|
Отправлено: 31.01.09 21:19. Заголовок: Дирижер взмахнул смы..
Дирижер взмахнул смычком, оркестранты стройно заиграли увертюру. Декорации на сцене изображали лес, гробницу с большой надписью «Эвридика», чтобы у зрителей не было никаких сомнений, кого оплакивает Орфей в окружении пастухов и пастушек – сегодня давали оперу Глюка по известной древнегреческой легенде. Бов пыталась сосредоточиться на действии, происходящем на сцене, хотя глаза ее нет-нет, да и обегали зрительный зал, заполненный нарядно одетой публикой. В свете ламп переливались драгоценности, струился тонкий шелк платьев, сверкали золотом эполеты и ордена на мундирах, из соседних лож доносился шепоток изысканной французской речи и запах дорогих духов и помады. Бов стала было разглядывать элегантных дам и кавалеров в зале, но тут – на смену величественного погребального хора – зазвучала ария Орфея. Голосом, полным горечи и тоски, он запел: «Где ты, любовь моя?!», ее внимание вновь обратилось к трагической истории, а душа до боли сжалось от сострадания к мукам героя, потерявшего свою возлюбленную. «Где ты, любовь моя?!» - мысленно повторяла она, и эти слова в ней вдруг зазвучали по-особенному, будто уже не Орфей взывал к Эвридике, а сама Бов вопрошала себя ли, свою ли судьбу: «Где ты, любовь моя? Есть ли ты на свете – тот, кого бы я могла полюбить, кому безоглядно подарила бы свое сердце? Возможно ль мне встретить тебя и узнать? Где ты, любовь моя?..» - Бов, ну, как тебе в театре? – услышала она насмешливый голос Софи. - В театре? – рассеянно переспросила Бов, только теперь сообразив, что слишком увлеклась действием и собственными мыслями и не заметила, как наступил антракт. - Прекрасно! – сказала она. – Великолепная музыка, исполнение… - На мой взгляд – смертная тоска! – заявила Софи. – Не знаю, как высижу до конца представления. Впрочем, куда нам понять оперу – не все ж такие умные, как ты, - насмешливо добавила она и отвернулась. Бов поежилась: Софи никогда не упускала случая уколоть ее – когда снисходила до того, чтобы заговорить со своей бедной родственницей. Бабушка Бов в свое время проследила, чтобы ее внучка выучилась приличным манерам, знала иностранные языки, умела играть на клавикордах, рисовать, вышивать, шить – словом, обладала бы всеми необходимыми для дворянской девушки умениями. Кузину же крайне раздражала ее образованность, хотя Бов никогда не кичилась своими знаниями. Но если живешь в семье двадцать лет, скрыть что-либо просто невозможно, особенно если в качестве гувернантки занимаешься с детьми - за неимением лишних денег Барсуковы были только рады сэкономить на домашних учителях, пользуясь услугами родственницы, обитающей в их доме. - Я чуть не уснула, - призналась Натали. – Но придется пробыть здесь до конца представления – мы же не можем на глазах у всех уйти, да и ложа… - …оплачена, - Софи подавила зевок. – А после оперы мы едем на бал, так что нет смысла сейчас возвращаться домой. О, посмотри, нам машут Бояриновы! – она показала на ложу напротив, где сидели их знакомые. - Приглашают нас к себе, - Натали закивала в ответ и поднялась. - Нужно зайти – поздороваться. Девочки! Бов, присмотри за моим ридикюлем. Ленн и Мара вскочили со своих кресел и ринулись в коридор, за ними вышли Натали с Софи. Бов покосилась на сумочку кузины, лежащую в кресле, и принялась наблюдать за фланирующей внизу между кресел публикой, за находившимися в ложах дамах и господах и… вдруг встретилась глазами с Торкуновым – он сидел в бенуаре в компании знакомых и как раз в этот момент поднял голову и посмотрел на нее. Бов вспыхнула и быстро отвернулась, уставившись на другую сторону зала, остро чувствуя на себе его взгляд. «Что же это такое?!» - тоскливо подумала она, не представляя, почему он смотрит на нее – что может привлечь мужчину в пожилой, просто одетой женщине с весьма скромной внешностью? Бов растерянно скользнула глазами по бельэтажу противной от Торкунова стороны, как заметила незнакомого офицера, также ее рассматривающего. «Верно, у меня что-то не в порядке с прической», - Бов в панике поправила канзу, которая оказалась на месте, и поспешно встала, вспомнив, что в комнатке перед ложей есть зеркало. Суетливо одернув юбку, она заторопилась к выходу и вскоре убедилась, что с прической не произошло ничего страшного, канза на месте, да если бы она и съехала, то и тогда не произошло бы ничего такого, что могло привлечь к ней внимание: ворот ее платья доходил до самой шеи, не представляя никакого интереса для воображения. «Мне показалось, - решила Бов. – Вернее, это просто случайность – в антракте все разглядывают друг друга от скуки, потому что больше нечем заняться. А я уж всполошилась…» Подтрунивая над собственным глупым волнением, она