Отправлено: 12.07.09 10:38. Заголовок: Одежда и аксессуары I-ой четверти XIX века - стиль Ампир.
Мода первой четверти XIX века. Обувь, одежда, аксессуары... *подумав* косметика, парфюмерия, предметы гигиены и все, что поможет нам узнать о милых "детальках" эпохи.
Отправлено: 11.07.09 23:46. Заголовок: Одежда и аксессуары I-ой половины XIX века - стиль Ампир.
Как и обещала, начну выкладывать информацию об одежде и аксессуарах начала 19-века. Постараюсь как можно шире и полнее осветить эту тему, но если у вас возникнут вопросы и уточнения - с удовольствием ответим и все обсудим, тем более, что тема очень интересная и красивая с точки зрения костюма. А за желание дополнить и "углубить" какую-нибудь статью буду премного благодарна! . Итак...
Первая четверть XIX века. (1795 – 1820)
Основной стиль этого времени называется Ампир (от фран. empire - империя). Он выражал эстетические вкусы крупной буржуазии и прославлял военные победы Наполеона. Так же как классицизм XVIII в., стиль ампир вдохновлялся античными образами. Ему предшествовала эпоха позднего Рококо, а также Великая Французская революция 1789 года, определившая своими идеалами и идеями дальнейшее развитие моды, и внесшая большие коррективы как в женскую, так и мужскую одежду. Мода этого периода опирается на римскую классическую одежду (Римская империя), что сильно отразилось на цветовой гамме костюма, различных дополнительных элементах, тканях, прическах, украшениях и т.д., и олицетворяет собой сознательное стремление к упрощенным и естественным формам. После победы Французской революции даже в одежде люди стремятся выразить свои свободолюбивые убеждения. Поэтому мода становится подражанием античности. На протяжении этих лет, начиная с эпохи Директории и заканчивая Ампиром, мода фактически не менялась. Основные тенденции выражали платья с высокой талией, без корсета, с глубокими вырезами, оголенные руки, сандалии с завязками вокруг икр, прическа «a la Titus» - короткая, гладкая и слегка завитая. В основном, носили длинные гладкие платья с высокой талией, преимущественно белого цвета, с вышивкой цветным шелком или изящной белой гладью по нижней кромке юбки. Платье могло стать немного короче и тогда, благодаря прямому покрою, оно приобретало трубчатую форму. Могло увеличиться количество оборок и бантов, а талия немного подняться. Но принципиальных изменений не происходило. В 1796 году появляются так называемые «удивительные» (женщины) и «невероятные» (мужчины). Они часто вызывали недоумение и насмешки, так как выглядели чудаковато. Женщина могла надеть муслиновое платье-рубаху без рукавов, со шлейфом и глубоким вырезом, с очень высокой талией, чулки с разноцветными вставками и сандалии на плоском ходу. Ближе к 1804 году платье становится закрытым до шеи, появляются рукава, а шлейф полностью исчезает. Еще через несколько лет слегка укоротилась юбка. Поверх платья часто надевали короткий жакет (спенсер). Благодаря ему талия как будто приближалась к своему естественному месту, над бедрами. Но оставалось тяготение к античности. Если платье было нарядным, предназначалось для визитов и танцев, то у него часто были короткие рукава с буфами. На оголенную же часть руки надевали длинные кожаные или матерчатые перчатки. Приблизительно к 1810 году император Наполеон I , стремясь придать своему двору роскошь и блеск, приказал по специальным эскизам изготовить костюмы для коронационных торжеств. Появились шелковые платья с длинными шлейфами, вышитые золотом и серебром, широкие кружева и воротники «стюарт». Но это продлилось совсем недолго. Образ этого времени, в целом, - это дама в удлиненном, преимущественно белом платье, которое вверху закрывало и плотно обхватывало шею, плечи подчеркивались маленькими шарообразными рукавами. Женщине эпохи Ампира так же было свойственно желание выглядеть более стройной. Созданию подобного впечатления способствовала высокая широкополая шляпа с цилиндрической тульей. Из обуви носили изящные остроносые матерчатые башмачки без каблуков, которые завязывались узкими лентами вокруг лодыжек (что-то наподобие сандалий). Мужчина, как правило, был одет в закрытый двубортный, с высоким воротником, сюртук до бедер, надеваемый поверх короткого жилета. Брюки разделялись на два основных вида - длинные, для парадных выходов, приемов и для охоты (в этом случае они заправлялись внутрь сапог) - и укороченные до колена - кюлоты, бриджы. Из верхней одежды – пыльник (легкий долгополый летний плащ из льна, использовался для защиты более дорогостоящих сюртуков и кюлотов от пыли и загрязнений - пример: плащ мистера Дарси) - и так называемый «каррик» («гаррик») - очень длинный плащ, со складками сзади и пелериной, с оборками, лежащими одна поверх другой. Эти оборки создавали впечатление небрежной элегантности. Подобный идеал мужской моды воплотил в себе еще знаменитый Джордж Брайан Бруммель* (1778-1840), считавший, что истинная элегантность заключается в кажущейся небрежности.
* Джордж Брайан Бруммель (или Красавчик Бруммель) - величайший денди всех времен, глава лондонских щеголей и законодатель мод в англ. высшем свете; ближайший друг и советник принца-регента (будущего Георга IV). В 1816, окончательно запутавшись в долгах, уехал во Францию, где и жил вплоть до смерти, заставшей его в приюте для умалишенных. Под собственным именем Б. появляется на страницах романа А. Конан Дойля "Родни Стоун" (1896) и в пьесе Э. Пенцольд-та "Таков был господин Б." (1934), а под разными вымышленными именами - в произведениях многих авторов 1-й пол. 19 в. , в т.ч. у Б. Диз-раэли в "Вивиане Грее" (1826-27), у Э. Дж. Бул-вер-Литтона в "Пелэме" (1828), у Т. Пикока в "Аббатстве кошмаров" (1818) и т.д.
Отправлено: 12.07.09 00:13. Заголовок: А еще есть вот такая..
