Продолжение банкета
- А английские женщины? – спросила Логачева. – Говорят, влажный климат острова в немалой степени способствует белизне их кожи.
- Да, да, - оживилась Думская. – Ну-ка, признавайтесь, Поль, каковы там женщины.
- Как выразился один поэт: англичанок нельзя назвать розами – для этого они слишком бледны, но лилии, по его словам, – вот весьма подходящее слово, - с усмешкой сказал Палевский. – Одеваются они просто, имеют довольно изящные фигуры и приятные лица, в основном белокуры, хотя встречаются и темноволосые. Весьма образованны – даже служанки на постоялых дворах со знанием дела могут порассуждать о поэзии, о романах, ими прочитанных…
- Вы хотите сказать, что служанки там обучены грамоте? – удивилась Сербина. – Куда только смотрят их хозяева?! Учить чтению крепостных последнее дело, скажу я вам. Вместо, чтоб трудиться, они же все начнут читать, наберутся из книг вздорных идей…
Нина Палевская обменялась взглядами с княгиней Думской и осторожно заметила:
- Элен, в Англии нет крепостных, там все свободны по закону.
- Господи, да как же такое возможно? – искренне поразилась Сербина. – Все свободны! Государство развалится, коли каждый объявит себя свободным и начнет делать, что ему ни вздумается. Кто ж будет работать? Вы, верно, шутите, дорогая.
- Англия не разваливается уже несколько сотен лет, - сказал Палевский. – Напротив, только крепнет и богатеет. Свободный труд, соразмерно затраченным силам оплачиваемый, служит только на благо процветания страны. Англия и прочие европейские государства тому ярким примером являются.
- Вот странно, - покачала головой Сербина. – По-вашему выходит, что каждому лакею да служанке надобно жалованье платить? Так и разориться недолга. А на что же живут местные помещики? Сами пашут? Воля ваша, вы шутите…
Гости насмешливо переглядывались, пока Палевский терпеливо объяснял своей мало просвещенной родственнице, что всякий работник в Англии получает вознаграждение за собственный труд, земли сдаются в аренду фермерам, благодаря чему аристократия получает весьма приличный доход, а также растолковывал прочие нюансы заморской жизни, столь отличной от нашего уклада.
- Не думала, что еще встречаются настолько невежественные дамы, - шепнула Ольга Докки, – Она пребывает в явном шоке от услышанного, много из которого стало для нее настоящим откровением.
- Видимо, графиня ожидала, что будет обычный светский вечер, - тихо ответила ей Докки. – Могу представить ее разочарование, когда оказалось, что здесь обсуждаются не сплетни, а жизненный уклад дальних и неинтересных для нее стран.
- Бабушка говорила, что Сербина увязалась за Палевскими, узнав, что на приеме будет граф Поль, - сказала Ольга. – Она все пытается пристроить за него свою дочь и буквально преследует генерала.
Докки покосилась на молчаливую Надин.
- В Вильне Сербина утверждала, что графиня Палевская поддерживает возможный брак своего сына с ее дочерью, и чуть ли не все уже сговорено.
- Нина Александровна хочет, чтобы он женился, - Ольга оглянулась на графиню Палевскую, стоявшую с ее бабушкой. – Но я пока ничего не слышала о предполагаемой невесте. Конечно, Поль Палевский считается выгодным женихом – титул, чин, средства, положение в обществе… Каждая мать мечтает о подобном муже для своей дочери.
- Это я понимаю, - Докки посмотрела на Палевского, а он, будто почувствовав ее взгляд, повернул голову и улыбнулся ей глазами.
«Как я смогу без него жить? – в панике подумала она. – Без его взглядов, улыбки, прикосновений?.. Как буду засыпать и пробуждаться не в его объятиях? Как смогу перебороть в себе любовь и бесконечную тягу к нему?.. Я стала пленницей своего собственного сердца и своих чувств, заложницей его страсти и нежности…»
Тем временем Палевский стал рассказывать о своих впечатлениях от Лондона и английской провинции, о жителях острова.
- Надобно заметить, - говорил он, - все английские дворяне, хотя и знают французский язык, на нем не говорят…
- А на каком же языке они общаются? – удивилась графиня Сербина.
