Материальное обеспечение офицеров Русской армии в царствование Александра I click here Довольствие офицеров русской армии в первой четверти ХIХ в. состояло только из денежного жалования и рационов (денежного отпуска на довольствие денщиков). Уже в 1801 г. Александр I, взойдя на трон, увеличивает жалование офицеров на четверть. Размер рациона был определен в 1 руб. 50 коп. Число рационов зависело от чина офицера и варьировалось от 25 (полковник кавалерии) до 3 (подпрапорщик армейской пехоты). То есть не только материальное обеспечение офицера, но и его денщика определялось высотой офицерского звания, что вполне соответствовало социальной структуре российского общества того времени. Рационы включались в жалование и выдавались вместе с ним.
К 1805 г. жалование военнослужащим вновь увеличили, что было связано с подготовкой к военным действиям против Франции, необходимостью заполнить командные должности в армии опытными офицерами, вышедшими в отставку в царствование Павла I. По новому положению полковники в зависимости от рода войск получали от 1040 до 1250 руб. в год, подполковники - 690-970 руб., майоры - 530-630 руб., капитаны, штабс-капитаны, ротмистры и штабс-ротмистры - 400-495 руб., поручики - 285-395 руб., подпоручики, корнеты и прапорщики - 236-325 руб. Более высокое жалование получали кавалеристы, что было связано с тратами на лошадей, их прокорм и сбрую. Было повышено жалование и рядовым: от 9 руб. 50 коп. до 12 руб., да сверх того на обмундирование они получали от 11 руб. 63 коп. до 15 руб. 18 ? коп. и на сбрую в кавалерии от 8 руб. 10 ? коп. до 16 руб. 94 1/3 коп.
В 1809 г. прапорщикам, подпрапорщикам и поручикам войск, расположенных в приграничных трех прибалтийских и двух литовских губерниях, а так же в Белостокской области, содержание было увеличено еще на треть их оклада.
Перед войной 1812 г. изменилась ценность выдаваемого жалования, так как оно стало выдаваться бумажными ассигнациями, курс которых сильно упал по сравнению с серебром. Но первоначально жалование в ассигнациях войскам выдавалось по существующему тогда курсу. По окончании войн с Францией лишь войска, дислоцирующиеся в Грузии для ведения военных действий на Северном Кавказе, получали жалование серебром, но и их довольствие к концу александрова царствования было переведено на ассигнации.
К 1825 г. был окончательно определен размер офицерского жалования: в армейской пехоте от 1200 руб. в год до 450 руб. в зависимости от чина. В гвардии и армейской кавалерии жалование было несколько выше. Оклады жалования генерал-майоров были оставлены прежние: от 2600 руб. (генерал-майор) до 8180 руб. (генерал-фельдмаршал). Командующим частей и высшим строевым начальникам с 1816 г. выплачивались столовые деньги: командующему полка - 3000 руб., бригадному генералу - 4000 руб., начальнику дивизии - 1000 руб. и корпусному командиру - 10000 руб.
И все же этого жалования едва хватало на нормальное существование. Посланник Сардинского короля в России граф Жозеф де Местр доносил: ": военные уже просто не могут существовать. Недавно один молодой офицер говорил: "У меня 1.200 рублей жалованья; пара эполет стоит 200, а чтобы иметь пристойный вид при дворе, мне их надобно полдюжины в год. Так что счет очень прост". Я знаю офицеров, живущих только на жалованье, которые просто не выходят, стараясь беречь мундиры. Вне служебного времени они сидят дома, как отцы трапписты, закутавшись в шинели".
Сложная финансовая ситуация в государстве послевоенного периода не позволяла значительно повышать офицерские оклады, что беспокоило императора. Отказав в увеличении жалования интендантских чиновников по новым штатам, разработанным генерал-интендантом 1-й армии Е.Ф.Канкриным, Александр писал главнокомандующему 1-й армии князю М.Б.Барклаю де Толли 10 марта 1816 г.: "Дать каждому приличное содержание всегда было и есть предметом моих желаний. Но ежели при всем том даже армейские офицеры, заслужившие в поле кровию право на прибавку им жалованья, до ныне остаются при тех недостаточных окладах, кои определены Штатами 1802 года; то несправедливо было бы, чтобы в сие время одни чиновники Интендантского управления пользовались тем огромным жалованьем, какое по штатам Канкрина назначается".
Увеличивая жалование генералам, штаб- и обер-офицерам, сокращали расходы по другим частям военного хозяйства: фуражу, увеличивая срок нахождения конского состава армии на подножном корму, сокращению числа подъемных и строевых лошадей в армейских пехотных полках. По представлению Барклая де Толли это могло дать по 1-й армии экономию в 1.042.340 руб. (тогда как для прибавки в жаловании требовалось 6.833.063 рублей).6 Не раз император просил главнокомандующих 1-й и 2-й армиями князя Барклая де Толли и графа Витгенштейна пересмотреть расходы на провиант.
Режим жесточайшей экономии, введенный в армии по окончании французских войн, заставлял экономить каждую копейку, в том числе и на жаловании офицерам, чье поведение по каким-либо причинам вызывало недовольство начальства. Так, начальник Главного Его Императорского Величества штаба князь П.М.Волконский отказал в ходатайстве начальнику Главного штаба 1-й армии И.И.Дибичу (26 апреля 1815 г.) выдать жалование подполковнику Коновалову за период с 1 мая 1812 г. по 1 сентября 1814 г. по курсу серебра, так как его заявление о болезни в этот период вызвало сомнение Волконского. На свой страх и риск начальник квартирмейстерской части Главного Е.И.В. штаба генерал-майор Н.И.Селявин выдал нуждающемуся офицеру 500 руб. из казенных сумм.
Стараясь облегчить положение офицеров, прежде всего молодых, только что выпущенных из училищ, правительство выделяло суммы, необходимые для обмундирования и покупки верховой лошади (120-150 руб., да столько же на седло с прибором). Но этой суммы порой хватало только для того, чтобы расплатиться с долгами и, прибыв в часть, офицер вновь занимал деньги, иногда и из казенных сумм, не имея возможности своевременно расплачиваться по долгам. Порой это приводило к длительной переписке между высокими воинскими инстанциями, разбиравшими финансовые претензии Интендантского ведомства к офицерам и денежные недоразумения между товарищами по службе. Известен случай, когда Селявин был вынужден вступить в пространную переписку с генерал-квартирмейстером 1-й армии генерал-майором Гартингом по поводу долга в 214 франков парижскому портному прапорщика квартирмейстерской части Генне, в бытность того в Париже во время заграничного похода русской армии. В обсуждение возможностей решения этого вопроса были вовлечены также отец прапорщика и начальник Главного штаба князь Волконский, давший совет незадачливому должнику впредь жить по средствам.
Так как многие дворяне, желающие стать офицерами, не имели средств для исполнения своего желания, то в 1817 г. специальным указом 16-летним дворянам, желающим поступить в военную службу, выдавалось пособие для проезда до столицы, чем "достаточно облегчены будут благородному юношеству средства ко вступлению в службу соответственно их званию". Неимущие молодые дворяне могли получить необходимое военное образование за казенный счет в средних военно-учебных заведениях и армейских школах.
