Отправлено: 28.09.11 14:38. Заголовок: Вопрос о чиновниках 19 века

Добрый день!
чем больше я читаю произведений из российской жизни 19 века, тем более удивительны мне повторяющиеся указания на чиновников мелкой и средней руки, пропускающих службу. К примеру в "Обыкновенной истории" младший герой не то чтобы бьет на службе баклуши (и до интернета были способы ничего не делать, сидя на рабочем месте), но просто пропускает службу. С его дядей тоже интересно - он и служит, и совладелец завода, притом и служба и завод процветают. Как такое можно совместить даже при наличии 8 часового рабочего дня, интернета, телефона, быстрого транспорта и т.п. я просто не могу понять.

Еще один вопрос с Молчалиным. Работает он, как известно, секретарем Фамусова (при этом имеет чин равный майорскому, майор мог быть секретарем?) и числится по архивам. Это значит, что и Фамусов служит в архивав или не обязательно?

Буду очень благодарно, если просветите о рабочих сторонах жизни чиновничества! Спасибо

 Отправлено: 30.09.11 06:50. Заголовок: Это, конечно, вопрос..

Это, конечно, вопросы для историка. Я не историк, но мемуаров читала много. О Молчалине и Фамусове. Фамусов в архиве вряд ли служил, служил Молчалин, и наверняка в Московском архиве министерства иностранных дел. Этот архив ещё с тех пор, как министерство называлось коллегией, стал популярным местом "трудоустройства", куда записывались главным образом для получения чинов. Вот что пишет в мемуарах М.А. Дмитриев (1796-1866), племянник известного поэта и министра юстиции при Александре I И.И. Дмитриева, который был записан в архив на службу мальчиком 9 лет, но действительно служил там после окончания Московского университета, с весны 1817 года:
"Я сказал где-то, говоря об архиве, что в мое время там было несколько сот молодых людей, которые ничего не делали, не получали жалованья, но получали чины. Это завелось не только в архиве, но и в кремлёвской экспедиции, вероятно, с тех пор, как было запрещено записывать малолетних в гвардию. По-видимому, это было злоупотребление, но с другой стороны - имело свою необходимость и даже пользу. Необходимость состоит в том, что правительство требует от всех дворян службы, от всех без исключения: где же достать столько мест, и какие будут дельные чиновники из молодых людей, имеющих воспитание, годное только для света? - А без службы не будут они получать чины; без чинов же не имели бы никакого значения в обществе! Таким образом, сами собою устроились в Москве эти два складочные места чинов и чиновников, которые не мешали никому и ничему; люди, истинно способные, выходили и из них людьми полезными. Примером таких людей: Дашков, Блудов и многие другие, которые тоже начали с того, что шатались в архиве..."
Насколько я могла понять из воспоминаний бывших "архивных юношей", служащие там делились на три категории. Меньшинство составляли кадровые сотрудники, многие из которых работали там всю жизнь и были настоящими профессионалами: историками, палеографами и т.п. Снова Дмитриев об архиве Иностранной коллегии:
"Он содержал в себе все внешние дела с отдалённого времени наших царей по самое царствование Екатерины... Это - действительно драгоценнейшее хранилище документов нашей истории. Долго он был в пренебрежении, пока не занялся его устройством известный Миллер. После него никто не способствовал к приведению в известность и в порядок дел этого хранилища, как честный, трудолюбивый и добродетельный муж Николай Николаевич Бантыш-Каменский. Он всякой день бывал в архиве и корпел над разбором и описью дел; даже больной езжал туда, говоря, что этот приятный труд служит ему лекарством, портфели Миллера он умножил еще большим числом портфелей... Главное занятие тех, которые действительно работали, состояло в прочтении и описании столбцов: труд мелочной и скучный, но чрезвычайно полезный и требовавший большого навыка. Все они трудились ежедневно и получали от канцлера особое жалование, но наград никаких... баричи и франты архива смотрели на них, как на чёрных работников. А они-то и доставляли значение архиву." Эта действительная служба оплачивалась, но в карьерном смысле была совершенно бесперспективна - специалисты так и сидели над "столбцами" (то есть старинными документами) до отставки.
Больше писать не могу, продолжу позже.

 Отправлено: 30.09.11 15:01. Заголовок: Спасибо! Очень интер..

Спасибо! Очень интересно!

 Отправлено: 01.10.11 08:06. Заголовок: MMaria http://jpe.ru..

