Сообщение: 1375
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 15.08.08 18:59. Заголовок: Ну вот, начало треть..
Ну вот, начало третьей главы - "Мальчики", или "Мальчишки", кому как больше нравится.
Апд. — отредактированный вариант 3-й главы выложен 28.09.08. Редактура — Romi Глава 3. Мальчики
Супруги Остен занимались не только воспитанием собственных детей, но еще и содержали домашнюю школу для мальчиков. Когда малышка Джейн вернулась в пасторат закаленная жизнью в скромном сельском коттеджике на немощеной деревенской улочке, то попала в довольно оживленное место, заполненное немолчным гомоном мальчишеских голосов, принадлежащих ее братьям и ученикам отца, старшему из которых не исполнилось и 15 лет. Мальчишеские разговоры и мальчишеские интересы преобладали за столом и во время завтрака, и во время ужина, и с младенческих лет девочка была свидетельницей мальчишеских игр и занятий как внутри дома, так и на улице. Четверо из них — ее старшие братья — знакомые и привычные, поскольку находились дома круглый год. Остальные мальчики, которые должны были по началу казаться ей большими и незнакомыми созданиями, жили у Остенов по несколько месяцев, а потом уезжали домой на каникулы. Они приезжали в феврале и оставались до июня, а потом возвращались в конце августа и учились в пасторате до Рождества. Как и в знаменитых английских частных школах, учебный год в доме мистера Остена тоже делился на два полугодия.
Некоторые ученики были сыновьями местных сквайров. Другие, приезжавшие из более отдаленных мест, возможно, в первый раз появлялись в сопровождении родителей, а потом, когда уже знали дорогу, могли добираться и самостоятельно. Их просто ссаживали с пассажирской кареты, которая останавливалась у гостиницы на главной улице Дина, и последние полмили они шли пешком под горку до Стивентона. А их тяжелые сундуки с одеждой, в которых, возможно, находилось местечко и любимой книжке, и куску домашнего пирога, прибывали отдельно: их доставляли прямо к дому на телеге перевозчика и поднимали на два лестничных пролета — на последний этаж и в мансарды. Дженни наверняка была свидетельницей всех этих событий, значение которых ей, должно быть, разъясняла старшая сестренка Кэсс.
Итак, дом населяли мальчишки и подростки, — а это много шума, возни, топота шустрых ног во дворе и по лестницам, криков и смеха, доносившихся из мансардных комнат, служивших им спальнями, смешков и перешептывания в гостиной, где они готовили уроки. По всей вероятности, в кабинете мистера Остена они изучали растения под микроскопом и учили географию по большому глобусу, но в основном занимались латинской грамматикой, чтением и переводом. Наиболее смышленые и продвинутые ученики, вроде старшего сына Остенов Джемми, учили еще и греческий. Нед и Генри тоже занимались уроками, а вот Фрэнк был явно еще мал для занятий, и они с Кэсс пока что учили буквы по карточкам (принятая в те времена метода), занимаясь со своей матерью. У миссис Остен дел было невпроворот. Она присматривала за огородом, птичником и молочной фермой; ей приходилось руководить приготовлением пищи не только для своей семьи, но и для множества молодых и голодных ртов, а также следить за чистотой их гардероба и постельного белья. В списке одежды одного из юных современников Джейн, отправлявшегося на учебу в Оксфорд, значатся девять рубашек, семь пар чулок, две пары бриджей, семь носовых платков, два ночных колпака и всего одно полотенце. Он не упоминает ни нижнего, ни ночного белья — вполне возможно, что мальчики обходились и без того и без другого, и спали голыми или в рубашках.
Поскольку учеников насчитывалось сравнительно немного, в школе Остенов царила атмосфера, куда больше напоминавшая жизнь в большой семье, нежели учебу в официальном заведении. В свободное от уроков время мальчики были кем-то вроде старших братьев для маленьких девочек и, без сомнения, возились и играли с ними. Одна из самых популярных детских игр того времени заключалась в следующем: девочек сажали на прочную толстую скатерть на верхнем пролете лестницы, а мальчишки хватали эту скатерть за углы и стаскивали вниз. Можно себе представить, сколько было визгу и смеха, когда все в результате оказывались в одной большой куче у подножия лестницы. Еще вовсю играли в жмурки, устраивали из постелей «яблочный пирог»*, а иногда в Стивентоне организовывали танцы, в которых принимала участие и малышня. Летом играли в крикет, а зимой мальчики могли наблюдать за охотой и даже пару миль пробежаться следом. Иногда Джеймсу по просьбе охотников приходилось забираться на дерево, чтобы согнать вниз куницу, запах которой отвлекал собак от лисы.
Некоторые ученики остались друзьями братьев Остенов на всю жизнь; среди них, к примеру, четверо братьев Фаул из Кинтбери, что в Беркшире, сыновья оксфордского однокашника мистера Остена и ровесники его старших сыновей: Фалвэр-Крейвен, Том, Уильям и Чарльз. О том, что домашняя школа Остенов была радостным и веселым местом, можно судить, к примеру, по стихотворению, написанному миссис Остен в письме к одному из учеников, сыну беркширского баронета по имени Гилберт Ист. Миссис Остен упрекает его в том, что он задержался дома после Рождества дольше положенного ради удовольствия принять участие в танцевальном сезоне. Она убеждает его, что необходимо вернуться в «Обитель Знаний», где «учимся мы день-деньской, когда не заняты игрой».
