Отправлено: 03.05.14 18:18. Заголовок: О спящей принцессе замолвите слово
Полтора года назад я решила переделать свою сказку "В поисках принца", но так увлеклась, что... от прежней осталась только первая фраза.
Получилось нечто соврешенно новое и... почти в пять раз длинее.
Потому мне бы очень хотелось представить новую сказку на суд форумчан - узнать ваше мнение о сем опусе, выслушать критические замечания и, может быть, советы и возражения.
Принц может быть просто фигурой речи, а у Провидения свой взгляд и свое представление об Избраннике, отличающее от общепринятого.
Дык кто ж его, Провидение знает? А в инструкции однозначно написано: принц. Да и что же простому человеку делать с принцессой, не говоря уж о теще-королеве? Спасибо!
Юлия
Сообщение: 1507
Отправлено: 26.06.14 11:28. Заголовок: *** Дом фей умолк. С..
*** Дом фей умолк. Стук часов, поскрипывание половиц, шаги Селины – обычно неслышные звуки теперь гулко разносились по опустевшему затихшему дому. Агата почти не выходила из своей комнаты. Яркая, деятельная фея потухла. Она теряла силы: все меньше хлопотала по хозяйству, и больше, задумавшись, сидела в кресле, или лежала в кровати без сна, и почти не говорила с сестрой.
Агата была не просто удручена или подавлена неудачей. Фея потеряла веру в себя. А это – приговор. Волшебство не может существовать без веры. Если Агата не поверит снова, она умрет. Сойдет с лица земли – так говорят о феях.
Все попытки Селины расшевелить, переубедить сестру были безуспешны: слова бессильны вернуть веру. Нужна была могущественная магия веры, но секреты древнего искусства были потерянны много веков назад. Никто из ныне здравствующих фей не владел ею, и даже мало кто знал о таковой. В поисках средства, способного спасти сестру, Селина перерыла все книги, с помощью зеркала расспросила всех фей и перепробовала все, что смогли придумать самые изощренные в магии умы. Но так и не смогла пробиться сквозь стену отчаяния, которая окружала Агату. Отчаяние, как плотный панцирь, укрывало ее, и Селина ощущала его так ясно, словно видела собственными глазами.
Как такое могло произойти с ее сильной волевой сестрой? Никогда бы Агата не сдалась. Что бы не происходило, сестра всегда боролась. Только смерть признавала она причиной бездействия. И вдруг такая перемена! Даже их наставница, мудрая Гизельда, не знала, что произошло.
– Что-то наверняка случилось с ней в царстве снов. Ведь вы распоряжаетесь там, как в собственной гостиной! – не удержалась от упрека старая фея. – А сами совершенно не понимаете, с чем имеете дело. Не тешьте себя иллюзиями, что маленькие сюрпризы в детских снах, которые могут наколдовать феи, дают им хоть какое-то представление о царстве Траума! Какая беспечность! – Гизельда, мне надо разрушить стену отчаяния. Ты можешь помочь мне? – пропуская мимо ушей сетования старой наставницы, спросила Селина.
Старушка вздохнула:
– Деточка, стены вокруг себя, каждый из нас возводит сам. Чем сильнее мы, тем крепче стена. Но за стеной мы начинаем слабеть, стена забирает у нас силы. Но как бы ни была сейчас слаба Агата, через стену, которую воздвигла такая могущественная фея, как она, не пробьется ни один маг. Разбить отчаяние можно только изнутри.
Селина кивнула: значит, она должна придумать, как попасть внутрь! Она снова уселась за книги Агаты. Селина не была сильна в магии. Ее коньком были веселые розыгрыши, добрые советы, милые забавы, она любила развлекать и утешать людей. Что-то более серьезное она могла сделать только с помощью Агаты, сильной и искусной феи. Как ей теперь справиться без сестры?
Когда бесконечные книжные строчки окончательно слились в ее глазах и голове в бесполезную мешанину, Селина захлопнула книги. Ее план был прост – ничего общего с тем, что она прочла в серьезных манускриптах. Ни сложной магии, ни хитроумных ходов – все просто, как на детском празднике. Вот только поможет ли? Но на сомнения времени не было.
Селина вошла в комнату сестры.
– Сегодня чудесный день, Агата, – она раздвинула шторы и приоткрыла окно.
В комнату ворвался свежий ветерок, наполненный тонкими сладковатыми с легкой горчинкой ароматами осени. Только что выглянувшее солнце золотило облака и зажгло огнем остатки осенней листвы, что пожалела вчерашняя непогода. Словно украшенные драгоценными бусами, горели медовыми каплями янтаря кроны вязов, рубином сияли ожерелья кленов, а темная зелень можжевельника переливалась в мягких лучах изумрудными искрами. Селина задержалась у окна, залюбовавшись картиной дивного утра, но Агата осталась безучастна к красоте осеннего сада.
– Агата, – Селина присела перед сидящей в кресле сестрой и, взяв ее за руки, заглянула в лицо. – Сегодня будет прекрасный день. И за ночь не случилось ничего страшного ни с Элизой и Шаулом, ни с нами.
В последнем Селина преувеличила. Агата выглядела хуже, чем накануне. Невозможно было узнать в немощной сгорбленной старухе с пепельной пергаментной кожей и потухшими выцветшими глазами, энергичную голубоглазую красавицу, какой была Агата всего два дня назад. Она просидела в кресле всю ночь. И сейчас устало и равнодушно смотрела на сестру.
– Ты права, – согласилась она, – ничего не случилось. – Нам стоит проведать Элизу, – предложила Селина, не оставляя попыток вытянуть Агату из ее отстраненной замкнутости. – Зачем? – чуть пожав плечами, устало спросила та. – Во-первых, поддержать ее, а во-вторых… – Сейчас, Селина, мы можем только оставить все на волю Провидения, – глухо прошелестела Агата. – Ему одному под силу изменить ситуацию к лучшему. – Конечно, – согласилась Селина, – но оставить все на волю Провидения, это не значит, ничего не делать самим. По крайней мере мы должны поддержать тех, кто нуждается в утешении и наставлении. – Боюсь, от меня Элизе будет мало толка, – вздохнула Агата. – В таких вещах ты всегда была лучше и сильнее меня. Иди, Селина, и будь осторожна.
Агата чуть скривила губы в слабом подобии улыбки и снова уставилась в окно невидящим взглядом.
Наблюдать за терзаниями сестры было невыносимо: Селина видела, как тяжело давались той любое слово или движение. Отчаяние сжало сердце: сколько ей осталось? День, два? Сработает ли ее план? Агата бы придумала что-нибудь гениальное, у нее были знания и идеи. А сейчас, когда в помощи нуждается она сама, мудрая фея обречена на тщетные потуги младшей сестры.
– Давай, я помогу тебе лечь, – тихо предложила она сестре.
Агата с трудом перевела на нее взгляд.
– Иди, Селина, – прошептала она, едва шевеля губами.
Селина поправила меховую накидку на коленях сестры. Она должна спасти Агату, чего бы это ни стоило.
– Поспи, милая, – прошептала она и, поцеловав сестру в висок, вложила той в волосы сухую веточку красавки.
***
Траум внимательно оглядывал свои владения. Все шло хорошо, по установленному и отлаженному порядку. Никто из его подданных не заметил перемен. Даже его ближайший помощник списал его отсутствие на обычную хандру. А между тем недавний промах дорого обошелся ему. Едва заметная царапина невидимой границы несущегося с ошеломляющей скоростью мира, с каждым мгновеньем углублялась и ширилась, превращаясь в трещину, по которой грозила вот-вот треснуть его оболочка, подобно поврежденному наполненному вином меху, фонтаном разбрызгивая содержимое. Два дня в абсолютном одиночестве, в неимоверном напряжении воли, удерживая готовый сорваться с орбиты, распавшись на мириады частиц мир, он собственной кровью латал образовавшиеся в его невидимой оболочке прорехи. Он выдержал и все исправил. Обновленная оболочка вышла лучше прежнего – усовершенствованная и укрепленная. Теперь, чтобы разорвать ее, ему надо будет совершить что-нибудь посерьезнее движения пальцем.
– Разве что, разойдусь не на шутку, потакая стремлению Реву растопить мое сердце, – усмехнулся Траум.
