Отправлено: 03.05.14 18:18. Заголовок: О спящей принцессе замолвите слово
Полтора года назад я решила переделать свою сказку "В поисках принца", но так увлеклась, что... от прежней осталась только первая фраза.
Получилось нечто соврешенно новое и... почти в пять раз длинее.
Потому мне бы очень хотелось представить новую сказку на суд форумчан - узнать ваше мнение о сем опусе, выслушать критические замечания и, может быть, советы и возражения.
А как показалась сцена объяснения с Агатой? Знаю, всегда перебарщиваю с эмоциями и драматизмом. На это раз тоже?
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30501
Отправлено: 17.10.14 22:18. Заголовок: Юлия пишет: А есть ..
Юлия пишет:
цитата:
А есть сомнения?
Нет, я-то думаю, что любовь, но вдруг что-то еще. Уж очень нелегко дается Селине общение с Траумом. В том смысле, что и радость и боль перемешаны. Хотя, как в нормальной человеческой любви, а как же иначе?
Юлия пишет:
цитата:
А как показалась сцена объяснения с Агатой?
На мой взгляд, с драматизмом все в порядке, самое то. Сестра переживает и, как часто бывает, за своими переживаниями и страхами не видит или не хочет видеть чувств и счастья Селины. Вспомнилось из какого-то фильма, где жена говорит мужу, который очень переживает из-за замужества дочери: "Не превращай в кошмар их счастливые мгновения". Может, это здесь и неуместно, но вот ассоциация пришла. Своими страхами и недоверием мы, сами того не замечая, крадем радость из праздников наших близких. А радость так ценна и так хрупка.
Траум не выдержал, открылся Селине. Хорош, что и говорить. Агата не понимает этого чувства, оттого и переживает. Но мы-то с Селиной знаем... Хелга пишет:
цитата:
любовь или иллюзия?
Любовь... она самая. Только вот не согласна я с утверждением Агаты (и Селины), что любовь может быть только взаимной, в отличие от иллюзии.
Юлия пишет:
цитата:
перебарщиваю с эмоциями и драматизмом. На это раз тоже?
Да не, не перегружено, на мой взгляд, - довольно динамичный, эмоциональный диалог, вполне соответствующий моменту.
Из тапков:
цитата:
вода пошла вход
раздельно - в ход.
цитата:
ты подхватила иллюзию в сонном царстве, и потому пока не будешь появляться там
Запятая показалась лишней.
цитата:
чуть не плача от обиды и гнева, воскликнула Селина
А вот здесь точно лишняя запятая, т.к. при таком порядке слов дееприч.оборот не обособляется.
цитата:
Она, маленькая, слабая фея, решила спасти владыку снов
Я бы предложила здесь выделить слабую и маленькую фею тире: Она - слабая, маленькая фея - решила...
цитата:
Теперь она(,) подобно простым смертным, могла только во сне плутать по путаным лабиринтам ее собственных переживаний.
Запятая?
цитата:
она произнесла вслух:
Пропущена буква. `прохладная(,) гладко выбритая,` Кажется, здесь стоит поставить запятую.
На Селину глянула осунувшееся серовато-бледное лицо
Опечатка - глянуло лицо.
цитата:
– Мы любим друг друга, – враждебно прохрипела она Селина и откинулась на подушки(.), (Г)глубоко вздохнув, Селина (она) попыталась унять опаляющий изнутри жар.
Перед тем там говорит Агата и есть слово "сестра". Т.е. или "та" (сестра) откинулась - или имя поставить. Ну и показалось, что лучше разбить на два предложения.
цитата:
никто не знает(,) что он такое!
Запятая, на мой взгляд, здесь все же нужна.
цитата:
Ты вообразила себе образ
Вообразить образ... М.быть - представить? Или еще какой синоним? Дальше есть слово "представить", но его можно заменить, допустим, на "является" - ?
цитата:
Есть сила, которая предстает каждому в том обличии, которое тот готов воспринять!
Подряд два "который".
цитата:
она как заклинание повторяла эти слова
Вот здесь я бы выделила запятыми "как заклинание", но не уверена. Просто обращаю внимание.
цитата:
Пожар, пожирающий ее внутренности, совсем измотал ее,
Два "ее", первое местоимение вполне можно убрать, кмк.
Ой, отлично сказано! Действительно, порой страхи и переживания слишком преувеличены, а гадать "если бы да кабы"... Можно далеко зайти. Чет тоже вспомнилась известная сказка, как приехали девушку сватать, она пошла в подпол и уселась там плакать, представляя, как выйдет замуж, да родит сына, да он подрастет, да пойдет в погреб, да споткнется об ступеньку... Лучше жить настоящим. ]
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30503
Отправлено: 17.10.14 22:41. Заголовок: apropos пишет: вот ..
apropos пишет:
цитата:
вот не согласна я с утверждением Агаты (и Селины), что любовь может быть только взаимной, в отличие от иллюзии.
Возможно, она считает, что неразделенная любовь - это иллюзия?
Своими страхами и недоверием мы, сами того не замечая, крадем радость из праздников наших близких. А радость так ценна и так хрупка.
А ведь хотим, как лучше...
apropos пишет:
цитата:
Только вот не согласна я с утверждением Агаты (и Селины), что любовь может быть только взаимной, в отличие от иллюзии.
Хелга пишет:
цитата:
Возможно, она считает, что неразделенная любовь - это иллюзия?
Да, как-то так. Это суждение отталкивается не от практической стороны вопроса, т.е основывается не на том, как любовь проявляется в человеческой жизни, а на метафизической сущности любви. На практике мы видим и можем анализировать не саму любовь, а ее результат – чувства, поступки, мысли, изменения оных, которое любовь в нас производит. А если как бы отделить само понятие "любовь" от ее проявлений и последствий ее действия, остается - сила притяжения (грубо, упрощенно и, конечно, спорно, но…) А сила притяжения может быть только между двумя телами, в смысле одного тела недостаточно. Единственный (без второго) не может быть субъектом любви. Как-то так. Да и в жизни, на практике так сказать, если присмотреться неразделенная любовь - чаще всего иллюзия, или во многом иллюзорна. Нет? Хотя в жизни все так многопланово и неоднозначно, опять же есть составляющая времени... Очень сложно, судить не возьмусь.
Юлия
Сообщение: 1604
Отправлено: 19.10.14 20:19. Заголовок: *** Несмотря на все..
***
Несмотря на все задержки и опасения отца Брамте, мрачный Адхельмский лес они преодолели засветло без всяких приключений и сейчас ехали по светлой осиновой роще. Растерявшие свой наряд деревья щедро пускали свет угасающего осеннего дня через тонкое кружево ветвей. Солнце, выглянувшее напоследок сквозь плотную пелену облаков, наполняло прозрачный осенний воздух сиянием. Колеса кареты мягко катились по золотистому ковру опавших листьев.
Отец Брамте дремал, отец До поглаживал шелковистую шерсть Бруно, углубившись в размышления. У Шаула было легко и радостно на душе. Он с умилением посматривал на Бруно, который безмятежно спал на коленях старого монаха.
"Если бы не он, – расплываясь в благодушной благодарности, размышлял Шаул, – я бы сейчас горел в аду собственного стыда". Как хорошо, как радостно преодолеть собственные страхи. Он чувствовал себя свободным и почти счастливым. Теперь ни добросердечие отца До, ни ворчание отца Брамте не вызывали у него досады. Даже несчастная женщина, отдалившись на расстояние дневного пути, не казалось такой безобразной, ее скорбный образ подернулся печальной дымкой страдания, завуалировав всю ее неприглядность.
Вдруг Бруно поднял голову и, навострив уши, настороженно замер. Шаул выглянул из окна кареты. Что мог уловить чуткий кошачий слух? В сгустившихся сумерках в мелькании деревьев трудно было что-либо различить, и он увидел их только когда двое всадников, отделившись от остальной группы, вырвались вперед и приблизились к карете.
– Погоня! – крикнул Шаул.
