Отправлено: 12.10.16 21:24. Заголовок: Малаша пишет: Тот б..
Малаша пишет:
цитата:
Тот больше горячится и обещает.
Ну, разве что в честном поединке, на дуэли случаем убить, а ножом из-за угла уж точно не сможет. Благородный.
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 31372
Отправлено: 18.10.16 21:53. Заголовок: В ночь на второе мая..
В ночь на второе мая резвилась первая майская гроза, пугала громом, вспышками молний, ливень хлестал водой по стеклам окон. Евпраксия Львовна сидела у окна в темной комнате, закутавшись в шелковую шаль, вздрагивала от близких громовых раскатов, боялась, но не легла, пока стихия не умаялась. Уснула под монотонный, словно причитания, шорох притихшего дождя. Утро же выдалось умытым, ясным, бриллиантовым от сверкающих в солнечных лучах дождевых капель. Чувствуя удивительную бодрость и почти юную радость, Плакса, справившись с утренними заботами, не могла усидеть на месте. Полистала и отбросила роман, вышиванье тоже не пошло впрок. Поспорила с Пелагеей по поводу начинки в пироги для Шураши, хотела было сама идти на рынок, но передумала, уступив доводам упрямой кухарки, что справится с покупками не хуже барыни. Впрочем, Пелагея на рынок так и не ушла, явившись вскоре с докладом, что Леопольд доставил всяческой снеди в количестве, достаточном, чтобы кормить всех жильцов дома в течение, по крайней мере, дней трех. – Николай Иванович, душенька, – запричитала Плакса, порываясь броситься к соседу с благодарностью и протестом, но сдержала себя, вспомнив, что часы еще ранние, да и барон, скорее всего, занят в присутственном месте. Сдержала, но успокоиться не смогла. Мысли о прошедшем бале кружили голову. Она, которая в последние годы в танце могла пройти лишь на деревенской вечеринке да городской ассамблее, вдруг танцевала вальс, мазурку, да на каком балу и с какими кавалерами! И государь, сам государь, почтил своим вниманием и ее, и сына. Ах, Шураша, все твердит о коварной полячке, а на что ей мальчик, погубит она его! А каков Николай Иванович, как танцует, какие у него крепкие руки... При воспоминании о случайном объятии кавалера зачастило сердце, дыхание перехватило, запылали щеки. Она не могла более оставаться дома, помаялась еще с полчаса, наконец придумала и отправила Корнея на конюшни за лошадьми, а Феклуше велела нести амазонку. Наряжалась, радуясь, что взяла наряд для верховой езды, вот ведь как сгодился, а сомневалась, брать ли. Собравшись, прихватила из буфета пряник и вяленое яблоко для Нериссы – так звали взятую внаем караковую кобылу, выезженную под дамское седло. Плакса нарекла ее Нюшкой. Она дала Нюшке пряник, и кобыла, обдав ее ладонь теплым дыханием, взяла его бархатными губами. С помощью Корнея Плакса уселась в седло и тронула повод, направляя лошадь со двора. Лакей последовал за хозяйкой, покачиваясь в седле низкорослой, но крепкой лошадки. Выехав на перекресток, где возвышался костел Всех Святых, Плакса направила Нюшку к заманчиво возвышающимся над городом холмам. Немного поплутав по лабиринту узких улиц, они наконец выехали к тропе, опоясывающей Замковую гору, и начали неторопливый подъем к развалинам башни. Погрузившись в свои мысли, Плакса едва успевала замечать открывающиеся вокруг живописные виды и вздрогнула от неожиданности, когда из-за поворота тропы, прямо перед ней возник всадник. Это был тот, о ком она только что думала, тщетно гоня мысли – барон Вестхоф, верхом, собственной персоной. Если он и был удивлен столь внезапной встречей, то никоим образом не показал этого. Плакса дернула повод, останавливая Нюшку. Приятно потрясенная встречей, она даже подскочила в седле, чуть не потеряв равновесие. – Господин барон! Николай Иванович! – Мадам, – барон чуть склонился и прикоснулся рукой к шляпе, – отчего-то я