Кстати: клуб "Литературные забавы"

Дамы! С продолжением нас!

После полонеза, передав Бетси в руки другого кавалера, Родионов перешел в гостиную, откуда через распахнутые двери мог видеть танцующую публику. Впрочем, все его внимание было приковано к Бетси, что уж откружилась – увы, не с ним! – в вальсе, а теперь танцевала мазурку.
– Гостям весело, а вам, кажется, не очень, – заметил Вестхоф, появившись в дверях гостиной.
– Слишком быстрые для меня танцы, – сказал Родионов, с трудом отводя взгляд от жены. – Но сами вы отчего не танцуете?
– Не любитель, – сказал Вестхоф, усаживаясь в кресло по соседству с Родионовым. – Зато баронесса оказалась поборницей подобных забав.
Родионов проследил за его взглядом и увидел, как Евпраксия Львовна с явным удовольствием и живостью молоденькой девушки прыгает мазурку под руку с каким-то гвардейским офицером.
– Моя жена тоже… – начал он и осекся, заметив, что Бетси перестала танцевать, вышла из круга и, оставив своего кавалера, направилась в их с бароном сторону.
– Устала, – с несколько виноватым видом сообщила она поднявшимся при ее приближении господам. – Ах, как бы я хотела уехать!..
Спохватилась, покраснела и принялась было оправдываться перед бароном.
– Я вовсе не имею в виду, что мне надоели гости, Николай Иванович, – зачастила она. – Мы всегда рады, особенно вам… Вы знаете, что вам – особенно…
Тут Бетси осеклась и смешалась.
– Особенно барону? – вырвалось у Родионова, тут же с досадою прикусившему язык.
Он старался не обращать внимания на намеки старшей Веселовской насчет отношений Вестхофа и юной графини, не верил им, да и Бетси всячески разубеждала его… Но теперь вдруг ему показалась подозрительной спешная женитьба барона на Щербининой, причем именно тогда, когда они с Бетси объявили о помолвке, да еще эти взгляды, коими они сейчас обменялись… Родионова обожгла мучительная вспышка ревности.
– Пустое, – сказал барон. – Просто я немного помог Лизавете Петровне с вашей помолвкой, отчего она, видимо, посчитала себя мне обязанной, хотя ровным счетом сие мало чего значило.
– Помог с помолвкой?! – нахмурился Родионов.
– Подсказал мне, как быстрее добиться согласия маман, – быстро сказала Бетси. – Сама бы я не решилась устроить публично… Ну, помните, то наше свидание в галерее, когда…
Она опять покраснела.
Разумеется, Родионов прекрасно все помнил – такое не забывается.
– Но при чем тут барон? Или, – вдруг догадался он, – вы сговорились, дабы он стал свидетелем сей сцены?
– Николай Иванович пообещал мне… нам свою поддержку, – призналась Бетси. – И так славно получилось! Теперь мы уже женаты – и все благодаря тому, что нам не пришлось ждать соизволения маман.
Родионов был обескуражен и немного раздосадован. То, что он почитал счастливой случайностью, на самом деле было запланировано и успешно воплощено… Что ж, интрига вполне достойная мастера-шпиона. Впрочем, для Вестхофа сие скорее мелочь, так, невинное развлечение, каприз художника – по сравнению с той настоящей закулисной, опасной и тонкой игрой, что тот вел. Верно, Родионову следовало бы тоже быть благодарным барону, но ему совсем не понравилось, что он вновь стал пешкой в этих бесконечных виленских играх пронырливого Вестхофа.
Хотя, ежели припомнить реакцию самой графини и главного штабного болтуна и сплетника Ардаевского на ту сцену и все, что за тем последовало, он не мог не признать, что мизансцена была великолепно продумана и выстроена, лучших свидетелей было бы трудно подыскать, и успех сей «операции» был предопределен еще до ее начала.
– Могу ли я рассчитывать, что в следующий раз, когда замыслите какую проделку, прежде вы обратитесь ко мне? – кинув короткий взгляд на Вестхофа, сказал Родионов Бетси. – Я, конечно, не столь силен в интригах, как господин барон, но, худо-бедно…
Тут глаза его жены шаловливо блеснули.
– В таком случае устройте так, чтобы мы могли отсюда уехать, не дожидаясь окончания вечера! – заявила она.
– Я полагал, что вам доставляет удовольствие сие празднество, – сказал Родионов. – Но, коли вы так хотите, буду только счастлив исполнить ваше пожелание.
Конечно, гости начнут сплетничать, графиня будет недовольна, даже в ярости, но какое ему до того дело?
Родионов взял за руку свою молодую жену и обернулся к барону.
