Кстати: клуб "Литературные забавы"

*стыдливо прикрывается веером из танковой стали* не сердитесь, что мало
______________________________
Солнце бесцеремонно вырвало ее из сна, заполнив своими бликами всю комнату, прыгая с зеркала на люстру, потом перебравшись на прикроватный светильник. Маша, щурясь от солнечного хулиганства, нехотя выбралась из-под одеяла и поплелась в ванную. Уже стоя под душем, она вдруг вспомнила все безобразие, которое провернул с ее трепетной душой броненосец Потемкин, и скривилась от горечи, заполнившей рот. Она выдавила полтюбика пасты на зубную щетку и едва не затолкала ее в горло, яростно вычищая все следы мерзкой противной горечи. Успеха сие мероприятие не принесло, горечь перетекла в сердце и упорно сидела там, в засаде, отравляя солнечное, по-настоящему летнее утро.

И весь день эта горечь периодически выливалась из засады, и тогда снова начинало болеть где-то там, внутри, возле сердца. Нет, она конечно же пыталась обрести душевное спокойствие, занявшись глобальной уборкой в квартире. Маша вдруг поняла, как соскучилась по всем своим вещам, безделушкам, по дивану с его уютными и такими пухлыми подушками, соскучилась по своей кухне, которую с наслаждением долго и упорно надраивала до блеска . Даже по виду с балкона она соскучилась и торчала там, наверное, целый час, налив чашку чая с мятой и с кружкой в руках лениво разглядывая дворовую суету.
А когда ближе к вечеру вдруг заверещал дверной звонок, она даже секунду недоумевала, кто это мог бы быть, вот как забыла свою вчерашнюю жизнь. Звонок брякнул раз, другой и потом уже звонил не останавливаясь, пока она добиралась до двери.

За дверью обнаружился никто иной, как Платон. Он стоял, уперевшись ладонью в звонок, и тот надрывался во всю свою мощь. Когда Маша выглянула, Платон вскинул взлохмаченную голову и долгим взглядом посмотрел на нее, распространяя резкий коньячный дух. Маша кое-как отцепила его ладонь от звонка, причем он едва не упал, благо подвернулся дверной косяк, на котором он и повис, покачиваясь между квартирой и лестничной площадкой. Она осторожно потянула его внутрь, Платон не сопротивлялся, запнувшись о порог, едва не упал и, прислонившись к стене, снова сфокусировал на Маше взгляд: он был совершенно пьян. У нее даже дар речи пропал от такой наглости, зато у Платона голос неожиданно прорезался:
- Маш-ша, ты про… прости, я нем-много перебрал. Как-то не пордр.. продр … то есть… не под…рассчитал я, вот…

Чувствуя, что он вот-вот упадет, она, вцепившись в рукава его куртки, переместила его к диванчику, который жалобно закряхтел от рухнувшей на него тяжести. Платон кое-как угнездился на хлипком сооруженьице, тщетно пытаясь выровняться и поминутно сползая набок.
- Платон, ты где так набрался-то? – Маша наконец обрела речь, наблюдая за его попытками держаться вертикально, но тут же поняла всю бесполезность своих допросов, поскольку Платон, устав бороться с земным притяжением, свалился-таки набок и закрыл глаза, что-то пробормотав под нос. «Вот ведь гад какой! Как ни в чем не бывало заявляется, да еще и в ауте», со злостью думала она, подпихивая под отяжелевшую Платонову голову принесенную с дивана подушечку, Тот буркнул недовольно, дернул головой и опять засопел.

Маша опустилась на корточки и с неприязнью стала рассматривать попавшее ей в руки чудо природы, неопознанный ходячий, вернее, теперь лежачий, объект, то есть тоже НЛО, невесело усмехнулась она своим мыслям. Постепенно неприязнь уступила место какой-то жалостливой нежности, что ли, Маша затруднилась объяснить, что такое шевельнулось в ее сердце. Она никогда не разглядывала его так близко и так долго, и теперь использовала эту возможность, чтобы увидеть горестные вертикальные морщинки на переносице, чтобы разглядеть серебряные ниточки в коротко стриженых бачках, чтобы ощутить колючую небритость щеки, к которой она осторожно приложила ладонь. Он от этого смешно сморщился и капризно вытянул губы, но не проснулся. Она посидела на корточках возле Платона, пока окончательно не затекли ноги от неудобной позы, после чего оставила неодушевленное тело в покое и пошла заканчивать свои домашние дела.

День погас, сбросив солнечное светлое одеяние. Через открытый балкон тянул теплый, по-настоящему летний ветерок. Маша вдруг почувствовала, что чертовски устала. Она еще раз пришла проведать своего спящего гостя, который спал в том же положении, в котором она его оставила, поправила подушку и, постояв над ним еще какое-то время, отправилась, наконец, спать.

****************

Ее разбудил пристальный взгляд. Она, повозившись, приоткрыла один глаз и, вздрогнув распахнула и второй: в дверях спальни обнаружился Платон, внимательно разглядывающий ее. Он заметил, что она проснулась, и быстренько пропал из проема двери. Ей даже показалось, что он смутился, хотя смущенного броненосца она еще, пожалуй, не видела. Она потрясла головой, освежая вчерашний вечер в памяти и раскидывая мысли по местам, потом со вздохом выкарабкалась из-под одеяла и, набросив халат, вышла в коридор, как оказалось, вовремя: Платон, кажется, собирался уходить и возился в коридоре с ботинками.