Отцы ошарашено уставились на него. Йенс настегивал лошадей, пытаясь уйти от преследования. Но тяжелая карета не могла тягаться с легкими всадниками. Раздались выстрелы, крики. Казалось, их окружили со всех сторон. В голове Шаула метались мысли и обрывки плана спасения, но из окна несущейся кареты в темноте опустившегося вечера невозможно было ни оценить обстановку, ни помочь Йенсу. Что-то прогремело по крыше и тяжело упало позади кареты.
– Они убили Йенса! – ахнул отец Брамте.
Похоже, монах оказался прав: карета сбавила скорость и, судя по ухабам, съехала с дороги вглубь рощи.
– Бежать! – крикнул отец Брамте, прижав заветный сверток к груди.
Шаул и сам рассматривал подобный план – вещами придется пожертвовать, но все самое ценное у него было при себе. За Бруно он не беспокоился, но для старика До такой план не подходил.
– Не думайте обо мне, – спокойно проговорил старый монах, он держался обеими руками за скамью кареты, чтобы не упасть с нее. – Вы же знаете, я не избегаю никого, кто встретился мне на пути, – улыбнулся старик. – Поспешите.
Действительно, следовало поторопиться с решением, карета ехала все медленней. Шаул приоткрыл дверцу и отец Брамте высунулся, чтобы спрыгнуть, но раздавшийся выстрел заставил его спрятаться в карете.
– Они убьют нас, – обреченно простонал отец Брамте, и вдруг выкинул свой драгоценный сверток в темноту приоткрытой двери. – Прыгайте за ним! – крикнул Шаул монаху, решив, что оставшись на свободе, сможет лучше помочь старику. Но в этот момент пламя факела осветило их лица. Всадник, подъехавший к карете, свесился с седла и заглянул внутрь. Карета остановилась. – Не рыпайтесь, святые отцы. Приехали. Вылезайте, – скомандовал он и сам спешился.
План побега сорвался, ничего не оставалось, как подчиниться приказу разбойника. Первым выбрался отец До, за ним Шаул. Не меньше двадцати человек с факелами и оружием окружили карету. И думать о том, чтобы броситься наутек, не имело смысла. Отец Брамте замешкался в карете, или просто не хотел вылезать.
– Ну, вылезай, толстяк! – прикрикнул на него главарь шайки. – А не то твое пузо быстро достигнет Царства небесного.
Разбойники захохотали, оценив шутку.
– Я не подчиняюсь разбойничьим приказам! – запальчиво выкрикнул из кареты монах. – Тогда подчиняйся воле Провидения! – крикнул разбойник и кинул пылающий факел внутрь кареты. – Вы с ума сошли! – воскликнул Шаул и они с отцом До бросились на помощь своему товарищу.
Но отец Брамте не сплоховал, ловко выскочив вон. Огонь с треском пожирал обивку кареты.
– Вы напали на епископского курьера! Вы убили слугу его преосвященства! Вы все будете гореть в аду! – зловеще просипел он, отряхивая подол от искр. – И тебя с собой захватим! – снова сострил разбойник под грохнувший хохот своих товарищей. – Прекратить! Что за идиоты! – Заорал кто-то. – Книга! Где книга?! Потушить! Быстро!
Маленький кругленький человечек в огромной шляпе с пером, делавшей его похожим на гриб, вышел в круг факелов, расталкивая притихших разбойников и не переставая посылать на их головы проклятия.
– Шевелитесь! Что стоите, идиоты! Забрасывайте огонь землей! – подгонял он бестолково суетившихся горе-пожарных.
Наконец огонь был потушен, и предводитель банды обратил внимание на пленников. Он обошел вокруг, разглядывая их со всех сторон, словно они были диковинными зверями.
– Где книга? – остановился он прямо напротив отца Брамте. – Где книга?! – вдруг заорал разбойник, и лицо его налилось кровью. – Я не позволю трем грязным попам лишить меня моей добычи, – вдруг сменил он крик на вкрадчивый тон.
Он снова обходил вокруг них, заглядывая каждому в лицо, и снова заорал во всю глотку:
– Где книга?! – Мне кажется, вы нас не за тех принимаете, – начал было Шаул, замечая, что с каждым кругом маленький человечек все больше краснеет, и глаза его обретают все более дикое опасное выражение. – Когда мне кажется, – с жутковатой улыбкой ответил малыш, подойдя вплотную к Шаулу, и заорал: – Я перерезаю глотку!
Он с лязгом вытащил из ножен кинжал и сунул его под нос Шаула. Тот отпрянул, но коротышка, кажется, потерял к нему интерес и, отвернувшись, заорал:
– Что стоите, придурки?! Обыщите чертову карету! Мне нужна книга!
Он снова подошел к пленникам, прищурившись, оглядел каждого и распорядился:
– Греле, Бора, Фингал, – пальцем указал он на каждого выбранного разбойника. – Связать и отправить.
Флегматичный долговязый Греле в развалку направился к отцу До и быстро связал его, невысокий коренастый Бора не ограничился приказом, присвистнув, он двинул кулаком по дых гордо взиравшему на него епископскому курьеру, от чего тот задохнулся и сложился пополам.
Молодой разбойник по прозвищу Фингал, что вполне соответствовало его разукрашенной физиономии, обошелся с Шаулом более милостиво, стиснув его кисти за спиной, он ловко стянул их веревкой. Шаул не сопротивлялся, тоска и апатия накрыли его – он опять, как в детстве, оказался в руках жестокой шайки с безумным главарем.
Они медленно брели по лесу. В мерцающем огне факела, который нес долговязый разбойник, трудно было различить дорогу. Подгоняемые конвоирами, спотыкаясь, они наконец достигли разбойничьего логова. Им оказалось довольно большое каменное здание, которое Шаул никак не ожидал увидеть посреди леса. На нарядно украшенном фасаде над большой дубовой дверью красовался герб княжества Адхельм. Что за наваждение? Принц-разбойник?!
– Амбросиус Лютый, – пожал плечами молодой разбойник. – Амбросиус? – переспросил Шаул, смутно припоминая что-то. – Фингал, кретин! Он вскроет тебя, как этих монахов,– крикнул Бора и Фингал испугано отпрянул. – Вскроет? Что это значит? – не понял Шаул. – А вот когда увидишь свои кишки, тогда и поймешь, – хохотнул разбойник, оскалившись щербатым ртом. – Заткнись, Бора, – мрачно приказал Греле.
Откровения Боры отвлекли Шаула от мыслей о принце. Его собственная судьба сейчас куда больше нуждалась в участии. Разбойников интересовали не золото и драгоценности, они искали какую-то книгу. О какой книге шла речь? Уж не была ли загадочная книга в том свертке, что выбросил монах из кареты? Монахи ни разу не упомянули о ней, но со свертком, в котором вполне могла уместиться и книга, епископский курьер не расставался ни на минуту. Что за книга могла быть одинаково ценной и для монахов и для разбойников? Заполучив ее, Амбросиус наверняка расправится с монахами. Об этом и говорил злобный Бора. Но почему до сих пор жив он, Шаул? Лишь только потому, что его приняли за одного из монахов? Вот когда он по-настоящему оценил принятую на его родине скромность в одежде.
Они обошли каменное здание с гербом и оказались в небольшом дворе образованном деревянными строениями, высившимися темными бесформенными глыбами. В сумерках вечернего леса было трудно оценить их, но Шаулу они показались достаточно ветхими. Сердце его встрепенулось в надежде возможного побега, но пленников повели в каменное здание. Они вошли в небольшую боковую дверь и, спустившись по узкой лестнице в подвал, проследовали по длинному коридору, с одной стороны которого располагались камеры, отделенные от самого коридора частоколом железных прутьев. Толщина их и массивные засовы, как и крохотные, словно щели, оконца на противоположной стене не оставляли пленникам никакой надежды. Конвоиры втолкнули их в одну из камер. Фингал сосредоточенно завозился с замком.
– Вы не развяжете нас? – крикнул разбойникам Шаул. – Монахам свободные руки только соблазн, – криво ухмыльнулся Греле.
Фингал вскинул на старшего нахмуренный взгляд, а Бора разразился оглушительным разнузданным хохотом. В коридоре еще слышался хохот Боры, но пленники уже были одни в темной камере, освещенной только тусклой масляной лампой горящей где-то далеко в коридоре.
