Следовало предполагать, что не все гладко в доброй старой Англии (как и в любой стране, впрочем), но чтоб до такой степени...
Ну да — слабоумные люди рождались всегда и везде, ну а тут еще и законы наследования сыграли свою роль: надо же было слабоумному оказаться именно старшим сыном, к которому переходили и титул, и поместье, и деньги... Вот и вертели им все окружающие, кто как мог, и каждый стремился выгадать что-то для себя. Может быть, тогда не существовало действенных законов, по которым можно было бы объявить графа недееспособным и на этом основании лишить наследства; тем более, что его "пристукнутость" окружающим в глаза не бросалась, судя по реакции той же востроглазой и наблюдательной Джейн, которая наверняка заметила бы странности в его поведении, если бы они были. А родственнички и адвокат... ну да, где-то можно и их понять, грех не воспользоваться, когда такой мешок с деньгами и титулом ходит неадекватный, знай крути-верти им, куда тебе выгодно. В итоге - Шекспир отдыхает. Как ему еще дали спокойно дожить до старости, удивительно...
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 6431
Отправлено: 20.10.08 11:17. Заголовок: Элайза пишет: Как е..
Элайза пишет:
цитата:
Как ему еще дали спокойно дожить до старости, удивительно...
Возможно, горький опыт Хансонов повлиял? Интересно все же, как вырисовывается картинка истоков, если так можно выразиться, романов Остин. Складывается головоломка.
Недаром существует (очень английское) выражение про "скелет в шкафу", да еще у каждого.
Элайза
людовед и душелюб (с)
Сообщение: 1601
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 25.10.08 19:38. Заголовок: Прошу прощения, со в..
Прошу прощения, со временем большие напряги, так что пока всего лишь маленький кусочек — продолжение 8-й главы:
Семейство Терри, с которыми встречался Байрон во время своего приезда в Хэмпшир в 1805 году, было достаточно старинным и давно укоренившимся в этих краях. Их небольшая красивая усадьба располагалась в Даммере, откуда до Стивентона можно было легко добраться пешком через поля. Между серединой 1770-х и серединой 1790-х годов у сквайра и его жены родилось тринадцать детей, и имена многих из них фигурируют в письмах Джейн. Говоря о них скопом, она называла их «шумными»; но это не мешало ей дружить с девочками Терри и танцевать с мальчиками, старший из которых, Стивен, стал офицером в милицейском полку Северного Хэнтса, средний, Роберт, пошел служить в регулярную армию, а младший, Майкл, стал священником и позже заключил помолвку с племянницей Джейн Анной. Вторая дочь Терри в свое время прочтет «Эмму» и особенно восхитится образом миссис Элтон. Две ее сестры выйдут замуж за сыновей соседей-сквайров — одна за Дигвида из Стивентона, а вторая за Харвуда из Дина.
Семейство Харвудов, в свой черед, тоже переживало тяжелые времена. Долги и закладные на имущество неуклонно копились, и у них практически не было надежды когда-либо расквитаться с ними. Старший сын так и не смог позволить себе обзавестись семьей и всю жизнь потратил на погашение отцовских долгов; а младший, женившийся на одной из сестер Терри, опустился с уровня землевладельца до скромного фермера-йомена; они стали кем-то вроде хэмпширских Дарбейфилдов. У Дигвидов тоже были серьезные финансовые проблемы, и «дорогой Гарри Дигвид», как называла его Джейн, его супруга, урожденная Терри, и большинство их детей в итоге окончили свои дни на чужбине, в Париже, пополнив собой число жертв экономического упадка.
Итак, старые состояния разорялись, а им на смену приходили новые. К примеру, Порталы из Лаверстока, предприимчивая гугенотская семья, приехавшая в Англию из Ландегока в начале столетия по причине религиозных гонений у себя на родине, не теряли времени даром. Анри де Порталь в 1711 году получил гражданство, а в 1712 уже приобрел в аренду фабрику Бер на реке Тест и начал производство бумаги. Он настолько преуспел в этом деле, что вскоре купил фабрику в Лаверстоке, перестроил ее в 1719 году и в 1724-м получил контракт на изготовление банкнот Английского банка. Это была его идея — ставить на купюрах водяные знаки.