совсем не удивлен... – Как же я счастлива встретить вас! Все утро думала о вас, хотела поблагодарить и пожурить, да вот отправилась на прогулку, словно чувствовала, что наши тропинки пересекутся, – заворковала Евпраксия Львовна. – Премного благодарна за презенты, а уж Пелагея как довольна! Но вот что я твердо скажу вам, дорогой Николай Иванович, – вы вовсе не должны присылать нам столько снеди! – Мадам, вы не оставили мне выбора, – ответствовал барон. – Количество снеди обусловливается количеством и размером поставляемых вами завтраков, обедов и ужинов... К сожалению, вынужден покинуть вашу компанию, – добавил он и тронул коня, направляя его в объезд. – Покинуть? Почему покинуть?! – растерянно воскликнула Плакса. – Ведь вы же верхом, и я тоже... Так славно все сложилось. Я хотела посмотреть на город, какая же красота, какой простор! Вот не-думала-не-гадала, что так получится. Постойте, подождите! Нюшка, вперед! Она развернула кобылу вслед за уже удаляющимся бароном. – Николай Иванович, я же не просто забавы ради, и не из-за снеди. Вы же благороднейший человек, один из самых благородных, что мне встречались! И знаменитая башня совсем рядом! Поедемте туда! – Чем знаменитая? – пробормотал барон, придерживая жеребца. – Как чем? – заворковала Щербинина. – Неужели вы не слышали о рыцаре, который низвергся с вершины этой башни и утонул в реке! Он сделал это во имя любви к своей даме! Очень трогательная история, не правда ли, Николай Иванович? – Трогательная? Вижу мало трогательного в столь нелепом поступке. – Неужели вы полагаете такую самоотверженность нелепой? Хотя, я не совсем разумею, как рыцарю удалось оттуда прыгнуть в реку? Разве что хорошо разбежаться? Плакса замолчала, всерьез размышляя о возможностях героического рыцаря, слегла шевелила губами, словно рассчитывая траекторию полета. – Боюсь, склон для такого прыжка слишком полог, и надеюсь, вы не станете подтверждать или опровергать свои сомнения практическим опытом, – с усмешкой сказал барон. – Не верьте легендам, в них всегда больше выдумки, нежели истины. – Практическим опытом? Какой же вы, право, Николай Иванович... Насмешничаете? – Плакса погрозила барону пальцем. – Вот вы ехидствуете, а мне жаль того рыцаря, будь он выдуман или нет. Женщины бывают так жестокосердны. Вот у нас, в Новгороде, сын графа* погиб от несчастной любви, стрелялся на дуэли из-за вовсе недостойной дамы. А эта ваша польская вертихвостка! Не оставляет моего мальчика.... После мазурки они танцевали контрданс, она его определенно завлекала... Шу... Сашенька только о ней и говорит! Она разобьет ему сердце! – Мадам, уроки жизни обычно идут на пользу, – заметил барон. – А в юности сердца легко не только разбиваются, но и заживают. Отвадить ее у вас не получится, а вашему сыну сие увлечение ничем не грозит. – Как это не грозит? Она же, эта пани, такая кокетка! Да вы же и сами, Николай Иванович, с ней на пикнике беседовать изволили. Я видела, как она вам улыбалась, но вы человек сдержанный и светский, с опытом... – Плакса вспыхнула, смутившись от собственных слов, – а мальчиком моим она поиграется и бросит, а он на веру примет ее авансы! Вот я вам расскажу историю моей кузины, она по молодости влюбилась в одного офицера. Ох, и красив он был, просто загляденье, волосом кудряв, фигурой статен, и глаз яркий, так и горел. А был он беден, не в пример моей кузине. Она ему, представьте, призналась, сама, не постыдившись, а он бежал, только пятки сверкали. И представьте, из гордыни своей бежал, что беден, и не может потому жениться... Разбил ей сердце, вдребезги, на мелкие кусочки. Что вы о том думаете, а? Плакса опасно наклонилась в седле, ожидая ответа. – Вероятно, бежал он не столько из-за гордыни, сколько от перспективы оказаться женатым, – предположил