Отправлено: 03.05.14 18:18. Заголовок: О спящей принцессе замолвите слово - 2
Полтора года назад я решила переделать свою сказку "В поисках принца", но так увлеклась, что... от прежней осталась только первая фраза.
Получилось нечто соврешенно новое и... почти в пять раз длинее.
Потому мне бы очень хотелось представить новую сказку на суд форумчан - узнать ваше мнение о сем опусе, выслушать критические замечания и, может быть, советы и возражения.
Вот ведь, как важен взгляд со стороны. Я все опасаюсь завязнуть в излишнем разжевывании и не улавливаю, когда необходимо отдельные факты, разбросанные по тексту и подсознанию автора, суммировать в одном месте. Хелга пишет:
цитата:
Принц, вероятно, совсем неплох
Он сомнителен (с)... Хелга пишет:
цитата:
Сони сразу стал загадкой, такое ружьецо
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30756
Отправлено: 22.04.15 22:33. Заголовок: Юлия пишет: Я все о..
Юлия пишет:
цитата:
Я все опасаюсь завязнуть в излишнем разжевывании и не улавливаю, когда необходимо отдельные факты, разбросанные по тексту и подсознанию автора, суммировать в одном месте.
Это, мне кажется, проблема многих пишущих - опасения слишком много раскрыть читателю и уверенность в его проницательности. Вполне справедливые, но часто ошибочные.
С войной теперь, да, намного понятнее (что ее еще нет), хотя захваченные территории - это серьезно, и намерения султана выглядят достаточно устрашающе (а посла отозвать ведь можно в любой момент, в общем, на то времени много не требуется). А если - как вариант - оставить только пиратские разборки? Только из-за них у короля уже есть веские основания позаботиться об укреплении береговой охраны и усилении армии, а дополнительный флот будет весьма кстати, дабы отбить охоту у султанских кораблей нападать на моряков Аустеррии. Как мне кажется. Хелга пишет:
цитата:
Принц, вероятно, совсем неплох
Авантюрист прямо какой-то. И хитрец. А его отношения с матерью и его ревность к ней тоже как-то заставляют задуматься, нет ли тут комплекса Эдипа. Юлия пишет:
цитата:
разворошив носком туфли листву, под которой спрятался выросший в чьем-то сне гриб.
Очаровательная картинка!
Из тапков только один - и тот условный.
цитата:
Повинуйтесь, – она шутливо указала ему веером место у ее ног.
У своих ног - ?
Жду продолжения! Очень интересно, что там принц замышляет. Кстати, еще подумалось (и забеспокоило): ведь это, получается, последний шанс Шаула (и Элизы). Больше принцев нет - или чего их искать, если Дамон, вроде как, уже собирается в путь. С другой стороны, Шаулу надо было бы подстраховаться и подыскать еще парочку принцев, готовых разбудить принцессу. Ведь если Дамон по каким-то причинам не сможет выполнить свою миссию (не доберется вовремя или не полюбит ее, а последнее вообще представляется сомнительным, исходя из характера Дамона), то другие рядом не помешали бы, так сказать. Как запасной вариант.
хотя захваченные территории - это серьезно, и намерения султана выглядят достаточно устрашающе
Имелось в виду, что эти острова не принадлежали Аустеррии. Я пока уточнила так:
"Но недавно чаша весов в этом неустойчивом равновесии стала склоняться в пользу султаната. Захватив несколько островных королевств, султан весьма опасно приблизился к границам Аустеррии. Пиратские нападения султановских галер на корабли короля Дерелье стали происходить все чаще. И теперь значительная часть боевых кораблей некогда сильнейшего флота во всем Южном море была потоплена или приведена в негодность. Султан смог практически запереть флот Аустеррии в ее акватории".
А после следующего отрывка с принцем можно будет вернуться к этому моменту, если все-таки не уравновесятся резоны.
apropos пишет:
цитата:
Авантюрист прямо какой-то. И хитрец. А его отношения с матерью и его ревность к ней тоже как-то заставляют задуматься, нет ли тут комплекса Эдипа.
apropos пишет:
цитата:
Больше принцев нет - или чего их искать, если Дамон, вроде как, уже собирается в путь.
Так Шаул вроде и не ищет, хоть и недоволен приобретением. apropos пишет:
цитата:
Шаулу надо было бы подстраховаться и подыскать еще парочку принцев
А потом бросать жребий. Или всех забрать в гарем
Юлия
Сообщение: 1723
Отправлено: 10.05.15 18:11. Заголовок: *** Короткий зимний..
***
Короткий зимний день клонился к вечеру, заливая все синевой. Агата щелкнула пальцами и в подсвечниках затеплились свечи, тяжелые шторы на окнах сомкнулись, отгораживая комнату от неприютной зимней ночи. Но озабоченность не сошла с ее лица, и брови еще больше сошлись к переносице.
– Не стоит так терзаться, милая фея Агата, – мягко попенял магистр оффиций.
Он сидел напротив в таком же кресле у камина. И яркий огонь делал его румяное лицо еще румяней.
– Агата переживает от бездействия, – объяснила Реву Селина. – Она не привыкла сидеть сложа руки. А вы утверждаете, что сейчас мы ничем не можем помочь Элизе. – Уверен, что у вас и в этом мире достаточно забот, – сочувственно проговорил Рев. – Владыка Шлаф пока не обратил внимания на нашу принцессу. В противном случае у меня есть распоряжение владыки Траума. Вот тогда ваша помощь и понадобиться. А сейчас нет смысла волноваться понапрасну. – Вы считаете возможным, что владыка Шлаф не знает об Элизе? – удивилась Селина. – Нет, нет, – возразил Рев. – В нашем мире это исключено. Просто ему не до нее. Сейчас владыка наводит порядок на границах царства – там произошли тяжелые разрушения. Но все таки я отправил вашу крестницу погостить в долину снов. Там она никого не побеспокоит. Бедняжка немного растеряна, но прекрасно справляется. Не переживайте о ней, – ободряюще улыбнулся и поднялся. – А теперь, милые дамы, я вынужден покинуть вас. Владыка Шлаф чрезвычайно пунктуален и не потерпит долгих отлучек.
Он поднялся, и Агата подала ему руку.
– Не забывайте нас, господин Рев, – улыбнулась она ему. – Я провожу вас, – поспешила Селина за гостем. – Скажите, магистр, вы ничего не слышали о Трауме? – заглядывая в глаза Реву, прошептала Селина, когда они оказались в холле.
Тот недоуменно уставился на нее.
– Но позвольте, милая, ведь он отдал за вас свою жизнь. Что еще я могу услышать о владыке? – Поверьте мне, – убежденно проговорила Селина, – он жив. – Вам бы очень этого хотелось, – вздохнув, кивнул Рев. – Вы не представляете, как я сам желал бы того же. Но, моя милая фея Селина, его больше нет. Правитель мира снов теперь – владыка Шлаф, и, уверяю вас, это не наш дорогой Траум. – Конечно, нет, – нахмурилась Селина. – Я и не думала, что он снова станет правителем мира снов. – Вы просто не понимаете, моя дорогая, как все обстоит у нас, – Рев ласково дотронулся до ее плеча. – Когда владыка Траум снял с себя венец, он отказался от самого себя. У него осталось только имя. – Как так?! – растерялась Селина. – Вы сами говорили о величии его жертвы, а теперь утверждаете, что от него осталось только имя? – Нет, нет, - поспешил ответить магистр. - Я просто вынужден был упростить, моя дорогая, чтобы вы поняли. Мы, фея Селина, неотделимы от своего призвания. Нельзя быть духом без назначения. Каждый из нас появляется на свет для решения конкретной задачи. Нет задачи – нет и духа. Сняв с себя венец, владыка Траум отказался от своего призвания, оставил свою миссию и взял на себя совершенно не свойственное духам назначение – спасение человеческой души, то есть вас, моя дорогая. А значит, он уже тогда, строго говоря, перестал быть духом. Нет, милая фея Селина, владыки Траума нет не только в царстве снов. Его вообще нет среди духов. – Нет? – оторопело переспросила Селина, не веря в приговор Рева. – Нет, – сокрушенно покачав головой, твердо ответил магистр. – Значит, он стал человеком, – едва справляясь с рыданиями, дрожащими губами проговорила Селина. – Человеком?! – всплеснул руками Траум. – Но, милая моя, это невозможно! Мы скроены совсем по иным лекалам. Здесь, в вашем мире, я могу казаться таким же, как вы, но не обольщайтесь, это – только видимость. На самом же деле… – Рев безнадежно махнул рукой и, нахмурившись, попросил: – Не мучьте ни себя, ни меня, фея Селина. Мы оба с вами любили его, и теперь нам остается только смириться перед его волей и волей Провидения. Прощайте.
Магистр поднял руку, словно защищаясь от нее, и исчез.
Селина устало сжала ладонями виски. Слезы накатились на ресницы и тяжелыми каплями побежали по щекам. Слова магистра не убедили ее. Чтобы он ни говорил, Селина знала: Траум жив. Но как ей без Рева отыскать его?!
– Зачем ты мучаешь магистра? – раздался из гостиной сердитый голос сестры.
