|
Хелга
|
| |
Сообщение: 23645
Фото: 
|
|
Отправлено: 24.08.10 08:53. Заголовок: Я изложила историю к..
Я изложила историю кошмара этих дней достаточно подробно, упустила лишь некоторые детали своих коротких, но ярких отношений с Коляном, обобщив их емким «ночевала в общаге», поскольку они не несли никакой нагрузки в общей картине моих злоключений. Для Данияра, полагаю. Жазира прервала мой рассказ на душещипательном моменте бегства в ночную степь.
Точнее, когда она вошла, Данияр, озадаченно, но, как мне показалось, не без восхищения прокомментировал то, чем я его загрузила:
– Не скажу, что мало повидал, но такого еще не слышал… – и повторил уже озабоченно: – Похоже, ты влипла по-крупному. Только во что?
Он замолчал, взглянув на вошедшую девушку, и продолжил уже другим тоном:
– Надо идти, не слишком хорошо заставлять ждать хозяев. Но если ты очень устала и нездорова, то можешь остаться.
– Я здорова… почти. Только надеть нечего… – брякнула я.
Перспектива оказаться на обеде в качестве почетного гостя, да еще и в обгоревшем виде и испачканных брюках не слишком грела, но сидеть в одиночестве в юрте, лелеять свои невзгоды, думать о Даниле, о его предстоящей то ли исповеди, то ли выдумке представилось мне худшим вариантом из возможных.
Жазира, достала из сундука светлую рубашку и протянула мне.
– Вот возьми, надень. Она чистая…
Поблагодарив, я накинула тонкую ткань на плечи, она легла на них приятной прохладой.
Мы вышли на свет божий, здесь плавилась в жаре степь и кипела жизнь. Откуда-то явились две огромные лохматые собаки, остановились на почтительном расстоянии, осторожно и дружно рыкнули, то ли приветствуя, то ли предупреждая. Двое черноголовых обугленных загаром мальчишек гоняли мяч, вызывая волнение в сдержанных псах. Возле большой белой юрты дымила печь, сложенная из круглых камней. Около нее колдовала казашка средних лет, размешивая что-то в большом казане, откуда поднимался пар и будоражащий аппетит аромат. Казашка улыбнулась и что-то быстро заговорила, обращаясь к нам. Ей ответил Данияр, как-то странно посмотрев на меня и покачав головой.
– Как ее зовут? Что она говорит? – шепотом спросила его я.
– Алия-апай. Сказала, что у меня красивая жена… – усмехнулся Данила.
– А ты что ответил? – напряглась я, зачем-то опять покраснев.
«Прелесть какая, обожаю Алию-апай!» – пропела авторша, заглядывая в казан и вздыхая. Вечно голодная.
– Сказал, что просто подруга…
– Какая я тебе подруга? – возмутилась я.
- Но красивая, - отрезал он.
«Зачем ты споришь, бездарь? – зашипела мне на ухо авторша. – Ну скажи – да, подруга, хорошая подруга, красивая подруга, любимая подруга, подруга – блондинка в образе шатенки!»
«Заткнись!» – мне пришлось нагрубить, но это было справедливо.
– Проходите, проходите, – засуетилась казашка и почему-то сурово прикрикнула на Жазиру.
Белая юрта, за которой виднелась еще одна, была явно просторней «моей», вход в нее представлял собой настоящие двухстворчатые двери, а по периметру снаружи тянулась решетка, «видимо, несущая юртообразующую функцию», – с видом знатока-юртостроителя прокомментировала авторша.
Внутри было шумно, четверо мужчин поднялись нам навстречу, приветствуя, а пятый, пожилой казах – «по всей видимости аксакал», – подумала я – лишь кивнул с видом глубокого достоинства. Я опять смутилась, растерялась и раскаялась в том, что потащилась на этот торжественный обед. А ведь вполне могла отказаться. И зачем меня понесло?
Но отступать было поздно и некуда, и я усиленно раздавала во все стороны «здравствуйте и спасибо», попутно сообщая о том, что чувствую себя прекрасно и ужасно рада, что попала на жайлау и так далее, и тому подобное. Я не успела толком разобраться, кто есть кто в этой семье, как меня усадили рядом с Данияром за дастархан, стоящий посредине юрты. Справа расположился крепкий широкоплечий казах, кажется, младший брат главы семьи, его звали Меркеном. Пока я устраивалась на подушке и отвечала на его вопросы, в юрте появилась Жазира, неся большую миску, кувшин и полотенце. Сидящие за столом принялись мыть руки, то же самое проделала и я.
Следом в юрту вплыла сияющая улыбкой Алия с огромным плоским блюдом в руках, оно источало такие ароматы, что могли пробудить аппетит и у мертвого.
Явление вызвало одобрительный шум у всей честной компании. Алия водрузила блюдо в центр стола, а Жазира расставила пиалы.
– Это бешбармак, – шепнул мне Данила. – На казахском означает пять пальцев, пятерня, то есть едят его руками, пятерней.
– Вот так прямо руками? – переспорила я.
– Если тебя это смущает, подадут тарелку и вилку.
– Нет, буду руками, – решительно возразила я, решив, что экзотика должна быть полноценной.
«Вот что я в тебе ценю, Лапина, так это умение адаптироваться к обстановке и вникать в тонкости бытия», – задумчиво произнесла авторша. Я не нашлась, что ответить на эту глубокую сентенцию, но почувствовала себя польщенной.
– Аллах акбар, – произнес пожилой казах и, подняв руки, провел ими перед лицом, словно протер его.