Сын Генри Портала Джозеф стал Шерифом графства и купил поместье Лаверсток; а в следующем поколении процветание семьи только преумножилось, и к 1790-м годам Порталы стали уже одними из крупнейших землевладельцев в Хэмпшире. Джейн Остен включила их в список самых важных семейств, посетивших бал в 1800 году. В 1796 году они разрушили старую усадьбу в Лаверстоке и построили на ее месте новый прекрасный особняк в неоклассическом стиле. Братья из этого поколения Порталов владели поместьями в Фрифолк Прайорс и Эш-Парке. Последнее они сдали в аренду некоему Джеймсу Холдеру, холостяку с состоянием, нажитым в Вест-Индии, чья манера набрасываться на женщин заставила Джейн Остен, оказавшуюся как-то с ним наедине в его гостиной, постоянно держаться за ручку двери.
Происхождение других недавно сколоченных состояний было крайне темным и запутанным. Сэр Роберт Макрет, который в 1802 году приобрел поместье в Юхерсте, начинал свою карьеру бильярдным маркёром в Уайт-клубе, а разбогател на букмекерстве и довольно бессовестном ростовщичестве. Он получил «карманный округ»*, а затем и рыцарское звание за услуги, оказанные правительству, хотя это и не помогло ему избавиться от отвратительной репутации во всем, что касалось финансовых вопросов.
Семейство Бигг также недавно поселилось в этих краях. Они приехали в Хэмпшир в 1789 году, когда Ловлас Бигг, состоятельный вдовец из Уилтшира, унаследовал поместье Мэнидаун от своих родственников по фамилии Уизер и переехал туда со своими пятью дочерьми и двумя сыновьями. Чтобы еще больше запутать фамильную историю, отец и сыновья изменили свою фамилию на «Бигг-Уизер», в то время как дочери упрямо предпочитали зваться просто «Бигг». Две старшие дочери вскоре вышли замуж, а старший сын умер молодым, в 1794 году. В результате в семье остались три дочери, ставшие близкими подругами сестрам Остен, и младший сын Харрис, которому было на тот момент 13 лет. Как и лорд Портсмут, он сильно заикался; видимо поэтому отец не отсылал его в школу, а обучал на дому, наняв частного учителя.
Элизабет Бигг привлекла к себе двух весьма солидных воздыхателей: один из них — Джон Харвуд, сосед из Дин Хаус, а второй, Уильям Хиткот, — сын баронета из Херсли-Парка под Винчестером. Хиткоты, старинные друзья Порталов, были очень уважаемым и традиционным семейством; средний сын пошел служить во флот, дочери благополучно вышли замуж, а Уильям, весьма достойный молодой человек, большой любитель охоты на лис, принял сан и дослужился до каноника в Винчестере. По его портрету, на котором Уильям, одетый в охотничий сюртук, изображен с отцом и главным егерем, можно судить, насколько он был хорош собой; такое лицо вполне могло послужить образцом для внешности Дарси или Уиллоуби. Его старший брат стал одним из членов парламента от Хэмпшира; в этом традиционном графстве тори они обычно не имели оппозиции.
---------- * Избирательный округ, находившийся под полным контролем местного аристократа. — Прим. перев.
Элайза Мало, но не менее интересно! Окружение, действительно, не совсем почтенное - упоминание о потомках фабрикантов и маркеров заставляют вспоминать, как важно было для света хорошее происхождение (хотя деньги, как всегда, заменяют все или почти все). Элайза пишет:
цитата:
такое лицо вполне могло послужить образцом для внешности Дарси или Уиллоуби
А портрета, случайно, у тебя не завалялось?
Элайза
людовед и душелюб (с)
Сообщение: 1604
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 25.10.08 20:33. Заголовок: apropos пишет: А по..
apropos пишет:
цитата:
А портрета, случайно, у тебя не завалялось?
Увы... Самой было бы любопытно взглянуть. Порылась в сети, но нашла только портрет внуков сэра Уильяма Хиткота, 3-го баронета (т.е. его отца, я так понимаю):
И еще нашла портрет 5-го баронета,1801 года рождения; (видимо, одного из этих выросших внуков и, соответственно, сына "нашего" Уильяма и Элизабет Бигг?) Очень может быть, что какие-то фамильные черты тут и сохранились — действительно, весьма красивое и "породистое" лицо, ничего не скажешь.
(Картинки небольшие, поэтому я не стала их еще уменьшать; но если нужно, могу создать превьюшки).
Впрочем, как показывает практика, наше восприятие внешности книжных персонажей крайне индивидуально и субъективно. Например, другая известная "остеноведка", Дейдре Ле Файе, в книге "Джейн Остен. Мир ее романов" предлагает читателям свои варианты героев романов Остен, подбирая их из образцов портретной живописи того периода. И, честно говоря, ни один из предложенных ею вариантов и близко не совпал с моим представлением о внешности героев и героинь, за исключением разве что Марианны Дэшвуд. (Кстати, я несколько предложенных ею портретов из той книжки в свое время отсканировала, так что могу выложить, если кому-то любопытно будет на них взглянуть. Только, наверное, не здесь, а в "Персонажах" или еще где?)