Селина сжалась: ей хотелось избежать ссоры. Ничего не ответив, она стала тихо подниматься по лестнице, чтобы запереться у себя в комнате.
– В твоем распоряжении есть зеркало.
Селина замерла на ступеньках, не в силах поверить услышанному.
– Я уже пыталась, – сокрушенно призналась она. – Но я не знаю, кто он теперь, а без этого ничего не получается…
– Если бы ты дала себе труд изучать магию, ты бы не говорила таких глупостей, – проворчала Агата. – Когда между волшебником и другим человеком образовывается тесная связь, зеркало может использовать ее. И если не найдет, то хотя бы укажет направление к потерянному. – Направление? – неуверенно переспросила Селина и поспешила обратно в гостиную. – Зеркало способно показать связь между двумя существами – это и будет направлением, – объяснила Агата, словно нерадивому ученику давно пройденный урок. – Если ты права, он жив, значит, зеркало может указать путь к нему. – Но как заставить его работать? – воззрилась она на нее. – Задача непростая, – кивнула Агата. – Но не думаю, что у нее совсем нет решения.
В ее глазах зажегся знакомый Селине огонек – сестра обожала решать головоломки.
– Надо покопаться в книгах, но думаю, что принцип все тот же – зеркалу нужны факты. Что ты помнишь из вашего путешествия? – Ничего, – сокрушенно проговорила Селина. – Совсем ничего? Ты поражаешь меня, – раздраженно проговорила Агата. – Если ты ничего не помнишь, зачем ты всем морочишь голову тем, что он жив?! – Я знаю это! – отчаянно воскликнула Селина. – Так потрудись припомнить что-нибудь конкретное, – наставительно порекомендовала сестра и, поднявшись с кресла, направилась в библиотеку.
Селина осталась одна. Опустившись на покинутое Агатой кресло, она уставилась на пламя камина. "Почему говорят "огонь любви"?" – вздохнула она. В ее представлении любовь – это нежная прохлада и бархатная бесконечность звездного неба.
***
По прошествии полутора недель заключение Шаула и Сони в королевском дворце подошло к концу. Под покровом ночи в строжайшем секрете они вместе с немногочисленнойя свитой принца взошли на корабль. Это была, как успел заметить Шаул, маленькая трехмачтовая шебека, маневренная и быстроходная. Пассажиры вынуждены были находиться в крохотных каютах до восхода, когда судно снялось с якоря и вышло в очередной каботажный рейд, как один из тех кораблей, что охраняли берега Аустеррии, и так же, как и те, направилось к ее северо-западной границе. Все это было проделано в страшной тайне, чтобы ни шпионы султана, ни его корсары, бороздящие воды Южного моря, не помешали исполнению задуманного плана. Весь последующий день путешественники провели взаперти, и лишь когда, стремительно изменив курс, корабль вышел в открытое море, они смогли покинуть свои каюты.
Им предстояло в течение недели пересечь залив, омывающий западный берег полуострова - да так, чтобы не встретиться с кораблями султана, - направляясь к островам Рыцарей, где те уже не чувствовали себя в безопасности. А оттуда они, не опасаясь нападения, смогут добраться до материка и высадиться в ближайшем порту.
Едва рассвело, но пассажиры шебеки были уже на ногах, сильная качка не дала ночью сомкнуть никому глаз. Усталость усиливала напряжение. Шаул поспешно покинул каюту и поднялся на палубу, чтобы хоть немного остыть. Он только что схватился с Бруно. Было глупо и несправедливо обвинять кота в собственных злоключениях, но благоразумие всезнайки выводило из себя. Сони поднялся вслед за Шаулом и молча встал рядом, облокотившись на фальшборт. Волны, только что игравшие шебекой, словно ореховой скорлупкой, как будто услышали сердитый окрик и стихли, расстелившись перед шебекой спокойной гладью. Стрельнувшее ярким лучом из-за укутавших горизонт облаков солнце зажгло алую дорожку на поверхности присмиревшего моря и наполнило воздух розовым сиянием.
– Знаешь, а у меня такое чувство, – склонившись головой к плечу Шаула, проговорил Сони, – что нас ожидает какая-то опасная заварушка. И Элиза не достанется Дамону. – Тогда она умрет, – хмуро возразил он. – Ты не позволишь этому произойти.
Тоска о любимой стиснула грудь, и острая боль, пронзив сердце, выстрелила в висок. Сони, сочувственно глядя на него, взял за пальцы и нежно пожал их.
– Не спится, Клаверден? – услышали они голос Дамона.
Шаул с трудом развернулся, и снова получил удар невидимого клинка. Нырнув под леер, к ним подходил принц. Сони нахмурился и, чуть склонившись в поклоне, поспешил отойти. Принц проводил его долгим взглядом.
– Он не тот за кого себя выдает, да? – развернувшись к Шаулу, вдруг насмешливо спросил Дамон. – Простите, ваше высочество? – с трудом переводя дух, переспросил его Шаул. – Ваш слуга, Клаверден, – пояснил Дамон. – Он не тот, за кого себя выдает? – Он никогда и не выдавал себя за моего слугу, – холодно ответил тот. – Он мой друг.
Чуть склонив голову на бок, принц недоверчиво всматривался в его лицо, словно пытаясь отгадать, о чем тот умалчивает. Шаул, справляясь с накатившей после отступившей боли слабостью, оперся о фальшборт, но взгляда не отвел.
– Так вы любовники! – воскликнул принц, стукнув себя пол лбу. – А я не пойму, что вы скрываете. То-то вы прыгали от матушки, как ужаленный, – рассмеялся принц. – А она, бедняжка, была в недоумении.
Шаул онемел от подобной откровенности.
– Не разделяю ваших пристрастий, Клаверден, но мальчишка хорош, – снова повернувшись к Сони, проговорил принц. – Есть в нем какая-то изюмина. Жаль, что он – не девица. Была бы моей, – усмехнулся Дамон. – Да что вы, Клаверден?! Не заберу я у вас пассию. И не скажу вашим духовным патронам, – заговорщицки добавил он. – Вам не хватает собственных тайн, принц? Вы выдумываете чужие? – холодно поинтересовался Шаул. – Выдумываю? – насмешливо поднял бровь принц. – Нет, я не выдумываю, я подмечаю, и запоминаю. Чужие тайны – это прекрасное оружие, которым в совершенстве должен владеть правитель.
После этой нелепой выходки принца Шаул еще больше ополчился против Дамона и всячески избегал его. И когда после недельного плавания они наконец миновали самый опасный участок пути вблизи острова Илиас, Шаул совсем приуныл, близость спасительных вод западной части Южного моря только подхлестывала его ревнивое отчаяние.
– У этого человека нет чести. И он, не скрывая, признается в этом, - в который раз обрушился он на принца. – Брось, Шаул. Пусть тешится нашей тайной, – подшучивал над ним Сони. – По крайней мере отстанет от нас. – Мне не до смеха, Сони, – досадливо поморщился он. – Шаул, успокойся и перестань метаться, – выговорил ему Бруно. – Ангелов с крыльями ты не найдешь на земле. Власть – тяжкое бремя, и никто не сможет нести его, не замарав рук, тем более в такие трудные времена ситуации, какие выпали сейчас правителям Аустеррии. – Бруно, причем тут трудности? Он открыто признался, что считает шантаж приемлемым средством! – Хорошо. Что ты предлагаешь? – скептически сощурился Бруно. – Не знаю, – безнадежно проговорил Шаул, проведя рукой по волосам.
Он гонится за призраком: никакого прекрасного принца не существует. «Да кто же, ради всего святого, должен разбудить Элизу? Облеченный властью или рожденный на королевском ложе?»
– Да сможет ли этот шантажист Дамон разрушить колдовские чары? – Принц должен полюбить принцессу, насколько мне известно, – протянул Бруно. – А любовь совсем не связана с какими-то высочайшими достоинствами, любят и негодяи, и преступники, и лжецы. – Любовь не зависит от достоинств, – кивнул Шаул. – Так почему она должна зависеть от крови? – Ну это уж не ко мне вопрос, – вздохнул Бруно. – Феи романтичны, как все женщины. Возможно всему виной романтика… – Мы ищем того, кого и быть не может, – с досадой прервал его Шаул.
Раздавшийся грохот поглотил его последние слова.
– Что это? – испугано воскликнул Сони.
Они услышали топот ног по верхней палубе, зычный свист боцманской трубки и крик вахтенного офицера.
– Надо узнать, что случилось, – прислушиваясь, проговорил Сони и выскользнул из каюты.
Шаул поспешил за ним.
На палубе царило возбуждение. Матросы суетились у парусов, меняя направление хода шебеки. Шаул слышал, как внизу хлопают, открываясь, крышки оружейных портов, и грохочут по батарейной палубе, выкатываясь, тяжелые пушки. На баке и полуюте возле орудий возились бомбардиры.
– По левому борту корабль султана, – подбежал к Шаулу Сони. – Я знал, что что-нибудь случится!