– Милостивый сударь, надеюсь вы с присущим вам талантом сможете прикрыть наш уход и дать графине Веселовской и гостям достойное тому объяснение. Заранее вам признателен.
– Устрою все в лучшем виде, господин полковник, – с усмешкою сказал тот, кивнул Родионову и на прощание поцеловал руку новобрачной.
Молодожены незаметно выбрались из дома, сели в коляску и вскоре уже входили в квартиру Родионова. Хотя он распорядился тщательно прибрать свое жилище, ничто не могло изменить затрапезный вид неуютной крошечной гостиной и неприглядной спальни. Впрочем, Бетси занимало нынче совсем другое. По дороге она молчала, но, едва усевшись в кресло и приняв от мужа бокал с вином, сказала волнуясь:
– Надеюсь, вы не сердитесь, Иван Павлович, за то, что я решилась обратиться к барону Вестхофу с просьбой, точнее, за советом, как убедить маман согласиться на брак с вами… По правде говоря, сейчас мне не верится, что смогла это сделать, словно это была не я, какая-то незримая сила вела меня... Как... как клубочек, что катится по тропинке и ведет к цели... из сказок... мне няня сказывала в детстве.
Она говорила и говорила, пытаясь справиться с внутренней дрожью, что охватила ее, когда они вошли в жилище Родионова. Веселое свадебное возбуждение прошло, обратившись в волнение перед предстоящим.
– Клубочек... Меня тоже увлек за собою этот клубочек, едва я увидел вас, – Родионов потянулся к Бетси и нежно сжал ее руку.
– И я вовсе не сержусь, – сказал он, несколько покривив душой. – Разве хотелось, чтобы сего господина было чуть меньше в нашей жизни, и чтобы он не имел на нее никакого влияния.
– Он и не имеет особого влияния, но, согласитесь… Неизвестно, как все сложилось бы без него. Ведь именно в тот раз, когда он привел меня сюда, к вам, раненому… Тогда я поняла, как много вы для меня значите.
Тогда это было чудом, настоящим чудом, и Родионов, конечно, не мог отрицать, что, если бы не Вестхоф… И барон фактически спас его от гибели, когда Стоврич попытался напасть на него.
– Да, я обязан ему, и обязан большим, нежели вы полагаете, но теперь мы наконец наедине, Бетси… Нет, Лизавета, Лиза… Вы позволите мне называть вас Лизой, Лизонькой?..
– Как вам будет угодно! В ваших устах любое мое имя звучит так мило!
Она улыбнулась.
– Знаете, я немножко волнуюсь, но уверена, что все будет чудесно.
Родионов понял, что она имеет в виду.
– Я тоже волнуюсь, – признался он.
Это было чистой правдой. Родионов видел, чувствовал, как Бетси взволнована и напряжена, и сам нервничал, наверное, не меньше. Ведь от того, как сейчас все сложится, зависят их будущие отношения и совместная жизнь. Она была слишком юна и невинна, все происходило для нее в первый раз, и на нем лежала слишком большая ответственность – не напугать ее, не оттолкнуть, не разочаровать. И не оплошать самому, переполненному одновременно трепетной к ней нежностью и страстным желанием.
Родионов вздохнул и, дабы немного отвлечь ее и успокоить, перевел разговор на другую тему.
– Жаль, что ваш батюшка не смог побывать на нашей свадьбе. Верно, он будет сильно переживать по сему поводу. Ваша матушка из-за этого весьма расстроена…
Бетси чуть было не спросила: не ревнует ли Иван Павлович, а он явно ревновал ее к барону и его вмешательствам, но вопрос об отце вовремя или невовремя отвлек ее от щекотливого вопроса.
– Батюшка будет переживать? Да он, напротив, наверняка доволен, что ему не пришлось участвовать в свадебных торжествах. Отца занимают лишь его собаки да охота, прочее, что отвлекает его от сих забав, только раздражает… А ваши родители, Иван Павлович, они...
Бетси не договорила, поскольку вдруг обнаружила, что никогда не спрашивала мужа о его родителях.
– Мои родители...
Родионов впервые задумался о том, как отнесутся его родители к женитьбе сына. Верно, будут рады. Он так давно жил отдельно и редко гостил у них в отпуску, что ему и в голову не пришло вызывать их сюда, в Вильну, на свое венчание. Да сие и невозможно было сделать в виду его поспешной женитьбы. Конечно, он написал им, сообщая о грядущих изменениях в своей жизни и попросил благословения, но тем и ограничился, будучи уверен, что они примут любой его выбор и не станут вмешиваться в его дела.
