Кстати: клуб "Литературные забавы"

Муза, поняв, что днем от меня нет никакого проку, позавчера пинками согнала меня в полночь с кровати и усадила за ноут. Так шта пришлось разруливать.
_____________________________________________________________________________________________

*********

- Извини! Я не…
- Алиса!
Они произнесли это одновременно: Алиса, повернувшись, чтобы уйти, а Генри, подавшись к ней, - и одновременно же умолкли. Алиса так и стояла, держась за ручку двери, закрывшейся за рыжеволосой красоткой. Ей казалось, что стоит эту ручку отпустить, и мир вокруг развалится на мелкие части. Ей казалось, что она смотрит какой-то старый кошмарный сон, что все это с ней уже когда-то было. И от этого ощущения дежа вю стало трудно дышать. Она попыталась вдохнуть поглубже, но это не помогло. Она сегодня специально сбежала с этого заключительного банкета, она так летела, бежала, спешила к нему и вдруг словно шарахнулась о стену, увидев эту женщину, склоненную к Генри. В этот момент она отчетливо поняла, что вот оно, кончилось все, да еще так нехорошо, некрасиво. И получилась у них в остатке одна пошлая гадость вместо романтичной и высокой любви, на которую она так понадеялась и в которой так страшно ошиблась.

А падать с этих восторженных вершин оказывается все еще больно. Она все еще не научилась это делать, не смогла сгруппироваться, не смогла вовремя отпрянуть от края пропасти.

- Алиса, пожалуйста!
Она вздрогнула от его голоса, удушье не исчезало. «Это не может быть тем…, тем самым. Ты должна справиться. Ты должна…» В голову полезли вдруг разные глупые мысли, она смотрела на себя и на все происходящее словно бы сверху. «В прошлый раз ты тоже не осталась на банкет, и все был точно так же: они целовались, как безумные, изголодавшиеся друг по другу, только девушка была тогда с ним в постели». Она повернулась к Генри и, силясь улыбнуться, сдавленно выговорила:
- У меня, наверное, были плохие учителя. Очень вредно не посещать банкеты, когда тебя на них приглашают. Вредно для здоровья… душевного. Одного раза мне, видимо, было недостаточно. Глупая Алиса! Не надо было мне…
- Подожди! Выслушай меня…
- Не нужно. Ни-че-го не нужно… Я все же неподходящая девушка для тебя.
- Это полный бред! Кто же тогда подходящая? – Генри с тревогой смотрел на девушку, на то, как болезненно морщилась она, выдавливая из себя слова:
- Ну уж нет, - горько усмехнулась Алиса, - искать подходящую девушку для тебя я не стану. Это без меня, пожалуйста.
- Что ты делаешь! – перебил он ее. – Что ты с нами делаешь!
- Я делаю… Ну да, все правильно. Тогда все было так же. Лучшая защита – это нападение, не так ли? Во всем и всегда виновата только я, я одна, – Алиса тряхнула головой, словно силясь освободиться от тяжелого груза. – Ладно, кажется, все ясно. В общем, я только зашла сказать, что выставка заканчивается. Мы уезжаем через три дня. Так что… было очень…приятно тебя повидать, я … пойду, дел много с отъездом.
- Алиса!
- Не кричи, тебе вредно волноваться. Ты выздоравливай, пожалуйста. Я желаю тебе … счастья. И прости, что я… В общем, все, - с этими словами она повернулась к двери и нажала эту проклятую ручку, которая не смогла удержать мир вокруг в целости. Мир рухнул, осыпался мельчайшими осколками, и их ни собрать, ни склеить уже невозможно. Только Генри, видимо, этого все еще не понял и, пытаясь подняться, снова яростно кричал ей вслед:
- Не уходи, постой, я люблю тебя, слышишь?!! Черт возьми, Алиса! Вернись!
Алиса за дверью столкнулась с медсестрой, которая спешила на шум к своему беспокойному пациенту.
- Он очень нервничает сегодня. Вы берегите его. Пожалуйста, - тихо и без улыбки попросила она женщину. – И прощайте.

