Девочки!
Вы правы, конечно. Я чет закопалась в своих переживаниях и стрессах, казалось невозможным писать, тем паче какую-то любовную историю, вроде как совсем неуместную и ненужную.
Но, похоже, нам всем это нужно. И я это поняла - сначала прочитав ваши обращения (всем спасибо! Это оказалось очень важным.
), и потом - открыв наконец свой файл с романом... И нашла свое спасение - как ни странно. Хорошо так "уводит"...
Словом, вот доделала то, что было набросано - и делюсь с вами. Надеюсь, смогу продолжить.
Последнюю фразу предыдущего отрывка присоединила.
– Я вас выслушал, – сказал Муравский в ответ на ее возмущенный взгляд. – Теперь вам придется выслушать меня.
– Не намерена… – начала было она, но он легонечко встряхнул ее, и Сан обиженно умолкла.
– Первое. Я вовсе не увлечен мадам Шелестовой и не являюсь ее любовником. И с чего вы это вдруг себе вообразили, мне так и не стало понятно.
Она фыркнула
– Разумеется, вы все отрицаете, иного я и не ожидала.
– Не ожидали, а также не сомневались, что мне нечем ответить, – напомнил он.
И спокойно, методично и обстоятельно, как это умел делать, объяснил, почему по приезде не отправил записки и оказался на Проспекте, где случаем встретил мадам Шелестову, с которой давно знаком.
– Ей вздумалось поделиться со мною ворохом сплетен о нашей свадьбе, и мне пришлось из вежливости уделить ей небольшое время. За руки мы не держались, как вы себе вообразили, но был момент, когда госпожа Шелестова действительно ухватила меня за обшлаг мундира – я намеревался откланяться, не дослушав, как она посчитала, самые важные новости, и таким образом попыталась меня задержать.
– Тем не менее, – упрямо пробормотала она, – вы встретились именно с нею…
Муравский издал неподобающий случаю смешок.
– Ужели надобно пояснять, что любовники не встречаются в людных местах, тем паче на Проспекте, где всякий их может увидеть? Они предпочитают встречи наедине, знаете ли, – в его голосе слышалась насмешка, – подальше от любопытствующих глаз, где им никто не помешает. Некогда и вы сами о том догадывались – к примеру, когда увели меня из бальной залы в зимний сад…
Сан почувствовала, как ее щеки и шея загорелись от смущения. Вечно он ставит ее в неловкое положение, и с ним всегда нелегко спорить…
Ей хотелось верить ему, но говорит ли он правду? Впрочем, не было случая, когда Муравский лгал – он или отмалчивался или, ежели его к тому вынуждали, говорил в лицо самые пусть и нелестные, неприятные для собеседника вещи. Как это было во время того памятного объяснения в Пригожем или во время их последней ссоры…
Сан попыталась сосредоточиться, дабы найти в его рассказе какие неточности, но ее очень отвлекало то, что она сидела у него на коленях, в его объятиях – так давно он не обнимал ее! И теперь тепло и сила его рук, его запах, голос – все это ужасно рассеивало ее внимание и мысли.
– И таки вы утверждаете, что между вами ничего нету? – еще недоверчиво, но уж не столь запальчиво, уточнила она.
– Разумеется, нету, – твердо сказал он уже серьезным голосом. – У меня нет любовницы и не будет – в том вы можете быть абсолютно уверены. Да и зачем мне любовница, коли я влюблен в собственную жену?
– Влюблены в меня? – с сомнением переспросила Сан, стараясь унять вдруг часто забившееся сердце, и потому довольно ехидно добавила:
– Ужели? И не вы ли третьего дня призывали меня отменить свадьбу?
– Мы, как в зеркале, отражаем, похоже, мысли друг друга. Вы посчитали, что я не хочу на вас жениться. Я, в свою очередь, решил, что вы передумали выходить за меня и хотите освободиться...
– Но вы же знаете, что я…
Сан хотела напомнить, как призналась ему в любви, но теперь это показалось ей унизительным. Коли он сомневается в ее чувствах, разве ей удастся переубедить его?
Но он понял, что она хотела сказать.
– Мне хотелось в это верить, и я поверил, – сказал он, – но признайте, у меня появилось довольно поводов усомниться в вашем ко мне отношении.
