Отправлено: 03.05.14 18:18. Заголовок: О спящей принцессе замолвите слово
Полтора года назад я решила переделать свою сказку "В поисках принца", но так увлеклась, что... от прежней осталась только первая фраза.
Получилось нечто соврешенно новое и... почти в пять раз длинее.
Потому мне бы очень хотелось представить новую сказку на суд форумчан - узнать ваше мнение о сем опусе, выслушать критические замечания и, может быть, советы и возражения.
Еловая ветка отскочила и больно ударила по лицу. Шаул чертыхнулся и потрогал ушибленное место, ссадина около левого глаза немного кровила. И что им взбрело в голову, тащиться в этот Заколдованный лес?! А всё Тим – как маленький! – до сих пор верит в сказки. – Шаул, где ты? Ну что ты еле плетешься?! Это был Тим. «Носится, как угорелый, без всякого толка», – раздраженно подумал старший брат. Вот же еще имя родители дали – Шаул! У всех мальчишек имена как имена: Тим, Том, Вим, Пит. А ты нет – будешь Шаулом! Иноземное имя было тяжелым испытанием всей его жизни. Оно, словно бельмо на глазу, для горожан! Даже хуже того – красный колпак, подтверждающий зловредное коварство его обладателя! Мало кто сомневался, что за именем скрывается постыдная тайна его происхождения. И если от взрослых ему приходилось терпеть косые взгляды и подозрения в его дурном нраве, лишь до времени ловко скрытым хорошими манерами, то среди мальчишек он был, словно прокаженный с бубенцом. Там, где его же родного брата Тима безоговорочно признавали за своего, Шаулу нужно было доказывать свое право на равенство. Не проходило и дня, чтобы кто-нибудь не задел его, к месту и не к месту поминая его имя. А он мечтал быть бесстрашным рыцарем. Стремительным взмахом меча и милосердным благородством к своим врагам он уничтожил бы их предубеждение и злобную глупость. Эх, если бы ему довелось стать им! Мальчик вздохнул. Имя рыцаря должно звучать – Роланд, Гавейн, Гильом, Эрик на худой конец! Мессир Шаул – чем ни насмешка?! Ветки боярышника раздвинулись, и оттуда высунулась голова брата. – Ну что ты?! – Тим, вообще, всегда говорил одними восклицаниями. – Давай быстрее! – Быстрее?! Ты вообще понимаешь, куда идти? – Ну Зеф же сказал: все время на север! – И где он тут, твой север? – недовольно проворчал Шаул. Да Шаул и не очень полагался на указания Зефа. Старик любил приврать ради красного словца, а после третьей кружки пива – и подавно. Старый Зеф утверждал, что обнаружил в чаще Заколдованного леса замок, в котором будто бы спала вековым сном прекрасная принцесса. – И с трех шагов не различишь замка! Одни стволы, ветки да листья! А кругом тьма, словно и не светлый день, а ночь темная! Ни зги не видать, – уверял мальчишек старик. – Но будто кто подглядывал за мной – только я двинулся, застонали, затрещали могучие стволы. Хватают меня за рубаху корявые сучья. Моргают на меня своими желтыми глазищами злющие совы, ухают, гонят прочь, – поймав поэтическую волну, заливал Зеф. – Днем ухали совы? – усмехнулся Шаул. – Да ладно тебе, – ткнул его в бок увлеченный рассказом старика Тим. – А я тебе о чем толкую?! Колдовство! – ничуть не смущаясь, вытаращился на них Зеф. – Да с чего ты взял, что в замке спит принцесса? – не отставал Шаул. – Все к тому, – закивал головой старик. – Все к тому. Так и старики говорили, когда я был от такой, как ты, малец несмышленый. – Я не малец, – вздернул подбородок Шаул. – Зеленый, зеленый ще, – пробормотал Зеф, погружаясь в блаженную дрему. Все это, разумеется, было сущим бредом. И все же, если замок существует – чей бы он ни был – здорово было бы побывать в нем! Ристалище, гулкие залы, где проходили пиры! А потайные ходы, спрятанные где-нибудь за стенной панелью?! Наверняка там можно найти что-нибудь интересное. Старый Зеф не стал пробираться в заколдованный замок, благоразумно остерегшись колдовства. Это решил сделать Тим. – Если он, действительно, существует, Шаул?! И что ты будешь делать, когда замок обнаружит какой-нибудь толстый Пит, или того хуже – гад Лудо?! Допустить вторжение в старинный замок своего заклятого врага, Лудо, Шаул не мог, и братья отправились в опасную экспедицию, вооружившись деревянными мечами.
Заколдованный лес имел дурную славу. Не один Зеф, любитель небылиц, рассказывал о вещах зловещих и странных, творившихся в этих местах. Им часто приходилось слышать то о морочивших дровосеков ходячих деревьях, то о голосах, уводящих в чащу собирающих грибы и ягоды, то об оборотнях, пугающих и смелых охотников. Никто, кроме редких мальчишек, желающих доказать свою смелость, в Заколдованный лес давно не ходил. Да и те дальше березняка носа не совали. Уж слишком зловещим казался сосновый бор. Плутая по заросшему и оглохшему лесу – и куда только делись птицы и гудящие лесные пчелы посреди летнего дня? – Шаул уж не раз пожалел, что поддался на уговоры Тима, но отступать без веской причины он не мог, а она никак не находилось. Лес словно бы вымер – ни людей, ни животных, ни обещанных Зефом ухающих днем сов, да и ничего похожего на оборотней или ходячих деревьев они так и не встретили, без приключений добравшись до глухой чащи. Здесь кроны деревьев сомкнулись, заслоняя небо, стало сумрачно и сыро, и ничего не напоминало о том, что вышли из дома они в солнечный день. Корявые ветви косматых елей цепляли за одежду, как городские нищие в воскресный день. Скрип старых стволов, похожий на стон, сухой шелест хвои, напоминающий шепот, нежданный треск сломанных ветвей в отдалении – словно кто-то крался за ними – неприятно будоражили воображение Шаула. Пожалуй, он предпочел бы прежнюю странную пустоту леса отвратительному чувству неведомого присутствия чащи. Полумрак, заросли мха, окутывающие стволы со всех сторон, морочили путников, скрывая привычные ориентиры. В который уж раз они встречают эту страшную косматую, почти черную ель, с покосившейся верхушкой, словно сгорбленная старуха в лохмотьях. – А может это ель ходячая? – смущенно потер нос Тим. – Сам ты ходячая ель, – огрызнулся Шаул. – Мы просто заблудились. Надо выбираться. – Мы же не нашли замка! – попытался воспротивиться решению брата Тим, но уж слишком уныло – уверенность изменила и ему. – Что толку искать несуществующий замок? – пожал плечами Шаул. – Оглянись вокруг – ему попросту здесь нет места. Ну кто, скажи на милость, будет строить замок в непроходимом лесу? Замки строят на горе, на скале, в излучине реки, а не в глухой низине. – Много ты понимаешь, – недовольно пробубнил Тим у него за спиной. – Это же сказочный замок со спящей принцессой! Он должен быть именно здесь! – Ты серьезно?! – оглянулся Шаул на мрачно следующего за ним брата. – Какое колдовство может быть в наше время?! Вот где действительно магия – так это на представлениях Корнелиуса ван Руфа. Ты же видел его научные опыты. Он-то легко разбудил бы принцессу без всякого принца! – Ерунда, – безапелляционно бросил Тим. Шаул махнул рукой – что толку с ним спорить?! Его брат не был приверженцем просвещения. А Шаула впечатляли необычайные превращения научных опытов и строгая простота логичных объяснений. И все же, он вынужден был признаться, что торжество науки непостижимым образом разрушает сказочный мир его мечты. Благородные рыцари, добрые феи и мудрые волшебники никак не вписывались в жесткие научные рамки. Шаул вздохнул – он опоздал родиться. Уже не только в купеческом Бонке, но и в аристократических замках потешались над злоключениями старого идальго. "Здравый смысл вовсе не обязывает нас высмеивать и втаптывать в грязь прекрасные идеи, – утешала его мать. – Дух рыцарства – вот что важно, сынок. Быть рыцарем можно и вне ристалищ. А звон мечей совсем не всегда провозглашает справедливость. Человек, в честь которого тебя назвали, был философом. Он не держал меча и не восседал на коне, но бесстрашно защищал истину и свободу мысли. Он погиб на поле этой брани. А ты, – мать серьезно взглянула ему в глаза, показывая что не шутит, – словно знамя из рук погибшего подхватил его славное имя. И носить его с достоинством можно только будучи настоящим рыцарем". Шаулу польстили слова матери, но сомнения в том, что он способен с достоинством, как она выразилась, носить собственное имя, смущало его. Уж слишком часто, он малодушно проклинал день своего наречения. "Ученому, – рассуждал Шаул, отбросив неприятные сомнения, – не нужно романтического имени. Его имя озарено Истиной, поиску которой и спасению от предрассудков он посвящает свою жизнь". – Да ты опять привел нас к этой старой ели! Шаул обернулся на возмущенный возглас брата, споткнулся и упал. Падение отрезвило замечтавшегося философа, и вместо высоких слов истины, с губ сорвалось грубое чертыхание. – Иди к черту, Тим! – И пойду, – огрызнулся тот и, развернувшись, скрылся за густыми кустами. – Скатертью дорога, – проворчал Шаул. Сидя на земле, он потирал ушибленное колено, отыскивая взглядом причину своего падения. Оказалось, что споткнулся он не об торчавший из земли корень или высокую кочку – толстенная ржавая цепь поднималась из-под земли и терялась в густых зарослях колючего кустарника. Шаул разворошил палую листву, устилающую густой хвойный ковер, и увидел почерневшие окованные железом деревянные балки. – Это же навесной мост! Быть не может… Тим! Иди сюда! – позвал он брата. Немного вправо Шаул заметил спускающийся вниз ров, а прямо перед ним был сам широкий деревянный мост. Высокие ели и заполонивший ров густой кустарник почти полностью скрывал и сам мост, и массивные цепи подъемного устройства. Шаул вскочил на ноги, забыв об ушибленном колене, сделал шаг в сторону, и мост исчез. Вернулся назад – и снова различил среди буйной зелени леса неровную, почерневшую поверхность моста, обросшую местами седым мхом. – Тим! Ну, где ты?! – снова позвал Шаул брата. – Что тебе?! – вернулся к нему недовольный Тим. – Смотри! – Шаул подвел брата к тому месту, где только что сам обнаружил почти полностью скрытый мост. – Так это ж мост! – забыв обиду, вытаращил глаза Тим. – Через ров к замку! Пойдем! – Подожди, – удержал брата Шаул. – Мост может быть прогнивший. И почему он не поднят? – А как по-твоему принц попадет в замок? – Ты что серьезно веришь в сказку о заколдованной принцессе?! – А ты будто нет, – ничуть не смутился Тим. – Что ж по-твоему это за замок? Ответа у Шаула не было. Странное местонахождение для замка – в самой чаще леса. Его обитатели или покинули его, или он стал для них могилой? Неприятное подозрение, закравшееся в душу, холодом обдало сердце, и Шаулу, как и Зефу, захотелось поскорее унести отсюда ноги. – Что бы там ни было – замок мы нашли, пора отправляться домой, – угрюмо ответил он брату. – Ты что?! Найти заколдованный замок и не войти в него?! – уставился на него Тим. – Как будто мы последние трусы?! – А ты очень смелый?! Может быть, они там все погибли от чумы?! На их веку с Тимом страшная гостья не посещала Бонка. Но истории о безжалостной болезни, уничтожавшей города и селения, были хорошо им известны. Этого врага не победить деревянными мечами. С ней и целой армии рыцарей не справиться. – Опять ты! Надоели твои книжки! Ох как страшно! У-у-у! – поддел его неугомонный братец. – Так оставайся! Шаул не успел ответить, как Тим ринулся к мосту и, раздвинув ветки, исчез в зелени кустов. А мгновение спустя Шаул уже услышал его отчаянное чертыхание. – Шаул! – с жалобным стоном позвал его брат. – Проклятье! Я застрял! – Так тебе и надо! – мстительно крикнул Шаул. – Чтобы не лез куда не надо! Он был бы рад оставить разозлившего его Тима самого выбираться из кустов. Но, сняв с пояса складной ножик, привычно проклиная судьбу старшего брата, отправился на его выручку. По крайней мере, утешал себя Шаул, бестолковый план Тима провалился – через такие заросли в замок ему не пробраться. Колючие ветки обхватили беднягу и крепко удерживали в своих цепких объятьях. Стараясь освободиться от них, он только еще больше увязал в кустах. Лицо и руки его покрывали вспухшие розовые царапины постепенно превратившиеся в яркие кровавые росчерки. Шаул вздохнул, понимая, что теперь настала его очередь получить свою долю ссадин. Кусты, словно живые, протягивали свои зеленые лапы, намертво цепляясь и безжалостно обжигая кожу едва заметными крохотными иголками, бессчетное множество которых покрывало не только ветки, но и обратную сторону темно-зеленых листьев. Стоило отделаться от одной ветки, как ты оказывался в плену у нескольких других. Лезвие маленького ножика для починки перьев с трудом справлялось с жилистыми стеблями. Шаул не заметил, как и сам оказался внутри зеленой ловушки. Казалось, они с Тимом не помогали, а лишь утягивали друг друга вглубь. По коже пробегал озноб, а на лбу выступала испарина. Они измучились, устали и взмокли. Наконец, увидев небольшой просвет позади Тима, Шаул, оттолкнувшись со всей силой ногами от поверхности моста, вытолкнул туда брата. Падая, Тим ухватился за него, и, прорвавшись через горящий обруч боли, они упали. С трудом переводя дух, Шаул оглянулся: кусты все еще протягивали к ним свои зеленые лапы, но уже находились на безопасном расстоянии. – Да встань ты с меня! – прохрипел под ним Тим. – Ты еще не это заслужил, – проворчал Шаул, но все-таки поднялся и протянул брату руку. Он попытался привести себя в порядок, куртка и штаны были облеплены приставучими листьями, но серьезно не пострадали, а берет – увы! – канул в недрах ужасного кустарника. – Ничего себе?! – присвистнул Тим. – Ты глянь!
Юлия
Сообщение: 1442
Отправлено: 03.05.14 18:23. Заголовок: Шаул резко повернулс..
Шаул резко повернулся на возглас брата и замер. В просветах зеленой листвы отчетливо темнели огромные деревянные, окованные железом, ворота замка. Как могло случиться, что они оказались по ту строну колючего забора?! Коварство, с которым они, словно нарочно, были уловлены злосчастным кустарником, лишь еще больше насторожило Шаула – соваться в этот проклятый замок было просто безумием. Он решительно развернулся, яростно раздирая ветки кустарника. Шипы обжигали руки, боль рассыпалась исками по всему телу, но кусты, как будто еще плотнее сомкнули ветви и непроходимой стеной стояли перед ним. Он не углубился и на четверть руты! – Да успокойся ты! – услышал он за спиной раздраженный голос брата. Стыд рванул внутренности, свернувшись под сердцем тяжелым холодным комком. Такое отчаянное сражение – все для того, чтобы избежать мнимой опасности?! – Ладно, – резко ответил он. – Все равно надо найти, что-нибудь существеннее складного ножа. Он обошел брата, оттолкнув его плечом, и решительно направился к воротам. Несмотря на свой почтенный возраст, ворота не выглядели ветхими. Хотя дерево их потемнело, и они густо заросли травой – даже в зазорах между бревнами и тяжелыми железными пластинами виднелись зеленые кустики – ворота не шелохнулись, когда Шаул толкнул их. Оглядев их нетерпеливым взглядом, он заметил небольшую калитку на одной из створок ворот. С силой толкнув ее, он чуть было не влетел носом в землю – настолько легко поддалась она под его рукой. – Ничего себе... Она была открыта! – оглянулся он на брата. Шаул осторожно заглянул в темный проем калитки. Не заметив никого в сумраке широкого свода, он шагнул внутрь и подпрыгнул от неожиданного странного всхлипа, раздавшего над его ухом. Шаул замер от страха, привыкшие к густому сумраку глаза постепенно различили фигуру привратника. Тот стоял, опершись на толстенную деревянную балку, что запирала ворота, закрытые глаза и мерное дыхание говорили о том, что он попросту спит. "Неужели старая сказка рассказывает правду, и этот дядька стоит здесь и храпит сотню лет?!" – ошеломленно подумал Шаул, осматривая чуднУю пеструю одежду стражника: и куртка и широкие шаровары были покрыты буфами и разрезами, из-под которых виднелись яркие желтые и красные ленты. Замысловатый берет привратника был украшен разноцветными перьями, свесившись на лицо спящего стражника, они мерно покачивались от могучего дыхания хозяина. Даже чулки его были украшены перемежающимися синими и желтыми полосами. Такой пестроты в костюме Шаулу не доводилось видеть никогда. – Что там? – нетерпеливо окликнул его Тим. – Да не кричи! – остановил Шаул брата. – Ты не поверишь – у ворот стоит стражник и спит. – Ха! – воскликнул Тим и, оттеснив Шаула, пролез в калитку. – Действительно! Спит! А ты говорил, что все это выдумка! – восторженно прошептал Тим и легонько дотронулся до стражника, тот вздохнул, что-то пробормотал и затих снова. – И никакой тебе чумы. – А это еще неизвестно, – назидательно ответил Шаул. Они прошли дальше. Неугомонный Тим, поспешив впереди брата, натолкнулся на брошенную кем-то повозку, стоявшая рядом с ней бочка перевернулась и, громыхая, покатилась по мощеной дороге. Грохот, усиленный каменный сводом крепостной стены, оглушил затихший замок. – Осторожней, – досадливо шикнул на брата Шаул. – Не хватало только перебудить здесь всех. – Смотри! – не обращая внимания на увещевания брата, воскликнул Тим. – Это собаки загнали кошку на крышу! Они тоже все спят?! Выйдя из тени воротной арки, Шаул повернулся в сторону, куда указывал Тим. Действительно, на деревянной крыше галереи, идущей вдоль внутренней стены замка, застыла, изогнув дугой спину и распушив хвост, кошка, а внизу с поднятыми мордами и разинутыми пастями замерли собаки. Тут и там им попадались спящие обитатели замка: вот караульные с алебардами, одетые в такие же смешные пестрые одежды, как и привратник, а здесь две женщины у колодца в накрахмаленных передниках замерли так, как спорили – рассерженные лица, руки в боки. В кузнице заснул кузнец, пытаясь раздуть мехами огонь, который давно погас. А на крыльце одного из домиков спала старуха, похожая на бабушку Герду, с корзиной, накрытой льняным полотенцем, в руках. У мельницы посапывал во сне ослик, впряженный в повозку, а рядом с ним смешной малый в нелепой белой шапочке, наподобие младенческого чепчика, уперся двумя руками в бочку, да так и уснул. Все это было забавно, словно какая-то игра, и все же Шаул не мог отделаться от тягостного ощущения, которое рождала в нем беспомощность застывших фигур. Взрослые сильные мужчины были скованы неведомо чьей волей и не могли тронуться с места, переменить позу, поправить съехавшую на ухо шляпу. Если это было игрой, то жестокой. Не хотел бы Шаул оказаться на месте этих несчастных, замерших, как куклы, по воле кукловода. "Кто мог сотворить такое с ними?" Мурашки пробежали по спине Шаула: может быть, он сейчас наблюдает за двумя дерзкими мальчишками, осмелившимися проникнуть в Заколдованный замок? Он озабоченно огляделся по сторонам: никакого движения – все замерло в странном пугающем сне. Тишину, царящую в замке, нарушал только гулкий звук шагов братьев по мощенной камнем площади. – Жутко здесь, – поежился Шаул. – Давай искать, чем можно было бы разрубить кусты. Надо посмотреть в караульной. Должно же быть у них что-нибудь кроме алебард. Небольшую дверцу караульной Шаул заметил в воротной арке, когда они только вошли. Возвращаться в сумрак ее свода не хотелось, но надо было справиться с кустами, а рубить их тяжелой с длинным древком алебардой… Он попросту не решался отобрать их у солдат, пусть те и спали. Помещение для стражи было маленькой коморкой без единого окна. Когда мальчики отворили дверь, раздался такой оглушительный храп, что от неожиданности, они оба отскочили от двери, как ошпаренные. – Ладно, не трусь, – едва справляясь с собственным страхом, проговорил Шаул. – Там же просто спят несколько стражников. – А я и не испугался. Это ты распрыгался, как заяц, – огрызнулся Тим и бесстрашно шагнул внутрь. – Ни зги не видно, – проворчал он из темноты каморки. – Отойди от двери, Шаул, ты последний свет загораживаешь! Шаул шагнул внутрь вслед за братом. Действительно в караульной было слишком темно. Вдруг раздался грохот, оглушительный храп стих, и комнату огласили жуткие похожие на рычание звуки. Душа у Шаула ушла в пятки, но тут на него налетел Тим, и они сиганули из караульной. Убегая, они слышали, как рычание сменилось всхлипом, а затем новым раскатом храпа. – Фу ты, черт! – чертыхнулся Тим, когда они, миновав площадь с колодцем и мельницей, пробежали через еще одни ворота и оказались на широкой площади, оставив караульную со стражниками далеко позади. Мальчики остановились, тяжело переводя дух. Оба чувствовали себя неловко: было понятно, что они испугались всего лишь храпа спящего стражника. – Да ну ее эту караульную, – смущенно пробормотал Тим, – давай лучше у садовника поищем. Шаул был согласен с братом: ему совсем не хотелось возвращаться, пусть даже никого, кроме спящих стражников, там и нет. Кроме того, у садовника, наверняка, должны быть инструменты, которые справятся с проклятыми кустами. Шаул вздрогнул – за спиной послышался топот и тихое ржание. Резко обернувшись, он понял, что звук идет из распахнутых ворот конюшни. Шаул подошел поближе и заглянул внутрь: большая часть лошадей спали стоя, но некоторые лежали на боках, вытянув ноги и шею, похрапывая и вздыхая. Вдруг одна из лежащих встрепенулась, перебирая ногами, поднялась, потопталась, и мгновение спустя, улегшись на другой бок, снова заснула. Рядом с лошадьми спали собаки и конюхи. – Что ты здесь застрял?! – услышал Шаул голос брата у себя за спиной. Шаул оставил конюшню и прошел дальше. Он остановился перед массивной башней-донжон, вход в нее находился высоко над землей, к нему вела деревянная лестница. Шаулу приходилось видеть донжон в замке Ван Локов – отец однажды взял его туда с собой, – но эта башня заметно превосходила ее своими размерами. Удивительно, что такую высокую башню, на вершине которой до сих пор развивался флаг, не было видно в окрестностях Бонка. На флаге отчетливо виднелся герб – Шаул без труда узнал его. Много раз он видел его в библиотеке, где хранился городской архив, – это был герб королей Оланда, королевства, на месте которого теперь благоденствовали свободные города под управлением Генерального собрания представителей магистратов. – Неужели все это было на самом деле?! – заворожено глядя на королевский штандарт пробормотал Шаул. – Кто из нас спит: я или обитатели затерянного замка? Башня соединялась галереей с дворцом. Он был тоже гораздо больше и наряднее жилища Ван Локов – широкая, украшенная каменной резьбой лестница вела к высоким дверям, утопающим в нише из двух круглых башенок. Такие же были по четырем углам здания. Карниз и фризы, опоясывающие стены дворца узорно кудрявились резьбой. Да, это был настоящий королевский дворец. В центре просторного вымощенного камнем двора находился источник. Поблескивающая хрустальным блеском, вода переливчато журчала, стекая в изящную каменную чашу в форме цветка.
Юлия
Сообщение: 1443
Отправлено: 03.05.14 18:24. Заголовок: – Шаул! Что ты там з..