Правительство рассматривало и вопросы содержания офицеров, получивших раны и увечья и уволенных в отставку по старости, болезни и ранению. По указу от 21 мая 1803 г. офицеры, прослужившие беспорочно 20 лет, получали инвалидное содержание, 30 лет - половинное по чину жалование, 40 лет - полное жалование в виде пенсии. Ставших неспособными к службе по ранению положено было обеспечивать "приличным службе" содержанием независимо от выслуги. Срок выслуги считался с момента поступления на действительную службу (время учебы в кадетском корпусе не засчитывалось). С 1807 г. всем вышедшим в отставку по причине ранения и увечья офицерам выплачивался пожизненный пенсион в размере полного жалования по чину, а также оплачивался проезд к избранному месту жительства. Офицерам, определенным на инвалидное содержание и не имеющим своего дома или поместья, определялись квартиры в губернских городах Центральной России, на Украине, в Поволжье и в Тобольске. Офицеры, уволенные за дурное поведение, а также лица, не выслужившие положенного срока, но подававшие прошение о пенсии после 8 лет нахождения в отставке, получали низший пенсионный оклад в 1/3 жалования. Даже уволенные по решению суда могли надеяться на небольшую пенсию, "чтобы не оставить без призрения и доставить им по человеколюбию некоторый способ к пропитанию".
В 1805 г. в Сергиевской пустыни под Петербургом на средства графов Зубовых был создан первый инвалидный дом на 30 офицеров. В 1807 г. по его образцу созданы государственные инвалидные дома для нижних чинов в обеих столицах, Киеве, Чернигове и Курске.
18 августа 1814 г. в годовщину сражения при Кульме Александр I учредил особый Комитет о раненых для помощи неимущим раненым генералам и офицерам. Деньги на нужды Комитета поступали от казны и общественных пожертвований. На деньги, собранные по подписке издателем "Русского инвалида" коллежским советником Пезаровиусом (395 тыс. руб.) в декабре 1815 г. 1200 офицеров получали пенсии.
С 1809 г. начинается законодательное оформление выдач пособий семьям умерших офицеров. Для офицерских вдов старше 40 лет или более младшего возраста, но имеющих физические недостатки, мешающие им выйти замуж, устанавливались пенсии в 1/8 оклада их мужей. Правда, пенсион выдавался лишь тем, кто не имел недвижимости, приносящей доход в размере, превышающий годовой оклад мужа. При повторном браке пенсия утрачивалась. Пенсион давался и сиротам: дочерям - до замужества или помещения в воспитательное заведение, сыновьям - до 16 лет или поступления на службу, а также в казенное учебное заведение.
В отношении убитых или умерших от ран офицеров пенсион их вдовам выплачивался пожизненно в полном объеме (с 1803 г. по 1809 г. пенсия выплачивалась даже при повторном браке). Пенсии назначались также матерям погибших офицеров.
Отправлено: 20.07.09 09:58. Заголовок: Дуэли. Из книги: А...
Дуэли. Из книги: А.Бегунова. Повседневная жизнь русского гусара в царствование Александра I
В 1787 году правительство вынуждено было издать "Манифест о поединках", который сохранял свое действие вплоть до издания Свода законов в 1832 году. "Манифест" смягчал наказания за дуэли и вместо смертной казни обидчик или инициатор поединка, обнаживший шпагу, подвергался ссылке в Сибирь пожизненно. За раны, увечье или убийство как следствия поединка виновные отвечали как за умышленно совершенные действия. Эти кары не смогли искоренить дуэли. "Обычай поединка является среди цивилизации, как символ того, что человек может и должен в известных случаях жертвовать самым дорогим своим благом - жизнью - за вещи, которые с материалистической точки зрения не имеют значения и смысла: за веру, родину и честь, - писал один из русских криминалистов в XIX веке. - Вот почему обычаем этим нельзя поступиться. Он имеет основание то же, что и война..."
Никаких дуэльных кодексов в России не существовало. Однако изучение военно-судебных дел, проведенное исследователями6, позволило отметить некоторые закономерности в проведении поединков. Так, большая часть дуэлянтов служила в кавалерии, а не в пехоте. Наиболее распространенным оружием в поединках конца XVIII и начала XIX века были шпага и сабля, но потом их место прочно занял пистолет. Условия поединков, как правило, отличались чрезмерной жестокостью: при стрельбе из пистолетов дистанция 15-10 шагов, иногда даже - 8-6, договоренность стрелять "до повалу", отсутствие врачей на месте схватки. И последнее: дуэли почти прекращались во время военных действий и походов, но были спутниками мирной армейской жизни, причем поединки между офицерами одного полка являлись событием из ряда вон выходящим.
О диких шутках, приводивших к взаимным обидам, о ссорах, возникавших на знаменитых полковых гусарских и уланских "гуляниях" под действием выпитой "жженки", пишут и Остен-Сакен, и Булгарин, и Денис Давыдов. В этих случаях полковое сообщество, следившее за поведением офицеров, предлагало участникам конфликта следующий способ его разрешения: все присутствующие становились в круг, а оба драчуна занимали место в центре, обнажали сабли и рубились "до первой крови", то есть первой, пусть самой незначительной раны. Затем им подносили "мировую" чарку. Они должны были выпить ее на глазах у всех и тут же троекратно расцеловаться. После этого конфликт считался исчерпанным, никакие претензии не принимались.
Если рана требовала медицинского вмешательства, то пострадавший писал рапорт о том, что он поранился случайно: при учебном фехтовании, при чистке оружия, на маневрах и т. д. Остальные свидетели поединка обязаны были хранить молчание с тем, чтобы вся история не вышла за пределы узкого полкового круга и не стала предметом судебного разбирательства, при котором дуэлянтов ждало серьезное наказание.
Впрочем, в среде офицеров, хотя и редко, но все же возникали такие конфликты, при которых вмешательство судебной власти становилось просто необходимым. В мае 1809 года в Сумском гусарском полку произошла дуэль между полковником Деляновым и командиром одного из эскадронов ротмистром Хвостовым. Она явилась следствием не пьяной ссоры, а долгих неприязненных отношений. Оба гусара, что называется, "не сошлись характерами". Делянов как полковой командир считал, что Хвостов плохо выполняет свои служебные обязанности, и не раз объявлял об этом в приказах по полку. Хвостов же обвинял его в предвзятости и даже подал рапорт о том, что не станет выполнять его нелепые распоряжения. После смотра, на который эскадрон Хвостова прибыл с получасовым опозданием, Делянов приказал арестовать Хвостова и вести за эскадроном пешком.
Взбешенный ротмистр не подчинился, а пришел на квартиру полкового командира для выяснения отношений. В присутствии двух офицеров Сумского полка противники обнажили сабли. Делянов в ходе поединка разрубил Хвостову левое плечо до кости. Но никакого примирения после этого не наступило. Хвостов продолжал его оскорблять. Тогда Делянов нанес ротмистру еще один удар саблей по правой руке. Секунданты с трудом разняли дуэлянтов, готовых перейти к драке на кулаках.
Следствие по этому делу длилось более года. Ротмистра Хвостова как инициатора поединка, первым обнажившего оружие против своего командира, по определению суда, следовало "лишить живота", полковнику Делянову - "отсечь правую руку". Но император Александр I решил иначе: Хвостов был разжалован в рядовые, Делянов "за неумение сохранить в его команде должную дисциплину", но "в уважение прежней его службы" (он имел три ордена и золотую саблю с надписью "За храбрость") был оставлен в полку, однако лишен права самостоятельного командования.