Монахи сели на пол и, склонив головы, зашевелили губами. Происходящее казалось дурным сном, что растает при первых лучах солнца. Шаул даже не испытывал страха, словно действительно мог спастись, проснувшись. Бруно исчез, никто из разбойников его не заметил – да и кому в голову пришло бы ловить кота? – значит, он на свободе. Но как он сможет помочь? Очевидно, надо было позаботиться об освобождении самому. Нельзя сдаваться перед грубой силой. Шаул подошел к решетке – нечего было и думать справиться с нею. Придется искать менее прямолинейный способ.
– О какой книге спрашивал главарь? – решился он прервать молитвы монахов.
Ответом Шаулу стал яростный вопль, огласивший низкие своды подвала:
– Где чертова книга?!
Голос без сомнения принадлежал коротышке-разбойнику. Оправдывая собственное прозвище, он посылал проклятия и угрозы скорейшей расправы. Наконец в сопровождение разбойничьей свиты появился и сам Амбросиус Лютый собственной незначительной персоной.
Если бы не дико горящие глаза, коротышка был бы даже забавен. Круглое лицо его с носом пуговкой и лихо закрученными усами над пухлым алыми губками, утопавшими между двух надутых щек, могло принадлежать скорее актеру балагана, чем кровожадному разбойнику. Одет Амброзиус был по-королевски, что еще раз качнуло мысль Шаула в сторону принца Адхельмского. Короткая шея разбойника утопала в пышном кружевном воротнике, укрывавшем плечи и грудь коротышки, шитый серебром камзол застегивался пуговицами-жемчужинами и украшены пышными бантами, тесные бриджи, обтягивающие толстые бедра, по бокам были украшены богато вышитой каймой, сапоги с широкими тисненным отворотами призваны были чуть уменьшить недостаток роста их хозяина высокими каблуками.
– Да откройте эту чертову дверь! – гаркнул коротышка, и Фингал зашумел ключами, отворяя замок камеры. – Где книга?! – подойдя к сидевшим на полу пленникам, прогремел Амбросиус, притопнув миниатюрной ножкой.
Отец Брамте поднял лицо к разбойнику:
– Вы должны нам разрешить похоронить убитого слугу его преосвященства и совершить погребальный обряд. – Его растащили на куски волки, – безумно осклабился Амбросиус, наклонившись к самому лицу монаха. – Ням-ням-ням!
Отец Брате отшатнулся и прикрыл глаза.
– Где книга, святоши?! Отвечайте! – истерично взвизгнул коротышка.
Но монахи, словно и не слышали ничего, все также сидели, склонившись в молитве.
– Ах, вы грязные ублюдки! Я вырежу ваши сердца! Я буду пытать вас пока не получу книгу!
Коротышка все больше распалялся, но монахи не изменили позы, оставаясь совершенно безучастными к его воплям.
– Я начну с этого здоровяка, – вкрадчиво произнес Амброзиус. – Они так забавно трясутся от боли.
Он подошел к отцу Брамте и, вытащив кинжал из ножен, схватил монаха за ухо.
– Я отрежу твое паршивое ухо! – взвизгнул Амбросиус и дико захохотал, поднося кинжал к голове несчастного.
Лицо отца Брамте посерело от страха, исказившись гримасой ужаса, прикусив задрожавшие губы, бедняга зажмурился, ожидая жестокую экзекуцию, но о выброшенном свертке не сказал ни слова.
– Стойте! – не выдержал Шаул. – Стойте. – Я тебя внимательно слушаю, – коротышка стремительно развернулся к Шаулу. – Где моя книга? – Боюсь, вы заблуждаетесь, у нас нет никакой книги. – Что?! Тогда я начну с тебя, – с перекошенной улыбкой, Амбросиус медленно подошел к Шаулу. – Я вырежу на твоем смазливой роже название этой чертовой книги.
Шаул отшатнулся и отвернул лицо.
– Погодите, – остановил коротышку Шаул и начал говорить первое, что пришло ему в голову: – Вы остановили карету епископского курьера. И потому считаете, что у нас должна быть какая-то святая книга? – Я не считаю, идиот! Я знаю наверняка! У меня есть абсолютно точные, исключительно достоверные сведения об этой треклятой неуловимой книге чертова монаха из Шамбре! – Вы ошибаетесь! – воскликнул в отчаянии Шаул. – Наша миссия совершенно не была связана с какой бы то ни было книгой. Мы ехали с поручением его святейшества от принца Шанталийского к принцу Кристиану, – если этот сумасшедший разбойник, живущий в доме принадлежащем его высочеству властителю Адхельма, имеет хоть какое-нибудь отношение к принцу он мог проглотить это. – Причем здесь мой чертов братец?! – взревел Амбросиус. – Принц Кристиан – ваш брат? – изумленно воскликнул Шаул.
Вот уж какого родства он не пожелал бы несчастной Элизе.
– Ничего похожего на нежную братскую привязанность, – пожал плечами коротышка.
"Ну, конечно! Как он мог забыть?"
– Амбросиус, граф де Мьёш, м-м-м сводный брат… – проговорил Шаул. – Да что уж распинаться! Адхельмский бастард к вашим услугам, – коротышка, паясничая, расшаркался. – Но к черту игры! Какие дела у святейшества с моим сладким братцем? – Это связано с политическими интересами княжества Адхельмского, – уклончиво ответил Шаул, использовав опробованный в Эльтюде прием. – Старый осел хочет свести его с Граллоном?! – хохотнул Амбросиус. – Для чего этот идиотский портрет? Каким союзом можно соединить похотливого жеребца Граллона с святошей Кристианом? Да не врешь ли ты, монашечье отродье? – Амбросиус, склонив голову набок, насмешливо и недоверчиво разглядывал Шаула. – Ничего подобного мой человек не говорил. – Мне неизвестно, кто ваш источник, но вам стоило бы проверить его. Сдается мне, кто предал одного, не колеблясь, предаст другого. – Не лезь не в свое дело, щенок! – рявкнул коротышка.
Шаул отпрянул от резкого крика, и неожиданно для самого себя пошел ва-банк:
– Я точно знаю, что книга уже в Шамбринском монастыре. – Что?! – прохрипел коротышка. По его побледневшему лицу пробежала судорога, искривив рот: – Убить их всех! – выплюнул он приказ в лицо Шаула. – Постойте. Зачем вам книга? – в отчаянии воскликнул Шаул.
Он просчитался, но отступать было уже не куда.
– Убить! Разорвать к чертовой бабушке каждого на куски! – орал коротышка, топая ногами, и разбойники бросились к пленникам и вернули их на колени перед взбесившимся главарем. – Успокойтесь! – попытался перекричать его Шаул. – Зачем вам книга? Может быть, мы сможем помочь. – Что?! Ты знаешь текст книги? – моментально прекратил крик Амбросиус. – Отчасти, – соврал Шаул. – Но вместе с братьями, мы могли бы восстановить в памяти… – Оставьте их! – крикнул разбойникам коротышка и, подумав, приказал: – Говори, что знаешь. Как называется книга? Вот и все – он не знал этого. – Книга… – начал он, лихорадочно придумывая лазейку. – Ты ни черта не знаешь! – рявкнул Амбросиус и пнул сапогом Шаула в грудь.
От удара дыхание прервалось, и острая боль вонзилась в подреберье.
– О стяжании неветшающего богатства и природе человеческой души, – вдруг прозвучал тихий голос отца До. – Оставьте юношу, добрый человек, – обратился он к воззрившемуся на него Амбросиусу. – Брат Шаул владеет многими знаниями, он прочел немало книг. Но не стоит кричать, знания не появляются от крика и разум не подстегивается насилием. Негромкий голос старика подействовал успокаивающе на всех, даже безумный Амбросиус притих и слушал монаха.
– Хорошо, – наконец заговорил коротышка. – Я принесу вам документ, а к утру вы его мне расшифруете.
Он развернулся на высоких каблуках и вышел, за ним гурьбой вывалились его головорезы. Щелкнул ключ в замке, и пленники снова остались одни.
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30506
Отправлено: 21.10.14 21:02. Заголовок: Юлия пишет: А если..