– Шаул! Что ты там застрял?! Пошли скорее! Тим уже поднимался по лестнице во дворец. – Не надо входить! – возразил Шаул. – Не будь таким занудой, – дернул плечом Тим и, бегом поднявшись по лестнице, скрылся за внушительной деревянной двустворчатой дверью. – Тим! – Шаул ринулся за братом, чтобы вернуть того. Но оказавшись в огромном дворцовом холле, он не нашел его там. Он прошел дальше и попал в переполненную спящими людьми галерею. Они сидели на резных скамьях у высоких стрельчатых окон, толпились у распахнутых дверей залов, стояли парами, оборвав сотню лет назад на полу слове разговор. В пышных затканных серебром парчовых одеждах, скроенных по старинной моде, они спали, склонив головы на огромные, словно мельничные жернова, воротники. Обитатели дворца спали в самых неподходящих сну позах, как и все те, кого они прежде встретили в замке. Но выглядели также беспомощно и нелепо, как и любой человек во сне: с приоткрытыми ртами, они храпели и причмокивали губами. Не следовало смотреть на это. – В первом зале накрыт огромный стол, – вдруг выскочил ему навстречу из одной из дверей Тим. – Да что ты опять прилип к полу?! – Нам нечего здесь делать. Пойдем отсюда, – зло шикнул он на брата, но тот уже ворвался в следующий зал, и Шаул был вынужден снова отправиться за ним. В тусклом свете витражей узких окон зал казался сумрачным и унылым, несмотря ни на раскрашенные потолочные балки, ни на расписанные охотничьими сценками стены, ни на цветочный узор колонн. Не улучшал картины и потухший камин, зияющий своим громадным прокопченным чревом. Над причудливыми капителями колонн, образующих его портал возвышался массивный каменный колпак, украшенный резьбой, изображавшей все тот же королевский герб. На покрытом ковром возвышении на своих тронах спали король с королевой. Король весь обмяк, и корона у него съехала на ухо, он смешно пыхтел, пошлепывая губами, во время сна. А королева, наоборот, сидела прямо, положив руки на подлокотники, и только по прикрытым глазам, слегка склоненной голове и тихому мелодичному похрапыванию, можно было догадаться, что королева все-таки спит. Вокруг короля и королевы спали их придворные и слуги. – Пойдем отсюда, – Шаул потянул брата за рукав, – здесь мы не найдем садового резака. Но как только они вышли из зала, Тим, дернув плечом, скинул руку брата и помчался по лестнице вверх. На втором этаже несомненно располагались личные покои обитателей замка. Шаул почувствовал, что готов сгореть со стыда: без приглашения, да вообще без всякого на то основания, они проникли в ту часть замка, где чужаку совсем не место! Это переходило все границы! А Тим уже ворвался в одну из комнат. – Выйди сейчас же! – приказал Шаул брату. Кричать он не посмел, а Тим его не слышал, или не хотел слышать. Он подошел к двери и повторил: – Выходи! Ты слышишь меня?! Но Тим, не обращая на его слова никакого внимания, с любопытством разглядывал комнату. – Шаул! Здесь спит спящая принцесса! – он стоял у высокой кровати и бесцеремонно рассматривал спящую. – Не смей! Шаулу готов был прибить этого гадкого ротозея! Подскочив к Тиму, он схватил его за шиворот, чтобы выкинуть вон из спальни принцессы, но взгляд его упал на спящую хозяйку комнаты, и он отпустил брата. Хозяйка комнаты была прекрасна и величественна – настоящая принцесса. Несмотря на то, что она спала, ее присутствие явственно ощущалось в комнате. И потасовки с младшим братом здесь были неуместны. Принцесса лежала совершенно неподвижно – ни сопения, ни вздоха из плотно прикрытых губ, – сон ее был так глубок, словно она уже никогда не проснется. Темные ресницы создавали голубоватые тени, и от этого лицо принцессы страдальчески-печальным. Это было совершенно не похоже на то, что они видели в других покоях дворца. Шаул чувствовал, как далеко от этой спальни, от этого замка, от этого солнечного дня оказалась принцесса, и в то же время он ясно ощущал ее взгляд, из глубины устремленный на него, требовательный, призывающий. Словно она обращалась к нему с приказом или отповедью. – Ах ты еще тут?! Шаул едва не подпрыгнул, когда у самого его уха вновь раздался голос брата. Он поморщился. – Замолчи и выйди вон, – процедил он сквозь зубы. – Я уже весь замок осмотрел! – зашипел Тим ему на ухо. – Так интересно: на кухне полно поваров и кухарок спят с ложками, ножами и поварешками. Кстати, я нашел резак… Ну что ты на нее уставился?! – Помолчи, – раздраженно приказал он брату, тот своей болтовней сбивал его с мысли: – было что-то важное в этой комнате… – Ну ты даешь?! Да пошли уже, далась тебе эта спящая принцесса! Ей нужен принц, а не мальчишка из соседнего города! Шаул сделал шаг к ложу принцессы, стараясь отделаться от назойливой болтовни Тима, и за отдернутым пологом увидел кинжал, воткнутый в деревянное изголовье кровати принцессы. Он удерживал пергаментный свиток. На свитке было что-то написано красной киноварью. Шаул медленно прочел: «Червь, смутьян, думайте. Это начало. Сон пройдет. Скажи – улетит. Сменит холод тепло. Червь и слово – Родится и умрет ночной страж. Тьма, тьма, тьма. Шесть червей и смутьян Растеряют последних белых и черных овец из стада твоего. Всех заберешь с собой: Замок станет грудой камней, Могилой для всех, кто в нем спал». Бессмысленный текст, словно кто-то дурачился, загадывая загадки, был искусно выписан на потемневшем пергаментном свитке кроваво-красными чернилами. Все это казалось театральным, каким-то бутафорским. – Ух ты! Какой кинжал! – подскочил Тим. Кинжал был настоящим, с изящной черной резной рукоятью. Настоящим было и страдание принцессы. Лицо ее стало строже, и тени глубже легли на него. Неужели этот странный набор слов имел хоть какое-то значение? – Ладно, пойдем! – дернул его за рукав нетерпеливый Тим. – Подожди, – на это раз Шаул отмахнулся от брата. Он еще раз внимательно прочел нелепый текст, но тот не стал понятней. Он прочитывал его еще и еще раз в поисках отгадки или каких-нибудь указывающих на нее знаков, но ничего не находил. Что все это значит? Шаул устало протер глаза – ему казалось, что причудливые буквы прыгают и корчат насмешливые рожи. – Да ладно, пойдем уже! – не унимался Тим. – Что ты прицепился к этой глупой бумажке?! – Это должно что-то значить... – Тебе-то что за дело?! Да ну тебя! Я пошел! – воскликнул Тим и выскочил из комнаты. Шаул взглянул на принцессу. Вот отчего на лице ее лежала темная тень – скрутившийся снизу пергаментный свиток нависал прямо над головой спящей девушки. И темный цвет пергамента, и красные вычурные буквы его пугающего текста, и удерживающий его тяжелый кинжал, тускло поблескивающий острым лезвием, – все было нарочито, словно декорации пьесы, призванные убедить зрителя в истинных намерениях воплощающего зло героя. Но что бы это ни было – глупая шутка, или настоящая угроза, – никто не должен спать под нависшим над ним кинжалом. Шаул подошел к кровати и решительно снял свиток. На резном изголовье остался глубокий след от лезвия, но смертоносное оружие и его злокозненная ноша уже не нависали над несчастной. Шаул положил кинжал на каминную полку и еще раз рассмотрел свиток. Старый тяжелый пергамент высох и потемнел, но текст его нисколько не пострадал, чернила отставали такими же яркими, словно слова написаны были только вчера. – Что же они значат? – задумчиво прошептал Шаул, в который раз прочитав странный зловещий текст. Пора было идти: не место и не время заниматься странными загадками заколдованного замка. Свернув пергамент, Шаул положил его к кинжалу на каминную полку, но упрямый лист с сухим шорохом развернулся, выставляя напоказ свою кровавую надпись. Шаул пожал плечами и поспешил за Тимом.
Несказанно рада твоей новой старой сказке! Интригующее начало, заколдованный спящий замок, уже полюбившиеся герои - тонкий чувствительный Шаул и бесшабашный Тим, ах, как замечательно. Сажусь на лавку ждать продолжения и думать над загадочными словами, написанными красными чернилами.
Хелга Спасибо, дорогая. Очень надеюсь, что загадочные слова не разочаруют, так же как и герои
apropos
Главвред
Сообщение: 37829
Отправлено: 04.05.14 14:37. Заголовок: Юлия А вот и ты! ..
Юлия
А вот и ты! Ужасно рада, что ты не оставила творчество, и такое чудное начало - сказочное, таинственное. Оказалось, ужасно интересно почитать подробности о том, что в сказках описывается несколькими фразами - путь к замку, как он выглядит, что там за народ и проч. Свиток с текстом, кинжал - выглядят привлекательно-загадочно. Что-то будет.
*** Янтарь переливался на солнце, искрясь маленьким пузырьками и трещинами. Все вокруг казалось затопленным золотым светом теплого камня. Легкое дуновение ветра принесло едва уловимый шелест листвы и щебет птиц. Звуки потихоньку становились все более четкими. Теперь можно было различить треск сломанных веток и голоса. О чем говорят эти люди? Нет, не разобрать… Какая-то маленькая пичужка затараторила у самого окна, да в дальнем углу жужжала и билась о стекло муха. Но вдруг неведомая туча накрыла солнце, и все потухло, как будто и не было никогда ни теплого сияния янтаря, ни звуков. Душная серая мгла опустилась, закутав и оглушив все вокруг.
*** Феи, Агата и Селина, осторожно передвигались по пространству снов. Это занятие очень трудное и опасное даже для фей. Сновидения сотканы, словно из густой паутины, – одно неверное движение и она прилипнет. И тогда, словно затканная в паутине муха, душа останется навсегда в царстве снов.
Феи забрались сюда, конечно, не из-за любопытства: беспокойство о судьбе их крестницы, принцессы Элизы, спящей вот уже скоро как сотню лет, привело их в это опасное место.
А все началось с того, что двое мальчишек из соседнего городка отправились на поиски замка. Когда Агата впервые увидела их в магическом зеркале, пробирающихся по чаще Заколдованного леса, она только усмехнулась: "Тоже мне принцы!". Она и подумать не могла, что глупая затея мальчишек может обернуться катастрофой. Она даже не стала пугать их обычными магическими пугалищами, защищающими замок от любопытствующих, которыми был напичкан лес. А ведь настырность мальчишек должна была бы насторожить ее – плутать несколько часов в густом сумрачном, сыром лесу, когда любой в их возрасте не выдержал бы там и получаса! Но к упрямству одного добавилась наблюдательность другого – и вот они уже у ворот замка. Похожие внешне, братья во многом были прямой противоположностью друг друга, словно половинки одного целого, – что не хватало одному было в избытке у другого. Вдвоем они раскачали реальность, как качели, и смогли справиться с магией, не имея о ней никакого понятия. Возможно, без вмешательства Селины (если не кусты, то уж открывшаяся калитка – это уж точно ее рук дело!), они бы не попали в замок, но, положа руку на сердце, даже в этом Агата не была теперь уверена. Кода младший самым бесцеремонным образом ворвался в спальню Элизы, заставив старшего последовать за ним, все завертелось, как в дурном сне. То чего не заметил младший, сразу почувствовал старший – а ведь он ни за что не зашел бы в комнату, если бы не брат! Он обнаружил заклятие и прочел его, да ни один раз! И Агата увидела, как по поверхности зеркала заплясали искры, и послышался тихий щелкающий звук. Неужели колдунья подослала его?!
Агата оторвала взгляд от зеркала. – О чем ты думала?! – набросилась она на Селину, с самым невинным видом распутывающую пряжу. – Он прочел заклятие! – Этого не может быть, – растерянно прошептала та.
Бросив пряжу, она тот час оказалась рядом с Агатой у зеркала, которое все гуще покрывалась сверкающими трескучими искрами. – Почему же?! Не зря же он учился в школе! – раздраженно усмехнулась Агата. – Он не связан с Кольфинной! – убежденно проговорила Селина, внимательно вглядываясь в зеркало. – Посмотри! Он вынул кинжал!
Ну, это было уже совершенно невероятно! – Быть не может, – в свою очередь прошептала Агата, наблюдая, как ничего не подозревающий мальчишка возится с колдовским свитком.
Мальчики покинули замок. Но искры не хотели исчезать и, как назойливые насекомые, раздражали своим непрестанным потрескиванием. – Что же это значит? – потрясенная увиденным, Селина не могла оторвать взгляда от зеркала. – Что угодно, но ничего хорошего! – раздраженно рявкнула на сестру Агата. – Надо было думать, когда вздумала помогать мальчишкам! – Но Агата, – жалобно проговорила та. – Ты же знаешь, что принца нет…
Принца, действительно, не было. Агата понимала, что заставило Селину совершить такой отчаянный поступок. Когда сто с лишним лет назад они пытались предотвратить смерть своей крестницы, уготованную ей мстительной колдуньей, они не сомневались, что нашли прекрасный выход. Сон длинной не меньше чем век – испытание не из легких, но в поисках выкупа от смерти не следует скряжничать. Они обе были довольны своим хитроумным планом. Царство сна – одно из самых неизведанных и потому опасных мест, но это единственный способ перекроить ткань судьбы одного человека, не отправляя в тартарары весь остальной мир. Они были уверены, что учли и предусмотрели все опасности, и с точки зрения магии так все и было. Но они не могли предположить, что в быстроменяющемся людском мире, такие, казалось бы, обычные вещи: как вера в чудеса, стремление служения Истине, преклонение перед Красотой и жажда приключений – совершенно выйдут из моды.
Даже дети знают, что принцессу должен был разбудить принц. Но те словно перевелись! Теперь принца невозможно отличить от скаредного лавочника, озабоченного только своим кошельком, или корыстного торговца, который не поднимется с места, если это не обещает ему пары монет. Богатство и слава самого низкого толка – все, что интересует современных благородных рыцарей. Никто из них не верит в существование прекрасной спящей принцессы, и уж совершенно не готов отправляться на ее поиски. Кто нынче слышал о прекрасных дамах и собирается посвятить свою жизнь служению им?! Благородство, честь, бескорыстие, веру – все это назвали именем старого идальго и определили как один из случаев умственного помешательства. Кому нужна принцесса-бесприданница? Разве что какому-нибудь проходимцу-авантюристу! Феи с тоской наблюдали за изменением человеческой породы, не сулившим ничего хорошего их подопечной. А время не прекращало свой бег, и вот в колбе ее часов осталась всего несколько горстей песка.
В извечной битве добра и зла, волшебства и колдовства, вопреки расхожим представлениям, волшебник не может просто взять и отменить колдовство. Так же и колдун не может, бросив щепоть зелья в котел, уничтожить добро. Надо найти выход, учитывающий замысел врага. Противостояние черной и белой магии похоже на карточную игру – твои карты должны покрыть карты противника, в противном случае – проигрыш.
Колдунья Кольфинна – гадкая мстительная особа! – решила убить малышку Элизу в день ее шестандцатилетия. Агата и Селина обернули смерть сном. Феи придумали прекрасного принца, Кольфинна пригвоздила к изголовью свиток заклятия – появившийся у ложа принцессы спаситель прочтет заклятие, и принцесса погибнет. Ни уничтожить свиток, ни просто вынуть отвратительный кинжал из изголовья кровати нельзя. Но можно сделать его невидимым, что и не замедлили осуществить феи. На их стороне был здравый смысл и здоровое чувство опасности. Невидимый покров, который они накинули на свиток, действует на взрослого человека, который видит то, что знает, безотказно. Для ребенка, который хочет знать, что видит, покрова нет. Маленький ненасытный зверек любопытства, который сидит в каждом ребенке, способен их заставить забыть о любой опасности, а детский здравый смысл еще так окрылен, что спокойно мирится с самым невероятным.
Что это за искры, раздражающие своим треском, плясали по поверхности магического стекла, Агата не знала. И это ей еще предстояло выяснить. Но одно было ясно – заклятие колдуньи начало действовать, значит, сон принцессы нарушен, и, стало быть, гибель обитателей замка – дело времени. Надо отправляться в мир снов, чтобы проверить, что случилось с их крестницей.
Юлия
Сообщение: 1447
Отправлено: 04.05.14 19:06. Заголовок: – Не копайся, Селина..
– Не копайся, Селина, – проворчала Агата, подгоняя сестру.
Она была расстроена и продолжала сердиться на нее. Сестры продвигались по сонному царству с величайшей осторожностью: нельзя было попасться в тонкую паутину. Но это только на поверхности: чем глубже погружаешься в мир снов, тем страшнее и необратимей опасности подстерегают тебя. Сначала надо перебраться через реку, медленные тягучие воды которой скрывают стремительное глубинное течение, образующее множество водоворотов кошмаров. Если повезет перебраться через реку, то на другом берегу ожидает еще одна беда. Там начинаются бездонные, вязкие болота забвения. За болотами под сенью глубокой пещеры беспамятства покоятся король с королевой и их придворные. Это место почти безопасно, стоит опасаться лишь испарения болот, чтобы не забыться и не остаться здесь навсегда. Еще глубже в царстве снов – область густых туманов неведения, в котором на каждом шагу подстерегают обоюдоострые пики скал запретов. Напороться на них ничего не стоит. А дальше расстилается пустыня миражей, здесь властвуют самые разнообразные иллюзии каждого живущего существа. Некоторые пройти легко: их эфемерность очевидна, в большинстве же разобраться можно с большим трудом, и, если не распознаешь, не отличишь иллюзию от реальности – пропадешь.
Благополучно миновав пустыню, феи оказались у самого убежища Элизы. Они поместили крестницу на самой окраине сонного царства. Здесь очень тихо, ни шум, ни запах, ни свет не проникает сюда извне. Того, кто находится здесь, невозможно разбудить. Потревожить его забвение можно лишь очень сильной магией. Любовь, охватившая благородного принца при виде прекрасной спящей принцессы, должна была стать последним необходимым компонентом хитроумными магической комбинации, выстроенной феями. Она учитывала не только сложные законы человеческой судьбы, но и особенности человеческой личности – преданность Истине вкупе с бескорыстным стремлением спасти обреченного. Только в таком случае душа принцессы очнется от забвения и благополучно воссоединиться с ее телесной оболочкой, а вслед за тем проснуться от столетнего сна и те, кто связан с ней заклятием.
Мальчишка, ворвавшийся в замок со своим братом, помог колдовству начать действовать, в то время как принц, призванный заставить работать противостоявший ему план фей, не появлялся. Спасительный сон будет разрушен, но без пробуждения – душа принцессы, так и не покинув царства снов, будет неприкаянно блуждать по неведомому миру, а, может быть, затеряется где-то на его границе, навсегда потеряв связь со своим телом. Справедливости ради, стоило записать на счет мальчишки, что тот сумел-таки вытащить кинжал из изголовья – и что только позволило несмышленому подростку справиться с могущественной магией Кольфинны? Предопределенная феями нить событий запутывалась самым невероятными и непредсказуемым образом!
Вот они и добрались до парящего в темноте ложа души принцессы. Все как будто было по-прежнему: бестелесная фигурка девушки мирно почивала, укутанная в голубоватое свечение, создающее вокруг нее по задумке фей нечто вроде защитного футляра. Но опытный глаз не мог не заметить, что некогда расплывчатый прозрачный образ девушки стал более четким и плотным. Это могло значить только одно: забытье принцессы перестало быть абсолютным, ее сознание просыпалось.
– Так и есть... – прошептала Агата, не отрывая глаз от души крестницы. – Но она кажется такой спокойной. Может быть, ничего страшного не случилось? – робко предположила Селина. – А если мальчик сможет разгадать заклятие? – Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы расшифровать глупые вирши Кольфинны, – хмыкнула она. – Но это не отменит заклятия. – Не отменит, но он сможет начать действовать. – Городской мальчишка?! Он-то тут при чем?! – Но он же вытащил кинжал!
Это, действительно, было странно. И Агате самой хотелось бы надеется на чудо. Но как бы то ни было, задуманный феями спасительный ход событий был нарушен, а значит, теперь все покатиться кувырком без порядка и предопределения. Столкнуться две силы, без законов и правил, и уже не мастерство фей и даже не изощренное коварство колдуньи определят результат, теперь на весах судьбы – сердца людей. Что в них перевесит – добро или зло? Любовь или страсть обладания? Мужество или трусость? Ложь или истина? Да как это поймешь, когда герой до сих пор так и не появился?!
*** Терпкий осенний воздух смешивался с запахом тины от канала. Его мутные зеленоватые воды виднелись в прорехах поредевшей листвы кустов на окраине сада. В тусклом свете пасмурного дня деревья, несмотря на роскошные переливающиеся золотом и багрянцем наряды, казались смущенными и притихшими, словно опасались грядущих перемен. Они тревожно перешептывались, слушая печальные крики улетающих птиц. Не сегодня-завтра ветер сорвет с них чудные платья, и из прекрасных принцесс они, словно Золушка, в одночасье превратятся в бедных нищенок в жалких потемневших лохмотьях, дрожащих от холода неприютной, хмурой порой...
Шаул поежился и плотнее запахнул куртку – от канала тянуло промозглой сыростью. Уже прошло больше месяца с тех пор, как они с Тимом побывали в заколдованном замке, а Шаул так и не догадался, что значат слова той странной головоломки, что он прочел в свитке, приколотом к изголовью ложа принцессы. Не то, чтобы он непрестанно решал ее... Поначалу он и вовсе забыл о ней – слишком невероятным было то, что они увидели. Но постепенно слова свитка стали проявляться в памяти, и скоро неровный ритм странного стиха неотступно стучал в голове, а слова изводили своей бессмысленностью. К кому обращался автор загадки? Несмотря на то, что в самом начале, было приказано каким-то червю и смутьяну думать, Шаул был уверен, что автор нескладного балаганного текста, повествующего о несчастном конце, злорадствовал над принцессой. Если он и не был сам разрушителем замка, то бесспорно радовался подобному исходу: "Замок станет грудой камней, могилой для всех, кто в нем спал". Вот только когда этот страшный конец произойдет? Что значат эти странные образы злосчастного свитка? – "Сон пройдет. Скажи – улетит", – прошептал Шаул слова свитка. – Что это значит? Сон будет разрушен каким-то словом? Тьма? Что это – война, затмение? И черви!
Шесть червей, которых родит тьма. Шаул поморщился, представив себе каких-то непомерно огромных змеевидных чудовищ. "Что это? Червь неусыпающий? Ад, могила?" Шаул сидел в саду и, задумавшись, ковырял носком ботинка сырую рыхлую землю. Может быть, имеется в виду весна, когда вылезают дождевые черви? Шесть весен? И что за смутьян?
– Мама!
Крик младшего брата прервал его размышления. Через открытую дверь, Шаул видел, как тот ворвался на кухню. – Мама! Я наловил рыбы! – Тим протягивал матери ведерко с бултыхающейся в воде рыбой. – Тина, возьми у него ведро, – приказала мать служанке, и улыбнулась младшему сыну: – Сколько же их здесь?! – Тьма тьмущая! – хвастливо ответил Тим. – Ну конечно! – Шаул стукнул себя по лбу. – Это числа!
Мальчик бросился в библиотеку. Отец Шаула и Тима был городским архивариусом и библиотекарем, хранителем бесчисленных томов, собранных в старом красивом здании с узкими сводчатыми окнами. Высокие стеллажи, расставленные вдоль и попрек обширного зала, упирались в пересеченный темными балками потолок. Добраться до верхних полок можно было только по лестнице. Стеллажи были заставлены книгами, а под окнами, стояли сундуки со старинными свитками. Отец Шаула кропотливо собирал том за томом, как искусный портной, он выкраивал из небольшого бюджета библиотеки, выделяемый городским советом, средства на приобретения ценных изданий. С недавних пор библиотека стала гордостью небольшого Бонка, конкурируя с библиотеками университетов не только соседнего Венка, но даже Золлендама. Поговаривали, что не за горами тот день, когда и Бонк обзаведется собственным университетом.
Шаул прекрасно ориентировался в библиотечных томах. С тех пор как пошел в школу, он постоянно помогал отцу. Много часов он проводил в библиотеке, читая или просто рассматривая книги. А потому без труда нашел старинный фолиант с древней азбукой и уселся расшифровывать загадку. Уже давно никто не пользовался принятым в старину буквенным обозначением цифр. Но Шаулу встречались искусно выписанные буквы со специальными значками, и соответствующие им старые непонятные названия. Сначала все шло легко: тьма – десять тысяч, нашелся и червь – тысяча. Предположив, что написавший стишок использовал древнее название букв для обозначения нужных ему цифр, он просеял все слова загадки, чтобы выудить из них те, что означали цифры.
Шаул старательно записал, то к чему привели его исследование. Пока получилось вот что: «1000, 500, 60. Это начало. Сон пройдет. Скажи (100) – улетит. Сменит холод тепло. 1000 и 200 – родится и умрет ночной страж. 10000, 10000, 10000, шесть 1000 и 500 растеряют последних белых и черных овец из стада твоего. Всех заберешь с собой: Замок станет грудой камней, Могилой для всех, кто в нем спал».
Приходилось признать, что запись стала не более понятной, чем прежде. Что следовало сделать с полученными цифрами? Сложив их, он получил число 39360. Если предположить, что это были дни до рокового события, то все вместе они составляли около ста восьми лет и почти равнялись тому периоду, о котором говорилось в сказке. Но тогда все остальные слова, кроме трех последних строчек, просто теряли свой смысл. И кроме того, было совершенно непонятно, когда свершится страшное пророчество, потому как неизвестна точка отсчета.
Шаул решил подойти к проблеме с другой стороны. Если предположить начальной точкой момент наступления сна королевской фамилии, что означало окончание королевского правления, то сведения о нем можно почерпнуть из исторических документов все той же городской библиотеки. Но здесь тоже все оказалось не так просто. Восход содружества свободных городов государств, в которые входил родной Шаулу Бонк, на политическую арену был омрачен войнами, междоусобицами, предательствами и прочими смутными событиями. Достоверных сведений было мало, многие факты, упоминаемые в документах той поры, противоречили друг другу или путались в датах. До всей этой неразберихи на территории нынешнего содружества существовало королевство Оланд. Но о причине падения королевства, как и судьбе его короля Грегора сведения источников тоже расходились. От самых невероятных – таких как сказка с ее колдовскими чарами, до самых прозаичных – заговор, болезнь и смерть.
Помог разобраться в исторических коллизиях Шаулу отец. – Принято считать, – начал отец, поправив очки, – последним годом правления короля Грегора год 1560-й, по дате последнего королевского указа. В нем король даровал хартии некоторым городам, в том числе нашему Бонку. Тогда наш городок едва ли мог претендовать на подобные привилегии как чеканка монет, крепостные стены или принятие правовых актов. Но благодаря влиянию золлендамского магистрата, глава которого имел собственные торговые интересы в Бонке, наш городок тоже был включен в реестр городов, получивших хартию. У нас в библиотеке хранится список этого указа.
Отец прошел к большому шкафу и вынул оттуда небольшую темного дерева шкатулку с гербом города. Из шкатулки он извлек свиток. – Вот полюбуйся, – отец протянул его Шаулу. – Подписи короля Грегора ты там, конечно, не увидишь, но во всем остальном список является полной копией королевского указа.
Шаул развернул свиток. Это был указ короля Грегора Второго от лета 1560. Год был написан буквенными обозначениями – теми самыми червем и смутьяном, которым надлежало думать в начале загадки. Вот и ответ – значит, загадка начинается с даты. Если 1000, 500 и 60 – 1560-й год (сказано же в свитке: "это начало"!), его не надо плюсовать к общей сумме. И если следовать той же логике, остальные числа тоже следует складывать только построчно. Шаул распределил их столбцом и приписал соответствующие им слова загадки, не имеющие численного значения.
"100 – Сменит холод тепло. 1200 – родится и умрет ночной страж. 36500 – растеряют последних белых и черных овец из стада твоего".
Шаул смотрел на получившуюся у него запись и не верил глазам. – Неужели так просто? Быть не может…
Но числа легко раскрывали смысл других слов. Сто лет – сто раз сменит холод тепло, то есть зима сменит лето, или тысяча двести раз умрет и родится луна, или пройдут тридцать пять тысяч суток – день и ночь, черные и белые овечки. Речь шла все о тех же ста годах, о которых было известно абсолютно каждому, кто хоть раз слышал сказку о спящей принцессе.
– Зачем же было скрывать то, что всем известно?! Ерунда какая-то! – Шаул в сердцах отбросил от себя лист, на котором расписал отгадку, и уставился в окно. В разноцветных солнечных лучах, окрашенных стеклами витража, медленно плясали пылинки.
– Теперь мне известно, когда замок будет разрушен, – тихо проговорил он. – Через пять лет…
Через пять лет все, кого он видел в замке, спящие и абсолютно беззащитные перед надвигающейся на них бедой, будут заживо погребены под его развалинами.
Шаул попробовал рассказать отцу о сделанном им печальном открытии, но тот, наслушавшись выдумок Тима, не воспринял его слова серьезно.
Из-за невероятной способности Тима все превращать в балаган никто не верил, что они нашли заколдованный королевский замок. Даже их закадычные друзья считали это просто забавной выдумкой. Только преданная Тиму Элька искренне верила, что ее герой нашел настоящую спящую принцессу.
– Все из-за тебя, – привычно обвинил Шаул младшего брата. – Вечно врешь не пойми что. – Да и ты не больно-то спешил рассказывать правду! – вернул ему Тим.
