Не знаю, кому это еще нужно - или нет, но... есть продолжение.
-----------------------------------------
– Вижу, Муравский тебя не разочаровал, – улучив момент, хихикнула Тяша. – Ты не просто сияешь – светишься, затмевая собою все небесные светила.
– Не разочаровал, напротив, – признала Сан. – Откровенно говоря, я бы предпочла избежать толпы гостей, как и обойтись без ответных визитов хотя бы какое время после свадьбы…
– Но сие невозможно, – кивнула Тяша. – Любопытствующие должны насладиться смущенным видом новобрачных. Впрочем, скоро все успокоятся и переключат свое внимание на кого другого.
– Скорее бы, – вздохнула Сан. – И мы тогда сможем уехать в Пригожее.
«Скорее бы» – никак не получалось. Помимо обязательных визитов к родственникам и близким друзьям семьи Булавиных, им надобно было побывать и на, кажется, бесконечных званых обедах и приемах в их честь, ничего не пропустив и тем никого не обидев. Хотя Сан и Муравский везде были вместе, им приходилось держаться поодаль друг от друга, никак не выказывая тех чувств, что их переполняли, и только поздними вечерами, оказавшись в своих апартаментах, они могли наконец наедине наслаждаться обществом друг друга.
Муравскому приходилось особенно тяжко – после привычного и относительно уединенного образа жизни, он вдруг стал центром внимания всего петербургского общества, обзавелся множеством знакомств среди людей, которые прежде не знали его и не желали даже замечать. Теперь все жаждали его внимания, интересовались мнением и советовались по самым разным проблемам, словно именно его точка зрения представляла особую для них ценность.
Такое положение дел, по счастию, не вскружило ему голову. Он прекрасно понимал, чем обязан нынешнему своему положению и не намеревался тем злоупотреблять. Посему он, порою с трудом – за отсутствием светских навыков, но уходил от навязывания ему запанибратских отношений или просьб в решении каких проблем, отделывался общими словами в обсуждениях политических, военных или государственных вопросов.
– Вы избрали верную тактику в общении с этой публикой, – как-то заметил князь Булавин. – Немногословие и некоторая дистанция вскоре дадут соответствующие плоды – вы избежите проявлений фамильярности и заслужите уважение общества.
Муравский только кивнул, подумав, что подобное поведение если и сыграет свою роль в свете, увы, не поможет избавиться от настырности собственного отца, который, казалось, не замечал попыток старшего сына уклониться от вдруг обретенной «любви» и опеки новоявленного родителя.
Игнатий Федорович откровенно наслаждался своим новым положением – свата князей Булавиных, появлялся на всех приемах и не сидел тихо где-нибудь в уголку, но принимал в них самое активное участие, оживленно общаясь с гостями и заводя все новые и новые знакомства. И полбеды, обсуждай он политику, в которой ничего не смыслил, или проблемы сельского хозяйства, в которых, возможно, разбирался. Но старший Муравский, как вскоре выяснилось, всему предпочитал сплетни.
– Я все знаю, - сообщил он сыну примерно через неделю после свадьбы.
– Что именно? – спросил Муравский.
– Как ты смог жениться на дочери сенатора, – подмигнув, заявил Игнатий Федорович и вывалил ворох известных пересуд, гуляющих в обществе, по поводу женитьбы сына. Здесь были и россказни о разоренном имении Муравского, случайной покупке Булавиными соседнего поместья, куда на лето приехала княжна, и нагромождение домыслов о причинах, по которым князь якобы был вынужден отдать свою дочь за почти нищего соседского помещика.
– Не думай, что я осуждаю, напротив, считаю, что ты все сделал правильно – не растерялся, так сказать, в боевой обстановке и обратил ситуацию в свою пользу, – хохотнул Игнатий Федорович и потрепал сына по плечу. – Пригожее, надеюсь, входит в приданое, и ты будешь жить в нем. Говорят, роскошный особняк, особливо по сравнению с твоим домом… Знаешь, теперь я думаю, ты правильно делаешь, что увозишь жену в деревню. Пускай сначала родит тебе хотя бы пару детей, в отцовстве которых будешь уверен, а ежели потом она переберется в Петербург и заведет себе ухажеров, тебя это уже мало будет заботить…
– Вы оскорбляете меня и мою жену, – сказал донельзя разозленный Муравский.
