Чудной сказкой, белым пухом снег искрится за окном, Тихо, тикая часами, он приходит в каждый дом! Много радости и счастья, и огня живого глаз, Новый свеженький зеленый, Новый год несёт для Вас! Пусть сбываются надежды, исполняются мечты, Новый свеженький зеленый — полный света, красоты! Вам желаю я здоровья и подарочков не счесть, Новый свеженький зеленый – принесет благую весть! Выполнения – проектам, процветания во всем! Пожелаю Вам Успеха! С Новым Годом! С Рождеством!
Прошлогоднюю забаву о рыцарях и драконах таки дописали и решили пополнить ею рождественский сборник. Авторы: Хелга, apropos [взломанный сайт]
«Рыцарь, открой забрало: совсем не та к тебе приходит»
Эпическая рождественская драма из жизни славных героев лат и меча, прелестных леди и драконов в трех актах с эпилогом и поэтическими отступлениями.
Сэр Этельберт, рыцарь славный и отважный, без страха и упрека, после многолетних праведных трудов и великих побед на поприще сражений с драконами и прочими врагами как рода человеческого, так и короны, отечества и Англии, отправился наконец к своей невесте леди Хильде, дочери графа Рэндалла, что жил в замке Меча и Орала в долине Зеленых дубрав, дабы посмотреть на деву, с которой был обручен еще во младенчестве, и себя показать. Ехал он лесами и полями, горами и холмами, долами и низинами, пока не подъехал к развилке дорог, где натянул поводья своего рыжего боевого коня по кличке Зубастый Вепрь и почесал задумчиво подбородок, заросший рыжей щетиной. – Смотри, Зубастый, вот, похоже, тот камень, о котором намедни нам рассказывал бородатый хозяин трактира. И куда-то нам от него свернуть надо – то ли направо, то ли налево... Рыцарь с сомнением посмотрел на руки в потертых кожаных перчатках, даже помахал ими в воздухе, определяя, где какая. – Вроде бы вот эта – правая, – наконец решил он, покрутив левой рукой. – Меня за нее укусил тот мерзкий пес – Тобиас из Нижнего Тобиана, когда я выбил из него предпоследний дух. Точно, вот и шрам прощупывается, – он ощупал некогда укушенное место и дернул за левый повод. Зубастый Вепрь мотнул головой и попытался повернуть в противоположную сторону. – Что такое? – возмутился рыцарь. – Или ты, неразумное животное, считаешь, что твой хозяин не может отличить правое от левого? Да будет тебе известно, что третьего дня я вот этой самой рукой поверг ниц сэра Фицроберта, который на три дюйма выше меня ростом и, как утверждает моя матушка, леди Ровена, на два дюйма шире в плечах! Ты, глупое животное, был тому свидетелем, укусив в схватке кобылу сэра Фицроберта, тем самым подтвердив... На этом интересном месте речь рыцаря была прервана ужасным грохотом – мимо на предельной скорости, которую могли развить две лошадиные силы, пронеслась повозка, свернув налево... или направо – этого сэр Этельберт установить уже не успел, потому что Зубастый Вепрь рванул вслед за колымагой, приняв личное животное решение.
* * * Небольшое музыкально-поэтическое отступление в исполнении Хендрика Стинга, местного барда. Аккомпанирует на дудочке Шепард Аноун.
Дорога, куда ты стремишься, куда, Коварно двоясь и маня поворотом, То влево, то вправо, как в небе звезда, Что светит, мигает, зовя за ворота.
Припев: Влево и вправо, вверх и вниз, Вверх и вниз, влево и вправо, Вверх и вправо, влево и вниз, Вниз и влево, вверх и вправо.
Зов неизвестности, отблеск клинка, Стыл нам покой, но горьки расставанья, Тонкую ткань чуть поднимет рука, Знаком судьбы, ореолом изгнанья…
Припев…
Известны двадцать три куплета сей баллады, повествующей о судьбе рыцаря, который повернул не туда, но Хендрик, по разным уважительным или не уважительным причинам, обычно допевает только до четырнадцатого.
* * *
Леди Элис, вдова сэра Ингрема Спенса, некогда бесславно погибшего на охоте от клыков бешеного кабана, возвращалась домой от своей соседки миссис Мэри Хамильтон. В гости к Хамильтонам приехал сэр Патрик Альдингар – рыцарь, известный своими подвигами в ратном деле, и леди Элис под надуманным предлогом с утра наведалась к Мэри, чтобы посмотреть на гостя – и себя показать. Увы, интересующий ее рыцарь еще изволил почевать, накануне перебрав эля с Хамильтоном, и ей пришлось ни с чем уехать домой. Посему леди эта пребывала в крайне раздраженном состоянии. Нахлестывая лошадей, запряженных в повозку, она надеялась успеть вернуться в свой замок до дождя, который обещали пролить темные тучи, сгустившиеся на небе. Проезжая Волчий Хвост – как местные жители обозвали огромный валун, лежащий у перекрестья дорог, – леди Элис краем глаза заметила какого-то типа в доспехах и на коне, по виду походившего более на разбойника, нежели на благородного рыцаря. Она сильнее подстегнула лошадей, чтобы поскорее миновать подозрительного всадника. Увы, судя по топоту копыт за ее спиной, он бросился за ней в погоню. Сжимая железной левой рукой повод своенравного Вепря, сэр Этельберт действительно догнал, обогнал и перегнал повозку. Он мчался, отдав себя судьбе и ветру, что развевал его рыжие кудри. О, рыцарь, куда ж несешься ты, столь безрассудно и упрямо? Дай ответ! Не дает ответа. И не может дать, поскольку через мгновенье Вепрь, словно налетев на роковое препятствие, рванул в сторону, взвился на дыбы и сбросил всадника. К счастью, двумя часами ранее, с телеги, что проезжала здесь, свалился тюк сена, на который и приземлился славный сэр Этельберт. Испуганный Вепрь умчался вперед, не заметив потери хозяина. На глазах не успевшей и ахнуть леди Элис всадник вдруг исчез, а рыжий конь унесся куда-то, сломя голову, и исчез за поворотом. Второй раз она тоже не успела ахнуть, потому что ее лошади вдруг заржали и внезапно остановились, будто наткнулись на препятствие. От сильного толчка леди Элис подбросило и перекинуло по воздуху, и в следующее мгновенье она упала на невесть откуда взявшемся посреди дороги тюк соломы, со звоном ударившись головой о что-то железное...
* * *
Сэр Беверхилд сотню дорог истоптал, Познал и победу он, и пораженье, И вот на сто первую рыцарь попал, Готов к испытаниям, бедам, сраженьям.
Припев: Влево и вправо, вверх и вниз, Вверх и вниз, влево и вправо, Вверх и вправо, влево и вниз, Вниз и влево, вверх и вправо.
Сэр Беверхилд смел и отважен, как лев, Прекрасен, как скалы крутые Девона, Пленил он четыреста семьдесят дев, Их слезы – то озеро близь Квартерона.
Припев:
На этом месте чувствительный бард Хендрик Стинг замолкает, охрипнув, и Шепард, дудочник, приносит ему пинту эля, дабы вернуть голос сладкоголосому певцу.