Так и было. Шаул вовсе не старался разоблачать небылицы Тима. Он боялся, что узнай горожане правду, то не будет отбоя от желающих взглянуть на спящую принцессу. Достаточно того, что они с Тимом бесцеремонно вторглись в замок. Но сейчас, узнав о грозящей спящим людям опасности, которую предотвратить был не в силах, он стал пенять на завиральную болтовню Тима.
– А что ты дергаешься?! Принцессу должен спасти принц. Он придет, поцелует ее и все проснуться! А чертово заклятие пусть катится ко всем чертям! – одним махом решил проблему Тим. – Ты что действительно веришь во все эти истории с поцелуями?! – насмешливо уставился на него Шаул. – Не будь таким занудой! Ты же сам видел принцессу и всех этих смешных сопящих людей! Ты что же думаешь, что они заболели, и им нужен врач?! Так какого черта ты носишься с этим дурацким древним стишком?! Ты не веришь в волшебный поцелуй, но веришь в колдунью с клюкой и бородавкой на носу?! – Да иди ты, – отмахнулся Шаул от брата.
Но упрек Тима был справедлив. Если уж действует проклятие, то должен действовать и поцелуй. А если не веришь в поцелуй, то не следует и беспокоиться о каком-то бестолковом тексте. Но Шаула преследовали картины увиденного в замке. Все эти люди, не властные над собой, беспомощные, словно действительно пораженные какой-то ужасной болезнью…
Шаул прочел о сне все, что смог найти в библиотеке. Одни авторы уверенно рассуждали о вмешательстве потусторонних духов. Другие утверждали, что сон – это реальная жизнь в другом мире. Многочисленные толкователи снов противоречили друг другу с той же убежденностью, с какой доказывали несомненную верность собственных выводов. Он прочел холодящие душу истории о погребенных заживо, и книгу, описывающую невыносимые мучения человека, оказавшегося запертым в обездвиженном теле. Страдания несчастного были переданы так реалистично, что Шаул долго не мог успокоиться и порою просыпался от кошмарных снов, в которых переживал подобную судьбу. Изучая книги, Шаул узнал немало способов пробуждения от долгого сна, но все они были откровенно шарлатанские. В одном из них на лоб спящего нужно было положить смесь из крови дракона и высушенных листьев козлятника, собранных на кладбище в ночь весеннего равноденствия, в другом – под подушку следовало подсунуть кожаный мешочек, наполненный высушенной икрой лягушек, отложенной в полнолуние, и кусочками корня мандрагоры. Конечно, искать кровь дракона, как и ловить лягушек, а тем паче собирать их икру в полнолуние Шаул не собирался. Медицинские трактаты сходились на том, что средства от этого недуга не существует. Заснувшие долгим сном люди просто просыпались каждый в свое время. Когда это время придет для обитателей замка, и что послужит тому причиной? Поцелуй принца, или кровь дракона?
Замечательно ловкое заклинание! И как логично, если так можно выразиться для данного случая, разрушение планов, выстроенных и добром, и злом - так и бывает- жизнь и живые люди непредсказуемо перемешивают многие старательно продуманные планы. Хотя, ведь в сказке всегда есть вторая, скрытая, магия. Заинтриговала совершенно!
Юлия, какое удовольствие. Надеюсь, будет и правда много, хотя хорошего много не бывает. Все так интригующе, эти кусты и меня затянули. Располагаюсь в зале ожидания на лавочке.
И как логично, если так можно выразиться для данного случая, разрушение планов, выстроенных и добром, и злом - так и бывает- жизнь и живые люди непредсказуемо перемешивают многие старательно продуманные планы
Не в бровь...
Хелга пишет:
цитата:
Замечательно ловкое заклинание!
В форме я не очень уверена. И когда оно будет окончательно оговорено, я была бы рада услышать замечания. Хотелось бы, чтобы оно не "стояло колом"
Марти пишет:
цитата:
кусты и меня затянули
Я так рада!
Юлия
Сообщение: 1449
Отправлено: 06.05.14 19:02. Заголовок: Глава вторая Не по-..
Глава вторая
Не по-осеннему теплый ласковый ветер играл с розоватыми ветками вереска и колокольчиками эрики, разнося по холмам их сладковато-горький аромат. Шаул снял шляпу, и шаловливый ветерок ласково прошелся по волосам. Он был рад, что покинул душный и утомительный, как ему казалось, город. Широко шагая по пологим покрытых вереском холмам, молодой человек любовался их изумительным видом – розоватые с глубокими лиловыми тенями холмы на фоне лазоревого небосвода, покрытого легкой золотой вуалью перистых облаков. Красота эта была исполнена некой загадочной отрешенностью. Где-то здесь должны жить феи. Это место удивительно подходило сказочным существам.
Шаул невесело усмехнулся: что могло заставить бакалавра свободных искусств заняться поиском фей, как ни несчастная любовь вкупе с потерей надежды исполнить свое призвание?! Молодой человек пребывал то ли в метафизической тоске, то ли в меланхолическом созерцании – он еще сам не решил. Совсем недавно он оплакивал несчастную любовь, и мир для него окрасился в траурные тона, но вскоре боль сменилась досадой – его утонченная возлюбленная, поэтесса и художница, предпочла ему здоровяка маркиза, любителя лошадей и сальных шуток, оглашавшего окрестности Бонка громовым хохотом. И мир, потеряв даже темные краски, оказался бесцветным и пресным на вкус, как переваренный палтус. Все прекрасные идеи, которыми он упивался, были повержены в прах и растоптаны изящным женским башмачком. Вот тебе и родство душ! Он готов был ради нее пожертвовать карьерой философа, но она отвергла его жертву так же, как и его самого.
А теперь судьба снова жестоко посмеялась над несчастным влюбленным – оставшись без возлюбленной, по воле отца он потерял еще и философию. Лиценциат философского факультета Бовильского университета Бартоломью Ворт запретил своему старшему сыну изучать философию, охарактеризовав мать всех наук, как бесперспективный род деятельности. Как это было несправедливо! И именно тогда, когда изучение философии могло стать для него целительным бальзамом, отец заставляет его иссушать ум бездушной юриспруденцией!
Устав от бесполезных споров с отцом, Шаул замкнулся. Не желая выслушивать бесконечные доводы и благожелательные советы, он стал избегать любого общества. И от нечего делать – даже любимое чтение теперь не могло отвлечь его от мрачных мыслей – он принялся разбирать бумаги. Давно уже следовало вернуть письма и бессчетное множество коротеньких записочки, которыми некогда его забрасывала ветреная Аделина. И надо же было ему наткнуться на свои старые записи! Сколько лет прошло? Подумать только – его тогда занимали рыцари, замки, заколдованные принцессы?! Сейчас он чувствовал себя умудренным столетним старцем по сравнению с тем наивным мальчиком. Он явно переоценил свои силы – поединки, решительность и сила! – такое гораздо более подошло бы Тиму. Уединение с книгами – вот его призвание. Шаул развернул сложенный в несколько раз лист бумаги.
Он совсем забыл о всех этих несчастных в Заколдованном лесу! Неужели все это было на самом деле?! Он с удивлением смотрел на выписанную собственной рукой дату – если его догадка верна, меньше года осталось до разрушения замка. Что из всего, что он помнил, было правдой, а что – вымыслом разыгравшегося воображения ребенка, мечтающего о подвигах? Шаул сложил лист бумаги, но выкинуть его не решился – судьба сотен людей, уложенная в несколько нескладных строчек. Чем он мог помочь этим несчастным?
Но мысль о спящих в замке, ставших безвольными игрушками чьей-то злой воли, не давала ему покоя. Может быть, если бы не добровольное одиночество, тревога бы постепенно заглохла. Но за неимением отвлекающего общения, она лишь усиливалась чувствами вины за то, что на годы забыл о несчастных, и стыда за малодушное смирение пред лицом чужой беды. Словно назойливые злые осенние мухи, они раздражали и жалили, не давая спокойно спать по ночам и предаваться метафизическим размышлениям днем. И через несколько дней, не выдержав, Шаул отправился в Заколдованный лес. Зачем? Он и сам не знал. Никакого конкретного плана у него не было. Он надеялся на удачу: если найдет злополучный замок, то возможно ситуация подскажет выход, а если – нет, на нет и суда нет. Времени у него было достаточно. В университет он в этом году не вернется. Когда отец запретил ему изучать философию, Шаул наотрез отказался идти на юридический факультет. Теперь ему предстоит скучнейшая работа в нотариальной конторе. Но свои последние дни свободы он волен посвятить несчастным из заколдованного замка.
Шаул долго бесплодно бродил по чаще, и мысли его были заняты отнюдь не предметом поисков. Безнадежная тоскливость и мрачная суровость здешних мест завораживали его, и он упивался размышлениями о бренности и бессмысленности бытия – по крайней мере своего собственного. Шаул наткнулся на поддернутую ржавчиной цепь подвесного моста совершенно неожиданно – так же как и прошлый раз, спотыкнувшись об нее. Хотя сейчас ее легче было заметить среди поредевшей пожухлой осенней листвы колючих кустарников. Памятуя коварство этих кустов, он справился с ними быстро. На этот раз он был вооружен не деревянным мечом. Перчатки и кинжал – и вся недолга.
Внутри крепостных стен ничего не изменилось. Так же его встретил заснувший стражник. Бочка, опрокинутая Тимом, продолжала лежать посреди дороги. Шаул откатил ее в сторону и прошел через арку, образованную широкой крепостной стеной. Из караульной все также разносился громовые раскаты храпа, а на крыше галереи спасалась от собак кошка. И кузнец, и ругающиеся служанки, и ослик – все было как прежде. Шаул медленно шел по улицам замка, вглядываясь в лица людей, гибель которых становилась с каждым ударом часов все ближе. Он остановился около девочки, сидевшей на пороге дома с пестрой кошкой на руках. Ветерок играл с выбившимися из-под чепца белокурыми волосами девочки, и, казалась, что она не спит, а просто зажмурилась от яркого солнца. Чертами лица и нежностью, с которой она наклонилась к своей кошке, девочка напоминала маленькую Эльку, дочь вдового сапожника из Бонка, с которой Шаул был дружен. Было так несправедливо, что и эта девочка и ее кошка должны будут погибнуть мучительной смертью. Какова бы ни была причина размолвки королевских особ с колдуньей – Шаул был уверен, что в жизни все было сложнее, чем излагала сказка, – невозможно было смириться с гибелью хотя бы одной этой девочки.
Шаул задумался, вспомнив о колдовском свитке – его темный, словно пропитанный тьмой, пергамент отбрасывал свою отвратительную тень и на беззащитную девочку с кошкой. Шаул решился. Преодолев уже известный путь до королевского дворца, он бегом поднялся в комнату принцессы. Он вошел, на мгновенье замешкавшись у двери, – чувство неловкости за вторжение в ее покои обожгло стыдом, – но ему надо было добраться до злосчастного свитка, чтобы уничтожить его.
Осторожно ступая, стараясь не смотреть на спящую принцессу, Шаул подошел к каминной полке, где в прошлый раз оставил свиток и разорвал кинжалом злосчастный пергамент. Снял с пояса кожаный футляр для кремния и трута, в который было вделано кресало, и развел огонь в давно потухшем камине. Языки пламени обхватывали тонкие полоски пергамента. Проклятие извивалось змеей, чернело и рассыпалось седым пеплом. Несколько минут – и оно исчезло в огне.
Шаул обернулся к ложу принцессы – может быть, это была лишь игра разыгравшегося воображения, – почувствовав на себе ее взгляд. Это необъяснимое – как может смотреть человек, когда глаза его плотно закрыты?! – и жутковатое чувство неприятно пронзило его. Взглянув на спящую принцессу, он убедился, что та спала, как и прежде, глубоким нездешним сном. И все же он не мог отделаться от ощущения ее присутствия. Шаул тряхнул головой, отгоняя наваждение, но не удержался и поклонился несчастной, покидая ее покои.
– Где же принц?! Что же он не поспешит спасти свою красавицу? – пробормотал он себе под нос, досадуя на заплутавшего неизвестно где благородного спасителя.
Шаул отправился в Заколдованный лес, не имея ни малейшего плана действия. Но споткнувшись о подъемную цепь, он словно попал за некую границу реальности. Перед ним открывался иной мир, который прежде прятался за предметами привычного мира, как этот замок за деревьями чащи. Невидимые силы этого мира, обращались к нему, играли с ним, а, может быть, бросали вызов?! Ну что ж он его примет. Насколько он помнил сказку, в ней говорилось не только о заснувших в замке и заблудившемся принце, но и о главных виновницах всей этой неразберихи со столетним сном – злой колдунье и добрых феях. С колдуньей связываться не имело смысла, значит, оставались феи. Ему предстояло отыскать этих добрых волшебниц. И Шаул с воодушевлением принялся за решение головоломки – игра есть игра.
Юлия
Сообщение: 1450
Отправлено: 06.05.14 19:10. Заголовок: Мальчишками они не р..
Мальчишками они не раз слышали о живущих в их краях феях от старого Зефа. Если старик оказался прав с заколдованным замком, вероятно и с феями он не промахнулся. Но бакалавр свободных искусств не может в своих исследованиях опираться на россказни старого пьяницы, и Шаул отправился в библиотеку. Если этот мир существует, то так или иначе он должен найти отражение в книгах. Надо было просмотреть документы и свидетельства – возможно, ему повезет наткнуться на упоминания о неких странных явлениях, событиях, или даже людях, обладающих особенными способностями. Проштудировав архив города, никаких упоминаний о сверхъестественном он не нашел. Ничего загадочного или странного. Все, как и положено в хорошем купеческом городе – бухгалтерская точность и отсутствие романтических деталей.
Но одну странность он все-таки откопал. Это касалось собственности, а что может быть более странным в купеческом городе, чем отказ от выгодной сделки? Так вот, если верить документам, в течение сотен лет многие поколения старинного рода ван Хелфов проживали в окрестностях вересковых холмов, они владели десятками плугов прекрасных пастбищ. Но последнюю сотню, а то и более лет об этих самых ван Хелфах ничего не было слышно, хотя земли продолжали принадлежать семье. Не раз и не два купцы и нажившиеся на торговле титулами аристократы пытались купить вересковые холмы, но всякий раз сделки расстраивались –покупатели неожиданно отказывались от нее. По самым разным причинам, они готовы были заплатить немалые отступные, только бы разорвать сделку. И до сих пор прекрасные обширные пастбища продолжали пустовать.
Странными были и описания усадьбы ван Хелфов. В одном документе говорилось о обширных выпасах, богатом хозяйстве и красивом каменном господском домом, в другом – о старинном замке, в третьем – о небольшом хуторе в несколько деревянных домов. Конечно, можно было все это отнести к разным временам, но Шаул со своими друзьями не раз играл на вересковых холмах и точно знал что ни замка, ни его развалин, как и никаких других ни разрушенных, ни целых построек там попросту нет.
Под конец его поисков ему попалось сочинение некого Теофилуса Люгнера, утверждающего, что магия – это не искусство творить заклинания, а свойство самой природы. Он перечислял несколько особенных мест, где, по свидетельствам многих людей, они или исцелялись от болезней, или находили верные решения затруднительных ситуаций, или даже на них снисходили научные прозрения. Шаула нисколько не удивило, что в окрестностях Бонка таким местом оказались вересковые холмы.
Что ж – теоретические изыскания были сделаны, теперь пришло время для поиска эмпирических доказательств. И одним тихим теплым воскресным днем, какие часто выдаются в начале осени, когда все домашние были заняты своими делами, он не заметно выскользнул из дома. Пробежав по узким улочкам, он пересек городскую площадь и, затерявшись в шумной праздной толпе, вышел за городские ворота. Его забавляла мысль о том, что никому из встреченных им горожан, чинно раскланивающихся со старшим сыном городского библиотекаря, новоявленным бакалавром, не могло даже прийти в голову, что тот отправился на поиски фей.
Оставив позади опустевшие темные поля, он шагал по вересковым холмам, подставив лицо ласковому ветерку. Он уже несколько часов наслаждался нежной красотой этих мест и их неизъяснимым завораживающим очарованием. Но ничего похожего на человеческое жилище ему не встречалось. Ни дороги, ни маломальской тропинки – ничего не указывало на то, что здесь вообще может быть какое-нибудь жилье. Но наученный поисками заколдованного замка, Шаул не отчаивался: если феи смогли спрятать от любопытных глаз целый королевский замок, то свое собственное жилище, каким бы значительным оно ни было, им ничего не стоило замаскировать. И словно в ответ на его решимость прямо перед Шаулом неожиданно, словно из-под земли, возник маленький поросший мхом домик. В тени холма, к которому он прислонился одним боком, его почти невозможно было различить среди густых кустов и больших серых валунов. Крошечные темные оконца, низкая некрашеная деревянная дверь.
– Неужели это и есть загадочная усадьба ван Хелфов? – пробормотал Шаул себе под нос и постучал в дверь.
Тихонько скрипнув, дверь отварилась. Шаул снял шляпу и приветливо улыбнулся готовый встретиться с хозяевами, но у двери никого не было. Зато его взгляду открылся большой и светлый холл. На обшитых темным деревом панелях и выстланном контрастными мраморными плитами полу играли золотые блики закатного солнца.
Чуть помедлив, он шагнул внутрь. Хозяев по-прежнему нигде не было видно.
– Здравствуйте! – крикнул Шаул в сторону комнат.
Никто не ответил ему, и он двинулся внутрь дома. Пройдя холл и небольшое сумрачное помещение с клавесином в углу, он попал в просторную светлую комнату с большими окнами, выходящими в сад.
Посреди комнаты стояла высокая стройная дама с величественной осанкой. Одета она была в строгое платье, кипенная белизна кружевных воротника и манжет оттеняла его темную ткань. Так выглядела бы зажиточная горожанка или аристократка в их городе, только традиционный чепец у незнакомки отсутствовал, и ее лицо обрамляли темно-русые косы, уложенные вокруг головы. В руках она держала огромный букет свежесрезанных хризантем.
- Сударыня, - Шаул церемонно поклонился, стараясь хоть отчасти сгладить самовольное вторжение.
– Ну, и чего ты хочешь? – неприветливо спросила она, бросив лишь мельком на гостя, и отвернулась, расставляя цветы в вазу.
Признаться Шаул был огорошен подобным приемом не меньше, чем внешним видом жилища. Он решил не замечать оскорбительного тона хозяйки и направить беседу в подобающее русло:
– Разрешите приветствовать вас, мадам. Простите, что так ворвался к вам без… – Уже вошел, не так ли? – перебила его хозяйка, не отрываясь от своего дела. – Простите, – холодно проговорил он и учтиво поклонился, призывая на помощь хорошие манеры: – Мое почтение, мадам. Шаул Ворт из Бонка к вашим услугам. – Никогда не думала, что нуждаюсь в этом, – проворчала та и, вперив в гостя досадливый взгляд, отчитала его: – У меня нет ни времени, ни желания, выслушивать твои неуклюжие приветствия. Что тебе надо? – Ответы, – Шаул оставил попытки произвести благоприятное впечатление на привередливую даму, следуя правилам этикета. – Ответы, – хмыкнула та. – Так задай вопрос. – Вы фея, не правда ли, госпожа ван Хелф? – поднял он бровь.
Признаться, у него было желание сбить спесь со строптивой дамы, продемонстрировав собственную осведомленность (а он был уверен, что не ошибся). Но в ответ дама лишь снова хмыкнула, и ничего не ответила, продолжая возиться с цветами. Шаул не мог понять причины столь странного приема – хотя кто их знает, этих фей? Может быть, они всех так встречают. Но уходить не солоно хлебавши он все же не собирался.
– Я побывал в замке в Заколдованном лесу, – начал он. Но фея его тут же перебила, раздраженно проворчав: – И очень напрасно! – Так вы знаете? – он внимательно всматривался в ее красивое лицо, искаженное недовольной надменной миной, стараясь разгадать ее мотивы. – Разумеется, – процедила она. – И значит, верно то, что до разрушения замка осталось меньше года? – Ты же читал заклятие, – пожала она плечами. – Заклятие? – удивленно переспросил Шаул. – А что ж это по-твоему – пожелание счастливой Пасхи? – В таком случае, автор несомненно с теологического факультета, такого рода юмор у них в чести, – в тон зловредной фее ответил он. – И что же, позвольте узнать, необходимо для спасения всех этих людей? – А тебе что за дело? – фея развернулась к нему. – Ты что принц? Два голубых глаза впились в Шаула, буравя его насквозь. – Н-нет, – опешил он от такого натиска. – Я старший сын лиценциата философии Бовильского университета, городского архивариуса и библиотекаря Бонка Бартоломео Ворта.
Фея отвела от него напряженный взгляд, вернулась к своим цветам и, усмехнувшись, бросила через плечо: – А сам-то ты кто? – Бакалавр свободных искусств, – не без достоинства ответствовал Шаул.
Но на фею, казалось, его ученая степень не произвела должного впечатления, она отвернулась от него и взглянула в стоявшее у стены большое зеркало в массивной раме с ножками в виде львиных лап. Проследовав за ее взглядом, Шаул увидел свое отражение. Среднего роста и худощавый, в зеркале он казался каким-то щуплым, его воскресное платье, который мог себе позволить старший сын городского библиотекаря, в зеркале выглядел мешковатой робой простолюдина, темная челка упала на лоб, прикрыв правый глаз, а из-за уха виднелась торчащая прядь – он слишком поспешно снял шляпу, не оправив волос, и теперь был похож на деревенского растрепу.
– Ну и какое дело бакалавру свободных искусств до Заколдованного замка? – лениво поинтересовалась фея, потеряв, как видно, к нему всякий интерес.
Ее вопрос вывел Шаула из задумчивого созерцания собственной персоны, порядком покачнувшего его уверенность в себе.
– Ты хочешь купить этот участок леса? – Нет… – нелепое предположение феи удивило его. – Разумеется, нет, – угрюмо ответил он. – Тогда что тебе нужно? – строго уставилась на него та.
Шаул почувствовал раздражение: пренебрежительный тон феи, ее язвительные замечания о его персоне не могли не задеть его. В конце концов он уже не мальчишка, и как бы она не относилась к его научным достижениям, у нее не было оснований тыкать и помыкать им, как будто перед ней деревенский пастушок! Да, он пришел без приглашения, но интерес его не был праздным любопытством.
– Но, позвольте, – вскипел он, – ведь жизнь сотни людей под угрозой! Да существует ли вообще это самый принц?!
Фея молча буравила его взглядом, не сулившим ему, казалось, ничего хорошего. Возможно, он слишком погорячился и перегнул палку. В конце концов гнев феи грозил чем-то более неприятным, чем выдворение непрошенного гостя взашей из гостиной. И все же! Шаул попытался справиться с волнением и не отвести взгляда – играть так играть, пусть ставки и высоки.
– Не знаю, – наконец ответила она. Первой сдалась фея! Очко! Маленькое, но в его пользу! – Не знаете?! – воскликнул Шаул. – Но это же вы заменили ее смерть сном! – И?! – возмущенно уставилась на него дама. – Если верить сказке, – поправился Шаул, снизив тон. – Согласно преданию, вы погрузили в сон всех обитателей замка – а это несколько сот человек! – и обещали, что через сто лет явится принц и спасет всех. И при этом вы не озаботились тем, чтобы этот принц существовал на самом деле?
– Что ты понимаешь в волшебстве? – оставив свою вазу, дама сделал шаг по направлению к гостю. – Что ты смыслишь в жизни и смерти?! Не трудись! Я отвечу тебе – ничего! – отчеканила она. – И ты посмел явиться сюда и обвинять нас?! – Ну что ты так кипятишься, Агата?
Шаул в смятении взиравший на надвигающуюся на него разъяренную фею, не заметил как в комнате появилась маленькая хрупкая дама, она зябко куталась в белую мягкую плетенную затейливой паутиной шаль. Ее золотистые с рыжиной волосы, как и у грозной Агаты, не были прикрыты чепцом и переливались нежной медью в льющихся из высокого окна лучах солнца. Она изящным движением оправила пышную юбку платья из бледно-нефритовой тафты, и опустилась в кресло. Агата, кажется, передумала превращать его в мышь или в лягушку – нечто подобное Шаул прочел в ее сверкающих гневом глазах. Вернувшись к столу, она уселась на стул с высокой резной спинкой, которая теперь возвышалась над ее головой, словно корона.
– Присаживайтесь, дорогой менеер Ворт, – добрая фея указала ему на кресло рядом с собой. – Или вас следует называть господин бакалавр? – в ее вопросе не было насмешки, она ласково смотрела на него в ожидании ответа. – Просто Шаул Ворт, мадам, – ее приветливость почему-то смутила его гораздо больше, чем нападки грозной феи. – А я просто фея Селина, – улыбнулась она и уточнила: – Селина ван Хелф, а это моя сестра Агата, и мы феи, как вы совершенно верно догадались. Ты совсем сбила с толку несчастного молодого человека, Агата, – повернулась она к сестре, и снова обратилась к юноше: – Не робейте, Агата – добрая фея, и она совсем не сердится на вас.
Селина повела кистью, и в ее руке появился тонкий бокал с изящной гравировкой вензеля, в котором ясно читалось буква Х. Внутри бокала качнулся, блеснув в луче солнца, напиток. – Угощайтесь, пожалуйста, – она протянула ему бокал лимонада. – Да, мой дорогой менеер Ворт, – продолжила она, приветливо глядя на него ярко-зелеными с золотистыми искрами глазами, – мы тоже крайне озабочены этой ситуацией. Но Агата совершенно права: мы не можем вмешаться и повлиять на исход дела. Мы не имеем права – да и не смогли бы! – совершать за людей положенные им поступки. Феи – лишь помощницы. А если нет людей, то нет и поступков… – Так откуда же возьмутся люди? – отрывая взгляд от затейливого вензеля на бокале, спросил Шаул. – Их призывает Проведение, – терпеливо объяснила милая фея. – Значит, ничего не остается, как сидеть и ждать, когда оно призовет принца. А если этого не произойдет? – Это трудно, – виновато улыбнулась милая фея. – Но мы ничего не можем больше сделать.
Шаулу показалась, что она сделала ударение на слове "мы". – Ты совершенно напрасно втягиваешь его, Селина, – глухо прозвучал голос той, которую звали Агата. – Я никого не втягиваю, – невинно возразила ей сестра. – Я просто объясняю молодому человеку, как обстоят дела. Кроме того, милый менеер Ворт сам сделал выбор, прочитав заклятие и разрушив покой принцессы… – Простите. Что я сделал? – уставился на нее Шаул. – Ты прочел колдовское заклятие над принцессой раз сто! – вновь набросилась на него суровая фея. – Теперь ее душа заперта в царстве снов, как в темнице! – Я… я не знал, что… – растерялся Шаул, на память пришла одна из прочитанных им трагических историй, и на сердце нахлынул ужас совершенного им преступления. – Она все понимает и чувствует, но не владеет телом?! Не совсем так, – сердобольно глядя на него, ответила милая фея Селина. – Ее тело бесчувственно, утоньшилась его связь с душой, а душа не чувствует тела…
Но ее ответ не изменил того факта, что он, Шаул, обрек принцессу, а может быть и не только ее, на ужасающие страдания, одно описание которых заставляло похолодеть душу. Шаул судорожно глотнул воздух, словно сам оказался в удушающей темнице обездвиженного тела.
