Девочки, у был сломан компьютер.
С трудом выправилась. Потому вот сейчас сидела, сочиняла продолжение. Немного путано, но на редактуру времени нет - потом все буду переписывать.
- Скандал будет, барыня, - сказал Афанасьич, когда Докки рассказала ему о принятом ею решении. - Но давно было пора прикрыть им эту кормушку. Они видят, что вы платите безропотно, вот и распустились. Вам же нужно быть стойкой, на их выпады внимания не обращать, к сердцу не принимать, и думать о ребенке, которому все эти ваши треволнения навредить могут. Потому много их не слушайте, а в случае чего – из дому сразу выставляйте.
Он был прав, но она все равно ужасно страшилась предстоящего разговора, хотя и знала, что должна его вынести ради будущего своего ребенка.
Вскоре ей доложили о госпоже Ларионовой – ее мать приехала одна.
- Что это за новости? – спросила она, едва появившись в дверях комнаты. – Мишель и Алекса потрясены вашей эскападой. Они переслали мне вашу записку, и я вынуждена вам сказать, что мы с Василием Михайловичем были бы поражены вашей черствостью и неблагодарностью по отношению к собственной семье, если бы не сочли ваш поступок временным недоразумением, которое надеемся разрешить…
- Это не недоразумение, - спокойно ответила Докки и пригласила мать присесть. Елена Ивановна предпочла бы стоя возвышаться над своей дочерью, но Докки упрямо молчала, пока мать, поджав губы, не села на ближайший диван напротив кресла, в котором расположилась баронесса.
- Итак, я уверена, что вы, не откладывая, признаете ошибочность своего заявления, - сказала Елена Ивановна, сверля дочь негодующим взглядом.
- Расходы Мишеля за полгода превысили мои доходы, - наконец сказала Докки. – И я решила прекратить это расточительство, которому не видно конца.
- Глупости! Вы довольно богаты, чтобы вынести некоторые расходы по оказанию помощи семье.
- Тридцать тысяч за шесть месяцев – это вы называете некоторыми расходами?
- Не может быть! – Елена Ивановна дернулась и округлившимися глазами посмотрела на дочь. – Вы что-то напутали. Вы сами, или ваш немец-поверенный. Я давно говорила, что он, верно, ворует, и его следует заменить…
- Не называйте вором человека, который таковым не является, - остановила ее Докки. – Он представил мне документы, счета из магазинов, векселя, подписанные Мишелем, - по которым легко подсчитать все траты вашего сына и невестки.
- Мишель - ваш родной брат, смею заметить. И если даже он немного не рассчитал, это не повод злонамеренно ставить его в трудные условия. При вашем состоянии…
- Оно не безгранично. А усилиями моих родственников его скоро не будет вовсе. Сначала Мишель промотал ваши деньги, затем – приданое своей жены, а последние годы успешно разоряет меня. Если бы я порой не ограничивала его траты, то уже давно оказалась бы в самом бедственном положении.
- Ничего бы с вами не случилось, - отмахнулась Елена Ивановна, которую благополучие дочери заботило в гораздо меньшей степени, нежели удовольствия сына. – В конце концов, своим состоянием вы обязаны нам…
Докки напряженно на нее вскинулась.
- Каким это образом я вам обязана? – тихо переспросила она.
- Мы же нашли вам обеспеченного мужа, - напомнила ей мать. – Но вы – вместо благодарности за все это, - она обвела рукой, показывая на изысканную обстановку гостиной, - осмеливаетесь обвинять брата в каких-то тратах.
- Я не просила вас искать мне богатого мужа. Напротив, я умоляла вас не отдавать меня за него.
- Мы лучше понимали, что вам нужно, – фыркнула Елена Ивановна. – И только благодаря нашим стараниям, вы получили титул и состояние, и живете теперь, что сыр в масле. Вам несказанно повезло, что у вас такие заботливые родители…
- Мне несказанно повезло, что барон оставил меня вдовой, - возразила Докки. – Что касается вашей заботы – то она относилась не ко мне. Вам были нужны деньги, и вы продали меня человеку, который пообещал вам необходимую сумму и даже сверх того, и не посмотрели ни на мои чувства, как и на то, что барон скорее годился мне в дедушки, нежели в мужья.