барон. – А кузине... хм... вашей... повезло, что избежала столь неразумного замужества, иначе заполучила бы себе в мужья спесивого нытика и через месяц после свадьбы о том бы горько пожалела. Кстати, как долго она склеивала свое сердце перед тем, как увлечься очередным красавцем-офицером? Осторожнее, неровен час вывалитесь из седла! – Вы не верите в возможность семейного счастья? – укоризненно спросила Плакса, удержав равновесие, и гордо выпрямившись. – Он ушел на войну и вернулся к ней через три года, израненным, но в чине капитана. – И столь же небогатым, – заметил барон. – Да, хотя жалованье капитана, разумеется, выше жалованья прапорщика. Но кузина моя ждала его и верила. И они поженились, у них родились дети. Позвольте спросить вас, Николай Иванович, неужели вы столь ярый противник женитьбы? Наверно, вы пережили что-то, любили кого-то... ах, простите, вы можете не отвечать на этот вопрос. Плакса раскраснелась, как от свежего воздуха, так и от собственной смелости в разговоре с мужчиной. – По счастию, не переживал, и я вовсе не противник брака, мадам. – отвечал барон Вестхоф. – Но вся эта романтическая чепуха а ля Вертер годна лишь для романов. В жизни все куда прозаичнее, не находите? Подвернись вашей кузине другой, достойный жених, она вряд ли потратила годы на страдания по сбежавшему от нее прапорщику, который, в свою очередь, в итоге смирил свою гордыню перед перспективой выгодно жениться. – Не переживали? – переспросила Евпраксия Львовна, вложив в вопрос и изумление, и сочувствие. – Вот потому вы такой... ледовитый. Хотя, я думала, что вы такой, потому что пережили жизненную драму. Но если не пережили, то это к лучшему. Может быть, вы и правы, говоря о прозе, но перед вами, в моем лице... пример... Вы помните, я рассказывала вам, что так любила своего Захара Ильича, что бежала с ним и тайно обвенчалась. Разве вы не находите это романтичным? – Увы, мадам, не нахожу. Я скорее назвал бы это безрассудством. Не исключено, что вы могли бы обрести вполне благополучную и не менее, а, возможно, и более счастливую жизнь с тем князем, от которого столь поспешно сбежали, поскольку решили, что влюблены в другого. Сколько месяцев вы пробыли в своем романтично свершившемся браке? И что получили? Вдовство и сына, не знавшего отца. – Как вы можете так говорить? – воскликнула Плакса. – Могу, мадам, и не уверяйте, что все эти годы вы были счастливы, – все равно не поверю. Молодая женщина не может жить только ребенком и воспоминаниями о муже. – Неправда, вы вовсе не знаете, как мы любили друг друга с Захаром Ильичем! – горячо заговорила Плакса, снова совершив невольную попытку вывалиться из седла. – Захар Ильич души во мне не чаял, пылинки сдувал. И родители наши, земля им пухом, сколь ни сердились, а увидев, как мы любим друг дружку, простили и благословили, пусть и задним числом. А как счастливы мы были, и до сей поры бы жили счастливо, если бы не война. И разве сынок мой – не радость моя? Вот вы говорите, не можно жить ребенком и воспоминаниями, а я же живу и вполне довольна своей жизнью. – Довольны? – бровь барона изогнулась и поползла вверх. Под его сардоническим взглядом Плакса смешалась. «Что за человек! И внимательный, и все манеры при нем, и красив, а все ему – проза. А как посмотрит, словно ветер ледяной в лицо. И холостой... А ведь каков бы был муж...» Плаксе вдруг представилось, что они совершают прогулку верхами не как случайно встретившиеся знакомые, а как муж с женой. Ведут обычный разговор, какие бывают у людей, живущих вместе, подъезжают к башне – которая на самом деле была уже в десятке саженей от них – барон спрыгивает с лошади, подает ей руку, помогая сойти, со словами: madame la baronne... и... подхватывает за талию. «О чем это я? – опомнилась