Отправлено: 27.03.09 12:34. Заголовок: Teffi пишет: я забы..
Teffi пишет:
цитата:
я забыла добавить, что у нее был и ум, и воображение, и поощрение к писательству с детсва
Понятно, но в любом случае, все-таки не думаю, что ей было скучно. Наблюдать за людьми и подмечать их различные свойства весьма занимательное занятие.Teffi пишет:
цитата:
стал ли Моцарт композитором, если бы с детства его талант и способности не развивали".
Моцарт? Все равно стал бы, гении не могут отвертеться от судьбы...
Надина
Сообщение: 58
Настроение: Зима, зачем ты вернулась?
Наблюдать за людьми и подмечать их различные свойства весьма занимательное занятие.
Извините, но я почему-то вспомнила мисс Марпл, ей тоже не надоедало изучать человеческую природу. Может, пример Джейн Остин лишний раз показывает, что талантливому писателю, чтобы захватывающе писать, вовсе нет необходимости иметь полную приключений жизнь. Помните, как в "Турецком Гамбите" журналист говорит: "Чтобы написать хороший фельетон, не нужна тема, нужно просто уметь хорошо писать". И тут же доказывает это написав статью на тему: "Старые сапоги".
Может, пример Джейн Остин лишний раз показывает, что талантливому писателю, чтобы захватывающе писать, вовсе нет необходимости иметь полную приключений жизнь
Именно. И в повседневности можно найти захватывающее, стоит лишь присмотреться...
Элайза
людовед и душелюб (с)
Сообщение: 2257
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 30.03.09 22:36. Заголовок: Продолжение 14-й гла..
Продолжение 14-й главы:
А тем временем в Кенте Кассандра тоже посещала балы, включая также и тот, который удостоил своим посещением принц Уильям, племянник короля. Джейн же провела тихое Рождество в Дине вместе с Харвудами, а двумя днями позже развлекала у себя дома Дигвидов и Джеймса — «полагаю, мы будем являть собою милое и тихое сборище», а в первый день нового 1799 года присутствовала при крестинах своего нового племянника, которые состоялись в Дине. Новости о продвижении Фрэнка по службе вызвали множество поздравлений, а потом последовала целая череда вечеров и даже большой бал, который давали Дорчестеры в Кэмпшотт Парке. Элиза Шют отметила в своем дневнике, что бал был очень хорош, подавали суп и сэндвичи, и она оставалась там до трех часов ночи; ну а Джейн уехала гораздо раньше, вернувшись в дом своего брата в Дине, где они с Мартой Ллойд провели остаток ночи, дружески проболтав в одной постели; гостьям отвели кровать в новой детской комнате, а ребенка вместе с няней по такому случаю выселили спать на полу.
В январе в письмах Джейн снова появляется ее регулярный предмет для иронических подтруниваний: «Мне вдруг пришло в голову… что я уже достаточно долгое время храню молчание о здоровье моей матушки, хотя я полагаю, что ты сможешь без труда предсказать в точности ее состояние — ты, которая угадывала и гораздо более странные вещи. Она чувствует себя относительно неплохо… Она сама сообщит тебе о том, что в настоящее время ее беспокоит ужасающий холод в голове… и т.д.» Как выяснилось, и Эдвард в Годмершеме тоже страдал от плохого самочувствия. Он унаследовал дар своей матери изобретать весьма интересные симптомы, включая «жар в руках и ногах», а также «жалобы на кишечник, изнеможения и дурноту». Он планировал отправиться весною в Бат вместе с Элизабет и двумя старшими детьми, и пригласил свою мать и Джейн присоединиться к ним.
Джейн до этого уже один раз бывала в Бате, в гостях у дяди и тетки Ли-Перротов, но это было в дождливом и сумрачном ноябре; кроме того, у нее была веская причина желать вернуться туда, поскольку большая часть действия книги, над которой она работала в тот момент («Нортенгерское аббатство»), происходила как раз в Бате. Кэсс вернулась из Кента в марте и приняла на себя управление домашними делами, а Джейн с матерью стали готовиться к майскому путешествию в западном направлении.
