|
Отправлено: 31.05.09 11:29. Заголовок: Выбравшись из автобу..
Выбравшись из автобуса вместе с шумной компанией молодых людей, которые возвращаются домой, вкусив городских развлечений, поправляю на плече сумку, куда покидала предметы первой необходимости, и сворачиваю на тропинку, струящуюся между соседствующими заборами. Насколько я помню, это кратчайший отсюда путь к реке и к дому Тристана Петровича. Через несколько шагов начинаю жалеть о том, что не пошла в обход по асфальту, поскольку ноги увязли в липкой глине, перемешанной с тающим снегом, но возвращаться уже нет смысла – сапоги все равно перепачканы выше щиколотки. Ругаясь про себя и вслух, наконец выхожу на берег реки и останавливаюсь, забыв про грязную обувь Над миром нависают прохладные предвечерние сумерки, впереди внизу изогнутой лентой темнеет, поблескивая отраженными в воде огнями, река. Дом Тристана находится совсем рядом, но прямо передо мной вниз с откоса ныряет узкая деревянная лестница, и искушение спуститься к реке, постоять возле воды, которая вечно влечет меня, пересиливает усталость. А может быть, я просто хочу оттянуть момент встречи с эрлом? Тщетно попытавшись отчистить липучую грязь с сапог снегом, что еще лежит тут и там у откоса, начинаю спускаться вниз. Старые деревянные ступеньки дрожат под ногами с явным намерением треснуть под моей тяжестью, и я снова начинаю ругать себя за необдуманный порыв. Мучения компенсируются, когда я оказываюсь на берегу, где мягкая волна осторожно гладит песок, и река неспешно струит свою тягучую воду. Через пять минут созерцательной нирваны под шелест реки, всплески волн, собачий лай и прочие деревенские звуки, эрл, Орден, Жак, саксы, норманны, Грендель и все события этих двух дней начинают казаться мне сном, бредом. «Может быть, мне все-таки приснился сон, а сейчас я проснулась?» – с надеждой спрашиваю безмолвное пространство. Но в таком случае, что я делаю здесь, на берегу реки Колжи, рядом с домом моего свекра, к которому не ездила почти два года? Кольцо, уверенно красующееся на руке и конское ржание, раздавшееся справа, со стороны тристанового дома, напрочь лишают, зародившейся было, надежды, и я, вздохнув и подумав, что нужно обязательно, если не сегодня, то завтра, всерьез обсудить с эрлом сложившуюся неадекватную ситуацию, отправляюсь вдоль берега, планируя подняться к дому свекра со стороны реки. Иду по уплотненному волной песку и резко останавливаюсь, услышав громкие мужские голоса, в одном из которых легко угадываются характерные интонации Тристана Петровича, а второй, без сомнения, принадлежит выходцу из средневековья. Я не успеваю предпринять никаких действий, потому что обладатели голосов вылетают из кустарника, покрывающего речной откос, блистая полным отсутствием какого-либо намека на одежду, и, к счастью, не обратив на меня ни малейшего внимания, с разгона бухаются в реку, огласив окрестности дикими воплями и отборным матом. Заметавшись, бросаюсь прочь, обратным путем, одолеваю деревянную лестницу в один прием, лишь наверху удивившись, отчего я так разволновалась. Неужели меня так потрясло зрелище промелькнувших мимо обнаженных мужских тел? И понесло же меня, идиотку, на берег в столь неподходящий момент! Проклиная себя за неуместный поход и ненужное волнение, во второй раз преодолев глинистую тропинку между заборами, окончательно испортив сапоги, и вспомнив ряд ярких эпитетов и несколько народных афоризмов, таких как, «скупой платит дважды», «умный в гору не пойдет…», «нормальные герои всегда идут в обход…» и прочее, полчаса спустя, наконец толкаю калитку дома бывшего свекра. По двору бродит Аблиген, он приветственно или угрожающе ржет, помахивая головой и кося на меня темным блестящим глазом. «И нормандская конница, повернув назад, отрезала бросившихся преследовать их саксов от остального войска. В результате английский арьергард погиб, хотя и храбро сражался», – отчего-то вертятся в голове прочитанные сегодня строки. Стащив в полутемных сенях грязные сапоги и сунув ноги в тапочки, взятые из дома, толкаю дверь, ведущую в переднюю, и в очередной раз поминаю кисть неведомого