Хелга
|
| |
Сообщение: 23825
Фото:
|
|
Отправлено: 02.09.10 18:09. Заголовок: Ужас и ноги понесли ..
Ужас и ноги понесли обратно к озеру, но Данила перехватил меня на лету, и потащил куда-то в иную сторону. Я, пискнув, подчинилась – неплохо, когда решение принимают за тебя. Данияр лихо перескочил через изгородь, за которой отара устраивалась на покой, что только снился мне – я пролезла под жердью, поскольку прыжки в высоту никогда не были моей сильной стороной. Данияр, лавируя среди сонных производителей шерсти, завлек меня в самую их гущу. «Думаю, это очень верное решение, Данияр на высоте», – заценила авторша, поглаживая маленькую симпатичную овечку, что тыкалась носом ей в колени. И мои колени оказались объектом изучения для пары-тройки курчавых подружек. Впрочем, это – лирика, которой не было и нет места в жизни, его заняла реальность – суровая дама с извращенной фантазией, ловко извлекающая из толпы тех, кто успокоился и расслабился, и встряхивающая этих наивных глупцов различными способами, коих в ее арсенале имеется бесчисленное множество. – Сиди здесь и не высовывайся! – сказал Данила. – А ты куда? – испуганно выдохнула я. – Посмотрю… – Данила… – пискнула я. – Что? – он обернулся. – Осторожней… – Постараюсь, – ухмыльнулся он. – Знаешь, не хочется еще раз получить по затылку, он и так гудит. Вскоре он исчез в овечьей гуще, а я осталась в одиночестве, точнее, одна среди овец, насмерть перепуганная, совсем несчастная и в мокром белье. «Какой мужчина!» – нелепо и не к месту подала голос авторша. «Послушай, ты становишься невыносимо однообразной, словно… словно степь!» – разозлилась я. «Разве степь однообразна? Неужели ты не видишь, как она меняет краски, следуя за дневным путем солнца? Как колышутся, словно бархатный ворс, ее травы, как отражается небо в зеркалах озер, как разгорается пламень заката там на западе?» – запела она под аккомпанемент блеяния парнокопытных. «Сейчас вижу только то, что попала в ловушку, и степь, возможно, станет для меня местом вечного покоя», – простонала я. «Тоже красиво, – оценила авторша. – Видишь, как важна постоянная практика: даже в безнадежной и опасной ситуации ты не забываешь использовать эпитеты и образные выражения!» «А ты смерти моей хочешь!» – взвыла я, отпихивая особо настырную овцу, она попыталась зажевать рукав моей, то есть Жазириной рубашки. «Ничего подобного, – как ни в чем не бывало, отреагировала она. – Подумай, какая ты везучая!» Лучше не скажешь… Везучая, как овца, сидела в загоне, в компании себе подобных, в неизвестности, и солнце сползало за горизонт, и начинало темнеть. А что если Данила все-таки из той теплой компании, и сейчас они все явятся сюда, и везучей больше некуда будет бежать? Или вдруг он погиб на поле боя? Что тогда делать? Когда я, измученная неизвестностью, страхами, запахами и овцами, приняла решение выйти на простор, Данила явился, как черт из табакерки, точнее, как джин из сосуда. – Что? Что там? – прохрипела я, потеряв голос. – Хорошего мало. Твоих приятелей трое. Это они. Так или иначе, но мне не очень-то хочется с ними встречаться… – Думаешь, мне хочется? – простонала я. Авторша шумно вздохнула, имитируя овечий вздох. – Значит, будем подрываться… – задумчиво произнес Данила. – Куда и как? – выдохнула я. – Черт… Ямаха стоит за большой юртой, надо пробираться туда… – пробормотал он. – Но они рванут следом и не факт, что нам удастся уйти. Уж очень они настырные… Он был растерян и озабочен, это не придавало мне уверенности, но почему-то располагало к нему. – А казахи? Ну, хозяева всей этой отары? Они не помогут? – спросила я. – Помогут… – задумчиво сказал он, словно не очень вникая в мои слова. Затем встряхнув головой, отпихнул особо активную овцу и продолжил уже вразумительно: – Если