Отправлено: 24.06.22 11:34. Заголовок: Дороги, которые мы выбираем (The Way We Live now) Энтони Троллоп
Энтони Троллоп "Дороги, которые мы выбираем" (The Way We Live now)
Дословный перевод названия "Вот так мы сейчас живём", но роман у нас известен по экранизации с Дэвидом Суше, а название фильма перевели "Дороги...."
Увлеклась книгами Троллопа - он известен у нас по "Барсетширским хроникам". Имею нахальство попытаться перевести, хотя не уверена, что осилю. Да и объем велик. Ну, посмотрим. Если будут читатели, будет и стимул.
Отправлено: 24.06.22 11:38. Заголовок: Глава 1. Три редакто..
Часть 1
Глава 1. Три редактора
Позвольте представить вам, читатель, леди Карбери, от характера и действий которой будет зависеть ваш интерес к этим страницам, представить в тот момент, когда она сидит за своим письменным столом в своей собственной комнате в своем собственном доме на Уэлбек Стрит. Леди Карбери провела немало часов за этим столом и написала много писем, и, кроме писем, много всего прочего. В те дни она говорила о себе, как о женщине, посвятившей себя Литературе, всегда пишущей это слово с большой буквы. Кое-что о сути ее увлеченности можно узнать, внимательно прочитав три письма, которые она написала в это утро своей быстрой рукой. Леди Карбери была быстра во всем, но быстрее всего в написании писем. Вот письмо номер один.
Четверг Уэлбек стрит
Любезный друг,
Я позаботилась, чтобы завтра или, по крайней мере, в субботу, Вы получили первые оттиски двух моих новых томов, чтобы Вы могли, если захотите, поддержать бедную труженицу на будущей неделе в следующем номере Вашей газеты. Поддержите бедную труженицу. У нас с Вами так много общего, и я не теряю надежды, что мы на самом деле друзья! Я не льщу, когда говорю, что не только Ваше содействие окажет мне помощи более, чем чьё-либо ещё, но и похвала Ваша польстит моему самолюбию более, чем чья-либо другая. Я почти уверена, что Вам понравятся мои «Преступные королевы». Этюд о Семирамиде получился вполне живым, хотя мне пришлось немного отклониться от истины, чтобы выставить ее виновной. Клеопатру я, разумеется, взяла у Шекспира. Сколь развратна она была! Я не смогла преобразовать Юлию в королеву, но как трудно было пройти мимо столь пикантного характера. По двум или трем дамам времен Империи Вы поймете, как добросовестно я изучила своего Гиббона*. Бедный старина Велизарий**! Я сделала все, что сумела, с Иоанной, но не смогла посочувствовать ей. В наши дни она бы отправилась прямиком в Бродмур***. Надеюсь, Вы не посчитаете, что я слишком строга в описаниях Генриха VIII и его грешной, но несчастной Говард. Мне вовсе не жаль Анну Болейн. Боюсь, что я увлеклась и слишком пространно написала об итальянской Екатерине, но, по правде говоря, она моя любимица. Что за женщина! Что за дьяволица! Жаль, не было второго Данте, чтобы создать для нее особый ад. Как видны следы ее воспитания в жизни нашей шотландской Мэри. Надеюсь, Вы согласитесь с моим мнением о шотландской королеве. Преступна! Виновна во всём! Разврат, убийство, заговор и всё такое прочее. Но она заслуживает снисхождения, благодаря королевской крови. Будучи рожденной, взращенной и выданной замуж, вращаясь среди всех прочих королев, могла ли она не стать порочной! Марию Антуанетту я оправдала, но не совсем. Это было бы не интересно и, вероятно, не верно. Я обвинила ее любя, целовала, карая. Надеюсь, что британская публика не прогневается, что я не до конца оправдала Каролину, тем более я поддержала вину ее мужа. Но мне не следует злоупотреблять Вашим временем, посылая другую книгу, хотя мне приятно думать, что я пишу то, что никто, кроме Вас, не прочтёт. Прочитайте ее по-дружески, и так как Вы замечательный, будьте же и милостивым. Или любезным как друг.