* * * Первое, что увидел сэр Этельберт, открыв глаза, было небо, серовато-голубоватое английское небо, огромное небо, величавое небо, небо, на котором были начертаны строки, да-да, это были строки, написанные незримой рукой, обмакнувшей гусиное облако-перо в алые чернила заката, что набухал за лесом, готовый взорваться солнечным шаром, падающим за горизонт. К сожалению, сэр Этельберт не умел читать, и усилия незримого доброжелателя или недруга оказались тщетными. Тайна сих строк канула среди пуха облаков, затянувших небо. Сэр Этельберт был человеком не размышления, но действия, поэтому он попытался принять вертикальное положение, но что-то постороннее мешало ему. В конце концов храброму рыцарю удалось сесть, и к своему величайшему изумлению он обнаружил на своих коленях женскую головку, а дальше обнаружилась и женская фигурка. Лицо дамы было закрыто темными кудрями и съехавшим на глаза чепцом, и сэр Этельберт не видел, хороша ли женщина столь неожиданно упавшая на него с небес. Не о том ли сообщала алая надпись? – Леди, вы живы? - спросил сэр Этельберт. Несмотря на знатность рода, к которому он принадлежал, был он человеком прямым и весьма демократичным: с женщинами вел себя так же как с людьми. Леди Элис считала себя особой вполне разумной и воспитанной, но какая леди могла бы сдержаться, услышав столь глупый вопрос? Впрочем, чего еще ожидать от мужчин, в недалекости которых она уже не раз убеждалась? – Жива! Жива, как видите! – вспыхнув, воскликнула она и попыталась подняться с колен этого несуразного увальня, разлегшегося посреди дороги на тюке соломы. – Немедленно отпустите меня! И уберите отсюда свою солому – здесь вам не курятник! Леди Элис потерла набухающую на лбу шишку, в негодовании поморщила носик и с неодобрением посмотрела на тусклые и помятые во всех местах латы виновника происшествия и его не чищенные, похоже, со времен потопа сапоги. – А еще доспехи надел! – буркнула она и отвернулась. – Мадам! – сказал сэр Этельберт, уставившись на ожившую леди. – Мадам! – повторил он, потеряв дар речи из-за бурной живости леди. – Мадам... – продолжил он, потрясенный грубостью леди. – Мадам, я не держу вас, – добавил он, закипая от негодования. – Еще никто, – сказал он, теряя терпение. – Никто не позволял себе попрекать меня моими же доспехами! Мадам! – воскликнул он, подхватывая леди за талию и вставая на ноги. Поскольку усадить леди было некуда – не бросать же ее обратно в солому?! – ему так и пришлось подниматься, держа ее в руках. Сжимая немного крепче, чем того требовало положение. Хотя, кто устанавливал правила для случая, когда леди падает с неба? Леди Элис изловчилась и пнула его ногой по колену. – Что вы заладили: мадам да мадам! – фыркнула она. – Отпустите меня, грубиян! Нет!!! – леди Элис оценила расстояние до земли – не менее двух футов, а то и трех. Падать с такой высоты ей показалось опасным. – Нет! - взвизгнула она. – Отнесите меня к повозке, коли уж вы посмели дотронуться до меня своими... своими... Ей хотелось сказать – лапами, но кто знает: вдруг этот мужлан из тех буйных голов, которых называют «сорвиголова» и «вырвиглаз»? К тому же он еще и наверняка пьян. Разве трезвый будет валяться посреди дороги на куче соломы? Хотя от этих мужчин можно было ожидать чего угодно. – Отнесите к повозке и найдите мой чепец... сэр, – смягчив голос, попросила она: мухи скорее ловятся на мед, чем на уксус. Сэр Этельберт распрямил плечи и колени, морщась от звона в ушах – слишком уж пронзительно кричала леди. Он уже готов был поставить ее на дорогу и отправиться на поиски предателя Вепря, умчавшегося в неизвестном направлении, но в этот момент медовый голос пропел ему в левое – или правое? – ухо. Неужели эта нежная трель принадлежала той же самой леди? Сэр Этельберт подержал леди на весу на вытянутых руках, покрутил, разглядывая со всех сторон – то, что он увидел, ему пришлось по душе. Леди пыталась возразить и возмутиться таким обращением, но что такое возражения хрупкого существа пяти футов росту супротив рыцаря – все равно, что порхание крыльев бабочки супротив орлиного полета. Чуть встряхнув леди, рыцарь устроил ее на своем плече и направился к повозке. Навстречу бежал, размахивая коротким мечом, слуга-телохранитель леди. Рыцарь молча прошествовал мимо него, крепко держа ношу. Ноша возмущалась. Стражник застыл, не осмеливаясь атаковать сэра Этельберта. Леди Элис не могла бы с точностью сказать, когда ее в последний раз носили на руках. Вероятно это было в самом-самом раннем детстве, о котором у нее не сохранилось даже туманных воспоминаний. Она затихла и прислушалась к новым ощущениям, с удивлением и даже беспокойством вдруг обнаружив, что находиться в руках сильного мужчины, пусть даже такого рыжего недотепы, весьма приятно. От подобных мыслей леди смутилась, тем более, что незнакомец обращался с ней столь бережно, будто она была драгоценным серебряным кубком. – Прекрасная погода, не так ли, сэр? - сказала леди Элис, не придумав лучшей темы для светской беседы. И посмотрела на темные тучи, собравшиеся над головой. «Сейчас пойдет дождь», - подумала она. Пошел снег. – Вы находите, что погода прекрасна? – удивился сэр Этельберт, морщась от хлопьев снега, которые, откуда не возьмись, залепили его лицо. Он не мог избавиться от них, его руки – и левая, и правая – были заняты ношей. Да еще следом семенил слуга с криком: «Ваш чепец, ваша милость!» -– Вообще-то идет снег. Небо заволокло тучами, возможно, будет буря, скоро грянет буря, – продолжил сэр Этельберт. – Погода в Англии так переменчива, сэр! – донеслось с его плеча. Рыцарю не оставалось, как согласиться с этим непреложным фактом. До повозки оставалась всего пара шагов, но тут небеса совсем почернели, и начался буран – такое случается в славном королевстве раз в полста лет. Ветер засвистел в ушах, ни зги не стало видно, леди прижалась к голове сэра Этельберта, а он все шел и шел, то ли прямо, то ли налево, то ли направо, и в конце концов понял, что заблудился.
* * *
Дорога сто первая очень узка, И слева и справа скалою высокой, Зажата она, как кинжал у виска, И трудно добраться до цели далекой.
Припев: Влево и вправо, вверх и вниз, Вверх и вниз, влево и вправо, Вверх и вправо, влево и вниз, Вниз и влево, вверх и вправо.
Внезапно обрыв и стремнина внизу, Шарахнулся конь, дико выпучив око, Но сэр Беверхилд, словно ястреб в грозу, Он дланью стальною сжал повод жестоко.
Припев.
Голос барда Хендрика Стинга опускается до второй октавы, дудочка Шепарда звучит, как боевая труба.
* * *
Леди Элис полагалось бы встревожиться, затрепетать, перепугаться, растеряться, упасть в обморок – словом, прибегнуть ко всем известным действиям, кои присущи слабой и оттого прекрасной половине неизвестно чего (поскольку женщины, как мы помним, не принадлежали к славному роду человечества). Но у бедняжки, увы, не оказалось другого выхода, кроме как посильнее вцепиться в могучую шею незнакомца с соломенного тюка, положиться на силу его рук и на ту уверенность, с какой он нес ее куда-то, в завьюженную неизвестность. Слуга (с ее чепцом), повозка с лошадьми, замок с уютным и теплым солярием, с разожженным камином, возле которого так приятно было сиживать в непогоду, – все осталось в прошлом, сгинуло в белом безмолвии, прерываемым лишь завыванием вьюги и хрустом снега под ногами безымянного... рыцаря?! Леди Элис подбородком удержала сползающий от ветра шлем с обломанным пером на голове незнакомца и задала один-единственный, но такой напрашивающийся вопрос: – Куда мы идем, сэр? – Хороший вопрос, – пробормотал сэр Этельберт, шмыгнув носом. – Если бы я сам знал, куда… К счастью, буран унес его слова и звуки в неизвестном направлении, поэтому они не достигли нежных ушек леди Элис, и она не узнала, что рыцари тоже плачут, пусть даже