Отправлено: 18.07.09 08:42. Заголовок: Вильна в 1812 году.

Здесь будут размещаться статьи, очерки, исторические изыскания, отрывки из книг, гравюры, картины, посвященные Вильне 1812 года и пребыванию в ней Александра I и русских войск.
Скрытый текст

Просьба не комментировать и не задавать вопросов в этом топике (все, что интересует, можно спрашивать и уточнять в соответствующей "обсуждательной" теме).

 Отправлено: 18.07.09 08:49. Заголовок: Педагог, литератор,..

Педагог, литератор, этнограф Федот Андреевич Кудринский родился 19 февраля (3 марта) 1867 г. в местечке Степань Ровенского уезда Волынской губернии в семье священника. Некоторое время работал преподавателем Нижегородской духовной семинарии, затем во 2-ом петроградском реальном училище, в Несвижской учительской семинарии. Обратил внимание на дарования одного из учащихся Несвижской семинарии Константина Мицкевича, впоследствии известного белорусского писателя (Якуба Коласа), и способствовал их развитию. Позднее жил в Вильне, незадолго до Первой мировой войны служил в Виленском Центральном архиве древних актовых книг, преподавал в женской гимназии, частной женской гимназии В. М. Прозоровой и Мариинском высшем женском училище.
Ниже помещаются отрывки из его книги "Вильна в 1812 году".
Напоминаю, что полностью книгу можно прочесть здесь.


Сев.-западн. край перед войной.

Театром войны, по первоначальному предположению, должна была быть Западная Россия. Поэтому здесь принимались исключительныя меры для военнаго усиления границ и обезпечения русской армии. Весной 1812 года Высочайшим рескриптом Виленская губерния передана в ведение главнокомандующаго 4).
Секретным распоряжением 6 марта 1812 г. предписано слонимскому земскому исправнику запретить вывоз за границу всякаго рода хлеба и скота 5). Это распоряжение вызвано тем, что, по причине мелководья, бывшего в 1811 году, на реке Буге остановилось много барок с хлебом.
Слонимскому земскому комиссару приказано доставить необходимыя сведения с нарочной эстафетой о том, «какое количество примерно можно искупить по реке Шаре овса и сена», и как доставить его в армию 6).
Предписано собирать сведения, касающияся политических настроений страны 7), равно как и шпионов, проникавших в пределы России. «Стало известным, — сообщается в секретном распоряжении гражданской власти литовскаго губернаторства слонимскому земскому исправнику, — что в недавном времени отправлены в пределы наши два лазутчика (один из Кенигсберга, другой из Гданска)». В документе подробно описываются их приметы 8). Главнокомандующий 1-й армии Барклай де-Толли доносил в мае в Вильну великому князю Константину, что, по дошедшим до него сведениям, из за границы выехал в Ковну для осмотра наших границ и войск — полковник варшавских войск — Турский.
Распространившияся прокламации в крае вызвали со стороны правительства соответствующия распоряжения. Предписывалось «без малейшей огласки» бдительно наблюдать, «не имеются ли у кого какия-либо неприличныя объявления, письма из за границы и тому подобныя бумаги». Такого рода бумаги велено представлять губернатору.
Общее наблюдете за состоянием губерний было поручено (в мае 1812 г.) директору военной полиции. «Его Величеству благоугодно было повелеть поставить в число обязанностей его (директора военной полиции) в особенности надзор в губерниях, в коих расположены армии, за выходцами, бродягами, приезжающими иностранцами, вообще, сомнительными людьми; за переездом чрез границу, выдачею паспортов за границу; также наблюдение, за различными обращающимися в публике листками и другие сему подобные в состав полиции входящие предметы; а дабы он имел для того нужныя средства, Государь Император повелеть соизволил, чтоб городския и земския полиции тех губерний были подчинены директору воинской полиции, по части онаго надзора» 9). Власти пограничных губерний обязаны были доносить в Вильну о всяких событиях особеннаго характера 10).
В месяце мае дошло до сведения «высшаго начальства, что в местах расположения 4 корпуса армии (в южных уездах Виленской губернии, 11) все, вообще, жители терпят самую крайнюю нужду в хлебе, и некоторые уже едят барду». По этому поводу военный литовский губернатор приказал «сделать самовернейшую выправку» (т. е. разследование), и если бы сведения о нужде оказались достоверными, то приказано «отпускать неимущим жителям необходимое количество хлеба из сельских запасных магазинов, взаимообразно, на основании общих правил» 12).
Когда движение наполеоновских войск в Россию стало несомненным, последовало запрещение выезда из России без разрешения главнокомандующаго. Почтовое сообщение с за границей прекратилось, равно как и общение жителей Немана с противоположным берегом. Приказано было, чтобы все взрослые мужчины, живущие на границе, были вооружены пиками и содержали гражданский караул. Каждый крестьянин должен был иметь в готовности известное количество провианта для солдат.
Из присутственных мест г. Вильны велено вывозить в Псков архивы и всякие оффициальные документы: «секретныя переписки, все казенныя деньги и другия вещи, казне принадлежащия, а равно и часть архива из правительственных мест, кои хотя малое могут дать понятие о земле, как то: разнаго рода планы и географическия карты, люстрации о числе дымов и ревизския сказки...; инвентари казенных и поиезуитских имений и другия подобныя бумаги. Дома поветовых присутствий, касающияся раскладки военных повинностей, велено иметь под рукой в такой готовности, чтобы оне могли быть взяты при отступлении войск» 13).
В Западной России сосредоточивались главныя наши военныя силы. Первая армия (120.000 чел.) 14), под начальством Барклая де-Толли, была расположена между Россиенами и Лидой (главная квартира в Вильне). Вторая — (37.000 человек), под начальством князя Багратиона, стояла между Неманом и Бугом (главная квартира в Волковыске). Третья, так называемая резервная, обсервационная (46.000 чел.) 15), под начальством Тормасова, стояла в южном Полесье (главная квартира в Луцке, Волынской губ.). Ея назначение, по первоначальному плану, заключалось в прикрытии Вильны от австрийскаго корпуса. Кроме того, в Молдавии находилась русская дунайская армия, под начальством адмирала Чичагова (около 40.000 чел.). На нее возлагались самые фантастические планы. В конце концов она была присоединена к войскам Тормасова. В Финляндии находилась еще особая армия, которая, по политическим соображениям, выяснившимся после свидания императора Александра в месяце августе в Або с наследным принцем шведским, осталась в Финляндии.

Сноски:

4) Высоч. рескрипт 10 апр. 1812 г. на имя Виленск. Гражд. Губерн. К. Военский. Акты, док. и матер. для истор. 1812 г. Т. I, стр. 398 — 399. К тексту

5) Акты Виленск. Археогр. Комиссии, т. XXXVII, стр. 105. К тексту

6) Акты Виленск. Археогр. Комиссии, т. XXXVII, стр. 105. К тексту

7) Распоряжение 10 сенатора Ланского, 17 апр. 1812 г. Акты Виленск. Археогр. Ком., т. XXXVII, стр. 1007 — 1008. К тексту

8) Акты Виленск. Археогр. Комиссии, т. XXXVII, стр. 106. К тексту

9) Предп. главнокоманд. 1-ю запади. армиею 13 мая 1812 г., за № 90, генер.-от-инфант. Римскому-Корсакову о подчин. директору воинск. полиции городских и земских полиций тех губ., в коих расположены армии. К. Военский. Акты, докум. и матер, для истор. 1812 г. Т. I, стр. 399. К тексту

10) Акты Виленск. Археогр. Комиссии, т. XXXVII, стр. 105. К тексту

11) Ковенский полициймейстер доносил виленскому военному губернатору Римскому-Корсакову, что «с 1 мая по 1 июня по г. Ковне состоит все благополучно, достойных примечания происшествий никаких не случилось». (Дело архива виленск. ген.-губерн. № 28, за 1812 г. Рапорт от 3 июня, № 349). Такия же донесения следовали из Кобрина, Бреста, Браславля и др. К тексту

12) Квартира 4-го корпуса находилась в Олькениках. К тексту

13) Распоряжение 26 мая 1812 г. Акты Вил. Арх. Ком., т. XXXVII, стр. 106 — 107. К тексту

14) Численность первой армии показывается историками различно: Бутурлин и Михайловский-Данилевский исчисляют ее в 127.000, Богданович — 110.000. К тексту

15) По другим — 43.000. К тексту

 Отправлено: 18.07.09 08:51. Заголовок: Отъезд Александра I ..

Отъезд Александра I в Вильну.