Вглядываясь вдаль, Шаул заметил большую трехмачтовую галеру с зеленым флагом. Она неслась с поднятыми веслами на всех парусах им наперерез. Шебека легла на левый глас, круто меняя курс. Быстрое маневренное судно принца имело все шансы уйти от тяжелой галеры. Но тут прозвучал резкий хлопок, у правого борта вражеской галеры появился дым, и через мгновенье дикий свист и грохот раздался над их головами. Шаула и Сони окатило деревянными щепами и водой. – Вниз, Сони, – присев от неожиданного удара, Шаул схватил за рукав остолбеневшего мальчика и потащил к тамбуру. Прежде чем спуститься он оглянулся: пролетевшее над их головами ядро задело бизань-мачту и разорвало нижнюю шкаторину паруса и несколько шпрюйтов.
Морской бой между судном принца и настигающим его кораблем султана длился недолго. Противный ветер мешал легким бортовым пушкам шебеки наносить сколько-нибудь серьезный ущерб вражескому судну. В то время как ядра, выпускаемые из тяжелых пушек батареи полубака галеры, поддерживаемые тем же зюйд-остом, снесли грот-мачту шебеки, привели в негодность снасти, пробили борт. Ход судна был замедлен. Галера догоняла шебеку, не переставая обстреливать ее. Но не все еще было потеряно, подпустив вражеское судно ближе, шебека могла дать залп из своих двендцати-фунтовых пушек с кормы. Но когда корабль противника оказался под ударом, принц приказал поднять белый флаг.
– Почему он сделал это?! – вытаращив на Шаула глаза, воскликнул Сони. – Откуда я знаю! – огрызнулся тот, недобрые предчувствия завязали внутренности тугим узлом.
Взяв шебеку на абордаж, янычары султана, словно саранча, в мгновение ока заполонили ее. Принц приказал не оказывать сопротивления. И команда вместе с пассажирами с недоумением взирали на диковинных солдат, бесшумно заполняющих палубу. Издавая короткие гортанные звуки, один из них, по-видимому, старший, отдавал приказания. Их яркая одежда, войлочные белые шапки с длинными хвостами и перьями на макушке, смешной каркающий говор – все это выглядело карнавальным представлением, пока заартачившийся молодой моряк не отказался выполнять приказ опуститься на колени, и тут же острая кривая сабля янычара скользнула по его шее. Матрос упал, захлебываясь собственной кровью.
– Ох! – вырвался стон у пораженного Сони, и мальчик уткнулся в плечо Шаула, словно тот мог защитить его от этого кошмара.
Глава янычар что-то опять крикнул и погибшего тут же выкинули за борт. Больше никто не спорил с иноземцами. И уже за четверть часа корабль был в полной власти этих людей. Матросы были связаны и усажены на баке. Офицеры с капитаном – разоружены и оставались на шканцах. Шаул и Сони вместе со свитой принца, окруженные шестью янычарами, – на небольшом свободном пространстве у сломанной грот-мачты. Никого из них не тронули.
– Зачем вы это сделали? – оказавшись около принца, не удержался Шаул. – Не все сразу, Клаверден, – не глядя на него, сухо ответил Дамон, ухмылка сошла с его лица, он был бледен, но спокоен.
Над палубой снова раздался зычный гортанный вскрик командира янычар, и воинственные иноземцы склонились в земном поклоне. По деревянным мосткам, выложенным между кораблями, на борт шебеки поднялся какой-то господин. Перед ним шествовал слуга, в руках которого была странного вида булава, украшенная выкрашенными в синий цвет копной конских волос. Движения сановника были неспешными и плавными, сообразно пышному наряду. Широкие шелковые шаровары, собранные у щиколотки тяжелыми складками, закрывали голенища сапог из тонкой кожи, делающим шаги его совсем тихими. Богато расшитый серебряной нитью селадоновый кафтан с покрытыми лазурью пуговицами препоясывался широким пурпурным кушаком, свободные концы которого, украшенные кистями, почти касались сапог. Поверх кафтана на нем было надета длинная сапфировая кашемировая долма, подбитая серебристым мехом, с длинными распахнутыми крыльями рукавов. На голове возвышался белоснежной горой шелковый тюрбан, украшенный золотой брошью с изумрудами. Тонкие пальцы сулатновского визиря, как окрестил его про себя Шаул, были унизаны перстнями.
Сановник приблизился к принцу, стоявшему впереди своей свиты, и оказался даже несмотря на свой тюрбан, не многим выше. "Агырмадагэ", – прошептал на ухо Шаула Сони, коверкая непонятную речь иноземцев. Но вопреки ожиданиям, султанов сановник заговорил совершенно ясно и четко на понятном пленникам языке:
– Я рад приветствовать вас, принц Дамон, – слегка качнул он чалмой. – Юсуф-паша, – с обычной своей улыбкой ответил принц. – Как мило с вашей стороны встретить меня.
Шаул не мог поверить своим ушам: принц Дамон был в сговоре с султаном, врагом Аустеррии?!
Они перекинулись еще несколькими фразами, и сановник пригласил принца и его свиту к себе на галеру.
Огромная двухпалубная галера была словно плавучий дворец. На верхушке грот-мачты полоскался зеленый с золотыми звездами флаг султана. Белоснежные паруса были затканы серебряным полумесяцем в хороводе звезд. Позолота, яркий затейливый орнамент росписей, мягкие ковры, атласные подушки, переливающиеся муаром драпировки шелковых портьер... Богатство убранства галеры не шло ни в какое сравнение с военной простотой шебеки. Но Шаула не волновало искусство восточных мастеров, он был подавлен безвыходностью их отчаянного положения. Все раздражало его: и незнакомая гортанная речь, и холодные презрительные взгляды янычар, и бьющая в глаза роскошь, и высокомерная вежливость Юсуф-паши. Дамон с треском провалил его план, оказавшись в сговоре с султаном. Шаула лихорадило. И злость, и страх, и отчаяние мешались в горячечный коктейль, отравляли кровь и не позволяли трезво осмыслить положение.
Наконец пленников оставили в покое, разместив в каютах. Сони и Шаулу досталась небольшое помещение, застланное коврами и подушками. Один низенький широкий столик – был единственным предметом мебели. Их дорожные сумки были свалены здесь же в углу среди подушек. Бруно нигде не было видно.
– Где наш кот? – спросил Сони сопровождавшего их янычара.
Но тот, ответив равнодушным пустым взглядом, развернулся и покинул каюту, скрывшись за тяжелой занавеской, заменяющей дверь. – Они рылись в наших вещах! – возмущенно воскликнул Сони, раскрыв сумки. – Стоит ли удивляться? Мы их пленники, – раздраженно ответил Шаул.
Его перебило тихое короткое мяуканье, и среди подушек показалась серая плюшевая морда.
– Бруно, какой ты молодец! – воскликнул Сони и подхватил невесть откуда появившегося кота на руки. – Как ты нас нашел? Ты понимаешь, что говорят эти злодеи в перьях? – К сожалению, мне не знакомо их наречие, – мурлыкнул Бруно, растаяв от нежных поглаживаний Сони. – Стоило попасть в плен к янычарам султана, чтобы услышать от тебя признание в собственном невежестве, – по привычке поддел кота Шаул. – Что будем делать? – Непростой вопрос, – проговорил тот, игнорируя неуместную остроту. – Яснее ясного – принц в сговоре с людьми султана, – зло процедил Шаул. – Интересно, какую роль отвели нам в этом милом спектакле? – Ничего хорошего от них не дождешься, – брезгливо проговорил мальчик, спустив с колен Бруно. – По горлу саблей – и в море! – Ты слишком впечатлителен, мой молодой друг, – мурлыкнул Бруно, подставляя голову под ладонь Сони. – Бруно, мы в плену, и стремительно удаляемся от нашей цели! – раздраженно возразил Шаул. – Ты не предполагаешь, что это только видимость? – Бруно! – взревел Шаул. – Сейчас не до твоих экивоков. – В той земле, в которую мы направляемся, тоже есть принцы, – терпеливо объяснил Бруно. – Ты хочешь отдать принцессу султану? – уставился на кота Сони. – Принцу, - ответил Бруно – Ты невыносим! – набросился на него Шаул. – Тише! – шикнул на них Сони. – Нас подслушивают…
Быстро обернувшись, Шаул заметил, как качнулась занавеска, отделяющая вход в их каюту. Он выскочил следом, но никого не увидел, и вышел на палубу. Там деловито сновали матросы, подбирая рифы. Галера изменила курс и теперь при встречном ветре шла на юг, надо полагать, к северным рубежам султаната. Слажено работали гребцы на нижней палубе, синхронно взмахивая и опуская весла. На баке у батареи сидели янычары, греясь на солнце. На полуюте под балдахином он увидел Юсуф-пашу и заметил мелькнувший острый заинтересованный взгляд, как будто бы обращенный на него. Шаула обернулся – у грот-мачты стоял Дамон.
– Клаверден! – окликнул его принц. – Чудесная погода, не правда ли? Нам стоит пройтись. Боюсь, наша свобода передвижений будет слегка ограничена в ближайшее время. Так что не будем упускать возможность, пока она существует.
Принц взял его под руку и повел в сторону бака. Шаул не противился, ему необходимо было поговорить с принцем, хотя один вид того вызывал у него раздражение и злость.