Своим вынужденным заточением он убил двух зайцев сразу – исправил совершенную ошибку, улучшив свой мир, и расправился с напавшим на него исподтишка врагом. Одиночество – цена власти – удел всех правителей. Само положение ставит властителя над всеми, кем он правит, становясь непреодолимой преградой между ними. Когда властитель утверждает свои владения – строит, создает, защищает, – он легко мирится со всеми жертвами его успеха. Но стоит жизни войти в мирную колею, как тот тут же ощутит образовавшуюся вокруг него пустоту. Вот тогда одиночество безжалостно вонзает в правителя свое жало. Мучителен его яд, и нет противоядия. Устроив беспорядок в собственных владениях, устранение которого потребовало напряжения всех его сил, Траум легко отогнал взбесившуюся гадину. Теперь ему было чем заняться. Прежде всего – его непосредственными задачами, для их исполнения он и был создан. А кроме того, ему предстояла еще тяжба с Тодом и, вероятнее всего, суд Провидения. Не до одиночества.
Траум вздохнул полной грудью. Он был еще слаб, но силы постепенно возвращались. Надо просто с головой окунуться в работу, и все вернется на круги своя. Он вошел в кабинет.
– О, ваше величество, доброе утро, – Рев почтительно склонился перед повелителем, от того груда свитков, которые он держал в руках, рассыпались по полу.
Неуклюжесть помощника был притчей во языцех, все, кто мог, потешался над ним, но Трауму импонировала неловкость Рева, словно она была продолжением его чувствительной натуры.
– Ну что у нас? – слегка улыбнулся Траум помощнику.
И тот разложил перед ним бумаги. Склонившись над ними, Траум с удовольствием вдохнул их запах – аромат предстоящей работы.
– Это грамота вашего брата, – нахмурившись проговорил Рев.
"Ну вот, началось", – кивнул Тарум.
– Какая-то непостижимая история! – всплеснул руками помощник. – И уж совсем непонятно каким образом она касается владыки Тода! Я проверил: этот юноша, Шаул Ворт, никогда не проходил ни по каким нашим свиткам. Нам никогда не давали задания отправить его куда-либо, тем более в царство вашего брата. И вот поди же! Он утверждает, что мы нарушили порядок передачи душ и выставляет нам счет! Увидев его, я бы рассмеялся шутке, если бы ни воля Провидения.
Рев был прав. Грамота Тода непосвященному могла показаться розыгрышем. Но печать Провидения не давала усомниться в абсолютной серьезности документа. На владыку царства снов и всех его подданных было наложено прещение: никто из них, включая всесильного владыку Траума, не имел права вмешиваться в судьбу Шаула Ворта. Это означало, что они не могли ни направлять, ни ограничивать его передвижения по царству, ни передавать сообщения ему или другим лицам о нем, ни записывать его сновидения, ни упорядочивать его воспоминания – словом, им запрещалось все то, что составляло их обычную работу и для чего, собственно, все они здесь и находились. А Шаул Ворт по непостижимой воле Провидения становился совершенно независимым в его владениях, и Траум, несмотря на всю свою власть, не мог изменить это. Зачем это было нужно?! И кому? Уж точно не находящемуся в неведении юноше. Автономия в мире снов – не награда. Разве что предприимчивые феи моги бы обрадоваться этому, но и те вскоре убедились бы в обратном.
Вся эта необъяснимая затея, становилась комичной из-за напыщенной подписи Тода. Ему не позволили вести самостоятельную тяжбу с Траумом, но все-таки бросили кость – как сладко сообщить брату о наказании, да еще в виде приказа, словно сам малыш Тод и был наказующим. Смешно!
Но Траум был действительно наказан – его ограничили в правах в его же собственных владениях. И все же цена была смехотворной. Владыка снов пожал плечами: Провидение имеет какие-то свои виды на посланника фей, и Траму было сомнительно, чтобы сам юноша имел хоть отдаленное представление об этом.
– Все верно, – кивнул Траум. – Простите, владыка, – вытаращился на него Рев. – Что именно верно? – Абсолютно все. Составь указ. – И вы ничего не объясните? – Воле Провидения, Рев, мы обязаны повиноваться без разъяснений. – А как же владыка Тод? – Владыка Тод – ревностный служитель Его воли. Не нам его судить. Ступай, Рев. – Ничего не понимаю, – пробормотал себе под нос помощник. – Ах, да, – остановился он на пороге и, поднимая, выскользнувший свиток, обратился к Трауму: – Ваша милость, я оставил вам книгу снов. Я подумал, вам будет интересно взглянуть на сны фей, которых вы спасли. Что-то странное твориться с ними…А теперь еще это указ…
Траум молчал. Он не хотел больше знать ни о маленькой фее, ни о ее сестре. Не стоит испытывать сердце. Даже у владыки царства снов оно – не самый сильный орган. – Вы не посмотрите? – уже суетился Рев, раскрывая перед ним книгу. – Нет, – спокойно ответил Траум. – Я не буду смотреть. Иди. – Да вы только взгляните! Я никогда не видел ничего подобного! Сны старшей феи…
Старшая была не опасна, и Траум опустил взгляд в книгу.
– Что это за черный провал? – Рев нетерпеливо тыкал пальцем в страницу.
Картина была, действительно, необычная – огромное темное пятно, на дне которого только самый зоркий глаз мог уловить слабые абрисы детских воспоминаний, – но только на первый взгляд.
– Ты видишь нечто подобное каждый день, – пояснил Траум помощнику, – только не у фей, а у простых смертных. – Она умирает?! – сплеснул руками впечатлительный Рев. – Да, – кивнул Траум. – Феи тоже смертны. – Но… Вы только что ее спасли, и она снова умирает?! В этом не может быть воли Провидения! Вы должны вмешаться! – Не вижу причины. К тому же я спас ее здесь, а умирает она в своем мире. – Ох, как печально… – вздохнул Рев. – Даже феи умирают от тоски… – Рев снова собрал свитки и направился к двери. – Как же будет страдать младшая! Ох-ох-ох! Она хочет видеть вас, – сообщил Рев, задержавшись на пороге. – Как жаль! Такие милые добрые феи!
Дверь за помощником закрылась. Владыка снов сидел неподвижно. Перед ним лежала раскрытая книга, которую Рев так и не убрал. Траум не хотел смотреть, но было уже поздно. И не прикасаясь к книге, он видел, что помощник, как ни странно, оказался прав: маленькая фея хотела его видеть. Очевидно, она хочет его увидеть, чтобы он спас ее сестру. И, успокоившись – все всегда хотят воспользоваться его силой, – взглянул на ее сны.
Он ошибся. Тревога за сестру, действительно, лишила покоя маленькую фею. Бедняжка мучилась и от бессилия и страха перед поразившим сестру недугом. И все ее чувства и мысли были заняты поиском плана спасения. Но его, великого Траума, не было в этих планах. Казалось, что она вообще забыла о нем. И сама не подозревает, что где-то в глубине ее существа зреет сильное желание встречи с ним.
– Удивительно, как это удалось Реву… – пробормотал Траум.
Это желание мог заметить только очень опытный глаз – оно было еще лишь в самом зачатке. И даже ему, владыке снов, было трудно разобрать, что именно заключено в нем. Но было совершено ясно, что оно идет в разрез с привычной для нее жизнью. Оно росло, словно неказистая ветка, наперекор природе и замыслу Садовника.
– Садовнику стоило бы избавиться от него, – нахмурившись, проговорил Траум.
Но Тот по какой-то Ему одному ведомой причине не торопился это делать. И маленькая фея лелеяла в глубине своей стремление, грозившее в конце концов погубить ее.
Траум вздохнул. Накануне он был абсолютно уверен, что фея случайно взглянула в открытое им самим окно. Он плотно закрыл его, заперев на замок. А теперь он слышал слабый стук ее маленькой изящной ручки. Она хотела видеть его. Просто так, без всякой корысти, на свою беду. Он почувствовал, как она опять зацепила его сердце.
– Что же в тебе, Селина? – тихо проговорил он, впервые назвав ее по имени.
Все так драматично развивается. Бедная Агата, переживаю за нее. А Трауму, хочешь-не хочешь, придется встретиться с Селиной и поучавствовать в этих бренных делах. Ее сила в ее же слабости? Да еще и Шаула наделили особыми правами, ох!