Плакса. – Не сошла ли с ума? Немолодая вдова со взрослым сыном. Негоже о таком думать, а тем паче представлять. Стыдно!» Устыдившись неуместных мыслей, она ответила виновнику своего невольного морального падения более сурово, чем требовалось: – Да, довольна. А отчего вы сомневаетесь? У меня много дел, я – хорошая хозяйка в своем имении, все знаю, и не избегаю никаких забот, у нас хорошие соседи, ладим меж собой, не ссоримся. В Новгороде бываю, в Петербурге и в Москву заезжаю к тетушке. Вот, сюда приехала, к сыну, да к войне... Жизнь моя вовсе нескучна, и сын у меня есть, и мужа я любила и... люблю, всем сердцем! – Вы все еще любите мужа, что погиб восемнадцать лет назад? – переспросил барон, пряча усмешку. – Первое увлечение превратилось в вечное... Мадам, вы не пробовали писать романы? – Романы писать? – изумилась Плакса. – Что вы такое говорите, Николай Иванович? Шутить изволите? Хотя, ваша шутка вовсе не такая уж и шутка. Признаюсь вам, хоть это и стыдно, что иногда, будучи вот так, как сейчас, среди такой красоты и простора, – Евпраксия Львовна царственным жестом обратила внимание собеседника на раскинувшийся перед ними пейзаж – блестящая змеистая лента реки, окаймленная пышной зеленью садов, среди которой там и тут алели крыши домов и золотились купола храмов, – я могу вдруг замечтаться и как-то само собой, невольно, складываются в голове всяческие истории, вы не поверите. Вот намедни... – Отчего ж, очень даже поверю, – барон достал часы и щелкнул крышкой. – Боюсь, время мое истекло, и я не смогу выслушать ваш очередной анекдот, у меня еще достаточно забот. Мадам, – он прикоснулся рукой к шляпе, повернул коня и с места поднял его в галоп.
«Бог мой, любит мужа до сих пор?! Вот ведь дурочка, но прехорошенькая...», – подумалось барону. Впрочем, здравый смысл быстро победил неуместные идеи, и мысли Вестхофа вернулись в привычную деловую колею.
Ох, вот нескромно, наверное, такое говорить - но хороши, черт. Что за парочка. Плакса бесподобна в своем романтизме, суетлива, болтлива и очаровательно непосредственна. Барон - прожженный циник, конечно. Но что-то в нем есть... Чет она многовато воркует, не?
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 31374
Отправлено: 18.10.16 22:10. Заголовок: apropos пишет: Чет ..
Хелга, чудесная встреча барона и Плаксы. Он холодный, как айсберг в океане, а она из седла все порывается упасть и никак не может увлечь барона своими романтическими историями. Нужели он никогда не был влюблен? Напомнило Водоворот, там Докки и Палевский тоже говорят об этом рыцаре, но совсем по другому. Одна легенда, а сколько интерпретаций. И на всех по разному действует. Барон мог быть и помягче с дамой. Дурочкой ее обозвал. Мысленно, но...
Кстати. В Англии в ту пору женщины во всю уже писали, может, и наши тоже под мужскими псевдонимами, потому и не знаем о них. Кстати, в ту пору в России ходило множество романов на русском языке, в т.ч. подражаний Радклиф, которые приписывались ее авторству (хотя она такие романы не писала) - десятки. Может, их дамы и писали?
Юлия
Сообщение: 1980
Отправлено: 29.10.16 13:33. Заголовок: Авторы http://jpe.r..
Авторы
Хелга пишет:
цитата:
Вот ведь дурочка, но прехорошенькая...
Лед тронулся, господа присяжные заседатели
Все, все хороши. И такое упругое плетение всех нитей... Авторам мильён алых роз
Оффтоп: Длительное отсутствие на форуме имеет единственный, но неоспоримый плюс: вернулся – насладился добрым сочным куском, да не одним. А теперь вот постись в тоске по барону и чудной Плаксе...
А теперь вот постись в тоске по барону и чудной Плаксе...
Продолжение будет и скоро.
apropos
Главвред
Сообщение: 38493
Отправлено: 30.10.16 11:56. Заголовок: Юлия пишет: такое уп..
Юлия пишет:
цитата:
такое упругое плетение всех нитей.