– Подумать только, – не удержался он, – мне всегда казалось, что обладание собственным судном значительно расширяет свободу передвижений. Или прогулка по палубе вражеского корабля вполне удовлетворяет границам вашего понимания свободы?
Шаул оглянулся на плененную шебеку принца, шедшую в фарватере корабля султана.
– На сегодняшний момент, – невесело усмехнувшись, ответил Дамон.
Не доходя до бака, они развернулись и пошли в обратную сторону. Оторвав взгляд от расположившегося на полуюте Юсуф-паши, принц насмешливо взглянул на Шаула.
– Клаверден, сотрите чистоплюйское выражение со своего лица. Оно не идет вам. – Мне жаль расстраивать ваше высочество своим видом, но, боюсь, мое преображение потребует некоторых объяснений.
Шаул ждал ответа, но принц, словно забыв о нем, был увлечен разыгравшейся на полуюте сценой: перед Юсуф-пашой размахивая руками упал на колени, а затем простерся ниц один из его слуг. Достаточно было одного ленивого взмаха руки вельможи, и участь бедолаги была решена. Шаул с отвращением развернулся, чтобы не вдеть отвратительной расправы. Чуть задержавшись, принц последовал за ним и снова взял его под руку.
– Советую не устраивать в каюте любовных утех с вашим маленьким другом, – едва различил Шаул в шуме ветра и плеске воды тихий голос принца. – За такие пристрастия в султанате запросто можно лишиться головы.
Шаул молчал, и принц продолжил:
– Как вы догадались, Клаверден, у меня была договоренность с султаном. Конечно, я бы предпочел ваш план, но, к сожалению, в последний момент оказалось, что времени на его осуществления у меня скорее не будет. Хотя, если бы нам удалось разминуться с галерой Юсуф паши, я бы все-таки рискнул, но от судьбы не уйдешь… – Разве не вы приказали сдаться вашей команде? – Не будьте наивным, Клаверден. У нас не было шансов уйти живыми. А гибель не входила в мои планы. Так же, как полагаю, и в ваши. – Представьте себе, ваше высочество, в них не входил и плен, – огрызнулся Шаул. – Плен – это шанс, – убежденно возразил принц. – Неужели вы думаете, что мертвый вы справились бы лучше? – И каков ж результат вашего тактического хода? – ответил вопросом на вопрос Шаул, не желая вступать в бесплодный спор. – Сейчас я союзник султана, хоть и против собственного отца, – беспечно пожал плечами Дамон. – Прекрасная фабула для трагедии, – обозлился Шаул, убедившись, что принц не задумываясь отказался от своего обещания спасти Элизу ради достижения собственных целей. – Без сомнения ваша матушка по достоинству оценит ее.
Принц резко остановился и взбешенный уставился на Шаула.
– Заткнитесь, Клаверден! – прохрипел он, но, быстро овладев собой, снова взял его под руку и продолжил: – Заткнитесь и слушайте. Я не обязан откровенничать с вами и делаю это просто из любезности. План отца совершенно провальный. Когда султан нападет на Аустеррию – а это вопрос нескольких недель – оборона не устоит, королевство будет разграблено и уничтожено в течение нескольких дней. Но если я встану во главе войска султана, как его будущий наместник, то смогу ограничить количество этих кровожадных головорезов, убедив султана и его советников в доскональном знании оборонительных мер. И тем самым предотвращу насилие и грабеж. А став наместником, я разгромлю его с помощью флота, который, уверен, подоспеет к следующему году. – У вас есть флот? – удивленно воззрился на него Шаул. – Я отправил несколько человек через перевал с щедрыми предложениями на север. Так или иначе, но у меня будет флот с новыми кораблями и новыми пушками. Я заключу союз с рыцарским флотом и флотами других прибрежных королевств. Все вместе мы сможем противостать султану. Я выкину его из Аустеррии и соседних островов. – Смелый план. Жаль его исполнение зависит от слишком многих неизвестных, - скептически усмехнулся Шаул. – Вы считаете султана настолько наивным, чтобы тот предоставил своему наместнику описанную вами свободу действий? Я бы на вашем месте серьезно призадумался о том, сдержит ли вообще султан свое слово назначить вас тем самым наместником, когда Аустеррия вашими стараниями будет лежать у его ног. – Вы правы, они хитры и лживы, но у меня тоже есть шпионы, и я знаю слабые места султана. И мой Блуффо знает толк в их восточной хитрости. К тому же вы поможете мне, взяв на себя наследного принца. – Каким это образом? – неприязненно поинтересовался Шаул, не желающий участвовать в аферах принца. – Вы отвлечете мнительного Фаруха своей историей о спящей принцессе. – Вы с ума сошли?! – не мог поверить Шаул собственным ушам. – Отнюдь, Клаверден, – покачал головой, улыбнувшись Дамон. – Фарух чертовски подозрителен, фанатично религиозен и настроен против всяческого сотрудничества. Он желает превратить нас всех рабов. И может смешать мне карты. Но вам он подходит. Фарух – самый настоящий принц. Он старший сын султана. Я уже рассказал Юсуфу о вашей принцессе. – О, небеса, – простонал Шаул. – Зачем?! – Затем, чтобы у вас появился шанс выполнить то, что ждут от вас ваши патроны. Юсуф – главный советник принца Фаруха. Не скажу, что пожелал бы такого мужа своей сестре. К тому же, насколько я знаю, принц уже имеет немалый гарем. Но он не ограничен в количестве жен, и может разбудить еще десяток принцесс. Вам решать, как воспользоваться этим шансом.
Шаул потерял дар речи. Похоже Дамон и сам не понимал, куда завел его собственный цинизм. Но стоило ли удивляться его плану в отношении далекой принцессы, когда тот не моргнув глазом предал собственного отца?
– Вы чрезвычайно дальновидны, ваше высочество, – наконец процедил Шаул. – Но не кажется ли вам, что ваш отказ спасти принцессу, никоим образом не предоставляет вам полномочий решать ее судьбу, тем паче распоряжаться независимостью Содружества! – Не будьте идиотом, Клаверден. Принцу нечем угрожать вашему Содружеству. Я оказал вам любезность, представив вас как посланника с чрезвычайно выгодным предложением. К тому же вам не из чего выбирать. Для достижения поставленной цели надо использовать те средства, которые у вас есть. – Вы, ваше высочество, по всему, большой мастер в этом, – зло процедил Шаул. – Да, – ничуть не смутившись подобным выпадом, улыбаясь, ответил Дамон. – И я добьюсь своей цели. – Желаю удачи, – стиснув зубы в бессильной злости, поклонился Шаул. – Чтобы вы обо мне не думали, Клаверден, я тоже желаю вам удачи. И хочу предостеречь вас. Вы наивный романтик, сиятельный граф. А это свидетельствует либо о глупости, либо о нежелании видеть очевидное, что сродни все той же глупости. Очнитесь и взгляните жизни в лицо. Она не прекрасная благородная дама, а хитрая, жадная куртизанка. Заплатите ей и вы получите все ее прелести. – Боюсь, ваше высочество, мне не по карману такая расточительность, – холодно проговорил Шаул.
Вот так поворот с принцем! Ожидала от него какой-либо пакости, но такой... Мерзавец! Куда же уведет беднягу романтика Шаула это путешествие? Грустное такое зрелище - эти принцы, куда не кинь - всюду клин. И чем этому Дамону Сони не угодил? Угнетает направленность мыслей принца.
Но ужасно нравится мысль Селины о том, что Траум мог стать человеком. А действительно - куда может уйти дух? В плоть и кровь грешные.
Какой сюрприз! Я думала, ты еще отдыхаешь вдали от ужасов цивилизации
Хелга пишет:
цитата:
Вот так поворот с принцем!
Надеюсь, он (поворот) выглядит органично (с точки зрения характера принца) и не слишком легковесно (в смысле самой идеи предательства ради спасения).
Хелга пишет:
цитата:
Куда же уведет беднягу романтика Шаула это путешествие? Грустное такое зрелище - эти принцы
Следующий принц особенно хорош в описании Дамона
Хелга пишет:
цитата:
И чем этому Дамону Сони не угодил?
Наоборот, он ему симпатизирует в каком-то смысле. Хотя Сони его занимает в самой малой степени - у него своих забот хватает. Но когда тот попадается ему на глаза, то его цепляет непонимание. Этот отрок явно не на своем месте, а чем это обусловлено, Дамон понять не может – он-то привык контролировать и моделировать ситуации, и какие-то тайны его не устраивают, как принцип. И свобода (не называть себя и хранить свои тайны), которую Сони предоставил Шаул, для него просто - слабость и глупость, да и не очень-то он и верит в эту свободу. И когда он видит, как Сони с нежностью пожимает руку Шаулу, он наконец находит объяснение всему их поведению.
Хелга пишет:
цитата:
Угнетает направленность мыслей принца
Какое именно?
Хелга пишет:
цитата:
А действительно - куда может уйти дух? В плоть и кровь грешные.
В смысле если уж Провидение наказует, то так, что мало никому не покажется?
Да уж... так хорош, что дух захватывает. Бедная Элиза.
Юлия пишет:
цитата:
И когда он видит, как Сони с нежностью пожимает руку Шаулу, он наконец находит объяснение всему их поведению.
