Кстати: клуб "Литературные забавы"

Я послушно двинулась за ним и, нечленораздельно пробормотав что-то про взволнованных родственников, выслушав его «Правильно, родственники не должны волноваться», ответив на его невыносимо приятный поцелуй и дав согласие на кофе, забралась под одеяло. Ну почему, когда человеку на миг становится хорошо, на него тут же наваливается роковое плохо и все портит с поистине извращённым удовольствием? Почему наслаждение ходит в паре со стыдом, а совесть коварно шпионит за радостями жизни? Погрузившись в размышления, я закрыла глаза. Бессонная волнительная ночь снова давала о себе знать и, где-то между мыслями о трудных отношениях отцов и детей, то есть, матерей и дочерей, недоумением по поводу невероятности всего происходящего со мной и обдумываниями вариантов матримониального и профессионального статусов Джона, я задремала.
В третий раз я проснулась от ощущения, что по моей щеке и губам движется ёжик, вероятно, совсем молодой, поскольку иголки его были приятно-колючими и теплыми. Я открыла глаза, Джон целовал меня, касаясь своей небритой щекой, сережка поблескивала перед моими глазами.
– Просыпайся, уже половина двенадцатого, – прошептал он. – Завтрак почти готов, минут через пятнадцать жду тебя на кухне.
Джон ушел. С кухни доносились ароматы, тотчас же вызвавшие жуткий приступ голода. Я обнаружила рубашку Джона, лежащую на кровати, снова облачилась в неё и отправилась умываться и пытаться привести себя хоть в относительный порядок имеющимися под рукой средствами. Мне опять пришлось поискать выключатель и, к своему удивлению, я обнаружила его на стене, на высоте с полметра от пола.
Натянув брюки и не в силах расстаться с очередным предоставленным в мое распоряжение предметом гардероба Джона, я осмотрела квартиру, которая оказалась однокомнатной, недавно отремонтированной, почти не меблированной и явно нежилой. В комнате, кроме кровати и кресла, стоял на подставке телевизор, в прихожей – стул, на котором я утром оплакивала свою безнадежность. Наконец я добралась до кухни, невольно оттягивая сцену своего там появления. Ком сомнений и неловкостей накатывал на меня, разум предъявил целый список вопросов, на которые не было ответа, и задать которые сейчас я не могла.
– Глаша! – раздался из кухни хрипловатый голос. – Ты готова?
– Готова… – тревожно пропищала я и толкнула стеклянную дверь, ведущую на кухню.
Кухня была столь же скромно меблирована, как и остальные помещения квартиры, но все необходимое для жизни в ней имелось: небольшой столик, полуокруженный традиционным диванчиком, пара табуреток, обтянутых пестреньким гобеленом, электроплита, холодильник, посудный шкаф и полка на стене. «Столы ломились от яств», – пролетела в голове цитата, когда я глянула на кухонный столик, на котором был накрыт завтрак. На тарелке красовались утонувшие в расплавленном сыре, румяно-поджаренные по краям, горячие бутерброды, на другой – тонко нарезанные ломтики ветчины, в маленькой миске аппетитно зеленела какая-то смесь, к запаху кофе примешивался терпкий аромат укропа и еще какой-то приправы. Миска с мелким виноградом, кажется, кишмишем, венчала все это великолепие. Я проглотила слюну и осторожно села на диванчик.
– Собрал, что сумел, посуды здесь никакой почти нет, поэтому пришлось управляться тем, что нашел, – сказал Джон и, видимо, оценив мое состояние, насмешливо добавил: – Подвинься ко мне поближе, иначе ты свалишься на пол…тебе же неудобно так сидеть…
Одарив его зверским взглядом, во всяком случае, я надеялась, что именно таковым мой взгляд и получился, я поерзала на диване, изображая передвижение, гордо выпрямилась и сказала:
– Мне очень удобно, спасибо…
Джон бросил на меня удивленный взгляд:
– Давай поедим, а то у меня лично желудок прилип к спине… Бери все, что на тебя смотрит. Кофе сразу будешь или погодя?
Я кивнула, он встал и снял с плиты кофейник, наполнил кружку.