MMaria
Продолжаю. Вторую категорию составляли те, о которых пишет Дмитриев - светские молодые люди, которым так называемая служба в архиве, так же как и в кремлевской экспедиции, нужна была исключительно для получения чинов, чтоб не числиться всю жизнь недорослями. Они или вовсе не появлялись на службе (как Герцен, которого родственники записали в кремлевскую экспедицию ребёнком и который там ни разу не был), или появлялись время от времени, чтобы выполнить какое-нибудь поручение, не требующее особого образования. Например, во время пребывания в 1818 году в Москве двора и дипломатического корпуса тогдашний управляющий архивом Малиновский, вызвав нескольких молодых людей, сказал: "Так как граф знает ваши достоинства и проч., то он назначает вас к церемониймейстеру Ивану Александровичу Нарышкину для ввода послов". Дмитриев не раз с раздражением упоминает, что за подобные пустяки "архивные юноши" получали награды и даже ордена. Некий Зорин, временно откомандированный Малиновским в канцелярию статс-секретаря министерства, тут же был возвращен назад, так как оказался "не совсем способным". И что же? Дмитриев пишет: "Зорин, которого отослали назад по неспособности, был им (т.е. Малиновским) представлен в утешение этой неудачи и получил в петлицу орден Св. Анны."
Ещё один мемуарист, Ф.Ф. Вигель, тоже служивший в архиве:" Молоденькие децемвиры архива, коллегии юнкера, казались существами привилегированными. В московских обществах, на московских балах архивные юноши долго, очень долго заступали место екатерининских гвардии сержантов..."
Конечно, занимать такое положение могли лишь молодые люди с протекцией. Весной 1807 года 18-летний студент Московского университета Степан Жихарев, из тамбовских помещиков, с завистью писал в дневнике:"Столько молодых людей, не старее меня летами, давным-давно не только определены, но, по какому-то слепому счастию, имеют уже и чины: кто переводчик, кто коллежский асессор, а есть некто Горяинов, который ещё в пансионе у Ронка был надворным советником". Надворный советник - по армейски подполковник. MMaria пишет:

цитата:

Работает он, как известно, секретарем Фамусова (при этом имеет чин равный майорскому, майор мог быть секретарем?)

Если ученик пансиона, школьник, мог быть подполковником, почему бы секретарю не быть майором? Дмитриев тоже был учеником пансиона, когда получил чин титулярного советника. А коллежским асессором стал, когда и года не прошло с начала его действительного присутствия в архиве.
У Дмитриева был дядя-сенатор. Старшая сестра Вигеля была в хороших отношениях с графиней Салтыковой, которая, в свою очередь, была в хороших отношениях с графом Растопчиным, тогдашним министром иностранных дел. "Ответ графа Растопчина не заставил себя долго ждать... Вот содержание его письма:"Покровительствуемый-де вами давным-давно определён в число юнкеров, при коллегии положенных, но доселе неизвестно было, куда он девался; если вам непременно угодно его иметь в Москве, то хотя в архиве комплект уже наполнен, я беру свою ответственность перевести его туда сверх штата". Так 14-летний Филипп Вигель оказался чиновником - при переводе в архив его произвели из юнкеров коллегии иностранных дел в чиновники 14 класса. Было это в 1800 году. Дальше - больше. Вигель пишет: "В январе 1801 года произвели меня в переводчики коллегии, то есть в 10-й класс, без заслуг, а только для того, чтоб очистить место желающим поступить в определённое число юнкеров".
Студент Жихарев таких связей не имел.

 Отправлено: 01.10.11 08:53. Заголовок: MMaria пишет: Это з..

MMaria пишет:

цитата:

Это значит, что и Фамусов служит в архивав или не обязательно?

Ясно, что не обязательно. Если Фамусов достаточно влиятелен (или имеет связи с влиятельными людьми), его протеже может быть зачислен в архив для получения чинов и "награждений" и при этом продолжать работать у Фамусова. Да и кем Фамусову быть в архиве? В его возрасте (и соответственно при его выслуге) только руководителем, а в руководители архива всё же назначались люди знающие. Н.Н. Бантыш-Каменский, управляющий в 1800-1814 годах, был настоящим учёным. Сменивший его А.Ф. Малиновский (брат первого директора Лицея В.Ф. Малиновского) хоть и имел дурную репутацию карьериста, пресмыкавшегося перед всеми властями предержащими, все же окончил университет, был членом исторического научного общества, общался с людьми типа Карамзина. А Фамусов и не притворяется интеллектуалом.

 Отправлено: 01.10.11 10:49. Заголовок: Ну, и третью категор..