Of Dan Virgil, we say Two lessons each day, And the story is quite entertaining; You have lost the best part, But come, take good heart, Tho' we've read six, there's six books remaining . . .
That you dance very well All beholders can tell For lightly and nimbly you tread; But pray, is it meet, To indulge thus your feet, And neglect all the while your poor head?
So we send you this letter In hopes you'll think better, And reflect upon what is here said: And to make us amends Pray return to your friends, Fowle, Stewart, Deane, Henry, & Ned.
Я приношу свои глубокие извинения, но переводчик стихов из меня совсем аховый; поэтому выкладываю стихотворение в оригинале, в надежде, что кто-нибудь из наших более одаренных форумчанок сможет перевести их как следует; пока же, за неимением лучшего, могу предложить лишь свое второпях накорябанное нечто, что никак не претендует на звание перевода, но дает хотя бы приблизительное представление о содержании стиха, чтобы не приводить совсем уж подстрочник. Да простит меня миссис Остен...
Тут Вергилию мы Посвящаем умы, Интересная книга попалась; И, хоть лучшую часть Ты успел прозевать, Шесть книг пройдено – столько ж осталось…
В танцах ты знаменит, Это всяк подтвердит, Ведь проворен и легок твой бег; Но умно ль, думай сам, Дать работу ногам, А не бедной своей голове!
Письмецо к тебе в дом Мы с надеждою шлем, И даем тебе дельный совет: Возвращайся сюда, Где тебя ждут друзья: Фаул, Стюарт, Дин, Генри и Нед.
Красноречивое перо миссис Остен убедило Гилберта вернуться в школу. Уже отправившись учиться в Оксфорд, он бережно хранил ее письмо. Оно служит свидетельством не только литературной одаренности миссис Остен, но и того, сколь глубокое и активное участие принимала она в деятельности домашней школы своего мужа.
В 39 лет, когда младшенькой Дженни не исполнилось еще и трех, миссис Остен обнаружила, что вновь беременна. Если они с мужем и не были слишком счастливы этому обстоятельству, то в очередной раз смирились, уповая на волю Господа и надеясь на то, что Он не оставит их семейство. В конце июня 1779 года у них родился последний ребенок, Чарльз. По крайней мере он появился на свет летом, когда в доме не было других детей, кроме его братьев и сестер. Через две недели после рождения брата Джеймс отправился вместе с отцом в Оксфорд, поступать в тот же колледж, который в свое время окончил и мистер Остен — Сент-Джон. Ему было 14 лет — на два года меньше, чем отцу, когда тот начал учебу в университете, но, в отличие от него, Джеймсу не пришлось зарабатывать себе стипендию своим умом и способностями в учебе. Он сумел получить ее благодаря родственным связям своей матери.
Колледж Сент-Джон присуждал стипендии тем, кто мог доказать, что приходится «родственником основателю», то есть имеет родство, пусть и самое отдаленное, с сэром Томасом Уайтом, некогда основавшим этот колледж. А поскольку семейство Ли гордилось своим происхождением и тщательно вело учет своей родословной, доказать родственные связи, представив соответствующие документы, не составило особого труда. В Оксфорде они отобедали у величественного дядюшки миссис Остен, который все еще ректорствовал в колледже Баллиол и в свои 86 лет отличался столь же острым и здравым умом, как и прежде. Когда Джеймс начал было из вежливости снимать свою новую мантию, прежде чем сесть за стол, дядюшка остановил его: «Не стоит раздеваться, молодой человек; мы же с вами не драться собираемся».
После зачисления в Оксфорд Джеймс вернулся домой, но с октября этого года ему приходилось постоянно путешествовать между Оксфордом и Стивентоном, приезжая домой на каникулы между короткими университетскими семестрами. Он так же, как и мать, начал писать стихи.
Летом 1779 года в семье отсутствовал и третий сын, Эдвард. В мае Остенов навестил их дальний родственник, отсутствующий лендлорд Стивентона Томас Найт, со своей молодой женой Кэтрин. Они совершали свадебное путешествие, и им так понравился 12-летний Эдвард, что молодожены попросили у Остенов разрешения взять его с собой, возможно, желая немного разгрузить миссис Остен, которая была уже на сносях, и, может быть, не в последнюю очередь поэтому она согласилась. Идея пригласить с собой в свадебное путешествие 12-летнего мальчика кажется несколько необычной, но этот план в результате оказался весьма удачным: Эдвард всегда был очень легким и «солнечным» ребенком, так что супруги Найт глубоко привязались к нему. Они продолжали интересоваться им и после путешествия, и просили разрешить ему приехать погостить к ним в Кент, а со временем, поскольку своих детей у них не было, стали подумывать о том, чтобы его усыновить.
Примерно в это же время, должно быть, был организован и уход за Джорджем, который в результате оказался довольно далеко от дома. Супруги Остен проконсультировались с сестрой миссис Остен Джейн, которая вышла замуж за священника из Бата Эдварда Купера, по поводу ухода за их братом-инвалидом Томасом. В результате Томас Ли и Джордж Остен были вверены заботам семьи Гулхэм, проживавшей в тихой деревушке Монк Шерборн за Бэзингстоком. В стихотворениях Крэбба можно прочесть о слабоумных, которые попадали под колеса быстро мчащихся экипажей. Другие свидетельства того времени повествуют о деревенских дурачках, случайно свалившихся в колодцы. То есть опасностей их подстерегало немало, поэтому так важно было найти надежных и ответственных людей. И судя по всему, Остенам и Ли это удалось. Не сохранилось никаких письменных свидетельств того, что родственники навещали своих болящих брата и сына, но резонно предположить, что все-таки навещали — хотя бы для того, чтобы платить Гулхэмам за их содержание и уход.