И порция тапочков:
Юлия пишет:
цитата:
Яркая, деятельная фея потухла. Она теряла силы: все меньше хлопотала по хозяйству, и больше, задумавшись, сидела в кресле, или лежала в кровати без сна, и почти не говорила с сестрой.
Лишняя зпт после хозяйства.
Юлия пишет:
цитата:
но секреты древнего искусства были потерянны много веков назад.
потеряны
Юлия пишет:
цитата:
– Деточка, стены вокруг себя, каждый из нас возводит сам.
Лишняя зпт после "себя".
Юлия пишет:
цитата:
но оставить все на волю Провидения, это не значит, ничего не делать самим. По крайней мере мы должны поддержать тех, кто нуждается в утешении и наставлении.
Как вариант: но оставить все на волю Провидения не означает ничего не делать самим. Зпт после "по крайней мере"?
Юлия пишет:
цитата:
– Разве что, разойдусь не на шутку, потакая стремлению Реву растопить мое сердце, – усмехнулся Траум.
Стремлению Рева?
Юлия пишет:
цитата:
Прежде всего – его непосредственными задачами, для их исполнения он и был создан.
Может, здесь так : своим непосредственным задачам?
Юлия пишет:
цитата:
Рев почтительно склонился перед повелителем, от того груда свитков, которые он держал в руках, рассыпались по полу.
Как вариант: Рев почтительно склонился перед повелителем, и свитки, которые он держал в руках, рассыпались по полу.
Юлия пишет:
цитата:
– Это грамота вашего брата, – нахмурившись проговорил Рев.
Зпт после "нахмурившись".
Юлия пишет:
цитата:
"Ну вот, началось", – кивнул Тарум.
Траум
Юлия пишет:
цитата:
Разве что предприимчивые феи моги бы обрадоваться этому, но и те вскоре убедились бы в обратном.
могли
Юлия пишет:
цитата:
Вся эта необъяснимая затея, становилась комичной из-за напыщенной подписи Тода.
Лишняя зпт.
Юлия пишет:
цитата:
Провидение имеет какие-то свои виды на посланника фей, и Траму было сомнительно, чтобы сам юноша имел хоть отдаленное представление об этом.
Как вариант: У Провидения были какие-то свои виды на посланника фей, и Траум сомневался, чтобы сам юноша имел хоть отдаленное представление об этом.
Юлия пишет:
цитата:
Но было совершено ясно, что оно идет в разрез с привычной для нее жизнью.
Как говорил преподаватель с военной кафедры в Бауманском: прежде чем куда-то войти, узнай как оттуда выйти... Агата зашла, а вот с выходом не получилось. Опасное место, это царство снов. Хелга пишет:
цитата:
Ее сила в ее же слабости?
Сила и слабость - величины относительные, видимо. Может быть, все зависит от решимости человека преодолеть свою силу или слабость?
Спасибо, дорогая, за тапки. Хелга пишет:
цитата:
Зпт после "по крайней мере"?
Я запуталась. Читала, что если "по крайней мере" стоит после слов, к которым выражение относится, то запятая ставится, а если перед, то не ставится. Но иногда обособляется и в данном случае. Непонятно...
Юлия
Сообщение: 1509
Отправлено: 26.06.14 23:42. Заголовок: *** Хоть пустота и п..
*** Хоть пустота и поглощала все эмоции, которыми фонтанировала Элиза, но свет ее души в изобилии демонстрировал их, переливаясь радужными бликами. Это было так красиво, что Селина невольно залюбовалась на яркие цветные переливы. Но девушка была в отчаянии, и фея тряхнула головой, чтобы отвлечься от завораживающего видения и заняться крестницей. Она погладила Элизу по руке:
– Не стоит так убиваться, милая. Здесь, в мире снов, нами управляют чувства и настроения. Иногда самые незначительные волнения могут вызывать целую бурю. Никак нельзя доверять всему, что ты чувствуешь.
Девушка подняла на нее заплаканные глаза.
– Вы не представляете, милая крестная, как я была счастлива, когда мы были вместе. Может быть, это и длилось всего несколько мгновений, как утверждает фея Агата, но ничего более великого, более значительного, полного свершений со мной никогда не происходило! Все существо мое ликовало, каждая частица звучала в унисон с его сердцем, и наше единство наполняло нас безграничной небывалой творческой силой! Не только мы, весь мир участвовал в этом торжестве. Нет, – девушка сокрушенно качнула головой, – слова бессильны. Я не могу описать и сотой доли. Все кажется слишком напыщенным и потому пустым. А на самом деле это божественно. И не могло быть поверхностным и мимолетным. – Конечно, дорогая, – согласилась Селина. – Но, возможно, это дружеская привязанность. Дружба – тоже очень сильное и глубокое чувство. Верный друг – это бесценный дар для каждого из нас. А ты всегда себя чувствовала одинокой. А здесь тем более… – Дружба, – сокрушенно качнула головой девушка. – Нет, крестная. Мы были слиты, переплетены, словно одно существо. А потом, когда я услышала его голос – он звучал в моем сердце! – Милая, здесь нет звуков. Здесь все происходит только в твоем сердце, – вздохнула Селина.
Ей было очень жаль Элизу. Как это несправедливо, как жестоко, что спасение лишает девушку надежды на счастье! Но этими сожалениями крестницу не спасти. Селина напрягла свое воображение: что бы сказала Агата?
– Элиза, скажи, – медленно проговорила Селина, формулируя чужую мысль, – смогла бы ты остаться тут, и отказаться от нормальной земной жизни, ради того, чтобы любить Шаула.
Девушка нахмурилась, было заметно, как напряженно она обдумывает вопрос феи.
– А у меня нет другого выбора? – подняла она глаза на крестную. – Боюсь, что нет, милая. – Может быть, я научилась бы путешествовать по его воспоминаниям, не причиняя ему вреда. Или мы смогли бы встречаться в его снах. Ведь это мир снов… – не очень уверенно ответила Элиза, и Селина почувствовала, что ей удалось заронить в сердце крестницы сомнения. – О да, не очень радужная перспектива, – кивнула Селина и добавила, страдая от жестокости собственных слов: – Даже если всю его жизнь вы сможете обмениваться воспоминаниями, изредка посещать друг друга во снах, после смерти он отправится в иные обители, а ты навечно застрянешь в междумирье. И там не будет ни Шаула, ни любви, ни надежды. – О! – воскликнула бедняжка, и слезы снова покатились из ее глаз. – Что вы хотите от меня?! – Прости, милая, – Селина обняла рыдающую крестницу. – Мы хотим твоего спасения, – проговорила она. – А от него зависит и спасение твоих близких.
***
Шаул, прихрамывая, вошел в каюту и притворил дверь. В каюте было душно и сыро. Казалось, туман пролез и сюда.
– Что с тобой на этот раз? – недовольно встретил его Бруно. – Ничего, споткнулся и упал, – неохотно бросил Шаул и переменил тему: – Капитан сказал, что через двое суток мы будем в порту. – Хорошо бы, что бы там нас встретила шеренга принцев. Тебе только останется ткнуть пальцем в наиболее симпатичного. – Не смешно, – угрюмо ответил Шаул. – Жаль, здоровое чувство юмора помогло бы тебе пережить твои страдания с достоинством, не раскисая подобно мокрой тряпке. – Отстань! – Быстро же с тебя слетел университетский лоск. Ты, кажется, мнил себя будущим философом. – Не твое дело, – отмахнулся Шаул. – Это философский аргумент, – покачал головой Бруно. – Что еще из арсенала почитателей разума и прогресса ты готов выдать? – Я сейчас увидел убежище Элизы, – сказал Шаул, чтобы заткнуть словесный фонтан Бруно. – И это выбило почву у тебя из-под ног, – медленно протянул кот, – если, конечно, на корабле уместна подобная метафора.
Кота не так-то легко было пронять. Шаул отвернулся от него. Выслушивать пустое ерничанье – нет уж, увольте. Как он мог надеяться услышать что-нибудь от напыщенного казуиста, кроме дурацкой рисовки?! "Уж лучше вернуться к своим записям", – хмуро подумал Шаул. Он достал ящичек для записей и расположился на койке. Бруно тут же оказался рядом.
