестимесячным сыном по имени Гастингс Франсуа Луи Юджин Капо де Февилид (Capot de Feuillide).
Приезд французской графини с сыном и наследником, к тому же обладателем столь звучного имени, не мог не волновать воображение. Джейн знала ее только по рассказам родителей и письмам, которые приходили из Франции, поскольку Элайза жила за границей уже лет десять. Правда, у них имелся ее портрет, присланный мистеру Остену в качестве подарка — на нем заморская кузина выглядела худенькой и важной, с серьезным лицом, широко расставленными темными глазами и начесанными припудренными волосами. Таинственная Элайза: десятилетней девочке все в ней должно было казаться загадочным и привлекательным, начиная с рождения в далекой Индии и заканчивая последним марш-броском из отдаленной провинции южной Франции в Англию, совершенным на последних месяцах беременности и продиктованным желанием, чтобы ее ребенок непременно родился на английской земле. Она обладала притягательной магией замужней женщины и матери, к тому же была еще молода и красива. Ее день рождения, как и у Джейн, приходился на декабрь: ей исполнялось 25, тогда как Джейн — 11.
Когда Кассандра и Джейн вернулись домой, из всех братьев там оставалось только двое — маленький Чарльз и очаровательный Генри, шутник и острослов, который в свои 15 лет был уже ростом со взрослого мужчину. Больного брата Джорджа, разумеется, не было, а трое остальных путешествовали кто где. Джеймс в первый раз отправился за границу и находился на пути во Францию, планируя навестить пока незнакомого семье французского мужа Элайзы графа Жана Франсуа Капо де Февилида в его поместье под Нераком в юго-западной провинции Гасконь. Правда, по последним слухам, корабль, на котором Джеймс должен был плыть, все еще стоял на якоре в Джерси. Везунчик Эдвард находился в Швейцарии, откуда собирался сперва в Дрезден, а затем в Италию, а Фрэнсис учился в военно-морской школе в Портсмуте. Порядки там были суровые, если не сказать жестокие — дисциплина поддерживалась при помощи хлыста, и поступали жалобы на запугивание, праздность и распутство. Фрэнсис, впрочем, ни на что не жаловался: он сам выбрал флотскую карьеру и эту школу, находился в ней с апреля месяца, делал большие успехи и собирался приехать домой на Рождество.
Незадолго до рождественских праздников оживленный пасторат опустел — ученики разъехались на каникулы по домам — и сразу же после этого вновь наполнился гостями. «Сейчас мы имеем удовольствие принимать у себя нашу сестру Хэнкок, мадам де Февилид и ее малыша; они прибыли в прошлый четверг и пробудут у нас до конца следующего месяца», — пишет миссис Остен своей кентской племяннице Филе Уолтер. Она также ожидала в гости своих племянников Куперов, Джейн и Эдварда; «и пятеро моих детей уже дома, Генри, Фрэнк, Чарльз и обе мои девочки, которые вернулись из школы насовсем». Миссис Остен здесь не упоминает титул своей племянницы, но французская графиня, безусловно, придавала всему семейному сборищу определенный шик, словно яркая райская птица, залетевшая в их скромный пасторский домик. Она весело рассказывала о жизни в Лондоне, где они с матерью жили в доме рядом с Портмэн Сквер и держали экипаж четверкой, в котором она ездила на приемы в придворные гостиные в кринолинах таких тяжеленных, что в них было крайне утомительно выстаивать целый вечер. Она рассказывала им о своих визитах к различным герцогиням и в Олмэкс — самую известную столичную ассамблею, — где она проводила время до пяти утра.
Кузина Элайза одевалась по французской моде, держала французскую горничную и говорила на французском так, словно это был ее родной язык. Хотя месье графа с ней не было, она много рассказывала о его образе жизни, о его поместьях и шато, о путешествиях с ним по Пиренеям и отдаленным французским провинциям, о театральных представлениях и приемах, которые устраивали их аристократические друзья, об их шикарной жизни в Париже. Как и миссис Лефрой, Элайза перешла в статус замужней женщины, не жертвуя собственными вкусами и удовольствиями. Ничто в мадам графине нельзя было назвать скучным или домашним. Будучи очень нежной и преданной матерью своему малышу, она говорила, что у него «две мамы» — она сама и ее мать, — и в бытовых мелочах оставалась по-детски зависимой от миссис Хэнкок. Элайза была живым, легкомысленным и добрым созданием, заинтересованно общалась со всеми своими кузенами и кузинами и принимала участие во всех семейных развлечениях с такой готовностью и столь самозабвенно, словно у нее не было больше никаких забот и обязательств.
Каждый день она усаживалась за фортепьяно, специально одолженное Остенами по такому случаю, и играла для них. Любовь Джейн к музицированию, безусловно, была вдохновлена Элайзой во время этого ее визита. Ну и еще устраивались танцы: «Во вторник мы затеваем небольшой домашний танцевальный вечер в гостиной — будут только наши дети, племянник и племянницы… исключительно родственное сборище». Ожидалось, что все гости пробудут в пасторате до конца января. Генри, самый старший из присутствовавших братьев, с готовностью взял на себя роль кавалера и партнера Элайзы по танцам. Генри был мастером остроумно шутить, делать тонкие комплименты и знал, как поддразнить даму. Элайза с удовольствием отвечала на его поддразнивания, тем более на столь безусловно очаровательные. Генри был любимцем отца, и Джейн его тоже обожала; Элайза быстро разглядела его шарм и не имела ничего против пополнения коллекции своих воздыхателей этим юным английским Керубино. Перед отъездом из Стивентона они условились, что весной Генри навестит их в Лондоне. «Мадам стала очень оживленной», — писала ее тетка.
________________ Отредактированный вариант 5-й главы выложен 10.11.08. Редактура Romi.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 49
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Спасибо! 
А пока, что называется, "для затравки", выкладываю здесь, как и обещала, первую главу из книги Claire Tomalin Jane Austen: A Life. - London, 1997. В книге 25 глав плюс приложения, так что я, разумеется, буду ее сильно сокращать и ужимать при пересказе, но первую главу, как я уже говорила, выкладываю почти без купюр. Глава называется "1775-й", т.е. год рождения Джейн Остен. 
Рада, если нормально читается - честно говоря, писала наскоро, второпях. Может, перед отправкой на сайт потом еще подредактирую. 
), слишком много информации проходит мимо. 
Вот и думай после этого... 
(и таблеток от жадности) 
) Если вдруг кто заметит еще какие-то ляпы или очепятки - сообщайте, ладно? 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