Ваша благодарная и преданная Матильда Карбери
В конце концов, так мало женщин, способных подняться из омута, который мы именуем любовью, и сделаться чем-то иным, а не игрушкой мужчины. Ведь главное преступление всех этих венценосных и роскошных грешниц, что в какой-то период своей жизни они уступали мужчинам, становясь их игрушками, но не будучи женами. Я изо всех сил старалась следовать приличиям, но, когда девушки читают все подряд, почему бы пожилой женщине что-то не написать?
Это письмо было адресовано Николасу Брауну, эсквайру, редактору «Утреннего завтрака», ежедневной газеты с высокой репутацией, и, поскольку оно оказалось самым длинным, посчитаем его важнейшим из трёх. Мистер Браун был весьма силен в своем деле и имел слабость к дамам. В письме леди Карбери назвала себя пожилой женщиной, будучи уверенной, что никто такой её не считает. Её возраст не останется секретом для читателя, хотя близкие друзья и даже мистер Браун не были посвящены в эту тайну. Ей было сорок три, но она несла свои годы так умело и получила столько даров от природы, что трудно было отрицать, что она – красивая женщина. Она пользовалась красотой не только, чтобы упрочить своё влияние – это естественно для женщин, к которым благоволят, – но и с хорошо продуманным расчётом получить материальную поддержку в добывании необходимого насущного хлеба благоразумным применением в своих целях тех благ, которыми наградило её провидение. Она не влюблялась, не флиртовала, не компрометировала себя, но улыбалась и нашёптывала, добиваясь доверия, и смотрела в глаза мужчин, словно между нею и ими существовала некая таинственная связь – конечно, если бы только позволили некие таинственные обстоятельства. Но конечной целью всего этого было лишь убедить кого-то сделать то, что побудит издателя заплатить хорошие деньги за плохую работу или редактора быть снисходительным там, где, судя по достоинствам работы, он должен быть строгим. Среди её литературных друзей мистер Браун был человеком, кому она больше всех доверяла, и, кроме того, мистер Браун имел слабость к красивым женщинам. Имеет смысл привести здесь короткую сцену, которая произошла между леди Карбери и её другом за месяц до написания вышеуказанного письма. Она хотела, чтобы он опубликовал серию статей в «Утреннем завтраке» и оплатил их по высшему разряду, но подозревала, что он сомневается в их качестве, и знала, что без особого расположения она не может надеяться на вознаграждение выше среднего или даже самого низкого. Поэтому она посмотрела в его глаза и на мгновение коснулась его руки своей мягкой пухлой ручкой. Попав в такие обстоятельства, мужчины часто теряются, не понимая, как им поступить. Мистер Браун в порыве восторга обнял леди Карбери за талию и поцеловал её. Утверждение, что леди Карбери рассердилась, как поступили бы в таком случае многие женщины, дало бы неверное представление о её характере. Это всего лишь безобидное приключеньице, если только оно не поведет к разрыву между нею и ценным союзником. Её чувство деликатности не было задето. Что такого? Никакого непростительного оскорбления, никакого вреда, если сразу дать понять старому впечатлительному ослу, что не будет никакого продолжения! Без смущения, не покраснев, она выбралась из его объятий и произнесла краткую великолепную речь. «Мистер Браун, как это глупо, неправильно, ошибочно! Вы согласны? Неужели вы желаете положить конец нашей дружбе?» «Положить конец нашей дружбе, леди Карбери? О, конечно, нет!» «Тогда зачем рисковать, совершая такие поступки? Подумайте о моих сыне и дочери – они оба взрослые. Подумайте о тяготах моей жизни в прошлом – так много страданий и так мало благодарностей. Никто не знает этого лучше вас. Подумайте о моем добром имени, которое столь часто бывало оклеветано, но ни разу не опозорено! Скажите же, что вы сожалеете, и что всё будет забыто». Когда мужчина поцеловал женщину, ему вряд ли захочется тотчас сказать, что он раскаивается в содеянном. Это равносильно объявлению, что поцелуй не оправдал его ожиданий. Мистер Браун не мог сказать такое, и, вероятно, леди Карбери тоже такого не ждала. «Вы знаете, что я бы не обидел вас ни за что на свете», сказал он. Этого было достаточно. Леди Карбери снова взглянула ему в глаза, и обещание, что статьи будут напечатаны и щедро вознаграждены, было дано. Когда разговор был окончен, леди Карбери оценила его, как вполне успешный. Конечно, когда приходится бороться и усердно трудиться, возможны небольшие инциденты. Леди, которая ездит на уличном кэбе, приходится сталкиваться с грязью и пылью, в то время как её состоятельная соседка, имеющая собственный экипаж, избежит этого. Она предпочла бы обойтись без поцелуя, но что поделать? Мистер Браун, напротив, отнесся к случившему серьёзно. «Пропади они все пропадом, – сказал он, выходя из дома, – никакой опыт не поможет человеку понять их». Удаляясь, он почти уверил себя, что леди Карбери намекала ему на следующий поцелуй, и разозлился, что не поцеловал её ещё раз. Позже они встретились три или четыре раза, но он так и не повторил попытки.