- На английском, мадам, - ответил ей Палевский.
Сербина пожала плечами, выражая недоумение по поводу странных порядков, заведенных в Англии.
- Это только в нашем обществе почему-то стыдятся говорить на языке родной страны, - сказал генерал. – В Англии дворяне довольно уважают свою нацию, чтобы придерживаться собственных обычаев и собственного языка.
- И то правда, - поддержала его княгиня Думская. – Молодцы англичане, нам не чета, – мы все обезьянничаем, подражая французам. А чем они лучше нас, что с них пример брать?
С этим утверждением никто не стал спорить, признав, что и в русском языке довольно слов, способных передать все те оттенки мыслей и чувств, кои до сих пор считались прерогативой французского языка.
Вскоре общество переместилось из библиотеки в гостиную, куда подали чай и закуски. Разговор шел своим чередом, пока Жорж-Сибиряк не уселся за фортепьяно, желая исполнить несколько шотландских песенок, некогда им выученных. На вечерах Докки редко музицировали, разве что кто-нибудь из гостей загорался желанием познакомить своих собеседников с музыкой или песнями какой-либо местности. В прошлый раз Жорж – большой виртуоз по части фортепьяно - наигрывал греческие мелодии, теперь он затянул унылую балладу о пастушке и овечках, заблудившихся в вересковых зарослях.
- У вас весьма занимательные вечера, - к Докки подошел Палевский. – Мне доставило удовольствие сегодня принять в нем участие.
- Благодарю вас, - Докки чуть порозовела под его пристальным взглядом. А он, понизив голос, добавил:
- Но гораздо большее удовольствие мне доставит момент, когда гости разойдутся, и мы с вами останемся одни.
Докки только вздохнула: она сама с нетерпением ожидала окончания вечера.
- Я провожу своих родственников до дома и вернусь, - сказал он и отошел, а Докки как бы невзначай посмотрела на часы: скоро ужин, а после ужина гости разъедутся.
Слуги зажигали свечи, пока графиня Логачева вместе с некой дамой исполнили дуэтом английскую песенку 17-го века о птичке, томящейся в золотой клетке.
- «И птичка выпорхнула вон, едва часов раздался звон»… - вскоре допели они и под аплодисменты присели в реверансе.
- Ах, какая чудная песенка! - воскликнула Думская. – Я за эту маленькую птичку вся испереживалась. Слава Богу, она догадалась, что дверцу клетки забыли запереть.
- Надин знает прекрасный романс о птичке, - возвестила публике Сербина. – Она споет, если кто-нибудь сможет ей подыграть… - графиня впилась взглядом в Палевского:
- Граф, не окажете ли любезность… саккомпанировать своей кузине…
Палевский поднялся с места и подошел к Надин, уже отправленной матерью к фортепьяно. Он почтительно наклонил голову, пока барышня, запинаясь и робея, объясняла ему, что за романс собирается исполнить. Они хорошо смотрелись вместе – высокий темноволосый мужественного вида генерал и тоненькая юная девушка в белом платье, с ангельским личиком и льняными кудрями.
Как Докки себя ни уговаривала, что он не по своей воле подошел к Надин, она не могла не ревновать его к этому невинному ангелоподобному созданию. Палевский же наконец сел за фортепьяно и начал наигрывать известную мелодию, вот уже лет пятнадцать кочующую по всем гостиным, а Надин тоненьким дрожащим голоском затянула:
«Стонет сизый голубочек;
Стонет он в день и ночь;
Миленький его дружочек
Отлетел надолго про-о-о-чь…»
Насколько слабенькой была исполнительница романса, настолько великолепным аккомпаниатором оказался Палевский. Докки с изумлением наблюдала, как его сильные гибкие пальцы легко и бегло пробегали по клавиатуре, мягко брали пластичные широкие аккорды, отчего старый романс зазвучал совсем по-новому –задушевно, с надрывной тоскливой ноткой, передающей страдания пресловутого сизого голубочка. Не только Докки, но и все присутствующие, заворожив дыхание, слушали игру Палевского, а едва романс закончился, разразились восторженными аплодисментами. Краснеющая Надин присела, Палевский встал и поклонился, а Сербина, решив, что это ее дочь вызвала такую бурю эмоций, довольно заявила:
- Надин у меня весьма способна к музыке и пению, а также к другим наукам, присталых молодым барышням.