Надеюсь, не слишком запутанно, чтобы совсем не запутать и самим там не заплутать. Юлия
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 31379
Отправлено: 30.10.16 14:51. Заголовок: Для пана Казимира де..
Для пана Казимира день был столь же полон забот и принес одну весьма важную новость, которой отчасти компенсировались неприятности с шантажистом Кузякиным. Пани Кульвец вызвала его запиской, сообщив, что ждет вечером у себя на Бакште. Получив записку, Пржанский поморщился – уж очень утомила его Болеслава за последние дни: то пытается очаровать, то устраивает смертоубийственный скандал, то вновь ластится, словно провинившаяся кошка – но велел седлать Рудого и поехал. Болеслава, как всегда, безупречная, в платье цвета бледной вишни, томно возлежала на оттоманке. – Вы что-то хотели сообщить мне, ясновельможная пани? – спросил Пржанский, усаживаясь напротив. – Отчего бы вам, пан Пржанский, для начала не заметить, как прекрасно я выгляжу в этом платье? – ответствовала Болеслава. – Разве я не отметил это, едва увидев вас? – Разве я запамятовала? – Запамятовали, дорогая моя. – Неужели ты не можешь навестить меня просто так, не ожидая каких-то реляций? Неужели тебе так тягостно мое общество, Мирек? – возопила Болеслава. Если в сей момент чего-то особенно не хотелось Пржанскому, так это вести светскую беседу, тем более, с Басей, которую он слишком хорошо знал. Строптивая, взрывная, вечно желающая быть в центре внимания, обидчивая и неразборчивая в средствах, но ловкая, изворотливая, вертящая мужчинами, как ей вздумается – каких только сведений не получал через нее Пржанский. Правда, и обходилась пани Кульвец недешево – и не только по финансам. Пыталась очаровать и пана Казимира, но тот взял за принцип – дело и амуры не смешивать, хотя, все же грешен, один единственный раз не устоял перед искусительницей, о чем не раз потом пожалел. – Ваше общество всегда мне приятно, и вы это прекрасно знаете, пани Болеслава, но все же давайте о деле. – сурово ответил он. – Наблюдал ваше явление в образе Польши – покорен, как есть покорен. И не только я… – Ах, Мирек, какой ты негодяй! – воскликнула пани Кульвец. – Отомщу, право, отомщу, уже отомстила… Впрочем, вы попали в яблочко, ясновельможный пан. Я же вам говорила – платье в римском стиле, тонкая шаль… и… – она понизила голос и наклонилась к собеседнику. – И государь у моих ног. – Вот как! Браво, дражайшая моя! – воскликнул пан Казимир. – И… насколько у ног? – Как вы нетерпеливы и грубы! – хихикнула Болеслава. – Отвечу: настолько, что назначил мне свидание тет-а-тет и уже второе… Пан Казимир выразил восторг, приложившись к гладкой Басиной ручке. Поистине удача, открывающая перспективы, особенно сейчас, когда два императора стоят на границе, готовые перешагнуть ее. Но вслух сказал поучительно, охлаждая пыл прекрасной соблазнительницы: – Вам следует соблюдать осторожность, достигнув такого результата, дабы неловкими или излишне прямыми вопросами не возбудить подозрения столь высокопоставленного лица. Я составлю для вас реестр, в устном виде, разумеется, и будете следовать ему, но опасливо, душа моя. – Ах, брось, пан Казимир! – махнула рукой Болеслава. – Это вы все осторожничаете в амурных делах, боитесь, что голова закружится? Я и вопросов пока не задавала, разве что спросила ненароком «Неужели будет война, государь?» да восхитилась, сколько офицеров понаехало в Вильну. – И что же он ответил? – Улыбнулся… достал лорнет, оказывается, его величество близорук, рассмотрел меня, знаете ли так… – пани Кульвец поднесла к глазам воображаемый лорнет, – и сказал: «Разве о войне должна думать такая прелестная головка?» На что я ответила: «Но если будет война, прелестной головке придется заняться тревожными мыслями о дорогих сердцу мужах, что