*Эдуард Гиббон (1737-1794) – британский историк и мемуарист. **Флавий Велизарий – византийский военачальник времен Юстиниана Великого. ***Бродмур – психиатрическая больница строгого режима в Кроуторне, Беркшир, Англия.
Отправлено: 26.06.22 17:09. Заголовок: Теперь мы перейдем к..
Теперь мы перейдем к другим письмам, оба из которых адресованы редакторам других изданий. Второе было написано мистеру Букеру в «Литературные хроники». Мистер Букер был усердным литературным ремесленником, никоим образом не без таланта, далеко не без влияния, далеко не без совести. Но из-за трудностей, через которые ему пришлось пройти, компромиссов, на которые пришлось пойти, из-за давления братьев-литераторов с одной стороны и требований нанимателей, интересующихся лишь прибылью, с другой, он увяз в рутине, где трудно оставаться щепетильным и почти невозможно сохранить литературную добросовестность. Ныне это был полысевший старик шестидесяти лет с кучей дочерей, одна из которых – вдова с двумя маленькими детьми – целиком и полностью зависела от него. Он зарабатывал пять сотен в год на должности редактора газеты «Литературные хроники», которая, благодаря его энергии, стала выгодным предприятием. Он писал для журналов и каждый год издавал по одной собственной книге. Он умудрялся избегать финансового краха и те, кто знали о нём, но не были с ним знакомы, считали его успешным. Он всегда был в духе и мог с достоинством преподнести себя в любых литературных кругах. Но под гнётом обстоятельств он пользовался любыми дарами, что попадались на пути, и едва ли мог позволить себе быть независимым. Приходится признать, что литературная добросовестность давно покинула его. Письмо номер два было таким:
Уэлбек Стрит 25 февраля 187…
Любезнейший мистер Букер,
Я просила мистера Лидема (мистер Лидем был старшим партнером в фирме, известной как «Господа Лидем и Лойтер») послать Вам первый оттиск моих «Преступных королев». Я уже договорилась с моим другом, мистером Брауном, что возьму на себя разбор в «Утреннем завтраке» Вашей «Новой Сказки бочки» . Именно сейчас я усердно тружусь над ним. Если хотите, чтобы было высказано что-либо особое по поводу Ваших взглядов на протестантизм, дайте мне знать. Хотелось бы, чтобы Вы написали пару слов о точности моих исторических рассказов, я знаю, что Вам это не трудно. Сделайте же поскорей, ведь продажи зависят от первых отзывов. Я получу лишь роялти, которые не поступят, пока не будут проданы первые четыреста экземпляров.
Ничто в этом письме не удивило мистера Букера. Правда, он внутренне посмеялся, представив, как леди Карбери станет излагать его взгляды на протестантизм, и подумав о множестве исторических ошибок, неминуемо допущенных этой умной леди в теме, в которой она, по его убеждению, совершенно не разбиралась. Но он довольно живо принял факт, что положительный отзыв о его весьма вдумчивом труде под названием «Новая Сказка бочки»* послужит ему даже несмотря на то, что написан рукой литературного шарлатана женского пола, и решил, что без угрызений совести оплатит её услугу похвалой в «Литературных хрониках». Он не стал бы утверждать, что её очерки не грешат ошибками, но написал бы, что это приятное чтение, что женские характеристики героев сделаны мастерски, и что книга определённо порадует гостиные. У него имелся немалый опыт, как писать обзоры сочинений, подобных «Преступным королевам» леди Карбери, не тратя много времени на чтение. Он мог сделать это, даже не разрезая книгу, чтобы позже продать её без убытка. Кроме того, мистер Букер был честным человеком и твёрдо противостоял всяческим литературным злоупотреблениям. Растянутый шрифт, короткие строки, французская манера вертеть несколькими словам на целой странице беспощадно критиковались им. Он считался среди рецензентов почти Аристидом**. Но семейные обстоятельства не позволяли ему противостоять всем обычаям времени. «Дурно, конечно, это дурно», говорил он молодому коллеге. «Без сомнения, мы делаем много дурного. Но если бы мы попытались исправить все плохое, что совершили, то никогда не сделали бы ничего хорошего. Я не в силах изменить мир и сомневаюсь, что вы в силах». Таков был мистер Букер.