О Хвостове больше ничего неизвестно. Давид Артемьевич Делянов, которому в это время исполнилось 50 лет, продолжал службу в сумских гусарах и с отличием участвовал в боевых действиях с французами в 1812, 1813 и 1814 годах. Чин генерал-майора ему был присвоен в сентябре 1813 года.
Примерно такая же история, связанная с неподчинением младшего по чину старшему, произошла и в Гродненском гусарском полку в августе 1811 года. Молодой корнет Владислав Казакевич самовольно отлучился от своего взвода. Командир эскадрона ротмистр Мартын Игнатьевич Закревский, служивший в полку с 1807 года, вызвал его к себе для воспитательной беседы. Корнет, однако, не признал своей вины. Беседа вскоре переросла в ссору, в ходе которой Казакевич вызвал Закревского на дуэль. Противники стрелялись на пистолетах, и Закревский был убит.
По решению военного суда, состоявшегося 12 марта 1812 года, Казакевич был лишен офицерского чина и дворянства и сослан на вечную каторгу в Сибирь. В Гродненском же гусарском полку, правда, совсем недолго, не более двух лет, служил подполковник граф Подгоричани, которому приписывали участие в необычной дуэли с прусским офицером зимой 1807 года в городе Гейльсберге. Тогда пруссаки были союзниками русской армии, но вели себя по отношению к русским очень надменно. За карточной игрой в трактире у русских гусар и прусских драгун произошла ссора. Дело дошло до вызова. Пруссак был отличный стрелок и хотел драться только на пистолетах. Граф Подгоричани ответил, что пистолетов у него нет, но взамен он ставит на карту свою жизнь. Если пруссак сейчас побьет эту карту, то может тогда застрелить и самого гусара. Если же карта выиграет, то Подгоричани застрелит его. В конце концов пруссак принял это предложение и стал метать карты. Карта Подгоричани выиграла, и он хладнокровно сказал противнику: "Теперь пойдем в сад и разделаемся!" Множество офицеров обеих армий пошли за ними в сад. Подгоричани взял охотничье ружье у хозяина трактира, отмерил тридцать шагов и предложил драгуну занять место у барьера. Тот, все еще не понимая, шутит русский или говорит всерьез, повиновался. Подгоричани, не целясь, вскинул ружье и выстрелил. Пуля попала пруссаку прямо в сердце. Присутствующие невольно вздрогнули от ужаса и не знали, что делать. "Я не шучу жизнью, - ответил гусар. - Если бы я проиграл жизнь, то встал бы у этого барьера и заставил бы его выстрелить в меня..."
По мнению историографа полка Цехановецкого, это происшествие лучше всего говорит о нравах той эпохи, когда жизнь ценилась недорого и проигравший ее в карты должен был выплатить долг точно так же, как если бы дело шло о горсти червонцев или о дюжине бутылок шампанского для полковой вечеринки. Но нравы менялись, и в конце царствования Александра Благословенного младшие и старшие офицеры уже не склонны были рисковать столь отчаянно. Сообщения о дуэлях на пистолетах предпочитали скрывать и делали это порой весьма изобретательно.
В манеже кирасирского Военного ордена полка повздорили поручик Круженский и корнет Риттер. Их секундантами вызвались быть корнет Головня и штабс-ротмистр Кази. Поединок произошел тут же, и корнет Риттер был тяжело ранен в грудь. Услышавший выстрелы вахмистр побежал с этим известием к командиру эскадрона, а тот направился к командиру полка полковнику барону Бюлеру. Узнав, что других свидетелей нет, Бюлер дал пощечину ретивому вахмистру и сказал, что тот все это придумал. На самом деле в манеже якобы произошло совсем другое: корнет Риттер показывал однополчанам недавно купленные им пистолеты Лепажа и случайно ранил себя в грудь.
Участники дуэли написали рапорты, где излагалась именно эта версия, и полковник Бюлер поехал с ними в штаб дивизии. Оттуда в полк прибыла целая комиссия, но расследование не дало результатов. Поручик Круженский и корнет Риттер дружно утверждали, что в манеже они только осматривали новые пистолеты. Остальные вообще ничего не видели и не слышали. Таким образом барон Бюлер спас молодых офицеров, чья глупая ссора могла иметь непоправимые последствия как для их карьеры, так и для доброго имени всего полка...
Отправлено: 20.07.09 10:10. Заголовок: Женитьба Из книги: А..
Женитьба Из книги: А.Бегунова. Повседневная жизнь русского гусара в царствование Александра I
На первый взгляд, вопрос о браках военнослужащих решался очень просто. В Уставе конного полка 1797 года имелась глава 41-я "О женитьбах". В ней говорилось, что "каждый офицер, принявший намерение жениться", должен сообщить об этом своему полковому командиру. Далее Устав сообщал, что унтер-офицерам и рядовым отнюдь не запрещается вступать в брак, командование лишь должно наблюдать, чтобы они "брали жен хорошего состояния и поведения".
Но на самом деле ряд государственных установлений в сущности запрещал младшим офицерам вступать в брак, и эта политика была вполне продуманной и целенаправленной.
Первый шаг в этом направлении был сделан Петром Великим. В 1722 году обер-офицерам флота запретили жениться "без указа" под угрозой трех лет каторжных работ. В 1764 и 1766 годах данное постановление распространили на обер-офицеров пехоты и кавалерии, при этом обязав полковых командиров тщательно следить за "материальным обеспечением и пристойностью браков гг. офицеров". Еще дальше пошел император Павел I. В 1800 году он предписал всем генералам, штаб- и обер-офицерам испрашивать разрешение на брак лично у него. Можно представить, насколько растягивалась процедура сватовства военнослужащих в российских провинциях, пока курьеры везли их прошения в столицу, затем в ожидании рассмотрения и Высочайшего соизволения эти документы находились у царя и снова возвращались обратно.
Офицеры, "приняв намерение жениться", подавали рапорт своему полковому командиру, а тот уже писал царю. В Российском государственном военно-историческом архиве сохранилось немало документов подобного рода:
"Его Императорскому Величеству от Его Императорского Высочества Цесаревича и Великого князя Константина Павловича РАПОРТ
Высочайше вверенного мне лейб-гвардии Конного полка полковник граф Ожаровский 1-й просит позволения жениться на разведенной с генерал-майором графом дер Паленом Марье Павловой, урожденной Скавронской. О чем Вашему Императорскому Величеству представляю.
Константин
№653 С.-Петербург Декабря 31-го дня 1806 г.
РЕЗОЛЮЦИЯ: "Позволить".