________________________ * — Связанные простыня и пододеяльник, мешающие лежащему вытянуться во весь рост всю длину — распространённая в английских школах-интернатах проделка; называется так потому, что связанные концы напоминают загнутые края яблочного пирога.— Здесь и далее – примечания переводчика.
Элайза Зря ты скромничаешь - мне твой перевод стихов очень понравился! Все очень складно -чудесно получилось. До чего приятная у Остенов семья - и главный показатель тому - атмосфера в доме и отношение не только к собственным детям, но и чужим. Остается только пожалеть, что у Джейн детская дружба не переросла в любовь с каким-нибудь учеником отца, имеющим некоторый доход на содержание семьи. Вообще, в те времена жизнь была не сахар во многих отношениях. Жду продолжения все с тем же нетерпением.
Отправлено: 16.08.08 07:10. Заголовок: Элайза, Вы трудолюби..
Элайза, Вы трудолюбивы, аки пчела. *фирменная розочка* Хочу также присоединиться к мнению apropos: на самом деле стих переведен адекватно, он шутливо-небрежен и в оригинале, за что же его подвергать стилистическому вылизыванию? Несколько добрых слов о миссис Остен - тоже не во вред; в памяти потомков сохранилась требовательная ипохондричка, а это лишь одна сторона медали. Жизнь у нее была не очень-то легкая.
Элайза ! Занимательное повествование, огромное спасибо за Ваш труд !!! Так интересно узнать о быте, нравах и истории семьи Остен. Все-таки часто женщины много что брали на себя, по большому счету, на них держался дом. Очень живо представляю себе этот дом-школу - корпение над учебниками и потом веселый гомон, игры, беготня. Наверно, при таком распорядке дня и могло быть резонным воспитание младенцев отдельно от остальных. Буду ждать продолжения...
Остается только пожалеть, что у Джейн детская дружба не переросла в любовь с каким-нибудь учеником отца, имеющим некоторый доход на содержание семьи.
Да, вообще, конечно, очень жаль, что при наличии стольких братьев, у каждого из которых наверняка была куча друзей и приятелей, "искра" у нее ни с кем из них так и не пробежала, а если и пробежала, то осталась без каких-либо заметных последствий. Должно быть, это были в основном те самые "младшие сыновья", которые не могли позволить себе жениться на девушке без средств, даже если и захотели бы. В те времена брак был еще в большей степени экономическим предприятием, чем сейчас.
deicu пишет:
цитата:
Вы трудолюбивы, аки пчела.
Благодарю, но я, на самом деле, просто иду по пути наименьшего сопротивления. Свободного времени отчаянно мало, и я поняла, что для меня гораздо быстрее и проще тупо переводить все подряд, "как есть", с небольшими купюрами, а не пересказывать "своими словами", компилируя с рядом других неплохих биографий, которые имеются в наличии. На добротную компиляцию времени уйдет гораздо больше, хотя, по-хорошему, именно это и стоило бы сделать.
deicu, apropos - спасибо за добрые слова в адрес стиха - ладно, если и так сгодится, я тогда с ним больше ни к кому приставать не буду, оставим как есть.
Сегодня я опять с пустыми руками, простите, ничего не успела - постараюсь либо к вечеру небольшой кусочек выложить, либо тогда уже завтра.
Сообщение: 1386
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 19.08.08 19:38. Заголовок: Обещанный небольшой ..
Обещанный небольшой кусочек:
Девочка, которая росла в школе для мальчиков, наверняка была свидетельницей — а вполне возможно, что и участницей — всевозможных мальчишеских игр. Поэтому есть все основания полагать, что образ Кэтрин Морланд из «Нортенгерского аббатства» имеет и кое-какие автобиографические черты по меньшей мере в том, что «ей всегда нравились мальчишеские игры — крикет она предпочитала не только куклам, но даже таким возвышенным развлечениям поры детства, как воспитание мышки, кормление канарейки или поливка цветочной клумбы». И «зеленый склон холма» позади стивентонского ректората тоже имелся, так же как и позади дома Морландов; и наверняка в определенный период и Джейн была «шумной и озорной девочкой», которая «терпеть не могла чистоту и порядок». И даже катание верхом вполне могло иметь место, поскольку в семь лет Фрэнку удалось купить себе пони по кличке Бельчонок, и он начал ездить на нем на охоту, как только ему позволили. Из своей старой подвенечной амазонки мать сшила ему красную охотничью курточку, и он, рано утром самостоятельно позавтракав, уезжал с охотой в поля. Когда брат разрешал, могла кататься на Бельчонке и шестилетняя Дженни.
Можно было, к примеру, бегать по округе вместе с братьями по направлению к деревне, где каждый дом и каждый житель были им давно и хорошо знакомы; либо в другую сторону, вверх по дороге, что вела к церкви, в которой служил их отец, и к дому Дигвидов, видневшемуся среди деревьев. Этот дом был гораздо больше их пастората — трехэтажный, со старинным крыльцом, и уже сильно обветшалый. Здесь жили четверо мальчишек одного возраста с братьями Остен, такие же хорошие наездники и любители поохотиться вместе со взрослыми.
