Кстати: клуб "Литературные забавы"

Продолжение и финал...

За чаем в гостиной Милкиного дома в теплой компании снова обсуждаем актуальное — а как иначе, все мы тем или иным образом оказались замешаны в этом странном деле с сокровищами. Где карта, Билли? Нам нужна карта! Наша смутная догадка о бреде Федора, коробке и еврейском танце не вызвала особого энтузиазма у присутствующих. Тетя Маруся спела вокализ, вспомнила подругу, уехавшую в Землю обетованную еще в «те времена» и прочла лекцию о разуме и чувствах. Мирева Захаровна, «забежавшая на огонек», ударилась в полезные, но запутанные воспоминания о бывших хозяевах и жильцах старого дома. Милка, поминутно вздыхая и поминая вора и мерзавца Теодора, предположила, что Семен мог иметь в виду своего приятеля, но добавила: «хотя, сомневаюсь, что он стал бы так шифроваться». Я предложила банальный вариант, что это мог быть шифр камеры хранения или какой-нибудь банковской ячейки. Последнее измышление Милка отвергла категорически: «У Семена не могло быть банковской ячейки, потому что не могло быть никогда!» Федор заявил, что совсем не уверен, что какое-то семь-сорок вообще звучало в его исполнении, потому что он совершенно не умеет петь. Тупик. В этой истории слишком много загадок, которые никогда не будут разгаданы, а если будут, то только случайно.
Наша постстрессовая идиллия вдруг прерывается самым жестоким образом. Оборачиваемся на грохот резко распахнувшейся двери, в проеме которой на фоне сверкающего под июньским солнцем сада, является темная фигура мужчины в шляпе с помятыми полями.
— Кто вы и что вам нужно? – восклицает Милка, голос ее дрожит, словно посетитель напугал ее до смерти. – Как вы вошли? У нас не закрыты ворота?
По правде говоря, мне тоже стало неуютно. Смотрю на Федора, который внимательно уставился на неожиданного гостя. Человек проходит в гостиную и снимает шляпу, явив миру коротко стриженную седину. Отвечает вопросом на вопрос, придав сцене классическую завершенность:
— Не ждали?
— Нет, не ждали… – бормочет Милка.
Посетитель не молод, лицо его изрыто морщинами, у него знатная седая борода и удивительно яркие голубые глаза.
— Здравствуйте! – возмущенно встревает тетя Маруся. – Вероятно, вы должны представиться или, по крайней мере, поздороваться, когда входите в дом!
Старик бросает на нее короткий взгляд, у него дергается щека, словно он отмахивается от ненужной ему собеседницы.
— Что ж, здравствуйте… граждане.
В комнате нависает какая-то зловещая тишина. «Кажется, это он», – шепчу я Федору, и он кивает.
— Пришел посмотреть, куда ушли мои денежки, – продолжает старик, усаживаясь в кресло. Голос у него удивительно низкий – ему бы в опере петь.
— Ка… кие денежки? – уместно спрашивает Милка.
Кажется, она сейчас потеряет сознание.
— Мои денежки, дорогуша, мои… Ты ведь хозяйка здесь? Дом на какие бабки построила, а? Клад нашла?
Воздух, кажется, дрожит от напряжения, в шкафу тонко звенят бокалы. Шаляпин, ей-богу, Шаляпин. Сейчас начнет убивать?
— Заройте ваши денежки на поле Чудес, – брякаю я и прикусываю язык.
— Это ты удачно сказала, – неожиданно одобряет старик и подмигивает мне, словно соучастнице.
— Клад? Какой клад...никакого клада я не находила, – бормочет Милка.
Старик усмехается всей своей дергающейся щекой.
— Нужно вызывать полицию, капитана Синичкина, – шепчу я.
Слух у старика удивительно чуткий – он поворачивается в мою сторону, и спина моя покрывается мурашками.
— Полицию, говоришь, детка? Вызывай… я свое отмотал, да и отжил, что мне менты…
Просто интересно, что и как произошло с моим золотишком.
— Но это же были деньги, нажитые нечестным путем! – как всегда удачно встревает тетя Маруся.
Мирева Захаровна, сидящая рядом с теткой, бледна как полотно – чувствую, придется вызывать еще и скорую. Иду за стаканами, наливаю воды – Миреве, Марусе, а заодно и Милке.