– Вы мне дали не меньше поводов. Куда больше! – пробормотала она. – К тому говорили со мною этим своим ужасным тоном… Холодным и… Отвратительным!
Сан вспомнила, как Муравский выговаривал ей в тот вечер, и непроизвольно всхлипнула. Он вздохнул и чуть сильнее сжал ее в объятиях.
– Я был ужасно зол и отчаянно ревновал…
– И обвинили меня в легкомыслии и безответственности!
– Что мне было еще думать, коли я застал вас наедине с этим капитаном, к тому рассуждающей об отмене свадьбы или – на худой конец – разводе?
– О разводе я не говорила!
– Да, о разводе говорил Холодов, – признал Муравский. – Но каково мне это было услышать? Допускаю, что я неверно воспринял ваши слова…
– Совсем неверно! И я вам объяснила, что имелось в виду…
Конечно, со стороны это ее заявление Холодову могло быть понято превратно – в отрыве от всего разговора. Но она не могла пересказать те сплетни, что вывалил на нее капитан, как уговаривал разорвать помолвку. Тогда Муравский непременно вызовет Холодова на дуэль, а этого никак нельзя было допустить. Теперь ей никогда не оправдаться и…
Ей захотелось плакать.
– Вы всегда подозревали меня в бог знает чем! Никогда мне не верили! – воскликнула она. – Никогда не любили…
И опять всхлипнула, глаза ее налились слезами.
– Сан… Санни… – он нежно коснулся губами ее виска. – Санни – на английском это значит – «солнечная». И это ваше имя. Для меня вы всегда были солнечным лучиком, озаряющим все вокруг светом и теплом. Бог мой, я совсем не поэт, не умею красиво, да и много говорить, вы знаете. Верно, потому у вас сложилось впечатление, что я не испытываю никаких чувств… Но я просто не умею выражать их словами…
Сан уже не могла сдерживаться. Все ее волнения и мучительные переживания последних дней, накопленные обиды, разочарования, порушенные надежды и мечты – все вдруг стало выливаться потоком слез, коими она враз намочила его сорочку, уткнувшись в нее лицом.
– Вы… – сотрясаясь от рыданий, судорожно выдавила она. – Вы… Вы никогда…
– Всегда, – Муравский прижал ее к себе, чуть покачивая, убаюкивая в своих руках. – Я всегда любил вас. Пусть не с первой нашей встречи, но уж точно со второй – я был совершенно очарован вами и не устоял… Да, я избегал вас, но не потому, что был равнодушен, напротив… Боялся выдать себя, свои чувства, пытался побороть их, но так и не смог этого сделать.
– П-побороть?!
– Я не мог и вообразить, что вы полюбите меня, – пояснил он.
Сан, необычайно согретая его предыдущими словами, от удивления даже перестала плакать и подняла голову, уставившись на Муравского.
– Ужели вы не видели, как я увлечена вами?!
– Видел…
Он потянулся к столику, что-то взял с него и сунул ей в руки. То оказалась салфетка, в которую она тут же высморкалась.
«Верно, я жутко выгляжу – с заплаканным лицом, красными глазами и распухшим носом», – уныло подумала она.
– Видел, но посчитал ваше внимание мимолетным капризом… Согласитесь, по всем меркам самая красивая и престижная барышня петербургского света никак не могла захотеть выйти замуж за отставного калеку без должного статуса и средств…
– Но я же приехала! Я приехала к вам! Разве это не свидетельствовало о моих чувствах?!
- Санни, – он улыбнулся и поцеловал ее в нос. – Я же не знал, какую интригу вы затеяли с покупкой Пригожего, чем был вызван ваш приезд. Посчитал сие невероятным, но совпадением. Потому под всяческими предлогами и избегал вас, дабы ненароком не выдать себя… Я не смел и надеяться, что вы столь серьезно отнесетесь ко мне, и что ваши родители одобрят наш брак…
Сан вздохнула и вновь прильнула головой к его плечу. Было так уютно, так хорошо в его объятиях. Успокоенная его признанием, после всех треволнений и слез, ей захотелось спать.
– Вы меня измучили, – пожаловалась она и не удержалась, зевнула ему прямо в ухо.
– Виноват, – сказал он. – Кругом виноват, теперь я это понимаю…
– Вот и славно, – едва слышно пробормотала она, проваливаясь в сон.