Факсимиле Александра I Неуверенный в точном соблюдении своих приказаний и опасаясь всяких неожиданностей в стране, где, при разноплеменном населении, возможны были в это критическое время всякия политическия и сепаративныя движения, император Александр пожелал отправиться к армии 16). На обеде, данном за несколько дней до отъезда, он обратился к присутствовавшим военным с следующими словами: «Мы участвовали в двух войнах против французов, как союзники, и, кажется, долг свой исполнили; теперь пришло время защищать свои собственныя права, а не посторонния, и потому, уповая на Бога, надеюсь, что всякий из нас исполнит свою обязанность, и что мы не помрачим военную славу, нами приобретенную» 17). Накануне отъезда, в полдень, в Казанском соборе, был отслужен напутственный молебен. Император выехал из Петербурга 9 (21) апреля.
В тот же день гр. Румянцев пригласил к себе французскаго посла Лористона и передал ему сообщение, что русский император в Вильне так же, как и в Петербурге, останется другом Наполеона и самым верным союзником, что он не желает войны и сделает все, чтобы избегнуть ея 18); но что его отъезд в Вильну вызван известием о приближении французских войск к Кенигсбергу и имеет целью воспрепятствовать генералам предпринять какое-либо движение, которое могло бы вызвать разрыв 19).
Император ехал с удивительной простотой. Никакой особой свиты, ни громоздкаго багажа, ни даже походной кухни не было. Он ехал в коляске, в которой лежал и весь его багаж. Императора сопровождал генерал-адъютант князь Волконский и камердинер. Ехать пришлось на перекладных, при довольно неблагоприятных обстоятельствах: стояли холода, в большом количестве лежал еще снег. Местами была гололедица. Путь лежал по старому тракту, проходившему через Псков, Двинск (Динабург), Свенцяны. Несмотря однако на неудобства пути, император ехал очень быстро, — и на четвертый день был уже у Вильны.

Польский и литовский вопрос в 1812 г.

Отношение поляков и литовцев к русскому императору казалось с внешней стороны вполне благожелательным и не давало оснований для каких-либо тревог. Император с своей стороны был в высшей степени внимателен к западной окраине и делал для нея все, что позволяло русское достоинство.
Весной 1812 г. император Александр, угождая Польше, среди приготовлений к безспорно надвигавшейся войне нашел нужным возвести полоцкую иезуитскую коллегию, «толикую пользу принесшую воспитанием юношества», на степень академии. Права и преимущества ея были уравнены с университетскими. Жалованная грамота была подписана 1-го марта 1812 г. 20).
Император Александр, как известно, предполагал возстановить Польшу. В своем письме к князю Чарторыйскому 31 января 1811 г. он писал: «под этим возрождением разумею соединение всего того, что прежде составляло Польшу, со включением русских областей, за изъятием Белоруссии, так чтобы границею между ними были Двина Березина и Днепр». Император имел план даровать возстановленной Польше либеральную конституцию 21).
Литовское княжество, как самостоятельное целое, тоже занимало императора. Он вел переписку и переговоры с графом Огинским по вопросу об образовании «Великаго княжества Литовскаго». Конечно, возстановление Литвы ограничивало несколько самостоятельность Польши. Поляки этим были недовольны. В этом смысле высказывался Огинский. — «Нужно дать почувствовать герцогству (варшавскому) различие между правительством, — писал Огинский государю, — угнетаюшим народ для своих выгод, заманивая обещаниями, которых оно не намерено исполнить, и правительством благодетельным». Новое великое княжество литовское предполагалось образовать из губерний: Гродненской, Виленской, Минской, Киевской, Подольской и областей: Белостокской и Тарнопольской 22). Граф Огинский (в 1811 г.) представил императору несколько записок по этому предмету. К одной из них приложен даже проекта манифеста об образовании великаго княжества литовскаго. Начавшаяся война с Наполеоном помешала практическому осуществление этих совершенно необычайных для истории России «реформ».
В частности, жители Вильны имели исключительные мотивы симпатично относиться к русскому монарху за щедрыя пожертвования императора в пользу виленскаго университета и разных местных благотворительных учреждений. Так, на перестройку виленской еврейской больницы император Александр I пожертвовал 3000 руб., а в 1806 г. повелел отпускать ежегодно из государственных средств по 2.500 руб. на содержание больницы. При утверждении устава виленскаго «Человеколюбиваго общества», в 1808 г., государь пожертвовал 10.000 руб., «дабы усилить способы его на помощь человечеству» 23). На содержание виленскаго университета отпускалось 105.000 р. — громадная по тому времени сумма.
Такая политика должна была вызвать большия симпатии Западной России к русскому императору.

Прибытие Имп. Александра в Вильну.

По словам тогдашней виленской польской газеты «Курьера Литовскаго», жители западных окраин «были проникнуты чувством живейшей благодарности к своему монарху».
Торжественная встреча императора в Вильне вполне, казалось, подтверждала это положение. На Антоколе были устроены арки из цветов и зелени. Навстречу государю из Вильны выехали главнокомандующий Барклай де-Толли и виленский губернатор Лавинский.
Подробное описание встречи императора в Вильне находим в «Курьере Литовском» 24). «Самыя желанныя и горячия ожидания наши исполнились, — говорилось в газете. В 2 1/2 часа пополудни (14 апр., вербное воскресенье) мы увидели в наших стенах обожаемаго монарха. Стократные выстрелы из пушек и звон колоколов известили об этом счастливом событии. Встретили государя императора военный министр, главнокомандующий I западной армии Барклай-де-Толли с блестящей свитой корпусных генералов, дивизионных и других военных и гражданских чинов. Государь въезжал верхом с предместья, называемаго Антоколь. Вершины холмов, окружающих дорогу, башни, крыши, окна — все было переполнено толпой народа разнаго звания. Во главе депутаций шел городской магистрат. Ремесленные цехи шли с распущенными знаменами и, опуская их, с барабанным боем отдавали приветственную честь. Евреи, по своему обряду, поднесением торы и хлеба, выражали свои чувства. На предместье р.-католическое черное духовенство при своих монастырях, а капитул с белым духовенством при кафедральном соборе в праздничном облачении поздравляли приближающагося монарха 25). От замковых ворот улицы, ведущия ко дворцу, с одной стороны занимало войско, разставленное в 3 шеренги, а другую сторону занимала многочисленная толпа; от ворот к главному академическому дому 26) стояли университетская молодежь и гимназисты со своими учителями вдоль Ивановской улицы. Монарх, проезжая, выказывал свое всемилостивейшее удовольствие. Наконец, во дворце, собравшияся гражданския власти, дворянство, чины университета, с гражданским губернатором во главе, встретили своего монарха, который, приняв всемилостивейше приветствуя от своих подданных, удалился в свои покои». Для государя было отведено помещение в императорском дворце (дом генерал-губернатора), а для вел. кн. Константина в доме Паца (где впоследствии жил король неаполит. Мюрат). — Весь день гремела музыка. Вечером берега Вилии были иллюминованы пылавшими бочками.

Сноски:

16) Оставляя Петербург и предвидя войну, Государь дал особыя полномочия председателю Государственнаго Совета графу Салтыкову. Согласно опубликованному указу Сенату (20 марта), Салтыков по внутренним делам Империи явился как бы заместителем императора. «По случаю отбытия Нашего из столицы, за благо признали Мы учредить под председательством генерал-фельдмаршала гр. Салтыкова комитет министров с особой властью по делам всех министерств, снабдив его на сей случай правилами, которыми он руководствоваться должен». К тексту

17) Записки гр. Е. Ф. Комаровскаго: «Русский Архив». 1867 г., стр. 765. К тексту

18) Русский император неоднократно высказывал свои миролюбивыя чувства. Так, прощаясь с французским посланником Каленкуром (в апреле 1811 года), отозванным Наполеоном во Францию, император выяснил ему с полной откровенностью положение дел: «У меня нет таких генералов, как ваши, — говорил император, — я сам не такой полководец и администратор, как Наполеон, но у меня хорошие солдаты, преданный мне народ. Мы скорее умрем с оружием в руках, нежели позволим поступать с нами, как с голландцами и гамбургцами. Но, уверяю вас честью, я не сделаю перваго выстрела. Я допущу вас перейти Неман, а сам его не перейду. Будьте уверены, что я не объявлю вам войны, я не хочу войны, мой народ хотя и оскорблен отношениями ко мне вашего императора, но так же, как и я, не желает войны, потому что он знаком с ея опасностями. Но если на него нападут, то он сумеет постоять за себя». К тексту

19) Военно-ученый архив, отд. I. № 454. Письмо гр. Лористон к Даву 12 (24) апреля 1812 г. из Петербурга. К тексту

20) Торжественное открытие полоцкой академии последовало 10 (22) июня 1812 г. в присутствии белорусскаго военнаго губернатора герцога Александра Виртсмбергскаго и графа Жозефа де-Местра. По поручению государя в Полоцке находился сардинский дипломат. Шильдер: «Император Александр I», стр. 67 и 372, прим. 110. К тексту

21) Шильдер, стр. 68. К тексту

22) Шильдер, стр. 68 — 69. К тексту

23) Полн. собр. зак., т. XXX, ст. 22, 825. К тексту

24) № 34, апреля 27 (нов. стиля) 1812 г. К тексту

25) Православное духовенство — архиепископ литовский Серафим и архимандрит Лазарь (архиепископская литовская кафедра находилась тогда не в Вильне, а в Минске) — опоздало и прибыло в Вильну после приезда императора. (Указ Минск. коне. 15 апр. о встрече, которая была 14-го). К тексту

26) Дом, находящийся на Большой улице, против костела св. Яна. К тексту.