Бат в то время все еще считался самым знаменитым курортом в Англии; за последние 60 лет вокруг римских развалин и церкви, сохранившейся от аббатства XV века, разросся современный город, которому везло на планировщиков и архитекторов, возводивших стройные ряды роскошных новых улиц и террас над петляющим руслом реки Эйвон. Сообщение между Лондоном и Батом было лучшим в Англии — дорога содержалась в безукоризненном состоянии; и это было место, куда стремились попасть все, кто хотел и на других посмотреть, и себя показать. Челтнхэм и Брайтон изо всех сил стремились конкурировать с Батом, но им так до конца этого и не удалось. Отдыхающие приезжали принимать воды, попутно консультируясь у многочисленных врачей, тут обитающих; дядя Ли-Перрот лечился тут от подагры, а Эдвард намеревался лечиться от тех малопонятных болячек, которые ему досаждали; он собирался пить целебные воды, принимать из них ванны и даже опробовать новый вид лечения электричеством, которое осуществлялось либо искрой, либо через некое приспособление с достаточно тревожным названием «щетка для тела» (flesh-brush).
В Бате можно было также смело рассчитывать на самые изысканные развлечения. В местном театре любили выступать лучшие лондонские актеры и актрисы. Давались концерты, как на открытых площадках, так и внутри; они часто сопровождались фейерверками. В двух Ассамблеях можно было позавтракать, а по вечерам там устраивались тщательно организованные балы. В Бате имелись и библиотеки, где можно было вдоволь посплетничать за чтением газет; ну и, в довершение всего, там была публика; публика, разряженная в модные одежды, щеголяющая друг перед другом невообразимыми шляпами, экипажами, лошадьми, разговорами, покупками и всевозможными симптомами. Бат олицетворял собой кульминацию цивилизованной городской жизни, где мужчины и женщины соответствующего достатка могли проводить время в свое удовольствие и развлекаться в комфортных условиях и в достаточно однородном обществе, вдали от кучи бедняков, за которых они несли ответственность дома, в своих поместьях: горстка нищих попрошаек да редкие уличные воришки внушали не так много беспокойства.
Миссис Остен прекрасно знала этот город, так как жила здесь до замужества; ее брат, Ли-Перрот, регулярно наведывался сюда со своей супругой и снимал дом №1 по Парагон Террас, внушительный импозантный особняк с красивыми виды на окрестности. На этой террасе, как и на многих других улицах Бата, не было маленьких частных садиков, но все дома выходили на один большой общественный сад: ведь когда главным достоинством города является социальная активность, публичные сады и парки, разумеется, предпочтительнее изолированных домашних уголков.
Как в расположении, так и в укладе этого города было нечто театральное: все здесь были словно на сцене, участвовали в некоем шоу, и прекрасно отдавали себе в этом отчет. Литература так же отдавала свою дань Бату. Джейн могла встречать описания Бата у самых разных авторов: в «Эммелине» Шарлотты Смит Бат был городом, в котором можно было сохранить инкогнито, прячась на съемной квартире на время опрометчивой беременности. Героиня романа Шарлотты Леннох «Дон Кихот в юбке» Арабелла вызвала переполох, появившись в знаменитой Галерее-Бювете (Pump Room) Бата под вуалью, а затем еще один, наговорив дерзостей первым батским красавцам. Шеридан бежал из Бата со своей первой женой, а затем включил этот эпизод в свою комедию «Соперники»; да и сама Джейн уже упоминала Бат в своих Ювенилиях, в частности, в «Любви и дружбе».
Эдвард Остен и сопровождавшие его леди сняли комнаты в угловом здании на Квин Сквер, совсем недалеко от Галереи-Бювета, Верхней Ассамблеи и террасы Парагон. Миссис Остен с дочерью заняли смежные спальни на втором этаже, «две комнаты весьма приятного размера, с грязными одеялами, комфортнее некуда»; по лестнице носился котенок, а хозяйка была «толстой женщиной в трауре». Джейн, как добрая тетушка, помогла Фанни и Эдварду написать письма. Элизабет презентовала Джейн красивую шляпку; возможно, она тоже заметила на сестрах шляпки-близнецы. Они собирались посетить музыкальный гала-вечер в Саду Сидней, хотя Джейн выражает свой энтузиазм к музыке несколько странным образом: «Для меня этот концерт будет иметь большее очарование, чем обычно, поскольку этот сад достаточно велик, и у меня будет прекрасная возможность отойти достаточно далеко, чтобы не слышать его звуков». Дядя Ли-Перрот несколько переутомился и в основном отдыхал, но Джейн совершила несколько вылазок на природу со своими новыми знакомыми, по меньшей мере один из которых оправдал ее надежды, поскольку именно здесь она познакомилась с неким мистером Гулдом, очень молодым человеком, который «только что поступил в Оксфорд, носит очки и слышал, что «Эвелину» написал доктор Джонсон».*
-------- *«Эвелина» была напечатана анонимно в 1778 году; книга имела огромный успех, после которого автор вскоре открыл свое имя — мисс Фрэнсис Берни; она написала этот роман втайне от всех, даже от своего отца. Доктор Джонсон был в числе самых горячих поклонников «Эвелины» и писал, что предпочитает его всем романам Филдинга. (Прим. автора)
Элайза
людовед и душелюб (с)
Сообщение: 2258
Настроение: Тону в море информации
Отправлено: 30.03.09 22:50. Заголовок: Поискала виды Бата т..
