Элайза Это правда Том Лефрой? Мне всегда было очень интересно как он выглядит. Вот и дождалась посмотреть на него! А откуда ты выкопала его?
Бэла
Сообщение: 1834
Настроение: Ура и браво Переполоховцам!!!
Фото:
Отправлено: 13.01.09 06:48. Заголовок: Элайза спасибо за по..
Элайза спасибо за понедельничный подарок!!! (у меня вторничный) Да, у меня в восприятии тоже Лефрою до Дарси - как до Москвы пешком, как у нас говорится (Наверное я на него немножечко зла с самого начала, как узнала о нем, за то, что он не осмелился жениться на Джейн ) Это я совершенно безотносительно той эпохи говорю, все я понимаю про материальные блага, ответственность мужчины и тэ дэ. Это чисто "девчоночье" отношение. Ну и конечно сразу чувствуется, что письмо было не напоказ В те "стародавние времена"(насколько я знаю) ведь даже дневники вели, как наша Энн из Переполоха: один для себя, другой "для потомков". Письма здесь - из той же оперы.
Элайза Спасибо за очередной, очень увлекательный "кусочек" Вот и знаменитый Том Лефрой появился.
Элайза
людовед и душелюб (с)
Сообщение: 1906
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 14.01.09 21:01. Заголовок: мариета пишет: Это ..
мариета пишет:
цитата:
Это правда Том Лефрой?
Истинная правда, зуб даю.
мариета пишет:
цитата:
А откуда ты выкопала его?
У дядьки Гугля одолжила.
Хелга пишет:
цитата:
Вот и знаменитый Том Лефрой появился.
Да уж... sic transit gloria mundi. Знал бы тогда этот Том Лефрой, сделавший впоследствии блистательную карьеру и дослужившийся аж до лорда и Верховного Судьи Ирландии, что останется в истории и памяти потомков исключительно благодаря своему коротенькому юношескому флирту с 20-летней Джейн...
Знал бы тогда этот Том Лефрой, сделавший впоследствии блистательную карьеру и дослужившийся аж до лорда и Верховного Судьи Ирландии, что останется в истории и памяти потомков исключительно благодаря своему коротенькому юношескому флирту с 20-летней Джейн...
и не говори.
Элайза
людовед и душелюб (с)
Сообщение: 1948
Настроение: Тону в море информации
Кто еще находился в стивентонском пасторате, когда Джейн писала это письмо? Она не упоминает о своем отце – возможно, он в этот момент читал в библиотеке, или дремал, или обдумывал завтрашнюю проповедь у себя в кабинете в задней части дома, с видом на сад; или разговаривал во дворе со своим бейлифом Джоном Бондом. Разумеется, на кухне и во флигеле находилась прислуга, но в те годы Джейн еще не считала нужным упоминать о челяди в своих письмах; позже эти упоминания появятся. Из ее братьев дома был только Генри. Он привез погостить своего друга, Джона Уоррена, знакомого Остеном со времен школьных лет, так как он тоже учился в домашней школе мистера Остена и, стало быть, ему было привычно спать в одной из мансардных комнат пастората, хотя теперь он уже был выпускником колледжа Ориэл. Они с Джейн тоже были добрыми друзьями, и накануне вечером Джон был одним из ее партнеров по танцам; но после бала они завезли его в гостиницу, стоявшую у дороги, чтобы он смог ранним утром перехватить карету, направлявшуюся в город. Через несколько дней он снова вернется в Хэмпшир, и Джейн будет отрицать предположение о том, что он, возможно, влюблен в нее, на том основании, что он подарил ей портрет Тома Лефроя, сделанный его собственной рукой; жест, который свидетельствует, что ее флирт с Томом уже привлек внимание окружающих и сделался всеобщим достоянием.
