Отправлено: 03.05.14 18:18. Заголовок: О спящей принцессе замолвите слово - 3
Полтора года назад я решила переделать свою сказку "В поисках принца", но так увлеклась, что... от прежней осталась только первая фраза.
Получилось нечто соврешенно новое и... почти в пять раз длинее.
Потому мне бы очень хотелось представить новую сказку на суд форумчан - узнать ваше мнение о сем опусе, выслушать критические замечания и, может быть, советы и возражения.
– Моя дорогая Агет, – приветствуя ее, Рев тепло пожал протянутую руку, сочувственно вглядываясь в ее лицо. – Я в порядке, Сэмюэль, – смущенно проворчала она. – Я жду с нетерпением рассказа, как вам удалось спасти меня, но сейчас давайте поскорее разберемся с Элизой.
Агата услышала предупреждающее покашливание Гизельды и, обернувшись, наткнулась на осуждающий взгляд.
– Сэмюэль прекрасно знает, как я ему благодарна за все, что он сделал, – возразила она наставнице. – Но сейчас не время. – Для благодарности всегда есть время, – подняла бровь Гизельда. – Ну что вы, сударыня, – всполошился Рев, заботливо провожая Агату к креслу, – не стоит сердиться. Я и сам попросил бы оставить все досужие разговоры на потом. Поверьте, нам есть о чем волноваться. Ваша крестница, Агет, – он обратил к ней встревоженное лицо, – она совсем ослабла. Похоже, она умирает. – Что с ней случилось, Сэмюэль? – Агата осторожно, опустившись в кресло, она жестом указала Реву на соседнее. – Благодарю, – пробормотал Рев и, вздохнув, ответил: – Боюсь, принцесса разуверилась в собственном спасении, – тяжело вздохнул магистр. – Магия весьма опасна. Иногда она дает человеку силу. Но стоит тому потерять в нее веру, и человек становится совершенно беспомощным. А между тем, мир вертится отнюдь не магическими силами… – Вы считаете, что Элиза ослабла, потеряв веру в магию? – нетерпеливо перебила его Агата, пытаясь в многословии магистра ухватить рациональное зерно. – Вы сами знаете, Агет, силу веры в нашем мире. Если ваша крестница поверила в собственную смерть... – магистр беспомощно развел руками.
Какая бессмысленность! Избежать смерти от мощнейшего колдовства и умереть от собственного малодушия!
– И ваш хваленный владыка вместо того, чтобы помочь Элизе, собирается отправить ее прямиком к Тодду?! – не выдержала Агата, напав на ни в чем неповинного Рева.
В раздражении она подалась вперед, тут же скривившись от боли.
– Поберегите, себя, Агет, – тихо проговорил Рев, устыдив ее своей кротостью.
Хмурясь, Агата оттянула манжеты.
– Сэм, – постаралась она смягчить тон, – неужели Шлаф со всей своей мощью не может ничем помочь Элизе? – Боюсь, Агет, он не намерен этого делать. – Негодяй! – взвилась Агата.
Понимая всю несправедливость собственных обвинений, она не справилась с охватившим ее гневом.
– Агата! – всплеснула руками Гизельда. – Вы не справедливы, Агет, – покачал головой Рев. – Владыка Шлаф был весьма терпелив и не тревожил вашу крестницу. Но его задача – поддержание порядка в нашем мире, а не спасение бедной принцессы. – Траум бы справился с обеими задачами! – запальчиво воскликнула Агата. – Возможно, вы и правы, – горько вздохнул Рев. – Но именно потому владыка Траум покинул нас – ему было слишком тесно в нашем мире... – Вы упоминали последний указ владыки Траума, господин магистр, – напомнила Реву старшая фея. – Вы совершенно правы, фея Гизельда, – с готовностью закивал он. – Владыка Траум оставил приказ, благодаря которому я смогу вернуть принцессу, Агет, в ваш мир, пока она еще жива. Надеюсь, мы сумеем совершить это, как только вы восстановите собственные силы. – Но без Селины у меня нет никаких сил, Сэм, – раздраженно возразила Агата.
Неужели они не понимают, что этот план никуда не годится?! Даже если удастся спасти Элизу, остальные погибнут, и Кольфинна победит. А ведь принц, способный спасти всех до единого, так близко!
