Кстати: клуб "Литературные забавы"

Мысль о непостоянстве Лудовина гадюкой проскользнула в мозг и коварно передвигалась вдоль извилин. Я злилась оттого, что Рита втянула меня в разборки, потом зачем-то представляла, как она гуляет в парке среди желтых кленовых листьев под руку с Лудовиным, который идет, прихрамывая, и что-то шепчет ей на ухо, и без конца вспоминала, как мы с ним болтали под дождем обо всякой ерунде. «Наглец, альфонс и бабник, он пользуется женскими слабостями и умудряется ухлестывать за двумя сразу!» – возмущалась я. «Но разве он ухлестывал за мной?» – тотчас же спрашивала себя и признавалась, что в его действиях явно просматривалось некое ухлестывание. Затем я представляла его в рабочем комбинезоне с грязными руками и черными каемками под ногтями и твердила, что нужно быть полной идиоткой, чтобы воспринимать его качестве… партнера. Да и в цивильно-привлекательном виде у него не было никаких шансов даже встретиться со мной, не то что продолжить свои мужские маневры, если я сама с какого-то перепугу не захочу предоставить ему такую возможность.
Я успокаивалась на какое-то время, а потом вновь начинала думать обо всем случившемся и пылать от негодования. Эта история – еще одно доказательство деградации мужской половины человечества. Что за жалкие пошли мужчины? Поиграл, бросил, вернулся? Потерпел неудачу, упал на дно и пытается выкарабкаться с женской помощью? Да он не стоит и доли секунды, чтобы думать и вспоминать о нем. А Рита, тоже мне, сестрица, ни гордости, ни самолюбия, ни самоуважения! Поманил, и она тут же готова броситься к нему в объятия! И к кому, главное, к кому? Был бы хоть достойный мужик, ради которого стоило устраивать скандалы с начальством, рискуя потерять хорошее место и родственное расположение. Эта вечная женская слабость – одуревать от распущенного цветастым веером павлиньего хвоста.
Курица бестолковая! И пусть гибнет, я больше и пальцем не шевельну, чтобы вызволить эту дуру из сетей мерзавца-ловеласа Лудовина! Но что-то же она нашла в нем, то ради чего идет на такие жертвы! Вполне могла бы подцепить себе приличного мужчину, вот, например, Вадим явно ей симпатизирует, но эта идиотка запала на непонятного Романа, вцепившись в него своими наманикюренными ногтями. Хуже смерти она мне надоела.

Более того, подруга Кристина, дипломатично выдержав пару дней, за вечерним чаем с коньяком задала таки вопрос о личности мужчины, с которым я беседовала под дождем.
– Так, знакомый проходил мимо, – попыталась я обойти ответ тем же способом, что применила с Федором.
– А что ж ты так рванула к нему, к знакомому?
Кажется, мой порыв заметила только Кристина, которой в силу профессии надлежит быть наблюдательной.
– Куда я рванула? – невинно спросила я.
– Дашка, не финти, даю руку на отсечение, это был твой футболист.
– Рука тебе еще пригодится… хоть это и был тот самый футболист, но отнюдь не мой! – взвилась я. – Я же тебе черным-по-белому объяснила, что он встречался… встречается с Ритой, моей сестрой двоюродной! Неужели ты считаешь, что меня может заинтересовать мужчина подобного рода?
– А отчего же тогда ты так кипятишься? – ехидно спросила подруга. – Право слово, не будь ты в столь плачевном виде, не будь грехом ввергать в унынье и без того уже унылых, я бы напомнила тебе сейчас, что твой заносчивый взлет в этом деле равен паденью...
– Тоже мне, психолог доморощенный, стоит мне поинтересоваться биографией мужчины и постоять пять минут с ним наедине, как тут же делаются такие далеко идущие выводы! Неужели у меня такой плачевный вид, и отчего ты считаешь, что я так уж заносчива? Я просто реально оцениваю себя, я знаю свои возможности и свои приоритеты, и заметь, подобного рода мужики в этот круг не попадают!
– Да, да! – театрально замахала руками Кристина. – В твоем круге великолепный Федор! Прости, умолкаю.
И она вправду умолкла, но едва прекратился разговор, я поняла, что мне невыносимо хочется поговорить с Кристиной о Лудовине и его подлости.

Кристина испросила разрешения пожить со своим семейством в моей квартире еще неделю, на что я с удовольствием согласилась, не без задней эгоистичной мысли, что без их веселой суеты меня бы совсем одолели гормонально-пакостные мысли и жених. Предстоящая свадьба ушла куда-то вбок, иногда я просто забывала о ней, если не напоминал Федор, который упорно бранил меня за индифферентное отношение к предстоящему событию. Подруга моя была все-таки в чем-то права, когда рассуждала о заключении брака и замужестве.