Юлия пишет:
цитата:
Какое именно?
Так вот это именно и угнетает - найденное прекрасным Дамоном объяснение. Юлия пишет:
цитата:
Надеюсь, он (поворот) выглядит органично (с точки зрения характера принца) и не слишком легковесно (в смысле самой идеи предательства ради спасения).
Поскольку мы знакомы с принцем поверхностно плюс его уже проявившаяся непомерная самоуверенность, то действия его не слишком меня удивили - ждала от него пакости.
Юлия пишет:
цитата:
В смысле если уж Провидение наказует, то так, что мало никому не покажется?
Как-то так.
Юлия пишет:
цитата:
Я думала, ты еще отдыхаешь вдали от ужасов цивилизации
Вернулась. Хотя отдыхала в ужасах цивилизации, но с ограниченным доступом в ужасы всемирной сети.
Понятное дело, что Траум не может просто так исчезнуть - слишком яркая личность, Провидение не будет такими разбрасываться. А Селина должна его найти, если он сам этого не сделает. С принцем сложнее - как бы он сам себя не перехитрил. Юлия пишет:
цитата:
Надеюсь, он (поворот) выглядит органично (с точки зрения характера принца) и не слишком легковесно (в смысле самой идеи предательства ради спасения).
Вот даже не знаю, если честно. С одной стороны - от Дамона не ждешь ничего хорошего, и этот поворот\предательство вполне вписывается в его характер. С другой - как-то он наивен для своего цинизма. У него же нет никаких гарантий, что султан сдержит слово, и полагаться на обещания - верх легкомыслия, на мой взгляд. Хотя в силу собственной юности и неопытности, он, конечно, может думать, что всех хитрее и умнее, но, боюсь, сам в эту ловушку и попадет. Насчет Сони и Шаула - принц вполне мог так подумать, в принципе. Единственное что немного смутило, что Сони "нежно" пожимает руку Шаула. По идее, с нежностью мужчины могут относиться к женщинам, к детям, ну там еще к лошадям, допустим. Друг к другу же - ну, скорее, с пониманием, с поддержкой, ободрением. Другое дело, что Дамон мог принять подобный жест за нежность особых отношений. Гм. Юлия пишет:
цитата:
Имелось в виду, что эти острова не принадлежали Аустеррии. Я пока уточнила так:
Ага, вот, мне кажется, так лучше всего. Тем будут более оправданны мотивы отъезда Дамона, а история с его предательством предстанет совсем неожиданно.
Из тапков, что заметила:
цитата:
Он желает превратить нас всех (в) рабов
Предлог пропущен.
цитата:
когда тот не моргнув глазом предал собственного отца?
Он - ?
цитата:
Чтобы вы обо мне не думали, Клаверден
Что бы - раздельно, ни думали ("и").
цитата:
времени на его осуществления у меня скорее не будет
Хотя в силу собственной юности и неопытности, он, конечно, может думать, что всех хитрее и умнее, но, боюсь, сам в эту ловушку и попадет.
Хелга пишет:
цитата:
действия его не слишком меня удивили
Вот и славно. Теперь мы с ним расстаемся, и как там у него сложится - Бог его знает. Обожжется, конечно, но, может быть, пойдет ему на пользу.
Хелга пишет:
цитата:
Так вот это именно и угнетает - найденное прекрасным Дамоном объяснение.
apropos пишет:
цитата:
немного смутило, что Сони "нежно" пожимает руку Шаула. По идее, с нежностью мужчины могут относиться к женщинам, к детям, ну там еще к лошадям, допустим
Сони же - еще не мужчина, и не брутальный подросток. Тихий, понимающий, нежный - все время Бруно ласкает. А друг-то в страданьях, что ж его не пожалеть?
apropos пишет:
цитата:
Селина должна его найти
Она настроена решительно. А Рев-то лучше знает, все-таки дух, как ни как.
*** Агата протерла утомленные глаза, поднялась из-за стола, и подошла к окну. На белоснежном поле выпавшего ночью снега виднелись четкие следы – Селина кормила птиц. Чуть позже она увидела ее саму, он подходила к дому со стороны деревни и, заметив в окне сестру, приветливо махнула ей рукой - не иначе возвращалась от своих маленьких подопечных.
Жизнь Селины постепенно входило в прежнее русло. Она снова хлопотала, опекая своих крестников, которых набирала без разбору – всех, кто требовал сочувствия, нежности, утешения в бедах, даже если это была разбитая коленка или пустячная обида на старшего брата. Сама Агата не очень-то привечала учеников и выбирала подопечных с особым тщанием. Ей абсолютно чужда была теория Селины, что любой достоин участия. Пусть любому любые и помогают, а помощь феи особенная, она налагает обязательства не только на саму фею, но и на ее крестника. В духовной жизни расчет не меньше, чем за банковской стойкой – каждый вложенный грош, должен принести прибыль. Иначе благословение обернется проклятием. И в первую очередь для самого одаренного.
Но сейчас Агата и не подумала бы обвинять сестру в благодушии и наивности. Сочувствие и забота о маленьких шалопаях отвлекали Селину от грустных мыслей и бесконечных слез по Трауму.
– Траум, Траум, – прошептала Агата, возвращаясь к своим книгам.
Агата не верила в то, что бывший владыка мира снов жив. Рев довольно убедительно доказал ей, что этого не может быть. Но Селина зациклилась на своей идее найти Траума, и Агата была намерена избавить ее от этого наваждения. Пусть в своих поисках сестра сама убедится в смерти владыки. Это было горькое лекарство, но иначе Селину не вытянуть из болота, в котором та добровольно погрязла.
Чтобы найти с помощью зеркала связанное с Траумом событие, которое произошло не так давно или может произойти в будущем, Агата должна заставить Селину вспомнить хоть что-нибудь из их путешествия. Все книги сходились на том, что поиск не может быть абстрактным. Зеркалу необходимо предъявить некий факт, а лучше несколько. Выстроив по прядку свершившиеся события, оно сможет устремить их луч в будущее. Этот луч укажет, что уже произошло или, возможно, ожидается. Это была сложная магия, требующая от волшебника точности расчетов и ясности изложения.
Агата не сомневалась, что ей удастся сделать верные рассчеты и помочь Селине выловить из ее сумбурных чувств хоть что-то из ушедших на дно воспоминаний. Гораздо больше ее волновало само зеркало, что-то случилось с ним несколько лет назад, когда двое неугомонных мальчишек ворвались в Заколдованный замок. Как не старалась Агата, ей так и не удалось избавиться от проклятых искр, которые покрывали зеркальную поверхность, при любой попытке отыскать Шаула. Селина считала, что это проявление воли Провидения, отчего-то не желавшего вмешательства фей в судьбу юноши. Эту же теорию поддерживал и Рев. Но Агату не могли удовлетворить столь умозрительные доводы. Она была уверена, что это влияние колдовства. В первый же свой приход Шаул разбудил его, прочитав свиток. Во второй – он, вообще, попытался отделаться от него – пепел сгоревшего свитка до сих пор лежал в камине спальни Элизы.
Магические предметы имеют свойство впитывать магию, они чувствительны как светлому волшебству, так и к темной магии, противоположные потоки схлестываются и образуют вихри, изменяющие свойства и закономерности магии самого предмета. Нечто подобное скорее всего случилось и в старом зеркале, впитавшим магию не одного поколения сменивших друг друга фей и колдуний. Если злая магия Кольфинны, враждовавшей с обеими сестрами, каким-то образом плеснулась в зеркало, она может помешать Селине найти ее любимого Траума.
– И угораздило же ее, – пробормотала Агата и, обернувшись, увидела сестру на пороге комнаты. – Это ты про мою любовь, – недовольно поджала та губы. – Про нее самую, – вздохнула Агата. – Я могу заставить зеркало искать Траума, но ты должна предложить ему что-то большее, чем "я знаю, что он жив". – Но я действительно знаю, что он жив, – вскинула бровь Селина, но смягчившись добавила. – Боюсь, кроме этого я ничего не помню. – Ерунда, – махнула рукой Агата и приказала, указывая на одно из кресел у камина: – Зайди и сядь.
Сама она осталась стоять.
– Теперь я расскажу тебе, что мне известно от Рева, а ты попытаешься нанизать на это свои воспоминания, – начала Агата и принялась расхаживать по комнате. – Итак, когда ты умерла, Траум, обратился к своему брату Тодду и никому из нас неизвестным образом смог убедить его отдать твою душу. Душа твоя была поражена настолько, что искусство лекарей царства снов не могло тебя исцелить. Тебя отпаивали каким-то настоем, что-то там такое связанное с силой Траума, которая еще поддерживала мир снов. Когда ты едва пришла в себя, Траум завернул тебя в шелковый нефритовый плащ… – Нефритовый плащ! – воскликнула Селина. – Я помню, он укутал меня в него, когда я была в одной рубашке… – Боюсь, когда он укутывал тебя, ты была и вовсе без рубашки, – скривилась Агата.
Щеки Селины залил румянец.