Понятно, что браки генералов и представительниц дворянской аристократии, владевших тысячами душ крепостных, устраивались иначе, чем браки армейских офицеров, живших лишь на жалованье. Для них инструкция по-прежнему формулировала два пункта: "материальное обеспечение" (точно оно было указано только в законе 1866 года - не менее 250 рублей чистого годового дохода) и "пристойность брака", под которой понимали добрую нравственность и благовоспитанность невесты и соответствующее офицерскому званию общественное ее положение. Проверка по двум этим пунктам военнослужащих, желающих вступить в брак, после 1808 года была возложена на командующих армиями и корпусами, после 1849 года - на командиров полков. Эти ухищрения были продиктованы одним суровым обстоятельством: военная администрация признавала, что получаемое офицерами, особенно младшими, содержание недостаточно для обеспечения жизни их семей на уровне, соответствующем высокому престижу офицерского звания в обществе. Вместе с тем государство не имело возможности увеличить оклады жалованья младшему командному составу до нужной суммы и вводило запреты и ограничения. Если офицер мог доказать, что женитьба улучшит его материальное положение, то командование охотно шло ему навстречу и разрешало брак, рассмотрев, однако, личность невесты и установив происхождение ее капитала.
На деле это приводило к тому, что обер-офицеры полков кавалерии поневоле оставались холостыми. Возможно, этим и объясняется развитие так называемого "волокитства", о котором упоминают все современники и авторы полковых историй. Корнеты, поручики, штабс-ротмистры и ротмистры напропалую ухаживали за дамами, флиртовали, "крутили романы", но по объективным причинам не могли сделать избранницам своего сердца официальное предложение и создать семью.
Некоторые из них вступали во внебрачные связи, искали доступных женщин и без труда находили их. Правда, в мемуарах ссылки на это попадаются очень редко. Общественная мораль была строга, и господа офицеры стыдились рассказывать о своих любовницах или о посещениях публичных домов.
Судя по дневнику обер-офицера Малороссийского кирасирского полка И. Р. фон Дрейлинга не смущали связи с замужними женщинами. Зимой 1811 года он чувствовал себя особенно хорошо: "Мне было приятно бывать в доме полковника, а связь с самой прекрасной, с самой очаровательной из всех женщин, победоносно царившей на всех балах, опьяняла меня совершенно, я весь отдавался счастью и наслаждениям..." Страницы, посвященные 1812 году, отведены описаниям сражений и походов, но в начале 1813 года в Польше штабс-ротмистра ожидал новый роман: у свитского капитана Эссекса он отбил "прелестную красавицу Жанету, кокетливую польку в полном смысле слова". В конце 1813 года в Германии, прощаясь с Лейпцигом, фон Дрейлинг также "покинул самые приятные связи". Здесь он жил в доме купца Краева и пользовался благосклонностью как его жены, так и ее золовки - госпожи Ганзен, "очень хорошенькой молодой женщины". В 1814 году в покоренном Париже теперь уже ротмистр Иоганн фон Дрейлинг пережил "целый хаос новых впечатлений, удовольствий и наслаждений всякого рода, которых и описать невозможно", потому что "прелестные француженки были очаровательны", и он познакомился с одной из них, "обитательницей бельэтажа". На обратном пути в Россию судьба занесла его в Кельн. Там он снимал квартиру у богатого купца Фево, имевшего двух взрослых дочерей. "Обе прелестные девушки полюбили меня, - пишет кирасир. - Я отдаю предпочтение Луизе - и она живет только мною... Под одним кровом, постоянно вместе - какое искушение! Какие минуты! Воспоминание об этих счастливых мгновениях, об этом счастливом прошлом, которое покрыто завесой времени, храню я свято про себя..." Весной 1819 года фон Дрейлинг был произведен в майоры, получил в командование дивизион (два эскадрона) в Новгородском кирасирском полку, а вместе с ним - 1000 рублей жалованья и 1000 рублей "столовых" денег. Он записал в своем дневнике, что "ощущается стремление к спокойной семейной жизни", взял отпуск и поехал на родину в Курляндию. Здесь он женился на девушке, с которой был знаком в детстве. Оказывается, "душой они давно принадлежали друг другу"...
Наиболее откровенные записи оставил в своем дневнике А. Д. Чертков (1789-1859), председатель "Общества истории и древностей Российских" с 1848 по 1857 год, основоположник русской нумизматики и создатель уникальной "Всеобщей библиотеки России", насчитывавшей более 17 тысяч редких книг на церковно-славянском, русском и западно-европейских языках. В 1812-1815 годах Александр Чертков служил корнетом, а затем поручиком в лейб-гвардии Конном полку и совершил вместе с русской армией Заграничный поход. Любознательный юноша повсюду скупал старинные книги, гравюры, литографии, монеты, а также искал... продажных женщин. В его мемуарах нет ни слова о любви или страсти, о женской красоте или характере. Ему нужно было только "сделать свое дело".
В этом смысле наблюдения над европейской жизнью молодого кавалериста не лишены некоторого интереса. Например, в Париже ему особенно запомнился Пале-Рояль, так как там было "на третьем этаже - сборище публичных девок, на втором - игра в рулетку". В Германии он вообще чувствовал себя неуютно, потому что "во Франции, в самых маленьких городах, как Шалон, Бар-ле-Дюк и т. п., можно найти публичных девок, в Германии, напротив, в самых больших городах, как Карлсруэ, Вюрцбург, Штутгарт, их совсем нет; причина этого та, что немецкие князьки, желая возродить германские нравы, запрещают бордели и велят пороть бедных девок, застигнутых на месте преступления...". Несмотря на это, в Бадене Черткову повезло: "с большим трудом удалось раздобыть себе одну, старую и дурную собой". Лейпцигом же собиратель редкостей и вовсе остался доволен: "Девки в Лейпциге недороги, и за один или два талера можно полностью удовлетворить свои желания". Это действительно было недорого, потому что за вход в купальню в городском саду с человека брали один талер...
Отправлено: 20.07.09 10:18. Заголовок: Отставки Из книги: ..
Отставки
Из книги: А.Бегунова. Повседневная жизнь русского гусара в царствование Александра I
Закон предусматривал увольнение в отставку нижних чинов только в двух случаях: по выслуге ими пределенных сроков службы и по неспособности эту службу продолжать. Увольнение же в отставку офицеров и военных чиновников могло состояться и по их собственному желанию. В этом случае отставки офицеров можно рассматривать как способ урегулирования разнообразных конфликтов. Офицеру совсем необязательно было указывать истинную причину своего ухода со службы. Судя по документам, можно было воспользоваться двумя официальными формулировками: "по домашним обстоятельствам" и "за ранами и болезнями".
Весной 1809 года такие рапорты императору Александру I подали сразу десять генералов, в числе которых находились Д. С. Дохтуров, Н. А. Тучков, граф А. И. Остерман-Толстой, А. Ф. Ланжерон, А. И. Горчаков, братья князья Д. В. и Б. В. Голицыны. По мнению историков, болезнь, вдруг поразившая военачальников, была связана с производством генерал-лейтенанта М. Б. Барклая-де-Толли в генералы от инфантерии (то есть в полные генералы).
Дело в том, что в 1809 году в Российской императорской армии насчитывался 61 генерал-лейтенант. В этом списке Барклай-де-Толли занимал 47-е место по старшинству производства (времени получения этого звания). Когда государь пожаловал его в генералы от инфантерии, обойденными оказались 46 человек. Все они сочли себя незаслуженно обиженными, и тогда в высших армейских кругах начали возмущенно обсуждать "выскочку" Барклая. Но на коллективный протест, а эта акция, несомненно, такой и являлась, решились несколько генералов. Александр Павлович принял отставку у троих: графа Остермана-Толстого и князей Голицыных. Остальные "выздоровели".