- Не выдумывайте и не стройте из себя невинную жертву, - скривилась ее мать. – Никто вас не продавал. Да, барон выделил некоторые средства на ваше приданое и на свадьбу, что было очень любезно с его стороны – не каждый жених способен на подобную щедрость.
- Еще бы – заполучить в жены девушку в три раза его моложе, - за это можно и заплатить. Что же касается некоторых, как вы заметили, средств на приданое, то после гибели мужа я нашла в его бумагах денежные расписки и договор между вами, скрепленный подписями…
Елена Ивановна вдруг смутилась и затеребила свои перчатки, лежащие у нее на коленях. Она отвела глаза от дочери и выпалила:
- Верно, это была рядная – кажется, мы обговаривали ваше приданое…
- Нет, мадам, это был не брачный договор, это была купчая на меня. За то, что вы отдаете ему в жены свою дочь, он обязывался выплатить вам после венчания пятьдесят пять тысяч рублей «на проживание и отделку дома», - процитировала Докки – она до сих пор помнила каждое слово этого документа и тот шок, который она испытала при виде его. Если до того момента она полагала, что родители, выдавая ее замуж за ненавистного ей барона, преследовали благую цель – устроить обеспеченное будущее дочери, пусть и такой ценой, то, разобравшись в бумагах покойного мужа, она увидела со всей очевидностью, что ее просто-напросто продали.
- Ваш сын, а мой брат, тогда крупно проигрался в карты, полностью увяз в долгах, и вы, чтобы вытащить его из той ямы, куда он сам себя загнал, предложили барону сделку: вы ему отдаете меня, а он оплачивает векселя Мишеля и передает вам определенную сумму. Вам повезло, что Айслихт не только имел средства, но и жаждал заполучить в жены девушку из старинной русской дворянской семьи для упрочения своего положения в Петербурге. Вряд ли какая другая аристократическая семья отдала бы за него свою дочь, учитывая его возраст и туманное происхождение, но вы с радостью уцепились за подвернувшуюся возможность, не так ли? – Докки с презрением посмотрела на растерявшуюся мать. – Барон был весьма педантичным человеком. Он хранил все копии векселей Мишеля, черновики договора, и вел дневник, из которого я узнала все подробности этой весьма неприглядной истории.
- Вы неправильно поняли! – воскликнула Елена Ивановна, щеки которой приняли свекольный оттенок. – Мы преследовали исключительно благие намерения…
- Для спасения сына и собственного благополучия вы без колебаний пожертвовали своей дочерью, - тихо сказала Докки. – И при этом еще смеете ожидать благодарности с моей стороны.
- Но мы вас сделали богатой!
- Не вы, а ядро, сбросившее барона с лошади, - уточнила Докки. – Останься он жив, вряд ли вы могли бы и далее тянуть из него деньги. Зато как удобно было вам заиметь неиссякаемый источник средств в моем лице. Все эти годы я только и делала, что расплачивалась с вами за – смешно сказать! – тот кошмарный брак, который вы для меня устроили. Но вам и этого было мало. Вы считали возможным вмешиваться в мою жизнь, попрекать меня при каждом удобном случае, следить за мной и выманивать у меня все больше и больше денег.
- Никто за вами не следил, - попыталась возразить Елена Ивановна.
- А кто отправил за мной в Вильну Алексу и Вольдемара? И научил их распространять эти нелепые слухи о моей помолвке с Ламбургом? Они слишком глупы, чтобы догадаться это сделать самим. Ведь вы научили их этому? Испугались: а вдруг я найду там себе мужа, который закроет для вас доступ к моим средствам?