оттого, что хлопья снега бьют в лицо. Рыцари отважны, как бешеные вепри, сильны, как заморские слоны и упорны, как коты, рвущиеся к миске со сметаной. Рыцари – лучшая часть человечества, призванные служить прекрасной половине неизвестно чего, но даже самые лучшие представители лучшей части – а к таковым, без сомнения, принадлежал славный сэр Этельберт – подвержены простым человеческим слабостям: они хотят есть, пить, они иногда устают и хотят спать (авторы скромно умалчивают о прочих слабостях, которым подвержены даже лучшие из лучших). Именно это и случилось с сэром Этельбертом, причем, все и сразу. Он устал, захотел есть, пить и спать... Шлем, который сползал с его головы, сполз окончательно и упал в сугроб (на следующий день его нашел местный бродяга и продал местному лудильщику, который изготовил из него кастрюлю для жены плотника). Рыжие кудри рыцаря намокли, ноша стала невыносима, колени подкашивались, и близился миг позора, но фортуна сжалилась над сэром Этельбертом. Буря стихла столь же внезапно, как и началась, и перед взором изумленного рыцаря и его неожиданной спутницы предстал замок с пятью, нет, шестью внушительными башнями, огромным донжоном, мощными воротами, широким и полноводным рвом, массивным подъемным мостом, ланжероном, мансардой, коринфскими колоннами, антаблементом и бельведером. – О!!! – радостно воскликнула заиндевевшая леди Элис и от избытка чувств, ее переполняющих, похлопала по рыжей, покрытой снегом, шевелюре незнакомца. – Вы принесли меня в мой замок, в Щит и меч! Она с любовью посмотрела на свой дом – одинокую, местами подлатанную башню с изъеденными от времени и непогоды зубцами, наверху которой – на крыше – росла тонкая, искривленная от ветров осина; на дорогие сердцу дыры в полуразрушенных стенах; высохший и превращенный в огород ров; переброшенные через него хлипкие деревянные мостки; на покосившиеся, болтающиеся на ржавых петлях ворота... Ее замок - ее гордость и краса! От нетерпения – ей так захотелось поскорее очутиться дома! – леди Элис заерзала на широком плече незнакомца, дернула за сосульку, повисшую на его щетине, и ударила пяткой ему в бок, будто пришпоривая коня. От неожиданности и боли сэр Этельберт охнул, выругался вслух, затем про себя, поставил на землю, то есть на снег, свою ношу и уставился на нее, собираясь отчитать несносную за столь неуважительное обращение с рыцарем и мужчиной, но не смог ничего сказать – мокрые, чуть припорошенные снегом, темные волосы леди так эффектно обрамляли ее щеки, на которых блестели капли воды, а еще ярче блестели ее глаза, зеленые, как смарагд, а еще прекрасней были ее губы, бордовые, как гранат. А эти капли, светящиеся на чуть покрасневшей коже ее нежной шеи! У сэра Этельберта закружилась голова, подкосились ноги, а внутри замахали крыльями шмели, майские жуки и стрекозелы. Но рыцарь не был бы рыцарем, если бы хоть на миг мог показать женщине подобную, недостойную мужского мужества слабость. Ведь рыцарь должен рубить, колоть, резать, молчать, терпеть, басить, пить много эля, есть много дичи, сражаться, плавать по морям и океанам, сквернословить, скакать верхом, преодолевать препятствия и защищать. Поэтому сэр Этельберт вскинул голову, выпрямил ноги, обрубил крылья распоясавшимся насекомым и сказал, сурово, как подобает разговаривать с леди: – Я проводил вас до вашего дома, мадам. Позвольте откланяться, я должен найти коня своего. Леди Элис оторопела от столь внезапного приземления в снег. Ее – саму леди Элис, хозяйку Щита и Меча! – сбросили, будто ненужную вещь, и отправили домой, будто нашкодившую овцу! Она вспыхнула, порозовела, залилась румянцем от гнева и воскликнула: – Хорошо же, сэр! Идите! Идите, ищите своего коня, удачу, славу или что вы там ищете! Тут ей вспомнились наставления ее кормилицы, неоднократно уверявшей, что самое слабое место мужчины – его живот, особенно голодный живот. И леди Элис, в лучших чувствах оскорбленная столь явно выказанным пренебрежением ее достоинствами ради какого-то коня, решила – с чисто женским коварством (и чисто женской логикой) – нанести этому мужлану ответный удар. – Благодарю вас, сэр, что помогли мне добраться до моего замка, – нежным голосом пропела она и одарила незнакомца кокетливым взглядом из-под ресниц. – Как жаль, что вы не сможете разделить со мной трапезу, к которой вас – моего спасителя! – я хотела было пригласить... В кресле у пышущего жаром камина... отведать теплого – только из печи – белого хлеба с хрустящей корочкой, густую луковую похлебку на мясном бульоне, копченого с травами лосося, тушеную в сливках форель, молодого барашка в яблочном соке, жареных цыплят, запеченную курицу, фаршированную виноградом, молочного поросенка, говядину в красном соусе, пироги с зайчатиной, крольчатиной, телятиной, гусятиной... А на сладкое… Медовый пирог с орешками, сладкий сырный кекс, сливки с финиками, золотистый рисовый пудинг с миндалем, полосатое желе... И запить это все горячим элем, настоенным на травах, яблочным сидром... Леди Элис незаметно сглотнула слюну – она сама, оказывается, ужасно проголодалась.
Сэр Этельберт не понял, отчего вдруг рассердилась леди. Разве он не пронес ее через пургу и препятствия на собственном плече, поврежденном, между прочим, в схватке с сэром Буангильбердером всего лишь месяц назад? Разве не был вежлив и галантен, словно француз на ковре? Кто может понять этих женщин? Сэр Этельберт собрался уже было откланяться, невзирая на смарагды, капли и гранаты, но медовый голосок зазвучал, заливая патокой его мужественные уши. На белом хлебе с хрустящей корочкой сэр Этельберт вспомнил, что с утра ничего не ел, на молодом барашке в яблочном соке желудок его осторожно подал голос, на молочном поросенке воспел песнь из пары куплетов, на пирогах с зайчатиной у рыцаря зашумело в голове, а горячий эль вызвал трепет во всем теле. Но рыцарь, разумеется, не показал своей очередной слабости. – Гм... – сказал он. – Благодарю за приглашение, мадам. – Хм... – добавил он. – Вообще-то я завтракал куском холодной телятины с горчичным соусом и пирогом с почками, но хотел бы узнать... не будете ли так любезны, мадам, повторить ваше меню, я не понял, ваш повар фарширует виноградом курицу или поросенка? Сэр Этельберт умел быть галантным, когда в дело вступал желудок. – Курицу! – воскликнула леди Элис, и в глазах ее загорелись голодные огоньки. – Курицу – виноградом, а поросенка... О, поросенок! – с воодушевлением продолжила она, и лицо ее приняло мечтательное выражение: женщинам тоже не был чужд приятно насыщенный изысканной и вкусной пищей желудок. – Поросенок... Поросенок натирается специальной смесью из мелко порезанной петрушки, шепотки молотого имбиря, шафрана, имбиря, корицы и черного перца, яблочного уксуса и лимонного сока, фаршируется корицей, натертым мускатным орехом, перцем, луком, зеленью с желтками яиц, сдабривается медом, душистой рутой, розмарином и чесноком, потом сажается на вертел и при жарке поливается соусом из сметаны, взбитых яиц, оливкового масла и эля... Пальчики оближешь! – леди Элис с трудом удержалась, чтобы не облизнуться, но губы ее невольно издали тихое – она все же была воспитанной и благородной леди! – характерное чмоканье. Сэр Этельберт глубоко вздохнул. Задержал дыхание. Поросенок, нашпигованный имбирем, шафраном, корицей и прочими пряными изысками, повис в морозном воздухе на фоне белоснежной равнины, простирающейся до далекой стены Адриана. Сэр Этельберт сглотнул слюну, втянул живот. Внутренняя борьба была сильна, но ни один мускул не дрогнул на мужественном, обветренном, покрытом шрамами и веснушками, лице отважного рыцаря. Да не перевелись богатыри на земле англицкой, не оскудела их сила!
apropos
Главвред
Сообщение: 36523
Отправлено: 22.12.12 20:21. Заголовок: – Благодарен за ваше..