А в дождливую погоду дети с удовольствием забирались в большой амбар во дворе пастората — это было их излюбленное место для игр. Еще они могли подняться на холм, к Чиздаунской ферме, где все работали на их отца. За фермой проходила дорога, по которой проезжали экипажи, уносясь в какие-то немыслимые дали и незнакомые города, названия которых постепенно делались все более привычными слуху: Винчестер, Саутгемптон, Портсмут, Андовер, Рединг, Ньюберри, Бат, Лондон… Экипажи перевозили не только людей, но и письма, которые дети могли сами приносить домой из гостиницы в Дине, где их оставляла почтовая карета. Письма эти родители всегда очень ждали и ценили; их читали и перечитывали, пересказывали друг другу и обсуждали в гостиной содержавшиеся в них всевозможные новости от тетушек, дядюшек, кузенов и кузин: от тети Хэнкок и кузины Элайзы из Лондона, от тети и дяди Куперов и их детей, Джейн и Эдварда, из Бата, от тети и дяди Ли-Перротов из Скарлетса, что в Беркшире, от старого дядушки Фрэнсиса Остена из Тонбриджа и от многих, многих других.
В кабинете их отца многочисленными рядами стояли книги; один из его книжных шкафов занимал 64 квадратных фута (около 6 кв. метров) стены, а мистер Остен все пополнял свою библиотеку, и не только классикой, но и новыми книгами, отрывки из которых любил зачитывать вслух. Он был достаточно образован в точных науках, чтобы со знанием дела показывать и объяснять детям те миры в миниатюре, которые открывались их взгляду под линзой микроскопа, будь то капля воды, язычок бабочки или рыбная чешуйка: свидетельства того, каким совершенным образом Божественный устроитель спланировал и создал все живое во Вселенной.
Но мир мистера Остена не ограничивался только фермой и кабинетом. Дети часто видели его в седле, объезжающим окрестные поля, или обсуждающим дела со своим бейлифом Джоном Бондом. Ему приходилось интересоваться ценами на пшеницу и ячмень, на овец и свиней, заниматься приемом и расчетом наемных рабочих, решать, какие зерновые сеять и когда собирать урожай. Также на нем лежали обязанности по приходу и воскресные службы в церкви. По крайней мере некоторые свои проповеди он писал сам; правда, расходовал их достаточно экономно: судя по рукописи одной из них, он прочитал ее семь раз в Дине и восемь в Стивентоне.
Мистер Остен был занятым человеком, но вместе с тем отличался очень спокойным и добрым нравом и, без сомнения, очень ценил домашний уют и семейную жизнь, тем более что сам вырос сиротой. Он не предавался ни пьянству, ни обжорству — этим традиционным порокам сельских священников, — и ему удалось, будучи школьным учителем своим сыновьям, не потерять при этом их дружбу. Глава семейства принял как должное, что несходные характеры и склонности его детей предопределили и различный род занятий, которым они себя посвятили: Джеймс и Генри успешно занимались наукой в университете; Эдвард, не испытывающий пристрастия к ученым штудиям, имел более практический склад ума; а Фрэнсис был рожден для жизни активной и деятельной. Ко всем своим сыновьям отец относился с одинаковой добротой и в равной степени интересовался успехами каждого. Он мог быть очень приземленным и практичным. В своих наставлениях Фрэнсису, отправлявшемуся в свое первое морское путешествие, он советует не только исправно читать молитвы, но и ежедневно чистить зубы и умываться. Есть что-то трогательное и забавное в этом радении мистера Остена о хорошо вычищенных зубах.
А епархией матери были гостиная, где семейство обедало, кухня, птичий двор, молочная ферма, огородик и все ежедневные хлопоты, с этим связанные. Хлеб пекли сами, и пиво тоже варили дома и хранили в погребе. При пасторате имелись свои коровы, и доярка взбивала часть молока в масло. Раз в месяц приходила прачка, которую ожидала целая груда грязного белья, и в эти дни весь дом заволакивало паром и запахом мыльного раствора. В июне был сенокос, и детям тоже давали маленькие грабли; в июле активно варились всевозможные варенья и джемы; в августе собирали урожай, а в сентябре то и дело слышались охотничьи выстрелы. Свобода, предоставленная хорошей погодой и долгим световым днем, была драгоценной. По мере того как время шло к зиме, свечи зажигали все раньше и раньше, так же как и камины в гостиной и столовой, и дети с нетерпением ждали солнечных и морозных дней, когда им разрешалось выходить и играть на улице. Джеймс Остен пишет в одном из стихотворений о том, что «женская нога» не могла ступать по дорогам, размытым от грязи и снега, в то время как мужчины и мальчишки всегда имели возможность преодолеть осеннюю распутицу верхом. Это было всего лишь одно из многих проявлений дискриминации по половому признаку, которое все принимали как данность, а женщины и девочки становились затворницами и заложницами плохой погоды. Отмороженные пальцы рук и ног были обычным делом, и мало кто зимой избегал этой участи. Миссис Остен простужалась сильнее любого из своих домашних. Несмотря на всю свою деятельную энергичность, иногда она, заболевая, целыми днями не вставала с постели. Но серьезных эпидемий в пасторате не было, как не случилось и повторения трагедии с Джорджем Гастингсом.