– И что теперь? – просипел он, вдруг потеряв голос. – Мы уверены, что принц сможет вернуть ее к жизни, восстановив нарушенный прежде ход событий. Тем более, что свитка над принцессой уже нет… – поспешила ответить добродушная фея Селина. – Если принц появится во время, – мстительно глядя на него, добавила Агата. – В таком случае, разве не следовало бы его найти? – с вызовом спросил Шаул. – И кто же это сделает? – подняла бровь Агата. – Уж не старший ли сын городского библиотекаря? – А почему бы и нет? – вскинул подбородок Шаул, уязвленный ее насмешкой. – Глупости, – быстро ответила Агата, словно испугалась его реакции, но тут же язвительно усмехнулась: – Представляю себе этакое посольство из сыновей Бонка на приеме в королевском дворце! – Не стоит представлять посольство, сударыня.
Шаул поднялся с кресла. Сделав несколько шагов к столу, за которым сидела Агата, он поставил на него бокал с лимонадом, к которому так и не притронулся. Тонкий высокий бокал с бледно-желтым лимонадом изящной вертикалью поддержал идеальную форму круглой сине-белой фарфоровой вазы, наполненной хризантемами цвета опала, на темном фоне расчерченного солнечными бликами дереве стола. Великолепный натюрморт, достойный кисти Аделины...
– Никакой делегации не будет, – он поднял упрямый взгляд на Агату. – И мне не понятен, сударыня, ваш сарказм: почему гражданин свободного города не может обратиться к принцу? – И с чем же он обратится к нему? – Вероятно, стоит рассказать ему о принцессе. – Не стоит стараться, – Агата смерила гостя взглядом. – Сказку про спящую принцессу знают не только бакалавры свободных искусств. – Разумеется, – кивнул Шаул, стараясь сдержать раздражение. – Но не все знают, что это правда. – Правда! Как мило! – всплеснула руками Агата. – Ты считаешь себя непревзойденным оратором, потому что получил отличную оценку на диспуте в университете?! Так вот я тебя разочарую: никто не бросится рукоплескать тебе, услышав твой правдивый рассказ! – Я смогу убедить принца, – вздернул подбородок Шаул. – Я найду слова, чтобы рассказать ему как ужасно существование несчастной принцессы и каким чудовищным может стать конец сотен людей без его вмешательства их судьбу. Ни один благородный человек не откажется предотвратить подобное несчастье! – запальчиво закончил он. – Неужели? – вскинула бровь Агата. – И, конечно, расскажешь, что являешься причиной всех этих несчастий? – Безусловно, – стиснув зубы, кивнул Шаул. – Агата, ты жестока и несправедлива! – сплеснула руками Селина. – Не Шаул Ворт – причина несчастий бедняжки. Это очень, очень трогательно, – ободряюще улыбнулась ему добрая фея. – Я уверена, что настоящий принц никогда не останется безучастным к вашему рассказу.
Шаул и сам не заметил, как вызвался отправиться на поиски неведомого принца. Потрясающе, как быстро иногда можно принять самые невероятные решения!
– Но Агата совершенно права, – чуть склонив голову, предостерегающе подняла палец Селина. – Это предприятие совсем небезопасно… Если вы решитесь на него, вы должны быть готовым к самому, – она понизила голос, – самому худшему. Здесь нет места благодушию. – У меня ведь нет иного выбора, – поднял бровь Шаул, его совсем не радовал подобный расклад, но выбора у него, кажется, действительно не осталось. – Я виноват и должен исправить сою ошибку. Фея Селина, мадам, – он церемонно поклонился обеим дамам, намереваясь поскорее покинуть их, чтобы спокойно обдумать свое внезапно принятое решение. – Не так скоро, господин бакалавр, – нелюбезно остановила его Агата. – И вправду, друг мой, задержитесь буквально на несколько минут, – мягко улыбнулась ему Селина, повернув голову, обратилась к кому-то невидимому: – Джинджер, будь добра, позови сюда, пожалуйста, Бруно.
Маленькая белка, казавшаяся до этого подушечкой в кресле Селины, проворно вскочила на подлокотник, умыла лапками рыжую мордочку и поскакала выполнять поручение хозяйки. Немного погодя, в комнату важно вошел большой серый кот. Он уселся посередине и, подставив морду теплу солнечного луча, блаженно сощурился.
– Бруно, ты отправишься вместе с менеером Вортом, – не терпящим возражения тоном изрекла Агата. – За что? – вдруг услышал Шаул мягкий, мурлыкающий голос, без сомнения принадлежащий животному. Кот, повернувшись к фее, сделал жалостливую гримасу, округлив глаза. Прекрати паясничать, – рыкнула на него Агата. – Дело серьезное и очень опасное. Одному ему не справится. "Говорящий кот?! Только этого мне не хватало!" – Сударыни, я прошу, не стоит беспокоиться, я прекрасно справлюсь сам, – поднял руку в предостерегающем жесте Шаул. – Конечно, справитесь, но в таких делах всегда нужен друг, – Селина доброжелательно смотрела на недовольного гостя. – А Бруно может быть очень хорошим другом. – Так что будь добр – будь им, – настоятельно порекомендовала коту Агата. Бруно вздохнул: – Отчаянный прожект! И чего вам вздумалось потакать этому неокрепшему юному уму?! – Прошу прощения, любезный Бруно! – выслушивать дерзости от животного было выше его сил. – Я бакалавр свободных искусств… – О! – картинно сжавшись, словно от испуга, перебил его кот. – Неужели в Золлендамском университете бакалавра свободных искусств теперь выдают не зеленым школярам младшего факультета?! – Я не зеленый школяр младшего факультета, а сдавший экзамен бакалавр! – отчеканил Шаул, горя праведным гневом. – Мне уже девятнадцать лет. По вашим кошачьим меркам, я уже глубокий старик! – Скорее, покойник, – презрительно мяукнул кот. – Помолчи, Бруно! – прикрикнула на него Селина. – Ты переходишь всякие границы! Разве можно подобным образом начинать опасное путешествие?! Простите его, дорогой мой, – обратилась она к Шаулу. – Бруно бывает иногда довольно колючим, но, поверьте, он гораздо мягче, чем хочет показаться! – Охотно верю мадам, но вынужден настаивать, – уперся Шаул. – Я привык путешествовать без животных. Он услышал, как гневно мявкнул кот, но не удостоил того даже взглядом. – О, нет! – всплеснула руками Селина и вспорхнула из кресла. – Я прошу вас, милый мой, дорогой мой! – она была уже около него и, заботливо поправив уголок его воротника, взглянула ему в глаза. – Шаул, – нежно проворковала фея, – не отказывайте мне в просьбе, возьмите Бруно с собой. Поверьте, вы не пожалеете об этом! А я вас очень прошу! Я никогда не прощу себе, если вы отправитесь в такое опасное путешествие без помощника! Она была настойчива и так… так близко. – Ваш слуга, мадам, – наконец сдался он, и чтобы отвлечь внимание от растекающегося по его лицу румянца, нахмурившись, спросил: – Почему, позвольте спросить, вы говорите о предстоящем путешествии, как об очень опасном? Я не раз путешествовал и пусть в пределах свободных городов… – Но сейчас вы отправляетесь за пределы Содружества, – перебила его Селина. – Но дело даже не в границах, – она озабоченно задумалась, не переставая поглаживать его рукав. – Дело в том, мой милый, что вы решились бросить вызов злым силам, а они, мой друг, никогда не остаются в долгу. Самое безобидное предприятие теперь обернется для вас отчаянным приключением. Поверьте мне и будьте осторожны! – Благодарю, мадам, я тронут, – он поклонился ей, коснувшись губами тонкой руки, которую она милостиво протянула для прощания. – Госпожа ван Хелф, – поклонился он мрачно взирающей на него Агате. – Ты со мной? – Шаул решил незамедлительно указать дерзкому животному его место. Подняв бровь, он холодно взирал на кота. – Я присоединюсь к тебе накануне отправления, но не раньше, и только из уважения к дамам, – презрительно прищурив глаза, ответствовал наглый кот. – Как угодно, – коротко кивнул Шаул, оставив за собой по крайней мере последнее слово.
Отправлено: 07.05.14 18:59. Заголовок: *** Волны накатывал..
***
Волны накатывали и отступали, накатывали и отступали вновь. Конца и края не было этой безумной качке. Очередная волна подбросила вверх и сдавила грудь. Вжих – волна отпрянула, и тошнота подкатила к горлу, выпихивая внутренности наружу. Ох! Надо выбираться из этой передряги, но сил не было: ни пошевелить рукой, ни открыть глаз. Чужое тяжелое тело не слушалось. Ни ветерка, ни капли воды – душное теплое пространство окутывало, как толстое одеяло, и не давало свободно вздохнуть. Снова волна. О! Как тяжело! Да хоть бы увидеть, хоть бы понять, есть ли избавление?! Когда же это прекратится?! Но волны бьют тупо и неотвратимо, вытрясая и комкая сознание в бердовую мешанину из боли, тошноты и обрывков давно позабытых снов. А-а-а!
***
Абсолютная темнота на границе царства снов освещалась только душами людей – едва заметное свечение вокруг каждой фигуры. Никакого другого света сюда не проникало, да и того не должно было быть. Феи, в обход владыки здешнего мира – великого Траума, – укрыли здесь свою крестницу. И без его приглашения наведывались к ней, освещая своими душами абсолютную тьму. Почему неведомый владыка – людям почти ничего неизвестно о Трауме, кроме его беспредельной силы и огромной власти, – терпел почти сотню лет их вторжение в свои владения (он простил им даже магию, которая, к слову, в мире снов почти не имеет силы), феи не знали. И сейчас им предстояло испытать его терпение еще раз.
– Тяни, тяни сильнее, Селина! – приказала Агата.
Защитный кокон, оберегавший спящую душу Элизы, для проснувшейся принцессы стал страшной темницей. Бедняжка потеряла прежний покой, металась и билась внутри, теряя рассудок и раня тонкую душевную ткань. Как ни опасно было оставлять здесь в пустоте на окраине царства снов Элизу без всякой защиты, выхода не было. Схватившись с двух сторон за кокон, феи тянули изо всех сил, пытаясь разорвать его. В мире людей, они бы сделали это щелчком пальцев, но здесь, в царстве Траума, где чувства овладевают волей и захлестывают разум, магия столь слаба, что требуется немыслимые усилия и для самого малого результата.
Селина почувствовала резкую боль, словно разряд молнии пронзил ее, и страшная судорога свела все тело, но она все-таки смогла удержать свою часть кокона. Бросив взгляд на сестру, Селина почувствовала, как та напряжена – губы плотно сжаты, по лицу испарина, бьет набатом напряженная жилка на виске. Наконец с оглушительным, как показалось Селине, хлопком, кокон лопнул, отбросив обеих фей в разные стороны, душа Элизы – эфирный образ девушки, повторяющий силуэт ее тела, – выпало из него. Это было похоже, как если бы кто-нибудь вывалился из разорвавшегося гамака. Девушка оказалась на полу и растерянно озиралась вокруг.
– Где он? – вдруг спросила она, встретившись взглядом с Селиной.
В голове у феи стоял страшный гул, и она едва расслышала слова крестницы.
– Кто? – проговорила она, с трудом справляясь с головокружением и дурнотой. – Принц... – недоуменно вскинув брови ответила та.
***
Шаул уже подходил к дому, но так и не придумал, как ему обо всем рассказать родителям, чтобы они отпустили его. Нельзя сказать, что идея с поиском принца ему самому пришлась по душе. Что именно заставило его принять спонтанное решение? Чувство вины, нападки феи или собственное честолюбие?
Стоило Шаулу вспомнить свое отражение в зеркале фей, и его сомнения разрастались, как снежный ком. Принцы, принцессы, королевские дворы, придворный этикет! Как бы ни артачилось его самолюбие Агата права – одно дело дебатировать с учеными мужами, апеллируя к Истине в университетской аудитории, и совсем другое – непрошенным гостем ворваться в царство политических интриг и тайных союзов, которые правят в королевских дворцах.
И все же у него нет права отступать. В конце концов в противном случае его ждет нотариальная контора – еще один довод в пользу путешествия. Но как представить его планы отцу?! Тот наверняка воспротивится его намерениям, упрекая в безрассудстве. Отец и так считал, что старшему сыну не хватает ни благоразумия, ни решимости в достижении наилучших результатов. А теперь после его отказа идти на юридический факультет, отношения с отцом обострились до предела. Если он сейчас заявится с просьбой разрешить ему отправиться в путешествие, а, следовательно, дать денег на эту сумасбродную, как несомненно решит отец, затею, нетрудно предположить, что придется ему выслушать.
Шаул знал, что в этот час все домашние уже собрались в беседке в небольшом садике, который примыкал к жилому крылу библиотечного здания. Так было заведено у них в теплое время года. Он решил не откладывать объяснение с родителями в долгий ящик, и объявить им сразу, что хочет отправиться в путешествие. И лучше бы не уточнять цель своего вояжа, раз он так и не нашел никакого путного объяснения своего намерения.
Шаул прошел через боковую калитку прямиком в сад. Деревья – яблоня, груша, вишни – уже сменили наряд на осенний, им в унисон горели багрянцем кусты шиповника, а клумбы все еще пестрели разноцветьем астр и хризантем. Отец с матерью были в беседке. Тим появился сразу же за Шаулом, и со словами: «А я думал, что опоздал», – сорвал с дерева позднюю грушу.
– Тим, – отец строго посмотрел на младшего сына, готовый разразиться нравоучительной тирадой, но мать прикрыла ладонью его руку, и тот замолчал. – Садитесь за стол, родные, – обратилась она к сыновьям.
На столе их ждали сыр, хлеб, в серебряной масленке мягко лоснились стружки масла, золотился, переливаясь в солнечном свете, янтарный мед, на большом блюде красовались сочными боками фрукты, в том числе и груши из их садика. На бокалах с лимонадом весело играли солнечные зайчики, отражающиеся от водной глади канала, протекающего прямо за поредевшими кустами шиповника.
Отец с матерью и даже Тим, поспешивший выполнить просьбу матери, удивленно смотрели на задержавшегося у входа в беседку Шаула. Залюбовавшись этой идиллической картинкой из их повседневной жизни, он почувствовал легкую досаду оттого, что сейчас разрушит ее своим заявлением. Но, отмахнувшись от искушения перенести разговор, выпалил: – Отец, прошу вас отпустить меня. Я хочу отправиться в путешествие.
Взгляд отца стал жестким, и он приказал: – Шаул, сядь за стол, не заставляй всех ждать тебя.
Он, нахмурившись, повиновался, и все принялись за трапезу. Несмотря на свою долгую прогулку, Шаул не чувствовал голода. Тяжелый разговор с отцом висел над ним дамокловым мечом – ожидание было еще мучительнее самого разговора, исход которого представлялся ему самым неблагоприятным. Бартоломью Ворт не был человеком жестоким, но характер его отличала чрезмерная сухость чувств и строгость оценок. Они с братом всегда чувствовали себя свободнее с матерью, женщиной мягкой и романтичной. Ей бы Шаул не побоялся рассказать о своих намерениях, зная, что она поймет его или хотя бы постарается взглянуть на дело его глазами. Но отец был педантом, свои суждения, основанные на понятиях о чести и здравом смысле, он всегда выдавал в форме императива. Шаул вздохнул: если о чести еще можно было поспорить, то здравый смысл был явно не на его стороне.
– Так что ты хотел нам рассказать, Шаул? – наконец обратился к нему отец.
Шаул поднял глаза и встретился глазами с ласковым взглядом матери, она чуть заметно кивнула, подбадривая его.
– Мне хотелось бы оправиться в путешествие, – начал он. – И что же за путешествие ты намерен предпринять? – отец отложил нож, которым с педантичной тщательностью намазывал масло на ломоть хлеба, и взглянул на замявшегося сына. – Есть и другие города и страны… – промямлил Шаул, проклиная себя за то, что не обдумал связного объяснения по дороге. – Так ты хочешь увидеть мир? – неожиданно сам отец пришел к нему на выручку. – Да, мне это просто необходимо, – с чувством подтвердил Шаул, ненавидящий всяческие уловки, и потому зацепившийся за столь широкую формулировку, способную, как ему казалось, определить и его миссию по поиску принца. Ну что ж, – произнес отец, – не вижу ничего плохого в том, чтобы юноша перед тем, как определиться с выбором жизненного пути, посмотрел свет. Я думаю, тебе это пойдет на пользу. Расширит твои горизонты и подхлестнет амбиции.
Шаул не верил своим ушам.
– Так вы не против?! – он перевел взгляд на мать, силясь переварить услышанное. – Мы согласны, милый, – успокоила его она.
Мама, конечно, видела, как он обескуражен и взволнован. – Только будь осторожен и не очень задерживайся в пути, – похлопала она его по руке и тихо вздохнула: – Нам будет очень не хватать тебя.
Шаул был очень удивлен подобным разворотом событий, но не мог не возблагодарить Проведение за столь благополучный исход дела. К счастью, отец больше не расспрашивал о его планах, а сам распространялся о разных странах и их нравах с таким увлечением, словно заядлый путешественник. Слушая отца, Шаул думал, что было бы неплохо перед отъездом посидеть в библиотеке и разузнать побольше о принцах.
Вечером, когда они отправились спать, Тим со свойственной ему прямотой объяснил брату необычную покладистость отца: А что ты удивляешься?! – Тим стал перечислять причины, загибая пальцы: – Ты повздорил с отцом из-за университета. С тех пор как уехала твоя прекрасная маркиза, ты стал отшельником! Стихи пишешь! Ты что рылся в моих вещах?! Ты сам их оставил в классной комнате! Да ты ничего вокруг себя не замечаешь! Это Гринмайер … Доктор?! – усмехнулся Шаул. – Они считают, что я болен?! Да, причем здесь это! Он же друг отца! Гринмайер посоветовал тебя отправить проветриться. Ты заметил, как увлекся отец? Мне кажется, он сам не прочь отправиться куда-нибудь на край света.
Засыпая, Шаул думал о том, как за каких-то несколько часов изменилась его жизнь. Еще вчера, он маялся бессонницей от тоски по службе в нотариальной конторе, а сегодня не может унять волнения перед предстоящим путешествием. А он-то думал, что время приключений осталось позади! Решив посвятить себя изучению философии, Шаул старался смирить присущую ему порывистость и приобрести размерность и строгость мыслей, оставить спонтанные порывы и упорядочить свою жизнь продуманными планами и взвешенными решениями. Кажется, сегодня его стремление стать бесстрастным служителем мудрости потерпело фиаско. Но он не жалел об этом. Сомнения уступили место волнительному ожиданию приключений. Он представлял себе бурные воды моря, новые страны, и даже королевские дворцы уже не страшили, а будоражили его воображение.
– А ведь Тим верно подметил насчет отца, – пробормотал, засыпая Шаул.
Сухой, педантичный служитель просвещения и здравого смысла, кажется, действительно, имеет неблагоразумное стремление к приключениям и экзотике дальних стран.
Они стояли над Элизой: одна совсем небольшого роста и хрупкая, словно девочка-подросток, а вторая высокая, статная. Элиза не знала, откуда ей были знакомы их лица, но в ней зрела уверенность, что раньше она встречала их, ей даже припомнилось, что маленькая – ласковая и добродушная, а высокая – строгая, она и сейчас сурово взирала на нее сверху вниз. Элиза растеряно осмотрелась: почему она сидит на полу? Кажется, она упала, но откуда? И куда она попала? Что за странное место?
– Ты кого-то видела? – прервала ее мысли высокая женщина. – Я… не помню, – медленно ответила она, напрягая память.
Она не могла ни вспомнить, ни понять, что с ней происходит, как будто ее разбудили во время глубоко сна. Сон! Конечно, она спала!
– Элиза, – ласково обратилась к ней маленькая женщина, – мы феи – твои крестные, меня зовут Селина, а это моя сестра Агата. Ты помнишь нас? – Я не уверена… – протянула Элиза. – Ты совсем ничего не помнишь? – строго, словно учитель заданный урок, спросила строгая. – Мне нужно время, – холодным тоном она попыталась остановить напористую фею. Феи переглянулись. – Вот только у нас его нет, – строго ответила Агата. – Мы скоро уйдем, ты останешься здесь одна и сможешь вспомнить все, о чем мы тебе сейчас расскажем.
От того, что она скоро должна остаться одна в этом жутком месте Элизе стало не по себе, невыносимая тоска туго стиснула грудь и неожиданно разлилась бурным потоком слез.
– Успокойся, милая, – наклонилась к ней Селина и протянула руку: – Поднимайся.
Но Элиза только ошарашено отстранилась от нее. Что-то невероятное творилось с ней – она рыдала безудержно и горько, не в силах справиться ни с отчаянием, затопившим сердце, ни унять рыданий. Ее воля, одряхлевшим полотнищем бессмысленно трепыхалась в бурных потоках сотрясающих ее существо чувств. Ее полная беспомощность лишь подхлестывала их стыдом и страхом.
– Оставьте меня, – только и смогла выговорить Элиза. – Прекрати валять дурака! – отчитала ее Агата. – Возьми себя в руки, иначе ты погибнешь.
"Уж лучше так, чем эта позорная слабость", – обреченно качнула она головой.
– Элиза, – Селина присела рядом с ней. – Ты взволнована, не понимаешь, что с тобой произошло. Но сейчас, тебе стоит довериться нам и просто послушать. Много лет назад злая колдунья, желая наказать твоих родителей, захотела погубить тебя…
Элиза слушала историю своей собственной жизни, как сказку. Она не помнила ничего из того, что рассказывала ей добрая фея. Она единственная дочь своих родителей? Возможно: она не припоминала никаких братьев и сестер. Но ведь точно также она не могла вспомнить и родителей. Какие они были, как выглядели? А ведь она должна была любить их… Но она никого не помнила!
Ее шестнадцатилетние, старуха, веретено?! Сто лет назад?! Она спала сто лет?!
– Ты и сейчас еще спишь, милая, – сочувственно пояснила ей Селина. – Мы в мире снов, и здесь очень опасно. – Так все это снится мне? – недоверчиво переспросила Элиза. – И чтобы избавиться от всего этого, мне надо только проснуться? – Надо проснуться, – кивнула Селина. – Но разбудить тебя может только принц, который полюбит тебя и захочет спасти, – перебила ее Агата. – Так где же он?! – воскликнула Элиза, ей не терпелось проснуться и покинуть это неприятное сумрачное место. – Принца пока нет, милая, – тихо проговорила Селина, поморщившись, словно от боли. – Нет?! – она не могла поверить своим ушам. – Вы же только что сами утверждали… Голос ее прервался.
– Я не могу оставаться здесь! – Элиза справилась со своим голосом, но – увы! – не с чувствами. – Это невозможно! Я желаю сейчас же попасть домой! – Прекрати! – прикрикнула на нее Агата. – Ты принцесса или истеричная торговка?!
Элиза отшатнулась, словно получила пощечину. Оскорбительная дерзость феи ввергла ее в холодный гнев, но к счастью уняла вновь подступившие рыдания. Она медленно поднялась с земли, стараясь вернуть потерянное достоинство и, отступив на два шага, словно взошла на помост, установила должную дистанцию.
– Я вынуждена напомнить вам – никогда не повышайте на меня голоса, – отчеканила она. – Вот и прекрасно, – с готовностью кивнула Агата, казалось, ледяная отповедь нисколько не смутила ее. – А теперь будьте любезны разъяснить, – приказала Элиза, послав мысленно дерзкую фею на эшафот, – как я могу выбраться отсюда, если принца нет.
Немного набрала тапочек, очепятки и по стилю, может, пригодится.
Юлия пишет:
цитата:
Давно уже следовало вернуть письма и бессчетное множество коротеньких записочек, которыми некогда его забрасывала ветреная Аделина.
Юлия пишет:
цитата:
Ветерок играл с выбившимися из-под чепца белокурыми волосами девочки, и, казалась, что она не спит, а просто зажмурилась от яркого солнца. Чертами лица и нежностью, с которой она наклонилась к своей кошке, девочка напоминала маленькую Эльку, дочь вдового сапожника из Бонка, с которой Шаул был дружен. Было так несправедливо, что и эта девочка и ее кошка должны будут погибнуть мучительной смертью.
Показалось, что много девочек.
Юлия пишет:
цитата:
Перед ним открывался иной мир, который прежде прятался за предметами привычного мира, как этот замок за деревьями чащи. Невидимые силы этого мира, обращались к нему, играли с ним, а, может быть, бросали вызов?!
А здесь - миров.
Юлия пишет:
цитата:
Мальчишками они не раз слышали от старого Зефа о живущих в их краях феях от старого Зефа. Если старик оказался прав с заколдованным замком, вероятно и с феями он не промахнулся.
Юлия пишет:
цитата:
В одном документе говорилось о обширных выпасах, богатом хозяйстве и красивом каменном господском домом, в другом – о старинном замке, в третьем – о небольшом хуторе в несколько деревянных домов.
В одном документе говорилось про обширные выпасы, богатое хозяйство и красивый каменный господский дом, в другом – о старинном замке, в третьем – о небольшом хуторе в несколько деревянных домов.
Юлия пишет:
цитата:
И одним тихим теплым воскресным днем, какие часто выдаются в начале осени, когда все домашние были заняты своими делами, он незаметно выскользнул из дома.
Юлия пишет:
цитата:
Тихонько скрипнув, дверь отворилась.
Юлия пишет:
цитата:
– Ну, и чего ты хочешь? – неприветливо спросила она, бросив лишь мельком на гостя, и отвернулась, расставляя цветы в вазу.
– Ну, и чего ты хочешь? – неприветливо спросила она, бросив лишь мельком на гостя взгляд, и отвернулась, расставляя цветы в вазе.
Юлия пишет:
цитата:
У меня нет ни времени, ни желания, выслушивать твои неуклюжие приветствия. Что тебе надо?
Зпт лишняя.
Юлия пишет:
цитата:
Среднего роста и худощавый, в зеркале он казался каким-то щуплым, его воскресное платье, который мог себе позволить старший сын городского библиотекаря, в зеркале выглядел мешковатой робой простолюдина,
Среднего роста, худощавый, в зеркале он казался каким-то щуплым, а его воскресное платье, что мог себе позволить старший сын городского библиотекаря, выглядело мешковатой робой простолюдина
Юлия пишет:
цитата:
– Их призывает Проведение, – терпеливо объяснила милая фея.