 Отправлено: 18.07.09 21:59. Заголовок: Александр I в Вильне..

Александр I в Вильне 15 – 24 апреля.

Вильна стала центром русской политики. Вслед за императором сюда прибыли: государственный канцлер Румянцев, председатель государственнаго совета Кочубей, обер-гофмаршал двора гр. Толстой, генерал Аракчеев, министр полиции Балашев, адмирал Чичагов, статс-секретарь, вице-адмирал Шишков; 22 апреля прибыли ольденбургские принцы Георгий и Август, 23 — великий князь Константин Павлович, а 27 апреля — генерал от инфантерии Римский-Корсаков, назначенный литовским военным губернатором на место Бенигсена, которому велено состоять при особе его величества.
Вильна в 1812 году. Титульная страница 15 апреля государь принимал в виленском дворце духовенство, военныя и гражданския власти, знатнейших дворян, членов университета, купечество и еврейскую общину и со всеми присутствовавшими всемилостивейше разговаривал. Для дворянства и властей был сервирован завтрак.
18 апреля император посетил Бенигсена в Закрете. Того же дня в Вильну пришло известие, что маршал Даву уже на Висле.
20 апреля виленский губернский предводитель дворянства был награжден орденом св. Анны I степени, а профессор университета Голянский, за свои научные труды, орденом св. Анны II степени 1).
В день Пасхи (21 апреля) государь присутствовал при богослужении в дворцовой церкви, совершенном архиепископом Серафимом, и принимал обычныя поздравления.
В первый день Пасхи, на Погулянке был большой смотр гарнизону г. Вильны, состоявшему из 2 бригад и 4-х пехотных дивизий. Государь остался доволен смотром, и в приказе по 1-й западной армии (от 21 апреля 1812 г., за № 18) было объявлено начальствующим лицам высочайшее благоволение. Нижним чинам пожаловано по рублю и по фунту говядины на каждаго. 24 апреля всемилостивейше пожалован полугодовой оклад жалованья всем генералам, штаб и обер-офицерам и прочим чинам. Не все смотры вызывали благоволение императора. 26 апреля государь смотрел вступившую в Вильну 1 артиллерийскую бригаду, состоявшую при 1 гренадерской дивизии, но остался крайне недоволен состоянием бригады; командиру бригады полковнику Глухову был объявлен высочайший выговор, и он был смещен с должности бригаднаго командира (приказ по 1-й западной армии от 26 апреля, за № 21). На третий день Пасхи (23-го апреля) дворянство дало в честь императора в доме Паца (ныне окружной штаб по Большой улице) торжественный бал 2). В числе украшений был транспарант) в зале, изображавший коленопреклоненнаго гения, благоговейно приносившаго дань императору, сидевшему на троне. При этом — соответствующие стихи, в которых Александр I по доброте сравнивался с римским императором Титом. При входе императора была исполнена торжественная кантата.
Государь с супругою генерала Бенигсена, урожденной Андржейкович, открыл бал польским танцем. Когда гости пошли к ужину, государь не принял в нем участия и оставил собрание.
После бала, 24 апреля, император пожаловал многих девиц - аристократок польскаго происхождения — званием фрейлины императрицы, а юношей — званием камер-юнкеров. Этой чести были удостоены между прочим: Иосиф Сулистровский, Николай Абрамович, Константин Тизенгаузен и Игнатий Ляхницкий. Две недели спустя, того же звания удостоился и Карл Пржездецкий — свенцянский предводитель дворянства.

Сноски:

1) Ректор университета — Ян Снядецкий (известный своим сочинением — «Теория органических соединений», где впервые затронуты были вопросы, впоследствии развитые английским ученым Дарвиным) неоднократно приглашался к высочайшему столу. К тексту

2) Есть известие, что бал 23 апреля был дан на Немецкой улице, в доме Миллеров. («Отрывок из записок виленскаго помещика». «Матер. для геогр. и стат. Виленской губ.». Спб. 1861 г., стр. 759). Но однако с этим мнением согласиться нельзя, в виду ясности указаний, что бал был дан в доме Паца, на Большой ул. Возможно, что в этот же день был другой бал или вечеринка в доме Миллеров, но государя там не было. К тексту

 Отправлено: 18.07.09 22:01. Заголовок: Смотр войск в Жмуди ..

Смотр войск в Жмуди 24 – 30 апреля и 8 – 31 мая.

В тот же день (24 апреля) император выехал из Вильны и осматривал в сопровождении военнаго министра Барклая де-Толли, корпус Витгенштейна, находившийся в Жмуди. Император остался доволен войсками и благодарил начальников всех частей. Только 17 артиллерийская бригада не удостоилась высочайшей благодарности, вследствие того, что главнокомандующий, сопровождавший государя, «заметил в 17 артиллерийской бригаде встретившийся ему на марше совершенный безпорядок: лошадей чрезвычайно худых и обоз, разбросанный по дороге. Вильманстрандский пехотный полк хотя и получил высочайшую благодарность, но главнокомандующий сделал «наистрожайший выговор шефу Вильманстрандскаго пехотнаго полка, господину генерал-маиору Тучкову 3-му, опоздавшему притти в назначенное сборное место и заставившему другия войска полтора часа себя дожидаться» 3).
Император оказывал большое внимание жмудским помещикам и особенно любезно принял жмудскаго епископа князя Гедройця. По пути посетил помещика мейшагольскаго имения Онуфрия Гоувальда.
Простота в обращении императора, его доступность и беседы с случайными встречными дали основание для многих разсказов анекдотическаго, малодостовернаго характера. Проезжая около Вилкомира, государь целый день отдыхал в имении Товяны, принадлежавшем гр. Морикони, — уже преклонному старику, находившемуся в параличе. Госпожа Морикони пригласила избранное общество для развлечения государя, который садился со всеми за общий стол, но отказываясь от сельских развлечений.
В Вилкомире государь был встречен командиром второго корпуса генералом Баговутом, посетил Шавли, Тельши, Плунгяны, где оказывал милостивый прием самогитским помещикам и, между прочим, очень любезно принял католическаго епископа. Шавельский подкоморий Евстафий Храповицкий был возведен им в звание камер-юнкера.
30-го апреля государь тем же путем вернулся в Вильну, при чем в Мейшаголе был встречен генерал-адъютантом Строгановым.
На обратном пути Гоувальд вторично просил монарха осчастливить присутствием его дом. В ознаменование высокаго посещения Гоувальд поместил мраморную доску в стене той комнаты, в которой завтракал император. «Таблица эта до сих пор хранится на том же самом месте в Мейшагольском доме», замечает очевидец последующаго времени 4).
Конечно, политическия соображения побуждали императора быть особенно любезным с поляками, которые в то время составляли крупную общественно-политическую силу в северо-западном крае. Но, независимо от политических соображений, обаяние императора во всем блеске выразилось во время объездов по краю, вследствие необыкновенной привлекательности манер, обхождения и характера государя.
«Всякий имел к Александру I свободный доступ, и всякий мог свободно его лицезреть: то прогуливающимся по чудным окрестностям Вильны, то делающим, смотры войску, котораго в этот год в городе было видимо-невидимо», замечает один свидетель виленских событий в 1812 г. 5).
Перваго мая император Александр был восприемником сына Бенигсена в его загородном дворце в Закрете, где по этому поводу был дан танцевальный вечер.
Не питая надежды на сохранение мира, — о чем император определенно писал из Вильны своей императрице-матери, — государь значительную часть времени посвящал военным делам. 8-го мая он осмотрел в Троках войска, бывшия под начальством Коновницына. 15 мая император делал смотр войскам в Эйшишках. 16 мая уехал в Гродну для осмотра стоявшаго там корпуса. В местечке Эйшишках был осмотрен корпус графа Шувалова, а в мест. Шучине — артиллерия. 22-го мая государь производил смотр войскам Витгенштейна в Шавлях. Кончив осмотр первой армии, государь предполагал отправиться к третьей армии (Тормасова) в Луцк, но изменил решение. 31 мая произведен был смотр войскам в Троках. В тот-же день император вернулся в Вильну.
В свободное время император в сопровождении генерал-адъютанта графа Ожаровскаго любил ездить по окрестностям Вильны. Для присмотра за лошадьми на некотором разстоянии за ними следовал придворный конюх. Особенно любил посещать император Верки. Любуясь живописной природой Верок, император не раз высказывал желание построить здесь дворец и приезжать сюда летом на два месяца для отдыха 6).
Нравился Александру I также и Закрет. Он предполагал купить дворец и имение 7).
Во время пребывания императора в Вильне обнаружилось пребывание в городе французских шпионов. Де-Санглен поручил виленскому полициймейстеру Вейсу следить за всеми приезжающими в Вильну, а сам начал посещать известный тогда ресторан Крешкевича (теперь гостиница Гана). Его внимание вскоре привлек крайне развязный поляк, назвавшийся Дранжевским. Санглен познакомился с ним и, выведав, что нужно было, приказал Вейсу произвести в его квартире обыск. Под полом и в дымовой трубе квартиры были найдены записки Дранжевскаго о нашей армии, генералах, разныя военныя инструкции и др. Дранжевский был арестован и выдал товарищей. Вейс за распорядительность получил орден Владимира 4-й степени.