– Да брось, – отмахнулся Игнатий Федорович. – Всем известно ее легкомыслие, кокетство и избалованность. Мне уж порассказали. И ты знал, на что идешь. Но дело того стоило. Нынче ты богат и вхож в самые сливки общества. Князь, надеюсь, пристроит тебя на теплое местечко, да в те же свитские, станешь генералом, а там и титул получишь. Чем плохо? Я им так и говорю: моему сыну досталась козырная карта, и он правильно ее разыграл. И я всегда на твоей стороне, не сомневайся.
Муравский стиснул зубы. Ему надо было как-то остановить отца, и единственным способом того, был отъезд Игнатия Федоровича из Петербурга. Но как вынудить его уехать?
– Выслушивая и перенося сплетни, вы тем самым вредите мне, – сказал он. – Тем паче, сплетни эти – по большей части злоязычные выдумки, придуманные завистниками и отвергнутыми поклонниками моей жены. Вы же, выказывая свою ими заинтересованность, пуще раззадориваете и развязываете языки. Ежели вы не угомонитесь, мне придется принять меры…
Муравский сделал нарочитую паузу, чтобы последние его слова прозвучали как можно более весомо, хотя понятия не имел, какие меры могут обуздать болтливого отца.
– Сынок, не переживай, все сделаю, как скажешь, – пошел на попятную Игнатий Федорович, но Муравский совсем не был уверен, что его завуалированная угроза надолго подействует.
Верно, следовало бы посоветоваться с князем Булавиным – тот определенно умел справляться с подобными ситуациями, но сие показалось ему унизительным.
«Коли я не могу справиться с собственным отцом, то на что я вообще гожусь?», – подумал он.
Мысль обсудить проблему с женой также была отброшена – ему не хотелось перед нею обнаруживать свою слабость. К тому он знал, что она предложит заплатить откупные, против чего все в нем восставало.
Сан, в свою очередь, также столкнулась с известной проблемой. Поначалу она заметила, что новоявленный свекор с охотою общается с самым завзятыми сплетниками общества – с Холодовыми и им подобным. Затем до нее стали доноситься слухи о том, что является излюбленной темой Игнатия Федоровича в разговорах – богатство и связи Булавиных, ее приданое и кривотолки вокруг помолвки с Муравским. Тяша окончательно раскрыла ей глаза на создавшуюся ситуацию.
В один из дней, когда ее отец с мужем отправились смотреть какие-то новые аглицкие устройства для пахоты, она навестила Тяшу.
– Твой свекор, похоже, превзошел князя Рогачевского, Стремоухова-младшего и обоих Холодовых вместе взятых, – сказала Тяша после того, как они обсудили новую замужнюю жизнь Сан. – Он слушает всех сплетников и разносит их истории, приукрашая собственными выдумками. У меня пытался вытянуть подробности нашей жизни в Пригожем, заодно сообщив по секрету, что, дескать, Стремоухов и Рогачевский из-за тебя дрались на дуэли, якобы князь даже был ранен и залечивал свои раны в уездном городе…
– Я уже поняла, что старший Муравский ужасный болтун и сплетник! – воскликнула Сан. – Нам надо как-то вынудить его уехать домой, но как – вопрос. Я предложила ему заплатить, но Муравский против. Он считает, что мы не должны тратить ни копейки на его отца. Мол, он не заслужил денег, вообще ничего не заслужил, а стоит нам заплатить, он так и будет тянуть из нас деньги.
– Кто бы мог подумать, что объявится подобная проблема? А что твой отец?
– Он готов выставить Игнатия Федоровича из Петербурга – решит это в два счета и без церемоний, ты знаешь. Но он не может сделать это без согласия Муравского, а тот молчит. Хотя я знаю, что муж раздражен и крайне озабочен поведением своего отца.
– Ситуация выглядит тупиковой, – признала Тяша. – Пока вы не уедете, старший Муравский так и будет разносить сплетни. Да и ваш отъезд не обязательно повлечет и его. Кажется, ему здесь понравилось…
– Но у меня есть идея, – заговорщическим шепотом сообщила Сан и отчего-то оглянулась на закрытую дверь.