Она подошла ближе и свысока наблюдала, как он пыхтит, натягивая туфли на ноги. Он, видимо, проспал всю ночь в обуви, и теперь ноги распухли и никак не хотели забираться внутрь стильных элегантных башмаков. Платон наконец кое-как втиснулся в свою обувь и поднял к ней пунцовое от натуги, а, может быть, и от конфуза, лицо. Маша молчала, рассматривая его, будто впервые видела, и Платон не выдержал :
- Маша, я прошу прощения за свой, хм, визит. – Потом, помолчав, добавил негромко, – Хотя вряд ли ты меня простишь.
Он поднялся, подождал Машиного ответа и, не дождавшись, хмуро заметил:
- Ну, так я и думал. Ладно, я пошел.
Когда за ним захлопнулась дверь, Маша вышла из стопора и кинулась за ним, но вовремя себя остановила. «Ты дура, или как? Он ведет себя как…, как, не знаю, что, а ты за ним бегать будешь?» Она топнула ногой в сердцах и отправилась в душ. Сон пропал окончательно.

Решение ехать на работу пришло неожиданно, Маша немедленно взбодрилась и лихорадочно стала собираться. Подъезжая к офису, она с удивлением отметила, что у нее дрожат руки. Волнуется, как первоклашка перед школой! Да, изменения в ней произошли настолько глобальные, что вернуться в свою прежнюю оболочку будет затруднительно: новая она там не поместится.

Маша усмехнулась, представив себя в тесной и старой одежке: рукава коротки, пуговицы на животе трещат, ткань на плечах натянута так, что вот-вот лопнет. Да уж, уморительное зрелище! Немного воспрянув духом, она захлопнула машину и бодро пошагала к крыльцу.

Ее появление в родной конторе вызвало такой дикий ажиотаж, переходящий в овацию, что она и думать забыла о всяких огорчениях. В приемную сбежались все, кому повезло приехать на работу. О том, что им всем именно повезло, Маше заявили абсолютно все. Когда она наконец высвободилась из объятий своих коллег и добралась до своего кабинета, то уже здесь смогла задать секретарше вопрос, так мучивший ее с момента прихода в офис:
- Юля, а где, позволь узнать, наш директор?
Она одновременно просматривала лежащие на столе документы и, не получив ответа, подняла глаза на мявшуюся у двери Юльку. Та смотрела на свою начальницу круглыми глазами и, взявшись ладошками за щеки, протянула:
- Ой, Маша, знаете, тут тако-ое!..
- Како-ое? – передразнила Маша.
- Да там с клиентом нашим, ну, с этим, …Крутовым, ужасные неприятности!
- Какие неприятности? – Маша спросила обычным голосом, а внутри рванула небольшая атомная бомбочка, от которой все внутренности стряхнулись со своих мест и бухнулись в желудок.
Юля понизила голос до шепота и выдала:
- Так арестовали, кажется.

В глазах выключился свет. Маша пошарила в темноте, нащупала стул и осторожно опустилась на него. Постепенно тьма рассеялась, перед носом обнаружился стакан с водой, и в капельках, усеивающих стеклянные стаканьи стенки, вовсю резвилось солнце. Это означало, что Юлькины руки тряслись, и Маша подняла на нее взгляд. Юлька испуганно таращилась на Машу и бормотала:
- О, господи, Маша, я что-то не то… Простите… Выпейте, по-пожалуйста.

Прохлада протекла в живот, залив последствия атомного взрыва, и Маша обрела способность говорить и действовать. Она усадила на стул Юлю, потом, обогнув стол, села в свое кресло и, внимательно глядя на взволнованную девушку, твердо заявила:
- Так, Юль, давай по порядку и без нервов. Скажи, что ты знаешь.
- Хорошо, да… Значит так, - постепенно успокаиваясь, начала та. – Позавчера, уже в конце дня, Громов выскочил из кабинета, мобильник возле уха. – Она на секунду задумалась, вспоминая подробности, и заговорила, старательно изображая своего шефа. – Он говорит: «Платон, я не понял, еще раз… Что значит «допрос»? По каким основаниям?… Ладно, а при чем тут ты?... Постановление об аресте предъявлено?... Понял. Какое отделение? А, в Управлении? Еду!» Вот, - Юля выдохнула и выжидательно уставилась на Машу, а та задумчиво терла переносицу. Мысли метались в голове как вспугнутые зайцы, и она никак не могла сосредоточиться. Мешала Юлька, все еще буравя ее, Машу, взглядом.
- Ладно, Юль, я поняла. Ты иди, мне надо подумать.
- Маш, если что нужно, я тут!
- Да-да, хорошо.
Секретарша выскользнула за дверь, а Маша так и сидела, терзая переносицу.

Потом достала мобильник, попыталась набрать Платона, номер был недоступен. Ну, да, пока он спал на ее хлипком диванчике в прихожей, телефон ни разу не позвонил. Громовский же номер отозвался длинными гудками, и хотя Антон не отозвался, она воспряла духом. Наверняка, Антон увидит ее звонок и свяжется с ней позже. Маша машинально перебирала накопившиеся бумаги и поймала себя на том, что уже трижды переложила всю стопку по одному листочку слева направо и справа налево.