А еще есть вот такая чудесная статья про язык веера из журнала "Русский антиквариат" (не смогла удержаться, очень уж она мне нравится, надеюсь, что будет полезной). Автор - А. Петракова
Язык веера
Язык веера, появившийся во Франции в эпоху Людовиков, а потом перекочевавший вместе с веером и в Россию, сложен ныне для понимания. Он дошел до нас, в основном, в виде противоречивых описаний, не подкрепленных иллюстрациями. Человеком своего времени он «читался» в процессе разговора, по перемене положения веера, движению руки, по количеству открывшихся и мгновенно закрывшихся отдельных «листиков». Хотя веер находился в руках женщины, знать все тонкости тайного языка должен был мужчина, которому адресовались послания.
Это был тайный язык влюбленных, поэтому в портретах XVIII века изображения дам с веером встречаются не часто, а если они и есть, веер, как правило, «молчит» (он закрыт). Это вполне объяснимо: портрет предназначался для потомков, и подробностей интимного характера в нем отражать не предполагалось.
Закрытые веера на русских портретах XVIII века свидетельствуют скорее о приближении изображенной к брачному возрасту, когда женщины как раз и начинали «махаться». В конце XVIII века в России появляются портреты дам с полуоткрытыми веерами, но это свидетельствует скорее о провинциализме художника и модели, не знавших в совершенстве, в отличие от столичных художников установлений и правил поведения аристократии.
В 1911 году в Москве вышел сборник правил хорошего тона, в котором несколько страниц посвящено искусству владения веером: «Хороший тон. Сборник правил, наставлений и советов, как следует вести себя в разных случаях домашней и общественной жизни», составленный «по лучшим русским и иностранным источникам А. Комильфо». В этом сборнике рассказано о значениях цвета веера и о знаменитом «языке веера».
Значение цвета веера.
белый означает невинность; черный – печаль; красный – радость, счастье; лиловый – смирение, искренность; голубой – постоянство, верность; желтый – отказ; зеленый – надежду; коричневый – недолговременное счастье; черный с белым – нарушенный мир; розовый с голубым – любовь и верность; веер, вышитый золотом – богатство; шитый серебром – скромность; убранный блестками – твердость и доверие.
Движения веером.
«Чтобы выразить веером согласие «да» – следует приложить веер левой рукой к правой щеке.
«Нет» – приложить открытый веер правой рукой к левой щеке.
«Ты мой идеал» – дотронуться открытым веером до губ и сердца.
«Я тебя люблю» – правой рукой указать закрытым веером на сердце.
«Я вас не люблю» – сделать закрытым веером движение в сторону.
«Я к вам не чувствую приязни» – открыть и закрыть веер, держа его перед ртом.
«Мои мысли всегда с тобою» – наполовину открыть веер и провести им несколько раз по лбу.
«Верить ли вашим словам?» – закрытый веер держать у левого локтя.
«Будьте осторожны, за нами следят» – открытым веером дотронуться до левого уха.
«Мои слова не должны быть переданы другим» – правой рукой держать открытый веер и прикрыть им левую руку.
«Твои слова умны» - приложить закрытый веер ко лбу.
«Хочешь меня выслушать?» – открыть и закрыть веер.
«Не приходи поздно» - правую сторону открытого веера держать перед тем, с кем ведется разговор, а затем быстро закрыть его.
«Я не приду» – держа веер левой стороной перед тем, с кем идет речь, прижать веер к груди и затем быстро махнуть в сторону собеседника.
«Я жду ответа» – ударить веером по ладони.
«Я буду исполнять твои желания» – открыть веер правой рукой и снова закрыть.
«Мужайся!» – открытый веер приложить к груди.
«Делай как я хочу» – закрытый веер держать посередине.
«Не приходи сегодня» – провести закрытым веером по наружной стороне руки.
«Ты меня огорчил» – быстро закрыть веер и держать его между сложенными руками.
«Прости меня» – сложить руки под открытым веером.
«Я хочу с тобой танцевать» – открытым веером махнуть несколько раз к себе, т.е. поманить.
«Я сделалась недоверчива» – барабанить закрытым веером по ладони левой руки.
«Молчи, нас подслушивают» – дотронуться закрытым веером до губ.
«Приходи я буду довольна» – держа открытый веер в правой руке, медленно сложить его в ладонь левой.
Если собеседник, пользующийся особенным расположением просит веер, то ему следует подать его верхним концом, что означает не только симпатию, но и любовь.
Для выражения же презрения, веер подается ручкой, т.е. нижним концом.
Подать же веер открытым не следует, так как это означает просьбу или же просто напрашивание на любовь».
Отправлено: 03.08.09 20:25. Заголовок: Небольшое продолжени..
Небольшое продолжение разговора об одежде. Стараюсь выискать информацию поинтересней, поскольку материала по костюму той эпохи достаточно много, но в целом, весьма однотипного. На всякий случай дам ссылку на электронную версию замечательного учебника Л. Беловинского "История русской материальной культуры", уже упоминавшегося в разговорах... http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/belov/
...и небольшие выдержки из него: Про женский костю начала 19 века