– Благодарен за ваше приглашение, леди... но прежде чем я смогу принять его, должен найти я коня своего! Ждите меня, леди... сэр Этельберт Эдвард Стоунбридж, то есть я, прибудет к ужину в ваш... прекрасный замок отведать тех яств, которые вы перечислили с такой доброжелательностью. А сейчас позвольте откланяться и отправиться на поиск строптивого животного, благо, что ваш слуга, ваш чепец и ваша повозка уже здесь. Последние слова рыцаря были обращены к действительно появившейся на горизонте живописно засыпанной снегом группе. – Сэр Этельберт Эдвард Стоунбридж! – леди Элис церемонно поклонилась, не подавая вида, как взволновало ее произнесенное имя. Сэр Этельберт! Кто в Англии не знал об этом отважном, смелом, бесстрашном, решительном, мужественном, благородном рыцаре?! Слава о нем гремела от Английского пролива до Озерного края и даже дальше, глубже и шире! Сам сэр Этельберт явился на ее дороге с тюком соломы, чтобы спасти от дождя, снега, бури, метели и бурана, а также прочих неприятностей и опасностей, только и поджидающих слабых леди на их путях-дорогах. Сам сэр Этельберт нес ее на своих руках, на своем плече - и вынес... Леди Элис вздохнула, поправила упавшую на лоб прядь непокорных волос, невзначай взбила локоны, чтобы они казались пышнее, незаметно ущипнула себя за щеки, чтобы их украсил нежный румянец, ненароком стряхнула снег с одежды, чтобы ее стройная фигура стала еще стройнее, а ладные и аппетитные формы еще ладнее и аппетитнее. – Очень приятно познакомиться, сэр, – проворковала она, с восхищением взирая на величавого рыцаря, на его потрясающе широкие плечи, поразительно сильные руки, могучие ноги… На великолепную огненную шевелюру, неимоверно голубые глаза, мощный волевой подбородок, гранитно-чеканный профиль, мужественно-красивый анфас и заросшие густой щетиной челюсти, пересекающий его скулу шрам, полученный в знаменитом поединке на турнире с сэром Арчибальдом Гавейном…
С трудом оторвав взгляд от стоявшего перед ней несокрушимого богатыря, леди Элис величавой походкой направилась к замку в сопровождении своей заснеженной свиты. Но едва она вступила на мостки, переброшенные через бывший ров (ныне огород), как впереди раздался грохот, топот, сопровождаемый тяжелыми шлепками, и из ворот ей навстречу высунулась сначала огромная зубастая пасть, изрыгающая пламя с дымом, затем зеленая голова на длинной чешуйчатой шее с острым гребнем; следом протиснулось огромное тело на коротких широких лапах с огромными когтями и наконец – длинный хвост с затейливой кисточкой на конце. Хвост выписывал круги и шлепал по земле, поднимая за собой клубы снега, когти рыхлили сугробы, кожистые крылья хлопали, задевая крепостную стену, с которой посыпался град мелких и крупных камней вместе с остатками штукатурки. В воздухе запахло гарью, сажа крупными хлопьями смешалась с мелкими хлопьями вновь заморосившего снега. – О, святой Дункан и его тридцать два кузена, что выходят в полночь из мутных вод Северна, чтобы утром вернуться обратно, не замочив доспехов! – выругался сэр Этельберт, наблюдая неожиданное и очень эффектное появление огнедышащего чудовища. – Ах ты, кабыздох хвостатый, чешуйчатая твоя морда! Как посмело ты, неразумное пресмыкающееся столь нагло ворваться в жилище беззащитной леди... которая так и не назвала мне своего имени! Так трепещи же, рептилия! Боевой клич сэра Этельберта грозно пронесся над равниной, лесом, горными вершинами и речными стремнинами, ударился о чешую Дракона Девонского-Нортумберлендского (а это бы именно он, порождение злой силы) и вернулся к рыцарю ударной волной, от которой тот пошатнулся, но устоял на ногах.
В этом месте авторы вынуждены спуститься с небес на бренную землю, со всей честностью посмотреть в глаза чистой незамутненной жизненной правде и признать то, что положение славного рыцаря было очень незавидным по нескольким причинам, список которых приводится ниже: Во-первых, боевой конь Зубастый Вепрь отсутствовал по причинам, изложенным выше. Во-вторых, сэр Этельберт надел старые доспехи по причине того, что его скряга отец потребовал, чтобы сын доносил до дыр старые, прежде чем наденет новые. В-третьих, сэр Этельберт был очень голоден, а чувство голода усугубилось живописным меню леди Элис. Но на то он и рыцарь, чтобы пренебречь правдой жизни и подняться над бренностью рутины. Сэр Этельберт выхватил из ножен свой славный меч Эскадрилбул и бросился вперед, забыв о поросенке, корице, сметане, отсутствии десяти пластин на латах и бегающем неведомо где Вепре. – Нееееееет!!!! – взвизгнула леди Элис, метнулась наперерез сэру Этельберту и бросилась ему на грудь. – Стойте! Умоляю! Остановитесь!!! – заклинала она, заламывая руки, обвивая ими шею рыцаря, заглядывая ему в глаза молящим взором. – Прошу вас, сэр, не убивайте его! Это не Девонско-Нортумберлендский дракон, а его младший брат! Они похожи, как две капли воды, но только старший – чудовище злобное, заслуживающее кары земной и небесной, весь в отца своего – дракона Лохнесско-Нортумберлендско-Камбриджского, погибшего во время оно в смертельной схватке с сэром Гудвеаром Готвераским. Младший же, сердцем мягкий и добрый, в детстве был вынужден сбежать из дома, дабы не видеть бесчинств, коими славились его родичи, – и не участвовать в них. Умирающий от голода и холода, преследуемый молвой и хулой, он приполз к моему замку, ни на что не надеясь. Можно ли было не проявить сострадания, видя его страдания?! Мы его приютили, обогрели, обобрали, накормили... С тех пор Зеленодубравский Дракоша, как мы его между собой называем, живет с нами и пользу приносит немалую: поддерживает огонь в кухонной печи, ловит мышей лучше всякого кота, следит за овцами, не хуже любой овчарки...
Пока леди Элис рассказывала сэру Этельберту сию занимательную историю, до смерти перепуганный, побледневший до цвета увядшего салатного пучка Дракоша вжался дрожащим телом в крепостную стену, беспорядочно захлопал крыльями, под которыми попытался спрятать свою голову. Его извивающийся от ужаса хвост дробно застучал по земле, зацепил мостки через ров и врезался в дерево, что росло на краю огорода. Мостки захрустели, а от дерева в разные стороны разлетелись отломанные ветки. Одна из них, совершив неожиданный кульбит в воздухе, свалилась на сэра Этельберта, будто венком опоясав его голову. Леди Элис вздрогнула. – Надо же, омела! – прошептала она. «Какой облом! – думал сэр Этельберт, слушая повисшую на его крепкой шее леди. – Сколько суеты по поводу какого-то дракона, будь он хоть четырежды Зеленодубравским, голову с туловища и вся недолга! А я-то, уже собрался размяться, да мечом помахать. Что ни говори, а женщина супротив мужчины все равно что...» Домыслить он не успел, потому что на его рыцарскую голову упала ветка, а леди отчего-то так разволновалась, что сменила меццо-сопрано на интимный шепот. Совершенно сбитый с толку, сэр Этельберт протянул свободную – левую или правую? – руку, чтобы освободить свои кудри от колючей ветки. – Нет, не трогайте! – вскричало меццо-сопрано. – Ведь это омела, – добавил интимный шепот. Сэр Этельберт почесал макушку, пытаясь понять, отчего леди так волнуется и почему совсем затих Зеленодубравский Дракоша. Озарение пришло, как вспышка молнии. Целуйтесь под омелой – весь год будет любовь! Сэр Этельберт осторожно поставил леди на снег. Он не мог пойти на это – ведь поцелуй рыцаря может свести с ума любую даму, а сэр Этельберт не был готов взять на себя обязательства подобного рода. Но он очень хотел есть. – Боюсь, ваш протеже разрушил кухню, – с беспокойством заметил он.
* * * Но страшен обрыв, и река широка, А конь оступился, теряя подкову, Теперь его ноша совсем нелегка, Пять сотен почти фунтов весу живого.
Припев: Влево и вправо, вверх и вниз, Вверх и вниз, влево и вправо, Вверх и вправо, влево и вниз, Вниз и влево, вверх и вправо.
И спешился сэр Беверхилд и пешком Он дальше пошел, пощадив животину, Он знал, что не сможет тащить на себе Хромой вороной столь большую детину.
Бард Хендрик Стинг выпивает пинту эля, закусывает свежеиспеченным калачом и погружается в философско-физические размышления о взаимосвязи веса и силы. Через несколько столетий именно на этом месте на сэра Исаака упадет яблоко. Дудочник Шепард тихо наигрывает мелодию «All You Need is Love». Ее сочинят сэр Джон и сэр Пол несколько столетий спустя.