Провидение?
Юлия пишет:
цитата:
– Если принц появится вовремя, – мстительно глядя на него, добавила Агата.
Юлия пишет:
цитата:
– Я виноват и должен исправить свою ошибку.
Юлия пишет:
цитата:
Неужели в Золлендамском университете бакалавра свободных искусств теперь выдают не зеленым школярам младшего факультета?!
Неужели в Золлендамском университете теперь выдают степень бакалавра свободных искусств зеленым школярам младшего факультета?!
Хелга Спасибо, дорогая. Все тапки любовно собрала. Их даже и обдумывать не надо - ты совершенно права.
Юлия
Сообщение: 1455
Отправлено: 08.05.14 20:55. Заголовок: Шаул стоял на причал..
Шаул стоял на причале Золлендамского порта. Порт был огромен. Вдоль всей округлой чаши гавани выстроились каменные здания морских и торговых служб. Словно шеренги солдат, тянулись длинные ряды складов. Рядом с ними приютились неуклюжие приземистые строения мастерских. Их назначение легко было узнать – рядом с канатной высились аккуратные штабели бухт пеньковых снастей, из распахнутых ворот якорной кузницы раздавался веселый перезвон кузнечных молотов. А у самого входа в гавань тянулась к небу изящная белоснежная башня маяка. Десяток широких пирсов на толстенных дубовых сваях врезались в аквамариновую глубину, давая пристанище сотням кораблей и лодок.
Путешествие Шаула началось несколько дней назад, когда он, распрощавшись с родными, сел в лодку с тщательно собранным багажом, который составлял заплечный мешок, небольшой дорожный сундук и навязанный феями кот. Он отправился по реке Золлен в Золлендамский порт, в котором ему предстояло сесть на корабль и отплыть по морю в поисках принца.
На семейном совете было решено, что Шаул отправиться самым простым и относительно недорогим способом – по воде. Многие их соотечественники, занимающиеся торговлей, прекрасно освоили его, и бесстрашно плавали не только по рекам и каналам до южных морей, но и вдоль морского побережья до самых северных оконечностей материка. Корабли, принадлежащие Содружеству вольных городов, в которое входил и родной Шаулу Бонк, можно было найти практически во всех портах соседних государств. Поэтому, вооружившись письмами к арматорам и капитанам судов, можно было пройти действительно практически весь цивилизованный мир.
Отец принял самое деятельное участие в составление маршрута, основательно продумывая его мельчайшие детали. Шаул не спорил с отцом, лишь иногда настаивая на необходимости посещения тех стран, где, по его сведениям были принцы. Впрочем, Шаул был уверен, что он найдет того, за кем послан. Итак, маршрут был составлен, вещи уложены и он отправился в путь.
Волнение захлестывало грудь – это было его первое морское путешествие. Могучая красота кораблей, пришвартованных в порту, завораживала. Соленый ветер, срывающий шляпу, наполнял сердце восторженным предчувствием будущих приключений, а резкие крики чаек торопили в дорогу. Вспоминались зачитанные до дыр романы об отважных героях и бесшабашных пиратах. Неужели все это ему предстоит испытать?
– Ну и долго ты собираешься здесь торчать?! – услышал он из заплечного мешка раздраженное шипение кота. – Меня скоро раздавят!
Вредный кот путешествовал у него на закорках, дабы избежать сутолоки. Суета в порту, несмотря на ранний час, была необыкновенная. В гавани мелкие речные суденышки, баржи и лодки лавировали между крупными важными морскими судами, а на суше между груженными и порожними повозками, толкая друг друга, сновали грузчики, пассажиры, арматоры и моряки. Но очарованный прекрасным судном, на котором ему предстояло отплыть, Шаул не замечал толчков.
– «Доротея», – прочитал он название корабля, игнорируя претензии кота.
Никогда ему не приходилось плавать на таком крупном судне. Бонк располагался в отдалении от морского берега, в мелководном верховье реки Золлен, и Шаул отправлялся на учебу в Золлендамский университет чаще всего на плоскодонном речном ааке.
– Не о дамах сейчас нужно думать, а грузиться на корабль! – отчитал его кот, словно учитель бестолкового ученика. – «Доротея» и есть наш корабль, – ответил ему Шаул. – Какая красавица! Да ты же не видел никогда ничего подобного: от носа до кормы у нее не меньше десяти рут! А грот-мачта больше пяти! Поразительное изящество при такой мощи! Канаты трещат от напряжения, удерживая ее! – Швартовы, – процедил кот. – Прости, не расслышал… – Эти канаты называются швартовы! – высокомерно объяснил кот. – Недоросль…
Постоянные придирки попутчика выводили Шаула из себя. Кот был, действительно, весьма эрудированной особой, и не только для кошачьих – в этом Шаул уже имел возможность убедиться. Но чванливая надменность этого типа была просто невыносима. И такого субъекта феи отправили в поддержку ему?! Вот уж от кого поддержки и сочувствия не дождешься!
То, что канаты, которыми судно крепится к причалу, называются швартовы, Шаул и сам прекрасно знал. Просто не пришлось к слову. Он вообще не об этом говорил, гадкий кот его и не слушал. Но оправдываться было унизительно, поэтому Шаул не стал отвечать на колкость, а, встряхнув, как следует, обидчика, поднял сундук и стал подниматься на корабль.
Шаткие деревянные мостки, соединявшие пирс с кораблем, ходили ходуном под ногами и тачками, на которых перевозили груз. Шаул заметил, что с другой стороны с лодки грузили какие-то мешки прямо в отверстия в борту корабля.
Как только Шаул со своим скарбом оказался на борту, к нему подлетела собака и принялась яростно облаивать. Небольшая шавка какой-то немыслимой породы прыгала вокруг, стараясь достать его заплечный мешок.
– Унюхала Бруно, – догадался Шаул. – Простите, – обратился он к одному из моряков, прилаживающему деревянный ящики около грот-мачты. – Эта собака живет на корабле? – Да, менеер, – кивнул тот и прикрикнул на бесновавшееся животное: – Заткнись, Перец! А ну я тебе!.. – топнул он, Перец отскочил в сторону и на мгновенье замолчал, но тут же снова зашелся в лае. – Ах, ты, дрянная тварюга! – он сделал шаг в направлении собаки, и та ретировалась. – Перец - хороший пес, менеер, – смущенно проговорил матрос, обернувшись к Шаулу. – Он ловит крыс лучше любого кота, а без этого на судне никак. – Конечно, – согласился Шаул, – Скажите, а где я могу найти капитана? – Капитан на баке, господин, – ответил матрос и, неопределенно махнув рукой куда-то в сторону, вернулся к своему занятию.
У Шаула было письмо к капитану. Но отправляться на бак с багажом да еще в то время, когда идет погрузка, просто глупо. Повсюду в проходах между ящиками и открытыми люками суетились люди, толкали бочки, носили тюки. Ему нужна была помощь, чтобы отнести сундук в каюту. Шаул огляделся – матросы сновали вокруг с такой быстротой, подгоняемые боцманской трубкой, что он не решился отвлекать кого-то из них. В конце концов, времени у него было достаточно.
Шаул внимательно осматривал "Доротею". Корабль действительно поражал размерами. Но при более коротком знакомстве изысканная аристократка оказалась замызганной неопрятной толстухой. Широкая палуба была грязной, заставленной деревянными ящиками, дурной запах бил в нос, несмотря на ветер с моря. И даже мачты, казавшиеся с пирса тонкими вонзающимися в небо стрелами, на деле оказались толстенными, собранными из многих бревен, тяжелыми столбами.
– Что ты стоишь?! – послышалось шипение из заплечного мешка. – Ступай к капитану на бак!
Шаул подумал, что неплохо будет, если корабельная шавка все-таки доберется до вредного кота.
– Привет! – вдруг услышал он звонкий мальчишеский голос у самого своего уха.
Шаул обернулся, перед ним стоял молодой человек лет шестнадцати. Судя по его одежде, он не был моряком, скорее – сыном зажиточного купца из одного из городов содружества: платье юноши было добротное из темного крепкого шерстяного сукна, но без модных излишеств. А вот щегольская фетровая шапочка, с залихватски заломленными полями и маленьким синим перышком, говорила уже о характере ее хозяина. Добродушная улыбка незнакомца обезоруживала, и Шаул легко извинил ему бесцеремонное приветствие.
– Доброе утро, – кивнул он в ответ. – Я Тео Кугль из Золлендамма, а ты, видно, Шаул Ворт из Бонка. Правильно?!
Шаул кивнул, а молодой человек продолжал тараторить:
– Я рад, что ты не старый толстосум. Хорошо иметь дело со сверстниками! – уверено заявил он. – Мы с тобой точно поладим!
Шаул был уверен, что как минимум года на три, а то и больше старше нового приятеля, едва успевшего закончить школу.
– Сейчас матросов не дождешься, – с видом знатока заявил Тео. – Давай я помогу отнести твой багаж в каюту.
Не успел Шаул поблагодарить его, а он уже схватился за боковую ручку его сундука.
– Пойдем же! Мой дядя – владелец судна, так что я здесь все знаю, – продолжал Тео. – Мы будем жить в одной каюте. Меня он тоже отправляет из Золлендама, – уныло сообщил он, но тут же воспарял духом: – Зато целый месяц в море! Сейчас увидишь его, он дожидается капитана в его каюте.
Догадавшись, что речь идет о дяде, а не о море, Шаул послушно последовал за расторопным молодым человеком, выслушивая его трескотню. Тео уверенно лавировал между натянутыми поперек тут и там канатами, ящиками, открытыми люками и сновавшими с грузом матросами, они вправду прекрасно ориентировался здесь.
– Ну вот мы и добрались – повернулся к нему Тео, когда они оказались в кормовой части корабля.
Дверь была отворена, и они вошли внутрь. Попав со света в скудно освещенное помещение, Шаул не сразу оценил его размеры и планировку, зато запах, спертый, тяжелый, в тот же миг ударил ему в нос.
– Уф, – с отвращением поморщился Шаул. – Ну это еще ничего, тебе бы в кубрике побывать! – хохотнул Тео. – Вот где нос пришлось бы зажимать! Не бойся, – улыбнулся он на растерянный взгляд Шаула, – принюхаешься, и потом вообще замечать не будешь. – Дядя! – крикнул кому-то вглубь помещения Тео.– Смотрите кого я привел! – Не ори! – послышался в ответ раздраженный голос и через некоторое время глаза Шаула различили крупную фигуру купца.
В отличие от племянника одет дядя был весьма богато: отороченное мехом платье, было застегнуто на шее крупной золотой брошью, старомодный черный бархатный шаперон, длинный острый шлык которого спускался на плечо, был украшен шелковым жгутом бурреле, а на тисненом поясе висел богато расшитый кошелек. Но выражением лица он, наоборот, невыгодно отличался от племянника. Недовольная брезгливая мина не сходила с его лица, пока он говорил с юношей:
– Я назначил тебя представителем интересов нашей семьи в Готтенге, Теофилус. Веди себя как полагается. Не прыгай, как щенок, от радости, столкнувшись, с первым встречным! – Позвольте представиться, менеер Кугле, – слегка поклонившись, обратился к купцу Шаул, чтобы прервать нелестные отзывы о собственной персоне. – Я Шаул Ворт из Бонка, бакалавр свободных искусств, мой отец главный архивариус и библиотекарь Бонка Бартоломью Ворт писал вам, и, получив ваше согласие, оплатил мой проезд на вашем судне. – Да, да, – нехотя кивнул Кугле, – все верно. Я рад, что у Тео будет попутчик. Вы, видно по всему, серьезный юноша, умеете держать себя с достоинством. Вот чего не хватает тебе, Тео! А вот и капитан! Доброе утро, дружище! – поспешил он поприветствовать капитана, избегая продолжения пустого разговора. – Доброе утро, менеер Кугле, – поклонился тот хозяину. – Мне надо обменяться с вами парой слов. Тео, проводи, наконец, твоего приятеля в каюту, – недовольно морщась, махнул он рукой племяннику.
Молодые люди послушно подхватили багаж и отправились, как было сказано, в каюту. Пройдя по узкому темному коридорчику, они оказались около небольшой двери. Тео толкнул ее, и они вошли.
– Терпеть не могу этого напыщенного скрягу! – юноша неожиданно опустил шаулов сундук, и Шаул, все еще удерживающий вторую ручку, чуть не упал. – Это и есть наша каюта, – сообщил Тео ему и уселся на нижнюю койку.
Шаул оглядел помещение. Каюта была так мала, что в ней едва помещались две деревянные койки, расположенные для экономии места одна над другой. В оставшемся узком проходе по другой стене стоял большой сундук, и ящик, на котором был прикреплен небольшой таз, а в самом углу у входа – ведро. Больше места не было. Тесная каморка скудно освещалась светом, проникающим сквозь решетку на потолке.
– Оставь его, – бросил Тео Шаулу, пытавшемуся устроить сундук в крошечном пространстве каюты. – Матросы сами принайтовят его, чтобы он не ездил из стороны в сторону во время качки.
Шаул взглянул на своего нового знакомого: тот заметно приуныл со времени их встречи. Гневное замечание, которое Тео несколько минут отпустил по адресу своего дяди, было не уместным, по мнению Шаула, в присутствии случайного знакомого. Но, положа руку на сердце, он вынужден был признать, что купец, действительно, производил впечатление не самого приятного человека.
– После смерти отца все подгреб под себя. Распоряжается нашими жизнями, как хочет! Вильму отдал за своего дружка де Вриса! Пивной бочонок, а не муж! Меня отправляет в этот дурацкий Готтенг! Сиди там за конторой, зарабатывай для него деньги!
Шаул был обескуражен такими откровениями, и совсем не знал, что ответить своему приятелю. С одной стороны, Тео был явно расстроен, и Шаулу было жаль его. Кому, как ни Шаулу, было знать насколько несправедливым и жестоким может быть чужая воля. Он вздохнул, вспоминая суровую настойчивость собственного отца. С другой стороны, по молодости лет Тео мог попросту не понимать намерений своего дяди.
– Мяу! – Бруно вытащил голову из мешка. – Батюшки! Да у тебя кот!
Только этого не хватало! Бруно выбрался из своего укрытия и по-хозяйски расположился на нижней койке, рядом с Тео.
– Какой красавец! – Тео погладил кота по голове, и Бруно снисходительно позволил ему это, не меняя царственной позы, он лишь слегка прищурил глаза. – А ты знаешь, что на корабле есть собака? – Да, знаю, она уже облаяла его, как только мы поднялись на борт. – Какой красавец! – Тео любовался дымчатым окрасом и лоснившейся шерстью Бруно. – И огромный! Это, наверное, самый большой кот, которого мне приводилось видеть! – Немаленький, – усмехнулся Шаул, вспоминая тяжкие муки носильщика. – А зачем ты взял его с собой? – уставился на Шаула Тео, расширившимися от любопытства глазами. – Это очень ценный кот, – попытался объяснить столь странный поступок Шаул.
У него не было намерения посвящать первого встреченного, хоть и симпатичного ему, попутчика во все тонкости своего путешествия, да и обескураживать людей необычными способностями Бруно тоже не стоило. Законы разных стран сходились в одном – колдовство, к которому причислялось все, выходящее за рамки повседневной жизни, – жестоко каралось. А быть сожженным или четвертованным из-за болтовни Бруно Шаулу и вовсе не хотелось. Но выдумывать правдоподобные объяснения он был не мастак, и с волнением наблюдал реакцию Тео на свое неубедительное объяснение. Мальчик снова склонился к коту, кажется вполне удовлетворенный полученным ответом:
– Оно и видно… Как его зовут? – Бруно, – облегченно улыбнулся Шаул.
Тео принялся трепать кота за ушами, почесал тому грудку, и тот блаженно заурчал, перевернулся на спину, подставляя мальчику живот. Шаул был ошарашен увиденным. Напыщенный интеллектуал Бруно, вечно раздраженный, непрестанно сыпавший едкими замечаниями, не позволяющий не малейшей непринужденности в обращении, ластился и дурачился, как малый котенок!
Но этой идиллии не суждено было длиться долго: раздался отчаянный лай, вслед за которым из темноты коридора в каюту влетел Перец. И из плюшевой игрушки Бруно превратилась в опасного хищника: он поднялся, бесстрашно шагнув навстречу противнику, изогнул дугой спину и угрожающе зашипел, оскалив острые тонкие клыки. Ощеренная морда кота выглядела действительно устрашающе. Однако на пса этот пассаж не произвел должного впечатления, он продолжал лаять, стараясь вскочить на койку. Короткие кривые ноги не позволили ему сделать это, и неуемный Перец, продолжая оглушительно лаять, бросился искать более пологий подъем, с трудом протискиваясь межу человеческих ног в узких проходах, кружил по каюте. Так и не найдя способа добраться до ненавистного кота, Перец вернулся на исходную позицию, лай его перешел в какой-то неистовый истерический вопль. И тогда Бруно перехватил инициативу: он бросился на своего обидчика, расцарапал ему нос и, уставившись на ошалевшего и визжащего пса, завыл басом, завершив свою тираду душераздирающим воем. Перец, поскуливая, ретировался и уткнулся носом в сапоги капитана, появившегося на пороге каюты.
– Что здесь происходит? – раздался его громовой голос. – Эта собака атаковала очень ценного кота, его потеря могла бы принести небывалые убытки менееру Кюгле! – запальчиво произнес Тео.
Если подобные обвинения и озадачили капитана, он не подал вида.
– Каким образом этот ценный кот оказался на корабле? – Это мой кот, господин капитан, – выступил вперед Шаул. – У меня есть письмо к вам, – и он протянул бумагу.
Капитан взял письмо и, не торопясь, прочел.
– Здесь ничего не сказано о коте, менеер Ворт. – Да, но без этого кота, мое путешествие оказалось бы весьма затруднительным, – склонил голову в любезном поклоне Шаул.
Впрочем, он был бы не слишком огорчен, если бы капитан отказался принять кота на борт.
– Ну что ж, – кивнул в ответ тот. – В таком случае, кот – это ваша забота, менеер Ворт. А моя забота – это порядок на корабле, и если ваш кот будет его нарушать, я не потреплю этого, несмотря на убытки менеера Кюгле, – он бросил строгий взгляд на Тео. – Я сделаю все от меня зависящее, – ответил Шаул. – Он может постоянно находиться в каюте. – Думаю, ваш кот уже отвоевал у Перца право пребывать на «Доротее», – возразил капитан. – Но Перец – хороший добрый пес, и он не должен пострадать от вашего кота, какой бы он ни был ценный.
Избавиться от зловредного попутчика под благовидным предлогом не удалось, но по крайней мере он был защищен от его нападок в присутствии Тео. Шаул присел на корточки перед настороженно взирающим на него Перцем и нежно потрепал того по свисающим плюшевыми лоскутами ушам. Пес, чуть склонив голову на бок, мягко тявкнул, великодушно приняв дружеский жест от человека, впустившего в его дом врага. Смешной неуклюжий Перец, проявивший вместе с отвагой, благородную доброжелательность, обрел в сердце Шаула искренние симпатию и сочувствие – в конце концов они оба пострадали он жестокого нрава Бруно.
Юлия
Сообщение: 1456
Отправлено: 08.05.14 22:41. Заголовок: *** Агата с трудом п..
*** Агата с трудом приходила в себя после затянувшегося путешествия в сонное царство. Такое долгое пребывание там опасно. И теперь она была совсем без сил. Фея устало откинулась на спинку кресла, уставившись в окно. Сад, переливающийся в солнечных лучах золотом листвы, требовал ее забот. "Подождет", – пробормотала Агата себе под нос. Она была озадачена не садом и не собственным самочувствием. В мире снов оставалась Элиза с ворохом всевозможных сведений, которые они успели ей сообщить, и без всякой помощи. Взрослой мудрой фее не переварить такой салат, а уж неопытной молодой девушке!..
Конечно, крестница была умна и рассудительна, но во сне людьми владеет не разум, а эмоции. Те чувства, которые в обычной жизни, едва появившись, затихают, сдерживаемые рассудком, во сне могут вырасти до невероятных размеров и подтолкнуть человека к поступкам, от которых, проснувшись, он придет в полное замешательство. Агату огорчило не меньше, чем ее сердобольную сестру, что пришлось быть жестокой с крестницей, но другого выхода просто нет – когда взывать к разуму бесполезно, приходится подстегивать чувства.
– Бедняжка, Элиза, – услышала она вздох Селины.
Сестра только что спустилась из своей комнаты в гостиную и еще выглядела заспанной.
– Из одной темницы она попала в другую, – горестно проговорила Селина, шире раздвигая шторы навстречу мягкому осеннему солнцу. – И гораздо более опасную, – нахмурившись, кивнула Агата. – Ты ужасно выглядишь, – тревожно заглянула ей в лицо сестра и с упреком добавила: – Ты совсем не отдыхала… – Не до отдыха, – отмахнулась она от нее.
Этот Шаул Ворт спутал им все карты, и теперь невозможно разобраться – что причина, а что следствие! И надо же сколько неприятностей от одного незадачливого мечтателя! И ведь без всякой магии разрушил то, что они с таким трудом сумели сделать и поддерживали добрую сотню лет! А под конец еще и сжег свиток! Глупец! Это нисколько не повредило колдовству, зато самому бакалавру это еще аукнется. Зеркало, покрывшееся искрами в первое же появление мальчика в заколдованном замке, теперь искрило и шипело, как сумасшедшее, стоило Агате только подумать о неугомонном горожанине. Вредное стекло наотрез отказывалось показывать и его, и Бруно. Как сложится их путь, теперь феям не узнать.
– Селина, – повернулась Агата к сестре, устроившейся с рукоделием в другом кресле. – Что ты знаешь об этом мальчишке?
Селина, добрая душа, опекала детей и была знакома со многими из них с младых ногтей. Она легко могла определить в маленьком сорванце будущего героя.
– Ты имеешь в виду Шаула Ворта? – переспросила Селина и подняла на сестру столь благодушный взгляд, что Агата вспылила. – Нет! Робин Гуда! Селина улыбнулась. – Роберт Локсли был славным ребенком, но ему не хватало здравого смысла, чтобы во время остановиться. – Селина! – рыкнула Агата. – Тебе надо отдохнуть, милая, а не рычать на меня, как дикий зверь, – подняла на нее насмешливый взгляд сестра. – Нынешний бакалавр свободных искусств был хорошим, добрым мальчиком с благородным сердцем и светлой головой. – Уф! – Агата метнула на Селину сердитый взгляд. – Таких хороших мальчиков пруд пруди! Скажи что-нибудь конкретное. – Ты ошибаешься, дорогая, – покачала головой Селина, не отрывая взгляда от рукоделия – аккуратное наложение стежков очень важно, когда вышиваешь даже самый незначительный узор в судьбе ребенка. Она вытянула нить с изнаночной стороны и произнесла, подняв на сестру серьезный взгляд: – Я уверена, что таких мальчиков не слишком много, скорее всего, их совсем мало, а, может быть, он и один такой.
Агата поняла, на что намекает Селина – избранничество. Такое бывает, но очень редко. И чтобы у тебя под носом обыкновенный городской мальчишка превратился в избранника?! В такое поверить трудно. Хотя, избранники всегда появляются неожиданно и редко среди сильных мира сего. Они должны быть чисты душой и по-детски благодушны, чтобы вместить волю Провидения. Взять хотя бы эту деревенскую девочку Жанну…
– Он слишком неуклюж, и уже наделал массу глупостей! – не согласилась она с сестрой. – Не очень-то он похож на того, кто способен изменить судьбы людей к лучшему. – А те, кто похожи, чаще всего таковыми и остаются, – философски изрекла Селина и, стрельнув в сестру насмешливым взглядом, упрекнула: – И не было никакой необходимости так жалить бедного юношу. – Ерунда, – отрезала Агата. – Я испытывала его.
Конечно, она досадовала на мальчишку из-за его вмешательства, но, когда он заявился к ним на Вересковые холмы, она была беспристрастна. Если человек так настойчиво вмешивается в цепь событий, определенных волшебством, его необходимо испытать. Попадись какой-то зарвавшийся самодовольный выскочка – его нельзя и близко подпускать к магии. Но если человек озабочен не только собственными амбициями и ради блага других людей способен на жертвы, ему не стоит чинить препятствий. Волшебство – это совсем не бормотание нечленораздельных заклинаний, как думают некоторые простофили. Магия призвана помочь людям выполнить их предназначение. Человек – вот главное движущая сила волшебства.
А если Селина права и Шаул – что за имя такое диковинное! – действительно избранник?! В таком случае не удивительно, что зеркало заартачилось. Избранникам помощь фей не нужна, они прекрасно справляются сами. Если, конечно, не побоятся и не отступят. Но тогда им уже никто не поможет…
***
Элиза медленно поднялась и стала шагать из конца в конец своей темницы. Собственно, никаких стен, ограничивающих пространство, здесь не было, но за небольшим освященным участком нависла темнота, глубокая, густая и пугающая. И ей ничего не оставалась, как оставаться там, где ее оставили феи. Их присутствие было трудно переносимым, но одиночество оказалось куда страшнее.
Она оказалась в абсолютной пустоте. Это хуже, чем оказаться в самом темном узилище самого глубокого подземелья! Элизе казалось, что она сходит с ума. Жестокая несправедливость ее заточения доводила ее до иступленной ярости. Но нет ничего ужасней оказаться в темнице, в которой ничего, совсем ничего нет! В ее темнице не было двери, в которую она могла бы колотить, не было пола, который она могла яростно топтать, не было и стены, к которой можно было бы в изнеможении прислониться! Пустота и абсолютное безмолвие! Ни единого шороха, ни слабого звука не огласило ее темницу. Только слабый рассеянный свет, вокруг нее! Уж лучше бы и он погас…
Элиза зашлась в отчаянном рыдании. Оно разрывало ее изнутри, но не приносило облегчения. Наконец, она опустилась на то, что можно было бы назвать полом, если бы рука не могла свободно пройти через него, не встретив никакого сопротивления. Элиза лежала ослабевшая и опустошенная – ни мыслей, ни чувств – внутри нее была такая же пустота, как и вокруг.
Сколько она так пролежала? Кто знает? Да и было ли здесь время? Какой-то отдаленный гул, или журчание воды – ей слышался какой-то тихий, едва уловимый звук, и постепенно она различила в тихом шелесте слова, словно кто-то не пел, а нашептывал песенку:
Когда длиннее дни весной, Люблю я песни птиц далёко, И, удалясь, ношу с собой Я память о любви далёкой…
Элиза поднялась и огляделась. Все было по-прежнему – абсолютная пустота. Зря она встрепенулась – это ее собственные мысли. Почему ей на ум пришла давно забытая тоскливая баллада? Грудь всколыхнуло улегшееся было раздражение. Да потому же, что ей пришлось оказаться здесь! Какой-то дрянной мальчишка помешал ее сну! Вот же везение! И что они носятся без дела эти глупые городские мальчишки!