...В первое десятилетие XIX в. сохраняется мода на античные туникообразные платья, у девушек и молодых женщин светлых тонов, у пожилых дам, расставшихся с прежней модой, — из более плотных тканей, но также обычно светлых. Особенно модными стали простота и скромность в период Отечественной войны 1812 г. На волне патриотизма стали носить сарафаны, душегреи, кокошники. К концу второго десятилетия платья с высокой талией надевали на плотные или накрахмаленные нижние юбки. Днем дома и на улице носили закрытые платья либо надевали на декольтированное платье воротник-пелерину, а с 1810-х гг. популярна канза и входит в употребление спенсер. В начале 20-х гг. появляются платья, затянутые в талию, широко вошедшие в быт с середины 20-х гг. Утренние и домашние платья в 20-х гг. шьют так, чтобы не требовалось сильно затягиваться, отделывают их широкими бертами, пелеринами до талии или набрасывают платок, шаль, косынку. Часто для дома шьют светлые нарядные пеньюары и дульетки, застегивавшиеся донизу. В моду в 20-х гг. входит прическа с горизонтальными буклями над лбом. Тулья чепца при этом сдвигается на затылок. Прически с начала XIX в. украшают диадемами, золотыми обручами, венками из искусственных цветов и колосьев, золотых и серебряных дубовых и лавровых листьев. С вечерними туалетами носили и всевозможные тюрбаны со страусовыми перьями и береты. В 20-х гг. береты становятся большими, яркими, атласными или бархатными, их немного сдвигают на затылок или на правый висок, чтобы были видны букли над лбом. По-прежнему популярны кашемировые шали с яркими цветами, входят в моду шали клетчатые, с узором на кайме из пальмовых листьев и меандра. Веера обязательны, их носят на ленточке или цепочке на правом запястье. Обычно это старые большие веера, но уже входят в моду маленькие костяные или черепаховые веера с резьбой и росписью. Туфли без каблуков продержались до конца 20-х гг., но появились и атласные туфли на каблуках... ...Зимой носили шубы, короткие шубки, теплые салопы, пелерины, рединготы, в теплые месяцы — бурнусы, дульетки, манто, мантильи на подкладке, летом на улицу надевали кисейные и фуляровые рединготы, легкие мантильи, тальмы, шали и шарфы. На улицу выходили также в бархатных, суконных или шелковых спенсерах поверх платья. Спенсер носили и дома в качестве лифа дневного платья с цветной или белой юбкой. При визитах шляпу, шаль или мантилью не снимали, как и перчатки. Ненадолго можно было остаться и в рединготе. Вошедший в моду летний зонтик на длинной ручке также вносили в гостиную... ...Разница между бальными и вечерними туалетами заключалась в размерах декольте и отделке. Для театра, концерта, званого обеда или вечера декольте уменьшали кружевом или рюшем, подшитым под вырез, для скромного вечера надевали канзу. Гостьи в 30-х гг. являлись в шляпах или беретах, реже в чепцах, позже с вечерним туалетом носили чепцы, наколки из кружев или лент, ток, иногда тюрбан. Непременны были перчатки или митени, мантилья или шаль. Перчатки были длинные, лайковые или шелковые, с отделкой по краю кружевом, рюшем, бантиками. Перчатки снимали только за столом, митени вообще не снимали. Браслеты, крупные перстни надевали поверх перчаток. В 30-х гг. в бальной прическе носили белые или цветные страусовые перья в эгретах, райскую птичку, перья марабу, венки из колосьев, цветов, листьев. Популярны были газовые и атласные или белые кисейные тюрбаны с аграфами, перевитые жемчугом, золотыми цепочками или бусами, у старших дам атласные или бархатные береты с перьями. Все носят шпильки с драгоценными камнями, большие гребни, фероньерки...
Бурнус (араб. (البرن, Al'burnus, фр. Burnous) - плащ с капюшоном, сделанный из плотной шерстяной материи, обычно белого цвета. Первоначально был распространён у арабов и берберов Северной Африки, оттуда проник в Европу во время Крестовых походов. В России в XIX веке бурнусом называли также просторное женское пальто.
Манти́лья (исп. mantilla, от лат. mantellum — покрывало, покров) — элемент национального испанского женского костюма, длинный шелковый или кружевной шарф-вуаль, который обычно надевается поверх высокого гребня (пейнеты), вколотого в прическу, и падает на спину и плечи. Еще о мантилье можно прочитать Здесь
Тальма - род плаща или накидки без рукавов, назван в память французского актера эпохи Ампир Франсуа Жозефа Тальма (1763-1826) Комментарии: Нашла вот такую фотографию более позднего периода, но. надеюсь, будет понятно, о чем речь.
Спенсер - укороченный до талии или до уровня "под грудью" жакет с длинными рукавами, из хлопковых или шерстяных (в зависимости от сезона) тканей. Одевался как верхняя одежда поверх платьев.
Редингот - (франц. redingote - от англ. riding-coat), мужская или женская верхняя одежда прилегающего силуэта, с двумя небольшими воротничками (нижний из которых лежал на плечах) и сквозной застежкой. Редингот появился в Англии в 20-х гг. 18 в. как мужской костюм для верховой езды. Первоначально не отличался большой длиной. В России в 19 в. редингот стал обычной городской одеждой (довольно длинной). Подробнее о рединготе можно прочитать Здесь.
Отправлено: 03.08.09 21:38. Заголовок: Шаль На рубеже XVII..
Шаль
На рубеже XVIII-XIX веков вошли в моду большие шали из шерсти или пашмины - подпушка высокогорных коз. Они изготовлялись в Кашмире (Северная Индия) с XV века. В Европу такие шали привез Наполеон Бонапарт из Египетского похода в подарок своей жене Жозефине де Богарне. Это прекрасно дополняло модные в то время платья из тончайшей кисеи с завышенной талией. Надо полагать, что не только изумительные красота орнамента и мягкость способствовали росту популярности этих шалей, но и то, что ампирные туалеты были при всей их привлекательной легкости и прозрачности очень холодными. А климат Парижа все же несколько отличался от климата Древней Греции, подражательницами которой были француженки. Врачи умоляли запретить эту моду, предлагая дамам отправиться на кладбище Пер-Лашез и посмотреть, сколько хорошеньких ветрениц умерло из-за нее от простуды. Однако женщины, не желавшие расставаться с обольстительными нарядами, решили проблему проще и стали греться с помощью теплых шалей. На многих портретах того времени можно видеть прекрасные образцы этого аксессуара.
