Отправлено: 14.07.09 14:25. Заголовок: Быт и культура русского дворянства (XVIII-начало XIX века)
Особенности повседневной жизни - о чем разговаривали, что читали, за что ругали детей и когда обедали - не меньше определяет эпоху, чем передвижения армий или свержение монархов.
Отправлено: 14.07.09 14:28. Заголовок: Отрывок из главы кни..
Отрывок из главы книги "Мир Женщины"
...над Европой проносится дыхание нового времени. Зарождается романтизм, и, особенно после сочинений Ж.-Ж. Руссо, становится принятым стремиться к природе, к «естественности» нравов и поведения. .. «Неестественные» моды начинают вызывать отрицательное отношение, а идеалом становится «естественность», образцы которой искали в женских фигурах античности или в «театрализованном» крестьянском быту. Одежды теперь просты: нет уже ни роскошных юбок с фижмами, ни корсетов, ни тяжелой парчи. Женская одежда делается из легкой ткани. Рубашка с очень высокой талией представляется защитникам культа Природы «естественной». Простоту одежды пропагандирует эпоха французской революции. Павел I тщетно пытался остановить моду: на последний ужин перед тем, как его убили, императрица Мария Федоровна пришла к нему в запрещенном европейском платье: простая рубашка, высокая талия, открытая грудь, открытые плечи — дитя природы. Вечерний туалет императрицы стал первым публичным свидетельством конца павловской эпохи. Первый жест бунта, как это часто бывало в России XVIII века, был сделан женщиной. На портретах этой поры мы видим, как новая манера одеваться соединилась с естественностью, простотой движений, живым выражением лица. Так, на портрете М. И. Лопухиной В. Боровиковского отнюдь не случайно, фоном вместо привычных тогда бюста императрицы или же пышного архитектурного сооружения стали колосья ржи и васильки. Девушка и природа соотнесены в своей естественности. Появились платья, которые позже стали называть онегинскими, хотя они вошли в моду задолго до опубликования «Евгения Онегина», уже на грани двух веков. Вместе с изменением стиля одежды меняются и прически: женщины (как и мужчины) отказываются от париков — здесь тоже побеждает «естественность». Мода эта перешагивает через границы, и, хотя между революционным Парижем и остальной Европой идет война, попытки остановить моду у политических границ оказываются тщетными. Женщины одержали здесь блестящую победу над политикой. Перемена вкусов коснулась и косметики (как и всего вообще, что меняло женскую внешность). Просветительский идеал простоты резко сокращает употребление красок. Бледность (если не естественная, то создаваемая с большим искусством!) стала обязательным элементом женской привлекательности. Красавица XVIII века пышет здоровьем и ценится дородностью. Людям той поры кажется, что женщина полная - это женщина красивая. Именно крупная, полная женщина считается идеалом красоты — и портретисты, нередко греша против истины, приближают потретируемых к идеалу. Известны случаи, когда художник для торжественного портрета (а это мы можем установить, сравнивая его с рисованными профилями или другими портретами) награждает заказчицу полнотой, вовсе ей не свойственной. Отдавая предпочтение пышным формам, соответственно относятся и к аппетиту. Женщина той поры ест много и не стесняется этого. С приближением эпохи романтизма мода на здоровье кончается. Теперь кажется красивой и начинает нравиться бледность — знак глубины сердечных чувств. Здоровье же представляется чем-то вульгарным... Женщина эпохи романтизма должна быть бледной, мечтательной, ей идет грусть ... Впрочем, романтический идеал женщины-ангела имел и своего двойника: «Ангел дьяволом причесан И чертовкою одет». Романтическое соединение «ангельского» и «дьявольского» также входит в норму женского поведения. ..
Отправлено: 14.07.09 14:31. Заголовок: Отрывок оттуда же. ..
Отрывок оттуда же (о круге чтения детей дворян в начале 19 века).
Говоря о женщинах начала прошлого столетия, необходимо сказать несколько слов и о детях. В этом культурном мире складывалось особое детство. Детям не только стали шить детскую одежду, не только культивировались детские игры — дети очень рано начинали читать. Женский мир был неотделим от детского, и женщина-читательница породила ребенка-читателя. Чтение книги вслух, а затем самостоятельная детская библиотека — таков путь, по которому пройдут будущие литераторы, воины и политики. Вообще, трудно назвать время, когда книга играла бы такую роль, как в конце XVIII — начале XIX века. Ворвавшись в жизнь ребенка в 1780-х годах, книга стала к началу следующего столетия обязательным спутником детства. У ребенка были очень интересные книги, — конечно, прежде всего романы: ведь дети читали то, что читали женщины. Женская библиотека, женский книжный шкаф формировали круг чтения и вкусы ребенка. Романы кружили голову: в них — героические рыцари, которые спасают красавиц, служат добродетели и никогда не склоняются перед злом. Книжные впечатления очень легко соединялись со сказкой, которую ребенок слышал от няни. Роман и сказка не противоречили друг другу. Русская детская книга, начавшаяся с издательской деятельности Новикова, к концу XVIII века стала уже достаточно разнообразной. Здесь и классические произведения — такие, как «Дон-Кихот» или «Робинзон Крузо», — и литература во многом примитивная: переводы произведений для детей, почерпнутые из немецких и французских дидактических книг. Но ребенок чаще всего подпадает под влияние лучшего из прочитанного — и вот уже молодые Муравьевы, будущие декабристы, мечтают уехать на Сахалин, который им кажется необитаемым островом (миром Робинзона!), и основать там идеальную республику Чока. Братья начнут на острове всю человеческую историю заново: у них не будет ни господ, ни рабов, ни денег; они станут жить ради равенства, братства и свободы. В эту же эпоху входит в детское чтение и другая книга — «Плутарх для детей». Плутарх — известный античный прозаик, автор «Сравнительных жизнеописаний» великих людей древней Греции и Рима. Только что пережив «первую волну»литературных впечатлений, почувствовав себя средневековым рыцарем, который борется со злодеями, колдунами и великанами, крестоносцем, воюющим с маврами, — Так называли обычно книгу «Плутарха Херонейского О детоводстве, или воспитании детей наставление. Переведенное с еллино-греческого языка С[тепаном] Писаревым]». СПб., 1771. ребенок окунается в мир исторической героики. Самым обаятельным в глазах детей и подростков становится образ римского республиканца. В этом отношении показателен эпизод из биографии известного декабриста Никиты Муравьева. Он переносит нас на детский бал. Время действия — начало XIX века. Герою рассказа — шесть лет. «Детские балы» — это особые балы, устраивавшиеся в первую половину дня либо в частных домах, либо у танцмейстера Иогеля. Туда привозили и совсем маленьких детей, но там танцевали и девочки двенадцати, тринадцати или четырнадцати лет, которые считались невестами, потому что пятнадцать лет — это уже возможный возраст для замужества. Вспомним, как в «Войне и мире» на детский бал к Иогелю приходят прибывшие в отпуск молодые офицеры Николай Ростов и Василий Денисов. Детские балы славятся веселостью. Здесь непринужденная обстановка детской игры незаметно переходит в увлекательное кокетство. Маленький Никитушка, будущий декабрист, на детском вечере стоит и не танцует, и, когда мать спрашивает у него о причине, мальчик осведомляется (по-французски): «Матушка, разве Аристид и Катон танцовали?» Мать на это ему отвечает, также по-французски: «Надо полагать, что танцевали, будучи в твоем возрасте»10. И только после этого Никитушка идет танцевать. Он еще не научился многому, но он уже знает, что будет героем, как древний римлянин. Пока он к этому плохо подготовлен, хотя знает и географию, и математику, и многие языки. В 1812 году шестнадцатилетний Никита Муравьев решает убежать в действующую армию, чтобы совершить героический поступок. «Пылая желанием защитить свое Отечество принятием личного участия в войне, он решился явиться к главнокомандующему Кутузову и просить у него службы. .. У Никиты Муравьева и его сверстников было особое детство — детство, которое создает людей, уже заранее подготовленных не для карьеры, не для службы, а для подвигов. Людей, которые знают, что самое худшее в жизни — это потерять честь. Совершить недостойный поступок — хуже смерти. Смерть не страшит подростков и юношей этого поколения: все великие римляне погибали героически, и такая смерть завидна. ..
Отправлено: 04.08.09 23:18. Заголовок: Я очень люблю книги ..
Я очень люблю книги Лотмана. Не смотря на то, что это как бы специализированная литература, они написаны очень просто и интересно. Книги легко читаются. Это то источник, которому целиком и полностью можно доверять.
Сообщение: 2534
Настроение: Всё, кроме погоды, поёт о весне!
Фото:
Отправлено: 08.03.10 22:16. Заголовок: А. И. Яковлева. ..
А. И. Яковлева. "Воспоминания бывшей Камер-Юнгферы императрицы Марии Александровны" "Исторический вестник" 1889 г.
стр. 154.
Раз как-то, при утреннем туалете, присутствовала статс-дама, графиня Юлия Федоровна Баранова. Тут я узнала, что графиня не знает английского языка. Великая княжна (Александра Николаевна), вероятно, не желая, чтобы присутствующие знали сюжет их разговора, стала говорить по-французки, но к каждому слову прибавляла букву "пе". Этот язык известен почти всем институткам и называется "пипским". Мне было ужасно неловко; я поняла бы их разговор, а впоследствии могло бы обнаружится, что я знаю этот язык. Я нарочно сделала великой княжне какой -то вопрос, касающийся моей службы, на пипском языке. Она быстро повернулась ко мне и сказала: - "Вы знаете этот язык?" и похвалила мою деликатность; при этом она мне рассказала, что хотя ее еще не берут за границу, но что у дедушки - короля Прусского она, все-таки, уже была, и что там шутя заговорила по-пипски (с немецким), прибавляя букву "б", чтобы привести слушателей в недоумение на счет нового и непонятного для них языка; вышло однако, что некоторые слова при прибавлении буквы "б", оказались для непонимающего слушателя очень двусмысленными, дедушка обратил ее внимание на это; ей стало ужасно неловко и она попробовала прибавлять другую букву, хотя речь ее уже не была такою плавною. С графиней и со мною она для курьеза иногда говорила на этом языке.
стр 595.