Не обращая внимания на ее злость, песня продолжала звучать в ее голове. Словно кто-то и в самом деле решил прошептать слова баллады до конца.
– Живу в печали и тоске, И пенье птиц, и розы мне Зимы жестокой не милее…
Это странное присутствие, хоть и невидимое, стеснило Элизу, и чувство стыда обожгло сердце. Она скривилась как от зубной боли: грубая брань не пристала принцессе.
– Грустя и радуясь, уйду, – продолжала шелестеть в голове старинная песня. – С любовью свидевшись далекой: Когда увижу? – не могу Сказать, ведь земли так далеко. Там долго нужно проблуждать И часа встреч не угадать…
Элизе вдруг вспомнилось, как ее кормилица пела эту песню. Она тогда была совсем маленькой – в своей огромной кровати она чувствовала себя неуютно и раз за разом просила кормилицу повторять эту грустную песенку. Элиза легла и прикрыла глаза. Добрая Берта послушно пела снова и снова пока маленькая принцесса не засыпала.
– Моя добрая Берта, – прикрыв глаза, прошептала она и провела ладонью по воображаемой кровати.
Пальцы скользили по шелковистой поверхности, поглаживая пухлые наполненные шерстью холмики и лаская тонкие простеганные ложбинки. Под щекой лоснилась прохладная гладь шелковых подушек. Элиза взглянула из-под ресниц. Полог одернут, и ей видно, как из окон, через маленькие цветные стеклышки, льется солнечный свет, в его радуге весело танцуют пылинки. Разноцветные солнечные зайчики от распахнутой створки окна прыгают по каменным плитам пола и ерошат ворсинки меховой шкуры, брошенной у кровати. Камин погас, но это не беда – ей совсем не холодно. У изголовья большой кованый канделябр с погасшей толстой свечой, но в ней тоже нет нужды – сейчас день и хорошо видны росписи на стенах и гобеленовые картины. Ее любимая – девушка с единорогом – прямо перед глазами, на стене перед кроватью. В детстве она подолгу рассматривала белоснежного единорога, доверчиво склонившего увенчанную золотым витым рогом голову на девичьи колени. Девушка нежно и ласково смотрела на своего друга, обвивая руками грациозную и сильную шею животного. Но маленькую Элизу мучил карминовый цвет рукава ее платья, застывшего кроваво-красной полосой на шее единорога. Девушка и ее друг в тихий закатный час непринужденно расположились среди цветов на полянке темнеющего леса, они еще не знают, что с ними произойдет, а смотрящая на них девочка терзалась предчувствием нависшей над ними беды.
На глаза накатились слезы: теплые воспоминания детства. Ее комната, она помнит каждую мелочь здесь. Справа от кровати должна быть вешалка, с выкованной веточкой на конце стержня, один листик на этой веточке погнут. Элиза перевела взгляд: так и есть – через перекладину вешалки до сих пор перекинута ее шелковая пелерина. На скамьях по стенам разложены подушки. Там должна быть одна маленькая, которую она вышила еще маленькой девочкой. Вон она в самом углу поверх других подушек – палевые зайчики до сих пор прыгают по лужайке, лакомясь сочными ягодами земляники! В углу большие сундуки с бельем и одеждой. У окна на столике рядом с зеркалом в резной оправе – небольшая шкатулка, ярко раскрашенная цветами и райскими птицами на гранатовых деревьях. Ей не надо заглядывать внутрь она и так прекрасно помнит: в шкатулке хранятся украшения и две весьма ценные вещи – гребень эльфов и дудочка гномов.
Элизу переполняла радость избавления: она вспомнила не только мелочи, наполняющие ее комнату, она вспомнила саму себя! Теперь она не потеряется!
Юлия
Сообщение: 1457
Отправлено: 08.05.14 22:50. Заголовок: – Ну все снимаемся с..
– Ну все снимаемся с якоря! – Тео влетел в каюту. – Пойдем на палубу, это так здорово!
Шаулу и самому не терпелось увидеть, как отчаливает «Доротея». Он выбрался на палубу вслед за Тео. Паруса были подняты, или поставлены, как говорят моряки, и корабль, раскачиваясь, неспешно выруливал к выходу из гавани. Вот она и осталась позади. Шаул глянул на маяк – теперь он долго не увидит родного берега. На душе было тревожно и весело. Ветер шумел, натягивая паруса, скрипели тросы.
Шаул почувствовал, как подобралась разомлевшая в порту толстуха «Доротея», как напряглась, натянулась каждая ее жилка, почувствовав свежий морской ветер и высокую волну. И снова превратилась в гордую красавицу, щеголяющую роскошными красно-белыми парусами и трепещущим вымпелом на самой макушке грот-мачты.
– Сейчас самое трудное, – Шаул услышал сквозь шум ветра и скрип такелажа голос Тео.
Мальчик повернул к нему возбужденное раскрасневшееся лицо и заговорил скороговоркой, глотая слова:
– Здесь очень опасные места! Если не знать точно, легче легкого посадить корабль на мель. Вон видишь там рыбацкую лодку! – Тео показал рукой на несколько рыбацких лодок в стороне от фарватера. – Там большая банка. На отмели всегда много рыбы, вот рыбаки там и пасутся. И таких мелей – больших и маленьких – здесь полно!
И действительно, Шаул заметил, каким сложным путем шла «Доротея», огибая мели.
Чем дальше они отходили от берега, тем сильнее чувствовалось волнение моря. Корабль прыгал с волны на волну, то задирая нос, то ухая вниз. Вода заливала палубу, и через шпигаты в борту сливалась обратно. Не то что передвигаться по палубе, но и стоять оказалось очень трудно. Шаул схватился за канаты, чтобы удержаться на ногах, и почувствовал приступ дурноты. Тео продолжал возбужденно тараторить, то восхваляя ветер, то восхищаясь ходом «Доротеи». Ему, как видно, качка была нипочем. А Шаул уже с трудом улавливал смысл его слов. Его мутило и трясло. Казалось, что в его теле все перевернулось, сойдя со своих мест. Руки и ноги не слушались, а голова кружилась, готовая сорваться с плеч. Мысли перекатывались, как стеклянные шары, и, сталкиваясь, вдребезги разбивались, рассыпаясь бессмысленными осколками, кружащимися в бредовом калейдоскопе.
«Доротея» в очередной раз ухнула с волны, Шаула бросило на фальшборт, и он отдал морю, остатки завтрака.
– Ты что?! – Тео вцепился в его куртку. – Ты же сейчас окажешься за бортом! Тебе сейчас лучше полежать. Пойдем, я отведу тебя в каюту.
Нет, не в каюту! Шаул не мог перенести свое унижение рядом с Бруно. Только не с ним!
– Ну, что ты? – Тео участливо склонился над Шаулом, усевшимся на мокрую палубу. – В каюте слишком душно, мне будет еще хуже, – слабым голосом возразил он, найдя оправдание своему отказу. – Оно может быть и так, только, если останешься здесь, то и вовсе окажешься за бортом. – Я сейчас найду себе более безопасное место, – Шаул попытался подняться, но корабль накренился в который раз, и его с силой отшвырнуло к борту. – Я помогу, – протянул руку Тео. – На фордеке около тамбура свалены канаты. Не очень удобно, зато там ты сможешь отсидеться.
Шаул почувствовал признательность своему новому другу: будучи сам абсолютно не чувствительным к качке, он ничуть не надмевался над более слабым товарищем. Поднявшись с помощью Тео на ноги, Шаул с трудом добрался до места, где бухты канатов и ящики за тамбуром лестницы, ведущей в трюм, образовали небольшой закуток.
– Посиди немного, здесь тебя сейчас никто не потревожит. А через некоторое время это пройдет, – утешил его на прощанье Тео и удалился.
Шаул закрыл глаза, и мутная волна в очередной раз накрыла его. Его трясло и мутило, но самым ужасным был ускоряющий свое движение тошнотворный морочащий коловорот обрывков воспоминаний, мыслей и чувств. Нарастающий хаос в его голове сливался с гулом моря, и, казалось, это его мощные удары о корму разбивают последние хрупкие островки сознания. Чтобы не упустить истончившуюся нить разума, Шаул принялся вспоминать слова старинной баллады, которую пела им когда-то бабушка:
– Когда длиннее дни весной, Люблю я песни птиц далёко, И, удалясь, ношу с собой Я память о любви далёкой;
Напрягая из последних сил размытую умопомрачительной тошнотой волю, он упрямо шептал слова, едва шевеля непослушными губами:
– Живу в печали и тоске, И пенье птиц, и розы мне Зимы жестокой не милее…
В окно, беспокойно жужжа, билась муха, отвлекая от работы. Наконец она угомонилась, примостившись на раме, и в тишине стали слышны далекие голоса в саду и трель пичужки в кустах малины под самыми окнами. На каменных плитах пола нежным цветным узором переливался солнечный свет, играющий с цветными стеклышками верхушек окон. В косых цветных снопах весело танцевали пылинки. "Ах, как им легко и не надо сидеть часами над вышивкой и колоть пальцы! И я хочу кружиться в танце вместе с ними!"
– Не отвлекайся, милая, – прозвучал глубокий ласковый голос. – Я могу поиграть, Берта? – Ты не закончила работу, милая. – Я доделаю это после, добрая моя Альберта. – Не останавливайся на полпути. У тебя еще осталась в иголке нитка. Закончи вышивать эту ягодку, и можешь идти играть. "Ну вот! Ах, скорей бы! Скорей!" – Не торопись, Элиза. Поспешность не способствует мастерству. – Я закончила!
Иголка в подушечке, пяльцы в шкатулке.
– Ну что с тобой делать?! – ласково улыбнулась женщина и кивнула, качнув накрахмаленным чепцом. – Беги.
Мягкий шелк ее щеки приятно холодит губы, но надо спешить, только на минуту задержаться, чтобы погладить единорога и прошептать ему на ухо:
– Не бойся, я что-нибудь придумаю и спасу вас!
Юлия
Сообщение: 1458
Отправлено: 09.05.14 10:44. Заголовок: Шаул проснулся от хо..
Шаул проснулся от холода. Он открыл глаза: было совсем темно. Над головой слышался завывающий свист и натужный скрип. Тело застыло, затекло и казалось чужим и непослушным. Он попытался распрямить шею и уткнулся носом в грубую шершавую поверхность, пропахшую смолой. Горьковатый смоляной запах вернул его к реальности. Он вспомнил, что находится на корабле: свистит ветер, и скрипят корабельные снасти. Вспомнил и то, как забился в какой-то угол на судне, спасаясь от невыносимой морской болезни. Шаул с опаской прислушался к своим настоящим ощущениям: несмотря на то, что волны продолжали играть с кораблем, ужасающей пляски его собственных внутренностей это уже не вызывало.
Гораздо больше неприятностей ему сейчас доставляла боль в спине и шее. Он старательно всматривался в темноту, но мог различить лишь неясные темные тени. Надо было выбираться отсюда, осталось только отыскать дорогу в такой кромешной тьме на огромном корабле, где и при свете дня он передвигался с трудом, вечно путаясь и натыкаясь на леера и битенги? Но ждать рассвета здесь ему совсем не хотелось – и кто знает, когда еще он наступит?! И тут же, словно в ответ на его мысли прозвучал удар колокола. Шаул знал, что так отсчитывают на морских судах вахтенные часы, но вот какое именно время означал услышанный им удар, он не догадывался.
– Четыре часа утра, – услышал он голос, исходящий из собственного чрева, и чуть не подпрыгнул от неожиданности. – Господи! Бруно! Как ты меня напугал!
Только сейчас Шаул осознал, что буквально сжимает кота в своих объятиях. Значит, зловредный Бруно покинул безопасную теплую каюту и, найдя на палубе спящего Шаула, остался с ним?! Это было совсем не похоже на известного ему хвастливого умника-кота.
– Если ты оправился, пора перебираться в каюту, – проворчал Бруно, выскользнув из его объятий. – Иначе мы здесь околеем. И ты, вместо того, чтобы сорвать поцелуй божественной Ники, окажешься в объятиях ее мамаши.
От намека Бруно на способ морского захоронения, Шаула передернуло: оказаться в холодных бурлящих водах ему не хотелось даже в совершенно бесчувственном состоянии. Хотя кто его знает насколько оно бесчувственное?! К тому же ждать звуки трубы архангела на морском дне показалось ему совсем не завидной участью. С трудом расправляя затекшие члены, он поднялся на ноги. Удержаться на них оказалось делом не простым, но вполне возможным. Шаул еще раз прислушался к своим ощущениям и радостно отметил отсутствие признаков морской болезни. Это было замечательно.
– Ну, где ты там! – нетерпеливо прервал его мысли Бруно. – Пошевеливайся! – Бруно, а ведь ты рисковал из-за меня если не жизнью, то здоровьем точно, – поддел кота Шаул, зная, что тот не терпит никаких сентиментальных проявлений. – Глупости! – Нашел меня и согрел, чтобы спасти от верной гибели, – не унимался Шаул, его разбирало игривое настроение. – Я отвечаю за тебя перед феями, – прошипел Бруно. – И если ты оказался настолько глуп, что в промокшей одежде улегся спать прямо на палубе, мне ничего не оставалось, как попытаться согреть тебя.
Но Шаула нисколько не задела эта тирада, а лишь еще больше распалила желание поддеть кота, и он продолжил проникновенно: – Рискуя быть растерзанным злобной собакой, ты покинул свое убежище… – Во-первых, эта мелкая задиристая шавка не имеет ничего общего с собакой, – прервал его Бруно, – а во-вторых, ее уже поставили на место. – Брось, Бруно! Не оправдывайся, старый плут, у тебя добрая душа, хоть ты и зануда, каких мало, – посмеялся Шаул. – Что за дичь ты несешь?! – возмутился Бруно – Вот уж не предполагал, что морская болезнь способна лишить людей остатков разума. – Ах ты, старый ворчун, – Шаул нагнулся и почесал кота за ухом, и как ни странно, издав какой-то неопределенный звук, Бруно промолчал, оставив, против обыкновения, последнее слово за Шаулом.
Порыв ветра распахнул окна, сбросив с подоконника вазу с цветами. По полу растекалась лужа, портьеры надувались, как корабельные паруса, холодный вихрь кружил по гостиной, задувая свечи и играя с огнем в камине. "Звон белоснежных осколков фарфоровой вазы и темные сиротливые ветки астр, источающих горький аромат увядания, – все это лишь следствие", – вздохнула Агата и перевела взгляд за окно. Клубящиеся сизые с синеватым отливом тучи заполонили небо, не оставив ни пяди голубого. Косые струи дождя безжалостно стегали осенних красавиц, срывая их позолоченные одежды.
– Агата! Что же ты сидишь?!
Появившаяся на пороге Селина легко справилась с беспорядком. Осень в мгновение ока была выдворена из гостиной, в которой уже снова сверкали свечи, разгорался жарким пламенем очаг. Разбитая ваза была заменена новой – младшая сестра никогда не собирала осколки. "Скаредность до добра не доведет", – заявляла она всякий раз, когда Агата пыталась восстановить испорченную вещь.
– Вот и все, – удовлетворенно проговорила Селина, осматривая дело своих рук, вернее – магии. – Ах, вот еще… – она поправила завернувшуюся портьеру и распутала замотавшийся вокруг оконной ручки шнур. – Теперь все. – Жаль, что так же легко нельзя распутать души людей, – вздохнула Агата. – Может быть, существует и такая магия, – вздохнув, возразила Селина. – Не здесь, – уверено отрезала Агата.
Она пересмотрела все книги. Души людей – это неприкосновенная материя, магии запрещено вторгаться в эту область, да она и не способна на это. Возможно, что в других духовных мирах, есть нечто способное помочь Элизе и Шаулу, но магия фей бессильна.
– Вот именно – не здесь, – кивнула Селина. – Но в мире снов! – Не начинай, Селина, – хмуро отмахнулась она от сестры. – Мы не можем обращаться к Трауму.
Отправляясь сегодня в царство снов, они боялись найти крестницу подавленной и несчастной, на грани помешательства. Каково же было их удивление, когда Элиза восторженно приветствовала их, взахлеб рассказывая о том, что вспомнила.
– Я помню каждую мелочь! – восхищенно воскликнула принцесса. – Помню, как фея Агата отчитывала меня за невнимательность к уроку, а я прятала от нее в платке лягушку, которую поймала в саду! Помню, как вы, Селина, утешали меня, когда мальчишки конюхи сбили стрижа, летающего по двору замка! Помню мою добрую Альберту! Помню, матушку! Как она учила меня приветствовать людей из окна кареты! О! Она была так щепетильна и строга, наставляя меня! Она и сейчас не поддалась отнимающему стать Морфею! Сидит на троне, как ни в чем не бывало, такая же величественная и непреклонная, как обычно! А батюшка! Мой дорогой папа, он всегда был так добор ко мне! Он так трогательно спит. Мне хотелось поправить его корону, но я не смогла… – Погоди, – перебила ее Агата, – ты видела своих родителей спящими?! – Да, – с готовностью кивнула Элиза, но тут же насторожено спросила: – А разве они не спят сейчас? – Спят, конечно. Но ты же не могла их видеть! – воскликнула с тревогой Селина. – Почему?! – Да потому что нельзя вспомнить того, что никогда не знал! – резко ответила Агата. – Но я видела все! – нетерпеливо топнула ножкой принцесса. – Все спят, – и люди и животные – спят так, как их застал сон. Вот только лошади в конюшне… Они спят лежа. – Они и так слишком редко отдыхают, – пробормотала Агата себе под нос.
Они оставили бедняжку снова одну в полном замешательстве, так и не сумев ничего толком объяснить ей. Не мудрено! Они сами не знали, что произошло. Царство сновидений – terra incognita и для магов. Даже в самом обычном сне, который всякий смертный переживает каждую ночь, а некоторые и чаще, с человеком могут происходить необъяснимые таинственные превращения. Ну, а тот, кто попал туда через лаз в заборе, минуя главные ворота, не должен удивляться любым метаморфозам сознания. Элиза попала в царство снов по воле фей с помощью магии.
– Как тать в нощи, – вздохнула Агата. – Ты о чем? – не отрывая взгляда от рукоделия, удивленно протянула Селина.
Она плела кружево очередной детской судьбы. "Наверняка девочка", – догадалась Агата, рассматривая тонкий цветочный узор кружев. Что ждет ее очередную крестницу еще через пару лет? Счастливая пора первой любви и трепетное ожидание венца, а, может быть, как несчастную принцессу, – иллюзорное существование в сумрачном мире…
– Мы отправили Элизу туда, где она смогла запутаться в воспоминаниях твоего протеже, – недовольно ответила она сестре. – Ты думаешь, это Шаул? – Ну а кто же еще, Селина?! – вспылила Агата. – Кто, кроме него, видел, что творится в замке? – Мы и его брат, к тому же, возможно, Кольфинна… – Не глупи! – перебила она сестру. – Яснее ясного, что это не мы и не Кольфинна. А его брат – да он и десятой доли того, что вспомнила Элиза, не заметил! – Погоди, она же вспомнила и то, что Шаул уж никак не мог видеть! – Память, Селина, – это такая же тайна, как и сон. Она в царстве снов и воспоминаний! Там может происходить, что угодно, – назидательно произнесла Агата. – И иллюзий, – в тон ей продолжила сестра перечислять наименования владений великого Траума. – До них еще дело не дошло. Она видела именно то, что есть на самом деле. – Если Элиза видела то, что помнил Шаул, то значит ли это, что и он тоже… – Скорее всего, – недослушав сестру, сумрачно подтвердила Агата ее подозрения. – Белиберда какая-то, – затрясла головой Селина. – Как это могло произойти?! – Спроси у Траума, – раздраженно пожала плечами Агата и нехотя проговорила то, во что сама не хотела верить: – Он сжег свиток Кольфинны…
Как круги по воде от брошенного камня, последствия этого поступка еще не один раз всколыхнут судьбу Шаула Ворта.
– Не может быть! – возразила Селина.– Он сделал это из лучших побуждений! – Должно быть, так. Но это не меняет существа его поступка. – Что же в таком случае происходит с бедным Шаулом?! – озабоченно прошептала сестра, отложив рукоделие.
Агата бросила сумрачный взгляд на зеркало, отказывающееся показывать юношу. Они не могли даже предположить, в какой форме эта путаница воспоминаний проявится у него. И насколько это окажется опасным для его разума? Агата нетерпеливо постукивала пальцами по подлокотнику кресла. Оставалось надеяться, что Бруно сумеет помочь бедолаге не сойти с ума.
– И чем все это закончится? – горестно вздохнула Селина, безнадежно качнув головой. – Мы должны обратиться к Трауму, Агата. – Это безумие! – возмущенно воскликнула она. – Траум – владыка снов, иллюзий и галлюцинаций, его владения граничат с царством смерти, и он в родстве с владыкой Тоддом! Ты что забыла почему, сто лет назад мы, спасая принцессу в его царстве, попытались избежать всякой встречи с ним?! – Я помню, – тихо ответила Селина. – Но мы же бессильны помочь Элизе и Шаулу! – Бессильны, – кивнула Агата. – Но это еще не повод отдавать их во власть того, кто не отличает добра от зла. – Мы не знаем этого, – упрямо возразила сестра. – Мы ничего не знаем о нем, – в тон ей ответила Агата. – Зато мы знаем наверняка, что он не воспользовался своей властью, чтобы наказать нас, или навредить тем, кого мы без его ведома отправили в его царство. – Откуда ты знаешь?! – вспылила она. – Может быть, вся эта путанница воспоминаний – его рук дело?!
Селина молчала, но Агата знала, что сестра с ней не согласна. Да она и сама была не согласна с самой с собой.
– Подождем, – примирительно проговорила она. – Может быть, у Провидения есть свой план спасения.
*** Голоса стихли, растворившись в бескрайнем океане тишины. Густая синева поглотила слабое свечение, не оставив отсвета ни от нежно-лилового изящного силуэта феи Селины, ни от отливающего бордо высокого силуэта Агаты. Феи снова оставили Элизу одну. Их взволнованные и непонятные речи, совсем не разъяснили ей, что собственно произошло. И почему они так сильно всполошились из-за того, что она увидела – пусть и глазами этого самого юноши! – спящий столетним сном дворец с его обитателями?
– Им бы радоваться, что я не сошла здесь с ума! – обиженно насупилась Элиза.
Возможно, все это – влияние колдовства или неведомых сил здешнего мира, как утверждала Агата. Но с чего они взяли, что это может кому-то навредить? Когда она бродила по замку, то не ощутила ни малейшей тревоги, скорее наоборот. Не может быть, чтобы она не почувствовала, хоть слабого беспокойства, если бы ее путешествие грозило кому-нибудь бедой. Нет, она решительно отказывалась видеть в этом серьезную опасность для себя, да и для этого юноши с таким странным именем. Как же? Шаул. Шаул Ворт, кажется, так его называли крестные. И дело совсем не в прихоти, как несправедливо упрекнула ее Агата. Если не память этого юноши, способная создавать настоящую реальность в этом мире, она просто сойдет с ума!
Вот и сейчас, эти ужасные темнота и пустота наполняют отчаянием и взвинчивают ее нервы. Невозможно мириться с ними! Ах, если ее собственные глаза закрыты уже сотню лет, почему она не может воспользоваться другими, пусть и принадлежащими какому-то незнакомому простому юноше?! Он бывал в замке и видел то, что сейчас хотела бы увидеть она. Неужели бы он отказал ей, если бы она попросила его?! Да он был бы счастлив оказать принцессе такую услугу! В конце концов, ведь он сам пробрался в замок, куда его никто не звал! Элиза насупилась: она опять скатилась к обвинению несчастного паренька! Ей следовало взять себя в руки и вести себя согласно своему положению. Но вместо желанной твердой уверенности, в носу предательски заперчили слезы.
– Я просто не смогу, милый юноша, оставаться здесь, – извиняясь, прошептала Элиза.
Она знала, что это не оправдание, и все же не в силах была отказаться от единственной возможности сбежать из ненавистной пустоты.
Элиза прикрыла глаза: прочь, прочь из проклятого узилища. Снова в замок, в лес – да не важно куда, только подальше отсюда. Ее путь лежал через сосновый бор по едва уловимой тропинке, утопающей в густой зелени. Под ногами трещали сучки, над головой раздавались птичьи трели, сквозь листву высоченных сосен весело играли теплые солнечные блики. Вздохнув полной грудью пьянящий аромат хвои, Элиза улыбнулась: как она соскучилась по всему этому!
Постепенно тропа стала шире, лес начал редеть. Она вышла на широкую дорогу. Тяжелые кареты и груженные товаром крестьянские повозки проложили в ней глубокие колеи. В скопившейся в них воде ярко блестело, отражаясь, голубое небо с легкой ватой белоснежных облаков. Теплый воздух еще хранил благоухание только что пролившейся летней грозы, разопревшая на выглянувшем солнце земля щедро отдавала свои ароматы, мешаясь с запахом вымытой зелени и цветущих полей.
На холмах, вокруг которых вилась голубая лента реки, рассыпались небольшие деревеньки, то тут, то там размахивали крыльями ветряные мельницы. А если привстать на цыпочки, можно увидеть и городские стены. Над широкой крепостной стеной возвышались шпили и башенки зданий. Таких высоких домов Элиза не могла припомнить ни в одном из городов королевства. А Бонк – почему-то она точно знала, что это именно он – вообще был тогда едва отличимым от деревни городишкой. А сейчас – вы только взгляните на него! Поднявшись на холм, Элиза разглядывала с него город, ощетинившийся острыми гребнями крыш. Постояв немного, она бегом спустилась, и быстро преодолев небольшой остаток пути, очутилась перед городскими воротами. Здесь было многолюдно, толпились и горожане и деревенские, возвращающиеся с рынка – торговля уже закончилась.
Она шла по улицам города, вдоль которых с обеих сторон возвышались высокие здания, над первым этажом, где располагались мастерские и лавки тянулся деревянный навес, закрывая часть тротуара, а под ним работали мастеровые, болтали кумушки, на скамеечках отдыхали от дневных трудов горожане. Ближе к центру, такие навесы вдоль улицы встречались все реже, здесь здания были богаче с большими ставнями на окнах, покрытых разноцветным лаком. Выкрашенные в красный, зеленый, коричневый или белый цвет двери, оконные рамы и ставни украшали темные, покрытые смолой стены зданий. Элиза вышла к каналу, вдоль которого с обеих сторон были высажены деревья, пересекла горбатый мостик, и прошла к рыночной площади – ее окружали высокие здания гильдий и городской ратуши, – вывернула на небольшую улицу, затем в узенький переулок. И вдруг дорогу ей перегородила ватага городских мальчишек.