Генри также собирался уехать на следующий день: ему нужно было попасть в Оксфорд, чтобы получить степень магистра, прежде чем вернуться в свой полк в Челмсфорде. Судя по всему, он не собирался до конца своих дней служить в местной милиции; иногда он подумывал о том, чтобы записаться в другой полк, который должен был отправиться к мысу Доброй Надежды. (Джейн: «Я от души надеюсь, что он, как водится, со временем охладеет к этой идее».) Как бы сильно она не любила Генри, Джейн никогда особенно не обольщалась на его счет: она ясно видела, что его амбиции далеко не всегда реалистичны, а планы отличаются неустойчивостью и непостоянством; хотя, возможно, даже она не знала на тот момент, что одновременно Генри раздумывал над совершенно иной карьерной перспективой – сделаться священником в приходе недалеко от Чоутона. Его финансовые дела также находились в крайне запутанном состоянии, и он как раз собирался выплатить долг своему отцу и занять гораздо большую сумму у Элайзы. В то же время он начал ухаживать за одной молодой женщиной, которая могла принести ему неплохое приданое, поскольку ее отец, сэр Ричард Пирсон, занимал должность главы военно-морского госпиталя в Гринвиче. «Ох уж этот Генри!» ('Oh, what a Henry!') — воскликнет как-то Джейн в письме, правда, по другому поводу.
Миссис Остен упоминается в письме своей дочери только вскользь, как создательница шляпок из старой цветной бумаги, которые «мы» на днях сделали и собирались отдать, возможно, соседским детям; похоже, это был один из способов развлечь чем-то малышку Анну долгими зимними днями. Из остальных своих братьев Джейн здесь называет только Чарльза, которому уже на тот момент исполнилось 16; он служил мичманом в Порсмуте, под командованием мужа кузины Джейн, в девичестве Купер, а теперь Уильямс; а брата Джейн Уильямс, с женой и детьми, ожидали в Стивентоне через несколько дней. Фрэнк находился в море, на военном судне, и следил за порядком среди матросов — впрочем, этими подробностями своей службы он вряд ли делился с сестрами. Его судовой дневник в ту самую неделю, когда Джейн в Стивентоне писала это письмо, сообщает: «Подверг наказанию 16 матросов по дюжине плетей каждому за пренебрежение должностными обязанностями и самовольный уход с палубы во время вахты». Фрэнк был хорошим, исправным офицером и честно выполнял свой долг.
В последнем абзаце письма, дописанном в воскресенье, обсуждается дата возращения Кассандры домой и обрывки новостей, которые Кассандра сообщала из Беркшира. Смерть ребенка и карточные проигрыши и выигрыши упомянуты в одном предложении — соседство, обусловленное как недостатком свободного места в конце страницы, так и сдержанной, отрывистой манерой говорить о смерти. Она подписывается «…вечно твоя, Дж. О.»
То обстоятельство, что на момент написания этого письма где-то в доме уже лежит законченная рукопись романа «Элинор и Марианна», придает ему дополнительное измерение. Но письмо примечательно не только этим: это единственное из уцелевших писем Джейн, в котором она пишет как героиня романа собственной юности, проживая на личном опыте этот краткий период ощущения своей власти, исполненный восторга и предвкушения, которые должна ощущать молодая женщина, задумываясь о выборе будущего супруга; в этот недолгий миг она действует, а не воображает, и живет своей жизнью, а не жизнью своих вымышленных героинь. Читая его, мы не можем отделаться от будущего – мы уже знаем, что ее собственная личная история не пошла по тому пути, который представлялся ей, когда она писала это письмо; и так получилось, что ее судьбой стал не Том Лефрой, и не кто-то другой, похожий на него, а тот манускрипт, что лежал в тот момент наверху, в ее спальне. Не замужество, но искусство; и в искусстве своем она описала этот краткий период в жизни молодой женщины с таким остроумием, с таким глубоким пониманием человеческой природы, с таким тонким психологизмом, которого не сумели добиться в своих многотомных сочинениях многие писатели, почитавшие себя серьезными знатоками человеческих душ. Но в тот самый момент, когда она писала это письмо, в январе 1796 года, чувствуется, что она с легкостью обменяла бы своей гений на перспективу выйти замуж за Тома Лефроя, уехать с ним в незнакомую Ирландию и сделаться матерью большого многодетного семейства.
