Отправлено: 03.05.14 18:18. Заголовок: О спящей принцессе замолвите слово - 2
Полтора года назад я решила переделать свою сказку "В поисках принца", но так увлеклась, что... от прежней осталась только первая фраза.
Получилось нечто соврешенно новое и... почти в пять раз длинее.
Потому мне бы очень хотелось представить новую сказку на суд форумчан - узнать ваше мнение о сем опусе, выслушать критические замечания и, может быть, советы и возражения.
Надеюсь, что Сони удалось убежать, и это потянет за собой цепочку следующих событий. Матчасть, чувствуется, автором тщательно изучена, такие живописные картинки разных стран и народов.
Пинеточки: Юлия пишет:
цитата:
беспокоить принца Фаруха дерзким вылазками.
дерзкими
Юлия пишет:
цитата:
Шаул тоже заворожено рассматривал
завороженно?
Юлия пишет:
цитата:
Толпа с криком расступилась. Подавшись в перед, Шаул схватился за гриву
Славная картинка восточного города. Итак, Сони сбежал - да еще с лошадью, в крайнем случае продать сможет. Хотя удрать - еще полдела. Выбраться, добраться и спастись - вот задача. Продолжаем верить в автора.
Юлия пишет:
цитата:
А кавалькада продолжила путь. Суета, поднятая тотчас белобрысым,
Вот здесь не очень понятно, как может кавалькада продолжить путь - и в то же время - подняться суета? Т.е. если всадники поехали, допустим, просто переругиваясь между собой, тогда это не суета, которая по определению - бестолковая беготня, торопливость в чем-нибудь (из словаря). А вот если закружили на месте, выискивая в толпе беглеца, поскакали во все стороны и т.д... Словом, как-то это дело уточнить, наверное.
Как удалось мальчику так быстро пробраться сквозь толпу, и куда он исчез? Наконец янычары сумели саблями и плетками пробить себе дорогу. Толпа схлынула со стоном и проклятиями, оттаскивая раненых. Белобрысый тотчас устремился к аге янычар. Но предпринятая тем попытка отыскать и вернуть беглеца была остановлена пашой. Визирь, недобро усмехнувшись, что-то спокойно ответил начальнику стражи, и кавалькада продолжила путь.
Шаул благодарно вздохнул. Каковы бы ни были его мотивы, паша позволил Сони уйти, и это было главное. Теперь ни обрушившийся на Шаула град резких гортанных воплей аги, сулящих, судя по накалу злобы, скорую и жестокую расправу, ни шипящие проклятия белобрысого, ни яростные взгляды остальных янычар уже не трогали. Во-первых, Шаул не понимал ни слова. А во-вторых, пережитое только что сильное волнение притупило все остальные чувства. И теперь он, словно сторонний наблюдатель, равнодушно смотрел на их перекошенные злостью лица и размышлял о Сони – несмотря на все опасности, что подстерегают мальчика на воле, свобода для него куда предпочтительнее плена. Жаль, Бруно так и остался в седельной сумке Шаула, но выпускать кота в такой сутолоке было опасно.
Юлия
Сообщение: 1752
Отправлено: 11.06.15 18:25. Заголовок: *** – Ты не можешь ..
***
– Ты не можешь здесь находиться, – строго проговорила Гизельда, сердито блеснув стеклами очков.
И Селина почувствовала себя весьма неловко в уютной гостиной старой феи. Хоть в камине потрескивал огонь, а на столике рядом стояли расписные кружки с душистым грогом и вазочка с ее любимым засахаренным миндалем. Старая наставница была не рада ее визиту.
– Даже ты должна помнить о правилах, которые нельзя безнаказанно нарушать, – покачав головой, та продолжила отчитывать ее, словно маленькую девочку. – Магия фей напрямую связана с местом, где они были благословлены. И ты не можешь менять его по своей прихоти. – Я не задержусь у тебя, – обижено откликнулась Селина.
Она предполагала, что наставница не одобрит ее решения, но ожидала хотя бы немного сочувствия.
– И куда же ты подашься, позволь поинтересоваться? – Я могу стать странствующей феей, – пожала плечами Селина, эту мысль она уже не раз обдумывала, строя планы поиска Траума. – Святые праведники! – всплеснула руками Гизельда. – Это с твоей-то любовью к комфорту и богатым нарядам?! Ты серьезно вообразила, что смогла бы взять на себя бремя и бродить грязной нищенкой по городам и весям, предсказывая судьбу? – Конечно, это потребует от меня некоторых жертв, – благоразумно согласилась Селина. – Некоторых жертв?! – вскликнула Гизельда. – Ты должна будешь превратиться в другого человека! – Ты сомневаешься, что я смогу утешать детей? – Не обманывай себя, Селина. Ты не можешь быть странствующей феей. У тебя никогда не было никакой склонности к юродству. Ты будешь просить милостыню? Обличать пороки? Выдержишь побои и ночлег на голой земле? – Я же смогу это чуть приукрасить с помощью магии, – возразила Селина. – Ошибаешься, дорогая моя! Магия странствующих фей очень специфична и не позволяет им облегчать трудности пути. – Но я должна найти Траума! – в сердцах воскликнула она. – Я понимаю и принимаю, что это совсем не легкий путь. Так же, как не был легким и его путь к вершинам Высшего суда. Но я не могу отказаться от него. – Вы две упрямые и глупые девчонки! – рассердилась Гизельда. – Вы не хотите понять одного, каковы бы ни были ваши желания, вы должны действовать сообща. Таковы ваши дары. Изменив этому правилу, вы ничего не сможете достичь, а лишь поставите друг друга под удар. Бестолковые упрямицы! Неужели твоя смерть ничему не научила вас?! – Мы больше не можем быть вместе, Гизельда, – глухо возразила Селина. – Агата, наверное, не рассказывала тебе. Она очень сердита на меня из-за того, что мы с Траумом заключили духовный брак.
Казалось, Гизельда потеряла дар речи – старая фея ошарашено уставилась на свою бывшую ученицу.
– Знаешь, девочка, я не совсем понимаю, как такое могло произойти, – начала она после продолжительной паузы. – Но могу сказать определенно, нет никаких духовных браков, так же как и свободных или как там их еще именуют. Брак либо есть, либо его нет – и он должен включать в себя отнюдь не только дух. Есть своеволие – тогда это похоть, и есть благословение – тогда это брак. – О Гизельда, ты такая же, как Агата! – воскликнула чуть не плача Селина. – Какое благословение вам нужно?! Чтобы наши руки соединили престарелые родители? Или магистрат должен выдать нам разрешение на брак?! – Не форма важна, а суть ваших деяний, – устало объясняла старая фея. – Своеволие оставляет людей замкнутыми в скорлупах собственных эгоистических желаний, им никогда не стать единым целым. Благословение – это обретение сил свыше на совершение жертвоприношения. – Но ты же сама отговариваешь меня от того, чтобы я пожертвовала своим комфортом и отправилась на поиски мужа! – Не торопись, милая, – покачала головой Гизельда. – До твоего замужества, боюсь, еще очень далеко. Подумай, в чем может заключаться истинная жертва, прежде чем бросаться в омут. Поверь это очень тяжело - гораздо тяжелее, чем играть с чужими веригами. – Но я уже подумала, и мне ничего не приходит больше в голову! – сердито воскликнула Селина. – Довольно спорить, – покачала головой Гизельда. – Поверь, ты только начала думать и еще не нашла правильного ответа. Сегодня ты переночуешь у меня, а завтра утречком отправишься обратно к сестре. Вы должны найти этот путь вместе.
Селина хотела возразить, но появившаяся служанка Гизельды, погладила ее по голове.
– Пойдемте, барышня, негоже молодой леди в такой час разгуливать, – как бывало в детстве, увещевала Берта Селину. – Я вам уже приготовила вашу комнату. Поспите, а там и решение найдется – утро вечера мудренее.
Селина поднялась и поцеловала Гизельду, погладив страушку по плечу:
И она послушно отправилась за служанкой вверх по скрипучей лестнице. В хорошо протопленной комнате было тепло и уютно. Сын Берты, молчун-Морис, приволок сюда сундук Селины, и на расстеленной кровати ее уже дожидалась рубашка.
– Помочь вам раздеться? – спросила Берта.
Служанка остановилась на пороге и, скрестив на животе руки и склонив голову к левому плечу, наблюдала за Селиной, оглядывающей свою девичью комнату.
– Здесь ничто не изменилось, – обернулась она к служанке. – Спасибо, Берта, я привыкла справляться сама. – Тогда спокойной вам ночи, барышня. – Спокойной ночи, милая Берта, – ответила она и опустилась на кровать.