– Шаул в штаны надул! Шаул в штаны надул! – задиристо кричали они, показывая на нее пальцем.
Элиза обернулась – вокруг нее сомкнулось кольцо гогочущей и строящей дурные рожи шпаны. Один из них, самый здоровый, сплюнув через щель между кривыми зубами, подошел к ней совсем близко, сорвал с ее головы берет и бросил его в пыль под ноги улюлюкающим приятелям. Это было странно: она никогда не носила беретов. Но сейчас ей было не до этого –белобрысый приблизил свою физиономию к самому ее лицу и произнес, кривя рот издевательской ухмылкой:
– Ну что, яхуда иноземная, попался! Шас мы тебя выучим по нашему болдыхать! Ну признавайся, байбак моченный: Шаул в штаны надул! – Не отопрешься! Выкладывай! – наперебой заорали другие, и посыпались тычки со всех сторон. – Что вылупился?! Шаул в штаны надул! – сопел кислятиной ей в лицо заводила. – Скажешь и отправишься к своей мамочке! Спроси у нее, как звали твоего папашу? Шимес Зайда-пойди-в-зад!
Элиза задохнулась от возмущения, и вдруг не понимая, что делает, размахнулась и костяшками крепко сжатого кулака угодила в сопящий нос своего обидчика.
– Ах ты тварь! – взвыл тот, хватаясь за ушибленный нос. – Я тебя урою, гадина! Ублюдок! Вошь иноземная!
Словно по команде прежние толчки и подзатыльники превратились в жестокие удары. Ее пинали ногами, били, разбивая кулаками в кровь нос и губы. В ушах раздавался оглушительный звон, отчаянно размахивая руками и ногами, она беспорядочно отбивалась, но внезапный удар под коленки сбил ее с ног. "Вот сволочи, палкой!" – пронеслось в голове ошеломленной Элизы. Она упала и сжалась на земле, защищаясь от ударов, выбивавшие из ее тела дробь: «Только не плакать, только не плакать!» Гвалт, вопли, шум. И вдруг все стихло.
– Ну пошли вон, лиходеи!
Она отняла руки от головы и увидела стоявшего над ней великана. Грубые башмаки, шарообразные канифасные штаны до колен, бострог из парусины – "Моряк!" Он добродушно улыбался и протягивал к ней большую грубую ладонь.
– Поднимайся, парень! – пробасил он, помогая ей встать.
У Элизы кружилась голова, и постепенно все тело начало наливаться болью.
– Дай посмотрю, – снова обратился к ней моряк, и начал осторожно ощупывать руки и ребра.
В ее голове путались беспорядочные мысли – ее и избитого в кровь мальчика. Она была просто ошеломлена или по настоящему избита?! Все существо ее рвалось и звало о помощи, но губы не произносили ни звука!
– Ну, кажись, цел, – проговорил добрый моряк, закончив осмотр, и покачал головой: – Надо же целой командой на одного! Так бы и забили до семи склянок. Хорошо твой братишка меня кликунул.
Только сейчас Элиза увидела за крупной фигуры моряка мальчишку лет восьми.
– За что это они так тебя? – полюбопытствовал спаситель.
Шаул лишь пожал плечами. Элиза чувствовала, как отекают разбитые губы, и растекается во рту кровь, наполняя его вкусом железа. Он сплюнул на землю кровавую слюну и вытер рукавом разбитый нос.
– Тебе бы умыться, – проговорил моряк. – Они обзывают и дразнят его! – высунулся вдруг из-за него мальчишка. – Заткнись, Тим! – просипела она чужим мальчишеским голосом. – Что ты молчишь и терпишь их?! – запальчиво ответил тот. – Паршивая история, – констатировал моряк. – И давно они так забавляются? – Давно! – снова ответил Тим. – Надо прибить их или сдаться! – Нет, табанить нельзя, – качнул головой моряк. – Тогда прибить! – воскликнул Тим. – Много ты понимаешь, – огрызнулась Элиза и провалилась в синеву.
Отправлено: 15.05.14 16:15. Заголовок: *** Владыка царства ..
*** Владыка царства снов, воспоминаний и иллюзий Траум с интересом наблюдал сплетение душ двух людей. Это было занятно: вопреки утверждением поэтов такое случается крайне редко. Гордячка-фея думает, что может колдовать и манипулировать человеческой судьбой в его владениях по своей воле. "Что ж, посмотрим, что у нее выйдет".
Траум провел длинными пальцами по гладкой холодной поверхности перил, постукивая по ней перстнем. Отсюда с открытой галереи его дворца ему было хорошо видно убежище принцессы, которое приготовили ей феи. Он не сердился за их бесцеремонное вторжение, оно скорее забавляло его. Не сказать, чтобы он скучал – вопреки всеобщим представлениям сонное царство это не место, где все спят. Спят люди в своих постелях или то, что они за них принимают. А здесь все бурлит от их чувств, желаний и страстей. Люди считают, что сон – это иллюзия. На самом деле иллюзия – это то, что они строят своим слабым разумом – воздушные замки собственных представлений о себе и мироздании. Они думают, что их судьба всецело решается днем, в то время как очень многое, скрытое под темным покровом ночи, определяет их путь и цели. Феи не ошиблись: владея сном, можно управлять всей жизнью.
Траум оперся на перила, наблюдая за очередной встречей фей с их подопечной.
– Элиза, ты упряма, как ослица! – бушевала старшая. – Ты хоть понимаешь, где ты находишься?! Здесь нельзя разгуливать, где тебе вздумается! Прекрати врываться в чужие воспоминания! Возьми себя в руки, в конце концов, ты – принцесса! – Какие руки? – усмехнулся Траум. – Здесь нет рук, достопочтимая фея.
Глупые кумушки феи, сами не понимают, что натворили.
– Ты погубишь и себя и его! – не унималась старшая.
Страх – сильное средство. Им можно добиться многого.
– Но испугать ее вам не удастся, сударыня, – лениво пробормотал себе под нос Траум.
Он потерял интерес к доводам высокой феи. Гораздо больше его интересовала маленькая. Сегодня она молчит и только сочувственно кивает. Траум не первый раз наблюдал за ней. Она не была такой напористой и предприимчивой как сестра. Но ее хрупкость и нежность были обманчивыми, на самом деле она была куда сильнее, чем могло показаться на первый взгляд. Не по части магии, в этом мастерицей была старшая. Младшая была сильна в другом – она умела чувствовать и сопереживать, проникая гораздо глубже поверхностных эмоций. Такого иному не достичь и с магией. Он с удовольствием любовался ею – в ее неправильных чертах было особое очарование. И взгляд зеленых с золотой веселой искрой глаз… Траум вздрогнул от неожиданности: маленькая фея смотрела прямо на него.
– Нет, – нахмурился он. – Она не может меня видеть.
Это было не совсем точно. В царстве снов возможно все, если захотеть. Простые пожелания исполняются мгновенно, без какого либо усилия. Пожелавший даже не успевает осознать, как это произошло, объясняя все мистикой здешних мест. Но чем невероятней желаемая вещь, тем сильнее должна быть сила желания. Если есть в душе мощное стремление, во сне человек получит желаемое, сколь бы несбыточным оно не ему представлялось. Увидеть владыку царства снов может лишь тот, кто не пожалеет для этого и души своей. Но с чего бы маленькой фее так страстно желать увидеть его?..
Юлия
Сообщение: 1462
Отправлено: 15.05.14 16:23. Заголовок: *** – Ты посмотри, к..
*** – Ты посмотри, как он ловко поднимается, минуты не прошло – и он уже на марсе! – Тео заворожено смотрел на матроса, взобравшегося на небольшую площадку на верхушке мачты. – Ты когда-нибудь лазил по выбленкам? – мальчик обратил горящий взгляд на Шаула. – Нет, – улыбаясь воодушевленности приятеля, ответил тот. – Как-то меня не тянет. – А я пробовал, это так трудно! Поднимаешься, под тобой палуба ходит ходуном, а ты паришь над водой – дух захватывает!
Тео был восторженным поклонником морского дела. Будучи жителем Золленндама, он гораздо больше времени проводил в порту и на верфи, чем в конторе дяди. Казалось, он знал все о кораблях и лодках. Слушая рассказы моряков, он был полон всевозможных морских баек, которые с удовольствием пересказывал Шаулу, представляя себя их непосредственным участником. Тео мечтал стать капитаном, но дядя, глава их семейного дела, считал такую карьеру неподходящей для племянника.
– Он мне все твердит, что я должен был заботиться о матери и двух сестрах! А сам просто не хочет делить капитал! – жаловался на своего опекуна Тео.
При всей своей предвзятости, Шаул сомневался в основательности этих обвинений, хотя любовь Тео к морю была так самозабвенна, что ему было искренне жаль, что семейный долг обязывал парнишку отказаться от своей мечты.
Сам же восторгов Тео не разделял. Жизнь на корабле представлялась ему слишком тяжелой и однообразной. Не только матросы надрывались на тяжких работах, подгоняемые дудкой боцмана, изнуряющие вахты несли и офицеры. Романтика борьбы со стихией оборачивалась монотонным, изнуряющим, к тому же весьма опасным трудом для каждого на корабле – от юнги до капитана. А если к этому прибавить угрозу встречи с пиратами – да сохранит Провидение от этого лиха! – замкнутый и весьма специфический круг общения, ужасный быт и сомнительную пищу… Нет, надо быть действительно одержимым морем, чтобы согласиться на это!
Будучи пассажиром, Шаул тяжко не трудился – напротив он изнывал от безделья. Игра в кости со свободной частью команды его не привлекала, а больше на судне было делать нечего. Первое время он получал удовольствие, при попутном ветре забираясь на бак, – судно несется вперед, разрезая носом волны, в каждой натянутой, словно нерв, снасти, ощущается напряжение, и завораживает мощь судна, пьянит его стремительный полет, – но на третьей неделе плавания приедается даже это. А при бейдевиндовой лавировке совсем беда – команда суетится с парусами, а корабль, выделывая на море немыслимые зигзаги, с трудом продвигается вперед.
Единственное, что не надоедало и вызывало неизменное восхищение – морской пейзаж. Несмотря на свое постоянство – только небо и море, – он никогда не был одинаковым, переливаясь множеством цветов в их тончайших нюансах. Раскинувшийся над судном купол небосвода, горящий с одного бока гранатовым закатом, другим утопал в густом индиго, являя всю палитру красно-синей гаммы – от нежных оттенков пепельной розы до темного пурпура, от глубокого аквамарина к наивной голубизне василька. Этот роскошный наряд дополнялся ожерельем облаков, отливающим то золотом, то аметистом, то перламутром. А море против обычных представлений никогда не бывало синим. Оно катило нефритовые волны, наливающиеся холодом драконьей зелени, мешая антрацит глубин с вредигри горизонта.
Трудно было устоять, чтобы не запечатлеть это чудо хотя бы отчасти. Но в распоряжении Шаула не было ни палитры, ни мастерства художника. Вздохнув о далекой Аделине, он воспользовался пером и бумагой, пытаясь описать словами, то, чем восхищался его взор. Труд оказался неблагодарный: он не мог передать и сотой доли красоты первозданной стихии, все время скатываясь к перечислению внешних явлений природы или скудных корабельных событий. Так Шаул начал свой дневник. Ежедневные записи позволяли упорядочить мысли и занять день. Труд его выходил не особенно вдохновенным, и он сам нередко клевал над ним носом.
Вообще, морской воздух и качка оказывали на него усыпляющее действие. Он засыпал, как только голова его касалась подушки, проваливался в сон и с трудом просыпался по утрам. Его сны были необычны – он видел события, произошедшие много лет назад в королевском замке. И удивительнее всего, что видел он все это как будто бы глазами самой принцессы, и более того – все нюансы ее чувств и мыслей он переживал как свои! Это настораживало – никогда ничего подобного с ним не происходило, и под сердцем неприятно потягивало подозрение о магии – не без ее участия с его сознанием произошли столь странные метаморфозы. Все это грозило обернуться самым неожиданным и малоприятным – что можно ожидать от колдовства?! – образом. Но, с другой стороны, как увлекательно было переместиться во времени на целое столетие и увидеть историю, пока она еще не стала ею!
Шаул подавил зевок и, оставив Тео, спустился в каюту. Он хотел продолжить начатую работу. В своих записях накануне он коснулся понимания человеком своего призвания. Тема показалась ему интересной не только потому, что сам он не так давно отчаянно спорил с отцом о собственном предназначении. Встреча с его новым приятелем позволила Шаулу взглянуть на проблему со стороны. Он искренне сочувствовал Тео, беззаветно преданному морскому делу, но не мог не замечать, что суждения юноши, часто поверхностные и эгоистичные, не отражали сути самого понятия. Его собственное призвание требовало объективного осмысления явления как такового. Так что же такое "призвание"? Кто и когда призывает человека на дело его жизни? Каковы его критерии?
Шаул спустился в каюту и, достав ящик с письменными принадлежностями, уселся за работу. Шурша страницами, он внимательно просмотрел предыдущие записи и, обмакнув перо, продолжил:
"Итак, можно с уверенностью сказать, что призвание не есть душевная склонность или воля индивидуума, но исполнение воли призвавшего. История знает немало примеров призвания по принуждению. Призванный или вовсе не желал выполнять то, к чему был призван, или не считал себя достойным и способным выполнить его. Но, несмотря на это, история однозначно трактует их истинными призваниями. Значит, ни душевная склонность, ни отсутствие способности не могут быть критерием истинного призвания, но только – голос призывающего".
Шаул отложил перо в задумчивости. "Провидение призывает людей", – вспомнил он слова феи. Но только ли Оно? Как в таком случае определить принадлежность высшей Истине – для нее нет однозначного и абсолютного мерила. Выходит, только наша вера определяет, чей зов мы слышим и какому готовы повиноваться…
– Повиноваться и не иначе! – высокий резкий женский голос взвился под потолок.
Что ответил на это – возразил или согласился? – мужской было не разобрать. Более низкий, он и звучал на несколько тонов ниже. – Если она ослепла, зачем ей веретено?! – снова зазвенел женский.
И снова ответ прозвучал слишком тихо. Шаул разобрал только последние слова: "вертеть веретено".
– Зачем ей его вертеть?! – перешла на крик женщина. – Она ни в чем не нуждается! – Ну не сидеть же ей целый день, ничего не делая?! – сердито воскликнул мужчина, сделал паузу и продолжил спокойнее: – Пойми, ведь от этого можно сойти с ума. А когда человек чувствует свою бесполезность, он умирает. – Ты не можешь оставить старуху с ее веретеном в замке! – голос женщины звенел угрозой. – Не называй ее так, – резко проговорил мужчина, и снова смягчил тон: – Ты знаешь, Нан мне как мать. Я не могу бросить ее. В замке она знает каждую ступеньку, каждую выбоину в камне. Она здесь может жить, как будто и не слепа вовсе. – Ты готов пожертвовать дочерью ради удовольствия старухи?! – фраза, прозвучавшая как пощечина, повисла в напряженной тишине, словно до предела натянутая струна, казалось, еще мгновение и она со звоном разорвется.
Шаул шагнул в комнату, широко раскрыв приоткрытую дверь, и требовательно спросил тонким девичьим голоском:
– Что такое веретено?
Принцесса и на минуту не поверила обвинениям матери. Отец никогда бы не причинил ей вреда. Но когда он оглянулся, и она увидела бледное, перекошенное лицо, сердце принцессы упало. Однако она не готова была отступать. Да и отец, увидев ее, переменился, устало проведя рукой по лбу, он тихо произнес:
– Не бойся, милая, заходи. Что ты хотела? – Что такое веретено? – упрямо повторила свой вопрос девочка. – Не сейчас, милая, – поспешил ответить король. – Мы все решим сами, это не для десятилетней девочки. Ничего не бойся. – Я не боюсь веретена, каким бы страшным и опасным оно не было! – с вызовом ответила принцесса. – Но я хочу знать… – Ступайте прочь, ваше высочество! – оборвала ее мать. – Отправляйтесь в свою комнату! Сейчас же! И прекратите вести себя, словно необузданная простолюдинка! Вы будущая королева!
Принцесса выскочила из комнаты, не сказав ни слова и не сделав реверанс. "Словно необузданная простолюдинка!" – мстительно пронеслось в голове. Шаул почувствовал, как от обиды защипало в носу. Сбежав с лестницы, принцесса остановилась и засопела, отгоняя непрошенные слезы – никто не должен стать свидетелем ее слабости. Она шла по дворцу, чинно кивая придворным, хотя ей хотелось совершить что-нибудь вызывающее: убежать из дворца или разбить что-нибудь. "Может, эту вазу?", – девочка остановилась мстительным взглядом на огромном, почти в ее рост, фарфоровом сосуде. Но представив льстивое оханье придворных и тихую покорность слуг, решительно отвергла этот план: "Нет, лучше убежать!" И, едва сдерживая нетерпение, спустилась в сад.
– Они принимают меня за ребенка?! – рассержено шептала принцесса, шмыгая носом. – Что они скрывают?!
Возмущение гнало ее дальше: она пробралась через огород, мимо кухни и, нырнув под разросшийся куст шиповника, оказалась в крохотном закутке, огороженном от кухонного двора пустыми бочками.
– Ты чё здесь?! – зашипела на принцессу чумазая девчонка лет семи, вылезая из темного уголка. – Прячусь! – оторопело ответила принцесса на неожиданный вызов. – Это мое место! – воинственно двинулась девчонка. – Я здеся завсегда хоронюся! – Ты не из замка, – догадалась принцесса – чем еще можно было объяснить напористость маленькой замарашки?! – Ну и что! – глянув исподлобья, огрызнулась девочка. "Она не знает, кто я такая", – улыбнулась принцесса. – А разве нельзя здесь прятаться вместе? – миролюбиво спросила она, доверительно наклонившись к девочке, – союзница ей не помешает. – Небось, – протянула та, пожав плечами, и вернулась на свое место. – А от кого ты прячешься? – спросил принцесса, устраиваясь рядом. – От кухмейстера. Он злющий, как собака, завсегда гоняет. А мамка ногами хворая, я ей мазь принесла, бабка велела. – А кто твоя мама? – Марта, посудомойка. Да ты, поди, ее не знаешь, ты ведь не с кухни, – проговорила девочка, оглядывая платье Элизы. – Нет, не знаю. Ты уже отдала мазь? – Отдала. – А что теперь ждешь? – Сейчас соберут повозку за реку, я схоронюсь под мешковиной и айда из замка, никто и не заметит. – Возьмешь меня с собой? – доверительно спросила принцесса.
Вот оно – удача сама шла ей в руки! И не будь она принцессой, если не воспользуется шансом! Девочка пытливо оглядела ее и ответила:
– А чё не взять-то? Повозка-то, чай, не моя. Полезай, коли охота.
Через несколько минут они уже устроились в грубой деревенской телеге между пустыми горшками и ящиками с отходами, прикрывшись мешковиной. Предоставленный судьбой шанс убежать из замка с дочерью посудомойки оказался весьма неудобным, а скорее – отвратительным. Принцесса была вынуждена, скрючившись, втиснуться между грязными ящиками и бочками, и вдыхать омерзительный запах их содержимого, ее трясло и подбрасывало на каждой кочке, тошнота подкатывала к горлу, но малодушное желание сейчас же спрыгнуть с повозки, было отвергнуто гордой дочерью короля.
Повозка прогремела по мощеной площади дворца, миновала внутренние, а затем, пропетляв по узким улицам, и внешние ворота замка, прогрохотала по деревянному мосту и выкатила на мягкую земляную дорогу. Принцессу совсем растрясло. Шаул, словно и сам был на ее месте, находился в какой-то болезненной полудреме, когда, почувствовав крепкий толчок в бок, услышал сопение замарашки:
– Слезай, а не то увезет за реку. Оттудова все ноги собьешь возвращаться.
Дочка посудомойки быстро выбралась из-под мешковины и, ловко спрыгнув на дорогу, побежала к заросшему травой полю. А принцесса, путаясь в юбках и цепляясь за ящики, теряла равновесие: то заваливаясь набок, то тыкаясь носом в какой-нибудь горшок. Наконец, выбравшись со своего места, она застряла на задке. Принцесса все еще примеривалась, чтобы спрыгнуть с едущей повозки, когда услышала щелчок кнута над своей головой и сердитый крик возницы:
– Ах вы тати окаянные!
Девочка с испугу сиганула вниз, упала, но даже не почувствовав боли, вскочила и понеслась, что было духу за новой подругой, след которой уже затерялся в высокой траве.
Запыхавшись от быстрого бега по нескошенному лугу – занятие не из легких, особенно в наряде принцессы – она едва догнала замарашку. Когда они оказались у околицы деревни, деревенская девочка легко перемахнула через невысокую изгородь, оставив принцессу по другую сторону.
– А где вход? – спросила она, отдышавшись. – Там, – махнула рукой девочка. – Далече отсюдова. Да ты полезай, что стоишь-то?
Принцесса замялась, раздумывая, как следует поступить, когда услышала крик.
– Хейке!
Из деревни к ним бежала стайка детей.
– Хейке! – подбегая, крикнула высокая девочка, напустившись на дочь посудомойки: – Ты что застряла! Бабка ругается!
Прибежавшие с ней дети помладше обступили двух девочек, разинув рты. Старшая, высокая худая девица с тощими светлыми косицами и белесыми бровями и ресницами на узком лице, уперев руки в боки, угрожающе нависла над маленькой Хейке, но та не спасовала:
– А чё ругаться-то?! Небось, не я повозки вожу! – бойко отвечала она. – Глянь, – дергал за подол старшую один из мальчишек, указывая грязным пальцем на принцессу. – А то кто ж?
Высокая девочка перевела взгляд за изгородь, и глаза ее округлились:
– Ты кто? – спросила она принцессу. – Из города чё ль? – Она из замка, – вмешалась Хейке, – упросилась со мной в повозку. – Из замка?! – набросилась на нее высокая девочка. – Тебе мало что мамка хворая?! Они ж там проклятые все! Ты чё ее в дом притащила?! – Да не ори, – попятилась от нее Хейке, потеряв прежнюю уверенность. – Поди отсюдова! Нечего тебе здесь! – замахала высокая девчонка на Шаула. – Принцессу вашу прокляли, а нам не охота с вами подыхать! – О чем ты? – опешила принцесса. – Я проклята?! За что?! – Ты принцесса?! – возопила девица, и лица детей исказил ужас. Младшие девчонки развернулись и с ревом побежали прочь, а мальчишки с открытыми ртами стояли, не двинувшись с места. – Сгинь, нечистая! – замахала руками высокая девица и, подталкивая детей, затараторила: – Молчите и не глядите на нее! Бегите, бегите! Что стали-то, окаянные?!
Наконец ей удалось их сдвинуть с места, и стайка детей, пища и всхлипывая, понеслась прочь. Хейке припустившая вместе со всеми, убегая, еще раз оглянулась, но, получив от сестры тычок в бок, побежала быстрее.
Принцесса осталась одна. В голове Шаула путались мысли и чувства – он уже не мог разобрать где он сам, а где маленькая испуганная принцесса. Его трясло, то ли от холода – вечерняя роса промочила легкие туфельки принцессы, – то ли от возбуждения и страха – темные тени кривыми пальцами со всех сторон тянулись к маленькой одинокой фигурке.
– Я проклята?! – севшим голосом пробормотала принцесса, губы предательски задрожали, в носу закололо, и из глаз потекла недостойная королевских особ влага.
Она горько плакала, а его грудь разрывало отчаяние, и дикий страх затоплял рассудок. Жестокая морока мешала мысли и чувства, душили надрывные рыдания, громкие и безнадежные, они стали походить на какой-то дикий вой или истошное кошачье мяуканье.
– Шаул, проснись!
Шаул открыл глаза, не понимая, что происходит. Вместо широко расстилавшегося поля, он был в тесной темной каморке каюты. Бруно вопил и раздирал когтями его рукав, Тео тряс, пытаясь привести в чувство. Ящик для писем валялся на полу, и его друг растаптывал разлившиеся чернила. Где его дневник? Шаул прерывисто вздохнул, шмыгнув носом и, вытерев мокрое лицо, оторопело уставился на свои влажные ладони – он плакал?!
– Наконец-то! Ты испугал нас! – воскликнул Тео. – Что тебе снилось?
Шаул был потрясен. Рыдания принцессы, которые он видел во сне, стали его собственными! Тео сочувственно смотрел на него, а Шаул, заливаясь краской, готов был провалиться сквозь землю. Но не объяснишь же приятелю, что это слезы маленькой принцессы.
– Приснилось что-то, – пробормотал он. – Точно, – деловито согласился Тео. – Во время плавания бывает, что людям видятся всякие жуткие вещи. Не то что заплачешь, но и совсем разума лишишься. Соленый Беп рассказывал, как своими глазами видел, как бывалый матрос во время плавания вдруг ни с того ни с чего выпрыгнул за борт и камнем ушел на дно. Вот так, – деловито подытожил Тео. – Это, видимо, мне еще предстоит, – невесело пошутил Шаул, не в силах поднять на приятеля глаза. – Надо проветриться, – бросил он и поднялся. – Конечно, что сидеть здесь, – Тео тоже вскочил с койки.
Шаулу хотелось остаться одному, но уж лучше Тео, чем кот. Пока его приятель находился в каюте, Бруно вынужден был молчать, но взгляд его неотступно буравил Шаула. Кота рассказами старого Бепа не проведешь. Но обсуждать сейчас с въедливым Бруно то, что его самого испугало не на шутку, он был не готов. Сегодня он отключился прямо посреди бела дня – раньше с ним такого не случалось. И можно только предполагать, чем закончилось бы это путешествие во времени, если бы Тео и Бруно не разбудили его? Магия овладевала его разумом – что ждет его дальше? Не видящим лунатиком он будет бродить, пугая других людей? Или потеряет рассудок, представляя себя десятилетней дочерью короля Грегора Второго?!
Вместе с Тео Шаул покинул каюту. Мальчик спустился по тамбуру в трюм, а Шаул поднялся на палубу. Небо было затянуто бледными серыми тучами, высокие сизые с зеленью волны били о борт "Доротеи", рассыпаясь крупными опаловыми каплями. Шаул выскочил из каюты без плаща и шляпы, он промерз до кости под пронзительными порывами ветра, но возвращаться к Бруно не хотелось. Спустившись с верхней палубы, он прошел мимо камбуза и грузовых отсеков, мимо клеток с беспокойно квохчущими курами, и вышел к кубрику. Уворачиваясь от яростно раскачивающихся гамаков со спящими после ночной вахты, Шаул пробрался к сидевшим кружком матросам.
