|
Отправлено: 25.09.08 20:11. Заголовок: Выкладываю продолжен..
Выкладываю продолжение, надеясь на ваш дображелательный взгляд и помощь. Получилось очень много, а как сократить, не знаю.
Ляля с трудом открыла тяжелую массивную дверь. Изнутри на нее пахнуло запахом воска, ладана и старины. Она скользнула в просвет слегка отворенной двери, и оказалась в темном гулком пространстве собора. Было рано. До службы оставался еще целый час. В храме еще никого не было. Кроме Антонины Петровны, которая суетилась за ящиком, раскладывая свечи, крестики и книги, да тети Ани, зажигающей лампадки перед иконами, звук ее шаркающих шагов эхом разносился по пустому храму. Ляля кивнула Антонине Петровне, задержалась, перекрестившись перед центральным алтарем, и быстро прошла в свое излюбленное место в правом приделе, прямо напротив иконы Богородицы. Сегодня после службы она должна встретиться с Сашей. Анатолий Павлович сказал ей, что она уже готова, и отец Павел ее благословил. Но она не чувствовала уверенности, знакомое чувство страха, отвратительное до головокружения и тошноты, снова обложило ее сердце и покалыванием тысячи иголочек расползалось по всему телу, делая ватными, непослушными конечности. Ляля посмотрела на лик Богоматери. С потемневшей иконы ласково взирала на нее Богородица. Ляля смотрела на Нее, погружаясь в глубину Ее взгляда, мерцающего теплым светом лампад и свечей. На ее сердце сходил мир. Она вспомнила, как оказалась здесь впервые. Накануне они долго беседовали с Анатолием Павловичем, и он предложил ее сходить в храм. Она не хотела никуда идти, тем более в церковь, которая у нее всегда ассоциировалась с шикающими злобными тетками в платках и темных уродливых платьях и неопрятными бородатыми священниками в засаленных рясах. Но она не могла отказать Анатолию Павловичу. Беседы с ним стали для нее отдушиной в ее беспросветной тоскливой жизни. Он не походил на ее прежних докторов даже внешне, больше напоминая ее старого доброго дядюшку, и говорил с ней тепло по-приятельски. Расспрашивал о ее увлечениях дыхательной гимнастикой и фен шуй, интересовался ее мнением. Она успокоилась и доверилась ему и, конечно, не могла отказать ему в его просьбе. Но вечером она уже пожалела, что обещала ему. Ей отчаянно не хотелось никуда идти. Совсем. Тем более что мама позвала их соседку с нижнего этажа, тетю Валю. Тетя Валя считалась женщиной верующей, ходила в храм и знала такие слова как сорокоуст и требы, которые у Ляли ассоциировались почему-то с рыбой. И отправляясь спать, Ляля решила никуда не ходить, злясь и негодуя на Анатолия Павловича, которому не могла отказать, на маму, не понимающую самых элементарных вещей, и особенно на тетю Валю, вызывающую у нее отвращение, доходящее до физической тошноты. Но твердые вечерние планы были нелепо разрушены: сокращенная доза снотворного дала себя знать, и Ляля проснулась задолго до рассвета, тупо уставясь в заключенный в раме окна седой прямоугольник неба в черных морщинах голых ветвей деревьев. Она ненавидела этот вид из окна: каждый раз один и тот же, как безжалостный тюремщик он неотвратимо являлся к ней изо дня в день, лишая ее надежды на избавление. Пустая и жестокая тоска этих предутренних часов выматывала ее больше, чем все остальные неурядицы. Когда мать вошла в ее комнату, Ляля уже была одета, темно-синий кашемировый шарф плотно укутал ее голову, только тонкая волнистая прядка белокурых волос выбилась на волю и испугано трепетала у бледной щеки девушки. Паническое бегство от бессонницы придало Ляле уверенности дома, но по мере приближения к собору от нее не осталось и следа, на ее место вполз ужас перед незнакомой холодной суровостью церкви, в которой Ляле мнилась настоящая вражда. Когда они оказались в храме, тетя Валя потащила маму на исповедь к лысому высокому священнику с суровым лицом, назвав его отцом Петром, рядом с которым уже собралась небольшая стайка понурых женщин в нелепых платочках. А Ляля, сжавшись от страха, отчаянно искала