– Ты видел принцессу? – тихо проговорил кот уже иным тоном. – Не знаю, – неохотно ответил Шаул, листая прежние записи. – Может быть, мне только показалось. Я не успел поговорить с ней. – Зачем тебе с ней говорить? – злобно прошипел кот. – Если бы ты был заперт в пустоте, то не задавался бы таким вопросом! Она сходит там с ума! – Не благодаря ли твоей похвальной любознательности ее высочество оказалось там? – невинно промурлыкал Бруно, обошел свой собственный хвост и улегся поудобнее.
Шаул бросил на кота испепеляющий взгляд.
– Тебя бы туда. Я пробыл там всего несколько минут и чуть не потерял рассудок. – Для того чтобы что-то потерять, надо это иметь, – не преминул съязвить кот. – Да провались ты! – взвился Шаул и скинул кота с койки. – Гад безжалостный!
Цинизм кота окончательно вывел его из себя.
– Нет! – взвыл Бруно, запрыгивая обратно. – Это у тебя нет жалости! Это ты вместо того, чтобы искать ее спасителя, сидишь и жалеешь себя, предъявляя претензии на ее сердце! – Я не жалею себя, – опешил Шаул, он не ожидал такой отповеди. – И где мне предлагаешь искать ее спасителя? На корабле? Или в море? – набросился он на кота в ответ. – Нет, – строго ответил тот. – Не на корабле и не в море. Но без решимости сделать это ты не найдешь его и во всем мире. Ты посланник, ты должен стремиться к своей цели, как стрела, выпущенная из лука. Не отвлекаться, не киснуть, не искать других путей! Иначе все бесполезно, ты никого никогда не найдешь. – Я действительно хочу найти его, – вздохнул Шаул. – Что бы там ни было, но Элиза должна быть спасена. Никто не заслужил такой участи, а тем более она. – Кто бы спорил, – примирительно мурлыкнул Бруно.
Задумалась: что тяжелее - самому попасть в такую сложную, мягко говоря, ситуацию, в какую попали Элиза и Шаул, или пытаться помочь, зная, что она безвыходная?
Действительно... Но думаю, что совершенно безвыходных ситуаций все-таки не бывает. Иногда нам, действительно, кажется, что перед нами неприступная глухая стена. Но история и не только великих, но и самых простых смертных свидетельствует, что выход есть - не такой, как нам бы хотелось, или как мы представляли себе, иногда цена его непомерна, но все же он есть.
Переливчатая лазурь на витых маковках высоких башенок замка ярко сияла в лучах полуденного солнца. Короткие синие тени узорчато кудрявились у глухой восточной стены на яркой траве, ковром устилающей пологий спуск ко рву, в котором по голубой глади плавали белые уточки, умильно кувыркаясь в воде в поисках головастиков. Сидя на небольшом холмике у тропинки в долине снов, Селина с интересом наблюдала за созданием чьим-то воображением дивного сказочного замка. Наверняка это был сон ребенка. Такие яркие волшебные сны люди редко сохраняют, став взрослыми.
Селина побывала у крестницы и распрощалась с Элизой с легким сердцем. Несмотря на пережитое той потрясение и волнения – длительное пребывание в сонном царстве кого угодно сделает неврастеником, – девочка стала сильнее. Как бы то ни было, то, что они испытали с Шаулом, суждено далеко не всем. Такие встречи возможны только между по-настоящему живыми людьми. Эти встречи исходят от жизни и побуждают к жизни. Детей, действительно, следовало оставить на волю Провидения. Жизнь – это его забота.
Совсем иначе дело обстояло с Агатой. Ее сестра стремительно расставалась с жизнью. И Селина должна была срочно осуществить хотя бы тот план, который пришел ей в голову накануне. Он был так же прост, как была проста магия Селины: оказаться внутри крепостных стен, что возвела вокруг себя Агата, попав в ее собственный сон, и поделиться с сестрой своей верой. Это было по силам незадачливой фее. Только вот как действовать в мире, который тебе непонятен и почти неизвестен?
"Я опять без спроса вторглась к тебе, Траум, – мысленно обратилась она к владыке. – Прости, но у меня больше нет идей. А я не могу сидеть сложа руки и наблюдать, как Агата умирает". Эта мысленная речь был абсолютно бесполезна. Траум не хочет ее видеть и слышать, она это очень хорошо чувствовала. Но уважение и горячая благодарность за их спасение не позволяли ей действовать, словно воришка, у него за спиной. Для осуществления ее плана ей не нужна была мощь властителя. Вполне хватило бы простого клерка, заведующего отделами снов.
На тропинке показался невысокий стройный юноша. Щеголеватый берет и замысловатый пояс выдавал в нем любителя покрасоваться, но одет он был весьма скромно. В руках у него был небольшой ящичек, в каких носят письменные принадлежности. И действительно, юноша присел и, достав из ящичка перо и свиток, начал что-то писать, вглядываясь в сон, который видела и Селина. Приняв поначалу ее за один из персонажей сна – кого только не бывает в детских снах! – он старательно склонился над свитком, но чуть погодя, присмотревшись, поднялся со своего места и подошел к непрошеной гостье.
– Простите, госпожа, – юноша склонился в изящном почтительном поклоне, но лицо его выдавало озабоченность, сдвинув брови, юноша напустил на себя солидность. – Здравствуйте, дорогой мой, – сердечно приветствовала его Селина.
Непосредственность феи сбила молодого человека с толку, и он замялся.
– Я… Я могу вам помочь? – наконец нашелся он. – Да! – горячо воскликнула Селина и, поднявшись, положила ладонь на рукав юноши. – Именно вы можете помочь мне. – Как вас зовут, друг мой? – Сламбер, госпожа… – Как мило, – улыбнулась Селина, протягивая юноше руку. – А меня Селина. Я фея и мне нужна ваша помощь, милый Сламбер, – доверительно заглянула она к нему в глаза.
Селина всегда чувствовала то, что переживает ее собеседник, но нахождение в царстве снов, где обостряются все ощущения, она слышала каждый даже самый незначительный обертон его настроения. Юноша был добр и еще по детски мягок и доверчив сердцем, но желание как можно лучше выполнить свой долг, как и честолюбивое стремление выделиться по службе, требовали твердости.
– О, вам не следует опасаться, что моя просьба нарушит правила вашего царства. Мы, феи, проделываем это постоянно. И ваш владыка, конечно, никогда не возражал. Это самое невинное волшебство. Феи часто радуют им детей. Вы, наверняка, не раз встречались с ним в детских снах.
Юноша, недоуменно поднял брови.
– Простите меня, друг мой, я всегда так путано объясняю, – виновато улыбнулась Селина. – А у вас здесь всегда волнуешься больше обычного. Я сейчас все объясню по порядку. Иногда феи посылаю детям во снах какой-нибудь подарок. Например, малыш потерял любимую игрушку, и не может найти ее. Тогда фея незаметно кладет ему под подушку маленькое зернышко подорожника, и, прочитав небольшое заклинание, можно быть уверенным, что малыш найдет во сне свою куклу, а, проснувшись, проделает это и наяву. А иногда, когда малыш болен или расстроен, ему кладут под подушку лепесток розы, и тогда он увидит во сне смешную счастливую сказку. А если мальчишка обижает или дразнит кого-нибудь ему можно положить колючку репейника, и ночью он увидит себя со стороны. Не всегда это помогает. Но некоторым детям, чтобы задуматься о себе, оказывается достаточным и этого. Детей легко утешить, или подсказать, или научить чему-нибудь во сне. Они так доверчивы и безыскусны. Со взрослыми такое волшебство случается гораздо реже. Их ученость лишает их простоты и заводит в косматые дебри символов и аналогий, – вздохнула Селина, махнув рукой. – Это правда, чего только не придумают люди, увидев какой-нибудь сон. Мы часто потешаемся… – усмехнулся юноша, но осекся: феи – тоже люди. – Это, действительно, забавно, – улыбнулась Селина. – Ведь вы встречали такое волшебство? – Конечно, и не раз, – успокоившись, Сламбер стал гораздо откровеннее и словоохотливее. – Мы не имеем право вмешиваться в судьбы людей. Что-нибудь серьезное – открытие, видение, пророчество – это посылается во снах только с позволения владыки. А так по мелочи мы свободны и любим поиграть с людьми – иногда подшутить или подбодрить кого-нибудь во сне. У каждого из нас есть свои любимчики. – Милый Сламбер, – Селина взяла юношу под руку. – У меня, к сожалению, мало времени. В вашем царстве долго находиться даже феям непросто. Мне нужна ваша помощь, чтобы появиться в одном сне. Вы ведь записываете все сны? – Нет, госпожа, только детские, – разуверил ее Сламбер. – О нет! – Селина готова была расплакаться. – Что случилось? – огорченно воскликнул юноша. – Ах, друг мой, с моей сестрой случилась беда! – утерев набежавшие слезы, Селина поведала Сламбру о болезни Агаты. – О, я так сожалею, милая фея Селина! – воскликнул добрый юноша. – Я, кажется, видел вашу сестру. Несколько дней назад, она пробиралась по болоту отчаяния и ее нога соскользнула с кочки. Я был далеко и не мог помочь, – поспешил оправдаться юноша. – Хотя мы и не имеем права этого делать… Но видеть это было мучительно. Она выбралась, но, видно, душа ее успела наполниться болотной водою. – О, как вы добры, милый друг! – глаза Селины наполнились слезами, искреннее сочувствие юноши, вызвали горячую волну благодарности. – Спасибо вам. – Но я ничего не сделал, моя госпожа, – смущенно пробормотал тот. – Вы не остались безучастным, – наставительно проговорила она и, взглянув в глаза юноше, коснулась его по руки. – Помогите мне, Сламбер, найти сон Агаты. Я должна спасти ее! – Я не могу вам помочь, госпожа. Но уверен, что вам поможет мой дядюшка, господин Рев, – пояснил юноша. – Он самый добрый и очень могущественный. – О, пожалуйста, Сламбер, побыстрее. Мое время на исходе, – взмолилась Селина.