как важно было для света хорошее происхождение (хотя деньги, как всегда, заменяют все или почти все).
И с течением времени деньги все более и более актуальны. "Денежная" аристократия - быстро набирала вес - как раз, вероятно, в те времена. Эх, ссылки бы найти исторические об эпохе. У нас ведь должны быть?
Сообщение: 1652
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 10.11.08 23:42. Заголовок: Уф, я вновь приношу ..
Уф, я вновь приношу свои извинения за долгий перерыв, что-то не было ни времени, ни переводческого вдохновения; но зато за это время отредактировалась 5-я глава, за что очередной низкий поклон моему замечательному редактору; я ее уже перепостила. А у меня пока настрочился очередной кусочек главы 8, про соседей:
Простой лозунг, под которым тори обеспечивали себе большинство в Хэмпшире, гласил: «Хиткот и Шют навсегда!» Уильям Шют, как и Хиткот, был членом парламента от Хэмпшира, хотя и принадлежал к числу тех, кто вырос вдали от этих мест — его детство и юность прошли в Норфолке — и под другим именем: почти до 20 лет он звался Уильям Лобб и сменил фамилию вслед за отцом, который унаследовал поместье Вайн (The Vyne) по линии бабушки из рода Шют. Вайн был (и остается) большим и красивым особняком эпохи Тюдоров недалеко от Бэзингстока; и это наследство считалось достаточно весомым основанием, чтобы вся семья, включая сестру Мэри и младшего брата Томаса, родившегося в середине 1770-х, сменила фамилию. Они сохранили свои владения в Норфолке, но в 1776 году перебрались в Хэмпшир. Том Шют был как раз в том возрасте, чтобы завести дружбу с детьми Остенов: он ездил на охоту с Джеймсом и Фрэнком, танцевал и играл в карты с Кассандрой и Джейн. Он был «очень остроумным и забавным», и вполне возможно, что юные Шюты, соседи и сверстники, могли принимать участие в театральных постановках в Стивентоне или, по крайней мере, находились в числе зрителей. Том был особенно близок с Джеймсом, и дружба между ними сохранилась на всю жизнь.
Уильям Шют обучался сперва в Хэрроу, где был на побегушках у известного политического деятеля Спенсера Персиваля, что, возможно, и способствовало впоследствии его членству в парламенте, а затем в Кембридже. Он совершил традиционное большое турне на континент и весьма недурно говорил по-французски. Его младшему брату Томасу не довелось путешествовать по Европе из-за начавшейся войны, и сразу после окончания Кембриджа он был зачислен в один из кавалерийских полков, которые создавались в Хэмпшире в 1792 году. Как и Генри Остен, он исполнял свои офицерские обязанности с большим энтузиазмом и активно занимался вербовкой в армию в окрестностях Бэзингстока. Еще он был книгочеем и, похоже, намного умнее своего старшего брата.
Когда Уильям Шют в 1790 году унаследовал от отца Вайн, ему было 33 года. Он был холост, обладал приличным состоянием и являлся владельцем одного из лучших домов в округе. Резонно предположить, что соседские семейства, имеющие дочерей на выданье, считали, что ему необходимо обзавестись супругой, и этот вопрос наверняка периодически муссировался среди местных леди, как это обычно водится. Джейн Остен на тот момент было 14 лет —достаточно, чтобы слышать эти пересуды и, возможно, гадать вместе с остальными, которой из окрестных молодых девиц посчастливится стать его избранницей.
Вступив в право наследования поместьем, Уильям Шют практически одновременно сделался членом парламента, что не могло не возвести его в ранг одного из самых влиятельных и завидных женихов в графстве. Как оказалось, парламентская деятельность заинтересовала его ненадолго, и хотя все последующие тридцать лет он добросовестно голосовал за тори, но ни разу не выступил в палате с речью. Сердце его принадлежало Хэмпширу, где он содержал свору великолепных гончих и полную конюшню скаковых лошадей; политика не в состоянии была конкурировать с охотой. Иногда, заседая в палате общин, он посылал за своими гончими, наказывая, чтобы они встречали его на пути домой из Вестминстера — путь, который занимал у него около семи часов верхом — чтобы насладиться галопом вместе с ними на последнем отрезке пути. Неудивительно, что Уильям сделался довольно колоритной фигурой среди окрестных охотников. Однажды во время охоты он упал с лошади, которая споткнулась об изгородь и с силой ударила копытом ему в бедро. Встревоженные товарищи подскакали к нему, опасаясь серьезного ранения, и, когда бедолага с трудом поднялся на ноги, его друг Джон Портал с тревогой воскликнул: «Мы уж думали, что лишились нашего приятеля!» — «Правда? — отозвался мистер Шют, потирая ушибленное место. — Что же, должен признаться, я уж думал, что лишился своего».