На протяжении столетий кашемир являлся символом богатства и достатка, который могли себе позволить лишь очень состоятельные люди. Требовалось целых четыре года для того, чтобы козочка могла вырастить достаточно пуха для одного женского свитера. Кашемир подобен золоту и бриллиантам и, если его продают по низкой цене, это выглядит крайне подозрительно. Начиная с середины ХIХ века кашемир стал исполь-зоваться для изготовления и муж-ской одежды. Одним из первых его стал пропагандировать знамени-тый английский денди, светский лев и ловелас, капитан Джордж (Бьюи) Браммел. Он утверждал, что лучший способ покорить сердце новой дамы - сжать ее в объятьях, надев белый кашемировый жилет. От ласкового тепла и мягкого шарма кашемира таяли самые стойкие из женщин. Самые тонкие и длинные волок-на кашемира называются пашмина (от перс, pashm - пух, подшер-сток). Их тонина не превышает 13-15 мкм, что в 5 раз меньше че-ловеческого волоса (75 мкм)! Этот пух также не стригут, а вычесывают с гру-ди и живота горных коз - его коли-чество очень ограничено и состав-ляет не более 50 г с одной козы. Интересно, что таким богатством могут похвастаться только козы с Гималаев, Тибета и некоторых прилегающих к нему районов - ниоткуда больше. Эти изумительные по своей нежно-сти и теплу волокна дали название знаменитым шалям, которыми с давних пор славится Кашмир. «Любимая! Египет покорен! Он у твоих ног!» - воскликнул Напо-леон, вбегая в покои Жозефины. Она нахмурилась и в который раз подумала о том, как надоели ей эти мужские игры. «А вот и скромный дар из Александрии для моей коро-левы!» - Бонапарт накинул на пле-чи супруги тончайшую шаль руч-ной работы. Шаль заискрилась на солнце, переливаясь нежными кра-сками. Жозефина замерла от вос-торга - ее тело окутывало настоя-щее чудо! «Это пашмина! Целый год над ней трудились трое масте-ров - ткали, расшивали золотом и украшали драгоценными камнями. А потом полоскали в священном озере Дал, чтобы придать краскам вечное сияние. Теперь она твоя!» Приведенная выше легенда – самая популярная из относящихся к истории проникновения пашмины, как ткани и изделия одновременно, в Европу. Это случилось в конце XVIII в. В Египет пашмина попала случайно, как подарок тогдашнего правителя Кашмира местному хедиву. А На-полеон получил ее в числе прочих подношений после завоевания страны. С тех пор мода на пашмины не проходила никогда. Женщи-ны всех правящих династий Евро-пы считали необходимым иметь столь великолепный аксессуар в своем гардеробе. Шали коллекцио-нировали и передавали по наслед-ству из поколения в поколение. В XIX в. пашмина стала предме-том особой гордости и эпатажа. Английская императрица Евгения, например, развлекалась так: когда беседа становилась скучной, она снимала кольцо с безымянного пальца и с легкостью продевала свою шаль сквозь него.
С 1800 года было налажено изготовление имитаций индийских тканей и шалей в Европе, в частности в городе Пейсли (Шотландия). В результате цены на кашмирские изделия упали. После 1877 года, когда голод заставил многих сринагарских ткачей покинуть родные места, производство шалей здесь резко сократилось. Между тем их продолжали вывозить в Европу - на сумму 180 тысяч фунтов стерлингов. В России цены на кашмирские шали колебались между 500 и 3000 рублей. Первые русские шали, сотканные в сложной технике двустороннего ткачества, появились в начале XIX века. Сделанные руками крепостных девушек в мастерских помещиков Н. А. Мерлиной и Д. А. Колокольцова в Нижегородской губернии, они по качеству ни в чем не уступали индийским. Пряжу для тканья пряли из пуха сайгаков и шерсти тибетских коз так искусно, что она получалась тоньше волоса. Центральная часть шалей либо была гладкой - красной, голубой, белой, либо представляла собой контрастные полосы. Кайму украшали пышным многоцветным растительным узором из гирлянд и букетов цветов, абсолютно одинаковым с лица и изнанки. Иногда в него органично включали восточные мотивы в виде "турецких бобов" или "огурцов", своеобразно переработанные. Цвет шали и соотношение каймы с фоном подчинялись моде. В первой четверти XIX века предпочитали резкие контрасты, например желтая кайма и черный фон. Затем стал модным светло-кофейный фон. Позднее орнаментом начали покрывать не только края шали, но и всю ее поверхность. Купавинские шали делали на Купавинской фабрике князя Н. Б. Юсупова, их носили только купчихи. Стоимость одной шали составляла 200 рублей, что равнялось годовому жалованью фабричного рабочего. В царствование Александра I воспитанниц женских учебных заведений начали обучать танцу с шалью. Так девушки демонстрировали свое изящество, грациозность и хорошую осанку. Эта традиция сохранилась до конца XIX века. Подтверждение данному факту можно найти в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание", где титулярный советник Мармеладов рассказывает Раскольникову: "Знайте же, что супруга моя в благородном губернском дворянском институте воспитывалась и при выпуске с шалью танцевала при губернаторе и при прочих лицах, за что золотую медаль и похвальный лист получила". Старинные шали, как восточные, так и русские, были очень длинными и исключительно с тканым орнаментом. Умению носить их придавалось большое значение. Один конец обертывали вокруг руки, другой спускали до земли. Чтобы удерживать шаль в нужном положении, в ее углы вшивали металлические шарики (иногда шарики вплетали в кисти). В 1830-е годы появились тканые шали с набивным орнаментом, с вышивкой шелком. Чуть позднее, когда на многих мануфактурах и фабриках наладили производство набивных шалей, более дешевых по сравнению с шалями, украшенными тканым узором, этот предмет одежды получил особенно широкое распространение. Шаль прочно вошла в быт различных слоев русского общества. Ее стали носить женщины не только дворянского, купеческого, но и мещанского, крестьянского сословий. В начале 1820 годов модные журналы рекомендуют клетчатые «шотландские» кашемировые шали и черные шали с цветной каймой. В 30-е годы XIX века к бальным туалетам полагались платки, шарфы из прозрачных тканей, затканных золотым или серебряным узором, а также мантильи из черного кружева. В то время как великосветские дамы украшали себя невесомыми шарфами – «паутинками», купчихи - платками весьма крикливых расцветок. Цвета ценились яркие: красный, голубой, палевый. «Богатая» шаль - непременное дополнение наряда купчихи на картинах Кустодиева, Малевича, Маковского.
Отправлено: 04.08.09 23:08. Заголовок: Muelle , спасибо за ..
Muelle , спасибо за очень интересный рассказ. Особенно мне понравилось про язык веера и шали. На мой взгляд, довольно трудно было запомнить, что означает каждое движение ввера. И выполнять их - тоже не просто. А носить шаль непринужденно и изыскано, чтобы она выглядела достойным украшением, а не разноцветной тряпочкой - это целая наука! Мне бы шаль только мешала.