живописца, который упустил возможность увековечить на полотне развернувшуюся здесь жанровую сцену «Распаренные мужчины, вкушающие радости жизни и бытия». – А вот и наша Маша, забодай тебе комар! – радостно кричит Тристан Петрович, красный как вареный рак, а эрл Вилелм, не менее красный, в белой, видимо, хозяйской, рубахе, расстегнутой на груди, поднимается мне навстречу, чуть пошатнувшись, и объявляет: – Леди Мария, сеон зе из зе сунан ту мин эйез… 1 – Виля, кипит твое молоко, по-русски давай, по-нашему, как я тебя учил! – встревает в речь Тристан. Виля теребит мокрые волосы: – Леди Мария… сеон… я видеть…рад вас видеть… «А что собственно ты ожидала увидеть? – спрашиваю я себя, рассматривая теплую парочку. – Ничего иного, а раз уж приехала, терпи. В главном мужчины всегда одинаковы, в какой бы век ни уродились». Философского настроения хватает мне ровно на час, по истечении которого, отказавшись от очередной рюмки водки, выслушав весьма живописный, прерываемый межнациональными репликами эрла, рассказ Тристана о том, как, отличный парень, «мой» иностранец, шарахнулся от телевизора (он из «зеленых» у тебя, что ль?), как он воспринял баню и все ее атрибуты, и какой он распрекрасный собеседник, то есть, собутыльник, я взрываюсь и объявляю, что мужчинам пора расходится, иначе они могут так разойтись, что остановиться будет уже невозможно. Тристан произносит ответный обиженный спич на тему неуместного женского вмешательства в мужские радости, в конце которого предлагает спеть и, не дожидаясь согласия окружающих, заводит ненавистную мне народную «Ой, мороз, мороз…». Эрл, изумленно потаращившись на Тристана, хрипло заявляет: – «Год ман, вэри год ман, зэт кеарл… Хвэт шеал ик синган?»2 и заводит песню со странным мотивом на своем древнеанглийском, да так, что Тристан умолкает, и я застываю, потрясенная. Он еще и поет? Пьяный вечер томно перетекает в вечер песни, в котором космополитично смешиваются русские народные, попса семидесятых и саксонские баллады, которые дворянин Вилелм, словно странствующий бард, выдает густым низким баритоном, и у меня закрадываются подозрения, что, возможно, происхождение его не столь уж и знатно. Неуемный экс-свекор все-таки унимается и отправляется на свою печь, отдав на прощанье распоряжение, чтобы мы с Вилелмом устраивались, где нам заблагорассудится, взяв белье в комоде. Мы остаемся вдвоем за столом, и я на не совсем трезвую голову, не дождавшись, как решила прежде, утра, показываю ему свое кольцо. Вилелм кладет свою руку на стол рядом с моей, два темно-красных овала чуть неправильной формы поблескивают рядом, словно чудо. – Этот перстень дал мне Жак… Жак gave me that ring… – говорю я. – I can send for him by helping of this ring… я могу вызвать его с помощью этого кольца, уже вызывала, сегодня.. today, Жак, хи веорзан in my flat…Жак был у меня дома… I’ ve spoken to him… я разговаривала с ним. – Зе… вы вызывать Жак, леди Мария? Хвэт спрэк хе?3 – как ни странно, пьяный эрл реагирует вполне адекватно. Я начинаю сбивчиво бормотать о патронаже, Ордене и запланированной любви, пытаясь подвигнуть эрла на обсуждение, но он, выслушав меня, берет за руку, за ту, где кольцо, и говорит: – Зин хэ из шеост, зин клаз синт врэтлику, зин эйез шинез гелик зе моназ, зин хондез синт софте гелик вюрман рейн, зин легс синт хланк энд страний, эйсеан, леди Мария, леафлик леди мин хеорте…4 Ну и что с ним можно после этого обсуждать? Я не поняла половину сказанного, но почувствовала, что наговорил он много чего-то интимного, но не по делу. «Зубы заговаривает, подлец, все они одинаковы…», – зачем-то разволновавшись, думаю я и решаю отложить важный разговор на завтра, решительно вырвав руку из лап пьяного эрла. ----------------------------------- 1 – Видеть вас, это солнце для глаз моих… (др-англ.) 2 – Хороший человек, очень хороший человек, этот керл. Что мне спеть ?(др-англ.) 3 – Что он сказал?(др-англ.) 4 – Твои волосы коротки; твоя одежда загадочна; твои глаза сияют, словно луны; твои руки нежны, как теплый дождь; твои ноги стройны и сильны, я видел, леди Мария, прекрасная леди моего сердца…(др-англ.)
|