Элайза Читается, как роман. Удивительно - чем больше я читаю о счастливом детстве Джейн Остин - судя по атмосфере в доме, по взаимоотношению родителей друг с другом, с детьми - и детей между собой, тем все горестнее мне думать, как печальна была судьба самой писательницы (даже промелькнула мысль: ну, неужели братья не могли сообща собрать ей приданое? Неужели так и не нашелся никто, кто полюбил бы ее за живость, за ум, за талант?...) Знаем, что ничего этого не было - и оттого еще горше.
Элайза спасибо, очень увлекательно читается apropos пишет:
цитата:
Неужели так и не нашелся никто, кто полюбил бы ее за живость, за ум, за талант?...
Увы, любовь и брак оказались вещами несовместными. Отрадно, что в качестве моральной компенсации "за все" она оставила нам замечательные романы, где героини находят свое счастье, несмотря и невзирая...
Сообщение: 1393
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 20.08.08 20:59. Заголовок: Окончание 3-й главы:..
Окончание 3-й главы:
Итак, Джейн росла в школе для мальчиков. Ее естественное окружение — мальчишки и их шутки, разговоры, интересы были ей, конечно же, хорошо знакомы. Она в точности знала, чего от них можно ожидать, и привыкла общаться с ними на короткой ноге. Это очевидно прослеживается в самых первых пробах пера, которые до нас дошли. Хотя самое раннее уцелевшее произведение написано ею уже в 12-летнем возрасте, влияние этого окружения в нем все равно еще очень чувствуется. В этих ранних опусах много чисто мальчишеского юмора, да и тематика, начиная с разговоров о лошадях и экипажах, путешествиях и несчастных случаях, была настолько популярна в тогдашней детско-подростковой среде, как у их нынешних сверстников разговоры о мопедах и машинах. О пьянстве и пьяницах тоже упоминается часто, а это предмет веселых шуток и насмешек среди ребят во все времена. На страницах ее ранних скетчей постоянно возникают пьяные ссоры, и персонажей то и дело находят «пьяными до полусмерти» или же они и в самом деле умирают от пьянства.
Еще одним объектом постоянных шуток была еда и все что с ней связано: «протухшие» рыба и дичь, непрожаренная телятина с соусом карри, прочие блюда, наверняка не пользовавшиеся большой популярностью у школьников: говяжий студень с луком, селедка, печень, потроха и прочие внутренности… Человек в гостинице заказывает себе и своим слугам на обед «целое отварное яйцо». Еда забавна и сама по себе, и теми ассоциациями, которые вызывает. Лицо девицы становится «белым, словно взбитый молочный коктейль», когда погибает ее будущий муж; а другая девица, по имени Кассандра, съедает в кондитерской шесть мороженых, отказывается за них платить и бьет кондитера; третья же, когда ее пытаются провоцировать, остается «хладнокровной, как заварной крем». Из двух сестер одна любит рисовать картины, а другая — потрошить курочек** — типичная школьная игра слов. Или, к примеру, вполне мальчишеский анекдот о том, как один жених не пришел на собственную свадьбу, потому что она совпала с днем открытия охотничьего сезона. Еще один источник насмешек — уродливые и страшные девицы: одна «низенькая, толстая и противная», у другой «невозможное косоглазие», «сальные космы» и «спина колесом». Женские потуги улучшить свою внешность путем белил и румян тоже охотно высмеиваются. В ее ранних бурлесках много веселых жестокостей, включая несколько эпизодов, которые можно назвать забавными убийствами. Имеется повешение. Имеется стальной капкан, который хватает девицу за ногу. Имеются персонажи, оголодавшие настолько, что откусывают собственные пальцы.
Судя по этим писаниям, Джейн Остен была довольно жестким и несентиментальным ребенком с необузданным и весьма анархическим воображением и склонностью к черному юмору. Должно быть, этот жестокий стиль ее опусов подпитывался разговорами, в которых, без сомнения, девочка иногда принимала участие, — беседами старших братьев и учеников отца, из детей и подростков выраставших в молодых мужчин. И если иногда она бывала шокирована тем, что слышала, то и сама очень быстро научилась шокировать тем, что пишет.
На Рождество 1782 года, когда Джейн исполнилось 7 лет, ей довелось услышать и нечто новенькое. Ее брат решил поставить пьесу. Это была трагедия под названием «Матильда», и возможно, именно она дала повод Джейн несколькими годами позже так убийственно уничижительно выразиться об этом жанре: «поскольку это трагедия, читать ее не стоит»***. Вероятно, «Матильду» выбрали по тем соображениям, что, во-первых, она принадлежала перу одного респектабельного священнослужителя из Саррея, во-вторых, премьера ее прошла всего семью годами ранее, с Гарриком в главной роли, и, в третьих, в ней было всего пятеро главных героев. Но вкус у Джейн в данном случае оказался явно лучше, чем у Гаррика. Действие трагедии происходит во времена Вильгельма Завоевателя. Моркар, герцог Мерсийский, и его брат Эдвин влюблены в Матильду, дочь норманнского вельможи. Она любит Эдвина, но они находятся в заточении у Моркара, который решает убить своего брата. Однако уловка и обман упешно расстраивают его злобные планы. В финале Моркар раскаивается, а влюбленные женятся. Слог пьесы подозрительно смахивает на подражание Шекспиру:
Смятенье! Ужас! Бедствие! О небо! Как можешь ты взирать на вероломство Столь подлое, столь явную вину – и все же медлить С отмщеньем? Пусть же молнии твои Предателя презренного карают! Изменница и лгунья! О, Матильда! Какой жестокой оказалась ты! Скрытый текст
Еще раз приношу свои извинения, но я, увы, не Пастернак, не Лозинский и не Щепкина-Куперник. Утешает только то, что и преподобный мистер Франклин, автор сей пиесы, явно не Шекспир.