Юлия пишет:
цитата:
А если как бы отделить само понятие "любовь" от ее проявлений и последствий ее действия, остается - сила притяжения (грубо, упрощенно и, конечно, спорно, но…) А сила притяжения может быть только между двумя телами, в смысле одного тела недостаточно. Единственный (без второго) не может быть субъектом любви. Как-то так. Да и в жизни, на практике так сказать, если присмотреться неразделенная любовь - чаще всего иллюзия, или во многом иллюзорна.
А если рассмотреть это дело чуть под другим углом... Ну или не под другим, но так. Сила притяжения - да, и я бы поспорила с тем, что это грубо и упрощенно, потому что по сути ведь без нее любви нет. А поскольку притяжение подразумевается между живыми телами, то оно, как и любовь, может принимать разные формы: взаимное, одностороннее, одностороннее очень отдаленное. Притяжение создает некую опору, объект, цель применения сил. Не имею в виду - захватить и подчинить, нет, в смысле обрести нечто ценное, дающее жизненный заряд, энергию, уход от одиночества. То есть, в каком-то идеале, любящий человек (по-хорошему любящий, без фанатизма ) неважно, разделяет ли его любовь объект притяжения - обретает нечто, чего лишен при отсутствии любви. И очень лишен. Ой, прости, автор, наговорила глупостей в нечленораздельном изложении. Пойду читать продолжение.
Притяжение создает некую опору, объект, цель применения сил. Не имею в виду - захватить и подчинить, нет, в смысле обрести нечто ценное, дающее жизненный заряд, энергию, уход от одиночества. То есть, в каком-то идеале, любящий человек (по-хорошему любящий, без фанатизма ) неважно, разделяет ли его любовь объект притяжения - обретает нечто, чего лишен при отсутствии любви. И очень лишен.
Совершенно согласна. Именно это я и имела в виду. Когда мы рассматриваем любовь в конкретном воплощении, то все это имеет место. Человек обретает новое качество уже в самой решимости любить – открыться, преодолеть страх, недоверие, собственный эгоизм. Все это именно так. Кроме того, если говорить о неразделенной любви, (как и о вообще любой любви) мы не можем судить только по внешним проявлениям о "качестве" любви (тем более что на разном отрезке времени это "качество" может сильно меняться). Потому там, где мы, судя по внешности, скажем, что любви нет, она вполне может иметь место. И еще фактор времени, мы предполагаем, что все должно происходить синхронно, но у душевных переживаний свое время. Судить о любви невозможно даже по плодам, потому что этих самых плодов мы можем не увидеть, не понять даже в самих себе, не говоря уже о других людях. Но если рассматривать любовь абстрактно в качестве силы притяжения, она все-таки имеет смысл только в наличии (по крайней мере) двух тел. Конечно, каждое тело, обладающее массой, в потенции является субъектом действия силы притяжения. Но при отсутствии второго тела этого самого действия, как такового, не будет. Но это, конечно, все гипотетично, и не совсем практично - потому, что в жизни мы никогда не встретимся с чисто философским понятием любви, мы будем иметь дело только с конкретной свободной личностью, имеющей собственное силовое поле. Эти поля – ее, его, окружающих их людей – да сила притяжения. Все будет взаимодействовать складываться, вычитаться, делиться, перемножаться, компенсироваться, завихряться, входить в резонанс... И в результате выйдет путаница, иногда прекрасная, иногда ужасная.
Потому там, где мы, судя по внешности, скажем, что любви нет, она вполне может иметь место. И еще фактор времени, мы предполагаем, что все должно происходить синхронно, но у душевных переживаний свое время. Судить о любви невозможно даже по плодам, потому что этих самых плодов мы можем не увидеть, не понять даже в самих себе, не говоря уже о других людях.
Может, мы говорим, немного о разных вещах или о разных категориях, но вот не соглашусь, что плодов не увидеть и не понять. Каких-то долгоиграющих, отдаленных во времени, да, наверное, сразу можно не заметить и не понять, но невозможна любовь без плодов – тот же душевный подъем или страдания, которые являются, скорее, позитивом для души, пробудившейся от спячки. И всяких прочих плодов великое множество. Любовь вызывает стремление к совершенству, то есть даже то же самое стремление стать красивей, стройней и привлекательней – уже порыв туда, ввысь, пусть он и выглядит иногда смешным и банальным. Ну и прочее. Важно еще здесь, чтобы объект любви (прошу прощения за казенщину термина) тянул своим тяготением вверх, а не в обратную сторону.
А бедняга Шаул в своих поисках любви принца, опять попал в западню.
И тапочки.
цитата:
В сгустившихся сумерках в мелькании деревьев трудно было что-либо различить, и он увидел их только когда двое всадников, отделившись от остальной группы, вырвались вперед и приблизились к карете.
Как вариант: В сгустившихся сумерках в мелькании деревьев трудно было что-либо различить, и он увидел преследователей, лишь когда двое всадников, отделившись от остальной группы, вырвались вперед и приблизились к карете.
цитата:
Шаул приоткрыл дверцу, и отец Брамте высунулся, чтобы спрыгнуть, но раздавшийся выстрел заставил его спрятаться в карете.
ЗПТ после дверцы
цитата:
– Прыгайте за ним! – крикнул Шаул монаху, решив, что, оставшись на свободе, сможет лучше помочь старику.
Зпт после что?
цитата:
Отец Брамте замешкался в карете, или просто не хотел вылезать.
Лишняя зпт
цитата:
– Фингал, кретин! Он вскроет тебя, как этих монахов,– крикнул Бора и Фингал испугано отпрянул.
Зпт после Бора. И испуганно, вроде, с двойной нн.
цитата:
но пленники уже были одни в темной камере, освещенной только тусклой масляной лампой горящей где-то далеко в коридоре.
Зпт после лампы
цитата:
Короткая шея разбойника утопала в пышном кружевном воротнике, укрывавшем плечи и грудь коротышки, шитый серебром камзол застегивался пуговицами-жемчужинами и украшены пышными бантами, тесные бриджи, обтягивающие толстые бедра, по бокам были украшены богато вышитой каймой, сапоги с широкими тисненным отворотами призваны были чуть уменьшить недостаток роста их хозяина высокими каблуками.
Как вариант:
Короткая шея разбойника утопала в роскошном кружевном воротнике, укрывавшем его плечи и грудь, на шитом серебром камзоле красовались пуговицы-жемчужины и пышные банты, по бокам тесных бриджей тянулась богато вышитая кайма, а сапоги с широкими тисненным отворотами призваны были чуть уменьшить недостаток роста их хозяина высокими каблуками.
И в этом месте, наверное, можно бы описание Амбросиуса передвинуть ниже, когда он уже вошел в камеру. Ведь повествование ведется с точки зрения Шаула, а пока Амбросиус не вошел в камеру, Шаул его видеть не может.
цитата:
Но монахи, словно и не слышали ничего, все также сидели, склонившись в молитве.
Но монахи, словно и не слыша ничего, все так же сидели, склонившись в молитве.
цитата:
Я буду пытать вас пока не получу книгу!
Зпт после вас.
цитата:
Лицо отца Брамте посерело от страха, исказившись гримасой ужаса, прикусив задрожавшие губы, бедняга зажмурился, ожидая жестокую экзекуцию, но о выброшенном свертке не сказал ни слова.
Поделила бы на два предложения.
Лицо отца Брамте посерело от страха, исказившись гримасой ужаса. Прикусив задрожавшие губы, бедняга зажмурился, ожидая жестокую экзекуцию, но о выброшенном свертке не сказал ни слова.
цитата:
– Что?! Тогда я начну с тебя, – с перекошенной улыбкой, Амбросиус медленно подошел к Шаулу.
Поменяла бы местами улыбку и Амбросиуса.
цитата:
если этот сумасшедший разбойник, живущий в доме принадлежащем его высочеству властителю Адхельма, имеет хоть какое-нибудь отношение к принцу он мог проглотить это.
Нет никаких сомнений. Просто я имела в виду, что многое остается от наших глаз скрыто. Не все плоды очевидны. И суждения наши все-таки остаются в области догадок.