В один из больших праздников перед переездом в Царское село, при дворе был выход. Императрица (Мария Александровна) надела драгоценное жемчужное ожерелье, состоящее из четырех ниток крупного жемчуга; крупнейшие зерна находились в середине, менее крупные к концам и замыкались большим фермуаром из жемчуга же. Вскоре опять был выход и императрица пожелала вновь одеть то же ожерелье. Надо заметить, что жемчуг был так математически верно подобран по величине, и нитки лежали так плотно одна к другой, что составляло как бы нечто сплошное. В этот же день, к крайнему изумлению всех, ожерелье никоим образом не могли уложить ровно: верхняя нитка постоянно падала на следующую; как ни поправляли, ожерелье было невозможно одеть. Императрица, конечно, этим осталась очень недовольна; она надела длинную нитку крупного жемчуга, спускавшуюся ниже пояса. Как только государыня ушла в церковь, камер-фрау послала тотчас же за придворным ювелиром и таксиром - Кеммерером. Он знал все бриллианты и драгоценности государыни. Придя, Кеммерер уложил ожерелье в ящик, в котором были сделаны четыре желобка, куда всыпают зерна, когда их нанизывают. Тотчас же обнаружилось, что тут не все зерна; но симметрическое распределение жемчуга по величине не было нарушено, а поэтому и было трудно тотчас определить, сколько и каких зерен не хватает. По весу и справке в книге, ювелир объявил, что не хватает 8 жемчужин, стоимостью в 800 рублей. Несчастная камер-фрау пришла в отчаянье; она не находила покоя, измученная и озабоченная невозможностью найти виновного и узнать, каким способом и когда могли извлечь из замкнутой витрины жемчуг. Тотчас дано знать о пропаже обер-полицмейстеру: конечно, за всеми был учрежден строгий, секретный надзор. На другой день неожиданно приходит к камер-фрау женщина, бросается перед нею на колени, умоляя не погубить ее, и объявляет, что она может указать, кем похищен жемчуг. Камер-фрау успокаивает ее, обещая не только не погубить, но даже наградить, если показания ея окажутся верными. Тогда эта женщина, оказавшаяся крепостной горничной камер-юнгферы О...ниной, называет виновницу и рассказывает, как было дело. В дежурной комнате по очереди ночевали: камер-фрау и старшая камер-юнгфера. Когда О. была дежурная ночью и горничная пришла в дежурную комнату слать постель и помочь раздеться, то увидела в руках О. ожерелье. О. принуждала свою горничную помочь ей перенизать бусы; у нее заранее было приготовлено несколько ниток белого тамбурного шелку, какой обыкновенно употребляют ювелиры для нанизывания бус; на каждом конце нитки были всучены тонкие золотые проволочки, служившие вместо иголки. Горничная умоляла свою госпожу не трогать жемчуга. О. ничего не хотела слышать и продолжала приводить в исполнение свое намерение. Горничная сообщила, что жемчуг где-то заложен. Камер-фрау, запретив горничной рассказывать кому бы то ни было о том, что она сообщила, написала и показала императрице анонимное письмо, будто сейчас полученное ею, в котором названа преступница. Тотчас дано было знать об этом обер-полицмейстеру. Уже по первому заявлению о пропаже полиция объездила всех ростовщиков и напала на след. О...ну поджидал сыщик у одного ростовщика, рассчитав совершенно верно, что она поторопится выкупить жемчуг. Выкупив жемчуг, она возвращалась домой, но ее арестовали у дверей квартиры и отвезли в полицию, где ей отвели комнату с одним окном за железною решеткой и крошечным отверстием в дверях, в которое постоянно наблюдал за ней часовой с ружьем. Ее несколько раз допрашивали, но она не сознавалась. Наконец, к ней в комнату вошел молодой человек приятной наружности; он стал с большим участием расспрашивать и жалеть ее, советовал лучше самой сознаться, чем ждать пока все будет раскрыто полицией; но виновница стойко поддерживала свою невинность. Тогда, с видом участия, он стал говорить, что совершенно понимает, что любящая женщина на все готова решиться и жертвовать собою для любимого человека; он знает, что она любит молодого доктора и хотела ему помочь, знает, что для него она заложила жемчуг за 800 р., знает, что она его выкупила, как только разнесся слух о пропаже, но что не успела его вернуть обратно. Она все еще упорствовала и не сознавалась. Наконец, он сказал, что такого-то числа в таком-то доме она позвонила и ей открыл дверь лакей, который видел, как она выкупала жемчуг, а этот лакей был он сам, и что в эту минуту жемчуг лежит у нее в сак-вояже. Гораздо лучше, если она сейчас ему его отдаст; тогда он найдет возможность вернуть жемчуг по принадлежности, и никто не будет знать, где он его нашел. Видя, что все открыто и запираться больше нельзя, она, рыдая, во всем созналась, отдала ему жемчуг и отвечала на всего его вопросы, а тем временем за стеною все ея ответы записывались. Государь приказал ей в 24 часа оставить Петербург с запрещением когда-либо в него вернуться. Кажется, ей было указано жить в Новгороде. Государыня ассигновала ей 400 рублей пенсии. Года через два, три она все таки решилась приехать в Петербург и даже показаться в Царском Селе, неподалеку от дворца. Государь, возвращаясь с прогулки, издали ее узнал и тотчас велел полицейскому, стоявшему у дворца, немедленно отправить ее обратно на местожительство и повторить ей запрещение показываться в Петербурге и его окрестностях.
Видя, что все открыто и запираться больше нельзя, она, рыдая, во всем созналась, отдала ему жемчуг и отвечала на всего его вопросы, а тем временем за стеною все ея ответы записывались. Государь приказал ей в 24 часа оставить Петербург с запрещением когда-либо в него вернуться. Кажется, ей было указано жить в Новгороде. Государыня ассигновала ей 400 рублей пенсии. Года через два, три она все таки решилась приехать в Петербург и даже показаться в Царском Селе, неподалеку от дворца. Государь, возвращаясь с прогулки, издали ее узнал и тотчас велел полицейскому, стоявшему у дворца, немедленно отправить ее обратно на местожительство и повторить ей запрещение показываться в Петербурге и его окрестностях.
Похоже, что только меня поразила подобная "мера пресечения" за воровство. Мне трудно даже вообразить нечто подобное в наши дни!
Похоже, что только меня поразила подобная "мера пресечения" за воровство.
Ты имеешь в виду, что ей еще и пенсию ассигновали, а не просто сослали? Так она раскаялась, созналась, и у неё смягчающие обстоятельства - любов. И возможно, безупречный послужной список до того как...
Marusia Видя, что все открыто и запираться больше нельзя, она, рыдая, во всем созналась, отдала ему жемчуг и отвечала на всего его вопросы, а тем временем за стеною все ея ответы записывались.
Разве она раскаялась?
На мой взгляд, здесь проявилось свойственная тому времени гуманность и мягкосердечие: достаточно позора!
А пенсия назначалась, я думаю для того, чтобы у неё были средства для благочинной жизни. В ту пору при дворце, как правило, служили лица из обедневших дворянских фамилий. Таким образом ей предоставлялась возможность для осознания содеянного и раскаяния.
Отправлено: 04.09.11 14:31. Заголовок: В который уже раз пе..
В который уже раз перечитываю "Рассказы бабушки. Из воспоминаний пяти поколений". Это воспоминания Е.П. Яньковой (1768-1861), записанные её внуком Д.Д. Благово. "Она живо помнила все предания семейства, восходившие до времен Петра I, и рассказывала с удивительной подробностью, помня иногда года и числа: кто был на ком женат, у кого было сколько детей, словом сказать, она была живой летописью всего XVIII столетия и половины XIX" - пишет внук в предисловии. Елизавета Петровна принадлежала к старинному дворянству: отец ее П.М. Римский-Корсаков удачно начал службу в гвардии, но вышел в отставку из-за какой-то ссоры с всесильными Орловыми, мать была урожденная княжна Щербатова. Семья была в родстве с Татищевыми (Е.П. Янькова - правнучка известного историка и государственного деятеля графа В.Н. Татищева), Мещерскими, Шаховскими, Волконскими, Салтыковыми, Вяземскими, словом, со всей аристократией. Елизавета Петровна многих знала, о многом слышала и много запомнила. Ее воспоминания - настоящие женские, они прежде всего посвящены частной жизни: усадебной и городской повседневности, семейному быту, истории замужеств, воспитания детей. Конечно, мимо нее не прошли исторические события: пугачевский бунт, война 1812 года, восстание декабристов, но все это опять-таки описано с позиции частного лица. Язык замечательный, многие из эпизодов воспоминаний, занимающие страницу-другую, могли бы стать основой целых романов. Что поражает при первом чтении - положение детей в семьях. Елизавета Петровна считает отца и мать заботливыми, любящими родителями. Наверно, так оно и было. Но вот опять же факты повседневной жизни. Дом в подмосковной усадьбе: "У нас в детской не было зимних рам: моя кровать стояла у самого окна, и чтоб от него ночью не дуло во время сильных холодов, то на ночь заставляли доской и завешивали чем-нибудь потолще". В комнату без двойных рам поместили также француза-гувернера. Сами родители жили в комнатах с двойными рамами. У детей не было чайных ложек - чайными ложками пользовались только батюшка с матушкой. У Римских-Корсаковых было несколько тысяч крепостных, несколько хороших имений - неужели не могли купить простые ложечки для детей? Очевидно, считали, что дети и так обойдутся. Еще один эпизод - эпидемия оспы. Лиза и ее старшая сестра, тоже Елизавета (кстати, почему у родных сестер одинаковые имена?) заболели, старшая Лиза умерла. Когда гробовщик пришел снимать мерку для гроба, батюшка велел ему заодно снять мерку и с живой Лизы - чтобы не ходил два раза. От гробовщика доставили два гроба, для мертвого ребенка и для живого. К счастью, Лиза-младшая оправилась. Кажется, для Яньковой такое отношение было вполне естественным: "В то время дети не были при родителях неотлучно, как теперь, и не смели прийти, когда вздумается, а приходили поутру поздороваться, к обеду, к чаю и к ужину или когда позовут за чем-нибудь. Отношения детей к родителям были совсем не такие, как теперь; мы не смели сказать: за что вы на меня сердитесь, а говорили: за что вы изволите гневаться, или: чем я вас прогневала; не говорили, это вы мне подарили; нет, это было нескладно, а следовало сказать: это вы мне пожаловали, это ваше жалование. Мы своих родителей любили, боялись и почитали. В наше время никому и в мысль не приходило, чтобы можно было ослушаться отца или мать и беспрекословно не исполнить, что приказано. Как это возможно? Даже и ответить нельзя было, и в разговор свободно не вступали: ждешь, чтобы старший спросил, тогда и отвечаешь... Бабушка (княгиня Щербатова) вставала рано и кушала в полдень; ну, стало быть, и мы должны были вставать ещё раньше, чтобы быть уже наготове, когда бабушка выйдет. Потом до обеда сидим, бывало, в гостиной пред нею навытяжку, молчим, ждем, что бабушка спросит у нас что-нибудь; когда спрашивает, встаёшь и отвечаешь стоя и ждёшь, чтобы она сказала опять: "Ну, садись ". Это значит, что больше она с тобой разговаривать не будет. Бывало, и при батюшке, и при матушке никогда не смеешь сесть, пока кто-нибудь не скажет: "Что же ты стоишь, Елизавета, садись." Только тогда и сядешь." Когда Елизавете было около двадцати лет, к ней посватался её будущий муж, Д.А. Яньков, дальний родственник со стороны Татищевых. Члены семьи Яньковых часто бывали в доме. Отец отказал жениху, не поставив в известность Елизавету о сватовстве (она узнала об этом от родных). Впоследствии Яньков сватался ещё дважды и вновь получал отказ отца. Наконец, когда Елизавете шёл уже двадцать шестой год (в 1793 году), он в четвертый раз сделал предложение, и Римский-Корсаков согласился отдать дочь замуж. По тем временам Елизавета уже могла считаться старой девой. О своих чувствах к Янькову она говорит очень сдержанно: "А мне, признаюсь, Дмитрий Александрович приходился по мысли: не то чтоб я в него была влюблена (как это срамницы-барышни теперь говорят) или бы сокрушалась, что батюшка меня не отдаёт, нет, но дай батюшка своё согласие, и я бы не отказала." Хотя из всего рассказа, из повествования о дальнейшей жизни ясно, что Е.П. очень любила Янькова, но признаваться в этом, видимо, считала неприличным. Примечательно, что она ни разу не упоминает о каких-либо других женихах (трудно поверить, что к молодой девице знатной и богатой фамилии, красивой ("маленькая Корсакова", как её называли в свете, имела успех), с аристократическими связями и безупречной репутацией, жившей в Москве, никто больше не хотел посвататься). Елизавете ещё повезло, она своего Дмитрия Александровича дожидалась только пять лет. А вот другая рассказанная ею история: "Надежде Васильевне Титовой было далеко за 30 лет, когда после долгого времени её мать дала наконец согласие на её замужество с Павлом Михайловичем Балк. Это целый роман, которому трудно поверить: она была невестой без малого почти двадцать лет. Надежда Васильевна была стройна, высока ростом, свежа лицом, словом сказать, во всей красоте: ей было лет около 20-ти. Очень она нравилась Балку Павлу Михайловичу, лет 30-ти с чем-нибудь, высокого роста, приятной наружности, и можно было бы назвать его совершенным красавцем, если бы он не был кос. Он служил в Москве в гражданской палате советником и имел весьма посредственное состояние. Для Титовой он совсем не был подходящею партией, но он ей нравился, и хотя к ней сваталось много богатых и знатных женихов, она всем для него отказывала... Титова Анна Васильевна благоволила к Балку, но как только он станет свататься, так она и скажет ему: "Полно, мой батюшка, спешить, ведь время еще не ушло: езди к нам, ты видишь, я тебя принимаю охотно, так чего же ещё тебе, успеешь, спешить нечего". Тот опять ездит, вздыхает. Надежда Васильевна в него влюблена по уши, мать это видит, а не дает своего согласия. Просят меня и моего мужа оба - и Титова, и Балк, чтобы мы поговорили за них Анне Васильевне. Мы как-то улучили удобное время, говорим ей: "Зачем томите и вашу дочь и Балка? Отчего вы не дадите своего согласия?" Ну, уломали наконец старуху, согласилась, приняла предложение, начали приданое делать - и что же? - вдруг опять на попятный двор. "Не хочу этого замужества" Да так и тянулось дело до 1822 года, пока наконец и в самом деле не обвенчали помолвленных! Никогда я не могла понять, для чего Анна Васильевна так тянула это дело и терзала и дочь свою и её жениха; и никогда ни Надежда Васильевна, ни Балк не позволили себе пороптать на мать или пугнуть её, что так как дано слово, то можно обойтись и без согласия, как иной раз теперь рассуждают молодые люди."