Селине трудно было возражать Гизельде - мудрая старушка во многом была права. Даже ее жестокие слова о том, что Траум – еще не муж Селине. Как ни горько было осознавать, но это - правда. Они еще не супруги, может быть, нареченные, но не связанные окончательно. Селина чувствовала: то, что началось там, в неведомых обителях, должно получить свое воплощение здесь, в этом мире. Но для этого она должна найти Траума. А сидя дома с Агатой, она не найдет его. Гизельда не понимала, что она уже не прежняя Селина, и ее ссора с сестрой – не ребяческая размолвка. Она должна была найти Траума сама, только тогда она будет его достойна.
Селина дождалась пока звуки в доме стихнут и, прихватив свечу со столика, на цыпочках вышла из комнаты. Пробормотав заклинание над скрипучей лестницей, она осторожно спустилась в библиотеку Гизельды, сплошь заставленную стеллажами с книгами. Она знала секрет. Полки перемещались и раздвигались по воле феи, пока наконец перед ней не оказалась книга "О призваниях и дарах волшебных" – как раз то, что нужно. Селина подхватила древний фолиант и вернулась в свою комнату.
– "Глава о том, как принять на себя подвиг феи отшельницы", – прочла Селина. – Нет, не то. "Глава о том, как принять на себя обязательства странствующей феи". Именно то, что она искала.
Селина уселась на кровати, поближе пододвинула подсвечник и начала читать. "Глупость того, кто осмелится без всякого на то основания принять на себя тяжесть сей ноши, обернется его наказанием", – предупреждала книга, а дальше шли подробные указания, как стать странствующей феей. Ничего сложного. Она легко справиться с простым последованием.
– Я приму с благодушием все преткновения, обиды и напасти, останусь верной пути, любовью и милосердием буду врачевать больные души, посланные мне на нем, – произнесла последние слова заклинания Селина и оказалась в темноте.
Порывистый ветер стегал, как плетью, колючей снежной крупой. Босые ноги немели от холода, проваливаясь в снег. Жестокий наст раздирал кожу. Ослепшие в темноте глаза с трудом различили в окруживших ее черных тенях деревья.
– Где я? – Селина с ужасом вглядывалась в темноту ночи и, кутаясь в жалкие холщовые лохмотья, переступала сведенными ломящей болью ногами.
"Глупость того, кто осмелится без всякого на то основания принять на себя тяжесть сей ноши, обернется его наказанием"
Тут, скорее, наивность - Селина решила, что справится, не представляя, с чем придется справляться. Хотя основания у нее были, вроде как. С другой стороны - мы же не знаем, какие основания нужны, чтобы стать странствующей феей и не поплатиться за это. Отчаяние и упрямство, конечно, не лучшее оправдание. Как и Селина, не поняла, что нужно для брака - по каким законам (человеческим или высшим). С помощью автора, надеюсь, разберемся.
Юлия Народ, один за другим пускается в странствия, Шаул - на поиски принца для возлюбленной, Селина - на поиски самого возлюбленного. Упорно надеюсь, что где-то их пути пересекутся и две разошедшиеся линии как-то переплетутся. И что же все дамы так против любви Селины и Траума? Вот стоило бы им принять и понять, всем бы легче стало. Но и в сказках и в жизни непонимание так разрушительно.
Тапусечки. Юлия пишет:
цитата:
Селина хотела возразить, но появившаяся служанка Гизельды, погладила ее по голове.
Лишняя зпт.
Юлия пишет:
цитата:
Селина поднялась и поцеловала Гизельду, погладив страушку по плечу:
мы же не знаем, какие основания нужны, чтобы стать странствующей феей и не поплатиться за это
Призвание, а не своеволие
Хелга пишет:
цитата:
И что же все дамы так против любви Селины и Траума?
Гизельда не против. Но она понимает, что все не просто. И бросаться куда-то сломя голову не стоит. Тем более, что она убеждена, что сестры должны действовать сообща – она утверждает, что таковы их способности. И, следовательно, отправляться незнамо куда на поиски Траума одной Селине не стоит. Тем более в совершенно не подходящем ей амплуа странствующей феи. Она предлагает Селине не торопиться.
apropos пишет:
цитата:
Как и Селина, не поняла, что нужно для брака - по каким законам (человеческим или высшим)
С браком, конечно, вообще все очень сложно. Ясно одно - только духовную составляющую брак иметь не может, по крайней мере у людей, к коим, конечно же, относится и Селина. О чем тактично и говорит Гизельда. Второе, о чем она упоминает, это благословение. Селина возражает ей, понимая благословение просто как некое формальное действо. Но Гизельда говорит о сути совершения соединения - ради чего оно. Ради себя или ради свершения Любви как утверждения воли свыше. Или иначе - как жертвоприношения. Потому что брак в этом пласте бытие - это жертвоприношение. Гизельда говорит, конечно, не о социальном институте.
Хелга пишет:
цитата:
стоило бы им принять и понять, всем бы легче стало
Селина слишком решительно настроена и сама не расположена кого-то слушать
Юлия
Сообщение: 1754
Отправлено: 13.06.15 21:32. Заголовок: *** Воды неизвестно..
***
Воды неизвестной реки тяжело катили свои налитые свинцом зимние воды. На заснеженном берегу поднимались ввысь исполинские сосны, поддерживая синеватыми верхушками рыхлое зимнее небо. Проваливаясь в снег, Элиза спешила к спасительной тени сосен, едва ли замечая промозглый холод пронизывающего ветра. Укрывшись в глухой тишине хвойного леса, она наконец смогла дать волю слезам.
– О, небеса, – в отчаянии всхлипнула принцесса.
Ее бил озноб, но не от холода.
– Все кончено. Он погиб, – просипела она и залилась слезами.
Безудержные рыдания сотрясали и выкручивали внутренности, сердце разрывалось от тоски и боли. Невыносимая тяжесть свершившегося несчастья беспросветной тьмой обрушилась на нее, в дребезги разбив надежду.
Тревога овладела сердцем Элизы сразу, как только она увидела пустынные земли Мадиса. Казалось, безжалостное солнце выжигало не только землю, но и человеческие сердца, делая их черствыми и жестокими.
Элиза сжалась от ужаса, чувствуя непримиримую враждебность янычар, в любой момент грозившую разразиться жестокой расправой. После побега Сони она смогла перевести дух только когда, вместо допроса и пыток, которых ожидала по прибытии во дворец паши, пленников заперли в подвале, оставив в покое на ночь. Узкие зарешеченные окна под самым потолком, соломенные циновки на земляном полу, вода в простом глиняном кувшине и черствая лепешка да медный горшок в углу – вот и все. Но Шаул быв жив и не замучен.
– Жаль, что ты не смог убежать с Сони, – вздохнул он, делясь с котом скудным ужином. – С чего вдруг? – недовольно мяукнул Бруно, с трудом расправляясь с сухой коркой. – Мое дело – сопровождать тебя, а не Сони. – Мне было бы спокойнее за него, если ты был с ним, – ответил Шаул, помогая коту лакать воду. – Не могу успокоиться – где он, что с ним? Сможет ли найти этого Эзру, и станет ли тот помогать? Да не обречен ли этот план на неудачу? – Прекрати бессмысленно терзаться, – высокомерно промяукал, облизываясь, Бруно. – Сони практичен и не глуп. Уж если ему удалось скрыться, значит, он сможет воспользоваться этим. Его судьба – сейчас не твоя забота. Смею напомнить тебе, что твой долг состоит в использовании любой предложенной судьбой возможности разбудить принцессу. И результат зависит от сообразительности и не в последнюю очередь от решимости. Если ты опять заартачишься с этим гаремом, ты упустишь шанс спасти принцессу, даже не поняв, что он собой представляет, – назидательно отчитал Шаула кот. – Мы пленники, Бруно, - уныло ответил тот на назидательную тираду. - И, судя по всему, я могу вообще никогда не встретиться с принцем.
Но он ошибся. Вернувшись на следующий день в его воспоминания, Элиза застала Шаула перед воротами дворца в сопровождении янычар. Задрав голову, тот, казалось, сосредоточенно рассматривал необычное строение, но на самом деле мысли его были сосредоточены на предстоящей беседе с принцем, и он едва замечал архитектурные особенности. Собственно, Шаулу было неизвестно, с какой целью его привезли во дворец – никто не сказал ему ни слова. Но после того, как его отвели в баню, умаслили тело благовониями, приготовили свежее белье и чистое платье, он мог надеяться на высочайшую встречу. Шаул старался продумать свои аргументы. Перед ним стояла сложная задача убедить принца, не имеющего никакого понятия о галантности и стремлении совершить подвиг ради Прекрасной дамы, отправиться в дальнее и небезопасное путешествие, чтобы разбудить спящую принцессу. Политические резоны в данном случае были единственным веским аргументом.
