Кстати: клуб "Литературные забавы"

Помедлив, осторожно, на цыпочках, приближаюсь к графу. Он спит, либо очень искусно притворяется. Дыхание ровное, как у спящего, да и поза достаточно расслабленная. Присев на корточки, начинаю разглядывать его, не в силах бороться с приступом бабского любопытства. Мой похититель – рыжий в полном смысле этого слова. Рыжие волосы, рыжеватая недобритая щетина, словно брился в спешке или тупым лезвием. Или… кинжалом? Брови и ресницы рыжеватого оттенка, я даже вижу пятна веснушек на чуть искривленном носу. Грубый шрам на подбородке. Кожа, как я уже успела заметить, обветренная, словно человек в действительности странствовал, или, во всяком случае, много времени провел на свежем воздухе. То, что я приняла за камзол, скорее, длинная рубаха из грубой бархатистой ткани, расшитая на груди позументом и перетянутая широким кожаным поясом, украшенным металлическими бляхами с узором. Мне ужасно хочется пощупать ткань, она совсем не походит ни на одну из тех декоративных, из которых обычно шьют театральные костюмы. От рыцаря пахнет лошадью и еще чем-то необъяснимо нездешним. Граф вдруг вздыхает, шевелится и совершенно четко произносит нечто непонятное:
– Хи зесих энд за фразен¹…
Вздрагиваю и, резко выпрямившись, отпрыгиваю назад, чуть не падая, и замираю, похолодев. Граф, тем временем, продолжает свою речь, не открывая глаз:
– Ин зедвола… ливде… зе бреотон эалонда²… – снова как-то горько вздыхает и затихает. Рука его ложится на ножны кинжала.
Делаю еще один шаг назад, сердце порхает в груди, как взбесившаяся канарейка. Снова тишина и ровное дыхание. Неужели спит? С чего его так разморило? Похититель, уснувший на диване своей заложницы? Маньяк, бездарно отдавший себя в руки жертвы? Может быть, я все-таки положила в кофе снотворное, сама того не заметив? В свете последних событий, перестаю верить самой себе. И на каком тарабарском языке он говорил? Что за фразы? Хотя, мне показалось, что я уловила в словах что-то отдаленно знакомое. Выжидаю несколько минут, затем подхожу к столу, на котором лежит меч. Осторожно провожу ладонью по ножнам, они прохладны, покрыты затейливой вязью рисунка, в котором просматриваются человеческие фигурки. Оружие выглядит абсолютно настоящим, насколько я могу судить, хотя последний и единственный меч, который я когда-либо держала в руках, – пластмассовый меч моего племянника-первоклассника.
Я должна спрятать холодное оружие и позвать на помощь. Сжав в руке телефон, смотрю на мирно спящего рыцаря. Впечатление такое, что человек страшно устал и наконец-то расслабился и уснул после долгой и тяжкой дороги. Он снова шевелится, поворачивается на бок, скрипнув и звякнув кожей и металлом амуниции, и устраивается на подушке, совершенно по-мальчишески положив свою огромную ладонь под суровую щеку. Симпатия, недавно удалившаяся на задворки разума, осторожно выглядывает из своего убежища. Как могу я сдать в руки властей мирно спящего, доверившегося мне человека, пусть даже он и ненормален? Ведь он до сих пор не сделал мне ничего плохого! До сих пор! Удаляюсь на кухню, подхожу к окну и вижу внизу в скверике белую лошадь, покрытую попоной – она бродит в узком пространстве среди обрубленных ив, помахивая хвостом. У скверика толпится компания мальчишек, что-то активно обсуждая. Лошадь! Я совершенно позабыла, что в скверике оставлена лошадь! Нужно что-то делать, чтобы спасти животное от происков урбанизированных подростков. В благородном порыве накидываю пальто, выскакиваю из квартиры и тотчас же сталкиваюсь с ушлой Изольдой Борисовной, которая сразу приступает ко второй части речи на тему «Олигарх, разводящий лошадей – враг общественного порядка и морали». Не знаю, в который раз за сегодня, мне приходит в голову идея, которую реализую мгновенно, возможно, с роковыми последствиями, но думать мне некогда, и, более того, мыслительный процесс за прошедший час претерпел в моем организме странные трансформации.
– Изольда Борисовна, эта лошадь… эта лошадь, наша школьная лошадь, вернее, не совсем школьная, а временно выделенная… э-э-э-э… властями, на нужды народного образования…
Соседка замирает, собираясь с мыслями.
– Школьная лошадь? Властями? – наконец спрашивает она, подозрительно глядя на меня.
– Да, чтобы прививать детям любовь к природе…
– Хм-м… странно. А почему вы мне сразу не сказали об этом, Маша?
– Даже не знаю почему, Изольда Борисовна. Видимо, растерялась, – как мне противны угодливые интонации, зазвучавшие в собственном голосе.
– А почему она стоит в нашем сквере? – требовательно спрашивает соседка. – В школе нет помещений, чтобы содержать лошадь? До чего довели наше образование! Скоро в стране не останется ни одного грамотного человека! Только олигархи!
Терпеливо слушаю речь «Олигархи, как результат деградации народного образования». Наконец Изольда выдыхается и замолкает. Воспользовавшись паузой, вставляю свою оправдательную реплику, подготовленную в период произнесения спича.
– Изольда Борисовна, просто получилось так, что помещение пока не подготовлено, (Интересно, где в нашей школе можно поселить лошадь? Может быть, в спортзале?) и она временно стоит тут у нас, как в ближайшем от школы месте, – наш диалог достоен Симпсонов.
– Но она же простудится.
– Она попоной прикрыта, – нахожусь я.
– Она голодна? – с напряженным упреком спрашивает соседка.
– Вероятно, да, – отвечаю, чувствуя укол совести за то, что сама не подумала об этом.
– Значит, ее нужно накормить и оградить от хулиганов! – объявляет Изольда с видом полководца, дающего войскам приказ о наступлении.
Теперь я уверена, что с лошадью ничего плохого в ближайшее время не случится и, чтобы внести лепту в дело ее спасения, возвращаюсь домой – всадник все еще мирно спит, положив кулак под щеку – и собрав остатки хлеба, полпачки геркулеса, найденного в шкафу и прихватив миску, спускаюсь вниз, где Изольда Борисовна уже проводит воспитательную беседу с хихикающими подростками. Стыдливо отвожу глаза от красноречивой кучи, украсившей наш до сей поры скучный скверик. Подхожу поближе, конь отодвигается, опасливо-предупредительно кося на меня темным глазом. Отламываю кусок хлеба и осторожно протягиваю ему. Он недоверчиво отходит в сторону, предупреждающе всхрапывая. Настаивать не решаюсь и оставляю хлеб и геркулес в миске. Нужно возвращаться домой и проверить, как там рыцарь. Поднимаясь по ступенькам подъезда, слышу за спиной:
– Извините, мадам, но не сочтите за грубость, если я обращусь к вам…
______________
1 - Он увидел и попросил (др-англ)
2 - В заблуждениях... жили... на Британском острове... (др-англ)