– Господину Реву дважды удавалось воспользоваться твоей силой. Именно так он и спас тебя, – сердито высказала ей Гизельда. – Теперь нам надо подумать, как, действуя сообща, восполнить отсутствие Селины... – Ты сама говорила, это невозможно! – запальчиво перебила наставницу Агата – ей отчаянно не хотелось соглашаться с таким пораженческим планом. – Успокойся, Агата, – сердито блеснула очками Гизельда. – Сейчас не время распускаться. И упрямством ты ничего не добьешься. – Но, Сэм! – повернулась Агата к магистру. – Ты же говорил, что принц близко! Надо только придумать, как удержать Элизу до его прихода. Должно быть средство вернуть ей силы! – Однажды ваша сестра смогла спасти вас от подобной напасти, – растерянно проговорил Рев. – Но без владыки Траума, не помогла бы даже неразрывная связь, что связывает души двух сестер с единым даром. А у бедняжки принцессы нет и этого... – А как же Шаул? Их души достаточно связаны, чтобы запутаться в собственных воспоминаниях. Значит, он может спасти ее, – не желала сдаваться Агата. – О, нет, – безнадежно покачал головой Рев. – Так зачем же эта безумная встреча на границе мира снов?! – Довольно, Агата, – строго проговорила Гизельда и поднялась с кресла, заставив вскочить бедного магистра. – Господин Рев, надеюсь, вы простите нас, зная, как мы благодарны вам за все, и сколь ценим мы вашу дружбу. Но сейчас, думаю, лучше прерваться. Агата еще не вполне оправилась. Надеюсь, мы сможем встретиться чуть погодя и спокойно обговорить наши планы. Благодарю вас, – решительно протянула руку старушка. – Надеюсь, вы помните, что вы всегда желанный гость у нас. – Вы слишком добры, госпожа Гизельда, – пробормотал, смешавшись, Сэмюэль и склонился к руке старой феи. – Ни к чему выпроваживать Сэма, Гизельда, – стараясь не распаляться, проворчала Агата. – Я обещаю больше ни на кого не бросаться с упреками. – Мне, действительно пора, Агет. А фея Гизельда права, нам всем надо успокоиться и хорошенько все обдумать. – Сэм, не увиливай от ответа. Ведь Шаул может спасти Элизу, – не собиралась отступать она. – Не дави на меня, Агет. Ты знаешь, есть вещи, которые я не вправе раскрывать даже тебе. – Всего доброго, господин Рев. И простите нас, – решительно прервала их Гизельда. – Прощайте, сударыня, – поклонился магистр старушке. – Береги себя, Агет.
Тепло пожав ей руку, он исчез.
– Зачем ты выпроводила его? – проворчала Агата.
Наставница готова была разразиться обличительной речью - она уже приоткрыла рот, подняв указательный палец, когда в комнату вошла Вильма. Старая фея недовольно воззрилась на служанку.
– Там какая-то нищенка спрашивает вас, – недовольно сообщила та Агате. – Нищенка?! – Агата вскочила, переведя недоуменный взгляд на наставницу. – Селина? – Да с чего бы? – нахмурилась Гизельда, выбираясь из кресла.
Агата, опередив ее, уже бежала в переднюю, не обращая внимания на боль, и не из-за боли она споткнулась на пороге.
Гризельда чет выпроводила Рева на самом интересном месте
Посчитала, что Агата не готова к конструктивному разговору.
apropos пишет:
цитата:
Пока непонятно, как можно спасти Элизу
Так и феи пока не знают. А что касается указа Траума, так он абсолютно прост - отправить душу Элизы из сонного царства домой. Она проснется. Трудность заключается в другом. Связь с другими участниками сонной коалиции будет утеряна. Да и удастся ли феям удержать душу принцессы здесь?
– А где же Селина? – упавшим голосом спросила Агата, боясь услышать ответ. – Здесь на подводе, – вздохнула та. – На подводе? – выдохнула Агата и ринулась вон из дома.
На лугу в десяти рунах от крыльца стояла повозка, запряженная гнедым дестриэ. Конь флегматично перебирал мохнатыми ногами, пощипывая молодую травку. Сено в телеге было покрыто то ли старым плащом, то ли мешковиной. Агата с замирающим сердцем подошла ближе. Хрупкое тело сестры утопало в ворохе сухой травы, его едва можно было заметить под грубой тканью, если бы не золотисто-рыжая копна волос. Меловая бледность кожи, темные круги под опущенными ресницами – она уже видела ее такой. Сердце слетело в бездну. Дрожащей рукой Агата убрала с лица сестры соломины, и ладонь щекотнул едва ощутимый вздох.
– Она жива?! – обернулась Агата к Магде. – Жива, – кивнула та. – Но оцепенела. Всю дорогу она в забытье от боли. Может быть, твоя магия поможет ей. – Гизельда! – ринулась было Агата, но старая наставница была уже здесь. – Слышу, милая, – она сосредоточенно прикрыла глаза и зашевелила беззвучно губами.
Измученная болью Селина и не заметила, как магия перенесла ее с повозки на ее собственную кровать, уже несколько месяцев пустовавшую без своей хозяйки. Похоже, теперь Селина долго не покинет ее. Все три феи собрались в комнате больной. Гизельда хлопотала у постели, Магда сидела в кресле у камина, а Агата бестолково сновала около наставницы, едва сдерживая себя от суетливых советов – Гизельда лучше всех знала дело.
– Ну все, – наконец проговорила старая фея, устало выгибая затекшую спину.
Напряженное волшебство совсем лишило ее сил, она была такой же бледной, как и ее пациентка. Крупные капли пота выступили на лбу и верхней губе, и Гизельда, вытащив большой платок, медленно вытирала лицо.
– Я сделала все, что могла, посмотрим, что будет завтра. Сейчас она спит. Больше мы ей не поможем, пойдемте отсюда, – она спрятала платок и, ссутулившись, пошла к выходу.
Агата поспешила поддержать старушку под руку. Целительная магия изнуряла даже молодых фей.