Сноски:

3) Приказ по 1-й западной армии от 1 мая 1812 г., за № 23. К тексту

4) «Отрывок из записок помещика Виленской губернии». «Материалы для географии и статистики России, собранныя офицерами генеральнаго штаба». «Виленская губерния». Составил генеральнаго штаба капитан А. Корево. С.-Петербург. 1861 г., стр. 760. К тексту

5) Лавринович: «Вильна в 1812 г.». «Истор. Вестн.» 1897 г., мес. декабрь, стр. 872. К тексту

6) Сохранилось известие, что император, возвращаясь однажды из Верок, хотел посетить Тринопольский монастырь ксендзов Тринитаров, но встреченный монах не пустил генералов, заметив, что «ничего там нет любопытнаго... а ксендз-министр отдыхает, и ключи у него». (Материалы для географии и статистики России. Спб. 1861 г., стр. 762). К тексту

7) Имение куплено было несколько позже за 100.000 руб. у Бенигсена, который приобрел его, будучи виленским генерал-губернатором, за 12.000 руб. у виленскаго епископа Массальскаго. («Дело архива виленск. генер.-губ. за 1813 г, № 142). К тексту.

 Отправлено: 20.07.09 16:02. Заголовок: Граф Луи де - Нарбон..

Граф Луи де - Нарбонн в Вильне. Безуспешность его миссии.

Наполеон сознавал все трудности войны с Россией. Прощаясь с префектом полиции Пакье он признался, что предстоящее предприятие — «самое великое, самое трудное, на которое он когда-либо решался. Однако нужно довести до конца то, что начато» 8). В письме к вюртембергскому королю (2 апреля 1811 г.) Наполеон решительно заявляет, что «война начинается против его желания (императора Александра), против моего собственнаго, против интереса Франции, так же как и России. Я часто был свидетелем подобных фактов, что опыт прошедшаго открывает мне будущее» 9).
В виду исключительной важности начинаемой кампании, Наполеон послал в Вильну одного из самых видных своих друзей, генерал-адъютанта графа Луи де-Нарбонна. Ему было поручено секретно выведать план военных действий русской армии, а также разузнать настроение Литвы, войти в тайныя сношения с видными и влиятельными представителями польскаго общества в г. Вильне, собрать сведения о нашей армии и пр.
Но главным образом, он должен был узнать, не двинется ли с своих позиций русская армия, и не откроет ли она первая кампании? Наполеон, готовясь к открытие военных действий и двигая великую армию к берегам Вислы и Немана, ожидал, что русские предупредят его и вторгнутся в восточную Пруссию и герцогство Варшавское, которыя были им намечены, как исходный пункт вторжения в пределы России. Такое движение русских войск было очень желательно Наполеону: пользуясь превосходством своих сил, он имел бы на своей стороне все военныя преимущества. Но русские далеки были от таких планов, и Нарбонн с сожалением писал: «Мы не настолько счастливы, чтобы они (русские) думали об этом» (т. е. о движении за границу).
Официально Нарбонн приезжал в Вильну для того, чтобы поздравить императора Александра I с прибытием в гор. Вильну и заявить, что император французов вовсе не желает войны, согласен мирным путем уладить все возникшия недоразумения и просит русскаго императора следовать договорам, заключенным в Тильзите и Эрфурте.
Не успел еще Нарбонн выехать по назначение, как один еврей, ездивший в Варшаву, сообщил де-Санглену (начальнику полиции) о предстоящем приезде посла в гор. Вильну 10). Это дало возможность де-Санглену следить за Нарбонном с момента его проезда нашей границы «чрез Посвентскую рогатку», в 9 часов вечера, 4 мая. В Ковне его встретил ковенский полициймейстер майор Бистром, который «долгом почел препоручить прибывшему сюда виленскому квартальному офицеру Шулимберху проводить до Вильны и по тракту делать всевозможное вспомоществование и вежливостию, при чем иметь за ним скрытый надзор» 11).
Граф де-Нарбонн прибыл в Вильну в 9 часов утра, 6 мая. При нем были: капитан Сабастиани, поручик Роган Шабот, курьер Гаро, камердинер Гранто, лакеи: Мере и Пери. «В 10 часов утра проехал генерал Нарбонн к Его Величеству во дворец и был у канцлера Кочубея, писал Санглен. 11 — возвратился в квартиру. 12 — были все дома. 1 — ходили капит. и поручик по городу по парадному месту под Замковыя ворота и через Св. Янскую улицу домой пошли» 12).
7 мая Нарбонн, к 2 1/2 часам дня был приглашен во дворец к государю на аудиенцию, а затем к высочайшему столу. Александр I указал на неосновательность претензий и неудовольствий Наполеона I. — Указав на лежавшую карту России, Александр сказал Нарбонну: «Я не ослепляюсь мечтами, я знаю, в какой мере император Наполеон — великий полководец, но на моей стороне, как видите, пространство и время. Во всей этой враждебной для вас земли нет такого отдаленнаго угла, который я не стал бы защищать, прежде чем согласиться заключить постыдный мир. Я не начну войны, но не положу оружия, пока хоть один неприятельский солдат будет оставаться в России».
Прибытие Нарбонна вызвало среди виленских обывателей различные толки. Конечно, от виленских обывателей не могло укрыться, что Нарбонн часто посещал министра Румянцева, который жил на Скоповке, в доме Сулистровской. По поводу этих посещений говорили различно... Ни император, ни его приближенные ни одним движением не выдавали своих настроений. Император казался спокойным...
Нарбонн должен был согласиться, что его миссия безуспешна. Об этом он откровенно сознавался, говоря: «Александр так тверд в своих убеждениях, доводы его так сильны и логичны», что он не мог ничего ему ответить, «кроме пустых придворных фраз».
После аудиенции Нарбонну была пожалована золотая табакерка из императорскаго кабинета, но, вместе с тем, ему дали понять, что дальнейшее пребывание его в Вильне неудобно. На другой день, в 6 часов и 33 мин. вечера, Нарбонн выехал в Варшаву.
На прощанье он зашел к Румянцеву. Перед тем как сесть в экипаж, он сказал повышенным голосом:
— „Ainsi nous aurons la guerre! 13)
Слова эти разнеслись по городу и произвели впечатление. О войне заговорили, как о ближайшем факте. Хотя, впрочем, говорили, что Нарбонн еще вернется в Вильну с дополнительными условиями, более приемлемыми для русских.
Выслушав отчет Нарбонна о поездке в Вильну, Наполеон сказал: «Хотят войны, я ее начну»... Немедленно было отдано приказание двигаться войскам к русским границам. 16 мая (28) Наполеон выехал из Дрездена в Познань (Кенигсберг), присоединил эту область к Франции и поспешил с главной своей квартирой к Неману.