*«Сказка бочки» Джонатана Свифта - притча о трёх братьях, Петре, Мартине и Джеке, олицетворяющих три основные ветки западного христианства: католицизм, протестантизм и кальвинизм. **Аристид – афинский государственный деятель, полководец периода греко-персидских войн.
Отправлено: 30.06.22 14:14. Заголовок: Затем было написано ..
Затем было написано письмо номер три, адресованное мистеру Фердинанду Альфу. Мистер Альф управлял и, как полагали, был основным владельцем газеты «Вечерняя трибуна», которая за последние два года стала «почти имением», как выражались люди, связанные с прессой. В «Вечерней трибуне» ежедневно публиковалось всё, что было сказано или сделано известными людьми столицы и с удивительной точностью предсказывалось, что будет сказано и сделано в последующие двенадцать часов. Все это вершилось в позе таинственного всеведения, иногда с превосходящим журналистское высокомерие невежеством. Но тексты были умно написаны. Ложные факты хорошо придуманы, нелогичные аргументы соблазнительно привлекательны. Главный вдохновитель газеты обладал даром понимать или знать, что хотят читатели газет, и как найти темы, которые их заинтересуют. «Литературные хроники» мистера Букера не вступали в политические дискуссии. «Утренний завтрак» был решительно либерален. «Вечерняя трибуна» уделяла политике много внимания, но строго придерживалась девиза: «Nullius addictus jurare in verba magistri»* и поэтому всегда имела бесценную привилегию бранить всё, что было сделано той или другой стороной. Газета, которая хочет добиться успеха, никогда не должна портить свои колонки, утомляя читателя излишними похвалами. Похвала неизменно скучна – факт, который мистер Альф выяснил и всегда использовал. Более того, мистер Альф обнаружил другой факт. Критика от тех, кто хвалит, расценивается, как личное оскорбление, и обидчикам приходится жить среди недругов. Но порицание от тех, кто находит промахи повсюду, считается само собой разумеющимся и перестает быть нежелательным. Карикатуристу, который рисует только карикатуры, позволено выбирать, насколько свободно он поступит с лицом и характером человека. Труд и профессия вынуждают его чернить всё, к чему он прикасается. Но если художник опубликует дюжину портретов, пара из которых написаны отвратительно, у него точно появится пара врагов. Мистер Альф никогда не наживал врагов, потому что никого никогда не хвалил и, судя по его газете, никогда ничем не бывал доволен. Сам по себе мистер Альф был замечательным человеком. Никто не знал, откуда он явился и кем был. Предполагали, что по рождению он немецкий еврей, и некоторые дамы утверждали, что в его речи различается лёгкий, вероятно, иностранный, акцент. В то же время все признавали, что он знает Англию, как только англичанин может её знать. За последние год-два он, как говорится, «поднялся» и поднялся весьма основательно. Он не был принят в трёх или четырёх клубах, но входил в два или три другие и умел охарактеризовать тех, кто отверг его, таким образом, что у слушателей оставалось убеждение: эти общества устарели, поглупели и скоро развалятся. Он неустанно давал понять, что те, кто не знаком с мистером Альфом, не дружит с ним, не понимает, что мистер Альф всегда будет желанным знакомством, каким бы ни было его происхождение, просто слепы. И поскольку он постоянно это подчеркивал, окружающие поверили ему, и мистер Альф прослыл знатоком в различных сферах политики, литературы и моды. Мистер Альф был мужчина приятной внешности, около сорока лет, старающийся