– Что с ней, Гизельда? – спросила она озабоченную наставницу. – Боюсь, Селина может не подняться, – удрученно вздохнула старая фея, но тут же одернула сама себя: – Еще рано говорить.
Они спустились в столовую, где расторопная Вильма уже накрыла ужин. Служанка старалась для Гизельды, но Агата надеялась, что и суровая странница останется довольна стряпней Вильмы. На столе, благоухая аппетитными ароматами, рассыпал нежную начинку рыбный пирог, красовались румяными корочками свежие булочки, на серебрянном блюде выставила золотистый бочок любимая Гизельдой копченая селедка, в большой фарфоровой супнице из приоткрытой крышки пускал пар густой гороховый снерт. Главным блюдом был конек Вильмы – нежнейший хазепепер, а на десерт – кроме неизменного пряного сыра, украшенный медовыми абрикосами рейсттарт, до которого старая фея была большая охотница.
– Расскажи нам что случилось, Магда? – наконец-то, когда трапеза была закончена, Агата могла расспросить странницу. – Рассказать-то можно, да всего не объяснишь, – начала та, откинувшись на спинку стула.
И пирог, и пряный заяц, и гороховый суп – все пришлось ей по вкусу, и она с улыбкой поблагодарила убирающую посуду служанку.
– Ты славная стряпуха, Вильма. Клянусь, я нигде не пробовала такого рисового торта, а заяц твой – тот просто таял во рту! – На здоровьичко, – улыбалась польщенная похвалой грозной старухи Вильма, простившая ей за это и неопрятный нищенский вид, и успевший пропитать дом едкий табачный дым.
Наконец Магда перебралась поближе к огню, раскурила неизменную трубку и рассказала о том, что случилось с ними.
– Я всегда чутьчуть помогала ей с магией, но в этот раз, когда она расправилась с Йолом, я едва держалась на ногах, да и не умею я этого. Ума не приложу, как такое случилось, – пожала костистыми плечами, заканчивая свой рассказ, Магда. – Может, сам Йол хотел, чтобы его остановили, или к Селине вернулись силы – кто знает? Как только она приказала ему остановиться, он весь обмяк, выронил факел, запалив высохший куст, и лошадь, шарахнувшись от огня, понеслась домой, обратно к деревне. Если он и остался жив, то его здорово встряхнуло. Но Селину он покалечил... – Покалечил, – сокрушенно покачала головой Гизельда. – Не знаю смогу ли я помочь ей подняться... – По крайней мере дорога привела ее к дому, – проговорила странница, пыхнув трубкой. – Она хотела вернуться. – Но не калекой, – проворчала Гизельда.
Агата, разомлевшая от сытной еды, слушала неспешный разговор старых фей. Никто не мог объяснить того, что случилось с Селиной. Отчего вдруг покалеченная, лишившаяся своего дара фея в одночасье обрела силы во сто крат превосходившие ее собственные и в лучшие времена? Быть может, догадка Агаты верна, и магия удалась сестре, потому что та хотела не спасти, а покарать? Хотя это было непохоже на Селину...
Да что толку гадать? – благодушно отмахнулась от неразрешимой проблемы Агата. Селина дома, они теперь вместе. А это – главное. Вместе они смогут справиться с постигшим Селину недугом.
Да и как не поверить в чудесное избавление в такой день? Только утром она сама спаслась от верной и страшной смерти, а к вечеру – домой возвратилась Селина. Чудо да и только! Как бы дальше не развивались события, сегодня – счастливый день, и омрачать его унынием – преступная неблагодарность.
Засыпая от очередной порции зелья Гизельды, Агата блаженно улыбалась. Сегодня она была готова поверить не только в исцеление Селины, но и в счастливое пробуждение принцессы со всеми обитателями злосчастного замка.
– Теперь мы с Селиной вместе, и все нам по плечу, – пробормотала, проваливаясь в сон, Агата.
Ну славно, что с Магдой ничего не случилось. Селина ее все же сумела спасти, а спасти - или покарать, это уже вторично. Действительно, главное - она дома.
Пара тапков:
цитата:
Всю дорогу она в забытье от боли
Забытьё - в забытьи, если мне не изменяет память. "И" на конце.
Закатившееся за утопающий в чернильной сини горизонт солнце оставило кровавый отсвет на темных растрепанных облаках. Весь день затянутое сплошной серой пеленой небо уныло сочилось пронизывающей моросью. И теперь морок пасмурного унылого дня, гасил последний свет, густея смоляной чернотой наступившей безлунной и беззвездной ночи.
Провинциальная гостиница "Рыжий бык" была далека от роскоши заведения, привыкшего принимать принцев, но хозяин страстно заверил уставших и продрогших в отсыревшей одежде путешественников в поистине райском блаженстве, которое всенепременно ожидает его гостей, и затрапезный постоялый двор стал на время резиденцией принца Саттенского.