Настроение общества. Бал в Закрете. Выезд императора. Выступление русских из Вильны.

Виленския настроения.

Настроение русскаго общества, приковавшаго свое внимание к Вильне, было далеко не оптимистично, судя по немногим, впрочем, запискам разных лиц.
«Пишут из Вильны, говорит Бакунина, что занимаются разводами, праздниками и волокитством, от старших до младших, по пословице: игуменья — за чарку, сестры — за кувшин. Молодые офицеры пьют, играют и пр. Все — в бездействии, которое можно почти назвать столбняком, когда подумаешь, что неприятель самый хитрый, самый счастливый, искуснейший полководец в свете исполинскими шагами приближается к пределам нашим; 300.000 воинов — под его предводительством» 14) «Злодей целаго света — Наполеон Бонапарт, говорит другой современника, заключает Тильзитский мир, основанный на теперешней нашей погибели; после него готовится 18 месяцев, на поражение наше собирает свои и посторонния силы, действует на глазах наших по берегам Вислы и Немана… Нам сказывают, что беда вам будет, а от нас для переговоров ездит дурак Румянцев. Через Неман наводятся понтоны, а государь в Вильни жалует крестами поляков, принимает их в камердеры» 15).
Очевидца Шишкова, бывшаго в Вильни, поражало много несообразностей. Его удивляло, напр., что государь говорил о Барклае, как главном распорядителе войск, тогда как сам Барклай отказывался от такой роли. «Могло-ли, — удивляется Шишков, — такое разноречие служить к благоустройству и пользе?» Не менее удивляло Шишкова и то, что мы зашли в Вильну и «завезли запасы, предполагая оставить оную без всякаго сопротивления»... «Зачем итти в Вильну с намерением оставить ее и нести как бы на плечах своих неприятеля внутрь России?.. Разве бы неприятель, без отступления нашего, не пошел к нам? И к чему иному отступление сие, весьма похожее на бегство, могло служить, как не к тому, чтобы слухами о нем разливать повсюду страх и ужас?» Шишков был свидетелем, — как цесаревич Константин Павлович обучал солдат. Великий князь показывал им, в каком положении держать тело, голову, грудь, где у ружья быть руке и пальцу, как красивее шагать, повертываться и т. п. «То ли время теперь, — думал Шишков, — чтобы заниматься такими мелочами!..» «Казалось, великий князь угадал мою мысль, потому что взглянул на меня и сказал:
— «Ты верно смотришь на это, как на дурачество». «Вопрос сей, — говорит Шишков, так смутил меня, что я, ничего не отвечая, только низко поклонился» 16).
По случаю заключения Бухарестскаго мира, Александр написал Наполеону собственноручное письмо. Хотя оно и не было послано, так как французы уже вошли в Россию, тем не менее оно представляет новое доказательство миролюбивой политики Александра. «Я всегда готов вступить в переговоры, писал император, — и если ваше величество питаете одинаковыя со мною чувства, то возможно еще отклонить войну. В таком случае лица, снабженныя необходимыми полномочиями, могут собраться в месте, относительно котораго легко войти в соглашение... От вашего величества зависит в настоящее время избавление человечества от несчастия новой войны» 17).
Общеевропейское мнение было не на стороне русскаго императора. В Европе никто не ожидал от него решительных действий. Сомневались, чтобы он мог удержаться на высказанной им точке зрения и провести ее в практику. Все дипломаты и военные деятели, начиная с Наполеона, думали, что одно победоносное сражение заставит Россию подчиниться требованиям Франции. Немецкий политик (Гнейзенау) высказался, например, по поводу предстоящей кампании таким образом: — «Я всего ожидаю от малодушной слабости Александра. После перваго потеряннаго сражения он уступит все земли по Двине и Днепру, после второго — Петербург и Москву и удовольствуется Казанью и Астраханью» 18).
Но враги ошиблись в расчетах У императора, который действительно своими личными частными поступками иногда давал основание предполагать в себе склонность к нерешительности, на этот раз проявилась необыкновенная энергия.

Бал в Закрете.

Быть может, для того, чтобы несколько отвлечь императора от неприятных дум, генерал Бенигсен дал (12-го июня стар. ст.) в Закрете, в своем загородном дворце, бал от своего имени и от лица адъютантов главной квартиры 19). Так как помещение не могло вместить всех гостей, то решено было устроить танцы на открытом воздухе. С этой целью в саду, на берегу реки Вилии, строилась деревянная галлерея. Постройку возводил Шульц, профессор архитектуры при виленском университете. Рабочие говорили профессору, что здание ненадежно, что оно словно висит в воздухе... Граф Шуазель прямо заявил Шульцу, что если здание и будет принято комиссией после осмотра, то он всеми силами постарается воспрепятствовать и отклонить Государя от входа в павильон. Шульц не обращал внимания на предупреждения, которыя сбылись: ровно в полдень 9 июня, когда рабочие были на обеде, постройка рухнула 20).
Обломки развалин убрали и танцы происходили на паркетном полу, обставленном вместо стен цветами и померанцевыми деревьями. Торжество привлекло массу зрителей. Шульц под впечатлением события кончил самоубийством: бросился в Вилию и утонул 21).
Император прибыл на бал с своей свитой раньше девяти часов и был встречен при входе во дворец хозяевами. Бал был открыт польским танцем государя с генеральшей Бенигсен. «Вечер был дивный, — пишет одна из гостей бала, — легкия облака как будто предохраняли нас от ярких лучей заходящаго солнца. Толпа народа, хлынувшая из города, разсыпалась по парку и по берегу реки; живописныя фигуры их заканчивали картину, оживленную нашими бальными туалетами, живописными костюмами и блестящими мундирами кавалеров».
Де-Санглен в своих записках пишет, что до бала 22) императором была получена эстафета из Ковны с известием, что Наполеон начал переправу 23). Он немедленно о том доложил государю.
— «Я этого ожидал, — отвечал Александру, — но бал все таки будет» 24).

 Отправлено: 21.07.09 19:42. Заголовок: Примечания к предыду..

Примечания к предыдущим отрывкам.

8) Memoir du chancelier Pasquier, t. I, р. 525. Шильдер, т. III. 374. Прим. 133. К тексту

9) Тэн: «Наполеон Бонапарт». Москва. 1883, стр. 103. К тексту

10) Полагают, что еврей этот был представлен Санглену виленскими евреями, как опытный сыщик. Бернацкий думает, что виленские евреи: во время Отечественной войны неоднократно давали нам весьма ценныя сведения, так, напр., о готовившемся возстании в Вильне в 1813 г. (Статья ген. Бернацкаго об Отечественной войне печаталась в «Виленск. Военн. Листке» 1911 — 1912 г.г.). К тексту

11) Рапорт Бистрома к главнокомандующему I западн. армии от о мая 1812 г., за № 295. К тексту