– Этого я не помню, – прошептала она. – Но то было раньше, когда юный Сламбер пытался признаться мне в любви… – Еще и Сламбер! Неуемная энергия, – не удержалась она от сарказма. – Так, может быть, Сламбером и ограничишься? Его-то мы без труда найдем. – Прекрати паясничать, Агата, – нахмурилась Селина, поднимаясь с кресла. – Мне надоели твои выходки. – Не обижайся, – примирительно сказала она и взяла сестру за руки, возвращая ее в кресло. – Итак, Траум отправился на суд Провидения, чтобы в замен твоей души предложить свою. С тобой на руках он покинул мир снов, когда Рев видел его в последний раз. Ты что-нибудь вспомнила?
– Не время отчаиваться, – нетерпеливо отчитала ее Агата. – Закрой глаза и вспоминай. Это без сомнения был очень трудный, невыносимо тяжелый путь.
Но Селина, послушно прикрывшая веки, из-под которых выкатились две крупные слезы, снова покачала головой.
– Каким ты видела его?
Сестра открыла глаза и непонимающе уставилась на нее.
– Опиши мне его, – попросила Агата. – Какой он был? Высокий, низкий, брюнет или блондин, толстый… – О, нет, – выдохнула Селина, наконец обретя дар речи. – Он был очень высокий – я едва ли доходила ему до подбородка, – широкоплечий… – О, да, кто бы сомневался, – проворчала себе под нос Агата. – Кисти рук, – Селина посмотрела на свои, – у него широкие, но сухощавые с длинными пальцами.
Она снова прикрыла глаза и повела рукой так, словно дотрагивалась сейчас до его лица, как делают слепые.
– Волосы… волосы скорее русые, всегда убраны назад, но одна непослушная прядь то и дело падает на высокий лоб. Он так часто хмурится… Прямые мягкие брови и под ними… – Селина отрыла глаза и срывающимся голосом выпалила: – Он любит меня! – О, небеса, – проворчала Агата. – Продолжай, – приказала она сестре, и та, зарыв глаза, покорно продолжила описывать своего возлюбленного. – Прозрачные, как талая вода… – Все ясно, – вздохнула Агата и мысленно направила к рукам Селины сгусток магии.
Под чуткими пальцами феи появлялся портрет великого Траума. Он был, действительно, хорош, но черты его лица были уж слишком суровы. Из-под прямых бровей пристально и строго глядели глубоко посаженные с чуть удлиненным разрезом глаза. Массивный прямой нос спускался к четкой горизонтали узких губ, огибающие их носогубные складки переходили в округлую линию подбородка, лишь слегка смягчающую резкие диагонали скул. Его взгляд был тверд и непреклонен, но из самой глубины – вот чем он пленил сентиментальную Селину! – сквозила такая печаль, что можно было задохнуться.
– Достаточно, милая, – проговорила Агата.
Селина открыла глаза и испуганно воскликнула:
– О!
Прижимая руки к груди, она пыталась прийти в себя.
– Ты наколдовала его портрет, – прошептала она и, с мольбой подняв на сестру взгляд, попросила: – Я заберу его к себе, ладно?
Агата нехотя кивнула.
– Теперь постарайся вспомнить все из вашего путешествия. Любая мелочь подойдет – звук, запах… – Ничего, – протянула Селина. – Кроме звездного неба. Я вижу его во сне… – Звездного неба? – удивленно переспросила Агата, но продолжила: – Когда смотришь на него, запрокинув голову, всегда затекает шея… – Нет, – решительно перебила ее сестра и замолчала.
Агата не стала прерывать молчание, видя напряженную работу мысли, отразившуюся в отрешенном взгляде Селины. Наконец та подняла глаза и с несвойственной ей твердостью произнесла:
– Звездное небо смотрит мне прямо в лицо, смотрит многими тысячами своих блестящих глаз. Я… Мы были под этим сводом вместе. Мы были вместе! – торжествуя, словно сама только что поняла значение своих слов, воскликнула Селина, бросаясь к сестре. – Мы единое целое!
Агата почувствовала, как краска заливает ее лицо. Ее младшая сестра бесстыдно во всеуслышание заявляет о своем падении!
– Прекрати! – строго приказала она, всхлипывающей счастливыми слезами Селине. – О, Агата! Я так счастлива, – стремительно прильнула к ней сестра. – Оставь, – воскликнула Агата, высвобождаясь из ее объятий. – Как ты могла пред лицом Провидения попрать Его благословение?! Разорвать свои обеты, пренебречь своим предназначением?! Какой позор! Как вы могли?! Вы шли туда в покаянии принести жертву, а сами осквернили жертвенный алтарь своей похотью?! Ты бредишь! Этого не может быть!
Она замолчала, пытливо вглядываясь в лицо сестры, пытаясь отыскать там хоть тень сомнения в совершенном злодеянии. – Но Агата, – растерянно прошептала Селина, – что еще, кроме своей любви, мы могли принести Провидению?!
– О небеса, – простонала Агата. – Ты действительно не понимаешь, что сделала?! – Это любовь, Агата, – спокойно ответила Селина. – Соединение душ пред лицом Провидения – это любовь, и ничто не может осквернить ее. Ни мои обеты, ни твое представление о должном.
Агата задохнулась от отвращения - это бесстыжее лицемерие, прикрывающее похоть высокими словами, было совершенно невыносимо. Звон взорвавшегося мелкими осколками магического портрета великого распутника стал ее ответом забывшей о чести сестре.
Тапки еще собираю, пока просто прочитала - портрет хорош... Но Агата как-то слишком сурова - то ж не просто похоть, любовь, именно что святое чувство. Интересно, а у самой Агаты было что-то похожее в жизни, или она так чтит свои обеты, что никогда не поддавалась никаким соблазнам и ни в кого не влюблялась? (Хотя что за обеты у фей, интересно. И что вообще им разрешено, а что нет - в личной жизни. Или просто они не могут ее иметь? Никогда раньше как-то не задумывалась... )
Агата сурова. Во-первых, она изначально была против любовной истории Селины. И старательно доказывала, что этого не может быть, потому что не может быть никогда. Она смирилась лишь перед лицом смерти Селины и то, в полной уверенности, что связи-то этой конец. И вдруг оказалось, что все-таки любовь между Траумом и Селиной возможна. И не какая-то отвлеченно-непонятная (потому что и сравнить-то их между собой нельзя, не то что соединить), а вполне-таки реальная, хоть и не в предметном мире, но обретшая вполне конкретные формы. Во-вторых, она действительно весьма серьезно относится к призванию. Феи - значит феи, и никаких тебе глупостей. Она сама очень ученная и могущественная фея. Селина, конечно, с ней не сравнится. И она это знает. Но они сестры и действуют заодно. И если Селина попрала призвание подобной выходкой, то это не может не задать ее. В-третьих, обычное высокомерие воздержания, которое всегда собственную холодность превозносит как праведность и ставит себе в заслугу, а чувственную сторону любви трактует как распущенность и потворство низменной похоти. В основе же всего лежит обыкновенная ревность. Глубоко запрятанная за всеми этими рассуждениями, но это все-таки она. Селина, любимая и дорогая сестра, всегда была второй скрипкой, и вдруг она переметнулась в другой оркестр играть соло! Это просто черт знает что такое.
apropos пишет:
цитата:
Хотя что за обеты у фей, интересно. И что вообще им разрешено, а что нет - в личной жизни. Или просто они не могут ее иметь?
Я уж сама забыла, что там будет дальше. Но если Альцгеймер меня не сломил окончательно, кажется, нас еще ждут рассуждения о сути обетов. Как, наверное, уже понятно, ни одна, ни другая сестра не смирятся с толкованием другой стороны.
Юлия пишет: Агата проявилась очень сильно, в смысле, все ярче ее характер, ее суть. Суровая фея, ничего не скажешь. Юлия пишет:
цитата:
нас еще ждут рассуждения о сути обетов. Как, наверное, уже понятно, ни одна, ни другая сестра не смирятся с толкованием другой стороны.
С волнением жду дискуссий между сестрами.
Немного тапочек
цитата:
Чуть позже она увидела ее саму, он подходила к дому со стороны деревни и, заметив в окне сестру, приветливо махнула ей рукой - не иначе возвращалась от своих маленьких подопечных.
она Юлия пишет:
цитата:
каждый вложенный грош, должен принести прибыль.
Лишняя зпт
Юлия пишет:
цитата:
которые покрывали зеркальную поверхность, при любой попытке отыскать Шаула.
Лишняя зпт.
Юлия пишет:
цитата:
Во второй – он, вообще, попытался отделаться от него
Она не то чтобы суровая... Она категоричная. Ну, а здесь задели за живое. Селина на самом деле дорога ей, и она не может так просто отпустить ее с орбиты. В своей любви Селина слишком очевидно, поправ всякую условность, выходит за рамки не просто допустимого, а возможного для Агаты. А это ранит, потому и вызывает ответную жестокость.
Через несколько дней галера Юсуф-паши и следующая за ней шебека принца Дамона пристали в шумном порту острова Исола. Захватив его минувшей осенью, султан, как оказалось, именно отсюда планировал начать свою кампанию по завоеванию Аустеррии. Здесь сейчас находился его военный штаб, куда и направился Дамон со своей свитой.