Большая часть рыцарей, составляющих некогда боевой отряд принца, осталась на рыцарском острове, и теперь его свита состояла всего из дюжины человек. Но и их было довольно, чтобы путешествие оказалось совершенно безопасным – никаких тебе стычек в тавернах, или опасных встреч с разбойниками, только городская стража с подозрением косилась на вооруженных рыцарей. Но продвижение к Заколдованному замку, зависящее теперь от дюжины дополнительных причин, стало рыхлым и медленным. И Шаул с трудом справлялся с раздражением, сталкиваясь с каждой вынужденной задержкой из-за очередной захромавшей лошади, или в который раз заплутавшего багажа, или проволочек, затеянных каким-нибудь не в меру рьяным магистратом, озабоченным прибытием вооруженного отряда.
А теперь еще и погода постоянно вставляла палки в колеса – ласковая южная весна уступила место своей неуравновешенной северной сестрице, с затяжными дождями, туманами и по-осеннему холодным ветром. Продвигаться по раскисшим дорогам было сущим наказанием, не говоря уже о разрушенных вешним паводком переправах и превратившихся в озера провинциях. Не составляло труда потерять в густой чавкающей глине подкову и застрять в какой-нибудь дыре в поисках запившего кузнеца, или в очередной болотистой низине подхватить лихорадку, скосившую целую деревню. Они двигались до обидного медленно, но весна, несмотря на обманчивое отсутствие тепла, уже готовилась передать эстафетную палочку лету. А значит, время Элизы стремительно таяло вместе с островками потемневшего наста.
Не чувствуя былой связи с любимой, Шаул изнывал и мучился дурными предчувствиями. И все же упрямо продолжал обращаться к Элизе, посвящая ей большую часть своих дневниковых записей. Он рассказывал ей о событиях путешествия, делился переживаниями о превратившейся в щепку Сони и изливал сердце в нежных признаниях. Словно, оборвав свое повествование, он прервет и тонкую нить, связывающую затерявшуюся в неведомых мирах душу Элизы с домом. Он заговаривал ее, заверяя в скорейшем спасении, нетерпеливо торопя прибытие Саттена в Заколдованный замок. В этом безумном диссонансе вынужденного нетерпения события, грозившего разрушить собственную жизнь, грудь все чаще пронзала боль, сердце заходилось в дробном пьяном танце, и оглушала слабость. Он был бы рад, если усиление этого недуга могло бы хоть отчасти ослабить страдания Элизы, но это было пустым упованием.
Шаул сидел один в неприютной комнате «Рыжего быка» за дневником. Камин чадил, из окна немилосердно дуло. Он, вздохнул и, обмакнув перо, закончил начатую фразу. «Хотел бы и я, любимая, на время оставшегося пути погрузиться в глубокий сон – ожидание выматывает больше, чем самый тяжкий труд». Но, видно, и во сне ему не обрести покоя. Сегодня он снова промучился всю ночь, плутая в томительных лабиринтах преследовавшего его сна.
Ночь за ночью Шаулу снилось, что он с Саттеном в Заколдованном замке. Отчего-то всякий раз число людей, прибывающих вместе с ними в замок, росло, создавая шумную и бестолковую толпу, то и дело отвлекающую их от прямой дороги во дворец. Они плутали по узким незнакомым улочкам, спускались в подземные ходы, поднимались на башню. Но, даже добравшись до дворца, не могли найти комнаты Элизы. Шаул с принцем торопливо заглядывали в разные комнаты, обнаруживая всюду суетящихся людей, но принцессы нигде не было. Шаул с ужасом замечал, как гаснет в окнах солнечный свет, понимая, что часы Элизы стремительно тают. Он торопился и негодовал на медлительность и непонятливость принца, на снующих повсюду людей, прорывался сквозь толпу, но заветной комнаты найти никак не мог. С наступлением вечера толпа редела, наконец замок совсем пустел, вот уже и Саттена нигде не было видно. Шаул продолжал метаться в темноте бесконечных дворцовых коридоров, гулко разносящим звуки его шагов и зова, пока не просыпался измученным непреодолимым страхом конца.
Он лежал долгие часы без сна, томясь сомнениями и отчаянием. Что означал этот сон? Тщету его усилий? Порою в самые темные предрассветные часы под тревожный перебой сердца являлась проклятая мысль – Элизу не найти, а значит, не спасти. Родные черты любимой таяли, оставляя в памяти лишь полузабытый чужой образ утомленной долгим сном далекой принцессы, увиденной им давным-давно в Заколдованном замке.
Сегодня, не выдержав, он рассказал о злополучном сне Бруно. Перед ужином они вдвоем коротали время в крошечной неуютной, но тихой гостиной "Рыжего быка". – Что ты хочешь, Шаул? – мявкнул Бруно, недовольный тем, что Шаул потревожил его вечерний сон у камина. – Так бывает. Слишком плотный ужин – и во сне мы уже срываемся в бездну. Какие только ужасы не привидятся из-за простого несварения желудка. – Да причем тут желудок? – сердито возразил Шаул. – Я вижу этот сон каждую ночь. – Хочешь, чтобы я нашел тому объяснение? – помолчав, уточнил Бруно, воззрившись на него пренебрежительным кошачьим прищуром. – Изволь. Хотя, мог бы и сам справиться – все на поверхности.