Это был крепкий и жизнерадостный здоровяк, исправно исполнявший свои обязанности в судебных разбирательствах Винчестера, обедавший с крупными землевладельцами накануне выборов и посещавший клуб в Бэзингстоке. В 1793 году его сестра Мэри обручилась со сквайром Уизером Брамстоном из соседского Окни Холла. Видимо, перспектива лишиться Мэри, которая, без сомнения, вела его дом и хозяйство, заставила Уильяма заняться поисками невесты, и он без труда нашел таковую, хотя и разочаровал своим выбором хэмпширских мамаш. Член парламента от округа Девайзис в Уилтшире Джошуа Смит являлся отцом четырех дочерей, три из которых были еще не замужем. В апреле 1793 года, когда все они находились в Лондоне, он познакомил Шюта со своей дочерью Элизабет, застенчивой и серьезной девушкой двадцати с небольшим лет; и Шют решил начать ухаживание. Дневниковые записи Элизабет отмечают этапы этого ухаживания, хотя и не совсем в стиле Элизабет Беннет. В конце апреля значится запись «Мистер Шют к обеду», за которой 15 мая следует запись «Мистер Шют утр. визит». 20 июня читаем: «Мистер Шют к обеду. Разговор на диване». Через два дня после разговора на диване Элизабет пишет: «Мистер Шют утр. визит. Мистер Шют к обеду. Ответ». Но, видимо, дело еще не было улажено до конца, так как запись следующего дня гласит: «Мистер Шют к обеду. Мисс Канлифф к ужину и спала со мной. Окончательное решение». Это означало помолвку. Затем она отправилась в Веймут, где каталась верхом по песчаному побережью и читала «Времена года» Томсона, пока не приехал мистер Шют и не заменил Томсона на «Историю Америки» Робертсона, которую она читала ему вслух. Позже, после возвращения домой в Уилтшир, устраивались музыкальные вечера и жених с невестой вместе читали «Много шума из ничего». В дневнике — ни одной рискованной записи, ни слова о том, какие чувства она испытывает к мистеру Шюту, зато отмечена покупка новой зубной щетки за шесть пенсов.
В октябре все Смиты вернулись в Лондон, и визиты мистера Шюта сделались постоянными — утренними и вечерними, к завтраку и к ужину, иногда совместно с братом Томом. На свадьбу своей сестры в Хэмпшир оба брата уехали 6 октября, но через три дня возвратились. Затем во вторник, 15-го, Элиза записала в дневнике: «Я обвенчалась в церкви св. Маргариты в 9:30, отправились в путь без четверти 12, остановились на 20 минут в Бэгшоте и прибыли в Вайн в четверть шестого. Ясно и морозно, солнечное небо без облаков — пусть это будет счастливым предзнаменованием». Она никогда раньше не видела свой новый дом с его красивой кирпичной кладкой и палладианским портиком, с часовней, украшенной тюдоровскими витражами и деревянной резьбой, с комнатами в готическом стиле, с длинной обшитой панелями галереей и лестницей классического стиля в изысканным холле, которые были построены в 1770 году. Несмотря на все великолепие этого места, первое знакомство с ним наверняка стало суровым испытанием для новобрачной, ибо все здесь должно было казаться ей странным и непривычным, не говоря уж о необходимости быть представленной экономке, управляющему, лакеям и горничным — и все это в вечер собственной свадьбы.
На следующий день им нанесли визит мисс Бигг из Мэнидауна и их отец. Два дня спустя началась целая вереница утренних визитов, среди которых был и Джеймс Остен с отцом, матерью и одной из сестер («мисс Остин»), а также другие местные семейства: Джон Харвуд из Дин Хауса, преподобный мистер Лефрой с супругой из Эша и сестра мистера Шюта, миссис Брамстон из Окли Холла. Новобрачная отдала некоторые визиты 13 ноября, заехав в Мэнидаун к сестрам Бигг, в Эш к Лефроям и в Стивентон к Остенам, где опять присутствовала лишь одна из дочерей. Затем она отобедала в Окни Холл с Брамстонами, где осталась и на ужин с картами, и вернулась домой в двенадцатом часу ночи. На следующий вечер она посетила бал в ассамблее Бэзингстока, где танцевала с преподобным Чарльзом Поулеттом и с одним из братьев Уоллоп; а неделю спустя на обеде у Лефроев познакомилась с лейтенантом Фрэнсисом Остеном, который только что вернулся из плавания на Восток.