Поискала виды Бата того времени, вот что нашла пока что, может, потом еще чего-нибудь отыщется:
Томас Малтон. Квин Сквер (Queen Square), 1784.
Энтони Уокер. Прайор Парк (Prior Park), 1750.
Бат, Галерея-Бювет (Pump Room) Автора и год не нашла, но примерно конец XVIII века.
Элайза спасибо за продолжение и за иллюстрации Бат... В романах мисс Остин - курортный город, город развлечений и праздной лени. Вот таким и представляется.
Надина
Сообщение: 81
Настроение: не люблю переход на летнее время
Нынче понедельник и, стало быть, выкладываю окончание 14-й главы:
Эдварду нужно было вернуться домой к началу июля, чтобы застать традиционный праздник дня арендатора в Годмершеме, но миссис Остен была настроена путешествовать дальше. Она хотела совершить большое турне, начав его в Эдлстропе, где жили ее кузены Ли. Ее племянник, Эдвард Купер, обосновался в Харпсдене, в семейном доме, где она провела детство, а еще одна родственница, миссис Кук, жила в графстве Суррей, в поместье Грейт Букхэм, и миссис Остен планировала объехать их всех. Джейн не испытывала никакого энтузиазма от этой перспективы и писала Кассандре, что вместо этого с удовольствием провела бы лето дома, в пасторате, в обществе их близкой подруги Марты Ллойд. Возможно, наименее заманчивой ей представлялась перспектива общения с тетушкой Кук, поскольку та только что опубликовала роман; и, хотя он вышел анонимно, членам семьи, разумеется, сообщили, кто автор, и предполагалось, что все они должны его прочесть. Действие романа «Баттлеридж, или историческое сказание, основанное на фактах», происходило в эпоху между царствованиями; сюжет в нем крутится вокруг утраченного документа, который сможет восстановить права на поместье его законных владельцев, преданных роялистов; одному из них во сне является местонахождение этого документа, укрытого в тайнике — сундуке с двойным дном. В романе есть и ряд других драматических моментов: молодую женщину похищают лунной ночью из ее любимого прибежища, грота, двое всадников, которые заточают ее в башню, где ей приходится спать на старой кровати черного дерева с вырезанными на ней устрашающими злобными мордами. Миссис Кук щедро пользовалась устоявшимися клише готических романов; в особенности она восхищалась Анной Радклифф, «королевой ужасного», ну а ее сундук с двойным дном и пропавший документ невольно заставляют подозревать, что Джейн, которая как раз работала над первой редакцией «Нортенгерского аббатства», когда был издан «Баттлеридж», не удержалась от того, чтобы немного повеселиться над тетушкиным творением. Так что вполне возможно, что в ее пародии на готические штампы слышится и отголосок родственного подтрунивания.
Как бы то ни было, Джейн уступила пожеланиям матери и отправилась сопровождать ее в поездке по родственникам. А пока они путешествовали, на семью Ли-Перротов обрушились серьезные неприятности. Богатая тетушка и тезка Джейн была уличена в магазинной краже и, хотя это и трудно представить, была отправлена в тюрьму. Хозяин одной из лавок в Бате обвинил ее в краже куска кружева. Помощник продавца догнал ее, когда она выходила из магазина с покупками, и кусок «украденного кружева» был обнаружен то ли в ее сумочке, то ли в кармане — так толком и непонятно, где именно — но она заявила, что ей его, должно быть, положили по ошибке, пока обслуживали в магазине. Владелец лавки спросил у Ли-Перротов их адрес, и они его сообщили — а через четыре дня на Парагон Террас появился констебль с ордером на арест. И миссис Ли-Перрот, которой было уже за пятьдесят (детей у нее не было), отправили в тюрьму на основании данных под присягой показаний работников лавки, с обвинением по статье, которая предусматривала в том числе и смертную казнь, поскольку цена этого злосчастного куска кружева превышала один шиллинг. На практике же, если бы ее признали виновной, ей грозила отправка в Австралию на 14 лет, что для женщины ее возраста и образа жизни было равносильно смертному приговору.