Кот встряхнул дрему, обойдя собственный хвост, и, усевшись напротив кресла Шаула, начал нехотя излагать:
– Ты – без обид – простой обыватель из маленького провинциального городка, воспитанный в строгих принципах морали, утверждающих благоразумие, практическую выгоду и целомудрие. Твоя любовь к принцессе возможна только в нашем фантастическом путешествии, полном, заметь, самых невероятных событий и встреч. Ты был на равных с королями, сам в одночасье превратился из полунищего бакалавра в богатого и знатного кавалера – доблестный рыцарь, спаситель невинных страдальцев, заново родившийся из морской пены и восставший из змеиной ямы. Такому не грех влюбиться и добиваться принцессы. Но путешествие подходит к концу – волшебный сон тает, уступая место прозаической яви. Чем ближе ты к родному дому, тем меньше в тебе бесшабашного рыцаря и все больше – рассудительного школяра. А ему не по плечу любовь к принцессе, она и не нужна ему – ей нет места в его жизни. Школяр и так скакнул выше головы, взявшись привести несчастной принцессе принца, – но на этом его роль заканчивается. Ему не войти в спальню принцессы – принцессу должен спасать принц. А для школяра все эти королевские замки – морока и путаница, нарушающая строгий порядок его распланированной жизни. Когда ты вернешься к себе, став тем, кем был, сон перестанет мучить тебя.
Шаул онемел от ярости. После стольких пережитых вместе напастей он не ожидал от кота такого презрения. Он вскочил с кресла. С сухим шелестом, усеивая вытертый гостиничный ковер, разлетелись листы рукописи, что он читал до злосчастного разговора.
– Ерунда, Бруно! – услышал он у себя за спиной сквозь бешеный набат пульсирующей крови звонкий голос Сони. – Не знаю, был ли когда-нибудь Шаул таким школяром, как ты говоришь, но сейчас он самый настоящий рыцарь! – Ты зря вмешиваешься, девочка, – недовольно мявкнул Бруно, чуть прикрыв глаза. – В конце концов, он должен сам решить, кем ему быть. А быть рыцарем в Бонке, поверь мне, очень неудобно, довольно глупо, и, боюсь, опасно. – Не слушай его, Шаул, – Сони развернула Шаула к себе, взглянув ему в глаза. – Поверь мне, я не знаю никого благороднее тебя. Бруно просто поддевает тебя, чтобы ты не отступил. В конце всегда труднее всего – слишком вырастают ставки.
За последние дни Сони осунулась, словно от тяжелой болезни. На бледном лице горели лихорадочным огнем ставшие огромными темные глаза. Ее болезненный вид резанул по сердцу. Его неизбывная вина перед ней, которую он все время малодушно прятал поглубже, вырвалась на волю, обдала внутренности жгучей волной, начисто смыв его ярость.
– Прости меня, Сони, – горячо зашептал Шаул, прижав к груди голову девушку. – Прости, милая. Поверь, я прошел бы такой же путь, чтобы собрать для тебя всех принцев мира. Но только Саттен может спасти ее… – Я знаю, – всхлипнула она, зарывшись лицом в его кафтан. – Ворт!
От резкого возгласа, Сони дернулась и отскочила от него. На пороге гостиной стоял принц. Саттен был бледен – рана все еще давала о себе знать.
– Простите, сударыня, – поклонился он Сони. – Я оставлю вас…
Но не двинулся с места, застыв, словно статуя. Звук хлопнувшей двери отвлек Шаула, он оглянулся – Сони выбежала из комнаты. Наконец, очнувшись, в противоположную дверь удалился Саттен. Потянувшись, Бруно изрек свое обычное:
– Если не знаешь, что делать, делай, что знаешь, – и скользнул в приоткрытую дверь вслед за Сони, оставив Шаула одиночестве.
Опустившись на колено, Шаул принялся собирать разлетевшиеся листы рукописи, цепляясь глазами за написанные широким размашистым почерком слова.
"Истина, к коей стремится и алчет всякая душа человеческая, прекрасна. Но зачастую она предстает пред человеком не в блеске своего величия, а в колпаке прокаженного. Благоразумие восстает против безрассудства гения, прозревающего неземной лик истины под любой, самой неприглядной маской".
Шаул потянулся к последней странице, что отлетела к самому центру ковра, точно разместившись внутри прямоугольного орнамента.
"Мы, словно платье, носим всевозможные назначения, – забрызгивая мелкими кляксами лист, писал философ, спеша за торопливой мыслью. – По ним легко понять, кто из нас ученый, кто адвокат, кто художник, кто аристократ. Иногда, меняя их, человек являет миру иные свои личины. И все же изо дня в день неизменно натягивает на себя один из своих главных нарядов. Было бы глупо утверждать, что кто-то может обойтись без этого "платья". Но не слишком ли часто человек забывает, что все это – всего лишь внешняя оболочка его души? Наши занятия, наше происхождение, даже наши цели так тесно садятся нам на души, что уже и не отличишь одного от другого, а то и вовсе – душа, стесненная и зажатая со всех сторон зачахнет, становясь слабой тенью своего платья. Но пленница больше любой предложенной ей формы. Душа открывает путь к свободе и истине. Человек больше любой самой грандиозной задачи, стоящей перед ним, больше своих собственных способностей и талантов, как бы велики они ни были, больше всех возвышенных чувств, которые способен пережить. Он призван расти и менять ставшее тесным платье, открывая истину о самом себе".