– Аллах акбар… – эхом повторили сидящие вокруг стола, а затем не торопясь, с каким-то достоинством, коротко переговариваясь, приступили к еде.
– Ешьте, не стесняйтесь, вот так, – сказал мне сосед справа, достал с блюда тонко раскатанный сочень из теста, подхватил им кусок мяса и отправил все это в рот.
– Да, спасибо, ловко у вас получается… – пробормотала я и взглянула на Данилу, который столь же успешно расправлялся со своей порцией.
Я осторожно взяла с блюда треугольник вареного теста и поцепила кусок баранины, сочный, присыпанный какой-то резковато пахнущей травой, похожей на чабрец. Мясо растаяло во рту, а сочень пошел на ура. Процесс пришлось повторить и не раз.
Сказать, что я объелась, значило бы ничего не сказать. При моральной поддержке слева от Данилы и справа от Меркена я умяла столько мяса, сколько, кажется, не съела за всю свою жизнь. Здесь прошу отнестись ко мне со снисхождением и сделать скидку на то, что я не ела уже почти сутки, не считая кумыса с баурсаками, а главное, что бешбармак был настолько вкусен, что оторваться от процесса гнусного чревоугодия было просто невозможно.
«Теперь читатели будут считать тебя не только бестолковой в общении с мужчинами, но и примитивной обжорой», – заявила авторша, отправляя в рот очередной сочень с мясом и уже, видимо, забыв о том, что я – тонко чувствующая особа с талантом адаптации.
Жазира вновь обнесла стол кувшином с водой, Алия убрала опустошенное блюдо, водрузила в центр дастархана огромный пузатый начищенный до блеска самовар, принесла пиалы и сладости, и началось чаепитие.
Если поедание бешбармака проходило почти в почтенной тишине, то чаепитие с пиалами, кусками колотого сахара, баурсаками, лепешками и конфетами алматинской кондитерской фабрики превратилось в беседу, центром которой оказалась я. Мне пришлось рассказать, что я приехала в Казахстан повидать своих родственников, но случайно по причине топографического кретинизма заблудилась в степи и столь же случайно встретилась на ее просторах с Данияром. Правда, к середине рассказа я начала сомневаться, туда ли меня несет, поскольку не знала, как описал Данила причины нашей неординарной встречи. Хотя, судя по одобрительным и сочувственным репликам, кажется, я не очень наплела.
– А как в России относятся к нам, к Казахстану? – поинтересовался один из собеседников.
Я даже растерялась, не зная, что ответить, потому что понятия не имела, как в России относятся к казахам и никогда об этом, признаться, не задумывалась.
– Хорошо относятся, очень хорошо, – сказала я, почувствовав себя чуть ли не полномочным послом-представителем родимой державы. Но это был не дипломатический ход, а искренний ответ, потому что на самом деле лично я, без учета державы, просто полюбила казахов. Девушка из книжного магазина, Акмарал, Жазира, Алия, Меркен, мужчины, что сидели за дастарханом, слушая меня, и, в конце концов, Данила-Данияр, все они помогли мне и вызывали только теплые чувства.
«И Данила?» – встрепенулась авторша.
«И Данила!» – отрезала я.
Беседа потекла в сторону политики, свернула на местные дела, а затем в руках у пожилого казаха оказался струнный инструмент, похожий на большую ложку, домбра. И они запели. О чем они пели, я, разумеется, не понимала, но песни, следующие одна за другой, звучали потрясающе-пьяняще, неспешно, как степь.
«Он пел потому, что путь был долог и труден, пел потому, что хотелось пить и потому, что сердце сжималось от тоски и простора, потому, что степь была огромна и прекрасна, потому, что беркут плыл высоко над ним, зависнув в звенящей синеве, потому, что там впереди ждала его любимая и… бешбармак, приготовленный ею», – с надрывом прошептала авторша, вытерла слезы и шумно высморкалась.
Но все хорошее когда-нибудь кончается, закончилось и пение. Придя в себя и допив третью пиалу чаю, я решительно напомнила Даниле о проблеме, которая, несмотря на огромное количество съеденного и выпитого, не переставала волновать меня:
– Ты еще не рассказал, как здесь очутился… Я лопну не только от еды, но и от неизвестности…
– Согласен… нам стоит это обсудить, и не откладывая… – коротко бросил он в ответ.
Когда мы, осуществив все положенные ритуалы торжественного выхода из-за дастархана – точнее, ритуалы осуществлял Данияр, а я тупо поддакивала и с искренним пылом расхваливала бешбармак и все, что ему сопутствовало – выбрались на свет божий, солнце уже сползало к западу, слегка размазав по синеве неба розовую акварель. Внутри меня звучала неспешная мелодия домбры.
– Пройдемся до озера? – спросил Данила. – Или устала?
– Здесь есть озеро? – удивилась я.
– Да, в двух шагах. На жайлау всегда рядом вода, а как иначе?.
Конечно, мне хотелось сходить на озеро. Я была сытая, чуть пьяная от еды и музыки, и совсем добрая. Мир стал почти прекрасным, а невзгоды чуть отошли в сторону. А навстречу нам двигалась живая серо-белая блеющая, дышащая и пахнущая масса, сопровождаемая гулким лаем лохматых собак. Это отара овец возвращалась из степи.
|
<\/u><\/a> 
<\/u><\/a> 
И не терпится услышать рассказ Данилы... 
Не могла Жазира подождать немножко? Не померли бы с голоду! 
и пить... 
<\/u><\/a>
<\/u><\/a>
[взломанный сайт] 
Жду. Не дождусь! 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