* * *
– Дракоша никогда не разрушит кухню! – леди Элис метнула на рыцаря испепеляющий взгляд. Она была уязвлена в самое сердце очередным свидетельством его пренебрежения. Любой другой мужчина не устоял бы перед столь благовидным предлогом как омела, чтобы без каких-либо обязательств поцеловать леди. А этот пусть и прославленный сэр Этельберт, может быть и хорош в сражениях, но не джентльмен. Нет, точно не джентльмен! Грубиян! Невежда! Проходимец! Ни один уважающий себя рыцарь не посмел бы столь негалантно повести себя с дамой! Леди Элис поспешно отвернулась, сглотнув подступившие слезы обиды и унижения. Впервые в жизни она оказалась под омелой с мужчиной – и была им отвергнута! Ей решительно не везло с мужчинами. Муж ее вздумал погибнуть на охоте, когда ей было всего десять месяцев отроду – и вовсе не геройски от клыков кабана, как она всем рассказывала, а спьяну, запутавшись в силках для зайцев. Правда, она получила в наследство от него этот чудесный замок, но почему-то другие рыцари объезжали за милю ее уютный дом, едва завидев его покосившуюся башню и милого Дракошу у ворот. Теперь и этот спешит удрать от нее и от молочного поросенка в необыкновенно вкусном соусе... – Дракоша никогда не разрушит кухню, – повторила она и ехидно добавила: – Потому что он очень любит кушать, особенно молочных поросят, фаршированных цыплят и медовые коврижки. И запивать все это парой бочек свежесваренного эля. Выпустив на прощанье сию парфянскую стрелу, леди Элис гордо вскинула голову, сорвала с рыжеволосой головы так называемого рыцаря ветку омелы, за ненадобностью отбросила в сторону и, более не оглядываясь, направилась домой. Такого сэр Этельберт стерпеть не мог! Он пожертвовал собой ради чести дамы, пренебрег ради нее обычаем предков, забыл о животе, прилипающем к спине, был готов вступить в бой с Драконом, пусть и оказавшимся недееспособным, – и что получил взамен? Поруганное достоинство и выброшенную в снег честь? Спину удаляющейся леди, весьма изящную, надо заметить спину? Домашнее животное для нее дороже желудка рыцаря, который тащил ее на своем больном плече несколько миль через буран и невзгоды, забыв о Зубастом Вепре и цели похода? Сэр Этельберт в три прыжка догнал леди и, обежав ее, встал на ее пути. – Я не понял, мадам! Я не привык к подобному обращению со стороны леди, честь которой готов был защищать, несмотря на, невзирая на... – в этом месте сэр Этельберт запутался в формулировках по двум причинам: Первая. Историческая. Юный Этельберт, 10-ти лет от роду, выстрелил из рогатки в учителя риторики, за что был лишен возможности изучать этот весьма полезный предмет. Вторая. Эмоциональная. Сэр Этельберт, 32-х лет от роду, был очень возмущен. Но он был человеком действия – известно, что если такового человека лишить теоретической базы, что и проделала с поистине женским коварством леди Элис, ему остается только практика. Поэтому рыцарь крепко обнял леди Элис и поцеловал ее со всем искусством мужественного целования. – А теперь – обед! – потребовал он, исполнив сей, довольно приятный ритуал. И кто после этого может сказать, что у мужчин отсутствует логика?
Все-таки он ее поцеловал! Настоящий рыцарь! Так думала леди Элис, разумеется не во время поцелуя – тогда она вообще ни о чем не могла думать, – а потом, когда сэр Этельберт выпустил ее из объятий... Впрочем, и после поцелуя ей было не до раздумий. Видимо, эта мысль или понимание просто пришли сами по себе, вне зависимости от происходящего. Хотя, если бы он ее не поцеловал, то... Леди Элис запуталась и даже потрясла головой, вернее, попыталась это сделать, но безуспешно – она все еще пребывала в странном состоянии, не ощущая своего тела – оно стало невесомым и категорически отказывалось ей повиноваться. Тем временем сэр Этельберт что-то говорил, но леди Элис не могла сосредоточиться на его словах. В чувство ее привел какой-то очень громкий звук... или скрежет? Леди с трудом повернула голову и... не поверила своим глазам: к ним подъезжала повозка (она-то и издавала тот режущий звук), в которой сидела ее соседка Мэри Хамильтон с леди Хильдой – противной девицей, проживающей в соседней долине. И обе леди уставились на нее и сэра Этельберта во все глаза. При этом Мэри тоненько повизгивала от смеха, а леди Хильда, похоже, была чем-то очень недовольна и даже возмущена. Все разъяснилось незамедлительно. – Как вы, леди Элис, посмели целоваться с моим женихом?! – вскричала леди Хильда, и лицо ее от негодования покрылось красными пятнами. Что и говорить – на редкость противная девица, эта леди Хильда!
Сэр Этельберт знал, что не стоило целовать эту строптивую леди. Мало того, что она не услышала его слов – поцелуй рыцаря, это вам не фунт лесных орехов, нет такой леди, которая была бы способна устоять на ногах после такого поцелуя! Но на дороге, откуда ни возьмись, возникла повозка, везущая не хворосту воз, а саму леди Хильду, дочь графа Рэндалла, его нареченную невесту, девушку необыкновенной красоты и широкой души. Не напрасно сэр Этельберт упомянул в своей речи, обращенной к леди Элис, когда та пыталась улестить его своим поросенком и веткой пресловутой омелы, о чести рыцаря и необходимости не делать ни шага вправо или влево, когда идешь к намеченной цели. Тем не менее рыцарь не растерялся, потому что очень хотел есть. – Как вы могли такое предположить, леди Хильда? – спросил сэр Этельберт. – Как вы могли предположить, что леди посмела поцеловаться со мной? Это я поцеловал леди, исключительно в стратегических целях, которые я объясню вам, леди Хильда, в другом месте и в другое время. В этот исторический момент желудок сэра Этельберта издал писк отчаяния. – Сэр, вы поцеловали меня исключительно в стратегических целях?! - ахнула леди Элис и потеряла дар речи. Но даже если бы этого не произошло (потери дара речи), у нее все равно бы не получилось им (даром речи) воспользоваться, поскольку сразу и одновременно, перебивая друг друга, заговорили обе новоявленные дамы. Разумеется, никто из них не заметил отчаянное заявление о себе изголодавшегося желудка сэра Этельберта. Разве что Дракоша, который немного пришел в себя и обрел свой естественный цвет, осторожно вытянул голову в сторону оживленно щебечущей компании, насторожил уши и с сочувствием посмотрел на голодного собрата. Дракоша был незлопамятен. Мэри Хамильтон желала удостовериться, что ее дорогая подруга в целости и сохранности добралась до дома в такой буран, что недавно случился, а также хотела узнать у нее рецепт приготовления молочного поросенка, которым она намеревалась угостить своего гостя сэра Патрика Альдингара. Леди Хильда требовала объяснить ей, что означает слово «стратегический», и пыталась выяснить, как сэр Этельберт оказался здесь, без коня и головного убора, на виду у всех и посреди бела дня целующим постороннюю леди. При этом обеих дам, похоже, вовсе не смущало, что их вопросы, расспросы, требования и пожелания остаются без ответа: любая попытка вставить хоть слово в устроенный ими гомон заведомо была обречена на неудачу. Этого сэр Этельберт вынести уже не мог. Все что угодно – сражение с огнедышащим, ладно, домашним, драконом, рыцарский турнир от заката до рассвета, поход за золотым руном, крестом или иным артефактом, рейд в тыл врага, выстрел из арбалета в вишню на голове сэра Н, плавание в неизведанные земли и обратно, сражение с орками, гуннами и утербахами... но только не женские арии на лужайке на голодный желудок. Кстати о лужайке – снег растаял, и она зазеленела, затем среди травы потянулись стебельки с бутонами, бутоны раскрылись подснежниками и крокусами – но это не было последствием глобального потепления, это Дракоша надышал. – Тихо! - рявкнул сэр Этельберт так, что зашаталась главная башня «Щита и Меча». – Тишина, леди, – добавил он. Сэр Этельберт был прекрасен в своем гневе, среди белых подснежников и лиловых крокусов. Леди подпрыгнули и замолчали. Но ненадолго. Привлеченные красотой распустившихся цветов, они, с опасением поглядывая на дышащего праведным голодным гневом сэра Этельберта, сначала тихо заворковали, затем – уже громче – защебетали и рассыпались по лужайке, собирая в букеты крокусы и подснежники. Неизвестно, сколько времени бы это продолжалось, не раздайся со стороны замка утробный звук, исходящий на сей раз из желудка проголодавшегося Дракоши. Он ужасно сконфузился и попытался зарыться в чудом уцелевший в уголке огорода самый большой сугроб, который тут же, впрочем, и растаял. – Ах! – охнула леди Элис. – Я тут цветы собираю, а там Дракоша голодный! Леди, сэр, – обратилась она к своим нежданным гостям, стараясь забыть об оскорблении, нанесенным ей сэром Этельбертом и леди Хильдой, – прошу пожаловать в замок на трапезу... Проявив таким образом себя в роли гостеприимной и заботливой хозяйки, леди Элис прижала к груди букет и заспешила к воротам. Миссис Хамильтон засеменила за ней, рассчитывая не только плотно и вкусно отобедать, но и заполучить наконец рецепт приготовления молочного поросенка. Леди же Хильда вовсе не намеревалась идти на поводу у этой бесстыжей леди Элис, осмелившейся целоваться на ее глазах с ее же женихом, и решительно перегородила дорогу сэру Этельберту. – Надеюсь, дорогой сэр, – заявила она, – мы не станем здесь задерживаться, а поедем в мой родительский дом, замок Меча и Орала, который находится, как вам должно быть известно, в соседней долине Зеленых рощ. Но прежде, – насмешливо добавила леди, – вам следует найти своего коня, свой шлем, привести себя в достойный порядок, дабы в надлежащем виде сопроводить туда свою невесту.