– Отец и мать живут слишком далеко отсюда, чтобы поспеть на мою свадьбу, – сказал он. – В Пензенской губернии, по соседству с моею замужней сестрой. Перебрались туда, чтобы быть поближе к внукам. Конечно, мы съездим к ним, когда я смогу получить отпуск. Непременно съездим. Они вас полюбят...
– Полюбят... – задумчиво повторила Бетси.
Сама она не очень понимала, что такое родительская любовь. Отец почти не интересовался дочерями, а мать, напротив, окружила душащей опекой и бесконечными требованиями.
Задумавшись, она не сразу поняла, о чем еще говорит муж. Муж... Теперь она замужем, у нее есть муж, на которого можно положиться, которого она любит.
– Я не расслышала, что вы сейчас говорили, – спохватилась она,
– Неважно, – улыбнулся Родионов. – Лучше выпейте еще вина.
Он вновь наполнил ее и свой бокалы вином, каким-то французским, купленным, кстати, по подсказке все того же Вестхофа – сам Родионов в винах не разбирался. И оно, действительно оказалось в меру сладким и терпким, с тонким душистым ароматом.
– Вкусное, – сказала Бетси и принялась расспрашивать мужа об его имении, куда он ее обещал свезти в ближайшее время, как только позволит служба.
За разговорами и вином она немного успокоилась, но, заметив, что за окном наступили сумерки, опять разволновалась.
– Верно, пора ложиться спать, – сказал Родионов. – Вы можете пойти в спальню, я пришлю к вам служанку.
Еще накануне сюда привезли вещи Бетси, а старшая графиня прислала одну из горничных, что должна была теперь прислуживать его жене и сопровождать ее в Петербург.
Сердце Бетси вдруг зачастило так, что у нее перехватило дыхание. Она вошла в уже знакомую ей спальню и, растерянно остановившись посреди комнаты, вспомнила и тут же постаралась отбросить зашифрованные советы матери, в которых брачная и последующие ночи с мужем преподносились как некое жертвенное приношение с женской стороны.
- Барышня, Елизавета Петровна, не волнуйтесь, позвольте я вам помогу, – появившись, сказала горничная.
– Я вовсе не волнуюсь, Глаша, это ты вся разрумянилась, – отвечала Бетси, обрадовавшись появлению здесь знакомого лица.
– Барышня, душечка, я вовсе не разрумянилась! – смущенно запротестовала Глаша.
– А вот и да... вот и да!
От этой перепалки с горничной Бетси стало вдруг легко и весело, волнение хоть и не улеглось совсем, но припряталось, на время.
Платье голубым ворохом легло на спинку кресла, туда же отправилось белье, ночная рубашка тонкого батиста укрыла новобрачную от шеи до пят.
–- Ступай, Глаша, ступай.
Когда горничная, собрав ее одежду, вышла, Бетси, пометавшись, забралась на неширокую кровать, под одеяло и напряженно уставилась на дверь. Опять вспомнилось материнское про жертву...

Родионов тем временем призвал денщика, переоделся в ночную сорочку и шлафрок, подождал, пока из спальни выйдет служанка, после чего с замирающим сердцем направился к молодой жене.
В комнате царил полумрак - пламя лишь одной свечи освещало стол и изголовье кровати. Она уже лежала в постели, что, казалось бы, облегчало минуту его появления в спальне.
Родионов сглотнул.
– Здесь неуютно и кровать весьма неудобна, но это только на одну ночь, – сказал он, взялся было за пояс шлафрока, чтобы развязать его, но прежде решил погасить свет и устремился к свече.
– Правда, завтра в дороге тоже будет не слишком комфортно…
Тут он вспомнил, что и в Петербурге, в его квартире мебель тоже оставляет желать лучшего, совсем сконфузился, выронил было взятый в руку гасильник*, который со звоном упал на пол и закатился куда-то под стол, отчего пришлось прихватить пламя пальцами и при том, конечно, обжечься.
Родионов тихо чертыхнулся. Каким образом взрослый, обычно спокойный, даже славящийся своею выдержкой и рассудительностью мужчина мог в одночасье превратиться в подобное дерганное, нервическое существо?
– Ей-богу, легче сражаться на войне, – пробормотал он,
– Чем – что? – поинтересовалась Бетси.
Из-под одеяла голос ее звучал приглушенно.
– Чем оказаться на месте мужа, идущего в брачную постель, – пояснил Родионов, сам себе усмехнулся, в темноте опять нащупал завязки халата, наконец скинул его, заодно и ночную сорочку, после чего, ударившись коленом о край кровати, таки забрался в постель.