убежища, способного защитить ее от громоздящегося вокруг нее кошмара, заполняющего все огромное сумеречное пространство собора. Уголок, который она нашла, был совсем темным, сюда почти не попадал свет от электрических светильников, и он освещался только снопом горящих свечей на подсвечнике у большой иконы, висящей на широкой колонне. Возвышение со ступеньками и оградой вокруг почитаемой иконы создавали небольшой темный закуток у западной стены правого предела, закрывая его от остального пространства церкви. Устроившись на длинной деревянной лавке, Ляля успокоилась и стала рассматривать храм. Впереди, чуть правее от колонны, виднелся высокий темный иконостас, слабые огоньки лампад едва освещали темные лики его образов. Все было пусто и тихо, и лишь иногда кто-нибудь тихонько подходил к иконе, что лежала на возвышении прямо перед воротами иконостаса, и прикладывался к ней, крестясь. Потом пришла какая-то старуха и, скользнув по Ляле угрюмым взглядом, залезла под скамью, на которой та сидела, достала оттуда две пустые жестяные банки из-под кофе испачканные воском, ничего не сказала и ушла. Ляля еще долго сидела, нахохлившись как больная птица, исподлобья наблюдая за непонятной ей и чужой жизнью церкви, пока не подняла глаза на большую икону, возвышающуюся над ее укрытием. Она взглянула на темное женское лицо, кротко выглядывающее из блестящего металлического оклада, и не смогла отвести глаз. Женщина смотрела на Лялю чуть грустно и ласково. И Ляля вдруг почувствовала, что Она знает о ней все, но не осуждает и ничего не ждет от нее. Женщина просто ее жалела. Словно завороженная всепонимающей теплотой Ее взгляда, Ляля не замечала, как шло время, храм наполнялся людьми и к почитаемой иконе Богородицы все чаще подходили верующие. Поднимаясь на возвышение, они кланялись, крестились, прикладывались и зажигали свечи. А Она поверх их голов и суетливых поклонов, не отрываясь, смотрела на хрупкую девушку, впервые за долгое время обретшую мир и покой. Когда мама разбудила ее, Ляле снился какой-то очень хороший сон. Она открыла глаза и с удивлением увидела растерянное и осунувшееся лицо матери и осуждающее покачивание головой тети Вали. - Так всю службу и проспала, - не удержалась соседка. Мать кинула на нее укоризненный взгляд, и та, обиженно поджав губы, замолчала. - Пойдем? – обратилась к дочери Ирина Олеговна. Ляля легко кивнула и поднялась. Она еще была под властью сна, хотя и не могла вспомнить, что именно только что видела. Ощущение легкости, которое она испытала во сне, не покинуло ее по пробуждении. Ляля взглянула на икону: Женщина провожала ее кротким и нежным взглядом. На следующее утро, убежав от изматывающей утренней тоски за блаженным состоянием покоя, Ляля снова пришла сюда. Она не молилась, ничего не просила, не о чем не спрашивала, а просто смотрела. А Та, не отрываясь, смотрела на нее. Заполняя храм, постепенно внимание Ляли стали отвлекать люди. Она разглядывала их. А когда началась служба, она как с галерки театра наблюдала за непонятным удивительным действием, совершаемым облаченными в блестящие неудобные одежды людьми, которым, словно статисты, подыгрывали, отвечая на их возгласы и призывы, кланяясь и крестясь в нужные моменты, десятка полтора прихожан. Только однажды ее покой был нарушен, и она испугалась, снова сжавшись от страха, когда священник, проходя по храму с кадилом, вдруг подошел и к ее укромному уголку и, подпевая хору высоким голосом, стал кадить рядом с замершей Лялей. Это был невысокий толстенький человек с рыжими мелким бесом вьющимися волосами и круглыми очками, сползшими на самый кончик его курносого носа. Увидев девушку, он улыбнулся и, слегка поклонившись ей, покадил на нее, окутав ее душистым теплым дымом. Ляля была напугана и смущена его странами действиями. Но в этом небольшом человечке было столько симпатии, да и вид его вызывал скорее улыбку, чем страх, и Ляля успокоилась и стала с интересом наблюдать за тем, что он будет делать дальше.
|