Медсестра на секунду задержалась, внимательно вглядываясь в побледневшее лицо посетительницы, в глазах которой было столько боли, что впору было прийти ей на помощь, но долг звал к мистеру Дэшвуду, который, по-видимому, делал отчаянные, но безуспешные попытки подняться и что-то кричал по-русски в след этой уходившей, убегавшей по коридору девушке.
- Сэр, успокойтесь! – Медсестра, сурово нахмурившись, попыталась уложить Генри, который слабо отбивался от нее:
- Какого черта! Верните ее, слышите?! Я вас прошу!
- Мистер Дэшвуд, ваша посетительница уже ушла. Успокойтесь немедленно, вы навредите себе. Я вынуждена буду позвать доктора Рэдклифа!
Но Генри, уже совершенно обессилев, сам свалился на подушки и в изнеможении закрыл глаза.
- Сэр, вот ваше лекарство, примите!
Он послушно выпил какую-то жидкость и, чувствуя навалившуюся страшную усталость, попросил:
- Мне нужен телефон.
- Вам нужно отдохнуть и успокоиться.
Сжав зубы, Генри произнес тихим, но твердым голосом:
- Прошу вас. Мне нужно вернуть ее, - он пристально взглянул ей в глаза, и женщина кивнула, поддавшись исходившей от него силе.

********

Алиса открыла дверь номера и, бросив карточку на столик под зеркалом, прошла в комнату и без сил рухнула на кровать. Она уже не плакала, все слезы вытекли из нее там, в клинике, где она, запершись в туалетной кабинке, рыдала целую вечность, оплакивая свою разрушенную любовь. Потом она стояла у зеркала и пыталась хоть как-то привести в порядок распухшее и покрасневшее от слез лицо и с какой-то иронией думала, как хорошо, что в тот момент никто не услышал ее завываний и не отправил немедленно в отделение психической реабилитации. Иначе ей бы пришлось едва ли не бок о бок лежать с Генри, а самым большим ее желанием сейчас было держаться от него и от этой больницы как можно дальше.

Она даже сейчас очень боялась думать о том, что случилось, боялась, что боль вернется и с такой силой затопит все ее от пяток до макушки, заставит завыть, закричать, заорать, и ничто в мире не сможет облегчить этих мук. Димки сейчас рядом нет, а никому она рассказать обо всем не сможет. Значит один выход: не думать.

Телефон номера вдруг зазвонил, и вежливый портье что-то прочирикал ей в ухо. Алиса кое-как поняла, что для нее есть какие-то сообщения на ресепшене. Она сказала, что через минуту спустится и, с трудом поднявшись, побрела вниз. Улыбчивый молодой человек вручил ей несколько разноцветных бумажек, и она, поблагодарив, снова вернулась к себе. У лифтов ее перехватил Макс и поинтересовался, куда это она так незаметно испарилась, ее все потеряли. Алиса, отговорившись, что у нее болит голова и ей нужно полежать, избавилась от молодого человека и, вернувшись в номер, налила в ванну воды с душистой пенкой.

Пока ванна наполнялась, она просмотрела сообщения и в сердцах разорвала их, швырнув в мусорную корзину. Все они были от Генри с просьбой перезвонить.

Она лежала в горячей воде, и в голове, как надоедливый комар, крутилась одна мысль: «Ну, вот и все! Ну, вот и все! Ну, вот и все!»

**********
Спустя пару дней Алиса вместе с друзьями вернулась из галереи, чтобы перекусить в гостиничном ресторанчике и, передохнув немного, мчаться улаживать миллион дел, которые нужно было непременно завершить до отъезда. Наскоро проглотив свой обед, она не стала задерживаться за столом, ей не хотелось сидеть с мрачным и отсутствующим видом, вызывая массу вопросов в компании.

Выходя из ресторана, она сразу же увидела Эндрю у стойки портье, который, по-видимому, искал ее, и молодой человек указывал на нее. Мистер Лэнгтон направился к ней, вежливо, но несколько холодно поприветствовал и попросил уделить ему немного времени. Алиса догадывалась, что за разговор ждет ее с добровольным адвокатом ее бывшего возлюбленного. Рана еще была слишком свежа и болезненна, чтобы ее касаться даже из лучших побуждений, и девушка попыталась уклониться от разговора. Но Эндрю с похвальным упорством, в конце концов, добился своего и попросил пройти с ним в одну из приватных гостиных на первом этаже отеля.