подвергают опасности свои жизни, и следует быть готовой к испытаниям, но кто как не вы, ваше величество, можете дать надежду или лишить таковой», а государь на эти мои слова воскликнул: «Как благородно женское сердце, благословляющее на битву мужей!» То есть подтвердил, что война неизбежна, не так ли, ясновельможный пан? – Весьма разумно, – оценил Пржанский. – Но пока ничего не предпринимайте, ведите фривольные беседы, не касаясь ничего серьезного. Нужно завоевать доверие государя, а вы это умеете, пани! – Разумеется, умею, – горделиво подтвердила Бася. – Вот и постарайтесь, драгоценная моя. – Ты так неблагодарен, Мирек, – простонала Болеслава, – я принесла жертву на алтарь вольности великой Речи Посполитой, а ты лишь терзаешь меня наставленьями да холодностью! – Ничем не обидел вас, пани Болеслава, – отвечал пан Казимир, стараясь изгнать из голоса раздраженную ноту. – Обсудим все чуть позже. Когда вы снова встречаетесь с государем? – Он пришлет мне записку… – Стало быть, пригласите меня на обед. Надеюсь на куропаток под соусом. – Приходите, пан Пржанский, – проворковала Болеслава. – И кстати, юный прапорщик занят описанием окрестностей города, а вчера все утро – запиской своего начальника, полагаю, весьма занимательного содержания… – Что за записка? – нетерпеливо спросил Казимир. – «Военные приготовления России и ополчения ее, предвещают неизбежную войну между ею и Францией…», – процитировала Болеслава, как всегда продемонстрировав отличную память. – Матка Боска! Неужто прапорщик поведал вам все содержание записки сей? – воскликнул Пржанский. – Разумеется, не всей, а лишь первые строки, а дальше заупрямился, заявив, что не имеет права разглашать и так далее. Мальчишка… И еще… Капитан Гуляев, приятель Осипа, сетовал, что скучает, занимаясь денежным довольствием – лошадей строевых и прочих посадили на сухой фураж, покуда нет подножного корма, а денег для этой надобности недостаточно. Да еще приходится ему, бедному, читать рапорты по приходу и расходу сена в мызах да фольварках. – Так, так, – сказал Пржанский, – а подробнее капитан не сказывал? – Подробнее у меня записано – все, что запомнила, – Бася извлекла из кошеля тонкой кожи сложенный в несколько раз лист бумаги. – Есть еще один любопытный пан, чиновник из министерства иностранных дел, я его на пикнике приметила. Очень важный, но туповат, хоть и интересный мужчина. Я легко с ним справлюсь. – Это который же? – спросил Пржанский. – Ну как же, ты с ним не раз беседовал, Мирек! Барон Вестхоф! – Ах, этот! Вы находите, что он туповат? – пан Казимир с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться. – Не отвлекайся по мелочам, душа моя. Сейчас ты должна все силы свои направить на самого главного. Пржанский сунул записку за обшлаг рукава, благодарно приложился к ручке пани и удалился, весьма довольный услышанным.
Малаша
Сообщение: 102
Отправлено: 30.10.16 21:04. Заголовок: Царь ловкий какой, п..
Царь ловкий какой, потанцевал с дамой и уже свидание. Как бы не рассказал ей каких секретов. Хелга пишет:
цитата:
Вы находите, что он туповат? – пан Казимир с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться.
Ему смешно, а Бася же не знает, кто такой барон. За барона мы можем быть спокойны, он устоит, но Шураша уже болтает. Спасибо, Хелга.
Заметил ли наш пан сей пассаж? И если заметил , сделал ли далеко идущие выводы? Хелга пишет:
цитата:
Очень важный, но туповат
Не оценила Бася героического барона, а он так старался Малаша пишет:
цитата:
Шураша уже болтает.
Ну не более, чем венценосный Шураша-государь До некой красной черты, а там - ни-ни.
цитата:
заупрямился, заявив, что не имеет права разглашать
apropos пишет:
цитата:
Надеюсь, не слишком запутанно, чтобы совсем не запутать и самим там не заплутать.