Наконец ворота отворились, и Шаул с сопровождающими проследовал на дворцовый двор. Обильная позолота убранства плеснула ослепляющим всполохом отраженного света. Широкий двор был заполнен людьми, разных сословий. Самые бедные робко жались к стенам, ожидая под палящим солнцем. Купцы побогаче и надменные сипахи с кривыми саблями на боках расположились в тени раскидистых дубов, растущих с четырех сторон двора. Важные и богатые вельможи прохаживались по широкой опоясывающей дворец галерее, где в небольших мраморных нишах переливчато журчали, стекая хрустальными струями, фонтаны. Шаул остановился посреди двора. Перед глазами мелькали роскошные наряды иноземной знати – переливался шелк и лоснился бархат, сверкали самоцветы, искрилось золото пряжек, брошей и ножен, – а Шаул, встречая надменные и неприязненные взгляды, все больше уверялся в невозможности политического союза. Не сам по себе союз тревожил его, а предательство, заключенное в нем. Сотрудничество с Содружеством усилит султана, и его аппетиты не ограничатся Аустеррией. Кто будет следующим? Прибрежные королевства? А за ними? – Небольшие княжества и герцогства, не имеющие большой армии. Как скоро орды султана окажутся под стенами Адхельма?
Капуджи, дворцовые стражники, сменившие сопровождавших Шаула янычар, смешно вскидывая ноги, обутые в яркие сафьяновые сапоги, под зловещее кивание цветных перьев на их войлочных шапках провели его ко входу в левом крыле дворца и оставили одного. От пестроты убранства комнаты, в которой оказался Шаул, зарябило в глазах. Яркий цветочный орнамент ковров на стенах переходил в затейливую мозаику пола. Низкие кушетки переливались многоцветной радугой парчовых подушек. Как утомительна эта аляповатая сверкающая роскошь…
Шаул беспокойно прошелся по комнате. Север и юг – два противоположных полюса. И их различие не ограничивается внешними предпочтениями. Как бы ни были разрознены и алчны правители севера – все они говорили на одном языке, поклонялись одним богам. Человек, гражданин, как ни сопротивлялись этому некоторые властители, оставался основой и краеугольным камнем той системы ценностей, что исповедовал север. Юг же блистал золотой верхушкой, которой служила подножием вся остальная пирамида. Властитель здесь был единственным человеком имеющим ценность, и ценность эту определяла сама власть. Возможно ли сойтись этим двум антиподам? Да и нужно ли?
Шаул тяжело вздохнул и остановился, медленно проводя рукой по шелковистому ворсу ковра с замысловатым рисунком. В сложных изгибах терракотового орнамента виделись согбенные фигуры на невольничьем рынке, а в изумрудных сердцевинах диковинных цветов – пустые глаза белобрысого янычара...
– Я расскажу принцу всем известную сказку, – прошептал он. – И пусть Провидение решает нашу судьбу.
Уединение Шаула нарушил тихо появившийся человек в длиннополом изумрудном кафтане. Он бесцеремонно окинул иноземца оценивающим взглядом и поклонился. Ярко-красная маковка войлочной шапочки укутанной бледно-зеленым платком мелькнула перед глазами Шаула.
– Эфенди Калавереден, – произнес он высоким голосом, коверкая его имя. – Я толмач дивана Муса. Я буду переводить вашу речь.
Толмач сделал паузу, сведя ладони вместе, и вдруг, в одночасье переменившись в лице – словно надел комическую маску, – восторженно и благоговейно на едином дыхании произнес:
– Сын Лучезарного, блеск правдивости которого осветил мир, как утренняя заря, обладатель двух сияний, великолепнейший и мудрейший Фарух аль Рашид желает слушать вас.
Шаул едва сдержал улыбку, наблюдая этот маленький спектакль. Толмач снова мгновенно сменив выражение лица, остался с непроницаемой миной и, слегка склонив голову, жестом пригласил Шаула следовать за ним. Они проходили по дворцу, и перед глазами мелькало богатое убранство покоев – позолота и эмаль, искусная резьба и чеканка, роспись и мозаика, муаровый блеск шелка и бархатный перелив ковров. Наконец они остановились перед высокой инкрустированной перламутром дверью. Два могучих капуджи, стоящих у входа, одновременно распахнули обе створки, и, сделав шаг, Шаул оказался в огромном красном зале.
Элиза как-то рановато оплакивает Шаула - с ним же пока ничего не случилось и - как мы все надеемся - не случится. А он опять за судьбу Содружества как-то слишком беспокоится - но ведь там не дураки сидят, наверное смогут просчитать все выгоды и невыгоды предполагаемого пока только самим Шаулом даже не союза - а возможных переговоров о нем. Он как в той сказке, где девица, готовясь ко встрече со сватами, зарыдала над сломанной ступенькой в погреб.
Юлия пишет:
цитата:
брак в этом пласте бытие - это жертвоприношение.
Вот как-то побаиваюсь я этих жертвоприношений, если честно. Жертвоприношение - на мой, разумеется, взгляд, - не лучшая основа для брака, который таким образом из простого союза любящих людей превращается в какой-то жертвенный алтарь со своими - не самыми приятными, мягко говоря - последствиями.
Из тапочков:
цитата:
Ярко-красная маковка войлочной шапочки(,) укутанной бледно-зеленым платком(,) мелькнула перед глазами Шаула. – Эфенди Калавереден, – произнес он высоким голосом, коверкая его имя.
Запятые, ну и некоторая путаница с местоимениями. Лучше уточнить, как вариант: произнес посланец\незнакомец, коверкая имя пленника.
цитата:
Толмач снова мгновенно сменив выражение лица, остался с непроницаемой миной и, слегка склонив голову, жестом пригласил Шаула следовать за ним.
Показалась несколько сложноватой конструкция предложения. А если так: Толмач же, вновь придав лицу непроницаемое выражение, слегка наклонил голову и жестом пригласил Шаула следовать за ним.
Переживаю, что Шаул готов (или не готов? ) отдать Элизу во власть восточного принца - север и юг не сойдутся. Как там у Киплинга: "О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут..."
Юлия пишет:
цитата:
С браком, конечно, вообще все очень сложно. Ясно одно - только духовную составляющую брак иметь не может, по крайней мере у людей, к коим, конечно же, относится и Селина. О чем тактично и говорит Гизельда. Второе, о чем она упоминает, это благословение. Селина возражает ей, понимая благословение просто как некое формальное действо. Но Гизельда говорит о сути совершения соединения - ради чего оно. Ради себя или ради свершения Любви как утверждения воли свыше. Или иначе - как жертвоприношения. Потому что брак в этом пласте бытие - это жертвоприношение. Гизельда говорит, конечно, не о социальном институте.
Задумалась... Любовь - это дар свыше, как единственное и главное, ради чего рожден или создан человек, и один из видов любви, если так можно сказать, - между мужчиной и женщиной, которые соединяются по высшему благословению. В идеале. Но разве уже не благословенна любовь, возникающая между мужчиной и женщиной? Понятно, Траум и Селина нарушили какие-то правила и законы своего мира, были за то наказаны, но обрели любовь, заключили духовный или плотский брак, так дайте же им найти друг друга и окончательно его узаконить! Это крик души. Автор, не ругайся. И тоже печалюсь по поводу жертвоприношения. Любящие хотят быть вместе и готовы погибнуть ради друг друга - разве жертвоприношение уже не было свершено? Это я сержусь на Агату и Гизельду, они сами не знают, чего хотят от бедной Селины, и не понимают, что она чувствует. В них мало любви, но много назидательности.
И пара тапочков.
Юлия пишет:
цитата:
в дребезги разбив надежду.
вдребезги - слитно.
Юлия пишет:
цитата:
Широкий двор был заполнен людьми, разных сословий.
Элиза как-то рановато оплакивает Шаула - с ним же пока ничего не случилось
Это я просто разбила большой отрывок на две части. Там в конце уже не все хорошо.
apropos пишет:
цитата:
он опять за судьбу Содружества как-то слишком беспокоится - но ведь там не дураки сидят, наверное смогут просчитать все выгоды и невыгоды
Вообще-то он уже не за судьбу Содружества переживает, а за судьбу Адхельма. Он как раз и боится, что выгоду-то посчитают и заключат союз с султаном. А союз султана усилит, его аппетиты увеличатся, и под ударом окажется весь север. Поэтому он и решает вообще не говорить ни о каком союзе. Рассказать сказку о спящей принцессе – и все на этом.
Хелга пишет:
цитата:
Траум и Селина нарушили какие-то правила и законы своего мира, были за то наказаны, но обрели любовь, заключили духовный или плотский брак, так дайте же им найти друг друга и окончательно его узаконить!
А как? И что они там заключили? – Никто не знает, включая Селину. С Агатой-то все ясно – ревность снедает ее. Но Гизельда переживает о том, что Селина принимает желаемое за действительное. Она хочет разобраться – что произошло-то? И что с этим делать. А Селина (оно и понятно, конечно) просто кричит "Подайте мне Траума!", никого особо не слушая.
apropos пишет:
цитата:
Вот как-то побаиваюсь я этих жертвоприношений, если честно.