А затем, вернувшись к самому началу письма, мы замечаем, что в нем содержится некая мысль о будущем, ибо в первом предложении Джейн пишет: «Во-первых, я надеюсь, что ты проживешь еще как минимум 23 года». Поздравление с днем рождения мысленно перенесло сестер на 23 года вперед, в 1819 год, когда Джейн должно было исполниться 43, а Кассандре — 46. Они наверняка ожидали, что к этому времени будут находиться в разных концах страны и носить другие фамилии, каждая при муже и куче детишек. Они наверняка предполагали следовать тем же проторенным путем, что и их мать: рождение и воспитание детей, домашнее хозяйство, работы по саду, наблюдение за птичником и молочной фермой, благотворительные работы в пользу бедных, прием гостей и ответные визиты к соседям… Скорее всего, к этому возрасту они уже начинали бы планировать замужество собственных дочерей. И они по-прежнему вели бы переписку друг с дружкой, наподобие тех бодрых информативных писем, которые писала своим друзьям и родственникам их мать; но самое значительное приключение в их судьбе – тот краткий и упоительный миг, когда молодая девушка ощущает себя словно на сцене и осознает, что ее нынешние действия и поведение, возможно, определяют всю ее будущую жизнь – этот краткий миг, как они, должно быть, полагали, давно уже будет пройден и пережит, оставшись лишь достоянием воспоминаний. Тысяча восемьсот девятнадцатый; дата где-то в следующем веке – должно быть, она казалась им тогда почти нереальной, сотканной из воздуха лишь вязью чернил на кончике пера Джейн.
Элайза, спасибо . Какая вкусная конфетка по понедельникам . Последний абзац - просто музыка... Не суждено было сбыться мечтам Джейн о спокойной семейной жизни. Вряд ли она думала, что станет классиком английской литературы , а созданные ею образы через двести лет будут волновать нас и ... заставлять мечтать . Ирония судьбы, не иначе.
Да уж. Я, кстати, частенько пытаюсь представить себе, что должна была чувствовать Кассандра, когда перечитывала напоследок письма покойной сестры, решая, какие из них сжечь, а какие оставить — вся ушедшая жизнь в пожелтевших страничках: все ее надежды, планы, мечты, разочарования...
Элайза спасибо за продолжение! Да, причудливо складывается жизнь. Неизвестно, как бы повернулось колесо фортуны, если бы... Джейн стала - как и все - обычной, уютной домашней матерью семейства. Была бы она счастлива? Были бы написаны и доведены до совершенства ее романы , которые двести лет спустя волнуют умы? Элайза пишет:
цитата:
вся ушедшая жизнь в пожелтевших страничках: все ее надежды, планы, мечты, разочарования...
И часть жизни и мечтаний - в том, что осталось помимо воли Кассандры - в романах, где мечты и разочарования воплотились в мечты , разочарование и счастье ее героинь. Элайза , спасибо, очень размышлятельная глава.
Элайза Чудный момент понедельника - продолжение истории о Джейн. Да, грустновато это читать, признаться. Была бы она счастлива, выйдя замуж, - сие неизвестно. Замужество - лотерея, как говорится. Но мне всегда ужасно больно осознавать, что нашей Джейн не довелось испытать радостей любви, замужества, материнства... И осталось ей только придумывать своего Дарси, устраивая счастливую жизнь уже своих героинь. Думаю, если бы ее личная жизнь сложилась, она все равно бы писала - не могла бы не писать, вот только - скорее всего - это были бы уже совсем другие романы. Хотя, кто знает?..