Увы, никто, тем не менее, не предложил Надин еще спеть, зато Палевского не отпускали, наперебой умоляя исполнить еще что-нибудь, по его выбору и на его вкус.
- Коли вы так желаете, я исполню романс… - генерал подошел к фортепьяно, но не сел за него, а взял стоявшую за ним гитару.
– Без названия, - сказал он и, присев на табурет, перебрал нежно зазвучавшие струны. Несколько аккордов – и полилась чудесная проникновенная мелодия, под которую красивым мягким голосом Палевский запел:
Холодный взгляд твоих очей
Не обещал и не лукавил,
Но душу замереть заставил,
Унес покой моих ночей.
Докки встрепенулась, не отрывая глаз от склонившейся над гитарой головы генерала. Его пальцы ласково касались струн гитары, сильный голос завораживал, заставляя поверить тем словам, которые звучали сейчас в тиши гостиной…
Ты – тайна счастья моего
Ты словно жизни совершенство,
Ты – сердца нега, и блаженство,
И лед, и жар, и страсть его.
И терпких губ твоих вино
Я вновь и вновь отведать стражду
И вот касаюсь их, но жажду
Мне утолить не суждено.
Тут он вскинул свое лицо и их взгляды встретились. Блики свечей переливались в его прозрачных глазах, смотревших так выразительно и красноречиво, что Докки уже не сомневалась: этот романс он пел для нее.
Тобою лишь одной томим,
Я постигаю неизбежность,
Познав и грусть твою, и нежность,
Стать вечным пленником твоим.
Твои печали утолить,
И радостей твоих коснуться,
В твоих объятиях проснуться
Ах, что желанней может быть?..
Прозвучали последние аккорды, затихающие звуки гитары еще несколько мгновений дрожали в воздухе, после чего Палевский резко встал и поставил инструмент на место.
Слушатели заахали, зааплодировали, кто-то из дам поднес к глазам платочек, а Докки не могла отвести взгляда от Палевского, чувствуя, как сильно бьется ее сердце, чуть не выпрыгивая из вдруг занывшей груди, а в душе ее робко расцветает, распускается вдруг обретшая ясный контур надежда…
Он более не смотрел на нее, но когда она смогла наконец оторвать от него свои глаза, то к своему ужасу заметила, что на нее очень внимательно смотрит его мать, графиня Нина Палевская, от которой – и Докки это стало совершенно очевидно, - не укрылись взгляды, которыми обменялись ее сын с хозяйкой вечера - «ледяной баронессой».
Автор романса - Хелга
Его можно петь на мелодию романса на стихи Д.Давыдова "Не пробуждай, не пробуждай..." из к\ф "Эскадрон гусар летучих..."
причем сразу же и необратимо. 
Цапля пишет: 
Или ты финал романа самостоятельно заделала? Финал еще подождать надо. Хотя я могу... ну, ты знаешь... 
Она его вполне возможно что и побаивается, уж слишком взросл, блестящ и т.д. А мечтает и вовсе может быть о более близком по возрасту юном корнЭте, с которым проще, с которым она может не робеть, а немножко сыграть в "Я-женщина!", так вполне может быть. А Палевский может восприниматься ею как что-то уже решенное: да, она смотрит на него снизу вверх, да, повторяет за матушкой истины о его неотразимости во всех смыслах, но не кажется мне, что она прям влюблена в него (вот как-то так сквозь мой склероз пробились эти мысли в 16-летней голове 
Если пролетит с Палевским 
, то мамуля быстренько сообразит другого блестящего генерала.
Минимум - полковник, на меньшее маман не согласна. 
А вдруг автор неожиданно вспомнит, что всю жизнь мечтала написать трагедию? 
Вот и переживаю 
мы ооочень ждем продолжения повествования 
Надо об этом "очень" тонко намекнуть Хельге 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