Чувства все больше овладевали ей, она почти перестала контролировать их. Постоянная тревога за сестру смешалась с беспорядочными мыслями о Трауме. Сламбер быстро вел ее какими-то запутанными путями, но Селина, задумавшись, престала замечать дорогу.
"Где же ты, Траум?" – печальное лицо владыки царства снов все явственней проступало в памяти. Русые волосы, зачесанные назад, открывали высокий красивый лоб, из-под густых бровей на нее был устремлен проницательный взгляд холодных светло-голубых глаз. Суровость выражения лица усиливалась складками, спускающихся от крыльев прямого носа, четкой горизонтальной линией плотно сомкнутых губ и резко очерченными скулами, но округлый подбородок с ямочкой чуть смягчал впечатление. "Траум".
– Мы пришли, госпожа, – услышал она над своим ухом тихий голос юноши. – Неужели? – Селина выпала из своих грез и с удивлением оглядывала окрестности – они были в саду. – Ваш дядя – садовник? – О нет, что вы! Он помощник самого великого владыки! – с благоговением и гордостью за дядю воскликнул юноша. – Траума? – О да, – выдохнул Сламбер, чуть склонив голову.
Селина почувствовала, что смутила юношу, так запросто назвав властителя царства снов по имени.
– Простите, – она смущенно потупилась и потрепала юношу по рукаву. – А что мы делаем в саду? – Ждем дядю, он всегда приходит в этот час полюбоваться цветами. – Как мило, – улыбнулась Селина.
Цветник был действительно прекрасным. В центре, гордо подняв точеные головки, красовались мраморно-розовые тюльпаны, их окружало белоснежное кружево белых с нежной волнистой кромкой лепестков, а по краям на фоне зеленой травы густо алели красные анемоны.
– Вот и дядюшка, – Сламбер оставил Селину и поспешил навстречу господину, появившемуся на тропинке.
Дядюшка с племянником остановились, и юноша начал что-то быстро говорить тому. Господин Рев слушал, слегка нахмурившись, потом удивленно вскинув взгляд на Селину, почтительно поприветствовал ее, поклонившись. Селина с удивлением рассматривала помощника Траума. Как тот не походил на своего владыку! Дядюшка Сламбера был невысок и хрупок, подвижная живая жестикуляция тонких длинных рук делала его чуть нескладным. Его круглое лицо с аккуратными чертами было простодушным и веселым. Одет царедворец был изящно, но некоторый беспорядок в платье выдавали его беспокойный нрав: бархатный камзол благородного цвета маренго чуть топорщился на груди, небольшая сапфировая булавка была приколота неровно, отчего белоснежный отложной воротник чуть-чуть перекосился. Бант одной из подвязок, которые тон в тон подходили к кобальтового цвета штанам, был ослаблен и скорбно свисал на фоне темных чуть приспущенных у щиколотки чулок. Зато бархатный аквамариновый берет прекрасно оттенял розовощекое улыбчивое лицо господина Рева.
Мужчины подошли и остановились перед ней.
– Я счастлив приветствовать вас, фея Селина, – сердечно проворковал дядюшка, склонившись в изящном поклоне.
Селина слегка присела в реверансе и протянула руку:
– Я тоже очень рада встрече с вами, господин Рев.
Помощник Траума почтительно склонился к ее руке.
– Я хотела бы попасть в сон моей сестры Агата, – начала Селина без предисловий, времени у нее было в обрез, а горячее расположение дядюшки пыхало на нее, как горящий камин. – Но, милая моя госпожа, – с сожалением протянул Рев, – это невозможно. Вы видели ее сны? – Нет, – просто ответила Селина. – Там ничего уже нет, – с болью глядя на нее, сообщил господин Рев. – Она ничего не видит. – Но, может быть, она хотя бы слышит, – прошептала Селина, голос изменил ей. – Пойдемте, я покажу вам.
Он протянул руку, пропуская ее вперед, и они тот час оказались в долине снов.
– Вот это черное пятно, – горестно указал господин Рев на огромное чернильное озеро, разлившееся в самом центре долины среди исчезающих миражей других снов. – Возможно, что в глубине еще есть отдельные островки сознания, но… – добрый господин горестно развел руками. – Я войду туда, спасибо вам, – она благодарно пожала локоть господина Рева. – Но, милая моя, вы погибнете! – воскликнул он, удерживая ее. – Эта чернота не из наших мест! Вы понимаете, откуда она? Ваша сестра уже… Вы не сможете спасти ее, но погибнете сами. – Но она еще не ушла! Ведь сон ее здесь! Значит что-то от нее еще осталось!
И Селина вступила в густую вязкую ткань последнего сна Агаты.
Траум наблюдал, как маленькая фея обихаживает его слугу. И надо же было, чтобы ей попался этот слюнтяй Сламбер, племянник Рева. Он растекался под ее взглядом, словно мороженое по креманке. Было очевидно: он у нее на крючке, и она добьется от него всего, что пожелает. Маленькая фея безошибочно определяла все мелкие чувства этого мальчишки. Она опять ворвалась в его владения с какой-то очередной идеей.
– Ну-ну, посмотрим, что на этот раз, – качнул головой Траум.
Она хотела спасти свою сестру. Что ж в остроумии ей не откажешь: достать отгородившуюся от мира фею из ее снов.
– Только боюсь уже поздно, – протянул Траум и отошел от окна.
Он заставил себя не смотреть на нее. Пусть делает что хочет. Нарушить ничего в его владениях она не сможет, а как это с точки зрения планов Провидения – забота самого Провидения.
Траум вернулся к столу и углубился в бумаги. За время его отсутствия у него скопилось множество дел, требующих его личного вмешательства. Сделав пометки на оном листе, он отложил его в сторону и принялся было за другой, но с него на Траума смотрела маленькая фея. Смотрела внимательно без стесненья, так рассматривают портрет. Она, видно, просто думала о нем, вспоминая его черты. И он не смог закрыться от нее, отгородится от ее долгого взгляда. Наоборот, он, не отрываясь, смотрел на нее, наполняясь внезапно сошедшим на него покоем. Это прекратилось само собой – кто-то отвлек ее. Траум перевел взгляд в цветник. "Рев! Его только не хватало в этом параде участия", – досадливо подумал Траум. Добросердечный потомок людей тут же привел Селину ко сну Агаты. Тьма еще больше сгустилась: в часах феи оставалась всего горстка песка.
– Ты утонешь, – предостерег Траум маленькую фею, словно та могла его слышать. – Я не утону, – услышал он ее ответ. – Ты проведешь меня туда, где осталась хоть что-то от Агаты.
И он повел ее. В мгновенье ока она оказалась на крошечном островке, который не мог увидеть никто, кроме владыки снов.
– И что ты будешь делать?