Элайза
людовед и душелюб (с)
Сообщение: 1955
Настроение: Тону в море информации
Думаю, если бы ее личная жизнь сложилась, она все равно бы писала
О, я в этом уверена почему-то. Мне думается, Джейн дала бы согласие на брак, только если увидела бы в будущем супруге по-настоящему родственную душу (и история с ее отказом Харрису Бигг-Уизеру тому подтверждение), а в этом случае муж не стал бы препятствовать ее творчеству, а скорее поощрял бы его, как ее отец, или хотя бы не мешал. Само по себе замужество тоже вряд ли могло сильно воспрепятствовать: ведь писали же замужние Радклифф, Гаскелл, де факто, хоть и не де юре замужняя Джордж Элиот и т.д., примеров много. Зато насколько обогатился бы при удачном замужестве ее жизненный опыт и кругозор — и это наверняка нашло бы отражение в ее романах, хотя они и без того, конечно, хороши. Не знаю, мне кажется, что замужество и материнство повредило бы ее творчеству не больше, чем вынужденный переезд в Бат и скитания по съемным квартирам, это житие практически без своего угла, которое оказалось для нее настолько сильным стрессом, что она замолчала аж на 10 лет, если не считать неоконченных "Уотсонов"... Впрочем, это мы уже забегаем сильно вперед.
насколько обогатился бы при удачном замужестве ее жизненный опыт и кругозор
Наверняка - это же огромная жизненная школа, которую ей самой не довелось пройти, увы. Но мне Джейн еще жалко чисто по-женски. Прожить жизнь старой девой, не познав - чего уж греха таить - физической стороны любви и материнства, из-за этого наверняка страдать (хотим мы или нет - а инстинкты в нас сидят - и никуда от этого не деться), чувствовать, как проходит мимо жизнь... Словом, творчество - это прекрасно, но оно не может заменить в полной мере и других, чисто человеческих радостей, которых наша Джейн оказалась поневоле лишена.
Tatiana
человек настроения
Сообщение: 2272
Настроение: Жизни нет... Есть отчетный период.
Фото:
Элайза, спасибо! *букет цветов на твой выбор* Как странно читать о планах, пусть даже и не высказанных вслух, и знать, что им не суждено осуществиться... Мне очень жалко ту девушку, которая писала эти письма. Знала бы она... И все-таки, мне кажется, что если бы Джей вышла замуж, ее творчество было бы иным. Не хочу гадать худшим или лучшим, а просто другим.
Элайза Спасибо! Очень трепетный кусочек, особенно про эфемерный миг власти девушки над своей судьбой. Все случилось, как случилось и ничего другого просто нет...
Элайза Спасибо! Не рискну ничего предполагать. Согласна с Хелгой: Хелга пишет:
цитата:
Все случилось, как случилось и ничего другого просто нет...
Элайза
людовед и душелюб (с)
Сообщение: 1969
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 25.01.09 23:17. Заголовок: Поскольку завтра у м..
Поскольку завтра у меня, скорее всего, не будет возможности выйти в интернет, а разочаровывать читателей, ожидающих очередного понедельника, мне очень не хочется, выкладываю начало следующей главы с небольшим опережением графика.
Глава называется Defense systems (дословно — "Системы защиты"), и я пока не соображу, как мне лучше это перевести, поэтому обращаюсь за помощью к читательской аудитории. Что имеется в виду — будет более или менее понятно, я надеюсь, уже из первого отрывка. "Защитная реакция", может быть? ""Защитные методы"? "Способы защититься"?.. Словом, я в нерешительности и жду вашего совета.
Глава 12. Способы защиты.
«Не думай, что молодой человек 20 лет от роду – безобидное существо», — писала мать Элизы Шют своей дочери под рождество 1795 года, предостерегая ее от флирта на балах словами, которые вполне могли бы предназначаться и Джейн. Томас Ланглуа Лефрой не был безобидным существом, но у Джейн были свои методы защиты, и еще до его отъезда она начала прибегать к их помощи. Во втором письме к Кассандре она шутит о других своих поклонниках и с очевидной веселостью противоречит сама себе: «Я намерена отныне ограничиться только мистером Томом Лефроем, который меня ни на грош не волнует.» Затем, избрав серьезный тон, под стать одному из самых абсурдных своих созданий, она объявляет: «Наступил тот День, когда мне суждено в последний раз пофлиртовать с Томом Лефроем и, когда ты получишь это письмо, все уже будет кончено — от сей грустной мысли у меня ручьем текут слезы, пока я пишу эти строки». Да, это, конечно, шутка, но похоже, что шутка, нацеленная на то, чтобы успокоить сестру; шутка, которая становится менее похожей на таковую, если вспомнить письмо, написанное неделей ранее, где содержался недвусмысленный намек на то, что она влюблена.