Не могу с тобой не согласиться. Двумя руками за. Если в жизни люди строят свои отношения, провозглашая себя или другого, или еще что-то, что им придет в голову, жертвой, добра не жди. И тому, к сожалению, есть немало примеров. Боже упаси от такого "жертвователя", который ради всех чем-то жертвует, не спросив надо им это и нет, а потом ждет благодарности и признания своего подвига. Это ужасно. И более того, это переворачивает с ног на голову саму идею жертвоприношения.
Имеется в виду онтологическая сторона вопроса. Изначальная идея брака - это соединение для обретения полноты, процесс познания - брак не цель, а способ бытия. И если из двух должно получиться одно, значит, эти двое должны пожертвовать своей самостью, своей независимостью, своей единственностью. В этом плане они приносят себя – одного-единственного – в жертву, чтобы обрести новое качество, новый уровень бытия – полноту.
В нашем мире это всегда болезненно и очень сложно. Женщины, как правило, чувствуют в любви благо, гармонию, ее так сказать райское воплощение (тому свидетельство – вся "женская" литература). И это, по-моему, безусловный дар свыше. А вот некоторым особо одаренным мужчинам видится в любви смерть, ее выпавшее из рая воплощение. И это тоже правильно, для этого мира: "Любовь и смерть всегда вдвоем". Но - еще одна цитата - "Если пшеничное зерно, падши в землю не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесет много плода". Поэтому женщина всегда знает, что та смерть, которая из любви, ведет к жизни – и это единственно верный путь. А мужчин одолевает страх и комплекс первенца, желающего остаться в раю единственным ребенком. Но это уже другая тема.
Юлия
Сообщение: 1756
Отправлено: 15.06.15 18:13. Заголовок: Кусок, в которм уже ..
Кусок, в которм уже не все хорошо... Он получился очень большим, но я не смогла его разбить
Красным было в зале все – выкрашенные кармином с золотым рисунком стены, алые потолочные своды, багряный ковер, устилающий мраморные полы. Кроваво-красный свет переливался и пламенел, зажженный солнечными лучами, тонкими снопами пробивающимися сквозь резные ставни окон.
Шаул зажмурился на мгновение, спасаясь от охватившего глаза пожара. И только после этого, открыв глаза, смог разглядеть сидящего с подобранными ногами на позолоченном широком троне принца. Его высочество Фарух аль Рашид смотрел на Шаула равнодушным рассеянным взглядом из-под полуопущенных тяжелых век. Аккуратно подстриженная тонкая бородка открывала пухлые губы. Высокие черные дуги бровей придавали его лицу недоверчивый вид. По обе стороны от трона стояли две широких покрытых коврами тахты. На одной из них, поджав ноги, грузно осел толстый пожилой сановник. Вторая оставалась пустой. В зале было еще не меньше трех десятков людей, но все они стояли вдоль обеих стен, оставляя свободным проход к трону принца. Судя по всему, чем дальше от трона находился человек, тем меньшим было его влияние. За спиной у Шаула, у самого входа в зал стояли писари, слуги и гулямы, солдаты личной охраны принца.
Вперед Шаула выступил толмач, склонился в земном поклоне и, поднявшись, все так же коверкая, объявил его имя. Шаул почтительно поклонился и замер, ожидая, когда принц обратится к нему. Но его высочество не подавал никаких признаков заинтересованности, продолжал равнодушно рассматривать своего визави. Неожиданно иноземная речь раздалась из-за левого плеча Шаула, повернувшись, он увидел Юсуф-пашу. Визирь принца смотрел на Шаула, выжидающе, подняв брови, и тогда в правое ухо зашипел Муса:
– Юсуф-паша приказывает вам рассказать о своей просьбе.
Шаул, чуть склонив в приветствии голову, проводил взглядом визиря, прошедшего вперед. Юсуф-паша, поклонившись принцу, остался стоять. Тот скосил глаза на своего визиря, но промолчал.
– Ваше высочество принц Фарух аль-Рашид, – поклонился Шаул. – Я прибыл в ваши края, чтобы рассказать о принцессе Оланда.
Он рассказывал всем известную сказку, а Муса поспешно переводил.
– В ваших руках судьба прекрасной принцессы, ваше высочество, – закончил он.
Принц усмехнулся и посмотрел на визиря, но тот слегка склонив голову, лишь отрицательно качнул ею. Тогда взгляд принца упал на толстого вельможу. Бедняга с трудом поднялся со своего седалища и, неуклюже склонившись в поклоне к принцу, заговорил. Его непонятная речь продолжалась довольно долго, но Муса оставался нем.
– Что он говорит? – шепнул толмачу Шаул.
Тот удивленно и чуть испуганно взглянул на него, но все-таки ответил:
– Он не верит вам.
Принц махнул на толстого рукой, и вельможа замолчал. Теперь очередь дошла до стоящих – его высочество сделал знак человеку справа, и тот, почтительно склонившись, заговорил. Муса был нем, но среди густых перекатывающихся в горле звуков, Шаул различил имя принца Дамона.
– Что он говорит? – нетерпеливо толкнул он ленивого толмача. – Он говорит, что принц Дамон подослал вас, – мстительно прошипел Муса.
Если его обвинят в сговоре с Дамоном, они погибнут оба. И Шаул решился.
– Я должен обратиться к его высочеству! – воскликнул Шаул в возникшей паузе. – Простите мне мою дерзость, но я услышал имя принца Аустеррии, и хотел бы разрешить возникшее недоразумение.
Муса, кинув на него затравленный взгляд, молчал, и лишь когда принц сделал знак, перевел его слова скороговоркой.
– Я путешествую уже почти год, – продолжил Шаул. – Я ищу благородного принца, готового принять на себя славу и честь разбудить принцессу Оланда. И должен вам признаться, что достойных принцев найти нелегко. С этой же целью я посетил Аустеррию. Но принц Дамон предпочел союз с султаном. Я склонен полагать, что это весьма мудрое решение. Тем более что его отказ, открыл передо мной двери вашего дворца, ваше высочество, – Шаул почтительно поклонился. – Такой чести, уверен, не ожидала и сама принцесса Оланда.
Принц ничего не ответил и сделал знак чиновнику слева.
– Что он говорит? – снова пихнул под бок замечтавшегося толмача Шаул. – О союзе с северными землями, – недовольно пробубнил тот.
Как только чиновник закончил, заговорил его сосед, а за ним еще несколько. И без толмача Шаул понял, что все они не возражали первому. Но тут поднял голос один из стоящих слева. Он вышел вперед и высоким резким голосом начал спор. Размахивая руками, он то и дело грозно тыкал в сторону Шаула пальцем. Его речь была горячей и без сомнения обвинительной. А принц Фарух впервые проявил свое отношение к высказываемому мнению, согласно кивнув головой.
– Что он говорит? – нетерпеливо дернул за рукав толмача Шаул. – Он обещает кары небесные за союз с неверными, – прошептал тот и отодвинулся, словно боялся запачкаться религиозной нечистотой.
Не только Муса побоялся прослыть слишком мягким к иноверцам. В защиту политического союза прозвучало лишь несколько робких голосов, в то время как сторонники религиозной чистоты, говорили бойко и яростно отстаивали свою точку зрения. Они распалялись все больше, и наконец Муса шепнул Шаулу:
– Вам отрубят голову, эфенди. Это великая честь для неверного.
Элиза ахнула, а Шаул с недоверием посмотрел на Мусу. Толмач покивал ему в доказательство своих слов. Она почувствовала, как отчаянно забилось, смутившееся жестоким приговором его сердце, метнувшись к единственной хоть и зыбкой надежде – Юсуф-паша, так благосклонно принявший его на галере, мог бы избавить его от топора. Взгляд Шаула впился в визиря, и тот, действительно, не остался безучастным – паша что-то говорил, склонившись к принцу. Его высочество согласно кивнул, и на высочайшем лице появилась заинтересованность, он поудобней устроился на своем троне, словно собирался получить удовольствие от того, что предстояло услышать. Визирь тем временем подошел к Шаулу и обратился на понятном ему языке.
– Скажите, граф, куда и с какой целью вы отослали своего слугу?
Сердце Элизы упало – никто не стал бы начинать с побега Сони, если хотел помочь. Муса кивнул и быстро заговорил, склонившись в сторону принца.
– Помилуйте, – опешил Шаул. – Куда я мог его послать в вашей стране? Я не знаю здесь никого и ничего. – Ну, что-то вы все-таки знали, – пошуршав широкими одеждами, Юсуф-паша вытащил из кармана вырванную из его атласа карту Мадиса. – Это принадлежало вам, не так ли? – У меня действительно был атлас с картами, – кивнул Шаул. – Но там была не только эта карта, но и многих других стран мира. Ведь я… – Так куда вы отправили вашего слугу? – перебил его визирь.