Рыцарь посмотрел на леди Хильду мутным голодным взглядом. С каких это пор женщина, пусть даже и нареченная невеста, будет давать ему указания, что следует и что не следует делать? Сэр Этельберт пожал плечами, подумав, что совсем не хочет жениться. А если женится, то только на девушке, которая не станет употреблять в разговоре слово «следует» и не посмеет указывать доблестному рыцарю, почти совершившему подвиг, на непорядок в его костюме и внешности. Под грубой оболочкой и латами билось чувствительное и гордое сердце. Более того, сэр Этельберт был стратегом, что доказал следующим своим поступком. – Значит, вы готовы были выйти за меня замуж только потому что у меня есть конь, шлем и прическа от Вербучи? Значит, вы не любите меня таким, каков я есть, со всеми недостатками и достоинствами? Подумайте, леди Хильда, не совершаете ли вы ужасную ошибку? Вы подумайте, а я, как джентльмен и рыцарь, должен принять приглашение хозяйки сего замка. С этими словами рыцарь обошел невесту и направился туда, где над башней и драконом плавал в соусе зари молочный поросенок, нашпигованный виноградом каберне.
Гости Меча и Щита прошли в зал башни и уселись за длинный деревянный стол, заставленный подносами со всевозможной снедью; со двора доносилось чавканье Дракоши, также получившего свою порцию обеда. Леди Элис с удовлетворением отметила присутствие рыжекудрого сэра Этельберта, и с не меньшим удовлетворением – отсутствие капризной леди Хильды, по несчастью оказавшейся его невестой. Леди Элис могла только сетовать на судьбу, устроившую ей столь романтическую встречу с благородным рыцарем и так жестоко насмеявшуюся над ее едва зародившимися надеждами, что, впрочем, не мешало ей отведать и густой говяжьей похлебки, и кровяных колбасок с травами, и кусочек барашка, телятины, поросенка, кролика, крылышко куропатки, ножку фазана, шейку перепела, леща в сметане, заливное из щуки... Заливное, увы, не удалось, зато пироги были на редкость мягкие, душистые и сдобные. Гости не отставали от хозяйки, и какое-то время в зале царило молчание, нарушаемое только тщательным пережевыванием пищи, перемежаемым хрустом разгрызаемых костей. Едва все утолили первый голод и заморили первого червячка, а леди Элис раскрыла рот, чтобы начать подобающую случаю светскую беседу, как снаружи раздался нечеловеческий женский визг, которому вторил нечеловеческий животный рык. В мгновение ока сэр Этельберт выскочил из-за стола, не доев пирог. Гости шумною толпою ринулись вслед за рыцарем, одни из любопытства, другие – инстинктивно. Во дворе, среди пыли от разрушенных стен пред ними предстала жуткая картина. Дракон Девонско-Нортумберлендский, явившись во всей красе своего зеленовато-болотно-ржавого великолепия, стуча хвостом и шевеля чешуей, прихватив подмышку леди Хильду, удалялся в сторону Нортумберленда, растоптав по дороге все крокусы и подснежники на известной лужайке. Леди Хильда визжала, Дракоша рычал, но Нортумберлендский не обращал ни малейшего внимания на все эти звуки. Он был зелен, непоколебим и целеустремлен.
* * *
И вот непогода, то ветер, то снег, То ливень потоком с небес устремился, Сэр Беверхилд вымок, замерз, и на грех Он шлема случайно в дороге лишился.
Припев: Влево и вправо, вверх и вниз, Вверх и вниз, влево и вправо, Вверх и вправо, влево и вниз, Вниз и влево, вверх и вправо.
Из темного леса навстречу ему Выходит Циклоп многорукий, Сэр Беверхилд верен себе одному, Постиг боевые науки.
Хоть мокрый, хоть грязный, готов он всегда, Врага поразить без пощады, Пусть с неба струится потоком вода, Нет для Беверхилда преграды.
Дочь суконщика красотка Мэри Патерсон в этот момент проходит мимо, и бард Хендрик Стинг теряет дар речи, в результате чего исполнение баллады прерывается на сем душещипательном и тревожном моменте. Дудочник Шепард не одобряет вкус барда резким стакатто-пронто.
* * *
– Стойте! Немедленно отпустите леди Хильду, сэр... дракон! – крикнула леди Элис, чуть запнувшись на обращении «сэр». Но все же дракон, хоть и рептилия, был как-никак из Девонско-Нортумберленской – старинной родовитой ветви. Нортумберлендский сделал вид, что не слышит призывов хозяйки замка, а леди Хильда вдруг притихла, перестала верещать и, выглянув из-под лапы своего похитителя, послала ему кокетливую улыбку. Леди Элис замерла, не веря глазам, Мэри Хамильтон ахнула, Дракоша застыл в изумленной позе, а невеста сэра Этельберта залилась краской и выдохнула с нескрываемым восторгом: – Какой мужчина! Настоящий дракон! – Как это понимать?! – возмутился сэр Этельберт (известно, что ревность - оружие матриархата, а ущемленное самолюбие - слабое место патриархата). – Как расценивать ваш поступок, леди Хильда? – вопросил он. – Вы, нареченная невеста моя, дочь благородного рыцаря! – возопил он. – Так не доставайся же ты никому! – взревел он и, в три шага догнав английскую пленницу, то есть дракона, похитившего Аврору Хильду, нанес удар, носящий название Двойной выпад левой, секретный удар их семейства, передающийся от отца к сыну. Удар пришелся по чешуе Нортумберлендского, не нанеся ему особого ущерба, но это был вызов, и Дракон принял его. Он уронил леди Хильду на уцелевшие крокусы и повернулся к рыцарю, приняв боевую стойку, носящую название Тройная чешуя, секретную стойку их семейства, передающуюся от отца к сыну. – Против лома тройной чешуи – нет приема, – опечаленно пробормотал Дракоша, приметив знакомую драконью стойку. Его тоже некогда обучали этому методу боя, в котором, впрочем, он так и не преуспел. Сердце Дракоши разрывалось между тревогой за судьбу брата (родная кровь, как ни крути, – не водица, пусть и хладнокровная) и вполне оправданными опасениями за жизнь сурового, но благородного рыцаря, спасителя и гостя его дорогой госпожи. Он горестно вздохнул и засунул голову под крыло, чтобы не видеть кровавую битву и не слышать ее зловещих звуков. Леди Элис в отчаянии заломила руки, одновременно восхищаясь мужественной красотой отважного рыжекудрого сэра Этельберта. Мэри Хамильтон с жадным любопытством наблюдала за разворачивающейся перед ней картиной. Леди Хильда, сидя среди крокусов, вновь пронзительно закричала. – Замолчи, женщина! – рыкнул на нее Нортумберлендский и изверг из пасти пламя на героического рыцаря. Он не брезговал прибегать к неспортивным методам для деморализации противников.