В этой братоубийственной пьесе были заняты два «комплекта» братьев — Остены и Фаулы. Джеймс написал к пьесе эпилог, который зачитывал Том Фаул. Что до Матильды и ее служанки, то Кассандра и Джейн, 10-ти и 7-ми лет соответственно, оказались явно еще слишком малы, чтобы принимать участие в постановке. Не исключено, что 11-летний Генри, наряженный в одно из матушкиных платьев, играл главную женскую роль. Во всяком случае, хотелось бы на это надеяться. Хотя, возможно также, что эту роль предложили 11-летней же кузине Джейн Купер, которая вполне могла приехать к ним из Бата на Рождество. Джеймс относился к своим театральным постановкам очень серьезно. Вот и к этой пьесе он написал не только эпилог, но еще и многословный стихотворный пролог, продемонстрировав неплохое знание всевозможных театральных спецэффектов, которые могли бы использоваться при профессиональной постановке «Матильды». Стихи Джеймса свидетельствуют о его несомненной эрудиции, но им явно не хватает живости и легкости, присущих стихотворному перу его матери. Хочется надеяться, что все же определенный юмор во всем этом присутствовал, хотя бы невольный; тем более, что в амбар Остены пригласили всех соседей, с которыми были на дружеской ноге — Дигвидов, Порталов, Терри, Лифордов — и наверняка они пришли посмотреть это представление, даже если в нем их сыновьям достались лишь роли алебардщиков да слуг. О том, что у Джеймса были определенные сомнения в том, как публика воспримет подобную пьесу, свидетельствуют строки, открывающие эпилог: «Ну, люди добрые, ужель никто не спит?» Но можно с уверенностью предположить, что сидевшая в этой аудитории смышленая семилетняя девочка не только не спала, но слушала и смотрела во все глаза. ________________________ ** — В обоих случаях в разных значениях используется глагол to draw. *** — См. «Историю Англии».
Судя по этим писаниям, Джейн Остен была довольно жестким и несентиментальным ребенком с необузданным и весьма анархическим воображением и склонностью к черному юмору.
Да уж. Ну, чтобы все не казалось вам таким уж радужным, самое время подкинуть еще немного информации к размышлению...
4. Школа*
«Сердце болит при мысли об угнетенном состоянии духа ребенка восьми лет от роду», — писала Джейн Остен в 32 года, услышав о том, что двух ее маленьких племянниц отправляют против их воли учиться в школу-интернат для девочек. Она прекрасно знала, о чем пишет, так как ее саму в семилетнем возрасте отослали учиться в подобный пансион. Хотя мальчики в семействе Остен оставались дома как минимум до 12-ти лет, к девочкам родители отнеслись не столь милосердно. Вероятно, для этого решения были и определенные финансовые мотивы — родители могли рассудить, что с лихвой окупят образование дочерей, используя их комнаты для поселения новых учеников. К тому же, миссис Остен, очевидно, принимала это решение еще и из желания угодить своей сестре Джейн Купер, которая решила послать свою дочь в школу и хотела, чтобы та отправилась туда не одна, а в компании. Для Куперов этот шаг, в свою очередь, также был связан с родственной поддержкой: дело в том, что эту школу содержала овдовевшая сестра мистера Купера миссис Коули. И никого, судя по всему, не волновал тот факт, что если Джейн Купер к тому времени уже исполнилось 11, то ее кузине Джейн Остен было всего лишь 7.
Задолго до того, как возникло решение о совместной отправке девочек в пансион, Куперы стали часто приглашать к себе в Бат Кассандру, чтобы та составляла компанию их дочери — они были погодки. Маленькая Джейн должна была переживать отсутствие старшей сестры и сильно скучать по ней. Это подтверждается, к примеру, таким фактом: однажды Джейн, взяв с собой Чарльза, вышла на проезжую дорогу встречать мистера Остена с возвращавшейся из Бата Кассандрой, за которой тот ездил в Андовер. Отец был немало изумлен, увидев своих младших детей так далеко от дома, бредущими им навстречу. Это активное нежелание оставаться дома без Кассандры, возможно, послужило для Джейн достаточной причиной, чтобы попроситься в школу вместе с сестрой.
Миссис Коули, приходившаяся теткой Джейн Купер, пользовалась весьма уважаемой репутацией, будучи вдовой ректора оксфордского колледжа Брейзноуз, да и школа ее располагалась в Оксфорде, то есть в месте, вполне знакомом и привычном супругам Остен. Там же, в колледже Сент-Джон, к этому времени уже учился Джеймс, да и старенький дядя миссис Остен все еще являлся ректором колледжа Баллиол. Не то чтобы они могли составлять постоянную компанию двум маленьким девочкам, но по крайней мере были в состоянии периодически наведываться туда и приглядывать за положением дел. По всей видимости, приняв во внимание все эти соображения, а главное, вполне доверяя выбору сестры, миссис Остен все же решилась отправить из дома такую малышку, как Джейн. И тем не менее в объяснениях, данных ею многие годы спустя внучке Анне, племяннице Джейн, звучит оборонительная нотка — миссис Остен уверяла Анну, что ее младшая дочь сама пожелала отправиться в школу: она была «еще слишком мала, и совершенно необязательно ей было ехать, но она сама так решила; заявила, что непременно поедет туда же, куда и Кассандра»; «если бы Кассандре должны были отрубить голову, Джейн настояла бы, чтобы и с ней проделали то же самое».