Том Лефрой тоже был влюблен — даже если и не сделал ей предложения руки и сердца. Он признался в этом своему племяннику, когда был уже глубоким стариком: «Он совершенно однозначно дал понять, что был влюблен в нее, хотя сам предпочел определить свое признание как «мальчишескую любовь». Но «мальчишеская любовь», в конце концов, обычно самая искренняя и страстная, так что это определение, данное спустя столько лет, подсказывает нам, что между ними все же пробежал какой-то огонь. Возможно, дело не ограничилось только танцами и сидением рядышком; скорей всего, были и сорванные украдкой поцелуи, и волнение в крови, и учащенное дыхание… Но как бы Том Лефрой ни восхищался Томом Джонсом, сам он Джонсом не был, так же как и Джейн не была Софьей Вестерн; они принадлежали к другому классу и их воспитание не позволяло им жертвовать семейным одобрением во имя любви. Поскольку Лефрои были гугенотами, им было крайне важно прилежно и старательно добиваться достойного положения в приютившей их стране. Отец Тома, армейский офицер, сам женился не слишком разумно, и теперь вышел в отставку и проживал в Ирландии с многочисленным семейством, которое нужно было как-то прокормить и обеспечить: у Тома было пять старших сестер, он же был старшим сыном и полностью зависел от благоволения двоюродного дедушки, который уже оплатил его обучение в дублинском колледже, а теперь финансировал завершение его юридического образования в Лондоне. Очевидно, что ожидания и надежды всей семьи возлагались именно на него, и он не мог рисковать своим будущим, связывая себя любовными обязательствами с девушкой, не имеющей ни гроша за душой.
Он знал это так же хорошо, как и его семья; отослали ли его хэмпширские Лефрои, чтобы защитить Джейн от его бездумных заигрываний, или же они, напротив, защищали именно его — от тех надежд, которые Джейн могла возлагать на его предложение —остается неясным. Миссис Лефрой слишком хорошо разбиралась в свете, чтобы понимать, что о подобном союзе не могло быть и речи. Ее сыновья – один из них был тем самым Джорджем, который заходил с Томом к Джейн на следующий день после бала — позже говорили, что их мать послала Тома паковать вещи, чтобы он больше «не причинил никакого вреда» и что она, дескать, упрекала племянника в том, что тот «очень дурно повел себя с Джейн»: этого достаточно, чтобы сделать вывод о том, что Джейн принимала его ухаживания всерьез. Без сомнения, миссис Лефрой потом поговорила и с самой Джейн, дав ей разумный совет наподобие того, что миссис Гардинер дала Лиззи, когда заметила ее увлечение Уикхемом.
Том с тех пор возвращался в Хэмпшир еще пару-тройку раз, хотя его предусмотрительно держали подальше от Остенов; к примеру, в декабре 1797 года Элиза Шют упоминает некоего «молодого племянника», с которым Лефрои приезжали к ней на званый ужин; в это время Джейн возвращалась домой после визита в Бат. Ее горечь при воспоминании о нем и сохраняющийся интерес к нему явственно ощущаются в письме, написанном в ноябре 1798, через три года после их короткого романа. В нем она рассказывает, как к ним заходила миссис Лефрой, которая ни словом не обмолвилась о своем племяннике, а «я была слишком горда, чтобы начать расспрашивать самой; но после, на вопрос моего отца она ответила, что он уже вернулся в Лондон, где и пробудет до отъезда обратно в Ирландию; там он готовится к экзаменам и к будущей адвокатской практике». Слово «вернулся» предполагает, что Том снова приезжал в Хэмпшир, но благоразумно был отослан обратно в Лондон, скорее всего, еще до того, как Джейн успела вернуться домой из Кента. А истинным героем этого маленького эпизода выглядит мистер Остен, продемонстрировавший чуткость и родительскую нежность, задав именно тот вопрос, который его дочь так отчаянно хотела, но не осмеливалась задать.