Алиса, недоумевая, почему им непременно нужно тащиться неизвестно куда, плелась за шагающим впереди нее мужчиной и с каждым шагом все больше ругала себя за то, что у нее не хватило твердости избежать предстоящего разговора. Тем более что этот заносчивый человек с такой холодностью смотрел на нее и, кажется, подозревал ее во всех смертных грехах. Против воли в голову прокралась мыслишка, не ухудшилось ли состояние Генри после того происшествия, но Алиса оборвала ее, не дав парализующему чувству жалости завладеть ее таким податливым на подобные штуки сердечком. Видимо, все эти эмоции каким-то образом отразились на ее лице, поскольку Эндрю внимательно глянул на нее и с легким оттенком участия в голосе вдруг поинтересовался, здорова ли она. Алиса, вздернув голову, схулиганила и сообщила по-русски «Не дождетесь», а по-английски в ответ на вопросительный взгляд своего собеседника только сказала, что у нее все в порядке.

Эндрю, завернул за угол и, подойдя к двери из темного дерева, толкнул ее, пропустив Алису внутрь. Она машинально вошла и совершенно остолбенела: у окна в кресле-каталке, укрытый пледом и до синевы бледный сидел Генри и исподлобья смотрел на нее.
- Ты?... Но…как это… Это невозможно, - это было единственное, что она смогла выдавить из себя.
- Невозможно нам было расстаться. Неужели ты думала, что я дам тебе вот так бросить все и уехать, оставив меня без надежды объясниться?
- Но ты же…
Генри усмехнулся:
- Современная медицина и фармакология имеют в своем арсенале целую кучу всевозможных волшебных вещей наркотического действия, которые напрочь отбивают у организма всякую чувствительность к боли. Гораздо сложнее было найти успокоительное для моего врача, который до сих пор пребывает в истерике по поводу моей эскапады, хотя и вколол обезболивающее. Так что несколько часов у меня есть. Ребра мои тоже весьма крепко зафиксированы. В общем, я надеюсь, что смогу не свалиться в обморок на глазах у любимой девушки и хоть как-то спасти ситуацию, если ты, конечно, дашь мне возможность высказаться.