вернулась на свое место и с удовлетворением обнаружила, что Торкунов уже не смотрит на нее, беседуя с какой-то пышно разодетой дамой, а офицер напротив и вовсе покинул ложу. Через несколько минут вернулись ее родственницы, оживленные после общения со знакомыми, а там поднялся занавес, и представление продолжилось. «Только не оглядывайся, не оглядывайся! – мысленно заклинала Бов, когда Орфей нашел свою Эвридику в подземном царстве Аида и, держа за руку, повел ее за собой. - Главное, не оглядываться, не думать ни о чем, что может сбить тебя с пути и разлучить с возлюбленной… Потерпеть еще немного, чуть-чуть, - и все невзгоды, страдания останутся позади…» Бов так переживала за героев, что не сразу поняла, что тот офицер в бельэтаже вновь смотрит на нее. Но когда она, почувствовав его взгляд, сердито на него покосилась, он уже склонился к своей даме – пожилой женщине в дорогом бархатном наряде, которая что-то ему говорила, показывая на сцену. В следующем антракте к ним зашла Кудимова и, усевшись между Натали и Софи, стала показывать им наиболее известных представителей общества, обнаруженных ею в театре. - Вон та дама в зеленом - княгиня Полетова, рядом с ней ее муж, сестра мужа и молодой Шашков, - говорила Кудимова. – Все решили, что Шашков ухаживает за княжной, хотя, судя по всему, молодая княгиня ему нравится куда больше… В третьей ложе – графиня Левская. Весьма влиятельная дама. А в соседней, кстати, жена Торкунова с новым своим приятелем. Натали и Софи немедленно уставились на означенную даму – еще молодую женщину в голубом платье. Бов мельком взглянула на нее и отвела глаза, машинально затеребив ручки своего ридикюля. - А вот и сам Торкунов, - Кудимова кивнула на бенуар. - Выглядит очень представительно, - сказала Софи и, вздохнув, добавила: - Жаль, что он женат. - Зато вон – в креслах справа – господин Неверов, - многозначительно зашептала Вера Афанасьевна. – Уж пару лет, как овдовел. Я знакома с его матушкой, так что смогу вас ему представить… - Как-то не очень, - недовольно поморщилась Софи, вглядываясь в полноватого мужчину лет пятидесяти, невысокого роста с зачесанными на макушку редкими волосками. - Зато положение, - Кудимова стала загибать пальцы: - Коллежский советник, имеет дом в Москве да именьице под Рязанью. Дочь его уже замужем, сын – служит, так что дети помехой не станут… Софи пожала плечами, но согласилась с ним познакомиться, а также еще с парой возможных женихов, на которых ей указала Кудимова. - А кто в ложе бельэтажа – военный? - спросила Натали, показывая на офицера – того, который так смутил недавно Бов, наблюдая за ней. - О, это князь Лахтин со своей матерью. Княгиня живет в Москве, он служит в Петербурге. Сейчас в отпуску – приехал навестить мать. - Сколько ему лет, женат? – заинтересовалась Софи, не спуская глаз с офицера. - Тридцать восемь лет, не женат, - доложила Кудимова. – Но вы, дорогая, на него не смотрите: уж кто только ни пытался его в свои сети поймать – ничего не вышло. Княгиня, конечно, не раз хотела его сосватать – он у нее единственный из всех сыновей не имеет семьи, да все впустую. К тому же птица не нашего полета: полный генерал, весь в орденах и медалях, важный чин в Главном штабе. Натали сокрушенно переглянулась с Софи: у них не было никакого шанса с ним даже познакомиться, не говоря уже о каких-то надеждах на более близкое общение. - О, объявляют начало третьего действия, - засуетилась Кудимова и поспешила в свою ложу. Кузины продолжали рассматривать присутствующих, Ленн с Марой пересели поближе к барьеру, а на сцене Эвридика упрекала Орфея в неверности, в том, что он разлюбил ее. «Но он же пришел за тобой! – поражалась Бов. – Он пришел – а ведь это счастье, когда ты кому-то нужна, когда есть человек, который не оставит тебя одну и придет за тобой!» Но Эвридика продолжала стенать и взывать к Орфею, он уступил ее просьбам и оглянулся на нее – и случилось то, что должно было случиться: она упала замертво. «Потерял я Эвридику, нежный свет души моей. Рок суровый, беспощадный, скорби сердца нет сильней…» - запел безутешный Орфей, а Бов сглотнула, удерживая слезы, навернувшиеся на ее глаза. И хотя Эвридика – благодаря беззаветной любви Орфея, - вновь ожила, и герои благополучно выбрались на свет, где их радостно приветствовали пастухи и пастушки, Бов никак не могла забыть горе и беспредельное отчаяние оставшегося в одиночестве Орфея, когда он взирал на бездыханное тело своей только обретенной, но уже навеки потерянной возлюбленной. Когда-то и она испытала в полной мере эти чувства безысходности и безнадежности, и сегодняшнее представление всколыхнуло в ней уже подзабытые ощущения, от которых она некогда пыталась избавиться, боясь пережить нечто подобное еще раз.
|