Элиза почувствовала, как сердце срывается в бездну. Сомнений не было – паша решил уничтожить Шаула. Звуки казались ей приглушенными и неясными, словно доносились сквозь ватную пелену.
– Я никуда его не отправлял, поверьте! – все еще пытался объясниться Шаул. – Лошадь мальчика испугалась, его оттеснила толпа, и в незнакомом городе он потерялся. Я уверен, что не сегодня-завтра он объявится. – Возможно, – кивнул Юсуф-паша. – Скажите, граф, что за кулон у вас на шее? – Кулон? – не понял Шаул. – У вас на шее на шнуре висит кулон, – терпеливо подсказал визирь. – Это не кулон, – ответил Шаул, не зная как реагировать. – Это перстень. – Вы не покажите его нам? – Зачем? – Шаул впился взглядом в лицо визиря, пытаясь понять, чего тот добивается.
Но Юсуф-паша оставался бесстрастен и непроницаем.
– Вы отказываетесь? – поднял визирь брови.
Шаул расстегнул ворот и выудил епископский перстень из-под одежды. Муса жадно впился в него взглядом и тут же скороговоркой стал что-то тараторить. Один из муфтиев, что стояли по левую сторону от трона, подошел ближе и, взглянув на перстень, неприязненно плюнул в сторону Шаула. – Благодарю вас, граф, – спокойно кивнул паша. – А теперь не будете вы так любезны объяснить нам это.
Он кивнул кому-то за спиной Шаула, и, выйдя вперед, тот раскрыл перед присутствующими портрет принца Граллона.
– Это портрет его высочества принца Эльтюда, – оторопело проговорил Шаул. – А что значат надпись и рисунок на обороте? – Ничего, – зло ответил он, визирь еще крепче приковал его к плахе. – Принц так развлекается. Потому я так и не предложил ему разбудить принцессу, – обратился он к принцу Фаруху со слабой надеждой объяснить. – Вы хотите сказать, что эти нечестивые колдовские знаки нарисовал на своем портрете сам принц Эльтюда?! – удивленно повысил голос паша, словно такое предположение было фантастичным. – Совершенно верно, – раздраженно кивнул Шаул. – И ничего колдовского… – А после того, как вы покинули его королевство, он упал бездыханным? – перебил его паша. – Бездыханным?! – поразился Шаул. – Я ничего не знал об этом.
Элиза ахнула, едва понимая, о чем говорит визирь.
– Но вы возили этот портрет с собой? – Да. – Зачем? – Принц передал его Содружеству.
Юсуф-паша обернулся к принцу. Его высочество зашелся мелким высоким смехом, и остальное собрание захихикало эхом.
– Вы путешествуете с котом, граф? – внезапно сменил тему визирь. – У меня есть кот, – ответил Шаул. – В наших краях есть обычай держать животных. – Конечно, – согласно кивнул Юсуф-паша. – Животных держат с какой-то определенной целью – лошадей для передвижения, собак и сколов для охоты, баранов для шерсти и мяса. С какой целью вы путешествуете с котом? – Иногда животных держат и для забавы, не так ли? – Для забавы, – кивнул Юсуф паша. – Безусловно. Тем более, что ваш кот умеет говорить. – Я иногда беседую с котом, ну кто этого не делает со своими любимыми животными? Мы обращаемся со словами и к лошадям, и к собакам! Неужели же вы никогда так не делали, Юсуф-паша? – О, разумеется, и не однократно, только от моего коня я ничего не могу добиться, кроме ржания.
Снова послышались смешки.
– И вы хотите, чтобы заржал и мой кот? – Отнюдь, – любезно улыбнулся Юсуф-паша.
Он кивнул опять кому-то за спиной Шаула. Белобрысый янычар вышел вперед с большим мешком и вытащил из него Бруно. Кот визжал и извивался, пытаясь укусить и оцарапать держащую его руку.
– Это ваш кот, граф? – Мой, – ответил Шаул. – Он прекрасно ловит крыс на кораблях, за что нам оказывают хороший прием. – Не сомневаюсь, – ответил визирь. – У нас ест свидетель, который неоднократно слышал, как кот отвечал вам.
Все тот же янычар кивнул, с чем-то обращаясь к собранию.
– Но позвольте! – взвился Шаул. – Не зная языка можно принять за него и мяукание кота. Я не удивлюсь, если кто-нибудь из моих земляков услышит в ржании вашего коня отголоски вашей речи, паша. – Увы, – развел руками визирь, – ваш довод не имеет силы. Этот янычар прекрасно знает ваш язык.
Паша сделал знак янычару, и тот, повернувшись к Шаулу, выдохнул ему в лицо:
– Ты отослал мальчишку, я слышал. – Чушь! – брезгливо отпрянул от него Шаул. – Вы можете опровергнуть свидетельство вашей клятвой, – обратился к нему Юсуф-паша. – Вы согласны поклясться жизнью вашей достопочтенной матушки, что этот кот не умеет говорить? – Моя религия запрещает мне клясться жизнью людей, – запальчиво ответил Шаул первое, что пришло ему в голову. – Так значит, ваша религия отличается от религии принца Дамона, – усмехнулся Юсуф-паша. – Вполне возможно, – зло ответил юноша. – И последнее – ваше имя, граф. Не правда ли вы носите принадлежащее другому народу имя? – Причем тут это?! – Ваши родители нарекли вас чужеземным именем, чтобы проклясть врагов, не так ли? – наступал на него паша. – Какая дичь! – взвился Шаул. – Вы извратили мои слова!
Но Юсуф-паша, кажется, уже потерял интерес. Он вернулся на свое место, по дороге кивнув одному из стоящих муфтиев.
– Это неправда! – отчаянно крикнул ему вслед Шаул. – Вы хотите поклясться по каждому пункту? – обернулся к нему визирь.
Шаула ударила, как бичом, очевидность безнадежности его положения. Присутствующие с брезгливой неприязнью смотрели на него – для них он был виновен, что бы он ни пытался им объяснить.
Тем временем один из стоявших слева, которому кивнул паша, сделав шаг вперед, церемонно поклонился и начал какую-то пространную речь.
– Что он говорит? – опять спросил Шаул Мусу, но тот, лишь с опаской отодвинулся от него.
Шаулу и Элизе и без перевода было яснее ясного, что он проиграл. Его казнят, по каким-то дурацким обвинениям, в преступлениях, которые он не совершал. Отчаяние обоих смешалось в непримиримом возмущении и вылилось в страшную злость на вероломного пашу. Как можно было вести с человеком задушевные беседы – ведь не мог же он не понимать, как нелепы эти обвинения – а потом так подло с чувством пригвоздить того к кресту?! Использовав против Шаула даже историю его наречения, о чем тот так по-дурацки разоткровенничался с проклятым визирем. Перерыли все вещи, подсматривали и подслушивали – чтобы сфабриковать глупое бессмысленное обвинение в колдовстве?! Какая отвратительная низость! И зачем ему это?! Захоти он расправиться с Шаулом – какая нелепость! – ему достаточно было просто промолчать, защитники истинной веры без всякой помощи с удовольствием отправили бы его на плаху. "Мои занятия наиболее соответствуют моей натуре, – мысленно передразнила Элиза пашу. – Так вот какие у вас занятия! Будьте вы прокляты со своей подлой, предательской натурой!" Шаул с ненавистью смотрел на холеное лицо паши, сжимая кулаки в бессильной злобе. Судебное разбирательство еще продолжалось, но Шаул оставался его безучастным свидетелем. В голове еще роились гневные и сумбурные мысли, но на сердце уже легла глухая апатия. "Лучше было тогда утонуть", – вяло подумал Шаул. И Элиза задохнулась от черной горечи, залившей грудь.
– Вас казнят вместе с вашим котом за колдовство, – вдруг снизошел до него Муса. – Вас отправят в змеиную яму. – С котом? В змеиную яму? – удивленно протянул Шаул. – Какая дикость…
Юсуф паша изменил его приговор с отсечения головы на долгую мучительную смерть от укуса ядовитых змей. Но кто знает, может быть, она и не так мучительна? Возможно, это даже милосердие… "Милосердие?! – взметнулось сердце Элизы. – Милосердие!"