казаться моложе, худощавый, ниже среднего роста, тёмно-русый с легкой сединой, скрываемой благодаря ухищрениям с окраской, с хорошей фигурой и вечной улыбкой, которая казалась искусственной из-за жесткой остроты его взгляда. Одевался он с крайней простотой и с чрезвычайной старательностью. Он был холост, имел небольшой собственный дом недалеко от Беркли Сквер, где устраивал замечательные обеды, держал трёх или четырёх гончих в Нортгемптоншире и, по слухам, получал шесть тысяч фунтов в год в «Вечерней трибуне», тратя около половины дохода. Он также был другом леди Карбери, чьё усердие в поддержании полезных знакомств не знало устали. Её письмо к мистеру Альфу было таким:
Любезнейший мистер Альф,
Скажите же мне, кто написал рецензию к последней поэме Фицджеральда Баркера. Знаю, что не скажете. Не могу припомнить ничего столь удачного. Думаю, бедняга вряд ли оправится до осени. Но это было вполне заслуженно. Не терплю претензий псевдо-поэтов, которые подхалимством и влиянием друзей добиваются, чтобы их книги лежали в каждой гостиной. Не знаю никого, к кому бы свет благоволил так же, как к Фицджеральду Баркеру, но я не слышала ни о ком, чьё добродушие увеличилось бы до размеров чтения его стихов. Разве это не единственный случай, когда некоторые приобретают репутацию популярного автора, не добавив ни одного стоящего слова в литературу своей страны? Это достигается путем надувательства. Надувать и надуваться самому становится новой профессией. Увы мне! Жаль, что не могу найти школу, где давали бы уроки таким новичкам, как я. От всей души я ненавижу эти уловки и восхищаюсь упорством, с которым «Вечерняя трибуна» противостоит им, но сейчас так нуждаюсь в поддержке моих слабых попыток выстроить прибыльную карьеру, что, представься мне случай, не исключено, что тоже бы спрятала совесть в карман, заглушила бы высокое чувство, которое твердит, что похвала не может быть куплена деньгами или дружбой, опустилась бы на дно низких побуждений, чтобы однажды с гордостью сказать, что преуспела в своем деле, обеспечив нужды моих детей. Моё падение пока не началось, следовательно, во мне еще достаточно смелости, чтобы без беспокойства, но с глубоким интересом ожидать всего, что появится в «Трибуне» о моих «Преступных королевах». Рискну считать, что эта книга – хоть и написала её я – интересна сама по себе, чтобы заслужить рецензию. Я почти не сомневаюсь, что мои огрехи подвергнутся обсуждению, а предположения будут развенчаны, но надеюсь, что Ваш обзор подтвердит, что образы жизненны, а характеры хорошо продуманы. По крайней мере, я не услышу, что Вы сказали про меня, как однажды про несчастную миссис Эффингтон Стаббс, что лучше ей сидеть дома и штопать носки,. Мы не виделись с Вами последние три недели. Каждый вторник вечером у меня собираются друзья – умоляю, приходите на следующей неделе или через неделю. И прошу, поверьте, никакое количество суровой критики редакторов или рецензентов не заставит меня встретить Вас ничем иным, как улыбкой.
Искренне Ваша, Матильда Карбери
Леди Карбери, закончив третье письмо, откинулась на стуле, на миг закрыла глаза, словно собралась отдохнуть. Но тотчас вспомнила, что у неё много дел. Поэтому она схватила перо и принялась нацарапывать дальнейшие записи.
Хелга Хитрая леди умудряется обзаводиться полезными друзьями. И к каждому имеет отдельный подход. Славная до чего история вырисовывается. Вообще все правильно: нужно же расчистить дорогу для своей книги.
Отправлено: 04.07.22 16:25. Заголовок: Глава II. Семейство ..