Продолжаю разговор о костюме эпохи Ампир и хочу предложить вам выдержки из статьи искусствоведа и библиофила, знатока русской иллюстрированной книги Василия Андреевича Верещагина (1861 – 1931). Статья основана на большом количестве источников, позволяет полнее изучить бытовую жизнь начала XIX столетия и проследить развитие моды на протяжении четверти века. По словам автора, «женские наряды и моды играют в жизни человечества гораздо большую роль, чем это принято думать, влияя на все отрасли искусства, отражаясь на идеях эпохи и политической экономии нации, являясь важным фактором в общественной жизни народов». «Женские моды александровского времени»
...Великая французская революция, порвав с прежними предрассудками и традициями, резко изменила и эстетические взгляды возрождаемого ею человечества на одежду и украшения. Под влиянием господствующих идей — ненависти к королевскому режиму, стремлению к всеобщему равенству и возвращению классицизма в искусстве, наряды последних лет ХVIII века значительно упростились и, вдохновляясь классическими образцами языческой древности, начали искать приближения к природе. Моды того времени стремились освободить формы, яснее определить контуры человеческой фигуры и сделать костюм более свободным, более соответствующим незыблемым принципам греческой красоты. А эти принципы учат, что всякая изящная одежда должна прежде всего давать чувствовать прекрасную гармонию человеческого тела и что эстетика костюма предписывает строгое единство тона, придающее ему величавую простоту. Этим двум эстетическим основам классической одежды и начали усердно подражать как во Франции, так, конечно, и у нас, у которых, по образному выражению одного из современников, «картинки парижских костумов всегда одушевлялись подобно Пигмалионовой Галатеи».
Красавицы не тщитесь За модой вслед бежать, Искусством не учитесь Натуру украшать. Поверьте, и без шляпок, Без тафт и без парчей, Без лент, цветов и касок, Без толстых обручей, Она в простом наряде Умеет дух пленять, В приятном скромном взгляде Всю прелесть сохранять.
Так еще в 1791 году писала «некоторая почтенная особа» издателю единственного в то время у нас модного журнала («Модный магазин»); таковы же были в общих чертах и созданные революциею новые идеалы красоты и изящества. В них и нужно искать объяснений всего характера и типа наряда русской женщины начала XIX века. «В нынешнем костуме, – говорит неизвестный хроникер Московского Меркурия 1803 года, – главным почитается обрисование тела. Есть ли у женщины не видно сложения ног от башмаков до туловища, то говорят, что она не умеет одеваться или хочет отличиться странностью. Когда Нимфа идет, платье искусно подобранное и позади гладко обтянутое показываешь всю игру мускулов ее при каждом шаге». Чтобы производить такое эстетическое впечатление, платья делались узкими из легких, полупрозрачных материй: мусселина, батиста, крепа, перкаля или кисеи, плотно охватывавших стан и наглядно обрисовывавших формы. Такие платья, иногда только снизу обшитые каймами из лент или гирляндами из листьев, иногда же со сплошь на них вышитыми мелкими узорами, бывали всегда однотонные и чаще всего белые, что именно и придавало им желаемый характер простоты и величия. Они делались спереди короткими, а сзади длинными, с треном и надевались на одну рубашку без юбки. По мнению женщин того времени, «самая тонкая юбка отнимала у самого тонкого платья всю прозрачность и обратила бы их в ханжей, которые хотят быть умнее других и безмолвно порочить всех кроме себя». Климатические условия так мало, однако, соответствовали этой легкомысленной моде, что современные щеголихи, отказавшись от ненавистной им юбки, принуждены были волей неволей заменить ее «исподним платьем мужского покроя из трико телесного цвета». Но материи наружного платья продолжали оставаться прозрачными, что по прежнему давало «богине» возможность «торжествовать над стихиями, не страшась ни морозов, ни лучей солнечных и щеголять такими прелестями, которые прежде укрывали от любопытного взора Профанов, как священные Египетские таинства»! Эти раскрытые прелести давали даже повод расточать женщинам такие похвалы, которые, при существующих у нас понятиях о приличии, показались бы нам, по меньшей мере, неуместными. «Ни один мужчина уже не говорил о красоте рук или грудей; кто хотел сказать молодой даме учтивость, тот хвалил сложение и формы нижних ее частей». Исходя затем, вероятно, из того же побуждения «никого безмолвно не порочить» — лифы, с прямыми или сердцеобразными вырезами, спускавшимися на юбку в виде крыльев бабочки, почти обнажали весь бюст и открывали спину, эффектно выказывая красоту шеи и красивую посадку головы. Это обнажение бюста еще более подчеркивалось короткими талиями, которые носили с перехватом под мышками, при полном отсутствии рукавов, заменявшихся помочами из лент, или при очень коротких рукавах, еле закрывавших плечи. На руки, почти до плеч, надевали длинные, цвета замши, перчатки. Наконец, в подражание костюму классической древности, ноги обувались в «котурны» — древнегреческую обувь без каблуков, с переплетенными на чулках лентами, а поверх платья надевались легкие, не доходившие до колен, прозрачные туники, прикреплявшиеся на плечах аграфами из бриллиантов, камней или золота, на античный манер. Всегда однотонные, туники эти делались цвета отличного от платья и обшивались каймами греческого узора, узкими лентами или меховой опушкой (tunique à la russe). «Это были с позволения сказать чуть не просто рубашки», – с негодованием говорит о них в своих воспоминаниях Е. П. Янькова, известная бабушка Д. Благово, прибавляя, что «разумеется порядочные люди не доходили до таких крайностей, а все же дурачились». Но самою типичною и неотъемлемою принадлежностью женского туалета того времени была шаль, привезенная во Францию после Египетского похода и настолько с тех пор везде в Европе привившаяся, что даже наши современники, из старших по возрасту, конечно, должны и до сих пор еще хорошо помнить ее преобладающее господство, продолжавшееся до конца пятидесятых годов прошлого столетия. Шали «кашемирские», стоившие в начале века чуть ли не целое состояние, а потом шелковые, шерстяные, батистовые или газовые, окаймленные изящными бордюрами, делались самых различных форм и размеров: длинные, углом или квадратные, — и окрашивались в самые разнообразные, преимущественно однотонные цвета. Носили шаль и летом и зимой, всегда и всюду при себе; она выставлялась и пряталась, развертывалась и складывалась, обвивала стан и окутывала грудь или, развеваясь от ветра вокруг головы, вдруг закрывала ее всю, подобно