С принцем Шаул распрощался без взаимных упреков. Шаул искренне пожелал ему удачи – как ни крути, а распространение султаната на север было весьма неприглядной перспективой для любого северянина. Да и что толку спорить и рассуждать на галере султана о допустимости и надежности средств спасения? Что же касается его собственной задачи, то и тут пенять на принца было бесполезно. Он сам рискнул обратиться к Дамону, и риск не оправдался. Теперь надо было искать новое решение, а не сожалеть о провале прежнего.
Простояв в порту Исолы неделю, галера наконец снялась с якоря и вышла в море. Юсуф-паша возвращался в Каразерум к своему патрону принцу Фаруху, вынужденному покинуть ставку из-за набега на западные границы султаната воинственных кочевников.
Шаул мучительно размышлял о неведомом ему восточном принце: возможен ли хоть один шанс из тысячи, что тот может оказаться тем самым, кто разбудит Элизу? Но многоженство, практикуемое в султанате, ставило в его понимании крест на кандидатуре Фаруха, даже при самых благоприятных иных обстоятельствах.
– Почему ты так относишься к гарему? – недоумевал приверженец полигамии Бруно. – Я понимаю: традиции, поклонение прекрасной даме – это все прекрасно. Но согласись: сколько мужей – хотя бы в вашем славном городе Бонке – оставались верны супружескому долгу? – То, что люди нарушают клятвы, не делает клятвопреступление достойным поступком, – парировал Шаул. – Клятвопреступление – грех, – согласно кивнул Бруно. – Но неужели принуждение кого-либо клясться в том, что он не в состоянии выполнить, – благовидное деяние? – Никого насильно не принуждают давать брачные обеты, – пожал плечами Шаул. – Но по сути это именно принуждение: плотская любовь вне брака осуждается как грех и порицается обществом, многоженство является преступным деянием. Так что же остается несчастному? – Брачный союз, Бруно, – это не способ удовлетворения плотских желаний, – назидательно ответил Шаул. – Так где же их прикажешь удовлетворять? – Я имел в виду, – смутился Шаул, – что человеческий союз не ограничивается этим. – Конечно, еще он включает финансовые и имущественные договоренности, обязательства по воспитанию детей. Согласен: пусть бедный имеет одну жену. Но почему богатый должен страдать? – Я понимаю, что твоей природе не свойственны моногамные отношения, но людям… – Не видел ни одного моногамного человека, – прервав его, безаппеляционно заявил Бруно. – И ты не исключение. То, что ты влюбился сейчас в принцессу, совсем не отменяет твоего горячего желания, которое вызывала или вызовет в недалеком будущем еще не одна красотка.
Шаул залился краской, вспомнив горячие поцелуи Аделины и чувственную красоту королевы Изабеллы.
– Тебе не понять, Бруно, – резко ответил он. – Дело не в желании, а в единении душ. – А единение душ не предусматривает желания? – Отстань! – рявкнул на кота Шаул.
Он не собирался сейчас разъяснять въедливому коту сложную концепцию брака как наследующего вечность союза.
– Достаточно того, что Элиза не согласится быть в гареме. – И почему ты так решил? – скептически повел ушами Бруно. – Ты думаешь женщины гарема против? – Меня не интересуют женщины гарема! – вскипел Шаул. – Я уверен, что ни одна женщина с севера не согласится на такое унижение. – Ты так претенциозен. Почему унижение? – Довольно! – Хотел бы я послушать, как ты распинаешься о гареме перед своими феям, Бруно, – поддел кота Сони. – Не иначе, как отправят они тебя туда евнухом.
Шаул не смог сдержать смеха.
– И ты туда же? – кисло скривился кот. – Не знаю как у вас, у котов, Бруно, – Сони принялся нежно поглаживать и почесывать обиженного кота. – Но люди, несмотря на то, что они часто влюбляются, каждый раз, когда это происходит, становятся друг для друга единственными. И ничего и никого другого они не хотят. Пусть это теряется со временем, но каждый человек знает, что именно то чувство единения с единственным и есть истина. Просто мы не умеем удержать ее в своем сердце. Вот и влюбляемся то в одного, то в другого…
Шаул с удивлением слушал мальчика.
– Сони, ты никогда не перестанешь поражать меня. И как же ты успел набраться подобной премудрости в столь юном возрасте?! – Не городи ерунды, Шаул, – недовольно нахмурился мальчик. – Это известно всем простым людям. Просто твоя ученость заставляет тебя все усложнять.
Шаул не стал больше донимать строптивца, переменив тему.
– Но если Фарух не подходит, нам надо найти способ бежать. – Не очень-то легко это сделать посреди моря, – вздохнул Сони. – Не знаю, не знаю, – промурлыкал Бруно. – Спором дело не решить, но поверьте мудрому коту: не может быть принц Фарух случайным принцем на нашем пути. – Позволь полюбопытствовать, что ты имеешь в виду, – недовольно скривился Шаул. – Если ты не заметил, пока все принцы на нашем пути, как ты выражаешься, случайные – ни один из них не отправился будить Элизу. – Ее высочество принцессу Оланда! – вскипел кот. – Она не твоя возлюбленная, хоть ты и мечтаешь о ней по ночам. – Не нападай на него, Бруно, – вступился за Шаула Сони. – Он же не специально. – Влюбился не специально, а ведет себя, как будто имеет право на принцессу, вполне осознанно!
Шаул зло скривился – что толку спорить?! – и, махнув рукой, поднялся на палубу. "Отдать Элизу в гарем, конечно же, лучше, чем любить ее. Провались ты со своей высокой моралью!" - мысленно проклинал он зарвавшегося кота, когда к нему подошел один из слуг Юсуф-паши и жестом пригласил следовать за ним. Шаул вздохнул, справляясь с раздражением, и послушно пошел за слугой. Юсуф-паша уже приглашал Шаула на беседы. Но ни разу не обмолвился ни о принцессе, ни о возможных переговорах с принцем Фарухом, ни о предуготованной пленникам судьбе. Словно путники, дороги которых пересеклись волей случая, они вели отвлеченные разговоры то о достижениях медицины, то о морали и праве.
Слуга провел Шаула через несколько богато убранных душных комнат и остановился перед закрытой дверью, почтительно стукнул в нее и бесшумно исчез. Дверь перед Шаулом распахнул другой слуга и пригласил юношу к вельможе. "И как только паша их разбирает?" – мелькнула у Шаула мысль, безмолвные слуги казались ему совершенно одинаковыми.
В этих покоях он оказался впервые. Как ни странно, ни в пример другим комната была убрана без кричащей роскоши, и больше походила на библиотеку в доме какого-нибудь аристократа в родных местах Шаула. Множество книг на стеллажах, прекрасной работы стол с великолепными письменными принадлежностями. Два удобных кресла с высокими спинками и инкрустированный перламутром ореховый столик, сервированный расписным фарфоровым кувшином, двумя бокалами цветного стекла и латунной вазой с фруктами. Тяжелые бархатные портьеры за креслами скрывали вход в еще одно помещение, откуда минуту спустя появился Юсуф-паша.
– Я рад вас видеть, граф, – приветствовал он Шаула.
Паша сделал едва заметный знак рукой и слуга, поклонившись, исчез. Шаул с трудом узнал сановника. Тот был сегодня без своего обычного тюрбана. Коротко остриженные темные с проседью волосы плотно покрывали его голову, открывая высокий с глубокими залысинами лоб. Вместо широких восточных шароваров на нем были надеты узкие штаны изысканного перлового цвета, заправленные в мягкие высокие сапоги, из открытого ворота приталенного доходящего до середины бедра верхнего платья из камки цвета голубого берилла виднелась белоснежная шелковая рубашка. Вместо многочисленных перстней только один сапфир украшал тонкие пальцы паши. В таком наряде вельможа выглядел изысканно, но без былого величия.
Шаул ответил на приветствие поклоном.
– Это был кабинет бывшего хозяина галеры, – улыбнулся паша Шаулу, заметив интерес, с которым тот рассматривал помещение. – Я не стал ничего переделывать здесь. Почти. Присаживайтесь, граф, – указал он на одно из обтянутых изумрудной парчой кресел.
Юсуф-паша налил в бокалы какой-то темной жидкости из кувшина и опустился на другое кресло. – Попробуйте, это отличное вино, – протянул он бокал Шаулу. – Вино? – удивленно переспросил тот. – Я считал, что ваша религия не позволяет притрагиваться к алкоголю. – Ну вам-то религия этого не возбраняет, – усмехнулся паша и с удовольствием пригубил вино.
Шаул качнул головой и выпил. Терпкий густой сладковатый напиток приятно разлился по нёбу.
– Вино прекрасно, – кивнул Шаул. – Хотя я не большой знаток. – О, это очень просто. Главное – не торопиться. Вино не терпит поспешности. Небольшой глоток надо задержать во рту, отрешившись от всех посторонних мыслей и чувств, сосредоточиться на его вкусе, и тогда вино раскроет вам все свои секреты, одарит разноцветьем своего букета. Если оно у него есть…
Паша еще раз пригубил вино и блаженно прикрыл глаза, смакуя пресловутый букет.
– Скажите, граф, – обратился он к Шаулу, поставив бокал с вином на стол, – мне не раз приходилось слышать, как ваш мальчик называет вас Шаулем, – смягчил последний звук в его имени паша. – И в вашей рыцарской грамоте вы названы так же.