Не-е, виток к витку - без суеты, но динамично и в ритме. Такая упругая косица из разных прядей.
apropos
Главвред
Сообщение: 38495
Отправлено: 31.10.16 21:30. Заголовок: Юлия пишет: И если з..
Юлия пишет:
цитата:
И если заметил , сделал ли далеко идущие выводы?
Думаю, ему это пока трудно сделать - Бася же не знает, что Митяев был с ним связан. Кажется, ему и в голову не приходит ее в чем подозревать. Верная его соратница, преданная делу партии... Юлия пишет:
цитата:
виток к витку - без суеты, но динамично и в ритме
Ага, спасибо, а то иногда думаешь: нам-то все понятно, потому что мы в курсе интриги, а читателям каково?.. Не путаются ли.
Отправлено: 13.11.16 16:13. Заголовок: На следующий день, с..
На следующий день, составив очередное донесение, собранное из сведений и наблюдений, поступивших из разных источников, и написав барону пригласительную записку, чтобы оставить ее в условленном месте, пан Казимир решил, что имеет право вознаградить себя за труды и душевный непокой, нанесенный шантажистом. Он велел запрячь легкую коляску и отправился на Рудницкую улицу, чтобы пригласить госпожу Щербинину на обещанную прогулку, благо чистое небо и теплый ветерок весьма располагали к этому. Евпраксия Львовна была в ажитации. Во-первых, оттого что волновалась за сына – ночью ей приснился весьма неприятный сон, пересказать который она не могла, но подозревала, что падение с обрыва и летящая курица явно не к добру. Кухарка Пелагея, известная в доме толковательница снов, подтвердила ее догадки, хоть и заметила, что ежели падение ничем не заканчивается, а курица летит-не-падает, то все сложится не так уж плохо, как ожидалось. Во-вторых, непреходящие мысли о соседе, за отъездом которого на службу Плакса наблюдала с утра из окна, прижав к губам расшитый маками платочек, вызывали болезненное сердцебиение и какое-то девичье томление. Это было вовсе непростительно и требовало собеседника, чтобы поделиться смятением или, на худой конец, просто поболтать ни о чем. Поэтому явление в гостиной сияющего словно медная труба пана Казимира, туго обтянутого сюртуком отличного пошива, несказанно обрадовало Евпраксию Львовну, и она без колебаний согласилась отправиться с ним на прогулку. – Драгоценнейшая пани Эпракса, – говорил Пржанский, правя экипаж вдоль берега Вилии, – обратите взор своих прекрасных глаз к той дубраве у излучины! Туда мы и направимся, в дубовые кущи, под сенью которых так прохладно и уютно... Плакса восседала рядом с паном Казимиром, укутанная в многоцветную шаль, раскрасневшаяся от теплого ветра, и, как ни странно, помалкивала, лишь изредка вставляя короткие реплики в витиеватые речи словоохотливого шляхтича. Пржанский мог посоперничать со Щербининой в искусстве красноречия, но причина полу-молчания Евпраксии Львовны была не в том, что она сдала позиции без боя. Она уже корила себя за то, что столь легкомысленно согласилась на эту прогулку. Ей было неловко хотя, признаться, и приятно слушать, как пан Казимир упражняется в хвалебных речах, осыпая всевозможными комплиментами, упоминая при этом не только ее глаза и волосы, но так же ручки и ножки. Некоторые из любезностей не просто вводили Щербинину в краску, но вызывали желание немедленно покинуть повозку и ринуться прочь в спасительную прохладу комнат на Рудницкой улице. Хуже того, когда экипаж углубился под обещанную сень старых дубов Закрета, она вдруг вспомнила о злополучном пикнике: – Мне кажется, совсем недалеко то самое место! – воскликнула она. – Как это ужасно: человек утонул! Наверное, у него осталась семья и дети... Вы случайно не знаете, кто он? – Нет, пани Эпракса, не ведаю, – отвечал Пржанский. – Говорят, кто-то из мастеровых, а я с мастеровыми редко знаюсь. Все, что мне надобно, делают мои люди. – Да, разумеется, пан Пржанский, но как жаль человека, как жаль... И того офицера тоже жаль, как