Густая темнота предрассветного часа залила окна и укутала комнату темной кисеей, очертив небольшое пространство вокруг пламени свечи, зажженной у кровати. Селина лежала без сна. После удивительного, ни с чем несравнимого слияния их с Траумом сердец, она была жестоко изгнана из рая. Зачем?! Зачем Агата вырвала ее из объятий любимого? Жестоко и невыносимо больно. Эта ужасная обжигающая боль разлуки сжигала ее изнутри. Снадобья Агаты не могли излечить ее, лишь на короткое время давая передышки. Огонь чуть отступал, но не потухал.
Ее попытки вернуться к Трауму оставались тщетными, она только теряла все больше сил. Словно непроходимая каменная стена отгородила ее от любимого, лишая надежды. Редкие сны были пусты или наполнены смутными тенями из прошлого, и она не могла проникнуть за их размытую муторную завесу. Ей не удавалось увидеть Траума наяву так, как она делала множество раз до этого, – в памяти всплывали лишь отдельные его черты, но общий образ ускользал, или размывался.
За что магистр Рев так наказал ее? Она ошиблась, не разобралась, не угадала собственного сердца, но разве можно ее винить за это? Разве любовь такая уж простая штука, чтобы сразу понять что к чему?
Селина осторожно вздохнула, боясь потревожить задремавшую в груди боль. Она должна быть с Траумом. Любовь расходящимися от них обоих волнами уже сомкнулась, образуя единый круг, никому не разорвать его, никому не нарушить единства – они уже срослись сердцами. Селина прикрыла глаза. Вопреки всей тяжести доводов сестры, реальность изменилась. Они с Траумом изменились, им не быть прежними.
– Селина, ты не спишь? – в комнату, чуть приоткрыв дверь, заглянула Агата. – Нет, – ответила Селина.
Агата вошла в комнату. Усталое лицо ее было бледным, темные круги лежали под глазами – она опять просидела над книгами целую ночь.
– Ты изводишь себя, – посетовала Селина. – Побереги свои глаза, ты ослепнешь. – Оставь, Селина, – утомленно махнула рукой сестра и присела на кровать. – Я говорила с Гизельдой. Она передавала тебе привет. – Что же сказала Гизельда? Что я погрязла в иллюзиях? – недовольно вздохнула Селина, она отчаялась найти сочувствие. – Отнюдь, – покачала головой Агата, уставшая, она растеряла свою напористость, и Селине стало жаль ее. – Гизельда говорит, что ты действительно могла влюбиться в кого угодно. Ты так богато одарена способностью любить, что это не только с лихвой покрывает твою слабую восприимчивость к магии, но и защищает тебя от иллюзий.
Селина поднялась с подушек, забыв на мгновение о притаившейся боли.
– Так она верит, что я люблю Траума?! – радостно воскликнула она. – Она верит, что ты кого-то полюбила, – возразила Агата. – А про Траума она ничего не знает, как, собственно, никто в этом мире. Но она уверена, что подобные связи между нашими мирами невозможны. Любовь, соединяющая миры, – это свет Провидения, а не чувства отдельных существ. – Я люблю Траума, – четко разделяя слова, упрямо произнесла Селина, рискуя потревожить притихшую боль. – Я люблю его. И никого другого. – Да с чего ты это взяла?! – отчаянно воскликнула Агата. – Я знаю это. Я просто знаю это. Я хочу его видеть, – простонала Селина, боль проснулась и обожгла всполохом внутренности. – Я хочу быть с ним. Мой Траум. Я не могу без него… – Слушай, – неуверенно начала Агата, – а если сам Траум скажет тебе, что это невозможно, ты поверишь? – Траум? – прижимая руку к груди, Селина попыталась унять жжение. – Как мне его увидеть?! Я не могу пробиться к нему. – Что именно тебе сказал этот Рев? – Он и сам был уверен, что я люблю Траума. И не видел в этом ничего невозможного или иллюзорного, – вытирая выступившие слезы, воскликнула Селина. – Он рассердился на меня, когда я сказал, что не люблю его, и обнаружил какую-то иллюзию… – Все это очень странно… – задумчиво проговорила Агата. – Я сама постараюсь встретиться с Ревом. Но ты должна обещать мне, что больше не предпримешь попыток увидеться с Траумом. Последняя чуть не стоила тебе жизни… – У меня больше не получается, – вздохнув, призналась Селина. – Вот видишь, – предостерегающе подняла палец Агата. – Даже тот, кого ты любишь, не позволяет тебе увидеть его. Это все так опасно! – в отчаянии воскликнула она и, не удержавшись, упрекнула сестру: – И угораздило же тебя влюбиться. Ты же фея! Ладно бы хоть в человека. Нет, тебе этого мало. Тебе владыку царства снов подавай! – Теперь мне все, кроме его любви, будет мало, – убеждено проговорила Селина, и скривилась – боль с новой силой запылала в груди.
Агата горестно вздохнула:
– Выпей, – она поднесла к губам обессилившей сестры маленький опаловый стаканчик со снадобьем.
Селина глотнула горьковатую жидкость, и живительная холодная влага покатилась вниз, умиряя жар. Она откинулась на подушки.
– Отдыхай, – Агата заботливо поправила ее одеяло. – Я тоже отдохну, а потом отправлюсь к Элизе. Может быть, и мне посчастливится встретиться с магистром.
Агата поцеловала сестру в лоб и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Тишина пустой комнаты наполнялась едва уловимым звоном. Селина прикрыла глаза, разговор утомил ее, но снадобье ослабило жгучую боль. Что бы там ни было, она отстояла свое право любить его.
– Траум, – прошептала она. – Я скучаю по тебе, любимый…
Селина медленно погружалась в сон. Звон усилился и превратился в нежный звук лютни. Словно кто-то, едва касаясь струн, наигрывал тихую мелодию. Селина, чувствуя прежнюю легкость, шла по лугу, розовые метелки цветов ласково касались босых ног. Она была в одной рубашке. Неловкость сковала Селину. Оглянувшись, она увидела, что совсем одна на лугу. Легкий ветерок волновал нежное амарантовое море, развевая светлые с рыжеватым отливом волосы Селины. Она убрала взвившуюся прядь за ухо и поняла, что видит сон. Конечно, сон – она гуляла по лугу в шелковой камизе, в которой только что лежала в кровати. Да и само поле – сплошь в розовых цветах без единого зеленого листика – было не настоящим, и могло привидеться только во сне. Лучи восходящего солнца окрасили перламутр неба в нежный коралловый цвет. Словно кто-то специально задался целью создать сказочный розовый мир.
– Я хотел, чтобы вам понравилось, – перед Селиной внезапно, как из-под земли, появился молодой Сламбер. – Здравствуйте, сударыня.
Молодой человек склонился в галантном поклоне, а Селина, в смятении обняв себя за плечи, почувствовала, как краска заливает лицо. Какая неловкая, ужасная ситуация! Но налетевший порыв ветра укутал ее в мягкий шелковый плащ цвета бледного нефрита.
– Спасибо, – благодарно выдохнула Селина, – вы… – Это не я, – перебил ее Сламбер и, оглянувшись, нахмурился. – Я рада вас видеть, мой милый. Ваш дядюшка запретил мне появляться в вашем королевстве, и я отчаянно скучаю… – Я нарушил его запрет! – воинственно воскликнул юноша, и снова оглянулся, словно ожидал увидеть кого-то. – Это жестоко и несправедливо. Я должен был увидеть вас. Селина! – он порывисто схватил ее за руку и заговорил скороговоркой: – О! Вы так бледны?! Вы страдали! Я люблю вас, и я уверен, что и вы любите меня. Безжалостно разлучать любящих из-за каких-то бездушных законов. Мы будем вместе. Я даю вам слово, я преодолею все преграды, разделяющие нас, – он прижал ее руку к своей груди, и срывающимся голосом попросил: – Скажите, что вы любите меня. Скажите им, что это не иллюзия! – О, нет, – простонала Селина.