Жизни Шютов и Остенов соприкасались достаточно тесно. Вайн располагался в приходе Шерборн Сент-Джон, где Джеймс Остен был викарием и бывал у них к ужину — один, без жены — практически каждую неделю. Он охотился с братьями Шют и, как и его супруга, пользовался подписью Шюта, чтобы франкировать свои письма*. В дневниках Элизы Шют мы находим бесчисленные упоминания о «мистере Остине» и довольно частые упоминания о прочих «Остинах»; она так ни разу и не написала их фамилию правильно. К примеру: «16 янв. [1794 г.] Бал в Бэзингстоке. Я танцевала шесть танцев с мистером Г. Остином». Очарование Генри и тут оказало свое обычное влияние, поскольку Элиза крайне редко упоминает о том, что танцевала больше двух танцев с одним кавалером. «Вт. 26 марта [1799 г.]. Ужинали у мистера Остина в комп. миссис и мисс Остин и мистера Дигвида». Под «миссис и мисс Остин» здесь подразумеваются Мэри, Кассандра и Джейн.
Казалось бы, Элиза Шют была именно той молодой женщиной, которая могла бы свести близкую дружбу с сестрами Остен, и не только потому, что сразу же сблизилась с сестрами Бигг, которые, в свой черед, были подругами Джейн и Кассандры. Она была мягкой, деликатной и часто неуверенной в себе; к примеру, очень нервничала перед появлением на балу в первое свое Рождество в Хэмпшире, давая повод матери написать ей: «Я очень рада за Вас, что в Бэзингстоке не танцуют менуэт; я же знаю, какой ужас Вы испытываете перед танцами, хотя у Вас нет ровным счетом никаких оснований для подобных страхов». В Элизе была также и интеллектуальная жилка: она достаточно знала французский и итальянский, чтобы читать на этих языках, и вполне сносно писала по-французски. Она была, как и Остены, большой любительницей романов и с удовольствием читала Фанни Берни, Уильяма Годвина, Шарлотту Смит, «Жиль Блаза» Лесажа и «Новую Элоизу» Руссо, мадам де Севинье, мадам де Ментенон, Кларендона, Вольтера, «Праздношатающегося» Джонсона и Шекспира. Она любила ходить в театры и слушать музыку; у нее дома был клавесин. Еще она хорошо рисовала; муж использовал этот ее дар, чтобы увековечивать своих любимых гончих, обосновывая это тем, что они заслуживают портретов не меньше, чем люди.
Элиза была прилежным и заинтересованным садоводом и превратила длинную галерею в Вайне в зимний сад. Она любила природу, то и дело отмечая в дневнике то «упавшую звезду», то «светлячков вдоль тропинки» сентябрьским вечером, когда гуляла допоздна, потому что погода была «божественной и луна светила так красиво», то живописный иней на деревьях в солнечный день: «деревья на солнце выглядят изумительно, сверкают и переливаются, будто сделаны из стекла или алмазов». Поездка на Бокс Хилл в сентябре 1802 года вдохновила ее на прочувствованную лирическую похвалу волшебной красоте его склонов, лесов и открывающихся видов; по ее мнению, это одно из прекраснейших мест в Англии.
Но у Элизы Шют так и не сложилась дружба ни с одной из «мисс Остин»; и пара кратких упоминаний о супругах Шют в письмах Джейн свидетельствует лишь о том, что ей не было до них никакого дела, несмотря на то что она с большой симпатией отзывалась о младшем Шюте, Томе. В 1796 году она упоминает о том, что Уильям заехал в Стивентон, фразой «интересно, с чего это ему вздумалось быть таким вежливым». Спустя четыре года она пишет о встрече с Элизой Шют и ее золовкой в Дин Хаусе так: «Они намеревались потом заехать в Стивентон, но мы прибегли к уловке, достойной сей парочки, чтобы этого избежать». Нотка враждебности звучит здесь настолько явно, что для этого должна была быть какая-то причина. Возможно, у нее возникало ощущение, что Шюты, обладатели роскошного дома и более высокого положения в обществе, нисходят до них и относятся с некоторым пренебрежением. А возможно, общение с Элизой Шют отнимало слишком много времени и внимания ее любимых Лефроев и Биггов, прогулки, совместные поездки и обеды с которыми упоминаются в дневнике Элизы с завидной регулярностью. Как бы то ни было, подругами Джейн и Элиза не стали. И это странно, поскольку Элиза Шют очень нуждалась в друзьях. Выросшая в веселой и оживленной семье, в Вайне она страдала от одиночества, которое только усугубляла страсть ее мужа к охоте. Многие записи ее дневника гласят лишь «джентльмены охотились», или «мистер Шют охотился», или просто «пустой день». Так проходили месяцы и годы, а детей все не было, и она загрустила.
