Кстати: клуб "Литературные забавы"

Кто не спрятался, я не виновата

Картинка номер один. Лучше бы я не увидела эту бабку...

Джинни сидела у стойки бара уже третий час. Невысокий, с тонкими усиками и жгуче-черными волосами бармен-мексиканец несколько раз подозрительно поглядывал на нее, не забывая перебрасываться словами с каким-то понурым, сидящим в темном углу мужчиной в шляпе, надвинутой на глаза. Она хотела попросить еще один стакан виски с содовой, но тут бармен отвлекся на шумную компанию изрядно набравшихся биржевых маклеров. Джинни вздохнула, передернула плечами, и, вытащив из сумочки тонкий мундштук, пахитоску, стала рыться в поисках спичек – очевидно, картонка завалилась в прореху разорвавшейся по шву подкладки. На душе было пусто и гадко, внутри поднималась тошнотворная волна удушья – еще с утра, когда Боб, равнодушно собирая вещи, бросил: «Прости, детка, но у меня есть дела поважнее, чем сидеть с тобой в этой конуре, дожидаясь неизвестно чего. Поеду в Вегас, там сейчас есть где заработать» - ей казалось, что она задыхается, тонет , глотая соленую воду, накрывшую ее с головой. Днем ее агент Стоун покачал головой, не дожидаясь дежурного ее вопроса : «Есть ли что для меня», и выдержав паузу, произнес:
- Джинни, тебе нужно искать другую работу . Тебе тридцать три, звезд с неба не хватаешь, тебе на пятки наступают молодые здоровые лошадки – даже в кордебалет ты уже не попадаешь. Неглупая девочка, выучись на стенографистку, найди подходящего любовника, и живи себе тихо - не всем быть великими актрисами.
Джинни возмутилась, заистерила, обозвала Стоуна «плешивым ублюдком», и даже попыталась швырнуть в него маленькую бронзовую статуэтку магараджи на слоне, стоящую на краю дубового стола. Агент увернулся, привычно и коротко ругнувшись, усадил Джинни в кресло, налил из графина холодной воды, которую она выпила залпом, задыхаясь, лязгая зубами о край стакана, и разревелась, как ребенок.
- Как ты можешь…Гарольд… с-с-сегодня Боб ушел… я отравлю-у-усь…- бессвязно всхлипывала она, блестя синими глазами из-за спутанных светлых кудряшек, и, ухватив трясущимися руками за лацканы пиджака мистера Стоуна, продолжила, - ты не говорил обо мне в Парадиз-холле?..
- Еще на прошлой неделе. Труппа набрана, статисты им не нужны.

Воспоминания об утреннем унижении и дневном разговоре с агентом снова накрыли ее с головой – она выругалась, не найдя спичек, и нервно грохнув пустым стаканом о полированную поверхность дерева, позвала Мигеля.
- Прошу вас, - перед ее носом словно материализовалась рука, держащая зажженную спичку.
Джинни закурила и молча уставилась на владельца руки. Это был тот самый, сидящий весь вечер в углу мужчина – сейчас он снял шляпу и пальто, оставшись в черном костюме и сорочке с серебряной искрой. Он пристально смотрел на нее – тягучим, темным, сумрачным взглядом. Ей стало страшно и неуютно, словно он знал про нее больше, чем она сама могла о себе рассказать.
Но он улыбнулся, сверкнув безупречными белыми зубами, заговорил о чем-то пустячном – и Джинни расслабилась, привычно закокетничала, словно спаниель, почуявший дичь.
Он говорил с едва заметным акцентом. Джинни, осмелев после двух предложенных стаканов двойного виски со льдом – шутила, смеялась, рассматривала его, глядя в упор – тяжелый подбородок, темные, почти черные глаза, прямые темно-русые волосы, падающие на лоб. Он ей начал нравиться – что-то сильное, притягивающее было в его взгляде, и, сквозь стучащие в голове мягкие и гулкие молоточки опьянения, путаясь в словах, она внезапно сказала: «Пойдем ко мне», - и сама вдруг испугавшись, затаив дыхание, исподлобья смотрела на него, ожидая ответа.
«Зачем? С ума сошла!» - выплеснулись наружу остатки здравого смысла.
« Я не могу сегодня остаться одна», – возразила она сама себе, с напряжением всматриваясь в его лицо.
- Сколько ты берешь за ночь?
«Он принял меня за проститутку! - она ахнула про себя, и тут же решила – Пусть, лишь бы согласился».
- Договоримся, котик, - проворковала Джинни, картинно улыбнувшись и хлопая ресницами.