Ее отчаяние, ее упрямое стремление противостоять, невзирая на цену, жестоким доводам рассудка – все эти чувства сейчас бушевали в сердце бедного Сламбера. И она, она была тому причиной. Она виновата в том, что заронила надежду, подстегнула его увлеченность своей дурацкой сердечностью. Борясь с нахлынувшими слезами, Селина сбивчиво заговорила:
– Простите меня, друг мой. Я в отчаянии. Я не должна была подавать вам повод надеяться. Это жестоко, но я… я не могу обманывать вас. Я…я люблю Траума, а не вас…
Сламбер молча стоял перед ней, не в силах вымолвить ни слова. Она разбила ему сердце – Селина чувствовала его боль.
– Это невозможно, – наконец произнес он. – Это невозможно. Никто не может полюбить владыку. Вы даже не видели его! – запальчиво выкрикнул он.
Неверие, сомнение, отчаяние и боль, боль, боль! От захватившего ее вихря чувств Сламбера у нее подкосились ноги.
– Вы выдумали это, чтобы сделать мне больно? – срывающимся голосом воскликнул он. – Нет, что вы, друг мой! Простите меня. Вы дороги мне. Я никогда… Но что мне делать? Я люблю его, – она опустилась на мягкий ковер из цветов, выстланный для нее влюбленным юношей. – Как вы могли?! Я так любил вас, – голос Сламбера прервался и он исчез.
Несмотря жалость, Селина почувствовала облегчение. Выдерживать бурю, бушующую в сердце обманувшегося влюбленного, она уже не могла. А ее собственные чувства били набатом, стрясая сознание. И все-таки она попала в царство Траума – спасибо Сламберу! – ценой разочарования и боли бедного юноши.
– Траум! Траум, – тихо позвала Селина.
Легкий ветерок взметнул волосы.
– Ты слышишь меня, – прошептала она, поднимаясь ему навстречу. – Где ты, любимый? Я так тоскую по тебе.
Она скользнула ладонью по шелковистой ткани плаща.
– Это ты? Ты укрыл меня, – улыбнулась она. – Скажи мне, что это ты. Почему я не вижу тебя? Почему я не вижу тебя?!
Он молчал, и отчаяние захлестывало ее.
– Скажи мне хоть что-нибудь, – молила она сквозь слезы. – Ответь, покажись! Не оставляй меня одну. Какова бы ни была цена нашей любви, я заплачу ее. Ты уже провел меня однажды над бездной небытия. И мы сделаем это снова, вместе…
Он молчал.
– Ты не веришь или не можешь говорить со мной? – всхлипнув, спросила Селина. – Тогда покажи мне… Дай хоть какой-нибудь знак. Это твой плащ.
Селина сдернула с плечей мягкую ткань и протянула пред собой.
– Возьми его, и я буду знать, что ты слышишь меня.
Молчание наполняло пространство, потухли краски неба, нежные соцветия пожухли и потемнели. Ни ветерка, ни звука. Она была одна. Плащ не исчез, тяжелая ткань, скользнув с ее рук, мягко легла на траву, примяв головки цветов. Руки Селины бессильно упали.
– Ты отказался от меня, – прошептала она.
Сон таял, скоро исчезнет и луг и рассвет. И она никогда больше не появится здесь. Широкое поле затоплялось пустотой, стремительно стягиваясь в небольшой пятачок вокруг ее ног.
– Но я не откажусь от тебя. Ты слышишь, милый? Я не могу отказаться от тебя. Мы уже неделимы! – успела выкрикнуть Селина, проваливаясь в обжигающую пустоту.
Шаул отпрянул от резкого крика, и неожиданно для самого себя пошел
Лишняя зпт. Страсти-то какие вокруг загадочной книги. Интриги множатся, как грибы после дождя. И еще один принц нарисовался. Правда, ну совсем какой-то злодейский.
Побежала читать продолжение.
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30517
Отправлено: 30.10.14 21:55. Заголовок: apropos пишет: И ещ..
apropos пишет:
цитата:
И еще один принц нарисовался. Правда, ну совсем какой-то злодейский.
Гротесковый такой!
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30520
Отправлено: 02.11.14 22:09. Заголовок: Юлия пишет: Ну сам ..
Юлия пишет:
цитата:
Ну сам принц-то пока не показался, только его родственник
Да, спешу, ассоциации уже легли на еще незнакомого принца.
Читаю о Селине и думаю: получается, что любовь к непостижимому мужчине она сразу включает и радость, и боль, многократно усиленные необычностью обоих персонажей. Все равно радуюсь за Селину, несмотря на ее страдания.
получается, что любовь к непостижимому мужчине она сразу включает и радость, и боль
По классической модели: преображение - крест - воскресение. И никто не постижим...
Хелга пишет:
цитата:
Все равно радуюсь за Селину, несмотря на ее страдания.
Так она сама говорила, что жалеть надо не тех, кто любит, а тех, кто не знает любви.
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30523
Отправлено: 07.11.14 09:22. Заголовок: Юлия пишет: Так она..
Юлия пишет:
цитата:
Так она сама говорила, что жалеть надо не тех, кто любит, а тех, кто не знает любви.
Очень верно.
Немного тапочков.
цитата:
Любовь расходящимися от них обоих волнами уже сомкнулась, образуя единый круг, никому не разорвать его, никому не нарушить единства – они уже срослись сердцами.
Как вариант:
Расходящиеся от них волны любви уже сомкнулись, образуя единый круг…
цитата:
Он рассердился на меня, когда я сказал, что не люблю его, и обнаружил какую-то иллюзию…
Сказала?
цитата:
Селина, чувствуя прежнюю легкость, шла по лугу, розовые метелки цветов ласково касались босых ног. Она была в одной рубашке. Неловкость сковала Селину. Оглянувшись, она увидела, что совсем одна на лугу.
Смутило, что за легкостью сразу следует скованность. Может, как то обговорить, что шла легко, но вдруг почувствовала неловкость, потому что…
цитата:
было не настоящим, и могло привидеться только во сне.
Лишняя зпт
цитата:
воинственно воскликнул юноша, и снова оглянулся, словно ожидал увидеть кого-то.
Лишняя зпт
цитата:
Несмотря жалость, Селина почувствовала облегчение.
Холод подвала пронизывал до кости. От земляного пола и каменных стен тянуло сыростью. Отец Брамте сидел, закутавшись в плащ, насколько позволяли связанные руки. Шаул, чтобы согреться, ходил кругами по маленькой камере. И только старик До, сидел в своей ветхой суконной рясе, словно холод не мучил его.
– Бедный Йенс, – нарушил молчание отец Брамте. – Мы проделали с ним тысячи миль вместе. Много что пережили, а я даже не могу похоронить его, – монах вздохнул. – Утром они и нас бросят на съедения волкам… – помолчав, он обратился он к Шаулу: – Вы добились только отсрочки.
Шаул и сам это прекрасно понимал, и все-таки возразил:
– Отсрочка – это шанс. – На что? – горько усмехнулся монах. – На жизнь, – пожал плечами Шаул и, убеждая ни сколько монаха, сколько самого себя, проговорил: – Неужели Провидение дало нам проделать длинный путь, чтобы в самом конце лишить возможности выполнить задание? – Задание, – горестно качнул головой монах. – О какой книге говорил Амбросиус? – спросил Шаул. – Это трактат брата Бартоломеуса о свойствах человеческой души, – нехотя начал монах и, тяжело вздохнув, продолжил: – Я никогда не читал его. Но о нем ходит много легенд. Брат Бартоломеус умер, так и не успев дописать трактат. Говорят, ему открылась тайное знание о том, как душа может переселиться из одного тела в другое. Будто бы он не умер, а переселился в тело умирающего от душевной болезни брата, короля Ульрика. – Разве такое возможно? – удивился Шаул. – Разумеется, нет! – поспешно возразил отец Брамте. – Это все легенды. Но именно из-за них фолиант Бартоломеуса Шамбринского притягивает всевозможных алхимиков и колдунов. Его уже не раз пытались украсть, потому он так тщательно и охраняется. – Ну что, ученые крысы! – подвал огласил крик Адхельского бастарда, недостаток роста в нем с лихвой восполнялся силой голосовых связок с широчайшим диапазоном.
Загремел ключами Фингал, и Амбросиус снова почтил пленников своим присутствием. Он был в своей великолепной шляпе, в левой руке у него была изящная трость, словно коротышка не разбойничал в глухом лесу, а разгуливал во дворцовом парке.