нежному облаку, привлекая пытливые взоры. С нею не расставались и на балах, где был изобретен в ее честь особый танец «па-де-шаль», исполнением которого славились одно время две наши светские красавицы: графиня Мария Зубова и одна из княгинь Голицыных. Эта неизменная спутница женщины александровской эпохи появляется и на всех миниатюрах и портретах того времени. Мечтательно собирается закрыть свои прелести шалью изображенная на модной картинке 1803 года красавица; шаль плотно облегает роскошный стан Уваровой на портрете Ромбауера 1806 года; на ней же покоится красивая ручка миловидной Нарышкиной на миниатюре Beaumont 1809 года; она же, наконец, живописно обрамляет благородную фигуру графини Софии Паниной и падает живыми, мастерски трактованными, складками к прелестным ножкам обворожительной Апраксиной, на портрете Рисса 1818 года. Очевидно, в то время «богиня» без шали была так же немыслима, как шаль без «богини». Другою, почти столь же типичною, принадлежностью женского туалета был головной убор в виде чалмы или тюрбана, в первый раз надетый парижанками в подражание чалме приехавшего в Париж в начале столетия турецкого посланника, а быть может и в подражание головному убору мамелюков после Египетского похода. Тюрбаны, подобно шали, также пережили всю александровскую эпоху, хотя не могли пользоваться одинаковым распространением, уже благодаря тому, что надевались реже, — в более торжественных случаях. Делались тюрбаны из «мериносовой» и «кашемирской» шали, из бархата, парчи, тонкой индейской кисеи с золотыми полосами и белого и розового крепа, и носились или сложенными в складки, или в виде витой полосы с украшениями из жемчугов и драгоценных каменьев или с султанами из перьев. Такой тюрбан, с прикрепленной к нему массивными золотыми брошками воздушной и легкой фатой, украшает восхитительную, несмотря на ее несколько холодную правильность черт, головку сентиментальной графини Гурьевой, изображенной художником в элегической позе, с лирой в руке. Тюрбаны же, или скорее чалмы, перевитые с волшебным искусством прозрачными тканями, окутывают головки Уваровой и Паниной. В таком же головном уборе попадаются портреты и гораздо позднейшего, даже брюлловского, времени. Это был, очевидно, парадный убор — убор светских выездов, балов и портретов, — грациозное и неотразимое оружие женщины того времени, часто таившее, быть может, последний удар не покорявшемуся ее прелестям сердцу. Об остальных, более обыденных, женских уборах и всех их бесчисленных разновидностях можно сказать только то, что, вне всякой зависимости от их красоты и изящества, так субъективно всегда меняющихся, в соответствии с изменениями типа их обладательниц, они, подобно женскому наряду, отличались определенным стремлением к упрощению размеров и форм. Все сложные уборы конца XVIII столетия, все «адмиральские шляпы» — корабли со снастями и снарядами, пушками и батареями, «шляпы-пуфы», с разложенными впереди знаменами и литаврами, «Минервины шишаки», «чепцы-победы», шляпы с громадными полями — все затейливые и причудливые постройки, возвышавшиеся на женских головках и носившие, по недоразумению, названия шляп, уступили вдруг место самым простым и непритязательным уборам. Это были плоскодонные «корнеты» и «капоты» с козырьками или завернутыми спереди полями, — убранные цветами и лентами соломенные шляпы, перевязанные косынкой «á la marmotte», — скромные золотые сетки с золотыми желудями на концах и токи с перьями и складками спереди «en gueule de loup». Носились даже, взамен шляп, кружевные, длинные косынки и прозрачные чепчики и наколки из цветных материй или кружев, иногда окаймленные спереди «барбой». Такую же простоту преследовали и женские прически, впавшие даже в непонятную, в этом отношении, и уродливую крайность. За несколько лет перед тем ни у одной женщины не было достаточно волос для прически; теперь у всех, — их оказалось слишком много. Вместо воздвигавшихся на головах щеголих высоких гор, холмов, усыпанных цветами, лугов, пенистых потоков из искусственных прядей кос и локонов, вместо сложнейших и громоздких причесок, вроде «прелестной простоты» или «расцветающей приятности» — появились вдруг гладко остриженные головы или «половинная» стрижка голов, с бритыми или коротко подстриженными на затылке волосами, в подражание последнему туалету осужденного на казнь. Такие прически назывались сначала «à la victime» или «à la guillotine», а, впоследствии, когда волосы начали завивать мелкими кудрями по всей голове,— «à 1а Titus». Мода на стриженые головы и затылки, строго запрещенная во времена Павла, снова вернулась в первые годы царствования Александра, но, уже благодаря одному тому, что она лишала женщину одного из существенных ее украшений, долго продержаться не могла. Вскоре волосы были снова отпущены и начали зачесываться кверху, так, что затылок оставался открытым, причем их иногда заплетали в косы, которые обвивали вокруг головы или завивали спереди мелкими буклями, спуская их вдоль щек короткими локонами — «фаворитками» или «бандо». Причесывались также «à 1'antique», или с большими гребнями, украшенными каменьями, или вплетая в волосы гирлянды цветов, сеточки из мелкого жемчуга и повязки, украшенные мозаиками, а особенно камеями. Камеи, привезенные императрицею Жозефиною из Италии в Париж, а оттуда перешедшие к нам, были излюбленным украшением женщин той эпохи. Их носили не только на гребнях, но и в ожерельях, браслетах и кольцах, оправленными в бриллианты. Из других, наиболее типичных, драгоценностей начала столетия, в большой моде, и в полном соответствии с сантиментальным направлением эпохи, были золотые медальоны, часто в виде сердец, с воспроизведением любимого человека или его волосами, кольца с девизами и легкие маленькие веера из крепа с вышитыми золотыми, серебряными или стальными блестками — плакучими ивами, водопадами и снопами. Что касается, наконец, верхней одежды щеголих того времени, то она, волей неволей, была сообразована с требованиями сурового климата. Поэтому, хотя носились и «дульеты» — ватные пальто, и легкие бархатные и атласные мантильи (mantelet), «и пелерины, отороченные лебяжьим пухом (pélerine en duvet de cygne) и «витшуры» — легкие шубки, но тяжелые меха никогда не выходили из моды. «Роскошь, в этом отношении, изумительна», – пишет один из иностранцев о Москве начала столетия. «Собольи шубы от 1000 до 5000 рублей очень обыкновенны. У жены каждого ремесленника есть шуба, покрытая шелковой или другой какой подобной материей и стоившая от 50 до 60 рублей. Самая последняя крепостная девушка выходит зимою со двора не иначе, как в шелковом салопе на заячьем меху. Витшуры