После 10 лет бездетного брака, в 1803 году, она удочерила ребенка. Кузина мистера Шюта умерла, осиротив большую семью, и трехлетнюю Кэролайн Уиггет привезли в Вайн, чтобы скрасить одиночество миссис Шют. Кэролайн на всю жизнь запомнила, как рыдала, расставаясь с отцом и няней, но в Вайне она стала любимицей всех домашних, вскоре преодолела свой страх перед огромными гобеленами на стенах и в течение пяти лет спала в спальне миссис Шют. Затем ей предоставили отдельную комнату, правда, без камина; во всяком случае, таковы ее воспоминания. Она особенно любила дядюшку Тома (Шюта), который каждую зиму приезжал к ним на три месяца из Норфолка, привозя своих коней, Строптивого, Лукавого и Молнию; но никто и не подумал разрешить ей навещать свою семью и родных несмотря на то, что ее братья учились в школе неподалеку, в Винчестере. Ей исполнилось 12 лет, когда контакты с родной семьей возобновились. Это чем-то напоминает историю Фанни Прайс из «Мэнсфилд-Парка». Прослеживается несколько таких отдаленных параллелей между жизненными коллизиями Шютов и творческим воображением Джейн Остен.
-------------- * Подпись члена парламента освобождала письмо от уплаты почтового сбора; члены парламента обычно пользовались этим правом достаточно широко и свободно, франкируя частные письма своих родственников и друзей. — Прим. автора.
Элайза Интересная какая история! Уильям и Элизабет - можно сказать, родные имена. Жаль, что девушка такой скупой (мягко говоря) дневник. Предложение выгялдит как-то не очень романтично, как и ответ на него. Хотя, кто знает, что там было на самом деле.
Перепела ты шутку, на мой взгляд, очень удачно - остроумно и без скабрезности, которую бы придало фразе упомянутое под тестом слово.
Элайза Спасибо за очередной замечательно-интересный кусочек! Благодарности редактору! Элайза пишет:
цитата:
В дневнике — ни одной рискованной записи; ни слова о том, какие чувства она испытывает к мистеру Шюту; дневник отмечает лишь покупку новой зубной щетки за шесть пенсов.
То есть дневник не для себя, заведомо предполагалось, что его кто-то может прочитать. Невеселая получается эта штука, замужество...
Элайза
людовед и душелюб (с)
Сообщение: 1654
Настроение: Тону в море информации
Жаль, что девушка такой скупой (мягко говоря) дневник. Предложение выгялдит как-то не очень романтично, как и ответ на него. Хотя, кто знает, что там было на самом деле.
В том-то и дело; вполне возможно, что дневник могли прочитывать, допустим, родители, поэтому она не решалась доверить ему свои истинные чувства; а потом, уже в замужестве, подобная конспективность и краткость и безличность записей просто вошла у нее в привычку. А может, она действительно была флегмой, типа леди Бертрам (если продолжать параллели с "Мэнсфилд-Парком"); трудно судить однозначно, конечно, можно только строить догадки...
apropos пишет:
цитата:
Перепела ты шутку, на мой взгляд, очень удачно
Ой, спасибо, хорошо, если так, а то меня этот "член" как-то очень смущал. Вполне возможно, впрочем, что мистер Шют и не имел в виду ничего особенно скабрезного, т.к. слово member, как и в русском языке, имеет массу значений, от "члена парламента" (правда, с большой буквы) до вот этого самого члена, а еще может означать просто конечность; так что, может, он и вовсе про ногу говорил, хотя что-то мне подсказывает, что это не так.
Элайза
людовед и душелюб (с)
Сообщение: 1703
Настроение: Тону в море информации
Справедливо пристыженная администрацией, приношу свои извинения за очередной простой и кидаю окончание главы про соседей. Также хочу сообщить, что готова отредактированная 6-я глава, и в самое ближайшее время я ее заменю в своих предыдущих сообщениях. Моему замечательному редактору Romi — очередной низкий поклон.