Отправлено: 05.09.11 06:11. Заголовок: Читаю на бумаге, куп..
Читаю на бумаге, купила в букинистическом магазине. Серия "Литературные памятники", 1989 год, название "Рассказы бабушки". Вот ещё история о том, как людям из-за церковных законов пришлось усыновлять собственных детей. "У князя Юрия Владимировича (Долгорукова) был старший брат, который женился на графине Бутурлиной, а несколько времени спустя на другой, младшей её сестре женился сам Юрий Владимирович: первый брак считался законным, а второй не признавали, хотели развести, но молодые не согласились и остались жить вместе. Как братья, так и жёны их жили душа в душу. Жену старшего брата Василия Владимировича звали Варвара Александровна, а жену Юрия Владимировича - Екатерина Александровна. У старшей четы детей не было, а у княгини Екатерины Александровны вскоре после замужества оказались признаки тягости, тогда и старшая сестра стала выдавать себя за находящуюся в таковом же положении для того, чтобы иметь возможность новорожденного сестриного ребенка выдать за своего законного, а не сестриного от непризнанного брака, и в этих видах она обкладывалась подушками, и посторонние, видя их обеих в таковом положении, и не догадывались, что одна в тягости заподлинно, а другая - притворно. У княгини Екатерины Александровны было трое детей..." (здесь Д.Д. Благово помещает примечание:"По смерти брата и невестки князь Юрий Владимирович испросил высочайшее соизволение на признание детей, числившихся братниными, - своими детьми"). Ещё рассказ Е.П. о своей дальней родственнице А.Н. Неклюдовой и ее подруге Н.Н. Шереметевой: "Не я одна была с Неклюдовой в размолвке: она вздорила и ссорилась с моим мужем, с княгиней Авдотьей Николаевной Мещерской, которая тоже осуждала её в лицо за дурное обращение с Шеншиными, а с Надеждой Николаевной Шереметевой (с сестрой Мещерской), с которой она была очень дружна, ссоры выходили очень часто: обе прегорячие, переругаются на чем свет стоит, раскраснеются как пионы. Неклюдова инде побагровеет, с обеих пот градом льёт, обе кричат, что есть мочи, кто кого перекричит - ни дать ни взять два индейских петуха; скинут свои чепцы и добраниваются простоволосые... просто - умора! - Ноги моей у тебя не будет, - говорит, картавя, Шереметева. - Ну, и не прошу, очень мне нужно, - кричит Неклюдова, топая ногами; - убирайся скорее от греха, а я за себя не ручаюсь... - Да, да, никогда к тебе не приеду, - приговаривает Шереметева, стуча кулаками по столу. - Да, сделай милость, убирайся... Так и расстанутся, и бранят за глаза друг друга; кажется, навек рассорились; пройдет сколько там недель, глядишь, летит в дрожках на паре с пристяжкой Шереметева к Неклюдовой мириться. - Ну что, картавая, сама ко мне приехала? - встречает её с громким хохотом Неклюдова. - Что, скучно, верно, без меня, сама припендерила... Скажи, из чего ты только распетушилась на меня? Ну, ну, помиримся, я пред тобой виновата, прости меня... И снова у них совет на любовь, пока не повздорят из-за чего-нибудь опять. Раз Неклюдова с Шереметевой опять из-за чего-то повздорили, разбранились - и не видаются; только как на грех Шереметеву разбили лошади, и не на шутку: кажется, она руку ли, ногу ли переломила и лицо ей всё избило, и старуху еле живую повезли домой и уложили в постель. Узнала про это Неклюдова: тотчас поехала навещать больную. Что ж она ей придумала сказать в утешение? Входит к больной, та лежит за ширмами, кряхтит, охает... - Я ведь всегда говорила, что ты полоумная, - говорит Неклюдова, - и жду, что ты умрешь когда-нибудь у фонарного столба; мчится себе, как лихой гусар... Ну что, говорят, тебе всю рожу расквасило и кости переломало... Диковинное дело, что тебя совсем не пришибло... Как это тебя угораздило? Это она приехала навещать больную приятельницу, еле живую! Ни у кого такого разговора, как у Неклюдовой, я не слыхивала; престранная была женщина!"
Самая странная история: "В то время, как мы жили в Петербурге, ко мне приезжает однажды одна моя хорошая знакомая, вдова средних лет, имевшая единственного сына, только что произведенного в офицеры. - Я к вам с просьбой, Елизавета Петровна: сделайте милость, не откажите. - Что такое, моя милая, - говорила я ей, - скажи мне, и ежели я могу - сделаю. - Позвольте вашим двум лакеям прийти ко мне завтра поутру. - С большим удовольствием; зачем они тебе понадобились?- - Вы знаете, я имею сына, которого недавно сделали офицером... - Ну так что же? - Он стал дурно себя вести, замотался, на днях возвратился домой выпивши, а вчера распроигрался; хотя я имею состояние, но его ненадолго хватит, ежели мой сын так станет жить. - Это очень жаль, только я всё-таки не понимаю, на что тебе мои люди понадобились. - Я хочу сына высечь, - говорит мать, а сама плачет... - Что это, матушка, ты за вздор мне говоришь, статочное ли это дело? Ему под двадцать лет, да ещё вдобавок он и офицер; как же могут мои люди его сечь? За это их под суд возьмут. - Да я им сечь и не дозволю; они только держи, а высеку я сама... - Милая моя, он офицер, как же это возможно... - Он мой сын, Елизавета Петровна, и как мать я вольна его наказать, как хочу, кто же отнял у меня это право? Как я ни уговаривала её, она поставила на своём, выпросила у меня моих людей Фоку и Федора. Они пошли к ней на другой день поутру. Сын её был ещё в постели, она вошла к нему в комнату с моими лакеями, заставила их сына держать, а сама выпорола его так, что он весь день от стыда и боли пролежал не вставая. Это средство помогло, как рукой сняло: полно пить и в карты играть... Лет десять спустя после этого докладывают мне, что приехал такой-то; приняла, а сама не знаю, с кем говорю, совершенно позабыла его фамилию... спасибо, сам мне напомнил. - Помните, в Петербурге ваших людей брала у вас покойная матушка, чтобы меня высечь? Я тогда был ещё почти мальчиком. Тут только я и вспомнила. - Очень мне тогда это было конфузно, а теперь от души благодарю покойную матушку, что она прибегла к такому домашнему средству; благодарю и вас, что помогли матушке. Вот как в прежнее время умные матери исправляли своих взрослых сыновей, и не смели они сердиться и от злости не стрелялись и не давились, а ещё благодарили. Попробуй-ка теперь кто это сделать, да что бы такое вышло?"
Боже, Икс это безумно интересно! Читаю с превеликим удовольствием! Это не бабушка, а настоящее сокровище В каждой истории есть что-то поразительное. Последняя особенно понравилась, возьму на заметку Икс пишет:
цитата:
Ее воспоминания - настоящие женские, они прежде всего посвящены частной жизни: усадебной и городской повседневности, семейному быту, истории замужеств, воспитания детей.
Так это же намного ценнее, нежели там описание каких-то боевых действий Именно эти мелочи являются основным двигателем Истории, а зачастую они остаются в тени ее великих событий. Вообще, мне кажется, именно женщины двигают историю, только делают это легко и незаметно, чтобы не уронять престиж мужей
Отправлено: 06.09.11 06:32. Заголовок: Грустная история нес..
Грустная история несостоявшейся любви старшей дочери Яньковых Аграфены и известного художника Фёдора Толстого: "В этот год стал гащивать у Жукова один молодой человек, граф Толстой Фёдор Петрович, и часто бывал у нас... Мы были не родня, а по Толстым, стало быть, могли счесться своими. Он был лет тридцати с чем-нибудь, очень моложав, не особенно красив, однако и недурён собой, но дик и застенчив, как девочка: говорил он немного и в разговоре беспрестанно краснел. Сперва мы его принимали, не очень обращая внимание на то, что он часто у нас бывает вместе с Жуковым: нам и в голову не приходило, что он имел виды на одну из наших старших дочерей. Где он служил сперва, я не знаю; но в то время он был, кажется, в отставке и всё что-то такое рисовал и лепил. Мы считали его за пустого человека, который бьёт баклуши; состояние имел маленькое, и когда через Жукова выведывал, отдадим ли мы за него нашу старшую дочь, которая ему нравилась, мы отклонили его предложение и не дали хода этому делу." Вскоре А.Д. Яньков тяжело заболел. "После соборования ему немного полегчало; он позвал, чтобы мы все к нему собрались, и он с нами говорил довольно долго, и давал нам всем наставления. Грушеньке он говорил насчет графа Толстого, который опять пытался свататься. "Прошу тебя, милая, не огорчай ты нас с матерью, перестань думать о Толстом. Знаю, что он тебе нравится, но нам не хочется этого брака: он человек без состояния, службы не имеет, занимается пустяками - рисует да лепит куколки. Нет, голубушка, обещай, что ты об нем больше думать не станешь - я спокойно умру". Грушенька очень плакала, однако обещала отцу, что за Толстого замуж не пойдет... И кто же был потом этот по-видимому пустой человек? Один из самых известных людей, с большими дарованиями, который сделал себе очень громкое имя как замечательный художник, он был потом вице-президентом Академии художеств и тайным советником... Он Грушеньке нравился, и, конечно, она пошла бы за него, да только нам он не приходился по мысли: очень часто ошибаешься в людях..." Аграфена была выдана замуж за ничем не примечательного, но "очень приличного", как выразилась мать, сорокапятилетнего дворянина Д.К. Благово, который умер через несколько лет, оставив молодую женщину с ребенком на руках.