И схлестнулись две силы – теплокровная и хладнокровная, Тройная чешуя против Двойного выпада левой. Слегка поджаренный сэр Этельберт встряхнулся и кинулся на соперника. Дракон изогнул хвост, скрутил его в тугую петлю так, что чешуя на его теле стала дыбом, ощетинилась, приумножилась втрое. Тугая петля, словно пружина начала распрямляться, готовясь нанести смертельный удар, и в момент, когда хвост Нортумберлендского уже описал петлю Архимеда и был готов перейти в кривую Архигора, сэр Этельберт оттолкнулся, взлетел и нанес удар мечом левой рукой по правой составляющей, нейтрализовав хвост Дракона в переходном состоянии. Противники застыли в полете, левая рука рыцаря попала в кольцо подрубленного хвоста дракона. Тройная чешуя царапнула сэра Этельберта, содрав с него латы, вязанный дублет и порвав рубаху и кожу. Голубая кровь Девонско-Нортумберлендского и красная сэра Этельберта окропили еще не растаявший снег и смешались фиолетовым пятном. Женский дуэт Элис - Хильда оттенил рев Дракона и боевой клич рыцаря... Коса нашла на камень, камень – на косу, волна – тоже на камень, стихи – на прозу, лед – на пламень, рыцарь на дракона... Не щадя живота своего, не на жизнь, а на смерть, сражались доблестный сэр Этельберт и грозный дракон Девонско-Нортумберленский. И неизвестно, сколь и для кого печально закончился бы этот поединок, не раздайся вдруг пиано-залихватский клич: – Трое за одного и все – на троих! Нортумберлендский, только что изготовившийся нанести смертельный удар противнику, вздрогнул и промазал. Сэр Этельберт, направив удар левой в единственное уязвимое место в обороне чешуе соперника, споткнулся и... тоже промазал. А на лужайке, выкрикивая боевые кличи, в одной руке держа мечи, в другой – полупустые кубки крепкого эля, появились Сердик Хамильтон и его гость сэр Патрик Альдингар собственными персонами. Сунув кубки присутствующим леди, вновь прибывшие рыцари заняли стойку рядом с сэром Этельбертом, размахивая сверкающими клинками. – Так нечестно, господа хорошие! – обиделся Нортумберлендский, окатил клубом пламени утроившееся количество противников, подхватил леди Хильду, на крыльях взметнул в воздух и был таков. Но сэр Этельберт не был бы рыцарем, если бы растерялся даже в такой, казалось бы, безнадежной ситуации. Он вскинул меч жестом знаменитого чужестранца Элайджи Муромера и воскликнул: – Один за всех и все на одного! Лозунг был принят к сведению и жарко подхвачен Седриком и Патриком – три меча скрестились в знак боевого единения. Но в этот момент сэр Этельберт вспомнил, что негодяй Зубастый Вепрь развлекается где-то на стороне, а как можно броситься вдогонку за драконом, не имея доброго коня под рукой? Помощь пришла с неожиданной стороны. Дракоша, шлепая мощными лапами, приковылял на лужайку, где развернулась драматическая сцена, и, гордо развернув спинной гребень, скромно спросил: – Четвертым возьмете? Седрик и Патрик засомневались – негоже дворянину вступать в союз с драконом, пусть и родовитым, но сэр Этельберт, будучи человеком демократичным, отмел социальные и сословные предрассудки широким жестом, тем более что вместе с подкреплением команда получала вполне удобное транспортное средство. Сэр Этельберт не стал вникать в причины, заставившие Дракошу поступить именно так, решив, что с этим он разберется завтра, если оно наступит. Дамы, наблюдая эту картину мужского единения, прослезились, обиделись, возмутились, покидали чепчики, но кричать ура не стали – побоялись общественного мнения.
Когда Дракоша и сэр Этельберт прибыли в мрачный замок Несси-Норт – родовое логово Девонских драконов, то застали самый конец церемонии венчания леди Хильды и Нортумберлендского. Здесь же находился и родитель леди Хильды – граф Рэндалл, непонятно каким образом сюда попавший. Впрочем, все быстро объяснилось. Едва завидев нашего доблестного рыцаря, сэра Этельберта, наперевес с мечом шагнувшего к Нортумберлендскому, граф бросился ему наперерез. – Не смейте трогать зятя моего новоявленного, сэра Дракона Нортумберлендского, коего дочь моя выбрала себе в мужья! – закричал он. – Не бывать тому, чтобы нечисть всякая, рептилия, посреди бела дня могла безнаказанно похищать благородных леди и чужих невест! – рявкнул в ответ рыцарь. – И мне странны ваши речи, милорд! Отродясь такого не слыхивал, чтобы родные отцы защищали негодяев, их дочь умыкнувших! – Пощади, мил человек! – вдруг горячо зашептал граф, потянувшись к уху сэра Этельберта. – Покудова вы, сэр, подвиги себе стяжали, намаялся я с леди Хильдой выше шпиля донжона Меча и Орала, – Рэндалл красочным жестом провел по своему горлу ребром ладони. – Уж три раза замуж выходила – и все бестолку, только на приданое для нее тратился… Разорила, окаянная! – Как это – три раза?! – изумился сэр Этельберт. – Не моя ли она названная невеста, что должна была верность хранить и ждать меня до скончания века, пока не соизволю я промеж ратных дел на ней жениться? – А вот так, – граф обеспокоенно оглянулся и быстро рассказал рыцарю, как леди Хильда не раз, и не два тайно венчалась с какими-то оборванцами, и как эти оборванцы затем исчезали, едва получив приданое. – Совсем меня по миру пустила, – жаловался Рэндалл, – так что, сэр, зачем она вам, без приданого, да с тремя мужьями безземельными? И вам всех кормить, не дай господи объявятся вдруг? А теперь и четвертым обзавелась… Господин Дракон, почитай, выручил вас, да и еще крышу обещал мне в замке залатать… Убьете вы его – вам же придется ее в жены брать и крышу чинить… Аргументы были настолько весомы, что под их тяжестью опустилась рука сэра Этельберта с мечом. – Я всех драконов должен убить, чтобы очистить землю нашу от летающих земноводных, – пробормотал он, уже не слишком уверенно. – А он и не дракон вовсе, это у него обличье такое, но самом деле он – заколдованный Змеей Чеширской перепончатой – сэр Ланцетин де Бриошь из Пяти Болот… – Я тоже заколдованный? – не удержался от любопытства встрепенувшийся Дракоша, нечаянно подслушавший разговор сиих мужей. – Ты – настоящий, Зеленодубравский, – гулко огорошил его Нортумберлендский, также не упустивший ни слова из столь занимательной беседы. Дракоша поник головой и так шумно вздохнул, что на стенах замка шатались зубцы, и пара из них упала во двор, обдав всех каменной пылью. – Ну что, по рукам? – засуетился граф Рэндалл, обнося собравшихся чарками темного нортумберлендского эля. – Миру – мир? Сэр Этельберт не заметил, как у него в руках оказался кубок с элем, с отменным элем, надо сказать, что выплеснуть его не решился бы самый решительный и стойкий рыцарь на свете. – Ну ладно, – смилостивился он. – Но чтоб со своих Пяти болот – ни шагу! Чтоб духу не было ни видно, ни слышно! Нортумберлендский сверкнул глазом и рыкнул клубом огня, к счастью для себя, с наветренной стороны, а то бы сэр Этельберт не спустил ему подобной оплошности. – Все, джентльмены, вы тут эль до конца света можете распивать, а нам с Нортумберлендским в свадебное путешествие пора лететь – на Поднебесные острова, – леди Хильда кокетливо улыбнулась мужу, тот закинул ее себе на спину и стартовал со двора, взмахнув на прощанье крыльями. Сэр Этельберт проводил глазами удаляющуюся парочку и вспомнил о заставленном яствами столе в Мече и Щите, поросенке, недоеденной коврижке, а также о смарагде, гранате и поцелуе под омелой. – Где потеряешь, а где найдешь, – изрек он древнюю истину и вдруг подумал – а наш рыцарь умел это порой делать, – что нашел куда больше, чем потерял. – Полетели домой, – сказал он Дракоше. – И крышу тоже надо будет починить, – добавил сэр Этельберт, вспомнив кривую осину на донжоне Меча и Щита. Пошел снег, наступил вечер Рождества.
С тех пор Зеленодубравский Дракоша, как мы его между собой называем, живет с нами и пользу приносит немалую: поддерживает огонь в кухонной печи, ловит мышей лучше всякого кота, следит за овцами, не хуже любой овчарки...
И много ещё осталось, над чем хохотала, и хотелось бы цитировать.. Обеспечено отличное настроение в канун Рождества!! А про крышу вспоминать не будем! Вспомним потом.. Когда-нибудь!!
Застенчивый Дракоша, прячушийся в сугроб! Пошла перечитывать
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 28183
Отправлено: 23.12.12 09:54. Заголовок: Эпилог в исполнении ..
Эпилог в исполнении барда Хендрика Стинга.
Бард Хендрик Стинг, пронзенный в самое сердце красотой и неприступностью дочери суконщика Мэри, чуть изменив традиции, допел балладу аж до пятнадцатого куплета и ушел в туман упиваться муками неразделенной любви. Дудочник Шепард отправился в другую сторону - на свидание к коварной Мэри.