12) Сохранился любопытный, но маловероятный эпизод о похищении шкатулки Нарбонна с секретными бумагами во время пребывания посла в Вильне.
Вечером того же дня, т. е. 6 мая, — к Нарбонну будто бы были приглашены для личных услуг два лакея (агенты де-Санглена), знавшие иностранные языки. Нарбонн получил от государя приглашение посетить театр. Уходя, он приказал прислуги окончательно разобрать его вещи и приготовить постель. Русские лакеи помогали графской прислуге. Когда из дорожнаго чемодана была вынута изящная небольшая шкатулка краснаго дерева, отделанная бронзой, один из лакеев заметил: «Вот так шкатулочка; видно, граф в ней прячет деньги». — «Нет, братья», — важно ответил камердинер Гранто: граф в ней возит бумаги, подписанныя самим императором». Русские лакеи все привели в порядок, а затем притащили несколько бутылок хорошаго вина с закусками, чтобы, «по русскому обычаю», угостить своих новых товарищей. Выпили... Развязались языки... Камердинер Гранто по секрету разсказал, что Наполеон I выехал в Дрезден, маршал Даву уже приближается к Неману, в Варшаве все говорят о присоединении Литвы к Польше и пр. Пьянее всех оказался один из русских лакеев. — «Ты, я вижу, совершенно пьян, и уже пора тебе проветриться на воздухе, авось несколько протрезвишься», — заметил ему его товарищ. — Лакей, шатаясь, вышел из комнаты, но за дверью выпрямился и начал прислушиваться. В этот момент поднялся шум, раздались крики «ура». Был предложен тост за Францию и за Наполеона. Лакей быстро направился в спальню Нарбонна, схватил шкатулку и стремительно выскочил на улицу, где его уже поджидал экипаж. Приблизительно через час он вернулся со шкатулкой и, крадучись, осторожно входил в прихожую. — «Не заметили?» — спросил он шопотом поджидавшаго товарища. — «Где уж тут заметить: все вдребезги пьяны и спят мертвецким сном. А насчет шкатулки все благополучно?» — «Все как нельзя лучше: копии сняты, и де-Санглен повез их во дворец к государю». Шкатулка была поставлена на свое прежнее место, и лакеи принялись убирать остатки бывшаго пиршества, а затем в прихожей стали ожидать возвращения графа де-Нарбонна. Когда, наконец, вернулся из театра граф, русские лакеи его раздели, уложили спать. Не отрицая положения, что политический шпионаж доведен был в начале XIX в. при европейских дворах до значительной виртуозности, мы однако склонны скептически относиться к этому разсказу. Прежде всего, едва ли была необходимость выведать что-либо существенно важное и секретное, так как взаимный дипломатическая отношения Александра к Наполеону были в это время достаточно выяснены и не представляли ничего таинственнаго и секретнаго. Сомнительно, поэтому, чтобы Нарбонн вез с собой такия бумаги. Предположим однако, что для неуверенных и дальновидных русских политиков нужно было что-либо выведать, тогда возникают другия недоумения. Как могли быть приставлены два лакея (и именно два) при наличности четырех лиц, прибывших с Нарбонном специально для личных ему услуг? Почему французы в первую же минуту так доверчиво отнеслись к своим новым друзьям, зная о начавшейся уже почти открытой вражде Александра I с Наполеоном? Не менее представляется странным, что Нарбонн, имевший такую важную миссию и возивший секретные документы, имел при себе ненадежных лакеев. Наконец, какой театр посетил император и мог ли он пригласить Нарбонна в театр раньше оффициальнаго представления? Если император был в театре, то каким образом могли привезти во дворец ему секретныя бумаги, заимствованныя из шкатулки? Несообразно также, чтобы все это произошло в день приезда. А главное — никто из историков не говорит ни о посещении императором театра (если же он не посещал, то странным представляется приглашение Нарбонна в театр), ни об обстоятельствах посещения. Вообще, вся эта история — и ловкость лакеев, и появление кареты, и раздевание русскими лакеями французскаго посланника, — слишком отдает ими разсказами анекдотическаго свойства, которые в то время были очень распространены при западно-европейских дворах, вообще, и при наполеоновском, в частности. К тексту

13) Итак, мы будем воевать! К тексту

14) «12-й год в записках В. И. Бакуниной». «Русская Старина». 1885 г., т. 47, стр. 147. К тексту

15) «Бумаги, относящияся до Отечественной войны 1312 г., собранныя и изданныя Щукиным». Часть V. Москва. 1900 г., стр. 279. К тексту

16) «Записки А. С. Шишкова», стр. 125. Военныя упражнения часто производились в Вильне. 31 мая, под Вильной, на св.-Стефанском предместьи происходила «ревия», при чем за потоптанный при «ревии» хлеб, по приказу властей, было заплачено 504 руб. (Дело арх. виленск. генер.-губерн. № 79 за 1812 г.). К тексту

17) Шильдер. «Император Александр I, его жизнь и царствование», стр. 82. «Государственный архив», разряд 4, № 238 К тексту

18) Письмо Гнейзенау к ген. Шало от 2 (14) февраля 1811 г. Шильдер: «Император Александр I», стр. 375. К тексту

19) Император пожертвовал на устройство бала 300 червонцев и сказал устроителями «Если вы хотите устроить праздник, то старайтесь, чтобы он вышел блестящим, потому что виленския дамы знатоки в этом деле». О пышности бала ходили разные слухи. Говорили, что все нужное для бала выписывается специальными транспортами из Петербурга. К тексту

20) Директор военной полиции де-Санглен сообщает, что накануне бала император получил записку, в которой его предостерегали, что строющийся зал ненадежен и должен рушиться во время танцев. Император поручил Санглену осмотреть постройку. Лишь только Санглен прибыл в Закрет, как выстроенная галлерея рухнула.
— «Так это правда? — сказал император Санглену, выслушав его донесение. — Поезжайте и прикажите пол немедленно очистить. Мы будем танцевать под открытым небом». К тексту

21) Событие в Закрете некоторые писатели Отечественной войны представляют, как злонамеренный политический замысел. О Шульце говорили, что он захотел быть Геростратом XIX в. Даже такой серьезный историк, как Шильдер, поддался этому мнению, опираясь, повидимому, на свидетельство Санглена. (Шильдер: «Император Александр I», т. III, стр. 83). Однако, кажется, нет серьезных оснований смотреть на это дело именно с такой точки зрения. Во-первых, свидетельство Санглена не вяжется с свидетельствами других лиц, которыя вовсе не придают этому событию характера покушения на императора. Во-вторых, оно не согласовано с характером Шульца, котораго современники представляют человеком честным и неспособным на такие замыслы. В-третьих, — едва-ли мог быть такой необычный план покушения на жизнь императора, так как в галлерее вместе с императором предполагалось много посторонних лиц и в числе их цвет польской аристократии. Наконец, самоубийство Шульца, при таком предположении, не находит для себя достаточных оснований. Говорили, что Шульц симулировал несчастье: оставил на берегу платье, а сам будто-бы убежал за границу. «Это были неосновательныя догадки, замечает очевидец. Шульц был честный человек, дороживший своей славой. Вероятно, он не имел силы пережить своего несчастья... Немного спустя (на пятый день), тело его найдено в реке». Вдове Шульца была назначена пенсия. («Отрывок из записок помещика Виленской губ.». «Материалы для географии и статистики России». «Виленская губерния», стр. 764). К тексту

22) По другим сообщениям, известие о переходе французов у Ковны — пришло во время бала. К тексту

23) Говорили, что какой-то служитель канцлера Румянцева, быстро вернувшийся с передовых пикетов, первый принес в Вильну известие о переходе Наполеона через Неман. — Вандаль ошибочно считает днем вторжения Наполеона в Россию — 9 июня. К тексту

24) В некоторых статьях бал в Закрете изображается в преувеличенном виде с целью оттенить момент тяжелаго настроения императора Александра, для котораго будто-бы известие о переходе Наполеоном границы было неожиданностью. Между тем император с часу на час ожидал этого известия. Еще до бала он писал гр. Салтыкову: «Ежечасно ожидаем быть атакованы. С полной надеждой на Всевышняго и на храбрость российских войск готовимся отразить неприятеля». К тексту

 Отправлено: 21.07.09 19:45. Заголовок: Известие о начале во..

Известие о начале войны. Отъезд императора.

Известие о вторжении Наполеона произвело впечатление на императора. Для вида он остался некоторое время на балу, а затем незаметно удалился, не показав, впрочем, ни малейшаго безпокойства... Большую часть этой знаменательной ночи государь провел в работе с наиболее приближенными лицами. Шишкову он поручил написать приказы армии и рескрипт фельдмаршалу графу Салтыкову в Петербург. Государь подписал бумаги без изменения. Рескрипт Салтыкову, как известно, заключал в себе знаменательныя слова: «Не положу оружия, доколе ни единаго неприятельскаго воина не останется в царстве моем». Призвав в 2 часа ночи министра полиции Балашева, государь вручил ему собственноручное письмо императору французов.
— «Объяви Наполеону, сказал государь, что ежели он намерен вступить в переговоры, то они сейчас могут начаться, с одним условием, чтобы армии его вышли за границу. В противном же случае, даю слово, покуда хотя один вооруженный француз будет в России, не говорить и не принять ни одного слова о мире».
Балашев (утром 14-го) в сопровождении трубачей-казаков и полковника Орлова отправился в путь по ковенскому тракту.
Ранним утром, 14 (26) июня император выехал из Вильны в Свенцяны. Здесь он призвал к себе графа Аракчеева 25) и просил опять вступить в управление военными делами. «С онаго числа. — пишет граф Аракчеев, — вся французская война прошла через мои руки: все тайныя повеления, донесения и собственноручныя повеления государя императора» 26). За государем велено следовать губернским предводителям дворянства: Сулистровскому, князю Любецкому и Рокитскому, составлявшим главный продовольственный комитет. Лишь на другой день виленцы узнали, что императора не было в городе, и что война — неизбежный факт ближайших дней. Рескрипт Салтыкову экстренно был отправлен в Петербург. «Некоторые люди находили, говорит Вигель в своих записках, что рескрипт этот показывает большую робость, потому что Наполеон в нем не был разруган. Я заметил им, что человек, который говорит, что не положит оружия, пока единый неприятель не останется в земле его, напротив, должен быть исполнен твердости и решимости» 27). Жалуется также Вигель, что «рескрипт был от 13 июня из Вильны, пока он дошел до Петербурга, оттуда до Москвы, там перепечатан и по почте у нас получен, прошло 18 дней» 28).