Шаул вздохнул – паша не скрывал, что его люди внимательно осмотрели его багаж.
– Так меня нарекли, – коротко ответил он. – Именно Шаулем? – Шаулом, – кивнул он. – Это крайне интересно, – проговорил паша. – Ведь это древнее имя в ваших краях звучит совсем иначе. – Совершенно верно. Но отец, нарекая меня, имел в виду не древних героев. – Вот как? А кого же, позвольте полюбопытствовать. – Одного ученого, который поплатился свей научной карьерой, а затем и жизнью, отстаивая свои убеждения. Его книга была сожжена, а имя исторгнуто из университетских анналов. – Подумать только, – покачал головой паша. – И как же звали этого бунтаря? – Шаул Бардаат, – ответил он.
Паша задумчиво вертел в руках бокал, просматривая искрящуюся гранатовую жидкость на свет.
– И что же ваш батюшка считал его бунтарство похвальным? – наконец спросил он, не отрывая взгляда от бокала. – Отец был его другом, – пожал плечами Шаул, и добавил: – Наука без таких людей погибла бы. Оставаясь во власти авторитетов, истину не открыть. – Так он открыл истину? – скептически подняв бровь, поинтересовался паша. – Он искал ее. И был искренним в своих поисках. Дело не в том, что такие, как вы выразились, бунтари в науке никогда не ошибаются, а в том, что они отваживаются прорваться за пределы изведанного. Их ум раскован, даже дерзок, они не бояться прокладывать новые пути, не страшатся противоречий и тайн. Их видение не тривиально, не предвзято. И так они открывают новую грань в познании мирозданья. А если Творец – источник истины, как утверждают мудрецы университетов, то никто из смертных не может считать себя обладателем всей суммы знаний, и ни у кого нет права запрещать познавать ее. Тем более карать смелого исследователя. – Вы пламенный апологет этого… Бардаата, – улыбнулся паша. – Я не знал его. Он умер до моего рождения в забвении и нищете. От труда всей его жизни осталась лишь монография моего отца. И хотя ее не сожгли, но помесили в список неблагожелательных для чтения студентов книг, потому ее можно найти только в нескольких библиотеках и то на самых дальних полках. – И ваш батюшка решил назвать своего первенца в честь неудачника-философа, скончавшегося в какой-то дыре, не достигнув какой бы то ни было зрелости?!
Шаул с удивлением посмотрел на пашу: к чему этот странный разговор?
– Для отца он был героем, – тихо ответил он.
Только сейчас он вдруг понял, что отказ отца от занятий философией, как и его запрет изучать ее Шаулу, был тем же протестом, восстанием против насилия над разумом, продолжением все той же солидарности с погибшим другом.
– И ваша матушка не воспротивилась этому эксцентричному шагу? – удивленно развел руками паша. – Но она должна была хотя бы возражать против иноземного звучания имени. – Нет, – улыбнулся Шаул. – Возражал я. Когда в очередной раз меня обозвали вонючим инородцем, я, вернувшись домой, упрекнул ее в том, что она пошла на поводу у отца. Мама ответила, что носить имя оклеветанного и униженного – значит не только утверждать память о нем и напоминать о совершенном зле, но и противостоять этому злу. Нести тяжесть этого противостояния придется мне, сказала она, но когда вырасту, я приму это как благо. – Примите как благо, пощечины и плевки, предназначенные другому?! – брови паши взлетели вверх. – Приму как благо участие в добре, если хотите – в противостоянии злу. – И что же? Приняли? – Тогда я не очень-то поверил ей. А потом, признаться, почти забыл об этом. Я вырос и привык к этому имени. Боюсь, что я не оправдал возложенных на меня надежд, – Шаул помолчал, вспомнив слова матери сегодня, он подивился, насколько парадоксальны были ее максимы – верный признак истины. Он улыбнулся, процитировав ее любимое изречение: – Но мы не можем рассчитывать на то, что все у нас получится с первого раза… – Вы хотите снова оказаться отверженным за этого несчастного? – изумился Юсуф-паша. – Ну, не так прямолинейно, – возразил Шаул и пояснил: – Если уж я ношу его имя, мне бы не хотелось, чтобы он пожалел об этом. – Так вы из-за этого решили отправиться на поиски подвигов?! Бедный ваш батюшка должно быть сокрушается, чтобы вы не пошли по его стопам… – Вы ошибаетесь, все с точностью до наоборот. – Так это он отправил вас с университетской скамьи спасть принцессу, сражаться, потребовал от вас стать рыцарем? – О, нет, – покачал головой Шаул. – В этом его не упрекнуть.
Паша впервые коснулся спасения принцессы, и Шаул решился в лоб спросить пашу о его намерениях. Конечно, рассчитывать на откровенность хитрого восточного вельможи было бы глупостью, но и терпеть полную неизвестность невыносимо. Шаул чуть помолчал и решился:
– Скажите, господин паша, что вы думаете о спасении принцессы Оланда? – Но почему, скажите на милость, я должен думать о спасении принцессы Оланда? Мне казалась это ваша забота. – Вы правы, простите. Но принц Дамон рассказал вам о моей миссии, и теперь на вашем судне мы следуем в Каразерум. Не означает ли это, что вы хотите предложить принцу Фаруху разбудить принцессу? – Принц Дамон отказал вам в своем патронате, значит, вы не могли оставаться в его свите. Что же прикажете с вами делать? – развел руками хитрый паша. – Почему бы просто не отпустить нас? – Куда? В море? – На Исоле вы не позволили нам сойти на берег, - напомнил вельможе Шаул. – Вы бы предпочли вступить в армию султана? – Отнюдь. – Так что вы собирались там делать? – Покинуть остров при первой же возможности. – Покинуть это остров можно только в двух направлениях – с армией султана в Аустеррию или в рабской галере в султанат. – Так вы везете нас в рабство? – Вашего мальчика могут принять в школу янычар. Их как раз набирают из иноземных детей. А что бы вы предпочли? – Свободу. Как для себя, так и для Сони. – Свободу, – кивнул паша. – Свобода дорого стоит. В любом случае, принц Фарух аль-Рашид уже знает о вас, или узнает в ближайшем будущем – коль скоро о вас поведал принц Дамон. И решать вашу судьбу будет его высочество. – И какие же варианты его решений возможны? – Бесконечное множество, принц Фарух обладает воображением. Но для вас в подавляющем большинстве случаев это означает смерть, более или менее скорую. И, конечно, о свободе придется забыть. – Вы оптимист, Юсуф-паша, – скривился Шаул. – Я реалист, друг мой. Вы должны понимать, что его высочество Фарух аль-Ршид – не принц Дамон, и султанат – не Аустеррия. – И что же нет ни одного способа остаться в живых и в ближайшем будущем покинуть вашу страну? – Принц очень осторожен. И скорее всего вашу историю он поднимет на смех. Но если у вас есть шанс остаться жить и вернуться домой, так только – убедить его высочество разбудить вашу принцессу и заключить политический союз с Содружеством или с тем, кого представляют ваши патроны. – То есть шансов нет. – Отчего же? Вы хотите разбудить эту принцессу? – Не таким способом… – Тогда шансы равны нулю. Другого способа в Каразеруме вам не предложат. – Но у меня есть патроны, как вы изволили выразиться. Неужели султанат не заинтересован в переговорах с духовными князьями. Эта сила имеет влияние во всех странах северного побережья. – Неплохая попытка, – кивнул паша. – Это тоже вариант. Но, пожалуй, он самый неудачный. Его высочество Фарух аль-Рашид чрезвычайно набожен и крайне нетерпим к любым межрелигиозным контактам. Результат, по моему мнению, будет неудовлетворительным. В лучшем случае это означает вашу казнь, в худшем – пытки, публичное отречение и снова казнь.
Шаул молчал.
– Послушайте моего совета, друг мой. Ваша задача найти принца для принцессы. Вот и выполняйте ее. Все равно ничто другое от вас не зависит. – Стоит ли просыпаться, если проснешься в гареме? – вздохнул Шаул. – О! Вы уверены, что ваша принцесса не скажет иначе: не все ли равно где проснуться, лишь бы проснуться? – Нет, – убежденно ответил Шаул. – Не она. – Вы слишком романтичны, – улыбнулся паша. – Вы всерьез полагаете, что в ваших краях, благодаря единобрачию, она не будет делить своего принца с другими дамами? Не будет оспаривать чужого влияния на него? Разве там ее положение не будет зависеть от рождения наследника? Умная женщина и из гарема может влиять на мужа. – Если ее не выкинут в мешке в море, – кивнул Шаул.
Паша усмехнулся:
– Умную не выкинут. Да и с глупыми это случается довольно редко. – Пример Шаула Бардаата говорит о том, что умных выкидывают гораздо чаще, чем глупых, – уныло возразил Шаул. – Один из ваших коллег философов утверждал, что страх застит наш мысленный взор, лишая нас возможности увидеть шанс на спасение.
Шаул с удивлением воззрился на своего визави, цитирующего философскую формулу, звучание которой показалось ему знакомым.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 136
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Он сомнителен (с)... 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