Совсем не понравилась Е.П. невеста её брата, знатная, но очень некрасивая, дочь князя П.П. Долгорукова, сестра молодого фаворита Александра I, погибшего в бою в кампании 1806 года. Зато среди мелкопоместных дворянок княжна имела поклонниц: "Никогда не приходилось мне видеть княжну Марью Петровну, но много слыхала я о ней от наших соседок по Покровскому имению - барышень Меркуловых. Они часто говаривали про Долгоруких и очень хвалили княжну, что она умна, хорошо воспитана, поёт по-итальянски, словом, превозносили до небес; но чтобы хороша была или стройна, никогда не говорили. Мы часто друг другу говаривали: - Что ж это Меркуловы никогда не скажут, хороша ли собой княжна Долгорукова? Престранные были эти Меркуловы: не то чтоб они были хороши собой, но недурны, сложены как следует, здоровья прекрасного и кушали во славу Божью всё, что ни подадут. Как приехали Долгоруковы к себе в деревню и познакомились с Меркуловыми, стали мы примечать в них перемену: обе сестры начали как-то гнуться на бок и странно ходить, как прежде не хаживали, и стали жаловаться на своё здоровье: то холодно, то сквозной ветер, то им сыро. Вздумали привередничать за столом: это вредно, это тяжело, то жирно, другое там солоно или кисло. Это нам казалось смешным и странным, но все мы не догадывались, что они перенимают у кого-нибудь весь этот вздор, а думали, что они так сами по себе дурачатся: и кому бы пришло в голову, чтобы человек, родившийся прямым, не кривобоким, стал вдруг корчить из себя кривобокого? Которая-то из моих сестёр раз и спрашивает у одной из Меркуловых: - Что это, матушка, как ты стала себя криво держать, точно кривобокая какая? - Бок болит, так меня всё и гнёт на сторону... Батюшка тоже заметил перемену в Меркуловых: не едят за столом того, другого. - Давно ли это вы начали разбирать, что вредно, что здорово; вы, кажется, прежде всё едали? - Что-то желудки у нас испортились, плохо переваривают пищу, спазмы делаются. - Какие вы там ещё выдумали спазмы? - говорит батюшка. - Кушайте во славу Божью всё, что подают, и пройдут ваши спазмы: русскому желудку всё должно быть здорово. Впоследствии, как мы познакомились с княжной Марьею Петровною, у нас глаза и открылись; думаем себе: - Вот с кого обезьянничают Меркуловы! Ну уж и подивилась я на первых порах выбору брата, глядя на невесту: очень невелика ростом, кривобока, горбовата, оловянного цвета вытаращенные глаза, нос картофелиной, зубы как клыки и какие-то кривые пальцы. Смотрю на княжну, не верю себе: "Неужели это братнина невеста?" Со всеми нами она обошлась не то чтобы свысока, но не очень радушно, хотя мы все были готовы принять её в родство как братнину жену; а важничать ей не приходилось с нами: мы были ведь не Чумичкины какие-нибудь или Доримедонтовы, а Римские-Корсаковы, одного племени с Милославскими, из рода которых была первая супруга царя Алексея Михайловича; матушка была Щербатова, а бабушка Мещерская, не Лаптевым чета."
Инвектива девяностолетней Яньковой против "новых времен": "Подняли бы наших стариков, дали бы им посмотреть на Москву, они ахнули бы - на что она стала похожа... Да, обмелела Москва и измельчала жителями, хоть и много их. Имена-то хорошие, может, и есть, да людей нет: не по имени живут. Говорят про старых людей, что мы хвалим только свое время: чего тут хвалить, когда всё пошло вверх дном; домами-то Москва, пожалуй, и красна, а жизнью скудна. Что по-нашему за срам и стыд считали - теперь нипочём. Ну, слыханное ли дело, чтобы благородные люди, обыватели Москвы, нанимали квартиры в трактирах или жили в меблированных помещениях, Бог знает с кем стена об стену? А экипажи какие? Что у купца, то и у князя, и у дворянина: ни герба, ни коронки. Кто-то на днях сказывал, видишь, что гербы стыдно выставлять напоказ: а то куда же их прикажете девать, в сундуках, что ли, держать, или на чердаке с хламом? На то и герб, чтобы смотреть на него, а не чтобы прятать - не краденый, от дедушек достался. Я имею два герба: свой да мужнин, и ступай, тащись в карете, выкрашенной одним цветом, как какая-нибудь Простопятова, да статочное ли это дело? Или печатай я письмо печатью с незабудкой или, того хуже, облаткой, а не гербовою печатью? Как бы не так! А в каретах на чём ездят? Я уж не говорю, что не четверней: теперь и двух десятков во всей Москве не найдешь, кто бы четверней ездил, а то просто на ямских лошадях. В моё время за великий стыд почитали на ямских лошадях куда-нибудь ехать, опричь рядов или вечером на бал, когда своих пожалеешь, а теперь это всё нипочём: без зазрения совести в простых наёмных каретах таскаются по городу среди белого дня, или того ещё хуже, на извозчиках рыскают. Год от года всё хуже и хуже становится, и теперь глаза уж не глядели бы и не слушала бы про то, что делается!"
Unintended, Мариета, ДюймОлечка, благодарю за интерес к бабушке. Исправляю ошибку: Петр Петрович Долгорукий-младший умер в 1806 году от болезни, полученной во время инспекционной поездки в русскую армию в Турции. Его брат 28-летний Михаил Петрович, любимец императора, был убит в 1808 году во время войны со Швецией за Финляндию. Через два дня после его гибели в армию прибыл курьер с приказом императора о производстве генерал-майора Долгорукова в генерал-лейтенанты и назначении его командующим. Надо полагать, со смертью каждого из братьев Мария Петровна становилась все более выгодной невестой (оба были холосты).
Я тоже люблю мемуарную литературу, много её перечитала. Меня, как и Вас, порою удивляло положение детей в дворянских семьях. По нынешним представлениям, оно труднообъяснимо. А с другой стороны: детей рождалось много и действовал принцип: Бог дал - Бог взял! Если Вам вздумается почитать Водовозову "На заре жизни", убеждена, что получите огромное удовольствие. Я тоже очень часто её перечитываю, уже не удивляясь, но погружаясь в совершенно иной и незнакомый мне мир.
Отправлено: 07.09.11 05:29. Заголовок: Wega пишет: Если Ва..
Wega пишет:
цитата:
Если Вам вздумается почитать Водовозову "На заре жизни", убеждена, что получите огромное удовольствие.
Уже читала! Сначала отрывки в сборнике "Институтки. Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц", а потом целиком. Но эти мемуары показались мне слишком тенденциозными.
Продолжаю бабушкины рассказы. В 1816 году Е.П. с дочерьми поехала в Петербург по приглашению своей сестры Александры и её мужа князя Николая Семеновича Вяземского. Родственники хотели, чтобы семейство "рассеялось" после перенесенной потери - смерти мужа и отца, А.Д. Янькова. В Петербурге девицы научились модным рукодельям: "Осматривая Академию Художеств, мы познакомились с начальником мозаичного отделения - Веклером. Моим барышням очень понравилась эта работа, и я приглашала Веклера бывать у нас и давать им уроки. Он был большой мастер своего дела и работал хорошо и очень живо. При начале работы большая пачкотня, когда заливают формочки составом, в который потом начинают вставлять цветные стеклышки. Очень это медленная работа, но раз сделанное уже никогда не испортится. Много разных вещиц тогда наделала Грушенька и подарила мне пейзаж для табакерки - "Красная Шапочка", который я велела обделать в черепаховую оправу. В то время была большая мода рисовать по дереву цветы гуашью и по белому бархату. Тут я тоже пригласила двух рисовальных учителей, так что, живя в Петербурге, мои девицы кой-чему понаучились. Сестре княгине Александре Петровне они подарили прекрасные ширмы из чинарового дерева в восемь половинок: верхние филенки - большие букеты цветов, рисованных по дереву, а средние - по тёмно-вишнёвому фону разные купидоны и барельефные фигуры; тогда это было очень модно, казалось хорошо, и знатоки ценили дорого. Каждая из дочерей нарисовала и для себя несколько вещей - работных ларчиков и корзиночек. Рисованье по бархату было в большом употреблении, и английский бумажный бархат оттого очень вздорожал. Тогда рисовали по бархату экраны для каминов, ширмы, подушки для диванов, а у некоторых богатых людей, бывало, и вся мебель на целую комнату; делали рисованные мешки для платков или "ридикюли", которые стали употреблять после того, как вышли из моды карманы, потому что платья стали до того узить, что места для карманов не было; но мы, люди немолодые, от карманов не отступали, а ридикюли носили ради приличия."
Семейство побывало в Невской лавре, и вот какую историю рассказали им об одном из живших там монахов: "Он был гвардейским офицером; фамилии и имени я его не помню. Служил он при императоре Павле. Вместе с ним находился в том же полку его родственник, с которым он был почти одних лет и очень дружен. Этот приятель его был очень рассеянной жизни, ужасно влюбчив, и, полюбив одну молодую девушку, задумал её увезти. Но девушка хотя и любила молодца, будучи строгих правил, хотела сперва обвенчаться и потом готова была бежать, а не иначе, а влюблённый офицер был уже женат, только жил с женой не вместе, стало быть, ему венчаться было невозможно. Что делать в таком затруднении? Он открылся своему другу. Тот и придумал сыграть комедию: обвенчать приятеля своего на дому, одевшись в священническую ризу. Предложили молодой девице венчаться по секрету, дома, под предлогом, что тайный брак в церкви священник венчать не станет. По неопытности своей молодая девушка не поняла, что тут обман, согласилась и в известный день, обвенчавшись со своим мнимым мужем, бежала. Он пожил с ней сколько-то времени, она родила дочь, и потом он её бросил. Не знаю, примирилась ли она со своими родными, только нашлись люди, которые помогли ей напасть на след её мужа, и она узнала, что он уже женатый и от живой жены на ней женился. Она подала прошение на высочайшее имя императора Павла, объясняя ему своё горестное положение. Император вошёл в положение несчастной молодой девушки, которую обманули, и положил замечательное решение: похитителя её велел разжаловать и сослать, молодую женщину признать имеющею право на фамилию соблазнителя и дочь их законною, а венчавшего офицера постричь в монахи. В резолюции было сказано, что "так как он имеет склонность к духовной жизни, то и послать его в монастырь и постричь в монахи". Сперва молодой человек был, говорят, в отчаянии, но с именным повелением спорить не станешь. Раба Божия отвезли куда-то далеко и постригли. Он был вне себя от такой развязки своего легкомысленного поступка и жил совсем не по-монашески, но потом благодать Божия коснулась его сердца: он раскаялся, пришел в себя, и когда мне его показывали, он вёл жизнь самую строгую, так что многие к нему приходили за советами, и он считался опытным и весьма хорошим монахом. Сперва он был где-то в дальнем монастыре, а так как о нём просили, то и перевели его потом в Невскую лавру. Так Господь разными путями к себе призывает, нередко и безрассудства наши обращает нам во спасение".