Жизнь самой постоянной группы соседей Остенов документирована очень мало. Речь идет о населении деревушки Стивентон, где все дети Остенов провели первые годы своей жизни. Несмотря на столь тесное соседство, пропасть между джентри и более низкими социальными слоями — теми, по поэтическому выражению Джеймса Остена, «девятью десятыми человечества», которые были «предназначены» для труда, — оставалась абсолютной и неоспоримой. Обе стороны свято верили в то, что такую систему устроил сам Господь. Сообщая о смерти старой служанки, мать Элизы Шют в своем письме не удостаивает усопшую ни упоминанием ее имени, ни уважительным «миссис»: «Бедная старая Стивенс умерла смертью праведных, изможденная старостью, безропотно отдав свою Душу в руки Создателя». Письмо продолжается формальной фразой о том, что усопшая «исправно исполняла свой долг в том положении, которое было предназначено ей в этой жизни свыше», и завершается выражением надежды на то, что «отныне ей уготована лучшая доля».
Остены, судя по всему, несколько проще и ближе общались с теми, кто стоял ниже их на социальной лестнице. В письмах Джейн мы встречаем много упоминаний о членах семейств, населявших Стивентон. Замужних женщин, имеющих детей, она называла «достопочтенными» (Dames). К примеру, достопочтенная Стейплз (Элизабет) и ее многочисленная малышня, достопочтенная Кью (еще одна Элизабет), ее муж Уильям и четверо детей. Роберт и Нэнни Хиллиард, семья Стивенс, Мэри Хатчинс, Бетти Доукинз, семейство Бейтс, Мэттью и Сюзанна Тилбури и их четверо детей, еще одно семейство Тилбури тоже с четырьмя детишками — все они упоминаются. А еще и Дэниел Смоллбоун с супругой Джейн и восемью детьми, и двое сельских бейлифов, Корбетт и Джон Бонд, который работал на мистера Остена; а еще Литтлворты, или Литтварты. Бет Литтворт обретает более индивидуальные черты, поскольку выросший Эдвард Остен вспоминает о ней как о подруге своих детских игр, и еще она одна из немногих, чью последующую судьбу удается проследить: мы знаем, что она выросла в «довольно миниатюрную и хрупкую женщину», которая бралась за мужскую работу. Например, как-то раз она преодолела путь из Хэмпшира в Кент пешком по какому-то поручению, возможно, данному ей Остенами.
Почти все мужчины были заняты работой на ферме, получая от 7 до 8 шиллингов в неделю; стивентонским женщинам удавалось немного увеличить семейный доход за счет домашней пряжи, пока ткацкие фабрики не отняли у них этот вид подработки, сделав их еще беднее. Самые смышленые и удачливые деревенские детишки могли найти себе заработок в поместьях или пасторатах. Мальчишек нанимали для работы в конюшне или по саду и, если они хорошо себя проявляли, то могли впоследствии сделаться возницами, садовниками или даже слугами в господском доме. Самые работящие и услужливые девочки могли со временем стать доярками на молочной ферме, нянями, кухарками или горничными. Очень немногие деревенские дети имели возможность выучиться чтению и письму; их с малолетства привлекали к труду, едва они в состоянии были присматривать за стадом коров или овец либо отгонять ворон с полей. Лучшим местом, на которое можно было устроиться в том районе, где жили Остены, считалась работа на бумажной фабрике Порталов: мужчинам там платили 22 шиллинга в неделю, а женщинам — 7 пенсов в день. Кроме того, «красные дни календаря» были оплачиваемыми, что по тем временам считалось чем-то исключительным.
От деревенских не ожидалось, что они всегда и во всем должны вести себя так же, как и представители высших сословий. Джон Бонд, бейлиф Остенов, сделал своей подружке ребенка еще до того, как они поженились, и никого это, похоже, нимало не шокировало. С другой стороны, миссис Остен упоминает в одном из писем, что мистер Дигвид уволил своего слугу за то, что тот обрюхатил деревенскую девушку несмотря на то, что тот впоследствии женился на ней; мистер Дигвид «очень сожалел, что ему пришлось расстаться с этим слугой, так как он ему очень нравился — но это было правильным решением». Такого рода разногласия во мнениях, должно быть, сильно озадачивали слуг. Что касается Остенов, то они были способны на настоящую доброту по отношению к своим слугам. К примеру, когда коттедж Бондов сгорел, оставив их на старости лет без крова, Джеймс Остен приютил их у себя в пасторате и им, судя по всему, была предоставлена мансарда и местечко у очага на кухне, чтобы было где спокойно дожить свои дни. Альтернативой для них мог служить лишь работный дом, в котором сильно нуждающихся членов общины содержали на два шиллинга и шесть пенсов в неделю, выделяемых из средств прихода. Детей же разлучали с родителями и отсылали на кручение шелка или заготовку льна и конопли; и семьи бедняков зачастую готовы были претерпевать самые тяжкие лишения, только чтобы не разлучаться, что вызывало подчас удивление у господ.