Возможно, после отлучек Кассандры в Бат Джейн посчитала, что больше не сможет вынести ее отсутствия; должно быть, сестра, с которой она делила спальню и все свои детские секреты, представлялась ей фигурой в чем-то более необходимой и важной, чем вечно занятая мать. Но она была еще слишком мала, чтобы осознавать, что это на самом деле значит — оказаться далеко от родного дома, на попечении незнакомых людей. Возможно, и миссис Остен, со своей стороны, опасалась, что Джейн станет совсем дикой и неуправляемой, если останется дома без сестры и будет расти одна среди стольких мальчишек. К тому же она могла помнить и о том, что ее золовку Джейн Ли-Перрот в шестилетнем возрасте отправили одну из Вест-Индии в Англию, в пансион, и она вполне благополучно перенесла этот опыт. Как бы то ни было, имея на попечении полный дом мальчиков, за которыми нужно присматривать, миссис Остен, видимо, рассудила, что так будет лучше для всех. И Джейн во второй раз услали из дома.
Неизвестно, встречалась ли когда-нибудь миссис Остен с миссис Коули лично; предположительно, кто-то из родителей отвез дочерей в Оксфорд весной 1783 года. Но как только их туда устроили, супруги Остен отправились в отпуск, в путешествие — а это означает, что какое-то время они были вне связи и вне досягаемости. Миссис Коули, скорей всего, содержала девочек в своем доме точно так же, как супруги Остен содержали мальчиков. Ребенку, выросшему в деревне, на природе, должно быть, сложно было адаптироваться к жизни в городе. Можно только гадать, насколько сильным было у семилетней девочки чувство утраты и беспомощности в разлуке с родным домом, родителями, братьями, знакомыми лицами и привычным окружением.
В 1780-е годы школы-интернаты для девочек были отнюдь не редкостью не в последнюю очередь потому, что содержание пансиона служило одним из очень немногих респектабельных способов, которым женщина в то время могла заработать себе на жизнь. Но свидетельства того, что и как в этих школах происходило, к сожалению, оставляют подчас впечатление весьма удручающее, если не ужасающее.
К примеру, как раз в то время, когда сестер Остен отправили в пансион в Оксфорд, еще одна семилетняя девочка по имени Элизабет Хэм, дочь вполне обеспеченных родителей из Западного края, оказалась в «Семинарии мадам Такер» в Веймуте, где учениц кормили по принципу «кушать хлеб и нюхать сыр», а спать укладывали всех скопом в общей гостиной. Днем Элизабет держали в заточении в непроветриваемой комнате, где она часами шила, сидя на неудобной деревянной скамье, так что к вечеру у нее болели и руки, и глаза, а миссис Такер иногда оживляла это времяпрепровождение чтением вслух отрывков из «Пути паломника». Девочку забрали домой, когда у нее обнаружилась чесотка, но едва она поправилась, ее отправили в гораздо более неприятную школу в Тивертоне, которую содержали две сестрицы благородного происхождения. Здесь ей приходилось делить кровать с девочкой на 5 лет старше нее, которую сочли подходящей соседкой, поскольку они обе раньше учились в Веймуте. Но старшая имела обыкновение под утро сталкивать младшую с постели, и Элизабет приходилось до рассвета, дрожа от холода, сидеть на стуле.
Девочки в этих школах довольно часто делили одну кровать на двоих. К примеру, горячо любимая дочь Артура Янга Боббин заболела, находясь в модной лондоской школе, где она спала в одной постели с глухой одноклассницей, которая могла лежать только на одном боку, в результате чего Боббин каждую ночь испытывала страшный дискомфорт. Как и Джейн, Боббин была сельским ребенком, привыкшим к простору, привольной беготне и свежему воздуху, а в школе ничего этого не было. Бегать девочкам запрещалось, времени на улице они проводили крайне мало, а еда отличалась скудостью и однообразием. «Она ненавидела школу, — писал отец после ее ранней кончины. — О! Как я теперь сожалею, что отправил ее туда». Детей в этих пансионах часто держали впроголодь просто потому, что содержательницы этих учебных заведений сами едва сводили концы с концами. Таким было положение дел в Тивертонской школе, где училась Элизабет Хэм. На завтрак девочкам давали кипяток (чай они могли привозить из дома), четверть кружки молока и бублик за полпенни; на обед — кусок отварной баранины или пудинг из нутряного сала. К чаю приходила пожилая женщина, у которой можно было купить печенья — три штуки за полпенни, а школа милостиво предоставляла все тот же кипяток. Ужин состоял из хлеба, сыра и сидра.