Глава II. Семейство Карбери
Кое-что о себе и своей жизни леди Карбери поведала читателю в письмах, приведенных выше, но к этому следует добавить многое. Она заявила, что была жестоко оклеветана, но также и показала, что нельзя принимать на веру все её слова о себе самой. Если читатель не понял этого, прочитав три её письма трём редакторам, значит, они были написаны напрасно. Ей пришлось признаться, что целью её трудов было обеспечить нужды своих детей и что во имя этой благородной задачи она стремится создать себе карьеру в литературе. Как ни отвратительно фальшивы были её письма и абсолютно недостоин способ, которым она силилась добиться успеха, как ни далека от чести и совести была её готовность принять те ужасные вещи, с которыми она недавно столкнулась, тем не менее, её слова о самой себе были в основном правдивы. С нею обращались жестоко. Её оклеветали. Она была предана своим детям – особенно одному из них – и была готова стереть руки в кровь ради того, чтобы обеспечить их будущее. Она была вдовой некого сэра Патрика Карбери, который когда-то совершил какие-то воинские подвиги в Индии и получил титул баронета. Уже в зрелом возрасте он женился на молодой женщине и, слишком поздно осознав, что совершил ошибку, принялся то баловать, то наказывать жену. Ни в том, ни в другом он не знал меры. Среди провинностей леди Карбери никогда не имелось даже зарождающейся, даже сентиментальной неверности мужу. Когда, будучи милой восемнадцатилетней девушкой без гроша за душой, она согласилась выйти замуж за состоятельного человека сорока четырех лет, то приняла решение оставить все надежды на любовь, какую описывают поэты и о которой обычно мечтают молодые люди. Ко времени своей женитьбы сэр Патрик был краснолицым, толстым, лысым, очень раздражительным мужчиной, умным, щедрым на деньги и подозрительным по характеру. Он умел управлять людьми. Он читал и понимал книги. В нём не было ничего подлого. У него имелись положительные качества. Его можно было любить, но сам он едва ли был создан для любви. Юная леди Карбери понимала своё положение и была готова исполнять свои обязанности. Перед тем как идти к алтарю она дала себе клятву, что никогда не станет флиртовать и не позволит никому флиртовать с собой. На протяжении пятнадцати лет всё было вполне терпимо, другими словами, эти годы прошли так, что она смогла их вытерпеть. Три-четыре года они прожили в Англии, затем сэр Патрик получил в Индии новое более престижное место. Все эти пятнадцать лет, несмотря на вспыльчивость, властолюбие и даже жестокость, он никогда не ревновал. У них родились мальчик и девочка, и отец, и мать баловали их, но леди Карбери, согласно своим понятиям, старалась исполнить свой долг перед детьми. С самого детства она научилась лгать, и замужняя жизнь дала ей такую же практику. Её мать сбежала от отца, и девочку перекидывали от одного опекуна к другому, иногда она попадала в опасное положение, когда кто-то оказывал ей знаки внимания, из-за этих испытаний она стала резкой, скептичной и недоверчивой. Но она была умна, получила образование и манеры, вопреки трудностям своего детства и, кроме того, была красива. Выгодно выйти замуж, исполнять обязанности, жить в большом доме, быть уважаемой – таковы были её амбиции, и все пятнадцать лет она успешно справлялась со сложностями жизни. Она улыбалась, когда её унижали. Её муж даже иногда поднимал на неё руку, и главным для неё было скрыть это от света. В последние годы он много пил, и она сначала боролась, чтобы помешать этому злу, а затем – чтобы скрыть дурные последствия этого зла. Ей пришлось маневрировать, прибегая к интригам и лжи. В конце концов она осознала, что уже далеко не молода, и позволила завести себе друзей, среди которых оказался приятель другого пола. Если считать, что верность жены соизмерима с такой дружбой, и статус замужней женщины не требует от неё необходимости избегать любых приятельских отношений с любым мужчиной, кроме её Господина, леди Карбери была невиновна. Но сэр Карбери взревновал, наговорил гадостей, которые трудно было перенести – даже её рассчитанное благоразумие не смогло выдержать его жестокость, – она ушла от него. Но и это она осуществила столь предусмотрительно, что могла на каждом шагу доказать свою невиновность. Этот период её жизни является лишь кратким отрывком нашего рассказа, но важно, чтобы читатель знал, в чём же она была оклеветана. Месяц или два про неё непрестанно