Муж поддерживал ее с непоколебимой преданностью, настояв на том, чтобы ему было позволено оставаться рядом с ней в доме тюремного смотрителя, мистера Скаддинга, в тюрьме графства Сомерсет, куда ее отправили до суда. Дому Скаддингов было, конечно, далеко до тех условий, в которых эта леди привыкла находиться: «Вульгарность, грязь, шум с утра до вечера. Эти люди, не подозревая о том, что это может вызывать у кого-то возражения, воображают, что мы очень счастливы тут находиться, хотя, надо отдать им должное, они стараются делать для этого все, что в их силах.» Дочери мистера Скаддинга иногда развлекали их игрой на музыкальных инструментах, но зато младшие Скаддинги повадились крошить кусочки тостов на почтенные колени мистера Ли-Перрота и лить пиво ему на рукава; их мать чистила нож, слизывая с него кусочки поджаренного лука; две собаки и три кошки вечно дрались из-за еды, дым попадал куда угодно, кроме дымохода, а в детской спальне, соседней со спальней Ли-Перротов, было шумно, как в Бедламе. Нужно признать, что в этих экстремальных обстоятельствах миссис Ли-Перрот не только обнаружила талант к словесным зарисовкам, почти достойным кисти Хогарта, но еще и держалась с большим достоинством. Когда миссис Остен предложила ей прислать одну или обеих своих дочерей разделить с ней ее несчастья, тетушка Джейн категорически отказалась позволить «этим элегантным молодым женщинам» страдать с ней рядом. Что бы Джейн ни думала по поводу предложения своей матери, она, без сомнения, была благодарна тетушке за ее отказ.
Среди знакомых семьи были те, кто полагал, что миссис Ли-Перрот была виновна в этой краже, и даже ее собственный адвокат злонамеренно сплетничал по поводу того, что она страдает клептоманией, и насмехался над безграничной преданностью жене Джеймса Ли-Перрота. Сохранилась и еще одна история, вроде бы подтверждающая основания для первого обвинения, про то, что она якобы пыталась украсть растение из цветочной оранжереи, хотя это вполне могли быть и пустые сплетни; это будто бы тоже случилось в Бате, но несколько лет спустя, в 1804 году. Впрочем, более общепринятой является версия, что ее обвинители пытались таким образом завлечь ее в ловушку и шантажировать, хотя, если у них и была такая цель, действовали они крайне неэффективно. Проведя 7 месяцев в семье тюремного смотрителя, она была вызвана в Таунтон, на выездную сессию суда присяжных. Миссис Остен снова предложила, чтобы ее дочери приехали к ней на суд, и миссис Ли-Перрот снова отказалась, заявив, что зал суда — неподобающее место для молодых леди. У нее у самой выбора не было, и ей пришлось предстать перед присяжными в битком набитом зале, в прямо скажем, довольно устрашающей обстановке. Она сама выступила в свою защиту, коротко, но весьма убедительно, после чего в суде были зачитаны многочисленные свидетельства и характеристики в пользу обвиняемой, а затем судья подвел итог и присяжные ровно через 10 минут вынесли вердикт «невиновна»; после чего последовали рыдания, объятия, поцелуи и вздохи облегчения. Ли-Перроты отныне были свободны, хотя их расходы за этот период приблизились к сумме в две тысячи фунтов, и никто не подал встречный иск на владельца лавки, который продолжал процветать. «У меня есть неплохие шансы умереть от популярности», — сухо заметила в письме миссис Ли-Перрот, подводя итог этому делу.
Доктор Джонсон, которым так восхищалась Джейн, авторитетно выступал в «Рамблере» против английской системы вынесения приговоров, особенно возмущаясь тем фактом, что одно и то же наказание, причем такое суровое, как смертная казнь, предусматривалось и за мелкую кражу, и за убийство. История, случившаяся с миссис Ли-Перрот, лишний раз подтверждает жестокость и абсурдность этих законов. Даже если она и была виновна, разве можно счесть справедливым наказание пожилой женщине, совершившей столь мелкое правонарушение, в виде повешения или отправки в Ботани Бэй. В ту эпоху многие женщины, осужденные за кражу в магазине, от безнадежности накладывали на себя руки. Так что миссис Ли-Перрот где-то повезло, что она оказалась такой несгибаемой стреляной птицей, да еще и с таким невероятно преданным мужем, оказавшим ей всемерную поддержку. Джейн никогда не упоминала в письмах об этом деле — естественно, в семье о нем предпочитали не вспоминать — но этот случай не заставил ее лучше относиться к этой своей родственнице. Она ее раздражала; вполне объяснимое раздражение племянницы без гроша за душой по отношению к богатой, властной и скуповатой старой тетке.