Очищение русск. войсками Вильны.

Известие о приближении Наполеона к Вильни застало русских неподготовленными. Как всегда, обывателями преувеличивалась опасность. Для этого было, впрочем, полное основание — превосходство неприятельской армии...
Военный министр, оставшийся в Вильне, получил распоряжение отступить и управлять движением отступающей армии. Заботы об удовлетворении нужд армии лежали на гражданском губернаторе Лавинском. Из города поспешно выезжали семейства военных, чиновники, обыватели; из учреждений вывозили архивы, казначейство и пр. Виленский губернский казначей Пузыревский немедленно представил своему начальству рапорт о необходимости подвод для вывоза денег, хранившихся в государственном казначействе. Получив разрешение, он нагрузил около 20 телег разнаго рода монетами и в сопровождении 40 человек солдат отправился по дороге на Свенцяны и Видзы. После четырехнедельнаго путешествия, соединеннаго с большими препятствиями, он прибыл в Новгород, где сдал в исправности все деньги в казенную палату 29).
В полном порядке 14 июня все корпуса первой армии отступали к Свенцянам. Барклай де-Толли оставался в Вильне до самаго последняго момента и оставил город, когда в окрестности появились первые неприятельские отряды. Еще 15 июня утром Барклай де-Толли писал императору Александру в Свенняны: «Не хочу отступать, пока достоверно не узнаю о силах и намерениях Наполеона. Не видя перед собой превосходнаго неприятеля, не почитаю нужным отходить назад». В ответ на это император писал: «Берегись, чтобы вас не обошли в Вильне. Неприятель может перейти Вилию ниже Вильны»...
Один из участников похода, оставивший «Походныя записки артиллериста» и скрывший свою фамилию под инициалами «И. Р.», дает нам ценныя строки о настроении русской армии в описываемые дни. Приказ о начавшейся войне был встречен войсками с энтузиазмом. «Война! вскричали офицеры, весьма тем довольные, и воинственная искра пробежала электрически по жилам присутствующих!.. Если бы знал тогда Наполеон, сколько было духа и охоты в русских подраться с его войсками, не страшась их множества, еслиб Наполеон знал решительность нашего императора и твердость русскаго народа!» восклицает автор записок. 3 и 4 корпуса со всеми мерами предосторожности и в полной боевой готовности стали бивуаком на Погулянке. «Здесь увидели мы большое собрание войск и услышали разныя вести о вторжении французов; говорили, что многие поляки нам изменили, перебежав к Наполеону, и что от всех их ожидается возмущение. Такия новости были неприятны, однако при виде собранных войск мы не страшились неприятелей. Из окрестных селений, впереди нас находившихся, казаки сгоняли в лагерь множество рогатаго скота, который раздавали в полки на порции. Все принимало военный вид: странная смесь разнаго рода войск, обоза, артиллерии, с лошадьми и скотом, всеобщее движение взад и вперед, звук оружия, мычание волов, ржание коней и говор солдат — представляли любопытное зрелище для тех, кто в первый раз вступал на военное поприще. Окрестности дымились от бивуачнаго огня. К вечеру перед лагерем загорелась корчма; пылающий огонь среди зеленаго кустарника, при последнем луче заходящаго солнца, увеличивал красоту воинственной картины. Взоры мои развлекались многими предметами, которые своею занимательностию погрузили меня потом на несколько минуть в мрачную думу... В сумерки нашу артиллерию повели на левый фланг, в первую линию».
«Следующаго дня (15 июня) восходящее солнце осветило российское неустрашимое воинство в боевом порядке перед Вильною. С первым лучем дневного светила, во всех полках музыка с барабанами возвестила зорю. У каждаго воина кипел дух брани за родину. Утренний холод освежал мужественныя лица солдат. Важная тишина и спокойствие в лагере скрывали в себе нечто страшное. С пробуждением всех началась воинская деятельность: разводы по караулам, дежурство и проч.; команды с артельными котлами гремели к речке за водою, задымились кухни, и заварилась солдатская кашица».
«Наша рота артиллерии стала в боевом порядке на самом конце леваго фланга первой лиши, на возвышении, с котораго открывалось вдоль все расположение войск обоих корпусов. Впереди от линии, на дальнее разстояние простирался частый кустарник; назади оставался город. Утренний звон колоколов возвещал печальную молитву жителей, ожидавших своей участи. Страшный гул носился по всей окрестности. Мы стояли готовые к бою, в каком-то ожидании, и помышляли о неприятеле, который таился перед нами, казалось, он пробирается в тишине через кустарник, скоро сделает нападение»...
«Целый день простояли мы благополучно на месте. Слышно было, что французы в 20 верстах от нас, при Новых Троках, стягивают войска, а потому ожидали мы, что непременно завтра у нас будет сражение; но ввечеру получили приказ — ретироваться» — так заканчивает разсказ о своем пребывании в Вильне поручик И. Р. 30).
Любопытны свидетельства очевидцев о настроении виленцев в дни выхода (14—16 июня) русских из Вильны. «В субботу приказано было, говорит современник события, чтобы все городския ворота были забаррикадированы, ставни закрыты, чтобы никто по улицам без дела не шатался. Все мы, как крысы, попрятались по норам и лишь иногда, кто посмелее, решались вылезать на улицу для разведок, но таких было немного, да и отходить далеко от дома опасались» 31). «Все по вечерам преждевременно запирались в своих домах, — говорит другой очевидец, — всякий приготовлял запас продовольствия на более продолжительное время, и все думали, что кровопролитное сражение вблизи города разрешит в скором времени мучительную неизвестность, в которой оставались его жители»... «На улицах не было шуму, потому что, по приказанию начальства, войска отступали со всевозможной тишиной. Но именно среди этой тишины бряцание оружия, топот лошадей и глухой стук тяжелых орудий, а также раздающиеся по временем голоса командиров, наполняли тревогой мирных жителей, которые в ночной одежде, без огня, пользуясь блеском звезд и луны..., у запертых окон безпокойно прислушивались к прологу ожидаемой драмы. К утру (16 июня) движение уменьшилось, а в восемь часов утра даже настала минута совершенной тишины» 32).
Последний отряд, под начальством генерала князя Шаховскаго, вышел из Вильны, через Зеленый мост, в восемь часов утра; под команду офицеров, все повторявших слово «скорей»... Неприятель был недалеко, и опасения быть настигнутым казались вероятными.
Пропустив через Зеленый мост последния отступавшия войска, Шаховский велел его взорвать. Прикрываясь с тыла рекой Вилией, он без боя, в полной безопасности, отступил на Верки, Решу и Любовну.
В ином положении был наш ариергард, прикрывавший первую гренадерскую дивизию и отступавший через Антоколь. Здесь авангард французов, догнав отступавших казаков и егерей, завязал перестрелку. Во время перестрелки на Антоколе казачий полковник Ефремов пикой тяжело ранил принца Гогенлоэ, — а капитан французских гусар граф Октавий Сегюр был ранен и взят в плен. Это был первый француз-пленник, взятый русскими. Маиор Сухоржевский бросился на казаков и егерей, прикрывавших отступление корпуса Баговута, и тоже взял несколько пленных, которых, спустя два часа со времени вступления в город, отвели в св.-Казимировский монастырь 33).
Интересны следующия строки свидетеля этого важнаго в истории Вильны момента.
По выступлении русской армии из Вильны, в городе царствовала некоторое время мертвая тишина. Оцепенение это продолжалось не более часа, Затем в 11 часов утра проскакали два казака из Епископской (ныне Дворцовой) улицы по Свентоянской на Замковую. Это были те казаки, которые поджигали Зеленый мост. Мало знакомые с расположением города, они не знали, как попасть на Антоколь, чтобы догнать свои войска» 34). Свидетель прибавляет, что «два французских конных егеря погнались за ними, а как отступление уже было невозможным, то они были взяты в плен около самаго дворца» 35).

