Кстати: клуб "Литературные забавы"

Саша осторожно двигался вдоль синих кресел, вглядываясь в таблички с номерами. «Сорок два, сорок три, сорок четыре…А… Вот…есть… Сорок семь…», - мысленно успокоил он себя, как будто заветное кресло могло испариться из означенного числового ряда мест вагона первого класса. Он бросил спортивную сумку на верхнюю полку, затем, спохватившись, потянулся за ней вновь, дернул черную молнию замка, и достал из бокового кармашка квадратную бархатную коробочку кричаще-красного цвета. Подавив немужское желание открыть ее и заглянуть внутрь, Саша бережно препроводил ценность во внутренний карман пиджака, вздохнул – облегченно, уверенно зашвырнул сумку обратно, и, развернувшись, обнаружил стоящую за его спиной девушку, смотрящую на него в упор сердитыми серыми глазами.
- Простите?.. – проскрипел он неожиданно для самого себя противным голосом страдающего от утренней абстиненции.
- У меня сорок шестое место, - взгляд девушки был колючим, осуждающим.
- Пожалуйста, - буркнул он, не пытаясь казаться вежливым, развернулся и плюхнулся на сиденье. Голова отозвалась гулким звоном и острой болью в виске. « Какие мы нежные! И страдания ближнего для нас ничто!» - уничижительно проворчал он мысленно, покосившись на соседку, на лице которой по-прежнему витало облачко презрения. «Да, но пить надо меньше, - возразил он самому себе – тем более, вчера, понимал ведь, что предстоит тебе завтра, когда с Игорьком сел отмечать «последний день холостой жизни».

Так Игорь окрестил решение Саши сделать, наконец, предложение Лялечке, которая с явным нетерпением поглядывала на него в последнюю их встречу, ожидая чего-то важного, что, по ее мнению, должно было произойти незамедлительно, ведь она уже почти дипломированный специалист, и распределение не за горами, и ей нужно определяться с будущей, обязательно престижной работой, которую гораздо, гораздо проще получить, имея заветный штамп в паспорте, мужа, живущего в столице, со связями в нужных местах… Этих слов, понятно, Ляля не произносила, но все это было большими буквами написано на ее красивом фарфоровом личике, большой вопросительный знак зависал на пушистых Лялечкиных ресницах, томно прикрывавших синие кукольные глаза в точно выверенный момент страсти, наманикюренные розовые ноготки щекотали его шею, и Саша, расслабленный, довольный, как сытый кот, добродушно дергал Лялино ушко, согласно кивал ее музыкальному сопрано, вещавшему о том, что … Впрочем, что говорила Ляля, было уже не важно, поскольку состояние этой расслабленности, домашнего глупенького бормотания розовых губок, шелковистые светлые локоны, изысканно рассыпавшиеся на его груди, начинали приводить и его самого к мысли закрепить, наконец, это положение законодательно.

Ему иной раз казалось, что Ляля это делает специально – «чтобы было эстетично» - прихотливо разбросанные по подушке волосы, продуманные жесты, даже в тот момент, когда ему меньше всего хотелось думать о том, как они выглядят - так же, как методично расставляет подаренные ему коллегами стеклянные фигурки цапли – странная прихоть, которая началась еще в юности, после первой подаренной ему отцом цапли из горного хрусталя - и Ляля всякий раз, приезжая, выстраивала стаю в строгом порядке, по «фэн-шуй», как она любила повторять, возмущаясь «этому безобразию, которое ты устроил в цаплином семействе». Но, невзирая на Лялечкину катастрофическую глупость, знания по эстетике, этике и «фэн-шуй», почерпнутые из журналов типа «Гламур», друзья Александру завидовали – вот, девочку отхватил – идеальная жена – красавица, умница, почти дипломированный специалист, готовит, сервирует, смотрит на него преданными фиалковыми глазами – что еще нужно почти тридцатилетнему состоявшемуся холостяку для полного счастья? И Саша, наконец, принял решение, на прошлой неделе, сразу после Лялиного отъезда домой, в Энск, отправился в ювелирный, и приобрел кольцо - тонкий золотой обруч с бриллиантовой каплей на «ножке». Полвечера он задумчиво рассматривал приобретение, планировал выезд к Лялиным родителям, потом долго говорил с Лялей по телефону, пообещав приехать на выходные и намекнув на серьезность намерений, и услышал ответные, нескрываемые нотки торжества в журчащем Лялечкином сопрано.