Она подняла на него лучистые глаза и просто ответила:
– Поддержу ее своей верой, пока она не поверит сама. – Если ты не найдешь на что опереться, ты погибнешь. – Что ты! Мы же сестры, я знаю ее, как саму себя, и верю в нее всю нашу жизнь. Я могу сейчас превратиться во все, что угодно? – Представить! – поспешно поправил он ее. – Ты можешь представить все, что угодно, и это будет настоящим.
Фея прикрыла глаза и превратилась в пылающий верой факел. Вот так – просто, не мудрствуя: вера – огонь. Как в каком-нибудь незатейливом сонете благочестивого деревенского поэта. Но от его сияния тьма отступала, и крошечный пятачок рос. В несколько мгновений он превратился в большой зеленый остров с щеточкой изумрудных лесов на горизонте и фисташковыми холмами, на одном из них теперь вырос прекрасный замок с кружевными башенками, а на крутых обрывах белых скал, как маяк, продолжало сиять сердце маленькой феи. Тьма растворилась, и теперь о высокие скалы билась переливчатые аквамариновые волны, разливаясь белоснежной пеной, а воздух наполнился криками чаек. Она победила. Ей надо было возвращаться. Но маяк все сиял, а маленькая фея не появлялась.
– Возвращайся, – прошептал Траум. – Ты слышишь меня?! Возвращайся! – не выдержав, приказал он.
Сон старшей феи стал таять. Смолкли крики птиц, исчезли шумные волны, замок и лес, растаяли скалы, блеснув в последний раз, растаял и маяк.
Маленькой феи в его владениях не было. Только ладонь еще сохраняла теплоту маленькой ручки Селины, словно она держала его за руку.
Отважная, чудесная Селина! И как хорош Траум в описании, так и явился перед глазами.
Юлия пишет:
цитата:
Читала, что если "по крайней мере" стоит после слов, к которым выражение относится, то запятая ставится, а если перед, то не ставится. Но иногда обособляется и в данном случае.
Это меня зациклило на обособлении.
Тапочек немножко.
Юлия пишет:
цитата:
Сидя на небольшом холмике у тропинки в долине снов, Селина с интересом наблюдала за созданием чьим-то воображением дивного сказочного замка.
Как вариант: Сидя на небольшом холмике у тропинки в долине снов, Селина с интересом наблюдала, как силами чьего-то воображения создавался дивный сказочный замок. Вариант не очень, просто немножко споткнулась на предложении.
Юлия пишет:
цитата:
Селина всегда чувствовала то, что переживает ее собеседник, но нахождение в царстве снов, где обостряются все ощущения, она слышала каждый даже самый незначительный обертон его настроения.
Что-то не то с предложением.
Юлия пишет:
цитата:
Иногда феи посылаю детям во снах какой-нибудь подарок.
посылают
Юлия пишет:
цитата:
А если мальчишка обижает или дразнит кого-нибудь ему можно положить колючку репейника,
Зпт после «кого-нибудь»?
Юлия пишет:
цитата:
Суровость выражения лица усиливалась складками, спускающихся от крыльев прямого носа, четкой горизонтальной линией плотно сомкнутых губ и резко очерченными скулами, но округлый подбородок с ямочкой чуть смягчал впечатление.
спускающимися
Юлия пишет:
цитата:
Одет царедворец был изящно, но некоторый беспорядок в платье выдавали его беспокойный нрав:
Спасибо, за очередные тапки. Сколько же их?! УжОс!
***
"На третий день ветры стали стихать, но прежнее волнение вызвало чрезвычайно вредную качку. Судно переваливалось с боку на бок, и несло нас по своей воле. Положение сие было не менее удручающим, чем прежняя буря, так как не давало вовсе управлять судном. А по утру корабль накрыл густой туман, что крайне затрудняло работу людей, и без того измученных всеми предыдущими событиями".
Поставив точку, Шаул осмотрел перо. Оно требовало починки. Занимаясь пером и обдумывая следующую фразу, он незаметно для себя снова вернулся мыслями к Элизе. Пустота, словно он испачкался ею, так и осталось у него на кончиках пальцев, доводя его порою до сумасшествия, и тогда ему необходимо было тот час дотронуться до чего-нибудь грубого, что бы унять это жуткое ощущение пустоты. "Как она справляется? Ведь у нее ничего нет?" Участь Элизы представлялась ему ужасной. И он был рад, что хоть изредка она может убегать оттуда в его воспоминания. Он не находил в них хоть что-нибудь интересного для нее, но все же это было, наверное, лучше удушающей пустоты ее темницы. И вдруг его накрыла волна стыда: а если она увидит, как его избивали в детстве, как он трусил, или как влюбился в госпожу ван Остенрейн? Только не это!
– Ты что, приведение увидел?
Шаул перевел взгляд на вскочившего на его койку Бруно, но не ответил ему, все еще оставаясь под впечатлением поразившей его мысли.
– Да что с тобой, друг любезный, опять провалился в небытие? – Это ужасно, – проговорил Шаул самому себе. – Что именно поразило твое скудное сознание? – не унимался зловредный кот. – Она видит мои воспоминания, – ответил наконец коту Шаул, не обращая внимания на его уколы. – С чего ты взял? – Я это понял там, – неохотно ответил он. – Ну и что с того? – Бруно, в твоей жизни не было событий, о которых ты предпочел бы не вспоминать? – ответил Шаул коту вопросом на вопрос. – Так и не вспоминай, и она, скорее всего, о них не узнает. А что ты так переживаешь? Ничего ужасного, из ряда вон выходящего ты сделать не мог, – пренебрежительно махнул лапой в сторону Шаула кот. – А такие грешки как трусость, предательство по мелочи, юношеские мечты есть у каждого. Никто не ходит по воде. К тому же ты не благородный принц. Тому, быть может, она и не простила. А ты простой мальчишка, чернь, по ее понятиям. В тебе ж нет ни капли аристократической крови! – Какой же ты гад. Пошел вон! – Шаул скинул подлого кота с койки. – Пусть тебя Перец сожрет, если не отравится, конечно. – А что ты разобиделся, как красна девица? Я не даю оценку твоей персоне. Это жизненная реальность. Ты влюбился в принцессу. Наследницу трона. Да она с молоком матери впитала королевскую спесь. Ее с колыбели пестовали, словно слепленную не из того теста, что остальные смертные. Твоего прадедушку в ее времена в лучшем случае до кухни допустили бы. И сейчас ты для нее гонец, курьер, – кот досадливо махнул лапой, – да пусть хоть посол – все равно слуга! Но не ровня. Пойми, то, что ты увидел в ней, было прекрасно. Но в реальной жизни это может никогда даже не проявиться. Все благородное, чистое, достойное любви будет спрятано под горностаевой мантией и подчинено интересам короны. – Я видел ее и в реальной жизни. Нет в ней никакой спеси, – вступился за любимую Шаул. – Дай то бог, – кивнул Бруно. – Я не хотел чернить несчастную принцессу. Прекрасен властелин, чье благородство не только в крови, но и в сердце. В конце концов твоя любовь и восхищение ею не мешают тебе служить ей, – рассудительно заявил кот и добавил: – Если ты на самом деле благородный человек. – Не знаю, благородный ли я, но другого выхода все равно нет. От моей службы – кем бы я ни был для нее – зависит ее спасение. – Вот слова истинного рыцаря духа, – не без иронии провозгласил Бруно.
*** Теплый луч скользнул по лицу, оставив дивное ощущение нежного прикосновения. Селина открыла глаза. Он была в своей комнате. Долина снов, тьма последнего сна Агаты, прекрасный остров – все исчезло. Осталась только надежная теплота сильной руки Траума.
– Я стала слишком чувствительной, – отчитала себя Селина, уставившись на собственную ладонь, словно на ней мог остаться след его прикосновения.
Но Траум, действительно, провел ее над бездной небытия. Он снова спас ее и…
– Агата! – Селина вскочила с кровати и бросилась на поиски сестры.
В спальне было пусто. Селина заглянула в библиотеку, спустилась на кухню, пробежала через холл и музыкальную комнату, зашла в гостиную – никого!
– Святые небеса! – взмолилась Селина, не зная каких напастей еще можно ожидать.
Тяжелые портьеры в гостиной колыхались дуновением ветра, врывающимся через распахнутые в сад двери.
– Она не могла исчезнуть, – пробормотала Селина, выбежав в сад.