Сообщение: 4324
Настроение: Скоро осень: за окнами август!
Фото:
Отправлено: 07.09.11 12:08. Заголовок: Икс пишет: Но эти..
Икс пишет:
цитата:
Но эти мемуары показались мне слишком тенденциозными
Икс, Вы меня озадачили.. Где и в чём Вы увидели в этой книге тенденциозность? Лично я буквально взахлёб читала историю жизни, ничем особенно не выделяющейся семьи, где после 20 лет совместной жизни родители автора имели 16 детей. О внезапном и таинственном появлении «девочки-смерть» и последующей эпидемии холеры, о смерти отца и семерых детей… Прекрасным литературным языком в мельчайших подробностях рассказывается о трудных годах выживания семьи, методах и способах воспитания и образования детей, об их интересах и пристрастиях, о радостях и печалях… И я слышу живое дыхание той жизни. После замужества автор попадает в университетско-разночинную среду. Возможно, именно в рассуждениях относительно влияния на умы книги Чернышевского «Что делать» Вы усмотрели тенденциозность? Для меня же эта книга всегда представлялась бредовой. Так и автор напрямую приводит примеры её пагубного воздействия. Как следствие появления этой книги Водовозова описывает всеобщий подъём общественного сознания и стремление помочь заблудшим; приводит случаи, когда студенты женились на девицах лёгкого поведения с намерением приучить их к трудовой жизни. И как это всегда заканчивалось весьма плачевно. Тенденциозность заключена в этих рассуждениях или в чём-то другом?
С удовольствием ответила бы. Но в этой теме Водовозова явный off, а в какую тему с этим идти - не знаю .
Вот отрывки, показывающие, мне кажется, как менялись взгляды на брак в обществе: "Не видевшись с сестрой года два и свидевшись в Петербурге, я была поражена её переменой; будучи немного старее меня, она передо мною казалась старухой. Мой приезд сначала её несколько оживил, и она мне очень обрадовалась. - Ах, голубушка моя, как я рада тебе; часто я стала прихварывать, недолго мне остаётся пожить, а хотелось бы мальчиков моих людьми видеть... Ну, когда они на своих ногах будут? Я утешала сестру, а сама я знала, что она непрочна. Слава Богу, что хоть эти десять месяцев мне пришлось с нею побыть и утешить и себя и её пред концом её жизни. Мы были с нею всегда дружны, потому что она была немногим меня старше, всего года на два; мы вместе выезжали, стало, все наши воспоминания молодости были одни и те же, да и по характеру мы с ней приходились друг другу по сердцу. При бешеном и невыносимом нраве (очень доброго сердцем) князя Николая Семёновича сестре было иногда очень тяжело, и я думаю, что отчасти и болезнь, от которой она умерла, причину свою часто имела в волнениях и раздражениях. Кому могла сестра передать свои скорби? В наше время никакая порядочная женщина не дозволяла себе рассказывать про неприятности с мужем посторонним лицам: скрепи сердце да и молчи. Сестра мне открывалась, что ей часто очень тяжело: муж рассердится за пустяк и безделицу и недели по две дуется. Мальчикам Вяземским было уже лет 17 и 16; они всё это видели; сестра старалась скрыть от них безалаберность их отца, брала на себя быть весёлою, обращала в шутку, что князь не в духе, и всё это ей стоило немало...
Через год после смерти князя Николая Семёновича Вяземского старший сын его, князь Андрей, женился на замужней женщине Наталье Александровне Гурьевой. Муж этой молодой красавицы был человек очень богатый и вместе с тем большой игрок, который вёл очень рассеянную жизнь, прекрасную свою жену любил, баловал, но, должно быть, плохо за нею смотрел, и, выигрывая в карты, проиграл жену: она понравилась князю Андрею, а он ей, и вышла беда для оплошного мужа. Князь Андрей был мастер ухаживать и, увиваясь за Гурьевой, вскружил ей голову. Но она была честною женщиной и, видя, что Вяземский в неё влюблён, однажды спрашивает его: "Скажите, князь, к чему вы меня преследуете? Разве вы не знаете, что я замужняя женщина, что я себя уважаю и что вам невозможно меня добиться, чтоб я забыла свой долг" - Для влюблённого человека все возможно, - говорит он ей, - я ни пред чем не остановлюсь, я добьюсь, что вы будете моею. - О, ежели так, то вот моя рука; хлопочите о разводе, быть вашею женой я согласна. Как принял это Гурьев и что побудило его жену решиться на развод - я не знаю, но только Гурьев согласился принять на себя всякие вины, чтоб его жена могла выйти за Вяземского. Говорят, что он был скупенек, а жена его много тратила, что незадолго пред тем ему пришлось заплатить за неё по счетам из модных лавок больше двенадцати тысяч ассигнациями, что будто бы и побудило его согласиться на развод. Стали хлопотать, дело стоило князю Андрею больших денег, кажется, тысяч до сорока ассигнациями. Не порадовалась я, когда он известил меня о своей женитьбе, но когда через год после того он приехал в Москву и привёз ко мне свою молодую жену, я, конечно, приняла её как жену моего племянника, сына моей родной сестры. Совета моего он не спрашивал, а только объявлял мне, что женится; что же мне оставалось делать? Княгиня Наталья была очень видная и статная женщина, прекрасная собой; ей было лет около тридцати, а князю Андрею несколько лет более; и по годам, и по наружности это была прекрасная пара, и хотя брак был законным, а всё же, как там ни говори, и с той, и с другой стороны такое супружество было большим беззаконием. Княгиня Наталья и сама это чувствовала и один раз сказала мне: - Знаете ли, тётушка, я иногда сама себя спрашиваю: хорошо ли я сделала, что вышла за Андрэ; как вы думаете? Очень я затруднилась с ответом; однако думаю: "Спрашивают тебя, что же тут лукавить - говори правду" - и сказала ей: "Милая моя, ежели бы ты меня не спросила, что я думаю, я бы не позволила себе высказывать своих мыслей; но раз ты спрашиваешь, то должна тебе признаться, что не могу сказать, чтобы считала хорошим от живого мужа выходить за другого". - Вот и мне так кажется, и я боюсь, что меня Бог накажет за это; прежде я грозы совсем не боялась, а теперь я стала очень бояться... Должно быть, она пересказала своему мужу наш разговор; князь Андрей вдруг перестал ко мне ездить: жена бывает, а муж ни ногой, так больше полугода у меня и не бывал. Потом ему стало самому совестно, что бросил старуху-тётку, явился ко мне с повинной головой, стал на колени, просил прощения, но о причине, за что на меня сердился, не было и речи; так дело и обошлось."
Андрей Вяземский женился в 1830-е годы. Между тем в начале века брак "от живого мужа" вызвал скандал, и общество несколько лет отвергало женщину, которая развелась с мужем и вышла за другого. Е.П. вспоминает приезд двора в Москву в 1818 году: "За ужином мне пришлось сидеть неподалёку от царского стола, и хотя не всё было слышно, что там говорили, но всё видно, что делалось. На конце царского стола сидела графиня Разумовская Марья Григорьевна, урождённая княжна Вяземская. Она была сперва за князем Александром Николаевичем Голицыным, потом его оставила и при его жизни вышла за графа Льва Кирилловича Разумовского, и пока её первый муж был жив, брак её с Разумовским не был признаваем. Голицын умер или в 1817 или в этом же 1818 году. За ужином государь обратился к ней с каким-то вопросом, она отвечала, и потом, слышу, она спрашивает у своей соседки по-французски: - Вы слышали, что государь меня назвал графинею? - Да, как же... - Вы хорошо слышали? - Конечно, Боже мой, слышала... - Так он меня назвал графинею? Ах, слава Богу, слава Богу... Это потому так порадовало Разумовскую, что её брак был, стало быть, признан по смерти её первого мужа. Впоследствии эта графиня Разумовская была при дворе и, не имея никакого придворного чина, очень часто посещала императриц как знакомая".
Ведь она тоже пишет о нашей истории. А разве деятельность её матери по восстановлению Погорелого, её же борьба с немцем-управляющим в имении брата - разве всё это не наглядные штрихи к истории России? Кстати, именно от Водовозовой я впервые достаточно подробно познакомилась с личностью Ушинского. Мне думается, что именно мемуарная литература делает науку ИСТОРИЯ живой и наглядной. Но, конечно, совсем не обязательно затевать этот диспут именно сейчас, когда на данный момент у Вас совсем иные задачи.. По завершении оных, надеюсь, Вы вернётесь к этой теме.
Простите, но тема называется "Быт и культура русского дворянства XVIII - начала XIX века", а Водовозова - человек совершенно другого времени. Я просто стараюсь быть дисциплинированным пользователем.
Простите, но тема называется "Быт и культура русского дворянства XVIII - начала XIX века", а Водовозова - человек совершенно другого времени. Я просто стараюсь быть дисциплинированным пользователем.
Вы, конечно, правы! Она родилась в 1844 году, поэтому к первой половине 19 века можно причислить только её детские воспоминания. Но ведь и они потрясающе интересны! Придётся обратиться к админу: уж как он рассудит. А Вам спасибо за Ваше! Мне очень нравится, когда время, в которое жили авторы своих мемуаров, представляется ими детально, очень подробно, с кажущимися мелочами, но которые позволяют ощутить "вкус" его, а читателям как бы самим становиться свидетелями и участниками описываемых событий.
Икс Замечательные отрывки, которые можно читать как роман, погружась в атмосферу давно ушедших, но нами, к счастью, не забытых лет, благодаря вот таким мемуарам - и тем, кто их читает.
Wega пишет:
цитата:
Придётся обратиться к админу: уж как он рассудит
Непременно рассудит Этому разделу как раз не хватает темы, посвященной второй половине 19-го века в России. Так что, если есть желание, открывайте тему - и... А мы непременно присоединимся.
Отправлено: 10.09.11 15:14. Заголовок: Как одевались. Бабуш..