Итак, Джейн больше никогда не видела Тома Лефроя после его визита на Рождество 1795 года; а с 1798 года он окончательно обосновался в Ирландии. В том декабре Джейн сообщает Кассандре, что «третья мисс ирландская Лефрой собирается замуж», но после этого хранит молчание на эту тему. А годом позже и сам мистер ирландский Лефрой женится на Вексфордской наследнице, сестре своего друга по колледжу. Он продолжал усердно трудиться на юридическом поприще, стал отцом семерых детей и с течением лет сделался чрезвычайно успешным и столь же чрезвычайно набожным. 11 лет от заседал в Парламенте от Тори; находился в глубокой оппозиции по отношению к католическому освобождению и основал общество, посылавшее миссионеров в традиционно католические регионы; а в 1852 году, после Голода, был назначен Лордом Главным Судьей Ирландии. Если бы Джейн дожила до тех дней, она с присущим ей чувством юмора наверняка оценила бы иронию судьбы: угнетенные ирландские католики должны были счесть справедливым, что гонения на них возглавляет один из тех, чьи предки в свое время бежали от столь же суровых религиозных гонений во Франции.
Возможно, этот мимолетный роман с юным Томом Лефроем был и не Бог весть каким жизненным опытом, но для Джейн Остен этот опыт, скорее всего, оказался ощутимым и болезненным. Как вполне очевидно и то, что нечто она из этого опыта вынесла — нечто, нашедшее затем воплощение в ее творчестве. С этого момента она приобрела знание, не вычитанное из книг, но прочувствованное собственной плотью и кровью — ощущение своей чувственной стороны, своей женской уязвимости. Она знала теперь, каково это — быть очарованной опасным незнакомцем; надеяться, ощущать огонь в крови; невольно вздрагивать, отдергивая руку; страдать и томиться по тому, чему не суждено сбыться и о чем нельзя даже упоминать… Ее проза отныне проникнется этим знанием, которое струится, словно глубокое и темное подводное течение под внешним слоем комического повествования.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 313
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Дарси всеж поосновательнее. И посерьезнее. И посмелее - не побоялся сделать предложение Лиззи. 
Это правда Том Лефрой? Мне всегда было очень интересно как он выглядит. Вот и дождалась посмотреть на него! 
А откуда ты выкопала его?
(Наверное я на него немножечко зла с самого начала, как узнала о нем, за то, что он не осмелился жениться на Джейн 
) Это я совершенно безотносительно той эпохи говорю, все я понимаю про материальные блага, ответственность мужчины и тэ дэ. Это чисто "девчоночье" отношение. 
В те "стародавние времена"(насколько я знаю) ведь даже дневники вели, как наша Энн из Переполоха: один для себя, другой "для потомков". Письма здесь - из той же оперы. 
. Последний абзац - просто музыка... Не суждено было сбыться мечтам Джейн о спокойной семейной жизни. Вряд ли она думала, что станет классиком английской литературы 
, а созданные ею образы через двести лет будут волновать нас и ... заставлять мечтать 
Я, кстати, частенько пытаюсь представить себе, что должна была чувствовать Кассандра, когда перечитывала напоследок письма покойной сестры, решая, какие из них сжечь, а какие оставить — вся ушедшая жизнь в пожелтевших страничках: все ее надежды, планы, мечты, разочарования... 
Не знаю, мне кажется, что замужество и материнство повредило бы ее творчеству не больше, чем вынужденный переезд в Бат и скитания по съемным квартирам, это житие практически без своего угла, которое оказалось для нее настолько сильным стрессом, что она замолчала аж на 10 лет, если не считать неоконченных "Уотсонов"... 
Впрочем, это мы уже забегаем сильно вперед. 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