хочешь, мы можем выйти к твоим приятелям и спросить, что им нужно. Хотя, учитывая их… упорство, я бы не стал этого делать… – Они не мои приятели! И я ни за что не пойду к ним на переговоры! – Ты уверена? – Данила уставился на меня, но в сумерках я не могла уловить выражение его глаз. – Уверена, – упрямо повторила я. «Лучше славная смерть, чем позорная капитуляция!» – авторша в гордом порыве чуть не оседлала овцу. – Тогда… вперед, Женя Лапина! – Данила прошептал эти слова, наклонившись ко мне, словно хотел… Я так и не успела узнать, что же он хотел, потому что где-то совсем близко в шум отары вклинились человеческие голоса, и Данила, нажав на плечо, пригнул меня к земле. Я уткнулась носом в овечий бок и, задохнувшись, сжалась в комок. Впрочем, организм отреагировал очень быстро: у меня невыносимо засвербело в носу, и я чихнула, от всей души, кажется, перекрыв своим художественным чихом всю песнь отары. Следующий чих я пыталась задержать, лопаясь, задыхаясь, получая равномерные толчки в бок от авторши и чувствуя, как пальцы Данияра сжимают мою руку. – Тихо, тихо, – прошептал он. Я зажала нос ладонью, из глаз потекли слезы. – Кажется, ушли к озеру, идем, – сказал Данияр. – Кто это бы… а-апч… ох… был? – простонала я. – Твои при… короче, они, – ответил он. – Пошли. Лишь бы собаки не залаяли… Мы выбрались из загона и обогнули жайлау перебежками, словно лазутчики. Сумерки были нам на руку, собак – ни видно и ни слышно. «Везунчики!» – напевала под нос авторша, прячась за очередной кочкой. Возле юрт зажглись фонарики – где-то гудел движок переносной электростанции. Мерседес одиноко стоял чуть в стороне. – Вон Ямаха, в двух шагах, иди, я тебя догоню, – прошептал Данила. – Что? Почему? Ты куда? – испуганно застонала я. – Вон там, за крайней юртой стоит мотоцикл… затихарись и жди меня… – повторил он и двинулся к мерседесу. Чувствуя, как сердце бьется в горле, стремясь выскочить наружу через рот, я сжала зубы, чтобы не дать своему жизненному мотору свершить сей неразумный поступок, и двинулась в указанную сторону. Добраться до знакомого мотоцикла оказалось нетрудно. Я привалилась к колесу и стала ждать, прислушиваясь к голосам, раздающимся откуда-то из юрт. О чем-то шумели мальчишки, в их диалог нравоучительно вклинивался высокий женский голос. Затем разговор затих, зазвучала мелодичная песня на казахском языке, кажется, включили телевизор. «Сумка! Господи, мамочки, моя сумка, мой рюкзак, он же остался в юрте!» – я чуть ли не подскочила. – Надо забрать его, там же мое всё! И что-то не моё, но это неважно…» Оглядевшись и не обнаружив вокруг никого, я двинулась к юртам. Но в которой из них я ночевала? Я осторожно приблизилась к той, откуда слышалась музыка. «Ищи самую большую юрту, идиотка! – прошипела авторша. – Возле нее печка, а напротив – твоя!» Легко сказать, но трудно сделать, когда мозги заклинивает от страха, коленки дрожат и все вокруг пахнет овцами. Или это я пахну овцами? Меня вычислят по запаху. После нескольких перебежек, я все-таки определилась с юртой, обошла ее вокруг, прислушалась и вошла. Внутри было темно и тихо. – Здесь есть кто-нибудь? – на всякий случай спросила я. – Жазира, ты здесь? В ответ раздалось лишь мерное тиканье часов, что стояли на сундуке. Когда глаза немного привыкли к полумраку, я двинулась туда, где, по моему мнению, должна была находиться кровать, на которой я спала. Врезавшись в дастархан, я все-таки добралась до неё и начала поиски, ощупывая все вокруг. Рюкзачок нашелся быстро. Я просунула руки в лямки, приладила его за спину и двинулась к выходу. Отодвинув кошму, я осторожно пробралась в образовавшийся просвет, и в этот момент кто-то схватил меня… вопль ужаса, который я попыталась изобразить, был жестоко прерван – чья-то рука зажала мне рот.
|