Как одевались. Бабушка Е.П. Яньковой старая княгиня Щербатова. "Бабушка-княгиня ходила всегда в чёрном платье, как вдова, и на голове носила не чепец, а просто шёлковый платок. Один только раз и случилось мне видеть бабушку во всём параде; она заехала к нам в Москве откуда-то с обеда свадебного или со свадьбы: на ней было платье с золотою сеткой и нарядный чепец с белыми лентами. Мы были все детьми, выбежали к ней навстречу и, увидев её в необыкновенном наряде, стали прыгать перед ней и кричать:"Бабушка в чепце! Бабушка в чепце!" Она прогневалась на нас за это: - Ах вы, дуры, девчонки! Что за диковинка, что я в чепце? Бабушка в чепце! А вы думали, что я и чепца надеть не умею... Вот я вам уши за это надеру! Пришёл батюшка, она ему и жалуется на нас: -Дуры-то твои выбежали ко мне и ну кричать: бабушка в чепце! Знать, ты мало им уши дерёшь, что они старших не почитают. Батюшка стал успокаивать её:"Матушка, не извольте на них гневаться, дети глупы, ничего ещё не смыслят". После того как бабушка уехала, уж и досталась же нам от батюшки гонка за это; тогда мне было едва ли пять лет".
Дамские мундирные платья при Екатерине. "По желанию императрицы для того, чтобы не было роскоши в туалетах, для дам были придуманы мундирные платья по губерниям, и какой губернии был муж, такого цвета и платье у жены. У матушки было платье: юбка была атласная, а сверху вроде казакина или сюртучка довольно длинного, из стамеди стального цвета с красною шёлковою оторочкой и на красной подкладке. Императрица приехала в Москву, в котором это было году, не знаю, но думаю, что до 1780 года зимой, и пожаловала на куртаг; тогда и матушка ездила... Намерение-то было хорошее, хотели удешевить для барынь туалеты, да только на деле вышло иначе: все стали шить себе мундирные платья, и материи очень дешёвые, преплохой работы, ужасно вздорожали, и дешёвое вышло очень дорогим... Так как батюшка был владельцем в Калужской губернии, где был и предводителем, и в Тульской губернии, то у матушки и было два мундира - один стального цвета, а другой, помнится, лазоревый с красным".
Мужская мода, 1780-е годы. "Застала я, но только это очень давно было, почти что в дни моего детства, в начале 1780-х годов, мужчины нашивали такие рисованные жилеты "с сюжетами", то есть немало что с картинами, по белому атласу и шитые шелками, а пуговицы на кафтанах величиною с медный пятак с разными изображениями и фигурами, рисованные на кости, по перламутру и даже эмалевые в золотой оправе, очень дорогие. Потом, когда перестали носить французские кафтаны и пудру, все эти прихоти оставили, попало в моду сукно, куда уж кружева носить! - и белья, бывало, ни на ком не увидишь: жилет застёгнут доверху, а на руках ни манжеток, ни рукавчиков и не ищи".
Последние годы Екатерининского царствования. "Благородное собрание было очень посещаемо, и дамские туалеты всегда очень хороши и несравненно богаче, чем теперь, потому что замужние женщины носили материи, затканные серебром, золотом, и цельные глазетные. Мужчины тоже долгое время до воцарения императора Александра продолжали носить французские кафтаны различных цветов, довольно ярких иногда, - атласные, объяринные, гродетуровые и бархатные, шитые шелками, блёстками, серебром и золотом; всегда шелковые чулки и башмаки: явиться в сапогах на бал никто и не посмел бы, - что за невежество! Только военные имели ботфорты, а статские все носили башмаки, на всех порядочных людях хорошие кружева, - это много придавало щеголеватости. Кроме того, пудра очень всех красила, а женщины и девицы вдобавок ещё румянились, стало быть, зелёных и жёлтых лиц и не бывало... Не нарумянившись куда-нибудь приехать означало сделать невежество. С утра мы румянились слегка, не то что скрывали, а для того, чтобы не слишком было красно лицо; но вечером, пред балом в особенности, нужно было побольше нарумяниться. Некоторые девицы сурмили себе брови и белились, но это не было одобряемо в порядочном обществе, а обтирать себе лицо и шею пудрой считалось необходимым. Когда молодой государь (Александр Павлович) перестал употреблять пудру и остриг волосы, конечно, глядя на него, и другие сделали то же. Однако многие знатные старики гнушались новою модой и до тридцатых ещё годов продолжали пудриться и носили французские кафтаны, являлись на балы и ко двору одетые по моде екатерининских времён: в пудре, в чулках и башмаках, а которые с красными каблуками. Теперь многие даже и не поймут, что такое красные каблуки. Не всё ли равно, что красные, что чёрные, - это одна только мода. Может быть, кто и не зная нашивал красные каблуки, но, конечно, не таковы были Юсупов, Куракин и подобные им. Они понимали значение и потому-то продолжали вопреки моде одеваться и обуваться по-своему. Красные каблуки означали знатное происхождение; эту моду переняли мы, разумеется, у французов, как и всякую другую; там, при версальском дворе, при котором-то из их настоящих последних трех королей, вошло в обычай для высшего дворянства ходить на красных каблуках. Это очень смешное доказательство знатности переняли и мы, и хотя сперва над этим и посмеивались и критиковали, однако эту моду полюбили и у нас, в особенности знатные царедворцы: разве им можно не отличиться от простого люда? Княжна Прасковья Михайловна Долгорукова до старости своей всё ходила на красных каблуках... Княжна, я думаю, была самая последняя в Москве старожилка, которая, имея отроду почти девяносто лет (она умерла в 1844 году), всё ещё одевалась, как при императрице Екатерине II. Батюшка до кончины своей носил французский кафтан синего цвета, всегда белое жабо, белый пикейный камзол, чулки и башмаки. Он носил парик и пудрился. ... Давно уже все перестали пудриться, и я стала носить чепец из тюля, а мой Дмитрий Александрович всё ходил с пучком и слегка пудрился; братья мои Корсаковы и двоюродные братья Волконские над ним трунили. Он всё ещё крепился, наконец в тамбовской деревне он однажды приходит ко мне и несёт что-то такое в руке и говорит: - Посмотри-ка, Елизавете Петровна, что я тебе принёс, угадай. Я была близорука смолоду и не вдруг разглядела, потом вижу, он держит отрезанную свою косу!"
Свадьба и траур в конце екатерининского царствования. "Подвенечное платье у меня было белое глазетовое, стоило 250 р.; волосы, конечно, напудрены и венок из красных розанов - так тогда было принято, а это уже гораздо после стали венчать в белых венках из флёрдоранж". "Теперь все приличия плохо соблюдают, а в моё время строго всё исполняли и по пословице: "родство люби счесть и воздай ему честь" - точно родством считались и, когда кто-нибудь из родственников умирал, носили по нём траур, смотря по близости или по отдалённости, сколько было положено...Вдовы три года носили траур: первый год только чёрную шерсть и креп, на второй год чёрный шелк и можно было кружева чёрные носить, а на третий год, в парадных случаях, можно было надевать серебряную сетку на платье, а не золотую. Эту носили по окончании трёх лет, а чёрное платье вдовы не снимали, в особенности пожилые. Да и молодую не похвалили бы, если бы она поспешила снять траур. По отцу и матери носили траур два года: первый - шерсть и креп, в большие праздники можно было надевать что-нибудь дикое шерстяное, но не слишком светлое, а то как раз, бывало, оговорят: "Такая-то совсем приличий не соблюдает: в большом трауре, а какое светлое надела платье". Первые два года вдовы не пудрились и не румянились; на третий год можно было слегка подрумяниться, но белиться и пудриться дозволялось только по окончании траура. Также и душиться было нельзя, разве только употребляли одеколон, оделаванд и оделарен дегонри, по русски - унгарская водка, о которой теперь никто и не знает. Богатые и знатные люди обивали и свои кареты чёрным, и шоры были без набору, и кучера и лакеи в чёрном. По матушке мы носили траур два года, - так было угодно батюшке, и по бабушке тоже, может быть, проносили бы более года, да я вышла замуж, и потому мы все траур сняли. Когда свадьбы бывали в семье, где глубокий траур, то чёрное платье на время снимали, а носили лиловое, что считалось трауром для невест. Не припомню теперь, кто именно из наших знакомых выходил замуж, будучи в трауре, так всё приданое сделали лиловое разных материй, разумеется, и различных теней (фиолетово-дофиновое - так называли самое тёмно-лиловое, потому что французские дофины не носили в трауре чёрного, а фиолетовый цвет, лиловое, жирофле, сиреневое, гри-де-лень и тому подобное). к слову о цветах скажу, кстати, о материях, о которых теперь нет понятия: объярь или гро-муар, гро-де-тур, гро-гро, гро-д'ориан, левантин, марселин, сатень-тюрк, бомб -это всё гладкие ткани, а то затканные: пети-броше, пети-семе, гран-рамаж (большие разводы); последнюю торговцы переиначали по-своему и называли "большая ромашка". Материи, затканные золотом и серебром, были очень хороши и такой доброты, какой теперь и не найдёшь. Я застала ещё турские и кизильбашские бархаты и травчатые аксамиты: это были ткани привозные, должно быть персидские или турецкие, бархаты с золотом и серебром. Были некоторые цвета в моде, о которых потом я уже и не слыхала: hanneton (цвета майского жука) - тёмно-коричневый наподобие жука, grenouille evannouie (цвета обмершей лягушки) - лягушечно-зеленоватый, gorge-de-pigeon tourterelle (голубиной шейки) и т.п. Цвета эти, конечно, в употреблении и теперь, но только под другими названиями и не в таком ходу, как в начале, когда только показались."
Отправлено: 10.09.11 15:19. Заголовок: Наступил новый век. ..
Наступил новый век. "Безобразие тех чепцов и шляп, которые пошли после двенадцатого года, себе нельзя представить, и, однако, все это носили; говорили, что мода уродливая, а следовали ей. Платья были самые некрасивые: очень узенькие, пояс под мышками, спереди нога видна по щиколотку, а сзади у платья хвост. Потом платья совсем окургузили, и нога вся стала видна, а на голове начали носить какие-то картузы."
"В 1814 году мы решили с Дмитрием Александровичем, что пора вывозить дочерей. Грушеньке был двадцатый год; если бы не нашествие неприятеля, я вывезла бы её прежде, но французы помешали; а тут и Линочке пошёл уже восемнадцатый год, и я вывезла обеих вместе. И той и другой я сделала одинаковые платья, белые креповые, с белыми цветами на корсаже и на голове. Степан Степанович Апраксин, который был к нам очень расположен, непременно желал взглянуть на платья моих дочерей, нарочно приехал дня за два до их выезда в Собрание; зажгли множество свеч, и он смотрел на платья и ими любовался".
"Вся осень 1817 года и зима 1818 года по случаю пребывания императорской фамилии в Москве прошли в больших весёлостях: балы, собрания, праздники не прерывались... В эту зиму много было издержано на бальные наряды. Я для обеих дочерей заранее приготовила хорошенькие платья, потому что мне ещё летом говорил Апраксин: "В Москву ждут двор к осени и на всю зиму, вы это имейте в виду и приготовьте не спеша хорошенькие туалеты для ваших барышень, потому что будут большие увеселения." Так я и распорядилась: засадила своих швей за пяльцы и для каждой дочери приготовила по два белых платья, серебром шитых по шёлковому тюлю; два платья были вышиты мелкими мушками или горошком серебряною нитью, через ряд матовою и блестящею, а другие два платья с большими букетами по белой дымке, что было очень нарядно, богато и легко. Когда осенью мы возвратились в Москву, я велела сшить платья и показывала их Апраксину, большому знатоку в дамских туалетах, и он ими восхитился. - Тюлевые платья, - говорил он, - я бы посоветовал вашим барышням надеть на бал в Благородном собрании, где будет много публики и туалеты не так заметны; а дымковые платья поберегите для моего бала, ежели царская фамилия осчастливит меня своим посещением. Так мы и сделали."