Джеймс Остен, предполагаемый наследник состояния Ли-Перротов, обещал присутствовать на судебном слушании своей тетки вместе с женой. Но вместо этого он упал и сломал ногу, попав в сильный снегопад в феврале 1800 года, и в результате не смог никуда поехать. Элиза Шют отметила в дневнике его отсутствие в церкви; вместо него службы какое-то время совершал Чарльз Поулетт. А сама Элиза была занята варкой бульонов в помощь голодающим жителям деревни. Времена для бедняков настали очень тяжелые, и им становилось все труднее сводить концы с концами. В Дине миссис Лефрой организовала «соломенную мануфактуру», где женщины и дети из окрестных сел могли заработать несколько пенсов, плетя коврики из соломки и другие мелкие предметы. Но такая благотворительность была не слишком эффективной. Элиза Шют пишет подруге о своем сочувствии к трудящемуся люду Хэмпшира:
«Бедные очень недовольны, и по вполне понятным причинам: я очень боюсь, что в этом году пшеница будет весьма недешевой, да и все остальные жизненно необходимые продукты нынче невероятно дороги; бедняк не в состоянии купить себе даже те нехитрые лакомства, которые он должен бы себе позволить: пиво, бекон, сыр. Стоит ли удивляться, что в их душах поднимается недовольство: я не считаю, что им платят достаточно, и гордость бедного человека (а почему мы должны отказывать им в гордости) уязвлена тем, что ему приходится прибегать к благотворительной помощи прихода, чтобы хоть как-то облегчить свою участь, и при этом часто терпеть грубое отношение своих надзирателей. Я считаю, что наш политический горизонт все еще весьма и весьма низок.»
Это на удивление мудрое и сочувственное письмо для супруги охотящегося на лис тори; из него следует, что она далеко не во всем разделяла взгляды своего мужа. В том же письме она не менее красноречиво выражает и свое отношение к положению жен в семье:
«Мистер Шют, судя по всему, полагает весьма странным, что я не нахожусь рядом с ним 24 часа в сутки, когда он дома, хотя ему кажется вполне естественным покидать меня либо по делам, либо для удовольствий; таково различие в положении мужей и жен. Последние считаются чем-то вроде домашних животных, и мужчины всегда рассчитывают застать их дома, готовыми встретить их на пороге; а первые, разумеется — венцы творения, свободные ездить когда и куда им заблагорассудится.»
Женщина, обладающая таким ироничным и независимым голосом, выглядит соседкой, с которой стоило бы подружиться. И в то же время между Элизой Шют и Джейн Остен по-прежнему сохраняется большая дистанция. Возможно, Джейн принимала за высокомерное снисхождение то, что на самом деле могло быть просто стеснительностью и замкнутостью Элизы; а та, в свой черед, могла находить Джейн слишком резкой и непредсказуемой и, возможно, где-то побаивалась ее и потому сторонилась. Опять же, типичный случай гордости и предубежения. Конечно, Шюты были гораздо богаче и жили на куда более широкую ногу, чем Остены; к примеру, в октябре 1800 года они посетили торжественный музыкальный вечер в Винчестере, где в кафедральном соборе было исполнено «Сотворение мира» Гайдна, и где присутствовали 500 виднейших семей графства — и Шеридан в их числе, — а после был дан большой бал. Остены не могли себе позволить развлечений такого уровня. В 1800 году они переживали достаточно трудные времена. Ферма принесла менее 300 фунтов дохода, и размер десятины также уменьшился в результате всеобщей депрессии. Как и миссис Шют, Джейн тоже пишет о подавленном настроении в округе, о бейлифах и конфискации домов, о том, что относила в деревню одежду для бедных. И хотя они старались по мере сил улучшить сад и хозяйство в Стивентоне, активно удобряли и сажали, и даже потратили средства на приобретение новых столов для дома, чувствуется, что и мистер, и миссис Остен очень устали. В ноябре ненастье повалило два больших вяза, растущих прямо рядом с домом, которые со страшным скрежетом упали на майское дерево с флюгером, которое стояло там столько, сколько дети себя помнили. Для всех это была угрюмая, тяжелая зима.