Что до собственно обучения, то девочек заставляли механически зазубривать словарь, грамматику и учебник по географии; никаких вопросов им никогда не задавалось. По утрам они читали Библию, а после обеда — историю Англии или Рима. Каждое утро с 11 до 12 приходил учитель, который преподавал им арифметику и письмо, и дважды в неделю наведывался учитель танцев. Периодически устраивались выходные дни, когда ученицам разрешалось посещать окрестные фермы, где они могли всласть угощаться свежим хлебом и сливками. Пожаловаться в письмах домой они не могли, поскольку вся их корреспонденция «проверялась на ошибки» и запечатывалась директрисой лично. Самым тяжелым испытанием для Элизабет Хэм были рождественские каникулы, которые ей и еще нескольким девочкам пришлось провести в школе, так как их не забрали на это время домой. В эти дни они не только голодали, но и чуть не замерзли в своих почти не отапливаемых комнатушках. Однажды вечером, когда учителя праздновали в своем кругу, Элизабет ухитрилась, отважно прокравшись вниз, потихоньку стащить у них со стола жареную гусиную ножку, и, читая об этом, от души радуешься за маленькую воровку.
Конечно, далеко не всем девочкам доводилось переживать подобные ужасы, и есть основания надеяться, что миссис Коули хотя бы кормила своих подопечных куда лучше. К примеру, Мария Эджуорт, которую тоже в возрасте семи лет отправили в пансион в Дерби (после того, как ее мать умерла, а отец снова женился), провела там по меньшей мере целый год без перерыва, не приезжая домой на каникулы; тем не менее у нее остались самые приятные воспоминания о своей школе. Ее учили французскому, итальянскому, танцам, вышивке и гравировке по меди. По вечерам она и ее соученицы развлекали друг дружку историями собственного сочинения. Потом ее перевели в Лондон, в другой, более престижный интернат, где она чувствовала себя куда менее комфортно, потому что там для улучшения осанки ее заставляли ходить с привязанной к спине доской и носить стальные воротнички.
Можно приводить еще много примеров различных бедствий и лишений, претерпеваемых девочками в школах, которые выбирали для них их богатые и вроде бы неплохо информированные родители. Так, знакомая доктора Джонсона миссис Трейл отправила в школу-интернат двух своих дочерей — четырехлетнюю Харриет и пятилетнюю Сесилию — в том же 1783 году. В школе разразилась эпидемия кори. Харриет умерла, а Сесилию спас только приезд матери, которая успела ее оттуда забрать. Что самое удивительное: когда девочке исполнилось 10 лет, ее снова отослали в школу, на сей раз в другую. Мэри Батт, которая стала впоследствии писательницей миссис Шервуд и была тех же лет, что и Джейн Остен, тоже пережила в своем пансионе эпидемию кори. Маленькая девочка, ее соседка по комнате, умерла в одиночестве, так и не дождавшись приезда родителей. Вполне вероятно, что они узнали о ее болезни только тогда, когда все уже было кончено.
Пансион миссис Коули едва избежал той же участи. Началось с того, что она решила перевести свою школу из Оксфорда в Саутгемптон. Родители девочек Остен либо узнали об этом уже после переезда и приняли его как свершившийся факт, либо знали заранее и одобрили, поскольку Саутгемптон находился еще ближе к дому. К сожалению, Саутгемптон был также портом, куда приезжали в больших количествах моряки и военные, возвращавшиеся из дальних стран, и летом 1783 года они привезли с собой эпидемическую лихорадку, которая быстро распространилась по всему городу. Обе девочки Остен и их кузина заболели. Миссис Коули не сочла нужным сообщить об этом их родителям либо понадеявшись на то, что сумеет вылечить девочек сама и не желая лишний раз волновать их, либо из-за элементарной некомпетентности или черствости. К счастью, Джейн Купер проигнорировала ее запрет на письма домой и ухитрилась украдкой отправить весточку своей матери в Бат. Этого оказалось достаточно, чтобы обе сестры, миссис Купер и миссис Остен, тут же примчались в Саутгемптон. Жизнь Джейн Остен к тому времени была уже в серьезной опасности.
Мать сумела ее вылечить, после чего немедленно увезла домой. Кассандра и Джейн Купер также поправились, но миссис Купер в результате тоже подхватила эту инфекцию, от которой и скончалась в октябре месяце, уже вернувшись в Бат. Ее муж был безутешен и совершенно раздавлен этой утратой. С тех пор Джейн Купер проводила все больше времени в Стивентоне, став фактически частью семьи и большой любимицей своих двоюродных братьев и сестер.
______________________________________ Апдейт: отредактированный вариант 4-й главы выложен 14.10.08. Редактура Romi
на завтрак девочкам давали кипяток (чай они могли привозить из дома и заваривать свой), четверть кружки молока и бублик за полпенни; на обед – кусок отварной баранины или пудинг из нутряного сала.
Бедная мисс Хэм! Там девочки не жили, а выживали. После таких страшилок мне моя школа кажется раем!
Элайза Как-то я из-за всяких организационных дел все пропустила - зато сегодня двойное удовольствие - сразу два отрывка, хотя почитав о школах для девочек сразу вспоминается Джейн Эйр Бронте. Что приюты, что школы - страшно читать (в школах разве что мысль о том, что есть родители и свой дом могла поддерживать бедняжек. Хм. Грустно, однако.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 462
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
, и всерьез посочувствовала бедняжке миссис Остен - все-таки сложно было женщинам в неконтрацептивную эпоху. 
Буду ждать продолжения... 
В те времена брак был еще в большей степени экономическим предприятием, чем сейчас. 
Свободного времени отчаянно мало, и я поняла, что для меня гораздо быстрее и проще тупо переводить все подряд, "как есть", с небольшими купюрами, а не пересказывать "своими словами", компилируя с рядом других неплохих биографий, которые имеются в наличии. На добротную компиляцию времени уйдет гораздо больше, хотя, по-хорошему, именно это и стоило бы сделать. 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