События завертелись с головокружительной быстротой. Шаула, связанным по рукам и ногам, вместе с мешком, куда запихнули бедного Бруно, провезли в грохочущей повозке по дорогам столицы Мадиса. Перед глазами мелькали дома и люди, но ни их крики, ни боль от комьев глины, которыми они старались забросать осужденных, не пробивались к сознанию через пелену отчаяния – все происходящее казалось кошмарным сном. "Невозможно! Этого не может быть!" – бессмысленно трезвонили пустые фразы в голове Элизы. – Любовь моя, – вдруг услышала она слова Шаула, обращенные к ней. – Ты единственная соломинка, за которую способен ухватиться мой разум, чтоб не сорваться в пучину безумия. Такой стремительный поворот! Я попал в передрягу со смертельным концом и утянул за собой Бруно. Какое безумие казнить животное! Пусть он и говорящий. Благословляю небеса, что Сони избавлен от такой участи. Только бы он спасся! Я поручил тебя мальчику в случае моей неудачи. Но мог ли я предполагать, что для меня все обернется так скоро? Прости меня, любимая, я подвел тебя. Мысли мешаются от страха и отчаяния – и ничего не приходит в голову: где я оступился, и что именно привело к такому концу? Мне горько думать сейчас, что виной тому могла быть моя непозволительная любовь к тебе. Я предаю твою судьбу воле Провидения – что я могу еще сделать?! – но не раскаиваюсь в своей любви. Я люблю тебя. Я люблю тебя и верю, что наша встреча еще состоится. Не может же быть все бессмысленным? Надо только зажмуриться и прорваться сквозь границу этого мира.
Повозка прогрохотала по неровному настилу подъемного моста над бушующей рекой, обдавшей их ледяным фонтаном, и выкатила на каменное плато горной долины на западном берегу. Оттащив широкий деревянный настил, закрывающий яму, янычары выволокли связанного Шаула и бросили у самого края ямы. А один из них вернулся к телеге за мешком с притихшим котом. Перекатившись на живот, Шаул заглянул в глубокую яму. На дне шевелилась, перемешиваясь, ползущая и шипящая масса.
Ох! Яма со змеями, ужас, бррр.... Бедный Шаул, бедный Бруно! И как все предыдущие странствия отзываются печально. Остались они одни с Элизой, совсем без помощи. Феи заняты своими делами, да и чем бы помогли, Траум невесть где... А, может, Траум появится? Ох, прости, автор, фантазирую.
Юлия пишет:
цитата:
А Селина (оно и понятно, конечно) просто кричит "Подайте мне Траума!", никого особо не слушая.
Так в том и суть. Будет Траум - будет и песня.
Юлия пишет:
цитата:
И если из двух должно получиться одно, значит, эти двое должны пожертвовать своей самостью, своей независимостью, своей единственностью. В этом плане они приносят себя – одного-единственного – в жертву, чтобы обрести новое качество, новый уровень бытия – полноту.
Вот не знаю, не могу согласиться, потому что все равно жертва получается. Поскольку речь так или иначе идет об идеале, то в идеале, в моем представлении брак или союз полноценен, когда оба могут оставаться самими собой и легко, без натуги принимать человека который рядом, таким, какой он есть. И тогда случится союз людей, которым хорошо жить вместе, как половинкам единого целого, при этом никто не жертвует своей единственностью ради другого. И будет исполнено высшее предназначение. На мой взгляд. Коряво изложила, но вот как-то так.
Тапочки Юлия пишет:
цитата:
Тем более что его отказ, открыл передо мной двери вашего дворца, ваше высочество,
Лишняя зпт после отказа.
Юлия пишет:
цитата:
собак и сколов для охоты,
соколов
Юлия пишет:
цитата:
О, разумеется, и не однократно, только от моего коня я ничего не могу добиться, кроме ржания.
Юлия пишет:
цитата:
У нас ест свидетель, который неоднократно слышал, как кот отвечал вам.
есть
Юлия пишет:
цитата:
Причем тут это?! – Ваши родители нарекли вас
Кажется, при чем здесь раздельно.
Юлия пишет:
цитата:
Тем временем один из стоявших слева, которому кивнул паша, сделав шаг вперед, церемонно поклонился и начал какую-то пространную речь.
– Что он говорит? – опять спросил Шаул Мусу, но тот, лишь с опаской отодвинулся от него.
Как вариант: Тем временем один из свиты по знаку паши сделал шаг вперед и... И лишняя зпт после "тот".
Юлия пишет:
цитата:
Его казнят, по каким-то дурацким обвинениям, в преступлениях, которые он не совершал.
Лишняя зпт после казнят.
Юлия пишет:
цитата:
Шаула, связанным по рукам и ногам, вместе с мешком, куда запихнули бедного Бруно, провезли в грохочущей повозке по дорогам столицы Мадиса.
Как вариант: Шаула связали по рукам и ногам, а Бруно запихнули в мешок, обоих погрузили в повозку и повезли по дорогам.. Юлия пишет:
цитата:
Оттащив широкий деревянный настил, закрывающий яму, янычары выволокли связанного Шаула и бросили у самого края ямы.
А мужчин одолевает страх и комплекс первенца, желающего остаться в раю единственным ребенком
И поэтому у них столь сильна тяга к размножению (т.е. к сексу), причем в желании оплодотворить как можно большее число "сосудов"?! Кстати, не согласна и насчет зерна в земле - чего оно умирает, если, напротив, прорастает- т.е. живет само и дает жизнь новому? Вот ежели б оно там действительно умирало (т.е. чернело, скукоживалось, засыхало), то и не прорастало бы.
М-да, яма со змеями звучит и выглядит зловеще. Но я чет не поняла, почему такую роль в приговоре сыграли портрет и перстень. Кстати, зря Шаул от портрета этого не избавился по дороге - он же не посол Содружества, чтобы доставлять руководству столь странные послания от каких-то принцев (мало ли принцев на свете). А вообще показалось, что Юсуф этот совсем не случайно подвел Шаула под яму со змеями, заместо рубления головы. Какую-то хитрость, похоже, замыслил, причем, очень вероятно, в нашу пользу. Хелга пишет:
Поскольку речь так или иначе идет об идеале, то в идеале, в моем представлении брак или союз полноценен, когда оба могут оставаться самими собой
Я как раз не говорила об идеале. Идеал - это образ, имеющий определенные качества. Отсюда, из нашей жизни, мы можем сравнить реальность с идеалом. И с точки зрения идеала брака, соглашусь без малейших возражений, брак - союз двух полноценных личностей, дополняющих друг друга и побуждающих к развитию этого самого личностного начала. Но я говорила не об идеале воплощения идеи брака, а о ее сути. Суть брака - единение двух людей, единение означает не соприкосновение, а проникновение - "И будут двое плоть едина". Нельзя из двух разных стать одним без потери прежних качеств, скажем так. Это суть, а претворяться в реальности она может и должна в довольно разных формах. Вопрос о том, что когда мы говорим об идеале, то предполагается, что он достижим. И иногда кажется, что брак конкретных людей почти подходит к этому идеалу. Но уверена, было бы заблуждением считать, что жизнь реальная не сопряжена со многими видимыми и не видимыми жертвами. Совсем не всегда можно договориться, и никогда нельзя понять другого до конца. От физического до психического, от культурного до физиологического - мы каждый день сталкиваемся с тем, что не можем принять, что стоит колом, костью в горле, что не согласуется с нашими понятиями и чувствами. Столкновения эти происходят иногда по касательной, а часто - лоб в лоб. И чтобы назавтра не разбежаться в разные стороны, мы должны принять эту кость в горле, как собственную и привыкнуть к ней, хоть и испытываем и боль, и неудобство. И если кто-то скажет, что есть браки, где безмятежно разрешаются все вопросы - не поверю. Восприятие инородного тела, коим является для одного супруга другой, - процесс критический и чрезвычайно болезненный.
apropos пишет:
цитата:
И поэтому у них столь сильна тяга к размножению (т.е. к сексу), причем в желании оплодотворить как можно большее число "сосудов"?!
Я имела в виду не физиологическую сторону вопроса А поиски смысла жизни.
apropos пишет:
цитата:
Кстати, не согласна и насчет зерна в земле - чего оно умирает, если, напротив, прорастает- т.е. живет само
Имеется в виду, что зерно перестает быть зерном как таковым, теряет свое первоначальное качество и форму и перерождается в нечто большее.
apropos пишет:
цитата:
Но я чет не поняла, почему такую роль в приговоре сыграли портрет и перстень.
Видимо, это надо напомнить и уточнить. На обороте портрета принц нарисовал кукиш и написал "Так получай же!". Кукиш - это непристойность с богохульным оттенком, по крайней мере, на востоке. Ну и надпись может рассматриваться как прямая угроза. А на епископском перстне, надо полагать, религиозная символика, воспринятая иноверцами, как скверна - например изображение человека, что на востоке считается грехом идолопоклонства.
apropos пишет:
цитата:
зря Шаул от портрета этого не избавился по дороге
Ну что ж его в канаву что ли кидать? - портрет все таки. С другой стороны, кусок холста руки не тянет. Он же не мог предположить, что кто-то поставит ему портрет в вину.
apropos пишет:
цитата:
А вообще показалось, что Юсуф этот совсем не случайно подвел Шаула под яму со змеями, заместо рубления головы. Какую-то хитрость, похоже, замыслил, причем, очень вероятно, в нашу пользу
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30840
Отправлено: 24.06.15 19:46. Заголовок: Юлия пишет: И чтобы..