Ну, и третью категорию чиновников архива составляли молодые люди, сочатавшие интеллектуальные интересы с карьерными амбициями. Такие, как будущие министры Дашков и Блудов, будущий попечитель Московского учебного округа Голохвастов (двоюродный брат Герцена), будущий управляющий делами московских департаментов Сената, крупный юрист Дмитриев, будущие почт-директора Петербурга и Москвы братья Булгаковы, хорошо известные впоследствии в литературных кругах братья Тургеневы, Вигель, князь Козловский и т.п. Этим чины были нужны не просто так, а чтобы иметь возможность занять сколько-нибудь ответственные должности на "настоящей" службе - не начинать там Акакиями Акакиевичами. В архиве они дожидались достойных вакансий в министерствах или в московских государственных учреждениях. Старшие и наиболее образованные из них получали достаточно сложные задания. Вот что пишет М.А.Дмитриев:
"Мы занимались извлечениями из дипломатических дел по сношениям с Турциею. Каждому из нас давался один год подлинных депеш (по старинному: реляций) наших посланников и резидентов, и из каждого года делалось извлечение; а потом из всех этих извлечений составлялась целая так называемая история дипломатических сношений. Этот последний труд вверялся уже одному лицу. Составление второго тома поручено было мне. Нечего и говорить, как это было трудно: иногда сношения об одном предмете, относящиеся к нескольким годам, были разбросаны в извлечениях нескольких лиц; иногда, по слабому знанию истории того времени, пропускалось совсем или упоминалось слегка начало такого происшествия, которое впоследствии оказывалось великой важности... Одним словом, этот труд - составить из хаоса чиновничьих экстрактов нечто целое - была работа совершенно новая и требующая некоторых немаловажных соображений."
Но Дмитриев был уже достаточно взрослый человек и выпускник университета. А в начале века, когда в архив поступил четырнадцатилетний Филипп Вигель, среди служащих были подростки и просто дети - (например, он упоминает одиннадцатилетнего (!) чиновника, переводчика Васильцовского), и обращались с этими детьми соответственно. Вот воспоминания об архиве Вигеля:
"По разным возрастам служивших в нём юношей и ребят можно было видеть в нём и университет, и гимназию, и приходское училище... Сделался я, как новичок, предметом любопытного, но непродолжительного внимания моих новых товарищей. Скоро притащил безобразный человек тетрадь чистой бумаги и огромный пук полуистлевших столбцов, наполненных мёртвыми для меня буквами, в чистых обёртках с нумерами и надписями о их содержании, и велел надписи сии переписывать в тетрадь. Работа нетрудная, но всякий день это делать и видеть то, что я увидел, мне показалось тяжело. Тоска уже мной овладела, как вдруг лёгкий, но внятный шёпот начал пробегать по всей комнате. Я стал прислушиваться; отрывистый, шутливый, довольно умный разговор окружавшей меня молодёжи оживил меня и изумил. С первого взгляда все лица мне показались печальны, и в таком месте я не ожидал ни встретить улыбки, ни услышать весёлого слова. Тихие вокруг меня звуки голосов мне были столь же приятны, как шум живого, игривого ручейка среди могильного молчания. Но я скоро заметил, что разговаривающие не смеют ни поднять головы, ни возвысить голоса... Николай Николаевич, управлявший архивом, не любил, чтобы при нём разговаривали: прилежание к делу служило ему предлогом требовать всеобщего молчания. Сейчас мы видели, как исполнялись в этом случае его приказания."

 Отправлено: 01.10.11 11:26. Заголовок: И напоследок. Не сов..