— Погодите, давайте спокойно обсудим сложившуюся ситуацию, – вступает Федор. – Вы, действительно, могли бы себя назвать, раз вам никто не страшен.
— Да я вполне спокоен. А вы, значит, сосед? – парирует старик.
— Да, я сосед, Федор Журавин.
— Понятно. Могу и назвать, раз есть такой интерес. Зовут меня Феликс, фамилия моя не имеет значения. Был это мой дом, недолго, правда. То есть тот дом, что стоял на этом месте. Его конфисковали, а я спрятал в подвале бидон с драгоценностями. Думал – нашли давно, пропало все, а оказалось, что недавно.
Феликс обращает свой взор в сторону Милки, которая кашляет, опустошив стакан.
— В подвале, в углу за полками… – наконец говорит она. – Семен взялся разбирать и нашел…
— Понятно, – кивает Феликс.
Непонятно только его отношение к вопросу. То ли собрался мстить, то ли просто зашел поболтать на тему.
— Феликс, это ты? – в наступившей тишине раздается вдруг слабый возглас, и все взоры обращаются туда, откуда он раздался. Старик тоже смотрит в ту сторону, сначала напряженно, а затем мгновенное удивление мелькает в его ярких глазах.
— Мира? – произносит он, вставая. – Это ты, Мира?
Мирева Захаровна выбирается со своего места, ее бледность сменяется почти молодым румянцем.
— Ты… ты так и живешь здесь, Мира?
— Да, так и живу… всю жизнь. Я ждала тебя, Феликс…. Столько лет, но ты не вернулся…
Чувствую себя смущенным зрителем в партере или кинозале, когда актеры играют слишком интимную сцену. Как долго я тебя искала… Жизнь моя – кинематограф.
Вот так и закончилась эта история. Нет, она, разумеется, не закончилась, но, словно река разлилась на протоки, текущие в своем направлении, каждый становясь полноценной рекой. Историю Феликса и Миревы Захаровны позже, по принципу «за что купила, за то и продаю», пересказала мне тетя Маруся, причем не один раз и каждый рассказ обрастал новыми волнующими подробностями.
Феликс еще в прошлом веке занимался разными делами, которые упоминались в уголовном кодексе – некоторые из них в наше время не являются криминальными. Купив дом в Уткино, он познакомился с Миревой, и у них закрутился бурный роман. Перед неминуемым арестом он спрятал в доме драгоценности, надеясь когда-нибудь забрать их, но жизнь завернула так, что вернуться он смог лишь недавно. Когда-то рассказал о кладе одному из своих приятелей и своему внуку, Федору. Так и появились эти искатели сокровищ. Остальные события были мне более-менее известны.
Тетя Маруся осталась в Уткино, согласившись на Милкино предложение пожить у нее все лето, чему я была очень рада. Во-первых, рада за тетю, во-вторых – за себя, лишенную Марусиных нотаций, а в-третьих – у меня появилась возможность узнавать, что происходит с участниками событий. Феликс после оставшихся тайной переговоров с Милкой зачастил в Уткино, а потом и вовсе остался там, в доме Миревы Захаровны. Внук Федор скрылся в неизвестном направлении и, насколько мне известно, до сих пор скрывается. Милка решила больше не выходить замуж, хотя, говорят, ее видели прогуливающейся по пляжу с каким-то красавцем-мужчиной. Вот и все…
Ах, да, о себе. В крошечной каюте Федоровой яхты я обнаружила картонную коробку, в которой лежал бумажник, клетчатый носовой платок и мужские наручные часы, остановившиеся на без двадцати восемь. После того как я показала находку Федору, он долго проклинал себя за провал в памяти, а я успокаивала его, объясняя провал высокой температурой. Это была коробка с вещами Семена, которую он прихватил с собой, когда уплывал в Уткино. Да, капитан, вы были правы. Признаю себя ослом и жду ваших распоряжений. И мы с капитаном уплыли на его маленькой яхте, то есть, ушли под парусом навстречу закату… ладно, просто пресекли залив и пришвартовались на причале яхт-клуба. И здесь начинается другая история…

Конец