Он помолчал немного, собираясь с силами и начал:
- Я ничего не успел объяснить, ты слишком быстро ушла. Я понимаю, как все это выглядело со стороны, но… В общем, это совершенно сумасшедшая журналистка, которой взбрело в голову написать обо мне статью. Кучка богатых бездельниц развлекается тем, что каждый месяц составляет реестр самых завидных женихов Лондона. В эти списки попал и мой друг Марк Дарси, и я вот…
- Дарси? – переспросила Алиса машинально, все еще не в силах поверить в реальность происходящего.
- Тебе он разве знаком? – удивился Генри.
- Ну, я читала Остен, вообще-то…
- Ах, ну да…Так вот, что касается этой… эээ… журналистки. Она преследовала меня некоторое время, хотя я и пытался усмирить ее пыл. Но дамочка оказалась весьма проворной особой и проникла в клинику. Когда же я попытался выпроводить ее, что в моем положении было весьма сложно сделать, поскольку волшебных вещей наркотического действия у меня под рукой на тот момент не было, она, наверное, решила как-то досадить. А тут в самый ключевой момент появляешься ты. Месть вполне удалась, и мадам в полной мере воспользовалась моей беспомощностью … - здесь Генри перевел дыхание и на некоторое время умолк. Алиса все еще стояла, не в силах пошевелиться, только щеки жарко алели, да сердечко скакало как ненормальное. Наверное, это оно изнутри подтолкнуло Алису сделать крошечный шажок к Генри. Потом дело пошло чуть быстрее, девушка, воспользовавшись паузой, медленно приблизилась к нему и опустилась на колени возле кресла. Генри протянул руку и легонько потянул к себе ее пальчики, она не противилась.
- Алиса, сможешь ли ты простить меня? Я не хочу, чтобы ты огорчалась из-за какой-то сумасшедшей.
- Ты, значит, так популярен? - Алиса во все глаза смотрела на него.
- Не знаю…Не думаю. Во всяком случае, меня беспокоит только одна поклонница. Если она скажет, что я ее хоть немного интересую, мне этого будет вполне достаточно для счастья.
- Генри, - глаза Алисы наполнились слезами, - ты…прости меня, прости. Но знаешь, вся эта история, она была совершенно такой же, как тогда, с Игорем, я рассказывала тебе. И даже с банкета я в этот раз тоже сбежала, чтобы побыстрее увидеть тебя.
- А я так ждал тебя в тот день. Да я и всегда очень жду тебя, - тихо отвечал он, трогая губами кончики ее пальцев. – Ты себе даже не представляешь, как я жду. Прислушиваюсь к каждому шороху за дверьми, сверлю взглядом проклятые часы, которые, по-моему, оживают только с твоим приходом и уж тогда мчатся вперед, как сумасшедшие. А в эти два дня я едва не умер оттого, что мне некого стало ждать. Я понял, что вот сейчас я теряю тебя, навсегда. Ты улетишь далеко-далеко, и я тебя больше не увижу никогда. Ты помнишь тот наш разговор, когда я сказал, что мы будем вместе, сколько получится? Так вот: я говорил тебе неправду.
Алиса недоверчиво подняла брови и немного отстранилась. Генри кивнул:
- Да, неправду. Мне недостаточно нескольких недель, месяцев, я хочу быть с тобой всегда, всю жизнь. Я не хочу больше без тебя и не могу. Ты ушла в тот день, и я понял, что все закончилось.
- Что закончилось? – тихо спрашивала Алиса, проводя губами по его ладони.
- Счастье мое закончилось. Без тебя у меня не получается быть счастливым. Я, правда, пытался, но – нет! Словно половины меня – не существует. И такая пустота здесь, - он приложил руку к груди. – И холодно. Мне без тебя все время холодно, и никак невозможно согреться. Когда ты ушла, я, как это ни малодушно с моей стороны, испугался такой безрадостной перспективы. И поэтому я не хочу отпускать тебя. Мы должны быть вместе. Я хочу засыпать, держа тебя в объятиях, хочу просыпаться и видеть тебя рядом. Хочу в любую минуту примчаться к тебе и обнять тебя. Хочу быть с тобой, когда мне хорошо и когда плохо. Хочу оберегать тебя, как ни странно это слышать от парня на больничной кровати. Ты понимаешь меня? Или… ты еще сердишься? – он пытливо и тревожно вглядывался в ее лицо.
- Я не знаю, - опустив глаза, ответила Алиса. – Если честно, то я сержусь скорее на себя. Я, наверное, не должна была так убегать, я должна была выслушать тебя, но мне так стало…плохо.
Генри участливо сжал ее руку:
- Ну, что ты. Я представляю, как все это выглядело… со стороны. И я не поручусь за свое поведение, окажись ты в объятиях другого мужчины, - в глазах его заплясали озорные чертики. Он с преувеличенной задумчивостью вскинул голову и протянул: - Хотя я, безусловно, смог бы, пожалуй, использовать приемы английского бокса, ну, либо, на крайний случай, воспользоваться методом русского мордобоя. Однажды он мне весьма помог, - он лукаво улыбнулся, вновь глядя ей в глаза, и ловя расцветающую на ее лице нежную и задорную улыбку. – Как же я люблю, когда ты улыбаешься! Твоей улыбкой я готов любоваться всю свою жизнь. И вот еще одна причина, почему я не могу отпустить тебя.

Алиса смотрела на него, и ей снова становилось трудно дышать, но на этот раз от ошеломляющего счастья. Она полностью окунулась в свои ощущения и даже не замечала, что улыбается, улыбается все время, пока он говорит ей эти удивительные чудесные слова, пока смотрит на нее своими темными, затягивающими внутрь глазами, светящимися такой любовью и обожанием, что нельзя, невозможно не любить его и сейчас, и потом. Как он говорит: навсегда, навсегда вместе! О реальности происходящего она, наверное, задумается после, когда останется одна, а сейчас ей хотелось только одного: слушать его негромкий глубокий голос, держать его за руку, смотреть в его глаза и улетать, улетать от безмерного счастья в заоблачные дали…

В этот момент в дверь постучали, и на пороге возник Эндрю со словами, что им уже пора. На Алису он взглянул уже более благодушно, видимо, впечатлившись ее коленопреклоненной позой. Генри оценил этот взгляд и тихонько сказал Алисе:
- Мизансцена, кажется, несколько неправильная. Это ведь я должен был умолять тебя о прощении. Правда, безо всякой возможности пустить в бой тяжелую артиллерию в виде падения на колени, осыпания розами и лобызания края твоих одежд.
Алиса немного замешкалась, поднимаясь, и нерешительно прижалась к губам Генри. Он ей ответил со всей нежностью и с сожалением отпустил ее губы, но, придержав за руку, попросил:
- Ты придешь сегодня? Нам нужно многое обсудить. Я буду ждать тебя. Очень. Мне стольким нужно поделиться с тобой, что всей жизни не хватит, чтобы уместить все, что я хочу сказать тебе. И помни: я очень тебя люблю.