Леди знали, что в круг их обязанностей входит благотворительность в пользу деревенских семей, чаще всего в виде пеленок, одежды, детских игрушек и утвари. На такие подарки очень рассчитывали, так как они являлись скорее насущной необходимостью, нежели излишеством. Миссис Квайт раздаривала пеленки почти в массовых масштабах. Джейн Остен также дарила подарки на Рождество: «Я презентовала по паре шерстяных чулок Мэри Хатчинс, достопочтенной Кью, Мери Стивенс и достопочтенной Стейплз; Ханне Стейплз — сорочку, а Бетти Доукинз — шаль». Это из письма Кассандре в 1798 году. Если учесть, что у Джейн не было собственных денег за исключением крайне скромной суммы, выделяемой ей родителями, шесть рождественских подарков деревенским женщинам заставляют предположить, что она очень серьезно относилась к обязанности помогать самым бедным своим соседям. Вполне возможно, конечно, что какая-то из этих женщин в младенчестве была ее няней.
Итак, в целом соседи Остенов, представляющие собой весьма изменчивое и пестрое живое полотно, — иногда эксцентричное, а иногда и попросту вопиющее в своем поведении — были, безусловно, весьма богатым и плодотворным пластом для романиста. Но на самом деле судьбы большинства из них оказались слишком уж яркими и экстравагантными, чтобы соответствовать писательским целям взрослой Джейн Остен. Ее письма свидетельствуют о том, что она со вниманием относилась к их жизненным перипетиям; но на страницах ее романов мы не встретим ни военных героев, ни обманно подстроенных браков, ни сумасшедших графов, ни незаконнорожденных отпрысков аристократических семейств, ни разорившихся сквайров, ни успешных фабрикантов иноземного происхождения, ни соблазненных деревенских девушек. То, что Джейн Остен брала для своих произведений из окружающей действительности, использовалось ею не впрямую, а скорее вскользь, по касательной. Нам остается лишь строить догадки. К примеру, шумное и жизнерадостное семейство Терри могло отчасти послужить прообразом семейства Мазгроув в «Доводах рассудка». Приезд в округу Уильяма Шюта мог отчасти навеять начало «Гордости и предубеждения». Дочь адвоката Хэнсона Мэри-Энн предположительно могла внести свою лепту в образ миссис Клэй, дочери «предупредительного и осторожного адвоката» мистера Шеферда, претендующей на внимание баронета. Восторженное описание Элизой Шют поездки на Бокс Хилл могло найти свое отражение в «Эмме», а удочерение ею же бедной маленькой племянницы мужа — в «Мэнсфилд-Парке». Некоторые аллюзии могут оказаться действительными, некоторые нет; совершенно очевидно лишь то, что Остен брала из жизни своих соседей исключительно те моменты, которые ей были нужны, и ничего больше; и привносила их в характеры или обстоятельства, имеющие очень мало общего с теми людьми и местами, которые были ей так хорошо известны по хэмпширскому окружению.
Элайза Жизнь была, конечно, невеселая - особенно у бедных (у которых, впрочем, всегда не слишком радостная жизнь). Но я, лично, рада, что Остин не описывала то, что ее окружало, а придумывала свои сюжеты и имела свои предпочтения. К счастью, ее более интересовали человеческие характеры, а не социальная несправедливость и пр. Иначе бы написала не ГиП, а какой-нибудь... хм... Жерминаль.
Элайза пишет:
цитата:
пристыженная администрацией
Из меня делают тирана?! Всего лишь нижайшая просьба в виде вопроса, и ничего кроме...
Иначе бы написала не ГиП, а какой-нибудь... хм... Жерминаль.
Ну, или "Север и юг", чтобы далеко не ходить. Мне тоже очень импонирует, что она не "списывала" истории непосредственно из жизни, а изобретала и фантазировала, оставаясь при этом в сугубо реалистических и обыденных рамках. Хотя, как мы видим, в жизни ее окружали такие персонажи и такие истории, которых хватило бы на десяток романов...
apropos пишет:
цитата:
Из меня делают тирана?!
(*шепотом, в сторону*): а тут и делать не надо, тиран и есть... (*громко и отчетливо*): Ни в коем разе, мэм! Как Вы могли подумать такое?..
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 367
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
В итоге - Шекспир отдыхает. 
Как ему еще дали спокойно дожить до старости, удивительно... 
Мало, но не менее интересно! 
Самой было бы любопытно взглянуть. 
Порылась в сети, но нашла только портрет внуков сэра Уильяма Хиткота, 3-го баронета (т.е. его отца, я так понимаю): 
но зато за это время отредактировалась 5-я глава, за что очередной низкий поклон моему замечательному редактору; 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