Шаул вздохнул и оправил пламя свечи. Через несколько дней они доберутся до окрестностей Заколдованного замка. Они с Сони двигались навстречу неизбежному, словно приговоренные к месту казни. Он обмакнул перо и написал в дневнике: "Чтобы не случилось – оставаться самим собой. Я тот, кто я есть. Не школяр и не рыцарь. И за тем и за другим легко потерять себя и отказаться от того, что открывает судьба".
"Чтобы не случилось – оставаться самим собой. Я тот, кто я есть. Не школяр и не рыцарь. И за тем и за другим легко потерять себя и отказаться от того, что открывает судьба".
Очень мудро и правильно, но только трудно и тернисто. Мы все зажаты в рамки наших социальных или профессиональных ролей, увы. Или в рамки судьбы. Не выкарабкаться. Но это только эмоции от прочитанного. Шаул должен вырасти из рамок.
Тапочек на вскидку. Юлия пишет:
цитата:
И теперь морок пасмурного унылого дня, гасил последний свет, густея смоляной чернотой наступившей безлунной и беззвездной ночи.
Это так. Ну так рост - это всегда трудно и тернисто. Можно, конечно, плыть по течению, но это ж регресс или даже деградация.
Хелга пишет:
цитата:
Мы все зажаты в рамки наших социальных или профессиональных ролей, увы. Или в рамки судьбы. Не выкарабкаться.
Слишком многое определяет наше место в мире, от нас не так много зависит во внешнем плане. Но здесь важен не внешний план, а скорее внутренняя жизнь. Не то чтобы перестать быть кем-то, а не равняться функции.
Ну вот, Саттен в самый неподходящий момент явившись. Хелга пишет:
цитата:
Шаул должен вырасти из рамок.
Желательно, да, и как-то определиться, но как узнать и понять, что определяет (или предлагает) судьба? Порой может показаться, что вырвался, а на самом деле загнал себя куда-то еще сильнее. Сложный вопрос, скорее философский, нежели житейский.
Небо затянула белесая пелена облаков, скрыв солнце, и долгожданный теплый день стал блеклым и душным. Селина промокнула платком выступившую на лбу испарину, и скинула теплую шаль с плеч.
– Ты работаешь, а я потею, – улыбнулась она Агате.
Сестра, оторвавшись от опрыскивания деревьев, озабочено посмотрела на нее.
– Я в порядке, – скорчила в ответ Селина довольную гримасу. – Я вернусь в дом, здесь становится очень душно. И ты не задерживайся. Пора обедать.
Селина развернула свое кресло и покатила к распахнутому высокому окну гостиной. "К вечеру будет дождь", – она задержалась на пороге и оглянулась, рассматривая потемневшее небо. "Как там Магда? Найдет ли убежище от дождя?" Магда погостила у них с Агатой всего несколько дней, пока Гизельда не подняла Селину с постели. Больше сидеть на одном месте странствующая фея не могла.
– Я должна идти, а ты оставаться, – проговорила Магда, вскинув свою суму на плечо. – Ты уже пришла. – Я знаю, – вздохнула Селина. – Я ушла из дома из-за упрямства: бросила Агату, чтобы найти Траума. Лишив меня возможности ходить, Провидение ясно дало понять, сколь дурна и бессмысленна была моя затея. – Ноги странствующей феи, служат не своей хозяйке, Селина. – В моем случае – уж точно, – горько усмехнулась она. – Я не сильна в премудрости, – серьезно ответила ей Магда, – но мне кажется глупой идея о твоем наказании. В конце концов, ты спасла меня и Йола, а это что-нибудь да стоит. Возможно, тебе просто стоит оглядеться, а когда ты будешь готова отправиться в путь, твои ноги окажутся не слабее, чем прежде.
Но пока ноги не желали слушаться ее, и Селина разъезжала по дому на кресле с колесами, которое ей построил смышленый мастер их Дарта. Она легко управлялась с ним с помощью простого волшебства. Магия постепенно возвращалась к обеим сестрам. Агата уже вполне вошла в силу и, принявшись первым делом за домашнее хозяйство, освободила Вильму от уборки и стирки. Правда на кухне служанка наотрез отказалась от волшебства.
– Чтобы у меня горшки да метлы плясали?! Нет, не бывать такому балагану! На кухне один командир, и это я. Я и старой Гретте так говорила: весь дом в вашем распоряжении, а кухня моя.
Агата отстала от нее. Она и сама продолжала работать в саду без заклинаний. И использовала магию только, когда не могла справиться собственными силами, – что-то вроде приходящего садовника. Сейчас она, надев перчатки и засучив рукава рабочего платья, Агата собственноручно орудовала блестящим латунным агрегатом. Это чудо человеческой смекалки, испугавшее Селину своими размерами, Агата купила на прошлой неделе. И теперь с его помощью воодушевленно опрыскивала деревья в саду, приготовленным по рецепту Вильмы отваром. Выпрыснув последнюю порцию отвара на тонкий молодой абрикос, она опустила сверкнувшего латунным боком монстра в ведро и сняла перчатки.