Выше мы уже говорили о том, что офицеры Кавалергардского полка также подавали рапорты об отставке "за ранами и болезнями" для того, чтобы привлечь внимание монарха к грубой выходке его младшего брата цесаревича Константина Павловича. Конечно, это была крайняя форма протеста офицерского сообщества против произвола высших начальствующих лиц, но она просуществовала в русской армии вплоть до начала XX века.
В начале XIX столетия отставку "за ранами и болезнями" было получить довольно просто. Офицер подавал прошение на Высочайшее имя вместе с медицинским свидетельством, подписанным, как правило, полковым штаб-лекарем, своим формулярным списком и еще одним документом, который назывался "реверс".
В 1809 году в отставку "за ранами и болезнями" был вынужден выйти командир эскадрона лейб-гвардии Гусарского полка князь Б. А. Четвертинский, брат фаворитки царя М. А. Нарышкиной и друг поэта Дениса Давыдова. Причиной, побудившей этого цветущего человека сказаться больным, явились весьма сложные отношения как в полку, так и в санкт-петербургском обществе, и связаны они были с положением при императорском дворе его сестры. Все больше находилось людей, не стеснявшихся намекать князю, что его служебная карьера целиком зависит от того, что происходит в царской спальне. Щепетильный Борис Антонович понимал, что вызов на дуэль, посланный самым бесцеремонным сплетникам, не решит проблемы. Ему оставалось одно - покинуть гусарскую службу, которую он очень любил. Дело о его отставке сохранилось:
"Всепресветлейший державнейший Великий Государь Император Александр Павлович, Самодержец Всероссийский, Государь Всемилостивейший просит лейб-гвардии Гусарского полка полковник и кавалер князь Борис Антонов сын Четвертинской о нижеследующем:
I
В службу Вашего Императорского Величества определен я из российских князей 792 Ноября 11-го прапорщиком в лейб-гвардии Преображенский полк, где производим был чинами: 796 Генваря 1-го подпоручиком, 797 Августа 9-го поручиком, 798 Декабря 22-го штабс-капитаном, 799 Декабря 30-го капитаном, 801 Сентября 28-го полковником, из оной по желанию моему 803 Августа 1-го переведен был в Уланский Его Императорского Высочества полк, а из сего того же года Ноября 6-го уволен был в отставку. Потом 805 Мая 30-го принят паки в военную службу и определен в лейб-гвардии Гусарский полк тем же чином.
В продолжение вышеописанной службы был в походах: с начала определения моего в сей полк по Высочайшему Вашего Императорского Величества повелению командирован был к генералу от кавалерии Голенищеву-Кутузову, при коем во все время сражений, бывших в 805-м году находился, в 807-м командирован был к генерал-фельдмаршалу графу Каменскому, где во всю кампанию, бывшую в 807 году противу французских войск в действительных сражениях находился, ныне ж хотя и усердно б желал службу Вашего Императорского Величества продолжать далее, но за имеющеюся у меня грудною болезнею нахожу себя не в силах, почему всеподданнейше прошу, дабы Высочайшим Вашего Императорского Величества Указом повелено было сие мое прошение принять и меня за вышеописанною болезнею вовсе в отставку на собственное пропитание уволить...
Ноября 29-го дня 1809 года
К сему прошению лейб-гвардии Гусарского полка полковник князь Борис Антонов сын Четвертинской руку приложил..."
"СВИДЕТЕЛЬСТВО дано сие лейб-гвардии Гусарского полка Господину Полковнику и кавалеру князю Четвертинскому в том, что при освидетельствовании моем нашел я, что он по имеющейся у него грудной болезни и застарелого ремотизма военной службы продолжать не может, в чем и свидетельствую
Ноября 29-го дня 1809 года
Коллежский асессор доктор Вицман".
"РЕВЕРС
1809 года Ноября 29 дня я, нижеподписавшийся лейб-гвардии Гусарского полка полковник князь Четвертинской, обязуюсь в том, что по отставке моей о казенном пропитании просить не буду. князь Четвертинской".
Получив отставку, Четвертинский уехал в Москву. Летом 1812 года, когда был опубликован Манифест Александра I с призывом создавать народное ополчение, Борис Антонович записался в него в числе первых и стал деятельно помогать 22-летнему графу М. А. Дмитриеву-Мамонову, выразившему желание на свои средства сформировать 10-эскадронный полк конных волонтеров - "Московский казачий графа Дмитриева-Мамонова". Его помощь была очень полезна, так как среди молодых друзей графа, которых он записал в свой полк офицерами (в августе 1812 года - 56 человек при 186 рядовых), не было ни одного, кто знал бы кавалерийскую строевую службу. Затем Четвертинский по указу императора был назначен в полк полковым командиром. Он завершал формирование этой добровольческой части в городе Серпухове, потому что Дмитриев-Мамонов, видя, что дела продвигаются медленно, бросил свое детище и с одним эскадроном всадников уехал в действующую армию. В 1813 году "Московские казаки Дмитриева-Мамонова" сражались с французами при Кацбахе и Дрездене и дошли до французского города Фор-Луи, где их и застала капитуляция Наполеона.
Отправлено: 20.02.10 09:26. Заголовок: Гусары Материалы вз..
Гусары
Материалы взяты с сайта http://kz44.narod.ru/Gusar.htm Первые гусары появились в середине ХУ века в Венгрии. Это были воины конных отрядов дворянского ополчения (по 2025 человек, созванного в 1458 г. для защиты южных границ королевства от турецких набегов, которые и получили название «хусар" или гусар*. Примеру Венгрии последовали и другие европейские государства. В частности, в ХVI веке в Польше иррегулярная дворянская конница также составила «гусарию», где служил цвет шляхты. Польские гусары имели шишаки и латы, украшавшиеся c середины семнадцатого столетия высокими «крыльями». Сокрушительные атаки «крылатых гусар», вооруженных длинными копьями с прапорами, решили исход многих сражений ХVI века.
В конце столетия в Австрии и Франции формируются первые регулярные гусарские полки как род легкой кавалерии. Постепенно гусары вводятся во всех армиях Европы.
В России гусары известны с тридцатых годов ХVII века. Состоявшие при стрелецких полках конные роты, называемые «копейными или гусарскими шквадронами», имели снаряжение польского образца, но без «крыльев» на доспехах. В ХVII веке в русской армии появились иррегулярные гусарские 'полки, набиравшиеся из уроженцев Болгарии, Венгрии, дунайских княжеств Молдавии и Валахии, а также Сербии. С 1741 гусары принадлежат к регулярной русской кавалерии, составляя ее легкую, наиболее подвижную часть.
Аванпостная, сторожевая служба и рекогносцировка сил противника прежде всего возлагались на гусар. В походе они неизменно шли в авангарде или арьергарде, скрывая движение армии. Гусары были незаменимы в партизанских отрядах, действующих на коммуникациях неприятеля; неутомимы в преследовании его отступающих войск. В случае же неуспеха они прикрывали ретираду собственной армии.
В 1812 Россия имела 11 армейских rусарских полков *, составлявших 1/5 всей кавалерии. Полк состоял из 10 эскадронов, делившихся на 2 батальона. С объявлением похода полк выступал в составе 8 эскадронов, 2 запасных предназначались для кавалерии резервных войск.