Там, как ни в чем не бывало, прежняя Агата возилась у клумбы, срезая последние астры.
– Агата, – выдохнула Селина, и глаза ее наполнились слезами благодарности. – Сегодня такой чудесный день! – услышала она ее бодрый голос. – Ты только посмотри, какая красота, – Агата протянула ей огромный букет. – Чудесно! – воскликнула Селина и прижалась к плечу сестры. – Я так счастлива! – Спасибо тебе, дорогая, – прошептала та ей на ухо. – Нам надо будет поговорить о том, что случилось. Но сначала – завтрак. Мы сегодня немного припозднились с ним. Но зато он будет великолепен.
После роскошного завтрака сестры утроились в беседке в саду. Восхитительный теплый осенний день праздновал вместе с ними победу над небытием.
– Ты все-таки обратилась к Трауму, – недовольно покачала головой Агата, когда Селина закончила свой рассказ. – Ты не слышишь меня, Агата, – возразила она сестре, запахивая шаль. – Ты предубеждена против него. И видишь даже в его помощи злобные козни. Это не так. Ему ничего от нас не надо. Ты не веришь мне? – Успокойся, Селина. Я не утверждаю, что он желает нам зла. Но он могущественный дух, средоточие немыслимой мощи. Он опасен уже тем, что он тот, кто он есть. – Это слишком заумно для меня! – отчаянно воскликнула Селина. – Мы ничего не знаем о нем. Ты сама утверждала, что он способен удовлетворить всем самым противоречивым описаниям. А твое мнение о нем – лишь одно из множества. И я напомню тебе, что большая часть из них не сулит ничего доброго тому, кто вознамерился встретиться с ним.
Селина лишь качнула головой: что толку в спорах?! Что бы она ни сказала, Агата не изменит своего мнения. Если уж два спасения подряд не убедили ее, Селина бессильна. Фея вздохнула, сокрушенно качнув головой. Ей было горько, что она не может выразить владыке снов переполняющую ее благодарность, а отсутствие таковой в сердце сестры представлялось Селине страшной несправедливостью по отношению к Трауму. И потому она решила быть благодарной ему вдвойне – за себя и за неблагодарную Агату.
У нее вошло в привычку благодарить его за каждый день – ведь его могло бы и не быть у них, если бы ни он. Уютные домашние хлопоты, опека над крестниками, занятия с учениками, не говоря уже о тревоге за Элизу и Шаула, – все это теперь было связано с таинственным владыкой снов. Селина каждый раз скрупулезно перебирала в памяти его черты, словно позабыв хоть одну из них, она проявит черную неблагодарность.
"О, доблестный мой рыцарь Бернар, как ты отдал свою жизнь за любовь, так и я приму смерть во имя любви. И уст моих не коснуться другие уста, и сердце мое не примет другого, и рука моя не будет отдана никому". Так сказала прекрасная принцесса Мелисенда, запечатлев поцелуй на мраморном челе погибшего рыцаря. И вернулась гордая принцесса Мелисенда в замок Кале, и отвергла принца Артуа из Асси, могущественного и славного, который добивался ее, и, отказавшись от пищи и воды, тихо угасла с именем доблестного Бернара на устах".
Элиза вздохнула, смахнув непрошеную слезу. Романом об отважном молодом рыцаре, дерзнувшем полюбить прекрасную принцессу, когда-то зачитывались фрейлины королевы Аманды, проливая слезы над несчастными влюбленными. Элиза выбор прекрасной Мелисенды не одобряла. Но доблестный Бернар был так благороден и красив, а нареченный принцессы, могущественный принц Артуа, так коварен и отвратителен, что осуждать и тогда прекрасную Мелисенду Элиза не решалась. А сейчас судьба отважных влюбленных была, словно отравленная стрела в ее сердце. Она упивалась всплывающими в памяти строками романа, описывающими всепоглощающую любовь и беспредельную преданность влюбленных, и казнила себя за малодушное низкое предательство.
Прекрасные дамы, принимающие смерть во имя любви, отважные рыцари, не отступающие перед величием королей, подвиги, прославляющие любовь, – все это было так прекрасно и так непохоже на то, что предлагали ей крестные. Элиза пребывала в мрачной апатии. Она уже не знала, действительно ли полюбила всем сердцем или это всего лишь игра ее воображения, не выдержавшего однообразия пустоты. Селина отравила ее чувство сомнением. Если она не хочет провести вечность в неведомом ей, но, повидимому, ужасном междумирье, она должна отказаться от своей любви и полюбить принца такого же, к слову, как и то самое междумирье неведомого.
А Шаул? Элиза вздохнула: ей так нравилось необычное певучее имя, переливающееся на языке, словно шарики карамели. Сомнение подточило и ее уверенность в любимом. Шаул Ворт не был доблестным рыцарем. Его отец… Она не знала, кто его отец, но в лучшем случае тот - зажиточный купец. А всем известно, что купеческое сословие заботиться не о чести, а о выгоде. Неизвестно, что заставило Шаула отправиться на поиски принца для нее. Слава или нажива?
– Нет, – хмуро проговорила Элиза.
Ни в маленьком слабом мальчике, которого она знала, ни в прекрасном юноше, которым он предстал перед ней, не было ни мелочной расчетливости, ни алчности. Но разбив мечту, феи раскололи и образ Шаула на две противоположные половины. В ее воспоминаниях он был прекрасен, величественен и силен, а в своих собственных – испуган и слаб. Какая из этих половинок настоящая? Она запуталась. И весь ее прежний опыт не мог дать ей сколько-нибудь приемлемого ответа. Элиза поморщилась, представив реакцию матери.
– Принцесса крови! Будущая королева! – звенел в голове голос королевы Аманды. – Что за безумные затеи?! Что за щенячий восторг от созерцания черной кости?! Ты без ума от его трусости?! Или его слабость и робость по нраву тебе?! Или ты готова разделить с ним его бесчестье, или держать ответ за низость и предательство, совершенные им?! Истинный аристократизм: доблесть, благородство и честь – вот путь к сердцу прекрасной дамы!
Ох, уж лучше бы они с Шаулом тогда отправились в небытие вместе. И не было бы этих ужасных бессмысленных сомнений и путаницы чувств. А теперь она должна вывернуть свою душу наизнанку, чтобы разлюбить того, кто стал ее второй половинкой, и воспылать страстью к какому-то принцу, кого и в глаза никогда не видела! Да что же за нелепая идея?! Даже в романе перед прекрасной Мелисендой предстали оба рыцаря.
– Я должна разобраться. Если мне надо отвергнуть его, я должна знать почему, – гордо выставив подбородок, неизвестно кому заявила Элиза. – Я должна понять, должна, – упрямо повторяла она. – Да, что там с этой кошкой?!
Холодный порыв ветра стегнул по лицу. Элиза огляделась: она очутилась на берегу реки. День был холодный и пасмурный. У самой воды на старой почерневшей сломанной лодке, сгорбившись, словно маленькая старушка, сидела девочка.
– Вот ты где, – услышала она запыхавшийся мальчишеский голос. – Шаул, – прошептала принцесса, смешавшись и обрадовавшись одновременно.
Элиза снова оказалась в его воспоминаниях. Сердце встревожено качнулось и зачастило в унисон сердцу запыхавшегося от быстрого бега мальчика. "Я не буду вмешиваться", – просительно пообещала она.
– Элька! – окликнул девочку Шаул.
Услышав зов, девочка испугано дернулась и подняла головку, ветер трепал выбившиеся из-под чепца тонкие соломенные волосы. Страх в ее глазах пропал, и она оттерла подолом чумазое заплаканное лицо.
– Я хочу к маме, – тихо пискнула Элька, и глаза ее снова наполнились слезами. – Я понимаю, – Шаул вздохнул и сел рядом с девочкой.
Элька молчала, а он не знал какими словами можно ее утешить. С реки дул резкий пронизывающий ветер, и Шаул, вспотевший от быстрого бега пока искал Эльку, совсем продрог.
– Ты здесь совсем замерзнешь, – проговорил наконец он, зябко поводя плечами. – Ну и пусть, – тихо ответила девочка, подняв на него прозрачные серо-зеленые, словно талая вода, глаза.