За день до отъезда начал барахлить движок Сашкиного верного бумера, машину пришлось оставить в сервисе – поломка была несущественной, но забрать к утру субботы машину уже не получалось – Саша взял билет на поезд, чертыхнувшись про себя – придется трястись с раннего утра почти пять часов в вагоне с кучей пассажиров с детьми, вместо быстрой двухчасовой поездки с ветерком. Затем он переоценил отрицательность случившегося, когда Игорь предложил этот серьезный Сашин шаг отметить как следует, поскольку «тебе утром не за руль садиться». И отметили… Так вот, по-дружески, они с Игорьком не сидели уже давно, говорить было о чем, последние тосты за полночь Саша помнил уже смутно, утром его, невыспавшегося, разбудил телефон, он побрился почти наощупь, так как глаза не желали открываться, выпил обжигающего кофе – есть не хотелось, и почти бегом отправился на вокзал, боясь опоздать на поезд. Легкий колокольный звон в ушах сопровождал его всю дорогу – кофе не действовал, плюс страшно хотелось пить. Сопровождаемый этим навязчивым звоном, он погрузился в вагон, в надежде, что, может быть, ему повезет, и хотя бы часть пути он сможет употребить на здоровый сон. Взгляд соседки выбил его из колеи – звон в ушах стал тоньше, приобретя еще более противную тональность, а осуждение, так явственно читающееся в ее серых глазах – таким ощутимым, что спать расхотелось. Он покосился на девушку, расположившуюся в кресле весьма основательно – она уже забросила дорожную сумку на верхнюю полку – Сашина джентльменская попытка предложить помощь наткнулась на искру холодного непонимания и твердый отказ: «Она легкая», сбросила веселую аквамариновую куртку, оставшись в черном топе и джинсах , достала из сумочки наушники, пощелкала пультом на ручке кресла, находя нужный канал, и преувеличенно внимательно стала рассматривать экран , на котором мелькали первые кадры какого-то смутно знакомого голливудского боевика. В профиль ее лицо казалось вырезанным из слоновой кости – бледные, тонкие черты лица, прямые русые волосы, прикрывающие шею и уши - одной рукой она нетерпеливо отбросила падающую на лицо прядь, приоткрыв маленькое ухо с розовой мочкой. Внутри у него заворочалось что-то сонно-непонятное, алчное. «Надо меньше пить!» - Саша недовольно крутанул головой, потер в задумчивости переносицу, попытался смотреть фильм – это оказался «Крепкий орешек», боевик времен его детства. Просмотр фильма без звука не впечатлял, сон окончательно улетучился. Саша недовольно поерзал в кресле, глубоко вздохнул – эти движения не остались не замеченными соседкой, которая с некоторой готовностью вытащила один наушник и спросила:
- Вам нужно выйти?
- Мне нужно в бар, купить наушники, - буркнул Саша, возмутившись нотке сочувствия, проскользнувшей в ее голосе.
- Конечно, - девушка иронически улыбнулась, с готовностью вытащила второй наушник и привстала, позволяя ему выйти. Он развернулся, и осторожно маневрируя в узком проходе между креслами, зацепил коленом ее ногу, неловко извинился, и пошел в бар, спиной чувствуя ее внимательный взгляд.

Купив наушники, Саша остановился у витрины, глубоко вздохнул, предвкушая недовольный Лялечкин взгляд и тонким сопрано произносимые слова: «Ну-у-у, котик, ты уже с утра успел?!», и взял пятьдесят коньяка, фисташки и кофе. Проснувшийся желудок потребовал пищи, в попытке его обмануть, Саша купил еще пакет сухариков и шоколадку. Коньяк , несмотря на явное отсутствие обещанной на бутылке выдержки, тем не менее, произвел весьма благотворное действие – в голове прояснилось, колокольный звон превратился в нежный скрипичный фальцет, который затем тихо испарился. Оживший Саша с удовольствием выпил довольно неплохой кофе с фисташками, похрустел сухариками, и чувствуя себя почти человеком, погрузился в приключения Брюса Уиллиса в небоскребе Накатоми. Однако полного погружения не произошло – вдруг некстати выплыла ироническая улыбка соседки по вагону, зазвенело снова странно и предательски внутри – он раздраженно отмахнулся от неуместного вмешательства постороннего предмета в его - совершенно частную жизнь, попытался сосредоточиться на фильме, потом – представил, как Лялечка ахнет, увидев кольцо, и благодарно повиснет у него на шее, недвусмысленно прижимаясь к нему сильным, загорелым телом… Тут же ему почудился нравоучительный Лялечкин голосок, изрекающий очередную расхожую истину о том, что мужчина каждые пятнадцать минут думает о сексе, и вслед за видением Лялиных загорелых ног пришло другое – насмешливые серые глаза с искрой хрусталя на бледном тонком лице....

(продолжение будет)