В конце недели выяснилось, что тендер на новое строительство мы проиграли, что, само собой, не добавило к моему мрачному настроению светлых пятен. Неудача столь критически повлияла на мой рассудок, что я отправилась навестить пострадавшего зама Сурикова, решив показать себе, что удары судьбы не сделали меня черствой и бесчеловечной. С Мишей Суриковым мы учились в одном вузе и, более того, в одной группе, но никогда не испытывали друг к другу особых симпатий. Я просто не обращала на него внимания, он отвечал мне тем же. Волею судеб мы оказались с ним сотрудниками одного и того же СМУ, а затем, познав падения и взлеты, достигли того, чего достигли. Михаил всегда умудрялся работать и на своих и на чужих, поменял трех жен, расставшись с последней полгода назад, развлекался от души и мало помалу становился вредным наростом на теле компании.
Суриков восседал в кресле, вытянув на журнальный столик изящно зашитую в аппарат Илизарова ногу. Рядом с ногой царила бутылка любимого Мишиного коньяка и пузатый бокал с коричневатыми подтеками.
– Ты хоть закусываешь, Михаил? – спросила я, не заметив на столе никаких признаков подходящих к коньяку закусок.
– Бери, Дарья, бокал, наливай, – откликнулся Суриков. Его полное раскрасневшееся лицо и мутноватый взгляд сигналили о длительном принятии на грудь крепкого заморского напитка.
Я отказалась, сославшись на свою Пежо и руль, за которым предстояло сидеть.
– Тогда в холодильнике пошуруй, найди что-нибудь перекусить, – предложил Суриков.
– А девушки твои о тебе не заботятся? – спросила я, распаковав плитку шоколада из набора продуктов для больного, который сердобольно принесла с собой.
– Заботятся… – махнул рукой Суриков. – Боюсь, нечаянно столкнутся во время визитов…
– Ситуация выходит из-под контроля?
– Ну да, где-то выходит… – пробурчал Михаил.
Он замолчал, вздохнув, и я не знала, что сказать. Обычно наши разговоры сводились к выяснению отношений на производстве, а вот так, в неофициальной обстановке мы с ним встречались лишь на заре туманной юности, да и то не с глазу на глаз.
– А у тебя тут… – начала я, решив, что нашла тему для разговора.
– Слушай, Даша… – одновременно со мной затянул Суриков.
Я замолчала, он тоже…
– Ну… говори… – уступила я очередь.
– А ты о чем собиралась?
– Да так, ерунда.
– Ладно, скажу, – Суриков плеснул коньяку в бокал и выпил одним глотком, даже не поморщившись. – Мы с тобой, Даша, враждуем и спорим, и ты считаешь, что я подыгрываю Гладилину, ведь так?
– Так, – отрубила я. – А разве нет?
– Вот за что ты мне нравишься, Дарья Васильевна, так это за умение врубить, не глядя. Хотя, иногда это не срабатывает.
– Ты к чему начал разговор? – спросила я. – Перекидываться с тобой мячом не входило в мои планы. А вопрос твоих отношений с Гладилиным стоит поставить на совете директоров…
Вот так всегда, мой миролюбивый настрой улетучился, а желание навестить больного привело к выяснению отношений.
– Даша, не злись… не надо про совет директоров, у меня к тебе совсем другой вопрос…
– Какой еще вопрос?
– Ты надежна и благополучна, ты восхитительна, и я хочу узнать, насколько благополучен сам.
Я изумленно уставилась на Сурикова. Что он такое несет?
– Миша, ты о чем? Совсем сбрендил на коньячной почве? – вырвалось у меня.
– Не хами, Дарья. Я к тебе, между прочим, с предложением. Я очень рад, что ты пришла, хоть верь, хоть не верь.
– С каким предложением? – спросила я, предчувствуя нечто очень неладное.
– С предложение руки и сердца, между прочим… извини, что так обыденно, но раз уж ты пришла, то пользуюсь моментом! – выдал Суриков, спустил со столика ногу и с кряхтением поднялся.
– Что-о-о?! – взревела я. – Миша, я, конечно, понимаю, ты сидишь здесь, со сломанной ногой, с коньяком и девицами, и у тебя на этой почве возникают неадекватные идеи! Но не настолько же?! Или эта мысль пришла тебе в голову пять минут назад?
– Я, между прочим, давно это обдумываю, – обиженно ответил Суриков, окончательно покраснев. – Мы могли бы с тобой объединиться и начать свое новое дело.
– Зачем мне это?
– А ты уверена, что наша фирма долго продержится на этих социальных проектах? И тендер мы проиграли… А наш с тобой союз очень перспективен, ты – женщина чудесная во всех отношениях, умная, с характером…
Я просто оборвала его. Налила себе коньяку, от гнева позабыв, что внизу меня ждут руль и машина, выпила, распрощалась и ушла. Я кипела, как жидкость в автоклаве. Я даже позабыла сказать Сурикову о том, что уже собираюсь замуж!
На перекрестке меня остановил гаишник-гибэдэдэшник, словно почуяв, что я благоухаю коньячными парами. Он явно терпеть не мог иномарки, потому что смотрел на мою малютку с нескрываемым отвращением, но на уговоры все же согласился, прочитав мне внушение и отпустив почти без последствий. Общение с представителем власти подействовало на меня странно успокоительно, словно щелочь нейтрализовала кислоту, создав некий, пусть и неустойчивый, баланс.
А дома я обнаружила содом и лазарет. Кристина, скрюченная от почечного приступа, звонила Ваське-старшему и не могла дозвониться.
– Скорую вызвать? – спросила я, скидывая пальто на диван в прихожей.
– Не надо, оклемаюсь, не в первый раз… До Васьки не могу дозвониться, и родителей, как назло, на дачу унесло. И Дору твою где-то носит… Ваську-младшего из спорт-школы со Светлановского надо забрать, а я, боюсь, не доеду.
– Не проблема, – бросила я. – Сейчас съезжу, заберу.
– Так ты только вернулась, Даша, – жалобно протянула Кристина.
– Я уехала. Если что, звони в скорую и мне. Давай адрес школы! – отрезала я.