Такой взгляд был у старухи Тильды Гласс. Когда-то она сидела у входа на городской рынок, обзывая и пугая людей. Она так и померла там, с открытым ртом, из которого торчал один единственный желтый зуб и вот с таким же отчаянным взглядом выцветших глаз, словно смерть, отдавая дань справедливости, наконец прокляла саму старуху. Шаул нахмурился: старуха Гласс была сама виновата, а Элька… Стыд и вина перед девочкой с новой силой навалились на него.
– А как же твой отец? – нерешительно спросил Шаул.
Девочка в ответ лишь пожала плечами. Они снова замолчали и вместе смотрели на реку, несущую обломки потемневшего грязного льда. Вода тяжело толкала огромные серые глыбы. Сталкиваясь и задевая друг друга, льдины издавали треск и скрежет, саднивший слух.
– Элька, я видел, как они гнали твою кошку, но не помог… – не выдержав душившего его чувства вины, просипел Шаул. – Никто не помог, – тихо ответила девочка. – Никто… – помолчав, безучастно повторила она. – Прости меня, – прошептал Шаул.
Элька снова пожала плечами, еще сильнее сжавшись под порывами ветра, и отвернулась. Чувство вины не прошло, наоборот – и ему и Эльке стало еще хуже.
– Пойдем домой, – Шаул легко дотронулся до плеча девочки.
Но та не ответила, а лишь отодвинулась от него, словно хотела показать этим, что он может уходить. Он не ушел, а вместе с ней уставился на надрывающуюся в тяжких трудах реку. Отчаянием был пропитан весь воздух на этом промозглом пятачке вокруг Эльки. Шаулу казалось, что даже река, теряя силы и надежду справиться со льдом, замедлила свой бег. "Вот почему отчаяние называют смертным грехом, – вдруг догадался Шаул. – Потому что оно ведет к смерти". Если Элька и была еще жива, то это только видимость – на самом деле она тонет, не сопротивляясь и не стараясь выбраться из поглощающей ее пучины, и через некоторое время она и на самом деле умрет. Шаул разозлился на собственные мысли и в отчаянном протесте придвинулся к девочке, обняв ее за плечи, чтобы согреть. И тут за пазухой зашевелился сверток. Он только сейчас вспомнил, что нес Эльке котенка. Шаул расстегнул куртку и вынул укутанного в платок малыша. Котенок был абсолютно белый, порывы ветра разметали его шерстку, обнажив нежную розовую кожицу. Малыш жалобно запищал.
– Элька, смотри, – обратился Шаул к девочке.
Та равнодушно глянула на жалобно пищавшего котенка и отвернулась.
– Он без тебя пропадет, – попытался расшевелить ее Шаул.
Но Элька даже не повернула головы. Это было совершенно непохоже на нее. Шаул был прав: Элька была совсем плоха. Он дотронулся до руки девочки, рука была холодной с посиневшими ногтями. Казалось, она уже не чувствовала и холода. Шаул взял котенка и положил на колени Эльке. Застыв на промозглом ветру, малыш отчаянно запищал и полез, ища приюта. Он цеплялся за шнуровку, за рубашку девочки, но всякий раз, не добравшись до верха, соскальзывал вниз. Возня котенка отвлекла взгляд Эльки от реки, и, склонив голову, она равнодушно наблюдала за его тщетными попытками. Наконец ему удалось забраться на ее плечо, и он, трясясь от холода, неуклюже пытался устроиться под старенькой штопаной шалью, крест-накрест обязывавшую тщедушную грудь девочки. Лапы скользили, и он готов был снова сорваться вниз. Элька положила руку на котенка и придержала его, он нырнул к ней в ладонь и лизнул палец.
Котенок лизнул еще раз ее палец, кивнув головой, словно утвердительно ответил на ее вопрос. И слабая улыбка растянула посиневшие губы девочки.
Элизе казалось, что она еще на берегу и видит посветлевшее лицо Эльки, но видение растаяло, и она вновь оказалась в своей душной темнице. Безыскусная искренность подсмотренных ею чувств и поступков, смутили и растрогали ее. Да, Шаул не очень-то заботился о чести, и все же он не потерял ее. Странно, что ни гордость, ни отчаянная смелость руководили им, однако ему нельзя было отказать ни в достоинстве, ни в определенной доле отваги. Что же именно составляло существо его поступков, Элиза не могла понять. Он не был похож ни на благородного Бернарда, ни принца Артуа, ни на придворных короля Грегора.
Полуденное осеннее солнце заливало небо тонкой золотистой дымкой. Траум с удовольствием вдохнул разогретый терпкий осенний воздух. Он быстро шагал по своим владениям. Все утро просидев с бумагами, он был рад размяться. Облетевшая листва мягко шуршала под ногами, тонкое кружево потерявших свой наряд деревьев курчавилось на нежной лазури неба. Кто бы ни создал этот дивный пейзаж, он был в душе художником. Налетевший ветер, гнавший облака, словно заправский пастух, дыхнул холодом, и Траум теснее запахнул плащ. Темные тучи скрыли солнце и стерли яркие краски. Скоро здесь разольется унылый холодный осенний дождь. Траум вынырнул из осеннего ландшафта и шагнул в раскаленный восточный город, укрывшись в тенистых узких улочках от палящего солнца. Вскоре он покинул и его, миновал унылые пустоши и вышел на окраину царства. Там горевала подопечная фей.
Траум остановился. Если бы не он, она бы уже пребывала в тех обителях, куда страданию путь закрыт. Он вспомнил, как соединились души двух молодых людей. Тогда, на пороге небытия, это одарило их блаженством, теперь, когда они остались жить, это принесет им лишь разочарование и боль. Что-то похожее на сочувствие тронуло его сердце, но Траум качнул головой, умиряя самого себя. Такие встречи – забота Провидения. Зачем оно позволяет некоторым людям пережить опыт, который те не в состоянии воспринять, словно в какой-то наивной надежде, что, несмотря на прошлые неудачи, кто-нибудь из них все-таки воспримет и преодолеет собственную ограниченность, Траум благоразумно не задумывался. Отношения Провидения с людьми – вечный соблазн для духов. Но он был в мире людей и видел слишком много боли, чтобы не завидовать этим любимчикам.
Вот и несчастная принцесса страдает и мучается в его собственных владениях и отчасти по его вине. Траум задумался и создал безопасные коридоры для путешествий девушки. Теперь она не сможет случайно ни пересечь границу царства Тода, ни заблудиться в долине воспоминаний. Словно почувствовав появившуюся возможность, девушка мгновенно оказалась в воспоминаниям своего друга и тем самым, как крючком, выловила того из земной реальности. Мальчишка бухнулся с размаху в воспоминания принцессы, с трудом понимая, что с ним произошло.
Провидение запретило Трауму упорядочить появление этого Шаула Ворта в его владениях. Он сам не спешил это делать, когда у него была такая возможность, не желая вмешиваться в глупости фей. А вмешавшись, потерял власть, исправить путаницу. Что задумало Провидение?
Траум кивнул: он не мог влиять на появления юноши, но мог урезонить принцессу. И отправил девушку назад в ее убежище. Отныне пути принцессы пролягут через долину снов, и если сна юноши там не окажется, она не попадет в его воспоминания.
Траум еще раз осмотрел проделанную работу и остался доволен. Он не нарушил воли Провидения, и не допустил опасной путаницы в собственных владениях. Так и должно было быть. Но все его усилия не облегчили страдания принцессы, и та в своем убежище корила и мучила себя.
Еще читаю... Интересно со стенами: одни их возводят, другие - латают, третьи пытаются разрушить. А в итоге - все суета и суета сует. О Шауле уже озаботилось само Провидение - добрый знак, а Траум влюблен - и еще как... Вырисовывается интересный типаж в образе братца Тода - экий кляузник.
По дороге замеченные тапочки (может в чем-то повторяюсь - не обессудь)
цитата:
Никогда бы Агата не сдалась. Что бы не происходило, сестра всегда боролась.
- ни происходило. Кстати, а если первое предложение чуть подправить, например: Агата никогда не сдавалась - ? Более утвердительное как бы.
цитата:
Прежде всего – его непосредственными задачами, для их исполнения он и был создан.
Может - своими непосредственными задачами - ?
цитата:
Но было совершено ясно, что оно идет в разрез с привычной для нее жизнью.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 28
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Да еще и Шаула наделили особыми правами, ох! 
) - уже погружаюсь в твой волшебный мир. Чую, там любезный моему сердцу Траум во всей своей красе... 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