***

- Ты немного зарабатываешь, куколка, - он неторопливо оглядывал небольшую комнату, скудную мебель – высокую кровать, маленький столик у изголовья, платяной шкаф в углу.
- Я не проститутка, - произнесла Джинни, вздернув подбородок, - я актриса… У меня сейчас не лучшие времена.
- Тогда зачем? – он вздернул бровь, цепко и странно глядя ей в глаза – и ей вдруг снова стало страшно, а из приоткрытого окна, повеяло ночным холодом и сыростью.
- Тебе не все равно? Я денег не возьму, - нервно вздрогнув, скороговоркой пробормотала Джинни, – выпить хочешь?
Она нырнула за створку платяного шкафа. Сбросила платье, и надела тонкий белый пеньюар, с шелковыми ленточками, красиво перехватывавшими талию, и открывающими ее руки.
- Нет, - мужчина внимательно взглянул на нее, вытащил из кармана свернутый бумажный квадратик, взял из стопки газет с объявлениями о работе одну, и расстелил на столе.
- Будешь? – он развернул бумагу, и, высыпав на нее белый порошок, маленьким перочинным ножиком с перламутровой ручкой, сделал две одинаковые дорожки, вытащил белую трубочку, сделанную из гусиного пера, и, наклонившись, быстро вдохнул, прикрыв глаза.
Джинни кивнула. Она с жадностью наблюдала, как он выпрямился, лениво откинулся на спинку кровати, и потянулась , вдохнула белый порошок, почувствовав странное жжение и пощипывание, удивленно взглянула на него:
- Что это?
- Кокаин, - не открывая глаз, пробормотал он, - что не так?
- Странное ощущение, - медленно сказала Джинни, протянула руку, дотронувшись до его лица, - как-то не так…
Он открыл глаза, и перехватил ее ладонь, притянув к себе.
Он целовал ее долго, умело, пока ей не начало казаться, что в ее теле вскипает тысяча пузырьков, а сердце начало колотиться , как взбесившаяся синица в клетке.
- Ну? – оторвавшись от нее, он посмотрел ей в глаза, - если бы Джинни могла трезво оценить ситуацию, она успела бы поразиться совершенно ясному, холодному его взгляду.
- Ч-ч-черт - это божественно, - она засмеялась, отбрасывая волосы на плечи, ей все стало казаться простым и понятным, легким и решаемым. Комната наполнилась розовым светом, оранжевые блики заиграли в углах, под столом; тело, казалось, потеряло вес, а глаза сидящего совсем рядом парня были страстными и обжигающими, словно черные угли в догорающем камине. – Ты... я… иди ко мне…
Она потянулась к нему, путаясь в пуговицах рубашки, целуя шею, покусывая его плечо, чувствуя каждой клеточкой его закипающую страсть – и, проваливаясь в глубокий омут, успела увидеть глаза – страшные, с кровавым отблеском.

***

Она проснулась, с трудом приоткрыв глаза – в комнате было темно, но, тем не менее, она ясно видела очертания всех предметов. Болела голова и шея, во рту чувствовался странный соленый привкус.
- Михаэль, - позвала она охрипшим голосом.
В комнате стояла тишина. Он ушел – не было одежды, которую он ночью в спешке бросил на пол, не было ничего, что говорило бы о его присутствии.
Она беспомощно оглянулась на столик, где вчера на газете оставались мелкие крупинки кокаина – газета исчезла, а на краешке лежала монета – Джинни с удивлением потянулась за ней, взяла, ощутив тяжесть монеты – ей показалось – из золота, с буквами на непонятном языке по краю и незнакомым профилем .
- Шлюха! - послышался скрипучий, странно знакомый голос. Джинни в ужасе подпрыгнула. В углу стояла соседка ее матери, мисс Стэн, - занудливая старая дева, гроза провинциального Хилл-тауна. Мать Джинни, завидев соседку, стремилась перейти на другую сторону улицы, но старушенция, догоняла ее, визгливо окрикивала, и, вцепившись костлявыми пальцами в запястье, начинала долгие нравоучения.
« Вспомните мои слова, миссис Белл, - противным голосом , словно старая калитка с несмазанными петлями, скрипела мисс Стэн, - ваша Джинни пошла по наклонной. Она закончит подворотней, эти ее гулянки за полночь с Джошем Уорвиком до добра не доведут!!! В ее возрасте девушка должна быть скромной и послушной дочерью – помогать матери по дому, готовиться к поступлению в колледж. Впрочем, яблочко от яблони…» - мисс Стэн многозначительно поджимала губы и умолкала.