- Я беспокоилась о вашей репутации. До нас дошли слухи…
- Не смешите меня, - Докки откинулась в кресле, не сводя глаз с заерзавшей на месте матери. – Алекса приехала туда через неделю после меня. Никакое письмо не успело бы дойти до Петербурга за это время.
Елена Ивановна, чувствуя, как разговор безнадежно ушел в нежелательную для нее сторону, попыталась вернуть его к насущным проблемам.
- Все это лишь домыслы и наветы, - сухо сказала она, придав прежнюю твердость своему голосу. – Вы одинокая женщина, и естественно, что ваши родные беспокоятся о вашей репутации. Ваше поведение в Вильне, да и в Петербурге – та история с князем Рогозиным, - все это дает нам основания предостеречь вас от новых губительных шагов. Что касается долгов Мишеля – я поговорю с ним, чтобы впредь он был аккуратнее с расходами, но вы же должны понимать, как дорого обходится жизнь в Петербурге, да еще с дочерью на выданье на руках. Выходы в свет, наряды – все это стоит денег. Они вынуждены заново обставить дом, потому что к ним ходят люди, среди которых есть несколько перспективных женихов для Натали…
- О, они могут обставлять, что угодно, - только не на мои средства…
- Но вы же знаете, какие сейчас цены! Мишель вынужден во всем себе отказывать, чтобы достойно содержать жену с дочерью…
- И любовницу, - добавила Докки, – для которой он снял квартиру и полностью оплачивает ее содержание.
- Вот глупости! – возмутилась Елена Ивановна. – Мишель обожает свою жену…
- Что не мешает ему пользоваться услугами певичек, кстати, на мои деньги. Поэтому я оставляю вам и ему пособие, но сверх того не желаю более тратить ни копейки – ни на его любовниц, ни на карточные проигрыши, ни на драгоценности для Алексы и Натали, ни на новую мебель для их дома.
Докки встала, показывая, что разговор закончен.
- Вы не смеете! – прошипела оторопевшая от отпора всегда покладистой дочери Елена Ивановна. – Вы не смеете бросать брата, всю вашу семью на произвол судьбы.
- Они взрослые люди и давно должны были научиться жить на собственные средства, а не на чужие.
- Но это ваш брат!
- Брат, который один раз уже фактически проиграл меня в карты. Но теперь, увы, вы не сможете меня с выгодой продать, как это случилось восемь лет назад.
Елена Ивановна бросила испепеляющий взгляд на Докки:
- Вы еще пожалеете, если семья отвернется от вас!
- Вздохну с облегчением: ведь тогда я смогу перестать выплачивать вам содержание, которое пока не отменила из чувства дочернего и сестринского долга, - усмехнулась Докки. – Выгоду от наших родственных связей имеет только одна сторона.
Елена Ивановна направилась к дверям и напоследок, не удержавшись, с порога заявила:
- По крайней мере, вы всегда могли рассчитывать на поддержку своей семьи. Мы всегда заботились о вас и о вашем добром имени, в отличие от ваших любовников, которые на всех углах смешивают ваше имя с грязью.
- Моих любовников? – Докки удивленно посмотрела на мать.
- Да, да, ваших! Как мило – наедине называть свою любовницу Дотти, а потом хвастаться о своей победе над ней перед своими приятелями и выигрывать заключенные на нее пари…
С этими словами Елена Ивановна повернулась и ушла, а Докки застыла посреди комнаты, не в силах поверить услышанному.
А ты пока тематически изучай. 
С трудом выправилась. Потому вот сейчас сидела, сочиняла продолжение. Немного путано, но на редактуру времени нет - потом все буду переписывать. 
Хорошо хоть Алекса не пришла нервы трепать. 
. было письмо, но попало не по назначению. Явно , пока Докки в Ненастном ждала почту, маменька в петербургский дом наведалась, и письма прошерстила. 
А бедная наша девочка недоумевает, отчего письма нет? 
А зато теперь я прекра-а-асно понимаю, что то был совершенно искренний крик души!! 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