– Извини, кружка совершенно не подходящая для кофе… но другой посуды нет…
– А кто здесь живет? В этой квартире? – осторожно спросила я, посчитав, что момент для вопроса как нельзя более подходящий.
– Сейчас никто, – ответил он. – Это квартира Саши Бажанова, гитариста, он уехал в Штаты, хочет там пристроиться…
«И все его приятели используют ее в качестве явочной?» – хотелось спросить мне, но я проглотила вопрос, не желая разрушать настроение завтрака, и отреагировала скромным «Понятно».
Я ела и посматривала на Джона, ловя себя на мысли, что трапезничающий мужчина – зрелище не для слабонервных и, тем более, не для слабых нервов женщины, которая только что нежданно-негаданно провела с ним ночь, испытав неведомые прежде ощущения.
– Кофе с корицей, надеюсь, ты не против? Хотел купить вино, но поблизости не нашел ничего подходящего, но, думаю, что мы восполним этот пробел вечером…
– Ты ходил в магазин? – задала я глупый вопрос.
– Да, в холодильнике было пусто.
«Ага, значит, вопрос стратегических запасов у них не продуман, хотя, бельевых – решен», – вякнул рассудок. Я шарахнула его кулаком под дых, но тему из списка все же не вычеркнула.
– Ты что-то сказал насчет вечера? Я не смогу, у меня завтра рабочий день, с утра.
– Я отвезу тебя утром… – без тени сомнения заявил он.
– У тебя есть машина?
– Нет, – ответил Джон. – Не люблю и не вожу. Такси…
Я выдала очередное «понятно», поймав на себе его взгляд. Какой? Нежный?!
– Странно, обычно мужчины любят технику…
– Мужчины бывают разными… я люблю технику иного рода…
– Саксофон? – блеснула я смекалкой.
Он усмехнулся, отпил кофе, поставил чашку.
– Видимо, я должен объясниться…
– Должен… – рубанула я. – Ты утверждал, что ты – повар, профессионал, и я не сомневалась в этом, поскольку готовишь ты действительно классно…
– Но я действительно работаю поваром, профессионально, уже четыре года. Играю, да…иногда выступаю с Дики, иногда в других местах, мы вместе начинали, где только не играли, потом разошлись, по некоторым причинам… но это не интересно…
– Мне очень интересно все, что касается тебя… – брякнула я, тут же пожалев о формулировке.
Он уставился на меня, протянул руку, провел по моей щеке ладонью. Естество мгновенно и резко отреагировало, я схватилась за чашку, отпила кофе.
– Мне тоже интересно все, что касается тебя, – вдруг произнёс он.
«А если бы я не пришла на этот концерт, не увидела тебя и не решилась на подвиг, тебе бы было интересно?» – невнятно сформулировал мысль рассудок, затуманенный манипуляциями естества.
– Мы не искали друг друга, – зачем-то сказала я.
– Нет.. – полуутвердительно, полувопросительно сказал Джон. – Но нашли…
– Я нашла, – буркнула я.
Джон придвинулся ко мне, обнял меня за плечи, потянул к себе.
– Ты нашла, – подтвердил он с насмешкой, словно успокоил ребенка. – Глаша, надеюсь, ты сегодня свободна? Родственников ты предупредила, мы можем провести весь день вместе. Я сегодня тоже свободен.
Интересно, ему действительно, все равно, что это за родственники? Ему безразличен парень, с которым я пришла в театр? Его не волнует, что я думаю об этой квартире и его семейном положении? И самое противное, что я не могу задать ему эти вопросы. Не чувствую себя вправе? Не хочу разрушать этот хрупкий мир, в который мы погрузились с ним со вчерашнего вечера? Хочу быть с ним? Хочу, чтобы он целовал меня? Хочу снова лечь с ним в постель, и хочу этого так, что никакие лягушки, жабы и даже змеи не смогут отныне лишить меня этого желания? «Как ты, оказывается, слаба, похотлива и жестока», – с отвращением пробормотал мой полунокаутированный разум. «А кому я принесу вред, если проведу этот день с ним? Я не хочу, не могу расстаться с ним сейчас, несмотря ни на какие обстоятельства. Я просто отрежу и съем свой маленький кусочек счастья, а дальше будь что будет», – решила я, отдаваясь тёплым, невыносимо желанным губам Джона.