Каждый гусарский полк по штатам имел шефа, 6 штаб-офицеров (1 полковника, 1 подполковника, 4 майоров}, 75 обер-офицеров (6 ротмистров, 10 штабс-ротмистров, 20 поручиков, 34 корнета, 1 шефского и 2 батальонных адъютантов, 1 квартирмейстера и 1 казначея, 130 унтер-офицеров, 1480 рядовых, 32 трубача, 52 нестроевых (в их числе 1 священник, 3 лекаря, 2 фельдшера, 1 костоправ и 10 цирюльников}, 39 мастеровых, 27 фурлейтов (обозных), 1432 строевых лошади в мирное время и 1582 - в военное (без учета верховых лошадей офицеров и военных чиновников). В действующем эскадроне полагалось 7 обер-офицеров, 13 унтер-офицеров, 148 рядовых, 3 трубача и 143 строевые лошади.
Павлоградский полк, награжденный за отличие при Шенграбене Георгиевскими штандартами, имел для их охраны в каждом эскадроне 2 унтер-офицеров сверх штата. В январе 1813 все кавалерийские полки были приведены в состав 7 эскадронов (6 действующих и 1 запасного). По новому штату в гусарском полку, помимо шефа, состояло 5 штаб-офицеров, 53 обер-офицера, 126 унтер-офицеров, 1260 рядовых, 22 трубача (1 штаб-трубач) и 1254 строевых лошади. Каждый действующий эскадрон, сохранив прежнее число обер-офицеров, теперь имел 18 унтер-офицеров, 180 рядовых,3 трубачей и 179 строевых лошадей.
Рядовой состав гусарских полков в 1812-1814 комплектовался преимущественно из уроженцев Украины и Южной России. Пригодный для гусарской службы рост рекрута определялся в 165-169 см. Последнее правило, естественно, на офицеров не распространялось. Гусарская лошадь могла быть любой масти, но не выше 2 аршин 2 вершков (151 см} и отнюдь, не ниже 2 аршин (142 см). Цена лошади для гусар обычно достигала 40 рублей, но во время войны, учитывая возросший спрос,тех же лошадей продавали в полки уже за 200 рублей. . .
Гусарская униформа в 1812 году значительно отличалась от униформ других родов кавалерии свои видом. Она состояла из следующих предметов: доломан, ментик, чакчиры, ботики, кивер, ташка, гусарский кушак. К ней же можно отнести один из элементов конского убора - вальтрап. Каждый полк имел свои расцветки гусарской униформы.
Доломан (дулам, долам, долман, дулман). Короткая до пояса однобортная куртка со стоячим невысоким воротником. Грудь расшита пятнадцатью рядами шнуровых петель у офицеров из золотистого или серебристого шнура (по присвоенному полку цвету приборного металла). У солдат шнуры были шелковые желтого или серовато-белого цвета. Концы рядов шнуров украшались у солдат медными, у офицеров золочеными пуговицами. Грудь офицерского доломана вокруг шнуров обшивалась узким золотым (серебряным) галуном. Генеральские доломаны точно так же обшивались бахромой. Кроме того, галуном различной ширины обшивались воротники унтер-офицерских, офицерских и генеральских доломанов. Спина доломана также расшивалась шнурами. Однако число рядов шнуров не всегда выдерживалось строго пятнадцать. В зависимости от размера доломана рядов могло быть от 11 до 18. Цвет доломана, обшлагов и воротников в каждом полку были различные. На снимке справа солдатский доломан Сумского гусарского полка (к началу 1812 года его цвет будет заменен на серый с красными обшлагами и воротником). На снимке слева генеральский доломан лейб-гвардии Гусарского полка (к началу 1812 года воротник и обшлага станут синими).
Ментик (ментия). Точно такая же куртка, как и доломан, но воротник, края бортов, низ куртки и низ рукавов обшиты мехом. Каждый полк имел ментик своего цвета, причем цвет ментика не всегда совпадал с цветом доломана. Цвет меха: **Лейб-гвардии Гусарский полк: офицеры - черный бобровый мех, унтер-офицеры и солдаты черный мех. **Армейские гусарские полки: офицеры серый мех, унтер-офицеры черный мех, солдаты белый мех. Ментики в зимнее время носили надетыми в рукава поверх доломанов, а в летнее время ментики носили наброшенными на левое плечо. От сваливания ментик удерживался шнурком, проходившим под мышкой правой руки. Гусары, вооруженные пиками, в летнее время ментик не носили. В боевой обстановке перед атакой ментик или надевали в рукава, или снимали совсем.
Картины, в том числе и написанные в XIX веке, изображающие гусар, скачущих в атаку в развевающихся с плеча ментиками, не соответствуют действительности. Хотя внешне это выглядит красиво, однако развевающийся ментик может сыграть злую шутку с гусаром в бою. Он мешает действовать оружием, управлять конем, может нарушить равновесие бойца в седле и сбросить его на землю.
Чакчиры (чикчиры). Гусарские штаны прямого покроя со штрипками внизу. Заправляются в ботики. Цвет чакчир различный в каждом полку. По боковым швам узкие лампасы из золотого(серебряного) галуна у офицеров, и из желтой (белой) тесьмы у солдат и унтер-офицеров. Впереди на обеих штанинах украшение из шнура и галуна, так называемый "гусарский узел". У солдат и унтер-офицеров этот узел из тонкого шнура и прост по рисунку, у офицеров из золотого (серебряного) шнура и галуна сложного рисунка. У генералов это украшение еще сложнее. На рисунке слева офицерский "гусарский узел". На рисунке справа чакчиры и ботики. Ботики Низкие (чуть выше середины икр) узкие сапоги. Верхняя часть голенища имеет фигурный вырез с кисточкой в нем. На ботики надеваются шпоры. У солдат шпоры луженые оловом, у офицеров серебреные (золоченые).
Любопытно, что в начале века обувь не различалась на левый и правый сапог. Оба ботика (впрочем, и другая обувь тоже) были совершенно одинаковы, и какой на какую ногу одевать было безразлично (ну как теперь валенки).
Представлял собой фетровый (поярковый) усеченный конус. К верху он расширялся.
Верхняя плоскость кивера обтягивалась черной кожей так, что по верхнему краю боковой поверхности кивера образовывался бортик шириной в дюйм. Высота кивера около 17см. По бокам для прочности нашивались кожаные ремни в виде буквы V. Нижний край кивера также обшивался кожаным ремнем так, что диаметр нижней части кивера можно было регулировать по размеру головы гусара. Под ремень вшивался козырек из толстой юфтевой кожи.
С боков кивера к v-образному ремню крепился подбородный ремень, поверх которого крепилась так называемая "чешуя", состоявшая из отдельных фигурных пластинок. Чешуя изготавливалась из меди и у офицеров золотилась или серебрилась, а у солдат оставалась желтой медной или же лудилась оловом. Цвет чешуи зависел от присвоеного полку приборного металла (золото или серебро). На кивер крепился так называемый "кутас", который состоял из двух ветвей - передней и задней. К кутасу крепились левый и правый этишкеты. Левый этишкет был короткий (до нижнего обреза кивера. и состоял из двух небольших кистей. Правый был значительно длиннее и представлял из себя сложного плетения украшение. Кутас и этишкет у офицеров плелись из золотых или серебряных шнурков, у солдат из шелкового белевого шнурка белого или желтого цвета, у унтер-офицеров кутас и этишкет были аналогичны солдатским, но плелись из шнурков трех цветов - белый (желтый), черный, оранжевый.