из обыкновенных волчьих шкур, в которых иногда ходят в Германии важные господа, в Москве носит только прислуга». Таковым, в общих чертах, оставаясь конечно в пределах простого наброска, представляется нам внешний облик женщины начала александровского царствования. «Должно признаться, – говорит все тот же хроникер мод Московского Меркурия 1803 г., – что никогда еще не было и впредь, конечно, не будет другого наряда, столь выгодного красоте. Всякая недурная женщина, одетая по-нынешнему, кажется божеством; не имеющие ни глаз, ни чувств могут только спорить против сей истины». Не будем спорить и мы. Женский наряд того времени, в изящном сочетании подчеркнутой красоты телесных форм с величавой простотой, был действительно в высшей степени благороден и эстетичен, производя то удивительное впечатление цельности и единства, которое до него производила, быть может, только одна одежда классической древности. Так же строги и стильны были его мельчайшие подробности: матовый оттенок воздушных материй, пропускающих свет, мягкие и жизненные, именно благодаря их легкости, складки, скромная умеренность отделки и самая изящная его принадлежность — длинный и живописный трен, так плавно извивавшийся вокруг женщины, так покорно следивший за ее малейшим движением, придававший ее грациозной фигуре такую змеиную гибкость. И в какой строгой гармонии была изящная простота этого наряда, с настроениями и чувствами сантиментальной женщины того времени, которая должна была выказывать свою «чувствительность» в разговоре, движениях и голосе, «а пуще всего в глазах», которая так стремилась «открыть свою грудь всему горестному, всему угнетенному, всему слезящему и дойти до страсти к добру и желания всеобщего блага». Как он образно ее уносил своими мечтательно белыми тканями и стройно подымающими стан ее формами в заоблачную высь этих недостижимых стремлений!.. Прав неизвестный хроникер 1803 года, утверждая, что в этом строгом наряде всякая красивая женщина напоминала спустившуюся с неба богиню. Молодость и красота никогда не выступали в более подходящей им рамке. Прав и знакомый нам Вигель, говоря в своих «Воспоминаниях», что на балы той эпохи можно было глядеть как на «древние барельефы или этрусские вазы». В старинном зале, в блеске сверкающих огней, все эти стройные сильфиды, плавно скользившие под звуки торжественных, забытых нами, танцев, были действительно классически прекрасны. Но правы и мы, когда, воскрешая мимолетною мыслью идеальный облик красавицы тех давних времен, мы его воплощаем в этом, именно, образе сентиментальной и поэтичной Психеи, полной такой чарующей прелести, с томной грациею жестов и величавой красотою движений, — правы потому, что именно этот наряд был наиболее стилен, типичен и выдержан для всей александровской эпохи. Блестящим метеором промелькнула воздушная «богиня» начала XIX века. Приблизительно с 1806 года, в ущерб общей стильности наряда, женщины начали прикрывать свои чары. Исчезли легкие, полупрозрачные ткани, утратилась их благородная простота. Платья начали носить из более плотных материй, гладких: гро-муара, гро-де-тура, гро-гро, гро-д'ориана, сатен-тюрка, бомба, и затканных: пети-броше, пети-семе, гран-рамаж (или «большая ромашка», как называли торговцы), материй, вышитых золотом и серебром, и бархата. Отказались также от однотонного белого цвета, заменив его разными другими цветами, которые, особенно к 20-м годам, окрестили самыми странными и невероятными названиями: упавшей в обморок лягушки (grenouiue évanouie), испуганной мыши, (souris éffrayée), влюбленной жабы (crapaud amoureux), мечтательной блохи (puce rêveuse), и даже паука, замышляющего преступление (araignée méditant un crime). Все эти плотные и цветные ткани окончательно уничтожили воздушность прежнего наряда. Но этой цели больше и не преследовали. Даже в тех случаях, когда юбки носились из гладкой материи, их отделывали по низу громоздкою орнаментациею из прошв, вышивок, рюшей и оборок. Сложные их узоры не могли производить прежнего впечатления легкости, единства и цельности, уже благодаря тому, что положенные, хотя бы и на однотонный фон, рисунки не были достаточно мелки, чтобы составлять как бы оттенок этого фона. Бесследно, и конечно тоже в ущерб стильности, исчез затем трен, так изящно завершавший женский туалет и оставлявший такой широкий простор всякому личному творчеству в умении грациозно поднять его на руку или изящно откинуть и расположить. Платья все более укорачивали и суживали; в 1808 году из-под них видны были ноги, в 1810-ом — они уже доходили только до щиколотки и лишь к началу 1830-х годов их опустили снова до полу. Известная уже нам Янькова утверждает, что «платья были в то время пребезобразные, узки, как дудки, их совсем окургузили» — и ее мнение не лишено основания. Короткие и узкие платья должны были казаться еще более куцыми и «кургузыми», как вследствие моды на прямые, не скошенные юбки, производившие около талии целый ряд утолщающих ее сборок, так и вследствие высоких талий, которые носились по-прежнему, чуть не под мышками, вплоть до 1822 или 1823 года. «Несмотря на проказы моды, – говорит хроникер Московского Телеграфа 1824 года, – нельзя не поблагодарить ее за уничтожение коротких корсетов, (74) совершенно неприличных стройному стану, столь обыкновенному россиянкам». (75) Эта благодарность была совершенно уместна... Высокие талии, подчеркнутые, к тому же, «канзу» и «спенсерами», коротенькими с фалдами кофточками, и часто перехваченные под самою грудью широкою лентой, с длинными распущенными концами, нарушали стройную гармонию женского тела, не оправдываясь, как в наряде начала столетия, ни стремлением поддерживать полуобнаженный бюст, закрывавшийся уже тогда корсажем, ни строгою стильностью всех остальных принадлежностей этого наряда. Едва ли также, при таких коротких талиях и платьях, могли казаться изящными введенные в 1808 году в моду пышные, искусственно увеличивающие ширину плеч, рукава, которые носили в виде буффов по французской моде конца XVI и XVII столетия. Мода на «буфы» просуществовала приблизительно до 1818 года, когда опять появились прежние грациозные полурукавчики, спускавшиеся с плеч, как бы в виде эполеток, и замененные, в свою очередь, к середине 20-х годов рукавами «à la gigot» или «à 1'éléphant». Эти рукава чрезмерно расширялись к плечам, с целью подчеркнуть, быть может, манерную грацию появившихся в то время осиных талий. Вообще, в наряде того времени утрачена была «милая простота», которая по словам хроникера Литературных Листков, «с 1816 года приметно исчезает». «Все же у нас менее мотовства, чем в других государствах, – наивно