– Вот вам документ – он протянул свиток.
Шаул пожал плечами.
– Вы не прикажете развязать нас? – спросил он. – Кретины! – взорвался Амбросиус. – Развяжите им руки и принесите свечей!
Пока разбойники суетились с пленниками и приносили свечи, нетерпеливый Амбросиус излагал задачу:
– Утром вы должны мне разъяснить, что значат эти чертовы загадки. И как воспользоваться этим свитком. – А если мы не успеем к утру? – поинтересовался Шаул. – Ты еще не понял, смазливый?! – взвизгнул коротышка. – Я повешу тебя на собственных кишках! – Так и не узнав загадку своего свитка? – спросил Шаулу, потирая затекшие кисти, визг коротышки не очень испугал его – желание узнать содержание свитка было гораздо сильнее его свирепости. – Я найду других монахов, посмышленней, – осклабился Амбросиус. – Не проще ли дать нам больше времени? – Да ты купец, а не монах! Читай и не торгуйся! – он сунул Шаулу в руки свиток.
В свете свечей, принесенных Фингалом, Шаул разглядывал потемневший пергамент, постепенно осознавая, что точно такой же он сжег в камине Заколдованного замка. С сухим шуршанием он развернул свиток и увидел выписанные киноварью вычурные буквы. Текст на этот раз был иной, но без сомнения авторство принадлежала той же колдунье, что заколдовала Элизу.
– Это колдовское заклятие, – проговорил Шаул, отдавая свиток отцу Брамте. – Зачем оно вам? – Это пророчество обо мне, – скривившись, процедил сквозь зубы Амбросиус. – И вы должны устроить так, чтобы оно исполнилось. Ты понял меня?! – Разумеется, – кивнул Шаул. – Так читай и говори, что да как! – приказал коротышка.
Шаул взглянул на своих товарищей. Отец До так и не поднялся с пола, он сидел, абсолютно безучастный к происходящему, в освобожденных руках у него теперь были деревянные четки. Отец Брамте стоял и, набычившись, смотрел сверху вниз на коротышку без тени смирения или прощения. Он отдал Шаулу свиток, отрицательно качнув головой.
Наученный горьким опытом с предыдущим свитком, на это раз Шаул не стал читать вслух:
На брачном ложе вместо принцессы – нищенка. Судьбы обманчивое колесо поверни вспять. Низкий войдет в храмину высокого. Увраж о душе из Шамбре отыщи. В нощи, что монах уронил перо, ночного стража разбуди. Слово покой узнай и имя глаголь .
Шаул прочел раз, другой. Быть того не может! Он еще раз прочитал текст. Это было обращено к нему самому! Он горько усмехнулся, вспомнив, как накануне толпа обвенчала его с нищей пьянчужкой со значимым именем Спосамея. Заклятие предлагало по собственной воле повернуть колесо судьбы. Оно использовало тайные знания монаха о переселении души. И Шаул знал, как это сделать. Он догадался, как определить время и нужные слова, он знал номера нужных страницы и строки. Оставалось только найти выброшенную монахом книгу… Он может это сделать. Может обмануть злую судьбу и разбудить Элизу сам!
– Ну что ты уставился! – не выдержал Амбросиус.
Вопль коротышки вывел Шаула из оцепенения. Что это было с ним? Он всерьез задумался использовать колдовство, чтобы вернуть свое право на Элизу? Он готов пожертвовать чужой жизнью?
– Ну что ты заткнулся?! – заорал на него Амбросиус. – Это очень… – начал было Шаул. – Почему вы решили, что это про вас? – Да ты кретин что ли?! Написано же: вместо принцессы – нищенка. Его мать принцесса, моя – нищенка! Я низкий, он высокий! Что не понятного?!
Шаул смотрел в горящие глаза бастарда и думал: "Это действует колдовство? Или просто я ни чем не отличаюсь от Амбросиуса Лютого?" Жестокого, ненавидящего весь свет, готового отомстить любому за собственное происхождение.
– Вы понимаете, что речь идет о переселении душ? – обратился он к Амбросиусу.
И зачем злобному коротышке такой неверный, такой рискованный способ? Чего он хочет?
– И что? – надменно вскинул бровь коротышка. – А то, что вы рискуете своей собственной душой, – ответил Шаул. – Прибереги свои душеспасительные беседы для баранов из твоей паствы! Мне твои проповеди не нужны! Говори, какие слова монаха надо произнести и когда! – взревел безумный Амбросиус. – А если ваша душа вместо тела вашего брата, переселится в тело… – Шаулу не было дела до гнева разбушевавшегося разбойника, он должен был разобраться и оглянулся в поисках примера. – Ну хоть Фингала… или Боры? Вы и на это готовы? – Ты сказал, что сможешь растолковать текст, так не испытывай моего терпения! – коротышка развернулся, чтобы уйти, но снова вернулся. – Сделай это, – прошипел он, ткнув коротким пальцем Шаулу в грудь.
Через это короткое прикосновение Шаул вдруг почувствовал нетерпение, снедающее коротышку. И каким знакомым было отчаяние и злость отверженного! "Да пропади все пропадом! Почему он, а не я?!"
– Откуда у вас этот свиток? – он задал вопрос и увидел, как по лицу разбойника промелькнула тень. – Не твоего ума дело, – огрызнулся тот. – Я должен знать, – Шаул не мог отступить. У одного из них есть шанс превратиться в принца… – Не слишком ли ты расхрабрился? – физиономия Амбросиуса исказила злобная гримаса, он вынул кинжал и подошел к пленнику. – Не слишком, – Шаул отвел руку с кинжалом от своего лица и сунул коротышке свиток. – Или разгадывайте сами. – Какая разница?! – заорал Амбросиус. – Это колдовство. В нем все имеет значение. Если оно не к вам обращено, слова обретают совсем иной смысл. – Оно мое! – затравленно прохрипел коротышка, и еще тише добавил: – Я нашел его в вещах своей матери. – Ваша мать написала его? – изумился Шаул. – Моя мать не умела писать, – покачал головой Амбросиус.
Когда речь зашла о матери, он стал как будто еще меньше, запал его пропал, он заговорил тихо и сбивчиво:
– Я не знаю, откуда он у нее. Не видел никогда прежде. И она никогда не говорила. После ее смерти я не трогал ее вещей, а тут вдруг не знаю, что на меня нашло. Там и вещей-то не было. Старый сундук… и в нем… Я уже месяц ищу эту чертову книгу. Если бы не эта жирная свинья Фело со своим алкашом… Скотина, – тихо выругался Амбросиус. – Что вы хотите? Власти, богатства? Решимости вам не занимать. Пойдите и отберите у него то, что считаете своим. Зачем вам связываться с колдовством, рисковать потерять все, чтобы стать принцем? – Ты, может, и не глуп, смазливый, но ты монах, тебе не понять… – проговорил Амбросиус. – Даже если я отберу у него корону, я все равно останусь бастардом, занявшим чужое место. Я никогда не избавлюсь от презрения, что бы я ни совершил. Даже их страх не избавит меня от него.
Шаулу вдруг почувствовал жалость к этому маленькому человеку, ставшему жестоким разбойником, чтобы избавиться от клейма позора. Но так и не избавился от него, оставаясь несчастным и по сути беззащитным от него.
– Вы сын принца. Неужели этого мало? – Я сказал, что ты не поймешь. Расшифруй мне свиток, смазливый. И хватит об этом, – Амбросиус развернулся и вышел.
Монахи сидели в разных углах. Отец До с закрытыми глазами, перебирал четки, а отец Брамте, ссутулившийся, с посеревшим лицом и воспаленными веками чуть раскачивался из стороны в сторону. Некогда важный, уверенный в себе епископский курьер пребывал в отчаянии.
"Монахи не захотят помочь", – подумал, глядя на своих товарищей, Шаул. Всегда благожелательный отец До за время их путешествия нахмурился лишь однажды – когда речь зашла о колдовстве. "Колдовство – это зло, которое существует только благодаря вере в него. Нет веры – нет колдовства", – заявил он, и сейчас всем своим видом декларировал эту сентенцию. Он ничего не скажет. Но отца Брамте все-таки стоит попробовать разговорить.