И напоследок. Не совсем в тему, поскольку речь пойдет о чиновнике второй половины восемнадцатого века, но текст так очарователен, что не могу его не привести. Он взят из записок С.П. Жихарева, человека с литературными интересами, который имел обыкновение переписывать для себя различные тексты. Это фрагмент завещания московского чиновника, написанного в 1784 году. Жихарев пишет:
"Фёдор Данилович Иванов читал нам духовное завещание одного из старинных своих приятелей, Ивана Михайловича Морсочникова... Покойник занимал довольно важный пост - секретаря или едва ли не члена Розыскной экспедиции...
"Пункт IV. Поелику означенному племяннику моему Гавриле, с Егорьева дня, сиречь с 23-го числа апреля, от роду минуло 21 год, и оный совершеннолетний племянник мой старанием моим записан на службу в Сенатский архив, в который, по благословению родительницы своей, а моей родной сестры, ежедневное прилежное хождение иметь начал, а потому завещаю ему, племяннику моему Гавриле, первое: идучи из дома на службу, такожде и со службы домой, ни в какие увеселительные сходбища, а наипаче зазорные места не заходить и долговременного стояния на улицах у лотков с блинами и пирогами не иметь, и разных неприличных речей и прибауток бывающих около них во множестве разного звания людей не слушать; второе: по приходе в Архив довлеет ему, племяннику моему, сотворить вначале троекратное поклонение, при крестном себя знаменовании, образу пресвятая богородицы Казанский, и посем с учтивостью, как благовоспитанному юноше надлежит, раскланявшись с товарищи, благочинно сесть на своё место и с достодолжным вниманием приступить к переписыванию порученной от повытья бумаги, безошибочно; а буде бы таковой бумаги не случилося, то в молчании ждать приказа от начальства, а тем временем не сидеть в праздности, но иметь занятие или чинением перьев, каковых должно иметь всегда немало в запасе, или пробою оных на подкладочном листе, дабы почерк был всегда одинаков, без царапанья и крючков, на каковые крючки и разводы начальствующие особы ныне весьма негодуют. А как бывает, что в товарищах тех случаются такие насмешники и озорники, что того и глядят, как бы над благовоспитанным человеком учинить какое невежество или издёвку, как то неоднократно случалось и со мною в начале моего в Экспедиции служения, сиречь: якобы ненароком закапать тебя с обеих сторон чернилами или напудрить песком, или, стянув из кармана носовой платок, запачкать оный разною дрянью и всунуть его назад в карман, а потом и спросить, "что-де у тебя замаран нос, ты бы, мол, утёрся", - а ты бывало хвать и вытащишь из кармана платок такой загаженный, что самому противно станет; или же оные насмешники доходят и до такого нахальства, что иной раз приколят, невдомёк тебе, сзади какую хульную картину, на приклад: козла с рогами или облезьяну, и подпишут, это, мол, такой-то, а как ты из должности выйдешь, так народ на тебя смеяться станет и указывать пальцами. Почему в таковых оказиях завещеваю племяннику моему Гавриле не иметь огорчения и жалобами своими начальству не стужать; а поступать по обычаю христианскому и всякую таковую издёвку принимать со смирением и в молчании, поелику обидчикам и кознестроителям судит Бог, а ты им не судья.

 Отправлено: 01.10.11 11:41. Заголовок: Пункт VI. Известно м..

Пункт VI. Известно моему племяннику Гавриле, что я от рождения моего никаких хмельных напитков не употреблял и не токмо заниматься горелкою или пивом, но и красного бутылочного не вкушал, и великое к оным напиткам отвращение имею; чего ради за таковую трезвость от начальства всегда похвален бывал и Господом Богом в здоровье не оставлен; почему и следует тако ж и племяннику моему от горячих напитков всемерно воздерживаться и, окроме двукратного в сутки пития чаю, никаких заморских и российских ошаление производящих напитков не вкушать.
Пункт VII. Известно также племяннику моему от матери его, а моей сестры, скорбное житие мое при покойнице жене моей, Авдотье Никифоровне - царство ей небесное и вечная память, - колико претерпел я от неё истязаний биением палкою и бросанием горячими утюгами; наипаче же за непринятие от просителей богопротивных подносов неоднократно залеплением мне глаз негодными и протухлыми яйцами: того ради племяннику моему Гавриле завещеваю жить в безбрачии и прошу Господа Бога, да избавится он от неистовства женского, меру терпения человеческого превосходящего; а буде бы оный племянник мой по Божию попущению каким ни на есть случаем обрачился, то да не мудрствует и не препирается с сожительницей своею, паче же удаляется гнева её..."
Фёдор Данилович говорит, что в старину помещать наставления в завещаниях было в некоторой моде. Неужто же и на формы завещаний могла быть мода?"

 Отправлено: 03.10.11 09:58. Заголовок: Спасибо! Да уж, прак..

Спасибо! Да уж, практика, когда трудовая книжка лежит где надо не нова. Интересно, а в других странах что-то подобное практиковалось?

 Отправлено: 06.10.11 13:30. Заголовок: Икс, спасибо за инте..

Икс, спасибо за интересный экскурс.

 Отправлено: 07.10.11 22:14. Заголовок: Икс http://jpe.ru/g..

Икс
С огромным удовольствием почитала о чиновниках прошлых веков.
MMaria пишет:

цитата:

а в других странах что-то подобное практиковалось?

Ну, если и было где-то нечто отдаленно похожее, то не с таким российским размахом, боюсь.