сплетничали приятели её мужа и даже сам сэр Патрик. Но постепенно правда обнаружилась, супруги воссоединились, и леди Карбери до кончины мужа оставалась хозяйкой его дома. Она привезла его домой в Англию, и оставшееся ему время он прожил на родине измученным умирающим калекой. Злосчастный скандал и здесь преследовал леди Карбери, нашлись люди, которые неустанно вспоминали, как во время своего супружества она сбежала от мужа, а этот добросердечный пожилой джентльмен принял её обратно. Сэр Патрик оставил некоторое состояние, хотя, далеко не крупное. Сыну, который звался теперь сэр Феликс Карбери, он завещал тысячу фунтов в год, а вдове – столько же при условии, что после её смерти эта сумма будет поделена между сыном и дочерью. Таким образом, получилось, что молодой человек, поступивший в армию, когда его отец был ещё жив; никогда не имевший обязанности содержать дом; нередко живший в доме своей матери, имел доход, равный тому, на который его мать и сестра были вынуждены содержать себя и дом. Леди Карбери, в возрасте сорока лет освободившись от рабства замужества, не собиралась посвящать своё будущее обычным покаяниям вдовства. До сих пор она стремилась исполнять долг, зная, что связана своим положением, мирясь со всем, что в нём было плохого и хорошего. Плохого было значительно больше. Терпеть ругань, побои, оскорбления, подозрительность вздорного старика, затем быть изгнанной из дома из-за его жестокости, принятой обратно из милости с осознанием, что её имя будет навсегда несправедливо запятнано, её будут постоянно попрекать этим бегством, а затем стать на год-два сиделкой умирающего дебошира, было высокой ценой за те радости, которыми она теперь намеревалась наслаждаться. Наконец-то в её жизнь пришли дни отдыха – её награда, свобода, шанс на счастье. Она подумала о себе и приняла пару решений. Время любви минуло, и с этим ничего не поделаешь. Как и нет смысла выходить замуж по расчёту. Но она заведет друзей, настоящих друзей, которые смогут ей помочь, как и она, возможно, сможет помочь им. Она сделает карьеру и таким образом обретет интерес в жизни. Она поселится в Лондоне и войдет в какое-нибудь общество. Случай, более, чем выбор, свел её с людьми, связанными с литературой, но этот случай в последние два года совпадал с её желанием зарабатывать деньги. Она быстро поняла, что ей придется экономить – решающим здесь было не то, что им с дочерью не хватало средств для комфортной жизни, но положение сына. Она не стремилась к роскоши, но дом, расположенный в районе, о котором люди сказали бы, что их семья живёт в приличном месте, был необходим. В благоразумии своей дочери, как и в своём собственном, она не сомневалась. Она могла во всём доверять Генриетте. Но сэр Феликс не был столь надёжен. И всё же он был её любимцем. В момент написания трёх писем, с которых началась наша история, её всерьёз волновало отсутствие денег. Сэру Феликсу исполнилось двадцать пять лет, четыре года он прослужил в элитном полку и уже распродал, а, по правде говоря, промотал то наследство, которое оставил ему отец. Мать его знала об этом и, следовательно, понимала, что при ограниченном доходе должна будет обеспечивать не только себя и дочь, но и баронета. Но она не знала размеров его долгов, хотя об этом не знал ни он сам, ни никто другой. Любой баронет, зачисленный в гвардию, о котором всем известно, что он получил наследство от отца, мог зайти в своих долгах довольно далеко, а сэр Феликс не преминул полностью воспользоваться этой привилегией. Он вёл дурную во всех отношениях жизнь. Его расходы легли столь тяжелым бременем на плечи матери, да и сестры, что их жизнь превратилась в поток неизбежных трудностей. Но ни одна из них никогда не упрекали его. Генриетта была воспитана родителями в убеждении, что мужу и сыну может быть прощён любой порок, а все добродетели ожидаются от женщины, особенно от дочери. Этот урок был преподан ей так рано, что она усвоила его без чувства какого-либо недовольства. Она сокрушалась о недостойном поведении брата, поскольку это вредило ему, но полностью прощала его, так как это касалось её. Для неё было естественно, что её жизненные интересы должны быть подчинены ему, и когда узнала, что её скромные удобства ограничены, а небольшие расходы сокращены, потому что он, проев свою собственность, принялся проедать всё, что принадлежало его матери, ей не пришло в голову жаловаться. Генриетта была воспитана в убеждении, что мужчины