Юлия пишет:
цитата:
И чтобы назавтра не разбежаться в разные стороны, мы должны принять эту кость в горле, как собственную и привыкнуть к ней, хоть и испытываем и боль, и неудобство. И если кто-то скажет, что есть браки, где безмятежно разрешаются все вопросы - не поверю.
С этим трудно поспорить, не бывает безмятежности в браке, да и вообще в любых отношениях близких людей. Но чтобы брак был единением двух по сути, а не просто формальным союзом, при всех костях в горле, конфликтах и необходимости поступиться собой ради единства, нужно, чтобы человек рядом был своим, тем, который тебя принимает. Ну в общем, повторяюсь, прости, автор.
Даже не проси - простить не могу, только благодарить. Мне очень дороги такие отступления в глубину сути. И я рада, когда у нас получается многосторонний разговор. Потому что разные точки зрения придают объем нашему пониманию. Ведь нет однозначного ответа ни на один вопрос о сути.
Хелга пишет:
цитата:
необходимости поступиться собой ради единства, нужно, чтобы человек рядом был своим, тем, который тебя принимает
Конечно, только вот об этом "принятии" у нас слишком разные представления, и не только внешние, вернее - не внешние главные. Ведь вся штука-то в том и заключается, что даже при самых благоприятных обстоятельствах - при взаимной любви, общности мировоззрений, интелектуальной и физической совместимости, при гармничном сочетании характеров - ничто не обеспечивает от кризисов, от наступления момента в браке, когда какое-то внешние событие вдруг становится той бабочкой, что грозит переломить хребет верблюда. Как-то пришло в голову. Как у Чехова (никогда не помню названий), но у него это есть не только в каком-то одном рассказе. Люди и хотят принять, и все у них для этого есть, даже взаимность, а не выходит. Да вот хоть последний диалог Лопахина с Варей.
Варя (долго осматривает вещи). Странно, никак не найду... Лопахин. Что вы ищете? Варя. Сама уложила и не помню. Пауза.
Лопахин. Вы куда же теперь, Варвара Михайловна? Варя. Я? К Рагулиным... Договорилась к ним смотреть за хозяйством... в экономки, что ли. Лопахин. Это в Яшнево? Верст семьдесят будет. Пауза.
Лопахин. Вот и кончилась жизнь в этом доме... Варя (оглядывая вещи). Где же это... Или, может, я в сундук уложила... Да, жизнь в этом доме кончилась... больше уже не будет... Лопахин. А я в Харьков уезжаю сейчас... вот с этим поездом. Дела много. А тут во дворе оставляю Епиходова... Я его нанял. Варя. Что ж! Лопахин. В прошлом году об эту пору уже снег шел, если припомните, а теперь тихо, солнечно. Только что вот холодно... Градуса три мороза. Варя. Я не поглядела Пауза. Варя. Да и разбит у нас градусник... Пауза. Голос в дверь со двора: "Ермолай Алексеич!.." Лопахин (точно давно ждал этого зова). Сию минуту! (Быстро уходит.) Варя, сидя на полу, положив голову на узел с платьем, тихо рыдает.
И в счастливом супружестве вначале принимать легко и радостно, но всегда наступает момент, когда это становится почти невыносимо, непреодолимо. И хотим мы обоюдно вернуть ту прежнюю легкость, но видим, и чувствуем, и воспринимаем все настолько по-разному, что не помогают никакие доверительные разговоры. Они даже, как правило, все ухудшают, потому что выволоченные из глубин и облеченные в слова переживания – это все совсем не то, и высказанные они лишь констатируют разверзавшуюся бездну и тем самым увеличивают разрыв и непонимание. Эту бездну можно преодолеть только каким-то чудесным образом. Ни логикой, ни психоанализом, ни разбором полетов - все бессмысленно, потому что действует и оперирует только во внешнем пласте - косметический ремонт, прикрытие провала ветошью. А там, в глубине, где человек-то и сам себя не понимает... Туда не проникает свет разума. А вот после того, как кто-то смог-таки преодолеть эту пропасть каким-то неведомым простому пониманию способом, отнюдь не логическим и не психологическим, а через общую трагедию, где каждый в итоге чем-то пожертвовал, тогда мы смотрим на этих людей и думаем: "Какие счастливые люди, как в них все гармонично, как они поддерживают, как принимают и понимают друг друга!" Не зная, какой ценой это было достигнуто. Вот как-то так мне это представляется из моего жизненного личного и не личного опыта.
Хелга пишет:
цитата:
Он же мужчина...
Да?
Юлия
Сообщение: 1760
Отправлено: 25.06.15 15:55. Заголовок: *** Над небольшим ..
***
Над небольшим пятачком каменистого плато, окруженного с одной стороны горной рекой, а с другой острозубыми скалами, степенно выводил круги, раскинув мощные крылья, орлан белохвост. Раскрыв желтый клюв, птица прокричала, издав резкий протяжный звук, и начала снижаться.
Карминовый поток бушевал, плюясь тягучими раскаленными всплесками, закручивался могучим вихрем, утягивая в сердцевину коловорота, в самое пекло раздирающей сознание боли. Жаркая пульсация сотрясала и дробила кости в мельчайшую пыль, смешивая с пылающей лавой воспаленной крови. Тысячи молотов гулко набивали наковальню, наполняя все гудящим, набирающим силу звоном. Поднимаясь все выше, звон превратился в пронзительный писк натянутой до предела струны, наконец сорвался оглушительным лязгом, отозвавшимся в вышине протяжным птичьим кликом, и все смолкло. Потухшая лава густела, залепив веки тяжелой черной массой, она залила конечности холодеющим свинцом и окаменела.
Слабенькая, еле заметная волна потревожила застывшую поверхность сознания, пробежав легкой рябью, ушла в глубину, но вновь вынырнула и едва заметно забилась, разгоняя круги по вязкой поверхности. На подъеме: это еще жизнь, или уже смерть? И на спуске: это уже жизнь, или еще смерть?
Шаул с трудом разлепил глаза.
– Ну, слава небесам, – выдохнул кто-то у его лица.
Он почувствовал влажное дыхание на коже, но кожа была чужая. И не только кожа, все тело – он чувствовал его налившуюся свинцом и болью тяжесть, но оно не повиновалось ему.
– Шаул! Ну, давай, шевели извилинами.
Над ним нависло темное пятно с двумя светящими глазами.
– Умяу-у! – нетерпеливо завопило пятно.
"Бруно?" – попытался спросить Шалу, но губы не слушались его. Зато он почувствовал ползущий холодок от виска, холодок спустился к шее и, скользнув через горло, исчез.
– Что это? – прошептал Шаул. – Что ты мычишь, говори яснее, – недовольно взвизгнул Бруно.
"Казнь!" – вдруг встрепенулось сознание. Душное, сумеречное, зловонное пространство было наполнено неясным звуком.
– Чистилище? – Да ты здорово треснулся башкой, друг мой. Если не можешь отличить змеиной ямы от чистилища, – усмехнулся Бруно. – Мы еще живы? – разочаровано протянул Шаул. – Не расстраивайся, возможно, это ненадолго, – ощерился кот. – Все-таки долгая мучительная смерть, – заплетающимся языком пробормотал он.
Шаул попытался подняться, и голову рассекла дикая боль. Он попытался удержать вместе распадающиеся части. Резкая боль сменилась тупой болезненной тяжестью и, отняв руки от головы, он увидел на пальцах темные пятна. – Когда ты падал, ударился головой о камни, – поморщившись, объяснил Бруно. – Я же был связан, – Шаул с удивлением пошевелил кистями. – Что же я не справлюсь с такими простейшими узлами? – обижено повел ушами кот. – А твой мешок? – Они выкинули меня из него, словно мусор! – возмущенно насупился Бруно. – А что же змеи? Они не стали жалить нас? – Шаул обвел глазами яму.
Весь пол был усеян неподвижными, словно сваленные в кучу канаты, змеиными телами, по которым медленно ползали более активные особи.
– Вот в этом загадка. Насколько я могу судить, ядовитые змеи, издохли, а живые – всего лишь песчаные удавы. – Эпидемия, поразившая только ядовитых змей? – Ерунда, - презрительно зажмурился Бруно. – Кто бы стал бросать в змеиную яму безобидных ужей? – Сони? – Весьма сомнительно, – возразил кот. – Во-первых, он не мог знать о нашей печальной участи, во-вторых, у него просто не было возможности провернуть такое дело. – Не знаю, – поморщился от боли Шаул. – Возможно ли, что в этом кроется причина, почему Юсуф-паша так яро пытался обвинить нас в колдовстве? – Боюсь надеяться. Но даже если предположить невозможное: что достопочтенный визирь, перетравив собственноручно ядовитых змей, подкинул нам для компании песчаных удавов, – почему же он не позаботился о способе, которым мы могли бы выбраться из глубокой сужающейся кверху ямы, закрытой к тому же тяжелым деревянным настилом? – Тебе все сразу подавай, – усмехнулся Шаул, скривившись от боли. – Обойдешься ужами. Эти издохшие змеи смердят ужасно, – поморщился он.