Натянув одеяло до подбородка, она смотрела, как Иван Павлович входит в спальню – совсем не похожий на себя обычного, какой-то домашний, в шлафроке и ночной рубашке. Что-то роняя и бормоча, он, по счастию, погасил свечу – Бетси, признаться, весьма смущал пусть тусклый, но свет от свечи, хотя так и не решилась ее затушить. Она не увидела, но почувствовала, как он подходит, садится на кровать…
Бетси сглотнула, судорожно пытаясь вспомнить, о чем он говорил… Кажется, он что-то говорил об этой квартире, о неудобствах… Она хотела было ответить, что ей неважно, но не ответила, потому что в этот момент он лег рядом и обнял ее. Он был такой горячий, что Бетси показалось, что его жар обжег ее.
– Лиза, Лизонька, – прошептал он ей куда-то в шею, и она, выпростав руки, обняла его, с каким-то ужасом и восторгом ощущая под ладонями гладкую кожу его обнаженных плеч.
– Вы все еще волнуетесь? – спросил он между поцелуями, коими с ненасытной жадностью осыпал ее лицо, шею и плечи. Ее губы были нежны и мягки под его губами, она отвечала ему - поначалу застенчиво, потом все более пылко, гладя его и зарываясь пальцами в волосы на затылке.
– Нет, уже нет, почти, – чуть задыхаясь, прошептала она, прижимаясь к нему все сильнее. – А вы?
– Тоже почти перестал…
– Но… Мне немного страшно... – прошептала она.
– Не... бойтесь... – единственное что смог в этот момент вымолвить Родионов, потому что ему было уже не довольно одних поцелуев, ему требовалось большее, о чем она, вероятно, и не догадывалась.
Он провел рукой по ее груди, бедру, путаясь в складках широченной кружевной сорочки, пошитой из тончайшей материи, с трудом нашел край подола, подтянул его повыше и пробормотал:
– Вы позволите? Мне так хочется ощущать вас, целиком...
И, не давая жене времени опомниться, приподнялся над нею и умудрился стащить с нее это идиотское одеяние, куда-то его закинуть, и в то же мгновение опустился на ее уже нагое тело – по-девичьи тонкое и трепетное.
Она слегка задохнулась от его тяжести, ахнула, сжалась, вцепилась в спину мужа, царапая ее ногтями. Он был уже меж ее бедрами, где было так горячо, болезненно, истомно...

Кажется, он поспешил и был слишком напорист. Верно потому, что его сводила с ума женственная нежность и сладость ее тела, упоительный запах, что исходил от нее, а безудержное желание, завладевшее всем существом, искало и требовало выхода...
– Я люблю вас, – прошептал Родионов единственные слова, что пришли ему в голову. – Люблю... Лизонька... Радость моя, мое счастье...
Он постарался ослабить свой пыл, отчаянно сдерживаясь, приподнялся над нею, приласкал губами ее грудь, шею, нашел губы, что были так податливы его поцелуям.
Его ласки и слова словно раздували в ней огонь, что то едва теплился, то вспыхивал пламенем. Огонь, которому она не давала разгореться, стыдясь желаний своего тела.
– Я тоже... люблю, Иван Павлович, Ваня... – прошептала Бетси.
«Ужели это то, на что намекала маменька?» – пронеслось у нее в голове. Отчего-то ей не показалось то, что сейчас с нею происходило, жертвенным приношением с ее стороны…

Когда их брак наконец был подтвержден в самом прямом и самом интимном смысле этого слова, Родионов, с удовлетворенной усталостью растянувшись на кровати, прижал к себе Бетси и устроил ее голову на своем плече.
– Навсегда запомню эту восхитительную ночь, – сказал он. – Могу только надеяться, что и вас она не разочаровала.
Родионов немного лукавил – Бетси не только не противилась его ласкам, но пылко восприняла их и, похоже, разделила с ним удовольствие от супружеской близости, пусть пока и не в полной мере.
Он вспомнил, как она целовала и обнимала его, как стонала и трепетала в его руках, с какой доверчивостью и порывистостью принимала его, блаженно вздохнул и в следующее мгновение погрузился в глубокий, спокойный сон.
– Не разочаровала. Я просто не знала... как это происходит. Маман... – начала было Бетси, но замолчала, услышав ровное дыхание заснувшего мужа.
«Хотела рассказать, а он уже спит. Разве можно сразу заснуть после такого? Устал, переволновался?» – несколько разочарованно подумала она.
Повозилась, нашла удобное положение на узкой кровати, провела руками по груди, животу, бедрам, словно проверяя изменилось ли ее тело. Ей казалось, что изменилось, что-то стало другим.
Она еще повздыхала, уткнулась носом в плечо мужа и наконец уснула.
Впереди у них была вся жизнь.