того круга, в котором она родилась, вечно всё проматывают. В чувствах матери было меньше благородства или, лучше сказать, больше порицания. Мальчик, красивый как звезда, которым она любовалась, кому отдано было её сердце. Даже когда он шёл дорогой порока, она едва ли отваживалась сказать ему хоть слово, чтобы остановить на пути к краху. Она во всём баловала его, когда он был ребёнком, и продолжала баловать, когда он стал мужчиной. Она почти гордилась его недостатками и с восторгом слушала о его поступках, которые, если и не были слишком дурными, но губительными из-за их сумасбродства. Она так потакала ему, что даже в её присутствии он не стыдился своего эгоизма и, судя по всему, не испытывал мук совести из-за вреда, который причинял людям. Таким образом, получилось, что литературное баловство, начавшееся отчасти ради удовольствия, а отчасти как пропуск в общество, превратилось в упорный труд, который мог принести доход, следовательно, леди Карбери говорила правду, когда писала своим друзьям редакторам о тяжкой борьбе. Она прослышала об успехах того или иного автора и – что особенно затронуло её – о заработках той или иной писательницы литературным трудом. И ей показалось, что и она сможет рассчитывать на успех в своих скромных пределах. Почему бы не добавить тысячу к годовому доходу, чтобы Феликс смог продолжать вести образ жизни джентльмена и найти богатую невесту, которая по плану леди Карбери, предназначена, чтобы исправить положение! Неужели есть кто-то красивее её сына? Неужели есть кто-то любезнее? Кто обладает большей отвагой, необходимой, чтобы покорить наследницу? Более того, она станет леди Карбери. Если бы только удалось заработать достаточно, чтобы преодолеть текущие трудности, всё бы, возможно, и получилось. Главным препятствием к шансу на успех было убеждение леди Карбери, что она достигнет поставленной цели, не написав хорошие книги, а уговорив нужных людей, чтобы они объявили, что эти книги хорошие. Она старательно делала свою работу – во всяком случае, достаточно старательно, чтобы быстро заполнять словами страницы – и была от природы умной женщиной. Она умела писать бойко, поверхностно и бодро, обретя сноровку растягивать содержание, чтобы исписать как можно больше страниц. У неё не было амбиций сочинить хорошую книгу, но она страстно желала написать книгу, о которой критики скажут, что она хороша. Если бы мистер Браун сказал ей тет-а-тет, что книга её – полнейшая чушь, но в то же время пылко похвалил бы ту же самую книгу в «Утреннем завтраке», можно было не сомневаться, что его честное мнение не затронуло бы её тщеславия. Эта женщина была фальшива с головы до пят, но, несмотря на эту фальшь, в ней было и много хорошего.
Вот так поворот... Ох, уж эти мужчины. И они еще смеют говорить о том, что во всем виновата Ева...
Нет, я не согласна, что она была фальшива с головы до пят! Так мог написать только мужчина. Называть кого-то фальшивым можно, если все остальные - или хотя бы подавляющее большинство - настоящие. Нет, она просто пытается играть по тем правилам, которые установлены другими. И между прочим, еще и сохранять нечто весьма настоящее и стоящее - честь, как она ее понимала. И то, что она ошибалась в своем понимании - не совсем ее вина. Я целиком и полностью на стороне стойкой леди Карбери
М-даа... История теперь выглядит совсем по-другому. Юлия пишет:
цитата:
Я целиком и полностью на стороне стойкой леди Карбери
Ну вот даже не знаю, поддерживаю ли я сию точку зрения. С одной стороны - да, она явная жертва "системы", ее можно понять и даже оправдать, но... с другой стороны - вот это потакание негодяю сыну (он, определенно, негодяй) - ее не слишком красит. Ей-бо, я бы целиком и полностью была бы на ее стороне, если бы она это делала ради дочери - чтобы та жила в удобстве и радости, заработать ей на приданое, выдать замуж не по расчету, как это было с самой леди, а по любви... Вот дочь мне точно жалко. С таким братцем и такой мамашей.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 36
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
новый перевод!!! Ура-ура!!! 
Она просто невероятна... Вся эта история с мистером Брауном. Вот это мастерство... Нет, не мастерство. Искусство! 
И они еще смеют говорить о том, что во всем виновата Ева... 
Называть кого-то фальшивым можно, если все остальные - или хотя бы подавляющее большинство - настоящие. 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