И сэр Беверхилд победил всех врагов, А возле ручья, что струится в долине, Увидел он деву, подарок богов, И сердце свое ей оставил в корзине.
Влево и вправо, вверх и вниз, Вверх и вниз, влево и вправо, Вверх и вправо, влево и вниз, Вниз и влево, вверх и вправо.
А дева, корзину решив сполоснуть, И рыцаря сердце внутри не заметив, Пустила его по течению в путь, И тихо ушла, словно сдул ее ветер.
А рыцарь без сердца продолжил свой путь, Кляня, что доверился глупой девице, Коль женщине сердце отдал, не забудь, Что может оно утонуть иль разбиться...
Хотя есть у меня подозрение, что леди Элис оценит все достоинства нашего рыцаря.
Ну не может не оценить!
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 28190
Отправлено: 23.12.12 20:54. Заголовок: Вклиниваюсь с продол..
Вклиниваюсь с продолжением другой сказки.
Как обычно, пришлось повозиться с тяжелым засовом, чтобы открыть дверь. Я не так сильна, как бы мне хотелось, хотя, не без гордости могу сообщить, что способна пройти пешком несколько миль и не по ровной дороге, а по густому лесу, хоть не вышла ни фигурой, ни ростом. Справившись с засовом, я распахнула дверь, ожидая обнаружить за ней вернувшееся по какой-то критической причине семейство и услышать традиционную реплику Мадам: «Ты что, заснула возле засова?» или «Мертвый скорее отворит!», увидеть недовольные лица ее дочерей и вечно виноватое – Отца. К моему удивлению участников таковой сцены за дверью не обнаружилось – там стояла незнакомая женщина, высокого роста, в дорожной накидке с капюшоном, полускрывающим ее лицо, с дорожной сумкой в руке. Из-за ее спины выглянуло и тотчас скрылось какое-то существо, которое я бы назвала гномом, если бы была уверена, что это гном. – Добрый вечер, барышня, – сказала дама красивым глубоким голосом. – Мы сбились с дороги, потому что луна спряталась в тучу. Можем ли мы дождаться в вашем гостеприимном доме, пока она вновь не покажется? – Вечер добрый, госпожа, – ответила я. – Не могу сказать, что дом наш очень гостеприимен, но хозяев сейчас нет, поэтому вы вполне можете подождать, пока появится луна. Если, конечно, вас устроит скамья за столом на кухне. Дама величаво кивнула и прошла в дом. – Меня зовут госпожа Фаталина, – сообщила она, поставила сумку на лавку и сняла накидку. В следующее мгновение я поняла, что воображение сыграло со мной злую шутку – госпожа Фаталина явно была не настоящей, а существовала лишь в моей, наполненной образами голове. Она оказалась настоящей красавицей. Высокая и стройная, в темно-синем платье. Ее синие глаза казались очень яркими на фоне бледного лица, а лицо – очень бледным на фоне огненно-рыжих волос, собранных в две толстые косы, причудливо переплетенные вокруг головы. Ворон восхищенно каркнул, свалился с потолка и лег у ног госпожи, притворившись дохлой птичкой, Кот заходил вокруг гостьи, довольно урча, и даже Крыс пискнул из угла. Стало быть, у всей нашей компании коллективное видение или, как пишет путешественник Бой Маккой в своей ученой книге о пустынях, мираж? Гостья и бровью не повела, словно не заметила кипучую реакцию моей компании. Пока я решала тройную задачу, не мираж ли она, не потрогать ли ее, назваться своим именем или прозвищем, госпожа Фаталина продолжила: – Можешь называть меня просто по имени, Корделия. – Откуда вы знаете, как меня зовут? – удивилась я. Собственное имя прозвучало как чужое – меня давно никто не величал так. Мадам и ее дочери обходились прозвищем, а Отец изредка называл дочуркой, словно забыл, как меня зовут. А еще недавно так назвал меня парень, сын горшечника из соседнего поместья. Но совсем не к чему было пускаться в горестные мысли, тем более перед лицом прекрасного видения по имени госпожа Фаталина. – Я знаю не только это… – напустила туману гостья и, потирая руки, уселась на скамью у очага, в котором мерцали догорающие угли. Я могла поклясться, что вместе с нею никто не заходил, но, невесть откуда взявшийся, маленький человечек с лицом старичка вскарабкался и уселся на лавку, потирая пухлые ручки. Дохлый Ворон издал неодобрительный звук, похожий на скрежет ножа по фарфоровому блюду, а Кот вскочил на лавку, изогнулся дугой и уставился на человечка. Крыс молчал. – Это Колман, – сказала дама. – Не бойся, он добрый, но немножко обидчивый. – Здравствуйте, Колман, – на всякий случай сказала я, но тот промолчал, возможно, уже обидевшись. – Напою вас грогом, вы, наверное, замерзли, – предложила я, демонстрируя личное мужество перед лицом неведомого и несвойственное нашему дому гостеприимство. Я открыла секретный шкафчик, где хранились бутылки со спиртным и разные пряности, которые стоили немало. Ключ от шкафчика доверила мне Кухарка, в тайне от Мадам. Я наливала несколько капель рома в кружку Отца, когда он приходил на кухню посидеть и помолчать о том, во что влип, женившись после смерти моей Матери. Он был несчастен, и я знала об этом, хотя он никогда не жаловался. Я сердилась на него за то, что он подчинился Мадам и ее дочерям, за то, что три года назад согласился на ее требование забрать меня из школы – «нечего понапрасну платить хитрым учителям», сказала она. Я сердилась и именно поэтому разработала план, до осуществления которого осталось совсем немного, совсем чуть-чуть. А сейчас я готовила грог для воображаемой гостьи – самый настоящий грог, в этом я могла поклясться на любой священной книге. Я налила в горшочек немного сиропа шиповника из большой бутылки темного стекла, что хранилась в том же шкафчике, плеснула теплой воды из кувшина, добавила несколько капель рома и поставила горшочек на плиту, подбросив в очаг несколько поленьев. Когда из горшочка пошел пар, я сняла его с плиты, разлила горячий напиток по кружкам и поставила их перед госпожой Фаталиной и Колманом. Колман осушил свою кружку одним махом, словно грог был холодным, госпожа же пила не торопясь, мелкими глотками, одобрительно поглядывая в мою сторону. – Хороший грог, – сказала она, поставив кружку. – Ты добрая девушка, Корделия. Добрая девушка? Я усмехнулась. Знала бы она, какая я недобрая, когда думаю о своей мачехе и сводных сестрицах. И если она знает все, то должна знать и это? Я поймала усмешку на губах гостьи. Трудно было оторвать взгляд от ее красивого лица, обрамленного золотом волос, но неловко было все время смотреть на нее. – Твоя мачеха, ее дочери и твой отец уехали на бал. А ты хотела бы попасть туда? – вдруг спросила она. – Конечно, нет, – не задумываясь, ответила я. Госпожа Фаталина изумленно изогнула красивую светлую бровь. Неужели не ожидала такого ответа? Хотя, в моем воображении могла и не ожидать, ведь всем юным девушкам до 20 лет и старше положено хотеть на бал, а особенно, если этот бал устраивается в соседнем поместье в честь путешествующего по стране Короля, который добрался и до наших глухих мест. Гонерилья и Регана извелись за неделю ожидания, после того как Отец достал приглашения. Первая даже похудела, потому что потеряла аппетит, а вторая – потолстела, потому что от волнения постоянно ела. – Совсем не хочу, – уверенно добавила я. Дохлый Ворон пошевелил крылом, Кот угрожающе заурчал, Крыс зашуршал в углу.
Хелга Это бесподобно!!! Это ведь Золушка, да? Но как же здорово - и волшебно! Вечная сказка - на новый лад. Фаталина - это понятно, а Колман - голову сломала. Это как-то переводится? С нетерпением жду продолжения сказочной истории.
Вечная сказка - на новый лад. Фаталина - это понятно, а Колман - голову сломала. Это как-то переводится?
«Помощник Джонатана, действительно оказавшийся мальчишкой лет четырнадцати, появился внезапно, как малютка Колман Грей из замочной скважины» (с) [взломанный сайт]
Скрипач не нужен пишет:
цитата:
а Колман - это, наверно, тот, который "ишшо не волшебник"
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 34
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Прелесть какая! Сэр Этельберт просто восхителен! 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