– Ты права, пора заканчивать, – кивнула Агата сестре и вкатила ее кресло в гостиную. – Агата, я сама прекрасно справляюсь, – недовольно проворчала Селина. – Знаю, ворчунья, – усмехнулась сестра, легкой походкой пересекла комнату и вышла. – Сейчас переоденусь, и будем обедать, – услышала она ее голос с лестницы.
Селина подкатила кресло к зеркалу и повела ладонью, разгоняя мутноватую патину старинного стекла. Как ни противилась Гизельда идее Агаты о перевернувшемся в разлуке на темную сторону волшебстве сестер, но ей трудно было возражать, наблюдая в магическое зеркало, как с возвращением Селины колдовство ослаблило свой напор – темнота над замком рассеялась, деревья, некогда сковавшие Агату, расступились, перестали корчиться и сплетаться ветвями. Чаща посветлела, превратившись в обыкновенный лес. Но самое главное – Элиза перестала угасать. На следующее же утро, как вернулась, проснувшись, Селина почувствовала нечто, а в обед у них появился добрый магистр и подтвердил: у Элизы появилось время. Слишком велик был соблазн, отказаться от указа Траума, чтобы вернуть домой всех обитателей замка, дождавшись принца. Все они, даже Гизельда, согласились подождать. И все же, положа руку на сердце, Селина не могла разделить уверенности Агаты.
Поначалу ее смутил вопрос Сэмюэля. С легкой руки Агаты Селина тоже стала звать магистра Рева по имени. Да и как было не сблизиться с такой отзывчивой душой? К тому же с магистром ее роднила одна существенная деталь – они единственные во всей вселенной искренне и неизбывно продолжали любить Траума.
– Отчего вы так уверены в принце? – как-то спросил их Рев. – Условия пробуждения требует от принца благородства и решимости. Ни в том, ни в другом ему не откажешь, – уверено ответила Агата, кивнув на зеркало.
Действительно, магическое стекло, соблаговолившее показать им принца, явило и все его немалые достоинства. Марк Саттенский был благороден, решителен, благоразумен и даже хорош собой строгой мужской красой. Сомневаться в его намерениях не приходилось – принц уверенно направлялся к Заколдованному замку со всей возможной при затянувшейся весенней распутице быстротой. Чего еще желать? Но, глядя в волшебное зеркало, Селина не могла избавиться от тяжелого чувства – Марк Саттенский глубоко несчастен.
Селина беспокойно поерзала в кресле и подняла руку, чтобы найти несчастного принца в зеркале. Чуть погодя она увидела неприютную комнату какого-то постоялого двора. Принц сидел, задумавшись, у камина.
– Саттен, может быть, ну ее, эту заснувшую принцессу, – послышался насмешливый голос и Селина увидела, как долговязый рыцарь, подойдя к огню, протянул к нему озябшие пальцы. – Что на тебя нашло, Барт? – отозвался принц. – Я потерял способность смеяться и сочинил уже десяток слезливых баллад, что со мной случалось только в самом нежном возрасте. Да на всех посмотри – веселей в повозке палача. А от малышки Сони осталось и вовсе меньше половины. Она разлюбила мои мадригалы и разругала мой последний сонет. Это все – чертова магия, помяни мое слово. – Это не магия, Барт, – покачал головой принц и, поднявшись с кресла, подошел к окну.
За незашторенным окном сгущались ненастные сумерки, сквозь щели по-осеннему завывал северный ветер.
– Я должен разбудить принцессу, – проговорил принц, уставившись в чернильную густоту за стеклом. – Когда я разбужу ее, твои мадригалы снова окажутся на высоте.
Селина глубоко вздохнула, пытаясь избавиться от удушающей духоты безысходной тоски, наполняющей комнату на антресолях неизвестного ей постоялого двора, и повела рукой, восстановив зеркальную поверхность.
– Ты слишком впечатлительна, Селина, – возражала ей Агата. – Тебе везде мерещатся разбитые сердца.
Действительно, никаких доводов, кроме собственных ощущений у Селины не было. Но всякий раз, находя принца в зеркале, она не могла выдержать и нескольких минут его скорби, эхом перекликающейся с той, что опустилась свинцовой тяжестью на дно ее собственного сердца. Селина нахмурилась, стараясь не раскисать.
– Ты опять следишь за принцем?
Вздрогнув от неожиданности, Селина опасливо глянула на зеркальную гладь.
– Ну и что же он? Страдает? – улыбнулась Агата и, подойдя ближе, положила руку на спинку ее кресла. – Страдает, – недовольно ответила Селина – что смешного в страданиях принца? – А, может быть, страдаешь ты? – Агата наклонилась, участливо заглядывая ей в лицо, ее голос стал мягче и тише. – Ты ни разу не обмолвилась о Трауме с тех пор как вернулась. Ты разуверилась... – В том, что он жив? – перебила она сестру. – Нисколько. – Но ты не нашла его на дороге… – Это ничего не значит. – И как же ты будешь искать его теперь? – Я не буду его искать, – отрезала Селина. – Почему? – опешила Агата. – Я решила, что это было дурной затеей, – отводя взгляд, ответила она. – Селина, не запирайся от меня, – сестра присела на корточки около ее кресла и прильнула щекой к ее руке. – Я вела себя глупо и гадко, прости.