Шаул приподнялся и, расчистив ногой место от околевших змей, переместился на свободное пространство. Он оперся спиной на стену ямы, устроив голову на выступающем камне. – Но больше всего в этом, – продолжил рассуждать Бруно, усевшись рядом с Шаулом, – меня смущает вопрос: зачем достопочтенному визирю марать свои руки, спасая осужденных за колдовство иноземцев? Кто будет так рисковать ради случайного встречного?! – Ты прав, это не вписывается в… в его идею личного счастья, – Шаул с трудом довел фразу до конца, прикрыв глаза, он остановил плавное покачивания каменных стен и, собравшись силами закончил: – Но и Сони это проделать было бы не под силу. – Наша судьба опять неопределенна, – философски мурлыкнул Бруно. – В любом случае без воды мы долго не протянем…
Шаула качнуло, остатки завтрака выскочили наружу.
– О! – отскочил от него Бруно. – Ты бы лучше прилёг.
Шаул вытер рот платком и с отвращением отполз подальше. "Хотя какая разница, где лежать – у собственной рвоты или в разлагающихся от жары телах змей". Он лег на спину. В ушах гудел какой-то слабый звон. Мысли сонно ворочались в голове, путаясь одна с другой и не находя собственных концов. Предстоящая смерть не пугала его, он был просто не в состоянии обдумать ее. Мучила жажда. В затылке густым комом билась боль. В глазах стоял туман, и он никак не мог разглядеть, что за темное пятно справа от него – то ли тень, то ли кобра раскрыла свой капюшон. Но ему было все равно, он прикрыл глаза. "Уж лучше кобра", – лениво подумал он, проваливаясь в болезненную дрему.
Шаул просыпался и снова забывался – его сон и бодрствование мало чем отличались друг от друга. Пульсирующая в затылке боль и жажда, переплетались с мыслями о Элизе и родителях. Ему было жаль мать. Она так любила его. А он не оправдал ее надежд. Мать желала видеть сына счастливым, а в ее понимании это - жизнь, наполненная благотворным служением по призванию и любовью. Но Шаул не мог выбрать занятие себе по душе, как и не мог назвать своею ту, которую любил. Да и жизни у него осталось всего десяток, другой часов. Ну что ж – Элиза по крайней мере не попадет в гарем. Ему трудно было примириться с ее смертью, хотя уже сотню лет, она по сути была лишена жизни. Но вся ее прописанная заранее судьба от рожедния до укола веретеном показалась ему сейчас и вовсе ненастоящей, как будто и вправду сложенная кем-то сказка. И лишь теперь, нечаянно очнувшись в неведомом мире, Элиза выпала из заведенного порядка и переживала мучительное испытание. Но этому испытанию не суждено обернуться счастливым концом, возвращением к новой настоящей жизни. Судьба Элизы так и останется лишь бледным отблеском, выдуманной легендой. Шаулу отчаянно захотелось дотронуться до нее, прижать к своей груди, как будто в этом могло быть избавление.
– Ты меня задушишь! – взвизгнул Бруно.
Шаул очнулся и чуть ослабил хватку – в его объятиях оказалась не Элиза, а кот. С возвращением в реальность вернулась и боль, засевшая в голове тугим пульсирующим клубком, она, словно спрут, обвила своими щупальцами и все его тело. Шаул открыл глаза. Беспросветная тьма неприятно ударила по глазам полной слепотой, и он зажмурился, стараясь избавиться от гадкого ощущения.
– Ты что-нибудь видишь, Бруно? – Что ты собственно хочешь увидеть? – ворчливо спросил кот. – Уверяю тебя, здесь мало что изменилось со вчерашнего дня.
Шаул облизнул пересохшие губы и поморщился – желудок свело голодом.
– Жаль, что кто-то перетравил ядовитых змей, – мрачно проговорил он. – Теперь мы будем мучиться гораздо дольше, с каждым часом теряя человеческий облик… – Ну не всем есть, что терять… – философски мурлыкнул кот. – Бруно, – усмехнулся Шаул, – кто же ты, если не человек? Разве только ростом не вышел и с растительностью переборщил. Но ведь не в этом же человеческий облик. - Я кот, - гордо ответствовал тот. - Ерунда, - безапелляционно бросил Шаул. - Оказавшись говорящим, ты перестал быть котом. – Какая дичь! – возмущенно зашипел Бруно. – К твоему сведению, совершенно неспособных к речи животных не существует, – наставительно объяснял Бруно. – Конечно, развитие у каждого животного свое. А кроме того - условия жизни. Некоторые из нас настолько задавлены тяжкими заботами и голодной, полной опасностей и унижений жизнью, что практически не восприимчивы к познанию. Точно также, как и у людей. Ведь ты не требуешь от затравленного забитого нищего мальчишки, который с младых ногтей знал только одну школу – кулак пьяного папаши, того же уровня вербального общения, что от ученого мужа, посвятившего свою жизнь поиску истины. Но некоторые из нас сознательно отвергают сотрудничество с людьми, утверждая, что в людях – корень зла, и общение с ними опасно и противоестественно. Таково большинство диких животных. И нельзя сказать, что их убеждения не имеют под собой почву. Действительно – погибель и страдания животных от людей. Но они забывают, что спасение – от них же. Говоря о погибели и спасении, я имею в виду не фактические реалии падшего мира, а сотериологическую перспективу. Так называемые домашние животные, конечно, придерживаются иной парадигмы. Они вполне осознают, что наши судьбы теснейшим образом связаны, хотя животные могут лишь опосредованно влиять на их благополучный исход – они приняли и подчинились воле Провидения, отведшего им столь тяжелую и бесславную роль, надеясь на награду в вечности. Домашние животные, безусловно, прекрасно владеют человеческой речью. Даже люди замечают это, обращаясь подчас к животным не с короткими командами, а с пространными речами: жалобами, оправданиями – да что только не приходиться нам выслушивать от вас! Ну и только малая толика из нашей братии не только умеют говорить, но и обнаруживают это перед людьми, позволяя установить тесные отношения не только на эмоциональной, но и на вербальной основе. – Ваша лекция, профессор, чрезвычайно обогатила мои знания, – усмехнулся Шаул, удивляясь увлеченности Бруно столь отвлеченными материями пред лицом скорой смерти в зловонной яме. – А что же эти змеи, тоже умеют говорить? – Они дикие, они не любят и бояться людей. Если бы ядовитые собратья удавов были бы живы, то наверняка попалась бы несколько разъярившихся, объятых страхом особ, которые вонзили бы свои клыки в тебя, да и в меня. Страх парализует мысль и делает невозможным взаимопонимание. Да и у людей так же! Укажи на кого-нибудь пальцем с криком: "Злой колдун!" – и, испугавшись, люди не будут слушать никаких оправданий, они потребуют самой быстрой и жестокой расправы над ним. Чему мы и были свидетелями накануне. – Весьма поучительно, а главное – оптимистично. – Кажется, взошло солнце, – потянулся Бруно.
Действительно, постепенно мрак рассеивался, являя отвратительную картину. Ночная прохлада сменилась удушливым жаром, в котором зловонье курилось над разлагающимися клубками змей. Наступил второй день их мучений. Жажда и голод, мешаясь вместе с дурнотой и болью, вытесняли не только мысли, но и все остальные чувства.
Какой кошмар - эта яма. И чей это умысел? Все загадочней и загадочней. Бруно превзошел самого себя, нарисовав столь логичную картину, отчего животные с нами не желают общаться. Кто, знает, может быть, он и прав, ведь эта загадка неразрешима.
Чуть тапочков:
Юлия пишет:
цитата:
судьба от рожедния до укола
Очепятка
Юлия пишет:
цитата:
– Какая дичь! – возмущенно зашипел Бруно. – К твоему сведению, совершенно неспособных к речи животных не существует, – наставительно объяснял Бруно.
Кажется, вторые слова автора лишние либо как-то перестроить?
Юлия пишет:
цитата:
что практически не восприимчивы к познанию.
невосприимчивы - слитно?
И еще смутило: если в яме темно, то как Шаул увидел змей, живых и неживых?
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 7
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Не загромоздить бы...
Упорно надеюсь, что где-то их пути пересекутся и две разошедшиеся линии как-то переплетутся. 
Автор, не ругайся. 
И чей это умысел? Все загадочней и загадочней. Бруно превзошел самого себя, нарисовав столь логичную картину, отчего животные с нами не желают общаться. Кто, знает, может быть, он и прав, ведь эта загадка неразрешима. 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