На передней стороне кивера в лейб-гвардии гусарском полку крепился медный (у офицеров золоченый) киверный орел общегвардейского образца. У армейских гусар вместо орла на передней стороне кивера помещалась оранжево-черная кокарда с петлицей. На снимке (см.выше, фото подлинное) кивер штаб-офицера лейб-гвардии Гусарского полка.
В верхней части кивера крепился так называемый "репеек". У солдат он представлял собой овальную выпуклую деревяную деталь.В лейб-гвардии Гусарском полку солдатский репеек был желтого цвета с красной серединой, в армейских полках белый или желтый (по цвету приборного металла. Репейки офицеров выглядели иначе.
Сверху кивера помещался так называемый султан - украшение из заячьего меха высотой 17.6см. Солдаты и офицеры имели султан белый (в нижней части черный), унтер-офицерский султан верхнюю треть имел черную с вертикальной оранжевой полосой. На рисунке слева направо: султан солдата и офицера, султан унтер-офицера, султан музыканта солдатского чина, султан музыканта унтер-офицерского чина.
Султаны надевали на кивера обычно только на смотрах, парадах и иных торжественных случаях. В повседневной службе, перед боем султан снимали и укладывали внутрь кивера.
Под дождем фетр кивера размокал, кивер терял форму и быстро разрушался. Поэтому в повседневной службе носили не кивер, а фуражную шапку( похожа на современную фуражку. Солдаты и унтер-офицеры имели фуражную шапку без козырька, офицеры с козырьком). В походе также носили фуражную шапку или же на кивер надевали серый или черный просмоленый чехол. На чехле черной или серой краской писали номер эскадрона.
Примечание: Кивер был для солдата не только головным убором. В кивере кроме султана нередко хранили ложку, деньги, гребешок, щеточку для усов, фабру, вакс-помаду, нитки и иголки. Нередко там можно было найти трубочку с табачком, запасной кремень для пистолета, шило, отверточку. Мастеровитые солдаты носили и всякий мелкий инструмент своего ремесла. В чакчирах или доломане негде было держать всю эту очень нужную в солдатском быту мелочь.
На голове бесформенный черный цилиндрический колпак, на ногах грязные серые рейтузы, серый плащ, голое седло, с конской попоной сзади, и цилиндрическим чемоданом спереди. Ничего яркого, блестящего, разноцветного. Так на самом деле выглядели гусары в войну 1812 года. Да-с, война на самом деле была не столь красива, и гусары не выглядели столь элегантно, как мы привыкли видеть на живописных батальных полотнах или на киноэкране.(с)
На поясе гусары носили поясную портупею красной кожи, которой двумя пасовыми ремнями слева крепилась легкокавалерийская сабля образца 1798 или 1809 года и на трех пасовых ремнях также слева так называемая "ташка", которая представляля собой плоскую пятиугольную сумку. В чем было предназначение ташки автору установить не удалось. Ташка непригодна ни для мелких вещей, ни для пакетов, ни даже для носового платка. Вероятнее это был просто декоративный элемент гусарской униформы. Расцветки ташек в каждом полку были различные. На лицевой стороне ташки наносился вензель императора. У офицеров вензель и расшивка ташки делалась золотыми или серебряными нитками (по цвету присвоеного полку приборного металла), у солдат и унтер-офицеров белым или желтым шнуром. На рисунке- офицерская ташка лейб-гвардии Гусарского полка, справа - солдатская ташка Изюмского или Сумского полка.
Поверх портупеи одевался гусарский пояс-кушак, представлявший собой набор цветных шнуров с золотыми или серебряными перехватами. Кушак застегивался спереди на две продолговатые пуговицы. гусарский пояс-кушак.
В комплект гусарской амуниции входила "лядунка", представлявшая собой небольшую жесткую коробочку для патронов к гусарским пистолетам. Лядунка носилась на ремне-панталере через левое плечо и располагалась сзади, а перед стрельбой передвигалась вперед на грудь. На панталере спереди крепились на тонких цепочках два протравника, медный и стальной. Протравники представляли собой иглы для прочистки затравочного отверстия пистолета. У солдат и унтер-офицеров панталер был кожаный белый или красный, у офицеров из красной кожи и расшит золотыми нитками.
На рисунке слева хорошо видны цепочки протравников на панталере офицерской лядунки. Справа солдатская лядунка на красном панталерном ремне. Сверху виден белый панталерный ремень с крючком для мушкетона или штуцера.
Отправлено: 20.02.10 14:49. Заголовок: Не знаю позволено ли..
Не знаю позволено ли здесь выражать эмоции, но мне было очень интересно! Спасибо, дамы! Особенно понравилось это: Хелга пишет:
цитата:
Кивер был для солдата не только головным убором. В кивере кроме султана нередко хранили ложку, деньги, гребешок, щеточку для усов, фабру, вакс-помаду, нитки и иголки. Нередко там можно было найти трубочку с табачком, запасной кремень для пистолета, шило, отверточку
Удивительно как в этом "шкафу" находилось место для головы
Кавалерийские полки, так же, как и пехота, формировались преимущественно путем рекрутских наборов. Набор осуществлялся, как правило, из крестьян – отбиралось определенное количество рекрутов 17-35 лет от каждых ста человек мужского пола; это количество могло меняться от одного на сотню в мирное время до 3, 5 и 10 на 500 (в период Отечественной войны). Например, 82-й и 83-й рекрутские наборы 1812 года дали примерно 90 -100 тысяч человек каждый. Служба по рекрутскому набору продолжалась 25 лет.
Но были и иные методы формирования отдельных частей, и касалось это в первую очередь легкой кавалерии. Традиционно гусарские (и позднее уланские) полки формировались при помощи вербовки: сначала преимущественно из южных и западных славян – украинцев, сербов, а также венгров и других народностей центральной Европы. Позже вербовка практиковалась и в других областях западной России. Об этом упоминали военные историки В. Крестовский и И. Бурский. Наиболее подробно этот процесс описан Н.А. Дуровой в ее знаменитых «Записках кавалерист-девицы»: «Дело происходило так. По улицам городка гуляли толпы солдат, щедро угощали вином и водкой встречавшихся им лиц мужского пола (независимо от возраста), потом приглашали в корчму продолжить веселье. После такого угощения многие приходили в себя только на следующий день, в полковом лагере, где им предлагали подписать соответствующие бумаги и просто-напросто не отпускали домой.» Эта кампания вербовки помогла Дуровой весной 1807 года без особой проверки и хлопот под именем Александра Васильевича Соколова записаться в конный Польский полк. Там она вместе с другими завербованными прошла ускоренный курс обучения, чтобы уметь «маршировать, рубиться, стрелять, владеть пикой, седлать, расседлывать, вьючить и чистить лошадь», и была определена в лейб-эскадрон рядовым («товарищем»).
Отправлено: 20.02.10 16:37. Заголовок: Офицерский корпус Р..