– А в какой день преставился отец Бараталомеус? – задал Шаул вопрос, но никто не ответил. – Отец Брамте, вы знаете дату смерти Бараталомеуса Шамбрийского? – Шаул подошел к монаху и присел рядом с ним. – Зачем вам это? – тускло спросил тот, но ответил: – В день святого Эммерама. – Он отмечается осенью? – уточнил Шаул. – Через пять дней, – проговорил монах и, вздохнув, добавил: – Мы должны были быть в этот день в монастыре на праздничной службе в честь возвращения рукописи. – Я знаю, как расшифровать свиток, – забросил удочку Шаул. – Неужели? – равнодушно спросил монах. – Мне только надо знать, какие слова находятся на четвертой строке двухсотой восемьдесят третьей страницы. – Зачем? – пожал плечами монах. – Вы хотите перед смертью отяготить свою душу участием в столь злостном деянии? Вы не спасетесь этим.
Шаул задумался. Как далеко он готов зайти в своей любви к Элизе? Он не боялся смерти, странное возбуждение владело им – он должен знать, как воспользоваться заклинанием.
– Колдовство завладевает вашим сердцем, – вдруг нарушил молчание отец До. – Вы же не верите в колдовство, – огрызнулся Шаул. – Зато вы верите, – грустно ответил старый монах. – Ваша вера дает колдовству силы, ваши желания наполняют его смыслом, ваши действия осуществляют его. Вы думали о брате этого несчастного, принце Кристиане?
Нет, он не думал. Почему он всегда должен думать о ком-то, кроме себя? Он думал о своей любви. Он хотел спаси свою любимую и быть с ней.
– Что за шум? – встрепенулся рядом с ним отец Брамте. – Они идут за нами, – простонал монах.
Шаул прислушался. Где-то наверху слышался какой-то грохот и звуки подобные выстрелам. Шаул вскочил на ноги.
– Я должен вас убить, – около их решетки появился запыхавшийся Фингал и зашумел ключами, отпирая замок. – Выходите, выходите скорее, – тропил он пленников, но те не сдвинулись с места. – Бегите! – прикрикнул он. – По лестнице наверх и в лес. – Он убьет тебя, пойдем с нами, милый, – участливо обратился к молодому разбойнику отец До. – Я не монах, а разбойник. Я отпускаю вас потому, что вы пожалели ее. Шевелитесь! – крикнул Фингал и помчался по коридору.
Из открытой Фингалом задней двери шум стал отчетливее. Слышались стрельба, крики – неужели разбойничье логово было атаковано? Кем? Пленники быстро прошли по коридору, чуть задержавшись перед лестницей и, убедившись, что на ней никого нет, стали подниматься наверх, и в этот момент в дверном проеме показалась коренастая фигура Боры.
– Я так и знал, что Фингал сплоховал! Все из-за его пьянчужки-мамаши, – глумливо ощерился Бора. – Ну, скулите свои молитвы, сучье отродье. Наслали на нас свою свору! Думали умнее всех, жирнобрюхие паскуды!
Разбойник поднял короткий меч. Вдруг раздался дикий вопль, и что-то обрушилось сверху на голову Боры, обхватив ее, словно шапкой. Ослепший, ошалевший от страха и боли разбойник заорал, сделав несколько неверных шагов, не удержался на вытертых ступенях и скатился с лестницы мимо пораженных пленников.
– Бежим! – крикнул Шаул и, ухватив старого монаха за рукав, потащил за собой.
Во дворе была настоящее сражение: свет луны, выглядывающей из-за туч, выхватывал из непроглядной тьмы фигуры сражающихся людей, то и дело слышали выстрелы, крики и брань. Короткими перебежками, спасаясь от вооруженных людей, пленники перебрались к деревянному сараю. Темнота ночи скрывала их от разбойников, но и сами они оказались свершено лишены представления куда бежать. Шаул присел, прижавшись спиной к стене сарая, он так и не отпустил рукав монаха, и отец До послушно опустился рядом. Невдалеке слышалось тяжелое дыхание отца Брамте. Значит, все были целы. Где-то треснула ветка, и Шаул испуганно повернулся на шум.
– Сюда, идите за мной, я проведу вас, – услышал он шепот и с трудом различил тщедушную мальчишечью фигурку. – Сони?! – воскликнул Шаул. – Ш-ш, – шикнул на него мальчик и махнул рукой. – Пошли! – Пойдемте, – позвал Шаул своих спутников и, пропустив монахов вперед, оглянулся на крик. – Стой, смазливый!
Амбросиус Лютый держал его на мушке.
– Стой, гаденыш! Ты знал, что епископские псы уже ищут мою нору и разводил чертову благочестивую болтовню! Ты предал меня. Ты, жирная свинья Фело де Грос и его придурочный монах, даже Фингал – все чертовы иуды. Но ты расплатишься за всех!
Коротышка странно раскачивался их стороны в сторону и усмехался, он медлил с выстрелом, и Шаул, сделав шаг назад, воскликнул:
– Так вы не хотите знать, что в свитке?! – А мне уже и ни к чему, – прохрипел Амбросиус и выстрелил.
Шаул почувствовал удар и жгучую боль, сквозь пороховой дым он увидел падающего Амбросиуса и бегущих к нему людей.
Юлия Ах, заклинание! Любимая фишка Автора! И Суженая нашла свое место.
Немного тапочков.
цитата:
Холод подвала пронизывал до кости. От земляного пола и каменных стен тянуло сыростью. Отец Брамте сидел, закутавшись в плащ, насколько позволяли связанные руки. Шаул, чтобы согреться, ходил кругами по маленькой камере. И только старик До, сидел в своей ветхой суконной рясе, словно холод не мучил его.
Вариант: Холод подвала пронизывал до костей. От земляного пола и каменных стен тянуло сыростью. Отец Брамте сидел, закутавшись в плащ, насколько позволяли связанные руки. Шаул, чтобы согреться, ходил кругами по маленькой камере. И только старика До в его ветхой суконной рясе, казалось, не мучил холод.
цитата:
Он был в своей великолепной шляпе, в левой руке у него была изящная трость, словно коротышка не разбойничал в глухом лесу, а разгуливал во дворцовом парке.
И тоже вариант: Он был в своей великолепной шляпе, в левой руке держал изящную трость, словно не разбойничал в глухом лесу, а разгуливал во дворцовом парке.
цитата:
– Так и не узнав загадку своего свитка? – спросил Шаулу, потирая затекшие кисти,
Опечатка: Шаул
цитата:
Текст на этот раз был иной, но без сомнения авторство принадлежала той же колдунье, что заколдовала Элизу.
Принадлежало
цитата:
Или просто я ни чем не отличаюсь от Амбросиуса Лютого?"
Ничем, вроде, слитно?
цитата:
Если бы не эта жирная свинья Фело со своим алкашом… Скотина, – тихо выругался Амбросиус.
Слово алкаш не слишком современное для сказки?
цитата:
"Монахи не захотят помочь", – подумал, глядя на своих товарищей, Шаул.
Попутчиков?
цитата:
– А в какой день преставился отец Бараталомеус? – задал Шаул вопрос, но никто не ответил. – Отец Брамте, вы знаете дату смерти Бараталомеуса Шамбрийского?
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 19
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Сестра переживает и, как часто бывает, за своими переживаниями и страхами не видит или не хочет видеть чувств и счастья Селины. Вспомнилось из какого-то фильма, где жена говорит мужу, который очень переживает из-за замужества дочери: "Не превращай в кошмар их счастливые мгновения". Может, это здесь и неуместно, но вот ассоциация пришла. Своими страхами и недоверием мы, сами того не замечая, крадем радость из праздников наших близких. А радость так ценна и так хрупка. 
Просто обращаю внимание. 
А поскольку притяжение подразумевается между живыми телами, то оно, как и любовь, может принимать разные формы: взаимное, одностороннее, одностороннее очень отдаленное. Притяжение создает некую опору, объект, цель применения сил. Не имею в виду - захватить и подчинить, нет, в смысле обрести нечто ценное, дающее жизненный заряд, энергию, уход от одиночества. То есть, в каком-то идеале, любящий человек (по-хорошему любящий, без фанатизма 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