прибавляет тот же хроникер, – от того, что между прекрасным полом более нравственности, а нравственности более, потому, что у нас существуют Смольный и другие институты в виде рассадников семейного счастья, где даже иностранцы должны почерпать образцы нравственного образования». На самом деле «милая простота» исчезает ранее 1816 года, а именно – около 1806 – 1807 годов. С этих пор женский туалет начинает носить характер скорее фантастический и жанровый, отвечавший гораздо менее прежнего — идеалу одежды всякой женщины: тщательно скрывать недостатки и наиболее выгодно выказать красоту пропорций. Эта особенность и служит, быть может, наиболее характерным признаком наряда всей последующей эпохи александровского царствования. Та же утрата простоты проявляется в большинстве головных уборов и причесок. «На голове, – говорит Янькова, – носили токи и береты, точно лукошки какие, с целым ворохом перьев и цветов, перепутанных блондами. Уродливее ничего и быть не могло, в особенности противны были шляпки, что назывались кибитками (chapeau kibick)». И действительно, женские шляпы, особенно после пребывания в 1814 году союзных войск в Париже и заимствования форм головных уборов у офицеров союзной армии, приняли ужасающие размеры и формы и были лишены всякой грации и изящества. Это были шляпы «à l`anglaise», тяжелые и массивные, с бесчисленным множеством оборок и плоек; — «à la russe», с очень маленькими полями и высокою головкою — настоящие кивера, украшенные белыми петушиными перьями или султанами; токи «à la polonaise»; австрийские шляпы-фуражки; шляпы в виде рыцарских шлемов с забралами и, наконец, что не лишено оригинальности, — даже головные уборы в виде русских кокошников, возвращавшихся обратно к нам, в качестве парижской моды. Попадались, однако, среди этой ужасающей безвкусицы и редкие исключения. — Токи, например, или береты, всегда придающие женской головке такую заманчивую прелесть задора, были несомненно изящны. Не всегда были уродливы и появившиеся около 1808 года шляпы-кибитки, хотя, действительно, несколько тяжелые, с их убранными цветами и лентами кузовами и слишком широкими полями. На овале миловидного личика, они даже казались грациозными. Живописным этому доказательством служат обе мартыновские литографии, и особенно та из них, на которой молодая девушка с кибиткой на головке чертит с такою милой наивностью на стволе тенистого дерева вензель, срисовавшего ее художника. Отсутствие простоты замечается и в женских прическах. В начале эпохи прически были еще довольно изящны и не сложны. Так, в 1808 году, носили длинные локоны «à la Ninon», артистически расположенные вокруг головы, без всяких украшений. В 1815 — 1818 годах были в моде прически, подобные той, которую мы видим на Апраксиной — небрежно разделенный тонкою нитью пробора, под живописным пучком незатейливых локонов, спускаются по обеим сторонам белоснежного лба бахромы шелковистых кудрей. Но к 1823 — 1825 годам появились прически с массою буколь и накладных волос, чрезвычайно сложные и громоздкие. «Пукли были необыкновенно велики, – пишется в хронике мод тех же Литературных Листков, – взбитые волосы, совсем закрывающие острые или томные глазки, напоминали о том счастливом времени, когда нельзя было в люди показаться без двухаршинной прически"...
В полном объеме эту статью вы можете прочесть ЗДЕСЬ
Отрывок из статьи в журнале "Русский Антиквариат" Автор: А. Петракова
В начале XIX века в ювелирном искусстве продолжаются традиции украшений XVIII века. Классицизм вступает в пору зрелости, а все большее увлечение античностью проявляется в костюме и характере ювелирных украшений. До войны 1812 года в моде легкие платья, надеваемые на батистовую рубашку или розовое трико, так что фигура просвечивает сквозь ткань; к этой одежде носили специальные 'античные' прически и ювелирные украшения (серьги, кольца, легкие браслеты). Самая типичная и неотъемлемая часть женского туалета этого времени - шаль, которую иногда закалывали брошью. Брошь, вошедшая в моду в России еще в XVIII веке, в XIX столетии становится наиболее распространенным украшением. Стремление к простоте привело к тому, что в первые годы XIX века считалось дурным тоном надевать драгоценности даже на балы. В моду входят стальные украшения с алмазной огранкой, пряжки, пуговицы, броши, браслеты. Платья вместо золотых и серебрянных нитей вышивали стальными. 1804-1811 гг. - время становления в русском костюме стиля ампир. Происходит переход от легкости начала века к четкой геометрии форм, к строгости, сдержанности и монументальности. В 1806-1809 гг. принято носить кольца на всех пальцах, по нескольку часов, много браслетов. Прически украшаются диадемами, золотыми обручами, венками из искусственных цветов и золотых колосьев, из золотых и серебрянных дубовых и лавровых листьев. Но шея и обнаженные плечи остаются без украшений. Одно из самых ярких проявлений моды этого времени - увлечение резными камнями - геммами, пришедшее из Европы еще во второй половине XVIII века. Художественная резьба по камню стала в России самостоятельным видом декоративно-прикладного искусства. Камеи создавали лучшие столичные ювелиры, их привозили в большом количестве из-за границы (как современные, так и античные). На некоторое время они затмили даже столь популярные в ювелирных украшениях XVIII века бриллианты. Их коллекционировали, ими украшали диадемы, ожерелья, булавки, пряжки, броши, браслеты, из них составляли целые наборы украшений. Для создания камей использовали разные по цвету и прозрачности камни: очень популярны были слоистые агаты и ониксы. В мелких украшениях камеи являлись главной и единственной деталью. Тонкая золотая или серебрянная оправа выполняла, по сути, утилитарную функцию, помогая закрепить камень и соединить его с заколкой. В крупных украшениях камеи, сохраняя доминирующую роль, хорошо сочетались с жемчугом, бриллиантами и драгоценными металлами. В период войны 1812 года и после ее окончания возникает патриотическое движение и стремление к возрождению национальных традиций. Появляются платья, подражающие сарафану и рубахе, в моду входят украшения из жемчуга - это была своеобразная игра в народное искусство. Жемчуг сочетается с дорогими застежками из драгоценных металлов и перемежается с бриллиантами.
Там чуть-чуть и про ампир есть. Просто про мужскую одежду как-то трудно найти что-то подробное, а здесь столько картинок и описаний. Да и консервативна она, мужская мода.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 198
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
. Итак... 
)
Хелга 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