его, болезного, ножом-то! – завздыхала Плакса. – Какое у вас доброе сердце, прекрасная пани! Я тотчас понял это, едва взглянул в ваши глаза! Словно в омуте утонул. Плакса смущенно склонила голову и искоса взглянула на Пржанского. – Вы слишком любезны, пан Казимир! Я вовсе не такая добрая, как вам кажется. Да, я не могу не сочувствовать несчастным людям, но, ежели нужно, могу и потребовать желаемого. Мои соседи по имению, Загурские, может, вы слыхали, очень достойные люди... хотя, вряд ли вы могли о них слышать... Так вот, Загурские даже приводили меня в пример, как умелую землевладелицу, а ведь я управляюсь одна с тех пор, как Захар Ильич геройски пал на поле брани. Правда, у меня очень хороший управляющий, такой хваткий и славный человек... Плакса поморгала, сдерживая подступившую слезу. – От всей души сочувствую! – воскликнул Пржанский. – Никаких сомнений, пани Эпракса, что вы прекрасно управляетесь с имением! Велико ли оно? Такой нежной даме, хоть и умелой хозяйке, нужна поддержка сильной руки... Здесь Пржанский запнулся, ощутив, что в своем красноречии нечаянно зашел слишком далеко – туда, куда у него и мыслей не было заходить. – Я имею в виду, – продолжил он, – что управление имением все же мужское дело, но вы прекрасны и в своей в силе и в слабости! Довольный тем, что так ловко закончил мысль, он подкрутил усы, правя коляску на боковую тропу. Собеседница его, по-видимому, никакого умысла в словах не узрела, а на вопрос о размере имения ответила просто: – Не слишком большое: усадьба, полторы тысячи десятин пахоты и лесу, четыре деревни да почти полтораста душ. У меня прекрасный сад в усадьбе: яблони, груши, вишни... В прудах караси да карпы, а какая красота да приволье вокруг, душа радуется. И народ справно живет. Евпраксия Львовна опять всхлипнула, на сей раз, видимо, загрустив о покинутых родных местах, привычно нырнула в глубины ридикюля, достала платочек, расшитый розами, и промокнула слезу. – Вы так чувствительны, милейшая пани Эпракса! Ах, плачьте, плачьте, дамам так идет плакать, – поддержал ее Пржанский, который терпеть не мог женских слез. – Перестаньте же, пан Казимир, вы совершенно смутили меня, а я ведь не юная барышня, право. – Вы прекрасней любой барышни! – с чувством воскликнул Пржанский. Меж тем лошадь вынесла коляску на обширную поляну, благоухающую весенней свежестью. – Ах, пани Эпракса, – продолжил пан Казимир, – взгляните, какая благодать! Не желаете ли прогуляться? Вы любите цветы? Все пани любят собирать цветы и украшать ими комнаты и шляпки! Не дожидаясь ответа, он потянул вожжи, останавливая лошадь, соскочил на землю и подошел к Плаксе, протягивая ей руку. Евпраксия Львовна вышла из коляски, но Пржанский руку ее не отпустил, а напротив, сжал еще крепче и вдруг, неожиданно, ловко перехватил за талию и потянул к себе. Его лицо оказалось совсем близко, усы защекотали Плаксину щеку, а затем его губы скользнули по щеке и добрались до ее губ. Плакса дернулась, уперлась рукой в грудь пана Казимира, пытаясь освободиться, но он вдруг резко отпустил ее. Раскрасневшаяся, возмущенная она потащила на плечи сползшую шаль, поправила шляпку. – Пан Пржанский, право же, как можно, что вы себе позволя... – начала Евпраксия Львовна, но слова возмущения застыли на ее губах, сменившись лепетом изумления...
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 119
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Он холодный, как айсберг в океане, а она из седла все порывается упасть и никак не может увлечь барона своими романтическими историями. Нужели он никогда не был влюблен? 
Напомнило Водоворот, там Докки и Палевский тоже говорят об этом рыцаре, но совсем по другому. Одна легенда, а сколько интерпретаций. И на всех по разному действует. Барон мог быть и помягче с дамой. Дурочкой ее обозвал. Мысленно, но... 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