На балу у Апраксина: "Молодая Апраксина (невестка) была прекрасная собою: свежа и румяна, совершенная роза. На ней была белая атласная юбка в клетку, шитая бусами, а на тех местах, где клетки пересекались, крупные солитеры, лиф бархатный, ярко-красный, также шитый бусами и солитерами".
Первая половина 1820-х годов, когда две дочери Е.П. вышли замуж: "В то время платья были пребезобразные: узки как дудки, коротки, вся нога видна, и оттого под цвет каждого платья были шёлковые башмаки из той же материи, а талия так коротка, что пояс приходился чуть не под мышками. А на голове носили токи и береты, точно лукошки какие, с целым ворохом перьев и цветов, перепутанных блондами. Уродливее ничего и быть не могло; в особенности противны были шляпки, что называли кибитками (chapeau Kibick).
В заключение два провинциальных анекдота. 1780-е годы, калужское имение отца, местного предводителя дворянства: "В числе соседей бывали престранные. Так, был один Терентий Иванович: летом приедет в парусинном балахоне, опоясан кушаком, за кушаком заткнуты кнут и рукавицы, от сапогов разит дёгтем, и батюшка принимает его весьма ласково. Возьмет его за рукав и ведёт, бывало, к матушке и говорит ей: "Аграфена Николаевна, веду к тебе приятеля моего, Терентия Ивановича". Матушка была тоже обходительна, и во время стола смотрит, бывало, на всех нас; и сохрани Бог, если она заметит, что кто-нибудь улыбнётся или пошепчется между собою, хотя соседи и соседки бывали пресмешные". 1806 год. "В этот же год, кажется, приехали в наше соседство еще новые соседки в сельцо Хорошилово. Чьё оно было прежде - что-то не припоминаю, а тут его купила, слышу, какая-то Неелова... Слышу, что новая соседка в Хорошилове, а ни к кому не едет, думаю: "Стало, не желает знакомиться; она новая приезжая, так ей и следует приехать первой, не мне же ехать к ней". Раз как-то в воскресенье, после обедни, подходит ко мне, при выходе из церкви, какая-то деревенская женщина, кланяется. - Откуда, милая? - Из Хорошилова, сударыня. У меня дело до вашей милости. - Что такое? - Да вот, матушка, новые господа приехали и им желательно было бы с вами познакомиться, наказывали вам поклон передать. - Кланяйся и от меня, скажи, что и я буду рада познакомиться. Милости просим в гости, ежели угодно. Очень странным показалось мне такое знакомство: как это посылать поклон через деревенскую бабу? ... В первое время мы не очень сошлись в знакомстве и виделись редко, но впоследствии очень подружились. В первый раз, что я поехала в Хорошилово отдавать визит, было довольно свежо. Подъезжаю к дому, вижу, идёт ко мне навстречу какой-то мужчина в шинели и ночном колпаке. Каково же было моё удивление, когда, подошедши ближе, говорит мне этот мужчина: "Здравствуйте, Елизавета Петровна" Оказывается, что это сама Неелова! - Откуда вы это так? - вырвалось у меня. - Я была на стройке, хожу всегда в шинели, которая осталась после покойника: нужно же донашивать. Конечно, на первых порах я ничего ей не сказала: что же оговаривать незнакомых людей, Бог весть, как это ещё покажется? Очень я подивилась, однако, такому одеянию; впоследствии, когда мы покороче стали знакомы, я при случае как-то раз сказала Елизавете Сергеевне: - Ну, матушка, удивила же ты меня, как я в первый раз к тебе приехала. - А чем же? - спрашивает она меня. - Как это тебе в голову только пришло ходить в шинели и колпаке? - Э, что за беда? Не бросать же, коли есть. - Воля твоя, милая, а по-моему, кажется, этого бы не следовало делать: у нас это здесь не принято."
Мужчины тоже долгое время до воцарения императора Александра продолжали носить французские кафтаны различных цветов, довольно ярких иногда, - атласные, объяринные, гродетуровые и бархатные, шитые шелками, блёстками, серебром и золотом; всегда шелковые чулки и башмаки:
Икс Спасибо за продолжение, бабушка просто прелесть! Однако все эти «гро-муар, гро-де-тур, гро-гро, гро-д'ориан...» трудно произнести, нежели представить себе как выглядели. Вообще, хотела спросить, а в Вашей книжке картинкок нет? Чтобы наглядно показать пребезобразному современнику как люди прошлые строго всё исполняли и соблюдали приличия
Отправлено: 17.09.11 12:54. Заголовок: Увы, Мариета, с карт..
Увы, Мариета, с картинками проблемы.
О балах и танцах при Екатерине и Павле. "Балы начинались редко позднее шести часов, а к двенадцати все уже возвратятся домой. Так как тогда точно танцевали, а не ходили, то танцующих было немного. Главным танцем был менуэт, потом стали танцевать гавот, кадрили, котильоны, экосезы. Одни только девицы и танцевали, а замужние женщины - очень немногие, вдовы - никогда. Вдовы, впрочем, редко и ездили на балы, и всегда носили чёрное платье, а если приходилось ехать, то сверх платья нашивали золотую сетку...
Сестре Александре Петровне был 21 год, мне 19 лет, и мы отправились в собрание с сестрой Екатериной Александровной Архаровой. Бал был самый блестящий и такой парадный, каких в теперешнее время и быть не может: дамы и девицы все в платьях или золотых и серебряных, или шитых золотом, серебром, камений на всех премножество; и мужчины тоже в шитых костюмах с кружевами, с каменьями. Пускали в собрание по билетам самое лучшее общество; но было много. Императрица тоже была в серебряном платье, невелика ростом, но так величественна и вместе милостива ко всем, что и представить себе трудно. Играли и пели: Гром победы раздавайся, Веселися, храбрый Росс... И каждый куплет оканчивался стихами: Славься сим, Екатерина, Славься, нежная к нам мать! Мне пришлось танцевать очень неподалеку от императрицы, и я вдоволь на неё нагляделась. Когда приходилось кланяться во время миновета, то все обращались лицом к императрице и кланялись ей; а танцующие стояли так, чтобы не обращаться к ней спиною. Блестящий был праздник...
Танцующих бывало немного, потому что менуэт был танец премудрёный: поминутно то и дело, что или присядь, или поклонись, и то осторожно, а иначе, пожалуй, или с кем-нибудь лбом стукнешься, или толкнешь в спину; мало этого, береги свой хвост, чтобы его не оборвали, и смотри, чтобы самой не попасть в чужой хвост и не запутаться. Танцевали только умевшие хорошо танцевать, и почти наперечёт знали, кто хорошо танцует. Вот и слышишь: "Пойдёмте смотреть - танцует такая-то - Бутурлина, что ли, или там какая-нибудь Трубецкая с таким-то". И потянутся изо всех концов залы, и обступят круг танцующих, и смотрят как на диковинку, как дама приседает, а кавалер низко кланяется. Тогда и в танцах было много учтивости и уважения к дамам."
Это воспоминания москвички Яньковой. А вот что пишут петербуржцы о роли танцев в придворной карьере. Графиня В.Н. Головина (в описываемое время одиннадцатилетняя княжна Голицына), 1777 год: "У княгини Репниной был устроен бал-маскарад, на котором затевалась кадриль из сорока пар, одетых в испанские костюмы. Её составляли наиболее видные и красивые дамы, девицы и молодые люди. Для большего разнообразия фигур прибавили ещё четыре пары детей лет одиннадцати-двенадцати. Одна из этих маленьких танцорок заболела за четыре дня до праздника, и княгиня Репнина пришла вместе со своими дочерьми, чтобы упросить матушку позволить мне заменить эту девочку. Матушка уверяла, что я едва умею танцевать, что я маленькая дикарка, но все её уверения были безуспешны. Пришлось согласиться, и меня повезли на репетицию. Самолюбие заставляло меня быть внимательной. Другие танцорки, уже умевшие танцевать, или, по крайней мере, думавшие, что это так, репетировали довольно небрежно, а я старалась не терять ни одной минуты. Оставалось всего две репетиции, и своим детским умом я старалась предусмотреть всё, чтобы не уронить себя при первом выходе в свет. Я решила нарисовать фигуру кадрили на полу у себя дома и танцевать, напевая мотив танца, который запомнила. Это прекрасно удалось, а когда наступил день торжества, я снискала всеобщее одобрение. Императрица была ко мне очень милостива, а великий князь Павел изъявил особое благоволение, которое и продолжалось потом шестнадцать лет".
Н.А. Саблуков (вспоминает себя двадцатилетним офицером лейб-гвардии Конного полка, а также сверстника-однополчанина), 1797 год: "Я сразу смекнул, что государю угодно, чтобы я протанцевал с Екатериной Ивановной Нелидовой. Что можно было протанцевать красивого, кроме менуэта или гавота сороковых годов? Я обратился к дирижёру оркестра и спросил его, может ли он сыграть менуэт, и, получив утвердительный ответ, я просил его начать и сам пригласил Нелидову, которая, как известно, ещё в Смольном отличалась своими танцами. Оркестр заиграл, и мы начали. Что за грацию выказала она, как прелестно выделывала "pas" и повороты, какая плавность была во всех движениях прелестной крошки, несмотря на её высокие каблуки - точь-в-точь знаменитая Лантини, бывшая её учительница! Со своей стороны, и я не позабыл уроков моего учителя Канциани, и, при моём кафтане a la Frederic le Grand, мы оба точь-в-точь имели вид двух старых портретов. Император был в полном восторге и, следя за нашими танцами во всё время менуэта, поощрял нас восклицаниями: "C'est charmant, c'est superbe, c'est delicieux". Когда этот первый танец был благополучно окончен, государь просил меня устроить другой и пригласить вторую пару. Вопрос теперь заключался в том, кого выбрать и кто захочет себя выставить напоказ при такой смущающей обстановке. В нашем полку был офицер, по имени Хитрово. Я вспомнил, что когда-то, будучи 13-летним мальчиком, он вместе со мною брал уроки у Канциани, и, так как он в то время всегда носил красные каблуки, я прозвал его камергером. Никто не мог быть мне более подходящим. Я подошёл к нему и сообщил о желании его величества. Сначала Хитрово колебался, хотя, видимо, был рад выставить себя напоказ и, после некоторого размышления, спросил меня, какую ему выбрать даму? - Возьмите старую девицу Валуеву, - посоветовал я ему, и он так и сделал. Разумеется, я снова пригласил Нелидову, и танец был исполнен на славу, к величайшему удовольствию его величества. За этот подвиг я был награждён лишь забавою, которую он мне доставил, но зато Алексею Хитрову этот менуэт оказал большую пользу. Будучи не особенно исправным офицером, он был сделан камергером, что вело его в гражданскую службу и, угождая разным влиятельным министрам, он, наконец, сам сделался министром, а в настоящее время он весьма снисходительный государственный контролёр и вообще очень добрый человек".
Сам Николай Саблуков к 25 годам стал полковником гвардии.