Сердце Селины дрогнуло – столько было кроткого сожаления в этих словах, столько нежности в доверчивом прикосновении, – она взволнованно прижалась щекой к темной макушке.
– Мы обе вели себя, как капризные дети, и мне не меньше твоего надо простить у тебя прощения, – прошептала она. – Я тебя давно простила, родная, – всхлипнула Агата, зарываясь лицом в ее плечо.
Тепло ее дыхания наполнило мягкую ткань шали и, разливаясь по левой стороне груди, казалось, проникало внутрь, растворяя болезненное напряжение и даря давно забытое чувство покоя.
– Как хорошо быть вместе, – проговорила Селина и впервые за долгие месяцы вздохнула глубоко и спокойно. – Какие мы были дуры, – Агата подняла лицо и шмыгнула носом, ресницы были мокрыми, но лицо светилось улыбкой. – Как в детстве… – Как в детстве, – улыбнулась в ответ Селина, убирая растрепавшуюся прядь со лба сестры. – Даже в детстве ты могла настоять на своем. А сейчас решила отступить? – О чем ты? – Селина отвела взгляд, поправляя соскользнувшую шаль. – Ты же не разлюбила его? – Агата склонила голову на бок, заглядывая ей в лицо. – Нет, – ответила Селина, и голос изменил ей. – Так почему же ты не хочешь найти его? – Поняла, что не имею на это право, – прошептала она. – Не имеешь право? Ты же любишь его!
Она хотела ответить "люблю", но вместо этого у нее вырвался всхлип. Она захлебнулась слезами, словно внутри нее прорвалась плотина. А она-то считала себя закалившейся в дороге. Оказалось, достаточно нескольких искренних слов, чтобы вся ее воля рухнула в одночасье.
Агата не утешала, не уговаривала – слова были не нужны – лишь крепко обняла.
– Милость Провидения была в том… – Селина прерывисто вздохнула и высморкалась, когда поток слез наконец ослаб. – Милость Провидения была в том, что оно не отправило Траума в небытие и подарило нам надежду на вечность. – А как же здесь? – А здесь… Здесь это невозможно. Он отдал свою жизнь за меня. Думаю, я должна свою жизнь посвятить ожиданию… – Святые небеса!
Агата сморщилась, кончик носа у нее покраснел, и на глаза накатились слезы. Она всхлипнула, по-детски утерла лицо рукавом и, стиснув пальцы Селины, порывисто повернулась к зеркалу.
– Траум! – воскликнула она. – Если ты не явишься на вересковые холмы, что рядом с Бонком, за своим сокровищем, клянусь поясом Фрейи, я превращу тебя в лягушку! – Поясом Фрейи?! – ошарашено уставилась на сестру Селина. – Но тогда тебе придется его найти…
– Траум! – воскликнула она. – Если ты не явишься на вересковые холмы, что рядом с Бонком, за своим сокровищем, клянусь поясом Фрейи, я превращу тебя в лягушку!
Вот, очень здравое предложение! Траум, ты слышишь?!
Рада за фей - поняли, что такое быть просто человеком без всякой магии. Без страданий и испытаний никак не постичь истину. А вот интересно - феи выходят замуж? И если да, то за кого? Ведь должны же рождаться новые феи, свеженькие.
Ждем, что станется с Саттеном.
Юлия пишет:
цитата:
Слишком велик был соблазн, отказаться от указа Траума
Вот почему-то принца мне совсем не жалко, но переживаю за Траума. Точнее, начинаю на него злиться. Наверняка он где-то рядом, мог бы и появиться. Может, на него подействует обещание Агаты - на, в лягушку превратить.
Тапочков накидаю:
цитата:
Сейчас она, надев перчатки и засучив рукава рабочего платья, Агата собственноручно орудовала блестящим латунным агрегатом.
Она = Агата - что-то убрать.
цитата:
И теперь с его помощью воодушевленно опрыскивала деревья в саду, приготовленным по рецепту Вильмы отваром.
Что-то с порядком слов перемудрено. ...опрыскивала деревья ... с помощью отвара, приготовленного по рецепту...
цитата:
На следующее же утро, как вернулась, проснувшись, Селина почувствовала нечто,
Сложноватая конструкция. На следующее утро Селина почувствовала (...) Ну и "нечто" смущает. Может: ... почувствовала: что-то изменилось - ?
цитата:
Слишком велик был соблазн, отказаться от указа Траума, чтобы вернуть домой всех обитателей замка, дождавшись принца. Все они, даже Гизельда, согласились подождать.
Дождавшись - подождать. И с порядком слов чет не так, смысл теряется. Вернуть домой, чтобы там дожидаться принца, или вернуть при его появлении?
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 204
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Отправлено: 03.05.14 18:18. Заголовок: О спящей принцессе замолвите слово - 3
Магистр всегда готов помочь.
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