Сноски к тексту:

25) Граф Аракчеев характеризуется в записках Бакуниной, как злобный и мстительный человек. «Как уверяют, (он) разсуждает о вещах совсем противно здравому разсудку». Бакунина: «3аписки о 12 годе», стр. 398. К тексту

26) Шильдер: «Император Александр I», стр. 85. К тексту

27) Вигель: «Записки», часть IV, стр. 42. К тексту

28) Вигель, часть VII, стр. 42. К тексту

29) Казначейство и дела казенной палаты возвратились из Новгорода в Вильну 1 марта 1813 г. под присмотром Пузыревскаго. (Дело архива виленск. генер.-губернаторства № 54, за 1813 г., л. 11). К тексту

30) «Походныя записки артиллериста» И. Р. представляют в настоящее время библиографическую редкость. Вышеприведенныя выдержки заимствованы нами из статьи ген. Бернацкаго об Отечественной войне, в «Вил. Воен. Листке» 1912 г. № 642. К тексту

31) М. Лавринович: «Вильна в 1812 г.». «Историко-литературный журн.» Год ХVIII-й. Декабрь, 1897, стр. 874. К тексту

32) «Отрывок из записок помещика Виленск. губ.», стр. 766. К тексту

33) В настоящее время виленский православный кафедр. собор. К тексту

34) «Отрывок из записок помещ. Виленской губ.», стр. 767. К тексту

35) Там же, стр. 768. Бернацкий, которому, по его словам, довелось видеть запрос из Петербурга по поводу схватки под Вильной, говорит, что баталион Штетпеля в бою под Вильной 16-го июля 1812 г. потерял 1 офицера и 50 нижних чинов («Виленск. Военн. Лист.» 1912 г. № 645) по Франку описана ген. Бернацким в статье: «События в Вильне во время Отечественной войны». Печаталась в «Виленск. Военн. Листке» 1912 г. № № 617, 618 и след. К тексту.

 Отправлено: 31.07.09 08:10. Заголовок: Государь в Вильне (о..

Государь в Вильне (отрывок из книги С.М. Любецкого "Русь и русские в 1812 году", глава 1, стр.18-19)

14 апреля, в самое Вербное воскресенье, в два часа пополудни, государь прибыл в Вильно. Военный министр (граф Барклай-де-Толли) и весь генералитет ожидали его за заставою и сопровождали при восшествии его в город. За ними эскадронами ехала кавалерия. У застав встречен был государь войсками со всеми почестями, с пушечною пальбою и с музыкою. Еврейское общество встретило его с хлебом и солью и со своею музыкою, потом встречен он был купечеством и цехами, а у соборной церкви знатнейшим духовенством. По всем церквам раздался торжественный колокольный звон, народ теснился густыми толпами около царя и радостными восклицаниями выражал свой восторг. Вечером весь город был ярко иллюминирован, по реке разъезжали суда, освещенные цветными шкаликами.
На другой день прибытия государя в Вильно представлялись ему все тамошние знатнейшие жители. После того государь, перед обедом, проехал по городу верхом в сопровождении свиты своей; к столу его были приглашены многие знатные особы, военные и статские. После обеда государь прохаживался по городу пешком и осматривал госпитали. В следующие дни представлялось ему наше православное и католическое духовенство, также магистрат, потом Виленский университет и еврейский кагал. Никто не помнит, чтобы в Вильно было когда-нибудь такое стечение народа, как в то время.
В Вильно исстари существует обыкновение, состоящее в том, что на Страстной неделе благородные дамы и девицы в самой скромной одежде и с видом глубочайшего смирения, по долгу религии и из сострадания к ближ-ним, приемлют на себя труд собирать подаяние в пользу человеколюбивых заведений. В описываемом мною году это обыкновение получило новый блеск в присутствии государя. В Великий четверг собирательницы подаяний г-жа Багговут (супруга гродненского вице-губернатора), княжна Гедроиц, г-жи Барятинская, Залесская и девица Абрамовичева представлены были государю. Он каждой из них вручил по 100 червонцев. В то время произошел случай, обнаруживший теплое сердце и вместе с тем усердие русского солдата к своей обязанности.
Во время сбора для бедных польские дамы в блестящих экипажах приехали в один дом, у которого стоял на часах рядовой Кременчугского полка. Он имел приказание никого не впускать в этот дом, он так и поступил. Дамы объявили солдату, что они имеют право всюду ходить по своей должности, для собирания помощи бедным. «А, если для бедных, то вот, возьмите, — и солдат подал им грош, — а впустить сюда без позволения командирского не могу». Так отвечал исправный солдат.
Наступила Пасха. В доме генерал-губернатора, в котором пребывал государь, устроили полковую церковь. Перед заутреней собрались туда все знатнейшие особы, окружая императора. Когда запели «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его», в церкви громко повторилась эта молитва и руки у всех зашевелились на груди. По окончании литургии государь, приняв от всех обычные поздравления, вошел во внутренние свои покои. В полдень за городом был блестящий парад всем находившимся там войскам в присутствии государя и всего генералитета. Вероятно, таковой парад был первый со времени существования Вильно. Народу съехалось туда из всех окрестностей неисчислимое множество. Разнообразная одежда войск, стройное движение конницы, лес блестящих штыков, звуки Преображенского марша, так всеми любимого в то время, флюгера улан, зыблющиеся султаны на шляпах военных чиновников, светлый весенний день, вид оживляющейся природы - - все это представляло великолепное зрелище...
Государь щедро изливал на всех свои милости; в числе высочайше награжденных чинами, орденами и подарками были многие поляки. На Святой неделе наступил полный разгар удовольствий: гулянья, катанья, общее ликованье; в четверг виленское дворянство дало государю бал. Гости собрались в Закретском парке в восемь часов вечера. Дамы в цветах, в роскошных нарядах сидели на скамьях, поставленных четырех угольник ом на лугу, на котором симметрично выставлены были померанцевые деревья в полном цвете, напитывая воздух благоуханием. Гвардейская музыка гремела в разных местах парка, по аллеям расхаживали толпы гостей. Государь был в мундире гвардейского Семеновского полка. Он прошел по всем рядам скамей, на которых сидели дамы, любезно приветствовал их и не позволял им вставать с мест их. Когда обнесли плодами и мороженым, государю предложили открыть бал на лугу. Он принял это предложение и открыл бал полонезом с генеральшею Беннигсен, потом танцевал с супругою Барклая-де-Толли и с девицею Тизенгауз. Обошед с нею вокруг луга, он повел танцующих в залу. Портрет государя, помещавшийся в главной зале, был иллюминирован огненными гирляндами и обвешан цветочными венками, сплетенными знатнейшими польскими дамами и девицами (из них некоторые пожалованы были во фрейлины). Приветствие ему было общее, восторг воодушевленный. Государь оставил собрание во время ужина, который был на маленьких столиках на открытом воздухе, в парке, роскошно освещенном. Государь говорил на балу, что он надеется на сохранение мира: он не хотел тревожить общего спокойствия и удовольствия.
Из Вильно государь отправился для обозрения войск своих, расположенных в Шавле и в Вилькомире; везде встреча ему была такая же торжественная, как и в Вильно. При возвращении его в этот город устроены были ему ворота, украшенные зеленью, а крыльцо и лестница усыпаны цветами; передняя часть дома убрана была таким же образом, над балконом красовалось вензелевое имя его.
В половине мая государь отправился в Гродно. Далеко за город вышли жители его для встречи императора. Он остановился в доме губернского маршала князя Друцкого-Любецкого; войска встречали его парадом, а граждане своими цеховыми значками; все улицы в городе и окна домов заполнены были зрителями. Отдохнув с дороги, государь проехал по городу верхом: всюду слышалось оглушительное «ура», девицы, в белых платьях, с венками на головах, бросали ему под ноги цветы, первенцы весны, звучно гремела музыка, раздавался кимвальный звук колоколов. После обеда государь ездил за реку Неман для осмотра войск. Это было 16 мая; а 10 июня берега ее были уже покрыты войском дванадесяти языков...
Время, проведенное государем в Вильно в разнообразных удовольствиях, привело почти у всех в забвение мысль о враждебном намерении Наполеона вторгнуться в Россию. В это время евреи тайно пробрались через границу, несмотря на то что она была оберегаема казаками, и принесли известие, что французские войска со всех сторон идут к Неману, но им неохотно верили. Между тем переговоры между императорами еще длились, война не была объявлена ни с той, ни с другой стороны, — как вдруг, 13 июня, в два часа ночи, государь послал за Шишковым. Шишков застал его уже одетым, сидящим в раздумье за письменным столом. «Поспеши, — сказал он входящему секретарю своему, — написать приказ моим войскам и к Салтыкову, в Петербург, о вторжении неприятеля в наши пределы; да непременно упомяни, что я не помирюсь с ним до тех пор, пока хоть один неприятель-ский воин будет оставлен в нашей земле». На начинающего Бог!