Сейчас занудливая старушка, бурча и копаясь в побитом молью ридикюле, продолжала костерить Джинни на чем свет стоит – так, что на непонятного цвета шляпке сердито колыхались грязно-желтые хризантемы.

Джинни вскрикнула и соскочив с кровати, побежала к окну, чтобы отдернуть тяжелую штору. Вдруг ее словно током ударило – отшатнувшись от окна, она на цыпочках, осторожно, вернулась к платяному шкафу, с ужасом уставившись в треснувшее , почерневшее от времени зеркало. На нее смотрела другая женщина – волосы потемнели, глаза горели ярко-желтым, как у кошки, светом. На шее расползся багровый кровоподтек, тонкая ткань пеньюара на груди была пропитана бурой, засохшей кровью.
Джинни взвизгнула, и снова бросилась к окну, но мисс Стэн вдруг резво подпрыгнула к ней, и уцепилась за полы пеньюара.
- Девочка, ты ничего не поняла? Ты одна из нас, кошечка. Ты теперь в царстве тьмы!
Радуйся! Тебе повезло!.. Он дал тебе право быть бессмертной! - лицо мисс Стэн стало расползаться, и вместо благообразной старушечьей физиономии на нее сейчас смотрели красные глаза на фиолетовом лице старой ведьмы.
- Я сошла с ума!.. - закричала Джинни, - я сошла с ума! Это он!.. Это был не кокаин!
Она потянулась к темной бархатной шторе, чувствуя страшную тяжесть в ногах, словно к каждой была привязана пудовая гиря.
- Не открывай окно, - проскрипела старуха, съеживаясь, - дневной свет губителен для нас.
Мы погибнем. Дождись вечера – это наше время, ты сможешь жить, испытывая самые невероятные наслаждения, ты можешь иметь все, что пожелаешь, ты…
- Я погибла… - пробормотала Джинни.
Она протянула руку к шторе, отдернула ее, впуская в комнату тусклый утренний свет, и слабея, открыла тяжелую раму.
Рассвет вполз в комнату, словно удав, - перехватило дыхание, сердце тяжелым, болезненным стуком ударило в ребра, тело пронзила тысяча маленьких иголочек.
Кожа темнела, сморщивалась, лопалась на глазах, сворачиваясь, словно бумага в языках пламени.
За спиной , съежившись, зашипела карлица – и , подпрыгнув, рассыпалась кучкой черного пепла.
Джинни взвыла – коротко, болезненно, словно раненая волчица, и , наклонившись к свету, испарилась, превратилась в дым, унесенный прохладным утренним ветром.

***

Толпа собиралась стремительно, привлеченная протяжным женским воплем. Кучка зевак, охающих, толкающих друг друга, с жадным любопытством рассматривала лежащую на тротуаре девушку – в белом пеньюаре, с разметавшимися светлыми волосами.
- Кто видел, что случилось? – полицейский растолкал зевак, с профессиональной холодностью оценив , что помощь девушке уже не понадобится.
- Я, я видел, - вперед выступил паренек в курьерской курточке, - я видел!.. – он говорил быстро, довольный всеобщим, прикованным к нему вниманием. - Я шел по противоположной стороне улицы. Потом услышал крик – поднял голову и увидел эту женщину – она стояла у открытого окна пятого этажа, потом наклонилась, и упала.
- Ты не видел никого в окне, за ее спиной?
- Нет, она стояла одна! Точно! Больше в окне никого не было…
- Ладно. Явишься в участок, запишешь показания, - коротко кивнул полицейский. – А вы расходитесь, нечего глазеть!.. Не первая и не последняя…
Подоспевшие полицейские накрыли тело, отгоняя любопытствующих. Через час ничего не напоминало о произошедшем, кроме бурого пятна на тротуаре возле старого дома постройки прошлого века.