Офицерский корпус
Русское дворянство всегда считало службу в кавалерии очень престижной. Но далеко не всем она была по карману из-за покупки собственных лошадей, дорогостоящего конного снаряжения, амуниции, обмундирования. Например, Устав требовал, чтобы у гусарских офицеров все пуговицы, шнуры и галуны на доломане, ментике и чакчирах действительно были золотыми или серебряными. Характерный предмет амуниции всех кавалерийских офицеров – лядунка (маленькая сумка для патронов) – также должна иметь крышку из серебра или золота (смотря по цвету полкового прибора). Потому в кирасирских, драгунских, гусарских и уланских полках на обер-офицерских должностях находилось немало молодых людей из знатных и богатых фамилий. По словам А. Фета, известного поэта и кавалерийского офицера, они хотели «красиво отпраздновать молодость», а потом выйти в отставку. Однако были и другие – небогатые или со средним дворянским состоянием (примерно – 300 душ), но ревностные знатоки службы, избравшие военную карьеру делом всей жизни. Почти все крупные русские полководцы эпохи Александра I обязательно имели за плечами службу в коннице.
Офицерами кавалерийских полков были в своё время М.И. Кутузов, М.Б. Барклай-де-Толли, П.И. Багратион, Л.Л. Беннингсен, А.П. Ермолов. Известными кавалерийскими начальниками становились как представители аристократии, так и выходцы из дворянских семей среднего достатка. Генерал-лейтенант князь Д.В. Голицын, блестяще образованный человек, большой знаток лошадей, умелый военачальник, принадлежал к старой русской аристократии.
Совсем другой тип представлял собой генерал-лейтенант Ф.П. Уваров. Он в 13 лет был записан вахмистром в лейб-гвардии Конный полк, но служить в столице не смог из-за недостатка средств и вышел офицером в пехоту. Лишь в годы войны с поляками (1793 – 1794 гг.) ему удалось перевестись в Смоленский драгунский полк, где он отличился своей храбростью и получил чин подполковника. Встреча с императором Павлом круто изменила карьеру скромного армейского офицера. Павлу Уваров понравился, он перевёл его в лейб-гвардии Конный полк, сделал генерал-майором и генерал-адъютантом. В 1800 году Уваров стал одним из организаторов Кавалергардского полка. С тех пор его служба была связана с конной гвардией. Красавец в молодости, щёголь, превосходный наездник и отважный человек, Уваров сам, без покровителей и знатной родни, достиг высоких чинов, пользовался симпатией не только Павла Петровича, но и Александра. Современники отмечали, что Уваров не получил в детстве достаточно образования, но упорными занятиями образовал себя сам.
Большинство офицеров также не имело специального военного образования, получая знания в процессе прохождения службы. Однако к началу XIX века в России уже сложилась определенная система подготовки армейских кадров. Так, ещё в XVIII веке подготовка армейских офицеров велась в Сухопутном кадетском корпусе и в Артиллерийской и Инженерной дворянской школе (с 1800 г. – 1 и 2 Кадетские корпуса). Выпускникам присваивались унтер-офицерские чины или чин прапорщика, а особо отличившимся – чин подпоручика и даже поручика.
В первом десятилетии XIX века в связи с наполеоновскими войнами произошло почти двойное увеличение числа подразделений русской армии, что потребовало пополнения армии офицерами. По представлению шефа 1-го Кадетского корпуса графа П.А. Зубова Александр I утвердил в 1805 г. «План военного воспитания», по которому предполагалось развернуть 10 военных училищ в Петербурге, Москве, Киеве, Смоленске, Воронеже, Твери, Ярославле, Нижнем Новгороде, Казани и Тобольске, а также приготовительные военные школы. В этих учебных заведениях резервировались места для сирот и сыновей военных инвалидов и неимущих дворян.
Однако эти школы и кадетские корпуса не могли полностью решить проблему офицерских кадров. В офицеры производили из унтер-офицеров – по выслуге и за выдающиеся заслуги, причем для дворян выслуга была существенно короче, и это было справедливо, т.к. важен был образовательный ценз, который у дворян традиционно был существенно выше. О таком производстве в чин писали в своих воспоминаниях Н. Дурова, граф Д. Остен-Сакен. Экзамен при этом мог быть достаточно строгим, но это касалось, в основном, артиллерийских и инженерных частей. Для кавалериста главным было знание Устава, безукоризненное владение оружием, выездка, личные качества. Не в последнюю очередь оценивались моральные качества будущего офицера. Например, он не мог жениться на артистке или на женщине, давшей повод для развода, поскольку развод был возможен только при доказательстве измены. Такой брак считался порочащим офицерскую честь. Не мог стать офицером и тот соискатель, который за время предыдущей службы подвергался телесным наказаниям.
По штатам от 1816 года (к сожалению, более точного приближения обнаружить не удалось) оклад российского офицера в год составлял: полковника - 1200 руб. (при Павле I – 900 руб.) подполковника - 900 руб. (при Павле I – 600 руб.) капитана - 600 руб. (при Павле I – 340 руб.) подпоручика - 510 руб. (при Павле I – 200 руб.). Кроме окладов офицерам платили и ежегодные столовые деньги: командиру полка - 1800 руб. командиру роты - 360 руб. младшему офицеру роты - 180 руб. Кроме того, выплачивались особые деньги "на представительство", то есть на приемы "офицеров с семьями и без оных": командиру дивизии - 500 руб. командиру полка - 1200 руб. Много это или мало, можно судить по ценам тех лет: квартира в Петербурге на лучшей улице - до 20 руб. в месяц среднее жилье - до 1.3 руб. в месяц фунт лучшего мяса - до 6 коп. десяток яиц - 2 коп. десяток апельсинов - 25 коп. ведро водки - 15 коп. бутылка шампанского - 1.5 руб. Таким образом, младший офицер на прожитье (квартиру, еду и прислугу) тратил около 10 руб. в месяц. Если не пил шампанского...
С 1829 года офицер, прослуживший 35 лет, "выходил на пенсию" с сохранением полного жалованья. С учетом того, что дворяне приписывались к полку с 14 - 15 лет, то на "полный пенсион" офицер выходил к 45 - 50 годам. Это положение коснулось многих участников Отечественной войны. Офицер, не имевший земельного надела и недвижимости, по выходе на пенсию получал квартиру с "инвалидным содержанием" (за счет казны) в одном из 20 губернских городов на выбор.
Вдова и дети офицера имели право на его пенсию, вне зависимости от того, скончался он на службе или в отставке. Вдове назначалась 1/2 пенсии мужа, на каждого ребенка - 1/3 от остатка. Пенсию прекращали платить в случае ее замужества, принятия монашества и наказания по суду. Сыну платили до 18 лет; дочери - до 21 года, если она не выходила замуж раньше. Вдовам офицеров, убитых или умерших от ран во время боевых действий, еще со времен Павла I выплачивалась полная пенсия мужа пожизненно.
Как же всё написанное интересно и информативно! О многом не имела даже представления! Невероятно интересны детали быта, вопросы обеспечения офицеров и их семей! У меня есть книга Сергея Охлябинина называется "Честь мундира". Чины. Традиции. Лица. Русская армия от ПетраI до НиколаяII. Есть много интересного, но такого, например, какое жалованье платили офицерам или сколько стоил фунт хорошей говядины не упоминается. А ведь именно эти мелочи наглядно рисуют справедливое и заботливое отношение государства к статусу российского офицера и уважение к его патриотическому долгу.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 36
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