Было приятно прочитать про Нелидову. К этой даме у меня давнишняя симпатия: удивительнейшая женщина была. И ещё мне очень нравится манера изложения в этих воспоминаниях: столько интересных бытовых мелочей, подробностей светской жизни, этикета, манер.. И опять же красные каблуки, которые мы потом встречаем в "Онегине"!
Отправлено: 18.09.11 12:53. Заголовок: Как ели. Рассказ о..
Как ели.
Рассказ о том, как бабушка Е.П. Яньковой Евпраксия Васильевна Татищева (1715-1789), в первом браке Римская-Корсакова, во втором Шепелева, угощала соседку по имению графиню Шувалову. "День назначили. Бабушка, приехав домой, послала несколько троек туда-сюда: кто поехал за рыбой, кто за дичью, за фруктами, мало ли за чем? Званый обед: Шепелева угощает графиню Шувалову, - стало быть, пир на весь мир. Бабушка была большпя хлебосолка и не любила лицом в грязь ударить. Надобно гостей назвать: не вдвоём же ей обедать с графиней. Послала звать соседей к себе хлеба-соли откушать; и знатных, и незнатных - всех зовёт: большая барыня никем не гнушается; её никто не уронит, про всех у неё чем накормить достанет. Приспел назначенный день. Гостиная полна гостей; Калуга в семнадцати верстах, и оттуда съехались: приехала главная гостья - Шувалова; не забыли о попа с попадьёй. Попадью бабушка очень любила и ласкала; соскучится, бывало, и позовёт человека: "Поди, зови попадью". Та придёт: "Что ж это ты дела своего не знаешь, ко мне не идёшь который день?" Та начнёт извиняться: "Ах, матушка, ваше превосходительство, помилуйте, как же я могу, как я смею незваная прийти..." Бабушка как прикрикнет на её: "Что ты, в уме, что ли, дура попова, всякий вздор городишь! Вот новости - незваная! Скажите на милость: велика птица, зови её! Пришла бы сама, да и пришла... Ну, ну, не сердись, что я тебя обругала, я пошутила, попадья; садись, рассказывай, что знаешь". И так редкий день, чтобы попадья не была у бабушки. Пришёл час обеда; дворецкий с важностью доложил: "Кушанье готово". Хозяйка взяла за руку Шувалову, ведёт ее к столу, видит, попадья тут стоит. Желая её приласкать, она и говорит ей: - Ну, попадья, ты свой человек; сегодня не жди, чтобы я тебя потчевала, а что приглянется, то и кушай. В то время кушанья не подавала из буфета, а всё выставляли на стол, и перемен было очень много. В простые дни, когда за-свой обедают, и то бывало у бабушки всегда: два горячих - щи да суп или уха, два холодных, четыре соуса, два жарких, два пирожных... А на званом обеде так и того более: два горячих - уха да суп, четыре холодных, четыре соуса, два жарких, несколько пирожных, потом десерт, конфеты, потому что в редком доме чтобы не было своего кондитера и каждый день конфеты свежие... Можно себе представить, какой был в этот день обед у бабушки: она любила покушать, у неё и свои фазаны водились; без фазанов она в праздник и за стол не садилась. Бывало, сидят за столом, сидят - конца нет: сядут в зимнее время в два часа, а встанут - темно; часа по три продолжался званый обед. Ну, сели за стол, сидят - кушают да похваливают; что блюдо - то диковинка; вот дошло дело до рыбы. Дворецкий подходит к столу, чтобы взять блюдо, - стоит и не берёт. Бабушка смотрит и видит, что он сам не свой, на нём лица нет, чуть не плачет. "Что такое?" Подают ей стерлядь разварную на предлинном блюде; голова да хвост, самой рыбы как не бывало. Можешь себе представить, как бабушке стало досадно и конфузно! Она не знает, что и подумать! Смотрит кругом на всех гостей, видит, попадья сидит как на иголках - ни жива ни мертва... Бабушка догодалась, говорит громко: "Что ж это такое?" , а сама с попадьи глаз не сводит. С попадьёй чуть не дурно делается, встала, хочет сказать - не может. Все гости опустили глаза, ждут - вот будет буря. "Попадья, ты это съела у меня рыбу?" - грозным голосом спрашивает бабушка. - Виновата, матушка государыня, ваше превосходительство, точно я, виновата, - бормотала попадья, - сглупила... Бабушка расхохоталась, глядя на неё - и все гости. - Да как же это тебе в ум только пришло съесть что ни на есть лучшую рыбу? - спрашивала хозяйка сквозь смех. - Простите, виновата, государыня, ваше превосходительство! Вот как изволили идти-то к столу, так и сказали мне, что ты, мол, свой человек, не жди, чтоб потчевать стала, а что приглянется, то и кушай... Села я за стол, смотрю,рыбина стоит предо мною большая, - хороша, должно быть, сем-ка я отведаю,да так кусочек за кусочком, глоток за глотком, смотрю - а рыбы-то уж и нет... Бабушка и графиня хохочут ещё пуще прежнего; им вторят гости. - Ну, попадья, удружила же ты мне, нечего сказать... Есть за что поблагодарить! Я нарочно за рыбой посылаю и невесть куда, а она за один присест изволила скушать! Да разве про тебя это везли? Уж подлинно - дура попова. И, обратившись к дворецкому, она сказала: "Поди, ставь попадье её объедки, пусть доедает за наказание, а нам спроси, нет ли ещё какой другой рыбы?" Принесли другое блюдо рыбы - больше прежней. Я думаю, что вся эта проделка попадьи была заранее подготовлена, чтобы посмешить гостей: тогда ведь это водилось, что держали шутов да шутих. Бабушка Евпраксия Васильевна была очень крутого нрава и как знатная и большая барыня была в большом почёте и не очень церемонилась с мелкими соседями, так что многие соседки не смели и войти к ней на парадное крыльцо, а всё на девичье крыльцо ходили."
Надо сказать, что угощаемая здесь графиня Шувалова - жена Петра Ивановича Шувалова, брата известного фаворита императрицы Елизаветы Ивана Ивановича Шувалова. Кстати, малолетняя исполнительница французской кадрили из моего предыдущего поста - родная племянница этих братьев Шуваловых.
Чужими обедами можно было прокормиться. Е.П. рассказывает ещё об одной родственнице, жене двоюродного дяди, Марье Семёновне Римской-Корсаковой, урождённой Волконской. "Тётушка имела очень хорошее состояние, будучи и сама не бедна, и богата по своему мужу, но была очень расчётлива. Она имела ещё ту странность, что не любила дома обедать: она каждый день кушала в гостях, кроме субботы. Она с вечера призовёт, бывало, своего выездного лакея и велит наутро сходить в три-четыре дома её знакомых и узнать, кто кушает дома сегодня и завтра, и ежели кушают дома, то узнать от неё о здоровье и сказать, что она собирается приехать откушать. Вот и отправляется с обеими дочерями. Тогда блюда выставлялись все на стол. Когда ей понравится какое-нибудь блюдо, холодное которое-нибудь, или один из соусов, или жаркое, она и скажет хозяйке: "Как это блюдо, должно быть, вкусно, позвольте мне его взять, - и, обращаясь к своему лакею, стоявшему за её стулом, говорит: "Возьми такое-то блюдо и отнеси его в нашу карету". Все знали, что она имеет эту странность, и так как она была почтенная и знатная старушка, то многие сами ей предлагали выбрать какое угодно блюдо. Так она собирает целую неделю, а в субботу зовёт обедать к себе и потчует вас вашим же блюдом. Многие, впрочем, и смеялись над ней, и кто-то пересказал нам, что Корсакова Марья Семёновна увезла откуда-то поросёнка. Вот, вскоре того, тётушка пожаловала к нам кушать, я и говорю меньшой её дочери: - Скажи, пожалуйства, сестра Елизавета, где это на днях вы, сказывают, обедали и стянули жареного поросёнка? А она мне и отвечает: - Вот какие бывают злые языки! Никогда мы поросёнка ниоткуда не возили, а привезли на днях жареную индюшку. Вот видишь ли, так не поросёнка же."
Провинциальное гостеприимство в конце XVIII века. "В сельце Песках я застала Волковых: мужа звали Степан Степанович, жену Екатерина Петровна... Первое их удовольствие было кормить своих гостей, да ведь как: чуть не насильно заставляли есть. Степан Степанович любил и сам кушать, умел и заказать обед, и охотник был говорить про кушанье: какой пирог хорошо сделан, с какою начинкой, с какою подливкой соус лучше или хуже, а уж главное дело - потчеванье гостей. Он, бывало, и не садится за стол, а ежели сел, то поминутно вскакивает и кричит дворецкому: "Постой, постой, куда ты ушёл; видишь, не берут или мало взяли, кланяйся, проси", и тотчас сам подбежит и станет упрашивать: "Матушка, Елизавета Петровна, покушайте, пожалуйста, положите ещё, ну хоть немножко, вот этот кусочек". Не возьмёшь - кровная обида. Или приступит к жене: "Катерина Петровна, ты совсем не смотришь за гостями, никто не кушает, посмотри сама" - и ну опять потчевать. Стол у них был прекрасный, блюд премножество, и все блюда сытные, да бери помногу, ну просто бывала беда: ешь, ешь, того и гляди, что захвораешь. Отказаться от обеда, когда зовут, это - огорчить его до крайности. Один раз он звал нас, а мы почему-то не поехали и не послали известить, что не будем. Боже мой, как обиделся! Месяц к нам не ездил: приедем, сидит у себя, не выходит. Делать нечего, послали сказать, что тогда-то приедем обедать: встретил - рад-радёхонек; целует руки, не знает, как и принять. "Матушка, голубушка, забыли вы нас, разлюбили..." И стал выговаривать, что не приехали обедать. Добрый был человек, хороший и умный человек, одним несносен - запотчевает. Иногда вдруг пришлёт ни с того ни с сего пирог или какое-нибудь пирожное."
Отправлено: 18.09.11 15:39. Заголовок: Икс , спасибо. С бол..
Икс , спасибо. С большим интересом читаю отрывки, которые Вы выкладываете. Очень радует большое количество деталей, подробностей и нюансов, которые дают возможность чётко и реалистично представить картинку.
Отправлено: 22.08.12 22:47. Заголовок: Скажите, а может быт..
Скажите, а может быть у кого-то есть информация по воспитанию девушки в купеческой или мещанской семье в конце XIX - начале XX века? Какое она могла получить образование, какие занятия соответствовали её положению в обществе, за кого могла выйти замуж... Словом, хоть что-нибудь!!! Буду очень признательна и благодарна!
информация по воспитанию девушки в купеческой или мещанской семье в конце XIX - начале XX века
Думаю, проще всего поискать по поисковику - наверняка есть какие-то материалы или книги по этой тематике. У меня, к сожалению, по этой эпохе ничего нет.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 26
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
пишет: 
В каждой истории есть что-то поразительное. Последняя особенно понравилась, возьму на заметку 
Именно эти мелочи являются основным двигателем Истории, а зачастую они остаются в тени ее великих событий. Вообще, мне кажется, именно женщины двигают историю, только делают это легко и незаметно, чтобы не уронять престиж мужей 
Очень интересно было прочитать о внутрисемейных отношениях той поры, закадычные "подружки" повеселили! 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