Не было в этот год и жизнерадостных визитов Генри и Элайзы. В марте 1799 года Генри с его полком отправили в Ирландию, где им надлежало охранять побережье от французов и подавлять продолжающееся недовольство среди ирландцев. Он провел там семь месяцев, в основном в Дублине, и свел там знакомство с лордом-наместником Корнуолла, официально занимающим пост губернатора Индии, но посланным правительством в Ирландию, чтобы подавить сопротивление. Такие богатые и влиятельные фигуры всегда привлекали Генри, и он явно рассчитывал, что эти знакомства могут оказаться ему очень полезны, когда он решит уйти из армии. Полагаясь на свой опыт казначея полка, он начал подумывать о том, чтобы сделаться банкиром, и уже начал обсуждать свои планы на будущее с друзьями-однополчанами.
А Элайза тем временем укрылась в небольшом домике, который она называла своим «эрмитажем», недалеко от Доркинга, в Суррее. По ее словам, теперь она предпочитала фортепьяно, арфу и книги любой другой компании; это подтверждают и принадлежащее ей печатное нотное издание «Листьев Терпсихоры», пьес для пения под арфу, и еще одно, рукописное, с записями песен Перселла, Генделя, Гайдна и Моцарта. На обоих сборниках стоит ее имя: «Миссис Генри Остен» и «Элайза Остен, 19 августа 1799 года». Ее всегдашняя веселость, казалось, изменила ей и находилась почти на нуле. Она отвечает Филе, которая написала ей с просьбой похлопотать у Уоррена Гастингса о ее брате, что испытывает «самую непреодолимую антипатию просить кого-либо об одолжениях». Ее здоровье было крайне неважным, а здоровье ее сына — и того хуже: он страдал от частых и жестоких эпилептических припадков. «Даже если его жизнь не будет ими окончательно погублена, их разрушительное влияние на его умственные способности носит самый тяжелый характер, что является для меня источником постоянной скорби.» Она грустно добавляет: «умственные и физические страдания всегда так тесно связаны между собою».
Отправлено: 06.04.09 15:26. Заголовок: Элайза История супру..
Элайза История супругов Ли-Перрот весьма поучительна... Однако... Спасибо за новый чудесный отрывок!
Надина
Сообщение: 118
Настроение: тяжелый день
Отправлено: 06.04.09 16:21. Заголовок: Элайза Огромное спас..
Элайза Огромное спасибо! Насчет тетушки Ли - Перрот: законы были еще те Однако, интересно: Элайза пишет:
цитата:
миссис Остен предложила ей прислать одну или обеих своих дочерей разделить с ней ее несчастья
О чем думала миссис Остин? Хотела угодить богатым родственникам, что ли Элайза пишет:
цитата:
таково различие в положении мужей и жен. Последние считаются чем-то вроде домашних животных, и мужчины всегда рассчитывают застать их дома, готовыми встретить их на пороге; а первые, разумеется — венцы творения, свободные ездить когда и куда им заблагорассудится.»
Так по-современному звучит.... Очень феминистические взгляды
Mirani
Сообщение: 303
Отправлено: 06.04.09 18:21. Заголовок: Элайза, большое спас..
Элайза, большое спасибо! Очень информативная глава! Я и не знала о том, что за кражу и убийство применялись одинаковые меры наказания! Наверняка было множество случаев таких вот подставных краж! Показались очень интересами взгляды Элизы Шют, её забота о бедняках. Элайза пишет:
цитата:
в октябре 1800 года они посетили торжественный музыкальный вечер в Винчестере, где в кафедральном соборе было исполнено «Сотворение мира» Гайдна
Жуткая история с тетушкой - судопроизводство тогда в Англии (да и далеко ходить не надо - в России и, думаю, в других странах) милосердием не отличалось. Покорила другая тетушка, настрочившая готический роман. Можно только представить, с каким наслаждением Джейн писала свою пародию на подобные клише.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 216
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Может, пример Джейн Остин лишний раз показывает, что талантливому писателю, чтобы захватывающе писать, вовсе нет необходимости иметь полную приключений жизнь. Помните, как в "Турецком Гамбите" журналист говорит: "Чтобы написать хороший фельетон, не нужна тема, нужно просто уметь хорошо писать". И тут же доказывает это написав статью на тему: "Старые сапоги". 
Что характерно, и Эдвард, и его матушка в итоге намного пережили своих супругов, не говоря уж о Джейн. 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