– Ну расскажи, Беп! – услышал он в темноте звонкий голос приятеля. – Давай, старина, рассказывай! – поддержали Тео другие голоса. – Да что уж, – милостиво согласился Беп.
Соленый Беп, историю которого уже сегодня пришлось выслушать Шаулу, был превосходным рассказчиком легенд и всевозможных случаев из жизни на кораблях. Он был неутомим в выдумках все новых подробностей даже известных легенд и историй. Конечно, Соленый Беп был отчаянный враль, но матросы любили слушать его байки. Да и сам Шаул не раз засиживался в кубрике, слушая страшные или веселые истории старого морского волка.
– Плесни-ка мне, юнга, пива, смочить горло, – предварил свой рассказ Соленый Беп. – Ну что, ребятушки, – начал он, смачно отхлебнув из кружки. – Было это давно, я еще юнгой служил на «Святой Нонне». Шли мы к северным берегам Норландии. Когда выходили-то из Золлендама у нас еще лето было, а у Баранова острова норд-ост сморил нас лютым холодом. Тучи чернее ночи на все небо, ливень сечет так, что волны прибивает. Носит нас по морю, словно щепу, только что не перевертывает верх дном, то на правый борт ляжет «Святая Нонна», то на левый, то носом нырнет, то кормой зачерпнет. На шканцах два рулевых не могут удержать румпель. И тут начинает срывать шкоты. Только мы выскочили на палубу, чтобы закрепить их, как из воды поднялось чудище огромное. Голова – до грот-мачты, а вместо лап – змеи, да не две, не четыре, а – видимо ни видимо! Обхватило чудище ими наш корабль и подняло над водой…
Шаул не стал дослушивать конца истории. Байки Соленого Бепа сейчас не развлекали его, а наоборот вызывали раздражение. Среди библиотечных манускриптов Шаулу встречались записи путешественников, действительно рассказывающие об огромных рыбах и диковинных морских созданиях. Но чтобы кто-нибудь из чудовищ поднимал корабль?! Бесстыдные выдумки! Спорить с Бепом он, конечно, не будет. Но и сидеть здесь, слушая бессмысленные россказни, не было сил. Тяжелая тревога язвила сердце и гнала его прочь.
apropos
Главвред
Сообщение: 37832
Отправлено: 15.05.14 23:23. Заголовок: Юлия пишет: что не з..
Юлия пишет:
цитата:
что не забываешь
Не, ну как можно?!
Прочитала пока часть (надеюсь, окончательно догоню в ближайшие дни, тем более выходные грядут). Читаю с огромным удовольствием: "вкусный" язык, остроумные рассуждения о благородных принцах, что перевелись уже в те времена (хе-хе, что тогда говорить о наших), чудное описание царства снов и крайне любопытная загадка со словами-цифрами свитка. Немного запуталась с переходом в "настоящее время" - может быть стоит это как-то более четко оговорить в начале главы? Тапочки тоже есть у меня (вероятно, что-то из того уже кидали, могу повториться):
цитата:
такие, казалось бы, обычные вещи: как вера в чудеса, стремление служения Истине,
Двоеточие кажется лишним. - или убрать "как".
цитата:
вслед за тем проснуться от столетнего сна и те, кто связан с ней заклятием.
цитата:
И Агате самой хотелось бы надеется на чудо. (надеяться) Но как бы то ни было, задуманный феями спасительный ход событий был нарушен, а значит, теперь все покатиться кувырком без порядка и предопределения.
цитата:
Столкнуться две силы, без законов и правил, и уже не мастерство фей и даже не изощренное коварство колдуньи определят результат, теперь на весах судьбы – сердца людей.
цитата:
Несмотря на то, что в самом начале, было приказано каким-то червю и смутьяну думать, Шаул был уверен, что автор нескладного балаганного текста, повествующего о несчастном конце, злорадствовал над принцессой.
Лишняя запятая. (И: ... было приказано каким-то червю и смутьяну думать - может, поменять порядок слов: было приказано думать каким-то червю...) И да, вероятно заменить "каким-то" на "какому-то" - ?)
цитата:
Стеллажи были заставлены книгами, а под окнами, стояли сундуки со старинными свитками. Отец Шаула кропотливо собирал том за томом, как искусный портной, он выкраивал из небольшого бюджета библиотеки, выделяемый городским советом, средства на приобретения ценных изданий. С недавних пор библиотека стала гордостью небольшого Бонка, конкурируя с библиотеками университетов не только соседнего Венка, но даже Золлендама. Поговаривали, что не за горами тот день, когда и Бонк обзаведется собственным университетом.
Шаул прекрасно ориентировался в библиотечных томах. С тех пор как пошел в школу
Лишняя запятая. С этим предложением - Отец Шаула кропотливо собирал том за томом, как искусный портной, он выкраивал из небольшого бюджета библиотеки, выделяемый городским советом, средства на приобретения ценных изданий. - может, поиграться? Например: Отец Шауля, как искусный портной, собирал том за томом, выкраивая... Или разбить на два предложения: Отец Шаула кропотливо собирал том за томом, как искусный портной. Он выкраивал ... И подряд почти идут (выделила зеленым): С недавних пор .... С тех пор
цитата:
Он прочел холодящие душу истории о погребенных заживо, и книгу, описывающую невыносимые мучения человека,
Лишняя запятая - прочел истории (...) и книгу ...
цитата:
Поцелуй принца, или кровь дракона?
Лишняя запятая. (Или если ты интонационно разделяешь фразу, то, м.быть, разбить на две: Поцелуй принца? Или кровь дракона?
цитата:
надо было просмотреть документы и свидетельства – возможно, ему повезет наткнуться на упоминания о неких странных явлениях, событиях, или даже людях, обладающих особенными способностями.
Лишняя запятая.
цитата:
По самым разным причинам, они готовы были заплатить немалые отступные, только бы разорвать сделку.
цитата:
Конечно, можно было все это отнести к разным временам, но Шаул со своими друзьями не раз играл на вересковых холмах и точно знал, что ни замка, ни его развалин
Пропущена запятая перед последним "что".
Ну и чудная просто фраза, не удержалась, чтобы не процитировать (хотя таких очень много - которые хочется цитировать):
цитата:
магия – это не искусство творить заклинания, а свойство самой природы.
И еще огромная просьба: не гони лошадей!!! но небольшими фрагментами бы выкладывать, а? *виновато заглядывая в глаза*
apropos Спасибо, дорогая! Все тапочки собрала и пошла исправлять. Глаза замыливаются - что и говорить! - особенно, когда они по жизни косят
И на счет фрагментов. Ты совершенно права. Это я, не подумавши, в запале.
apropos пишет:
цитата:
Немного запуталась с переходом в "настоящее время" - может быть стоит это как-то более четко оговорить в начале главы?
Ты не могла бы конкретней сказать, что имеешь в виду. "Провалы" Элизы и Шаула в воспоминания друг друга или в тексте переходы от размышлений к событиям? Или от мальчика Шаула к юноше?
apropos
Главвред
Сообщение: 37834
Отправлено: 19.05.14 20:02. Заголовок: Юлия пишет: Или от м..
Юлия пишет:
цитата:
Или от мальчика Шаула к юноше?
От мальчика к юноше. Не знаю, может, ошибаюсь, тем более, похоже, у других читателей этот переход прошел нормально. Но я поначалу никак не могла понять, что это произошло с Шаулем, решила, что что-то упустила, и догадалась только, когда появилось упоминание о прошедших годах. До "провалов" еще не добралась (немножко уже осталось), т.к. застряла в предыдущих фрагментах - насобирала "тапок", но пост пропал, пришлось заново вычитывать...
Дык по поводу прочтенного - чудесно! Феи набрали красок, кот выглядит очень колоритно, интрига набирает обороты. Понравилось характерное имя владыки царства снов - Траум (это я тоже немецкий когда-то учила). Ужасно интересно, что же будет дальше. И замечательно сказано:
цитата:
Мы не имеем права – да и не смогли бы! – совершать за людей положенные им поступки. Феи – лишь помощницы. А если нет людей, то нет и поступков…
Вообще весьма занятно наблюдать, как сказка - мир фантазии и волшебства - переплетается с жизнью, проецируется на нее и принимает новые, неожиданные для нас очертания.
Из тапок. Как-то показалось многовато в тексте восклицательных знаков, часть вполне безболезненно, на мой взгляд, можно заменить точками. Ну и еще набралось всяко разного:
цитата:
Тихонько скрипнув, дверь отварилась.
цитата:
У меня нет ни времени, ни желания, выслушивать твои неуклюжие приветствия.
Лишняя запятая.
цитата:
Но в ответ дама лишь снова хмыкнула, и ничего не ответила, продолжая возиться с цветами.
Лишняя запятая.
цитата:
– А тебе что за дело? – фея развернулась к нему. – Ты что(,) принц?
Здесь уточнение, поэтому нужна запятая - или тире.
цитата:
Да существует ли вообще этот самый принц?!
цитата:
– Что ты понимаешь в волшебстве? – оставив свою вазу, дама сделала шаг по направлению к гостю.
Пропущены буквы (окончания).
цитата:
Шаул(,) в смятении взиравший на надвигающуюся на него разъяренную фею, не заметил как в комнате появилась маленькая хрупкая дама
Пропущена запятая.
цитата:
Она изящным движением оправила пышную юбку платья из бледно-нефритовой тафты, и опустилась в кресло.
Лишняя запятая.
цитата:
Внутри бокала качнулся, блеснув в луче солнца, напиток.
Чет как-то напрашивается прилагательное к напитку. Вообще засомневалась, может ли напиток качаться. Скорее, жидкость, нет? Золотистое и зеленое уже есть рядышком, дальше - бледно-желтое. Может, переставить бледно-желтое? Но на усмотрение автора, разумеется.
цитата:
Я найду слова, чтобы рассказать ему как ужасно существование несчастной принцессы и каким чудовищным может стать конец сотен людей без его вмешательства в их судьбу.
Предлог пропущен.
цитата:
– Я виноват и должен исправить свою ошибку.
Пропущена буква.
цитата:
Я не раз путешествовал и пусть в пределах свободных городов…
А если чуть переставить слова - Я не раз путешествовал, пусть и в пределах свободных городов... (?)
цитата:
Но как представить его планы отцу?!
Тут в нескольких предложениях подряд идет местоимение "его". Может, здесь заменить - например, на - свои планы - ?
цитата:
Шаул был очень удивлен подобным разворотом событий, но не мог не возблагодарить Проведение за столь благополучный исход дела.
цитата:
Ты что(,) рылся в моих вещах?!
Запятая - или, если без запятой, то и без "что" - Ты рылся в моих вещах?
цитата:
Элиза не знала, откуда ей были знакомы их лица, но в ней зрела уверенность, что раньше она встречала их,
Повтор их - их. М.быть, как-нибудь переделать, например: ... откуда ей были знакомы их лица, но в ней зрела уверенность, что была знакома с этими дамами (или - раньше с ними встречалась).
цитата:
От того, что она скоро должна остаться одна в этом жутком месте(,) Элизе стало не по себе,
Пропущена запятая. А если чуть облегчить эту конструкцию, например, заменить - "скоро должна остаться" - на, допустим, - "останется одна" (?)
цитата:
Но сейчас, тебе стоит довериться нам и просто послушать.
Лишняя запятая.
цитата:
Ее воля, одряхлевшим полотнищем бессмысленно трепыхалась в бурных потоках сотрясающих ее существо чувств. Ее
Много "ее". М.быть как-то перефразировать?
цитата:
Она не помнила ничего из того, что рассказывала ей добрая фея. Она единственная дочь своих родителей? Возможно: она не припоминала никаких братьев и сестер. Но ведь точно также она
А здесь сплошь "она". Знаю, как сложно с местоимениями (тоже страдаю из-за них), но подчистить не помешало бы, как мне кажется. Ну, например: Единственный ребенок? Элиза не могла припомнить своих братьев или сестер, впрочем, как и собственных родителей (...)
цитата:
– Я вынуждена напомнить вам – никогда не повышайте на меня голоса, – отчеканила она.
apropos Спасибо, дорогая! Такая серьезная работа, да с пропавшим постом еще и в квадрате! Все очень ценно. Про восклицательные знаки - это ты верно. Эмоции мои ощетиниваются ими постоянно. Надо причесываться, говорят. Да я-то себя не вижу - вот и хожу, аки дикобраз, зверь заморский Вот как ценен добрый взгляд со стороны! apropos пишет:
цитата:
От мальчика к юноше. Не знаю, может, ошибаюсь, тем более, похоже, у других читателей этот переход прошел нормально. Но я поначалу никак не могла понять, что это произошло с Шаулем, решила, что что-то упустила, и догадалась только, когда появилось упоминание о прошедших годах.
Обязательно еще раз пересмотрю. Кусок тот вообще постоянно корежился в процессе, никак не мог улечься, да, видать, так и не улегся. К сожалению, с читателями моими статистики не увидишь, потому лучше мне сориентироваться на твое ощущение. Скрытый текст
Спасибо тебе за добрые слова в адрес моего опуса. Знаю, ты не очень-то любишь сказки всяческие, и потому чувствую в твоем отзыве драгоценное дружеское участие. Оно согревает и утешает меня безмерно. Спасибо тебе, дорогая.
Добралась наконец до воспоминаний Элизы - все понятно, ничего не путается. Юлия пишет:
цитата:
Кусок тот вообще постоянно корежился в процессе, никак не мог улечься, да, видать, так и не улегся.
Ну там да, видимо, надо еще поработать. Как вариант - перенести упоминание о прошедших годах ближе к началу, чтобы читатели могли сразу сориентироваться. Впрочем, надеюсь еще Хелга подключится (она сейчас в отпуске, трудности с доступом в интернет и со временем на оный) - и скажет свое веское слово, ака третейский судия. Может, еще кто из читателей выскажет свою точку зрения. Юлия пишет:
цитата:
ты не очень-то любишь сказки всяческие
Все меняется, в т.числе, наши вкусы, предпочтения, как и интересы. Растем потихоньку. А сказка у тебя замечательная, да и не просто сказка - куда глубже. Пока дошла до Бруно (до чего хорош котище!) в объятиях проснувшегося Шаула. И очередная порция тапок.
цитата:
Но оправдываться было унизительно, поэтому Шаул не стал отвечать на колкость, а, встряхнув, как следует, обидчика, поднял сундук и стал подниматься на корабль.
Лишние запятые ("как следует" в этом значении не обособляется, насколько я знаю.
цитата:
Меня он тоже отправляет из Золлендама, – уныло сообщил он, но тут же воспарял духом:
воспрял - ?
цитата:
Гневное замечание, которое Тео несколько минут назад отпустил по адресу своего дяди, было не уместным, по мнению Шаула, в присутствии случайного знакомого.
Пропущено слово (назад)?
цитата:
Смешной неуклюжий Перец, проявивший вместе с отвагой, благородную доброжелательность, обрел в сердце Шаула искренние симпатию и сочувствие –
Лишняя запятая.
цитата:
– Бедняжка, Элиза, – услышала она вздох Селины.
Лишняя запятая.
цитата:
– Я уверена, что таких мальчиков не слишком много, скорее всего, их совсем мало, а, может быть, он и один такой.
А если без "что" обойтись?
цитата:
Хотя, избранники всегда появляются неожиданно и редко среди сильных мира сего.
Запятая кажется лишней, хотя интонационно может и выделяться. Вообще фраза меня несколько смутила, т.к. в так наз. когорту "сильных мира" по умолчанию входят как представители знатного происхождения, так и обладатели власти и богатства, т.е. те, у кого есть сила и влияние. "Избранники" же попадают в этот круг, как я понимаю (на примере Жанны Д'Арк) под влиянием несколько других обстоятельств - отмечаются свыше за определенные качества, являются носителями неких свыше данных миссий и идей. Т.е., мысль твоя ясна, но, может, как-то ее уточнить? (Или это я сама путаюсь, да еще и тебя запутываю? )
цитата:
Справа от кровати должна быть вешалка, с выкованной веточкой на конце стержня, один листик на этой веточке погнут.
Кажется, запятая не нужна.
цитата:
Ей не надо заглядывать внутрь(,) она и так прекрасно помнит
а здесь запятая пропущена.
цитата:
Шаул почувствовал признательность своему новому другу: тот, будучи сам абсолютно не чувствительным к качке, он ничуть не надмевался (насмехался - ?) над более слабым товарищем.
Спасибо, дорогая. Удивительно сколько мусора от предыдущей работы осталось незамеченным, хоть и перечитывала несколько раз...
apropos пишет:
цитата:
Ну там да, видимо, надо еще поработать.
Обязательно. Вернусь к отрывку чуть погодя. Надо чуть отойти от него, а то роешься, как в куче мусора, - такая мешанина в голове, что перестаешь вообще понимать, "кто на ком стоит".
apropos пишет:
цитата:
в так наз. когорту "сильных мира" по умолчанию входят как представители знатного происхождения, так и обладатели власти и богатства, т.е. те, у кого есть сила и влияние. "Избранники" же попадают в этот круг, как я понимаю (на примере Жанны Д'Арк) под влиянием несколько других обстоятельств - отмечаются свыше за определенные качества, являются носителями неких свыше данных миссий и идей.
Мысль была в том, что те самые избранники в исполнении призвания свыше выходят за рамки мира сего, не входя в когорту властителей. Если в какой-то момент они и сталкиваются (противостоят или сотрудничают) с теми, кто составляют иерархическую вершину в этом мире, то все равно не принадлежат им. "Избранники" образуют вертикаль от этого мира к горнему, властители же всех мастей – горизонталь, не выходящую за пределы мира сего. Но это не значит, что те, кто по положению принадлежат социальной элите, не могут оказаться в числе "избранников". Взять хотя бы того же апостола Павла, выходец из именитой семьи, член синедриона... Не все так однозначно и просто, история совсем не всегда справедлива, и судить, кто избранник, а кто нет, трудно, да до конца и невозможно, можно только догадываться.
Ужасно понравилось, как переплелись воспоминания Шаула и Элизы - неожиданно для читателя, и обыграно просто замечательно. Мудрый и харизматичный Траум очень впечатлил - и хочется надеяться, что его интерес к Селине не останется только в рамках интереса. Юлия пишет:
цитата:
Мысль была в том (...)
Ага, это все понятно, просто я споткнулась на самой формулировке - "сильные мира сего", потому как понятие это не однозначное, а избранники могут - как ты справедливо заметила - происходить как из элитной социальной среды (сильных мира), так и любой другой. Т.е., м. быть с этой фразой как-то поиграться, уточнить смысл? Но на твое усмотрение, разумеется.
Тапок тоже натащила - часть сейчас выложу, а хвост завтра, потому как много опять набирается.
цитата:
Шаул с опаской прислушался к своим настоящим ощущениям: несмотря на то, что волны продолжали играть с кораблем, ужасающей пляски его собственных внутренностей это уже не вызывало.
Выделено "настоящим" - слово показалось лишним - понятно, что это сейчас с ним происходит. И показалось, что, м.быть, разбить это предложение на два - и немного перефразировать. Как вариант: Шаул с опаской прислушался к своим ощущениям. Несмотря на то, что волны продолжали играть с кораблем, качка уже не вызывала ужасающей пляски его собственных внутренностей.
цитата:
Надо было выбираться отсюда, осталось только отыскать дорогу в такой кромешной тьме на огромном корабле, где и при свете дня он передвигался с трудом, вечно путаясь и натыкаясь на леера и битенги?
Вопросительный знак вызывает сомнения.
цитата:
– Ах ты, старый ворчун, – Шаул нагнулся и почесал кота за ухом, и как ни странно, издав какой-то неопределенный звук, Бруно промолчал, оставив, против обыкновения, последнее слово за Шаулом.
Здесь тоже фраза показалась сложноватой, ее легко разбить на два предложения, к тому же она перегружена (как показалось) деепричастными оборотами - издав, оставив. Как вариант: (...) - Шаул нагнулся и почесал кота за ухом. Как ни странно, Бруно промолчал, лишь издал какой-то неопределенный звук, против обыкновения оставив Шаулу последнее слово.
цитата:
– Все спят, – и люди(,) и животные(,) – спят так, как их застал сон.
Лишняя запятая, не хватает запятых, лишнее тире. Все спят - (кто? - люди и животные), спят так (они спят), как (...)
цитата:
Они оставили бедняжку снова одну в полном замешательстве, так и не сумев ничего толком объяснить ей.
Ритм фразы сбивается, как мне показалось. А если так: Они снова оставили бедняжку одну и в полном замешательстве, (...) ей объяснить. (?)
цитата:
Откуда ты знаешь?! – вспылила она. – Может быть, вся эта путанница воспоминаний – его рук дело?!
Лишнее "н".
цитата:
Да она и сама была не согласна с самой с собой.
Да и она сама была не согласна сама с собой.
цитата:
Их взволнованные и непонятные речи, совсем не разъяснили ей, что собственно произошло.
цитата:
Не может быть, чтобы она не почувствовала, хоть слабого беспокойства, если бы ее путешествие грозило кому-нибудь бедой.
цитата:
Постояв немного, она бегом спустилась, и быстро преодолев небольшой остаток пути, очутилась перед городскими воротами.
Лишние запятые.
цитата:
Здесь было многолюдно, толпились и горожане(,) и деревенские, возвращающиеся с рынка – торговля уже закончилась.
Тут или запятую добавить, или первый союз "и" убрать, как представляется.
цитата:
Элиза вышла к каналу, вдоль которого с обеих сторон были высажены деревья, пересекла горбатый мостик, и прошла к рыночной площади – ее окружали высокие здания гильдий и городской ратуши, – вывернула на небольшую улицу, затем в узенький переулок.
Лишние запятая и тире (уточнение относится к площади, а далее идет просто перечисление. И как-то многовато глаголов, начинающихся с "вы" - вышла, высажено, вывернула... Где-то можно и свернуть, обсадить и т.д.
цитата:
Элиза задохнулась от возмущения, и вдруг(,) не понимая, что делает, размахнулась и костяшками крепко сжатого кулака угодила в сопящий нос своего обидчика.
Одна запятая лишняя, другая пропущена.
цитата:
– Дай посмотрю, – снова обратился к ней моряк, и начал осторожно ощупывать руки и ребра.
Лишняя запятая.
цитата:
– Тебе бы умыться, – проговорил моряк.
А если просто сказал (?)
цитата:
Это было занятно: вопреки утверждением поэтов такое случается крайне редко.
цитата:
Если есть в душе мощное стремление, во сне человек получит желаемое, сколь бы несбыточным оно не ему представлялось.
... оно ему ни представлялось.
цитата:
– Он мне все твердит, что я должен был заботиться о матери и двух сестрах! А сам просто не хочет делить капитал! – жаловался на своего опекуна Тео.
"Мне" показалось лишним, и почему "был" - Тео же не только в прошлом должен был заботиться о семье, но и сейчас, нет?
цитата:
При всей своей предвзятости, Шаул сомневался в основательности этих обвинений, хотя любовь Тео к морю была так самозабвенна, что ему было искренне жаль, что семейный долг обязывал парнишку отказаться от своей мечты.
Как-то перефразировать, а то смысл теряется. М.быть, разбить на два предложения?
цитата:
Сам же (он, Шаул) восторгов Тео не разделял.
цитата:
Не только матросы надрывались на тяжких работах, подгоняемые дудкой боцмана, изнуряющие вахты несли и офицеры.
По фразе не совсем понятно, кого подгоняла дудка боцмана - матросов или офицеров. А если переставить местами - Не только матросы, подгоняемые дудкой боцмана, надрывались (...) Юлия пишет:
цитата:
Удивительно сколько мусора от предыдущей работы осталось незамеченным, хоть и перечитывала несколько раз...
К сожалению, глаза, тем более авторские, просто перестают видеть. Сейчас поофтоплю. Оффтоп: Вот сколько раз и я сама вычитывала Водоворот, и читатели - всем миром же мне помогали, а перед изданием вроде уже отлежавшийся текст мы с Хелгой - как нам представлялось - основательно вычистили, и все равно остались горы мусора. Книгу я читать так и не могу - вижу все ляпы, огрехи, лишние слова - хоть плачь. Кстати, по поводу лишнего. Сейчас из твоего текста приведу примеры:
цитата:
Как круги по воде от брошенного камня, последствия этого поступка еще не один раз всколыхнут судьбу Шаула Ворта.
цитата:
– Я помню, – тихо ответила Селина. – Но мы же бессильны помочь Элизе и Шаулу!
Вот смотри, без выделенных зеленым слов вполне можно обойтись - и их, как учит меня горький опыт - надо безжалостно убирать, иначе потом на них начнешь спотыкаться, как я спотыкаюсь в Водовороте на бесконечное местоимения - их бесчисленное множество, они ужасно режут глаза, и главное - без половины (как минимум) этих местоимений легко было обойтись. Как и без множества явно лишних союзных, вводных слов, и прочих "вредных" словечек.
P.S. Меня тут реал плотно прижал, эту неделю я только урывками могла читать и вычитывать, потому так затянула.
apropos
Главвред
Сообщение: 37838
Отправлено: 30.05.14 21:19. Заголовок: Еще немножко тапочек..
Еще немножко тапочек:
цитата:
Принцесса была вынуждена, скрючившись, втиснуться между грязными ящиками и бочками, и вдыхать омерзительный запах их содержимого, ее трясло и подбрасывало на каждой кочке, тошнота подкатывала к горлу, но малодушное желание сейчас же спрыгнуть с повозки, было отвергнуто гордой дочерью короля.
Лишние запятые.
цитата:
Девочка с испугу сиганула вниз, упала, но(,) даже не почувствовав боли, вскочила и понеслась, что было духу за новой подругой, след которой уже затерялся в высокой траве.
Не хватает запятой.
цитата:
Невидящим лунатиком он будет бродить, пугая других людей?
В данном случае пишется слитно (если не ошибаюсь
Повторюсь, но с удовольствием, что история разворачивается крайне занимательная, и ужасно интересно узнать, что будет дальше. Посему с нетерпением жду продолжения.
Меня тут реал плотно прижал, эту неделю я только урывками могла читать и вычитывать, потому так затянула.
А ты такую работу проделала! Только орден, даже не медаль!
apropos пишет:
цитата:
и их, как учит меня горький опыт - надо безжалостно убирать
Ты совершенно права. Эта "авторская слепота" ужасно раздражает, в лучшем случае начинаешь "прозревать" только спустя довольно долгое время.
apropos пишет:
цитата:
понравилось, как переплелись воспоминания Шаула и Элизы
Как я рада! Мне было трудно оценить, как это все воспримется с читательского кресла. Сама-то я с изнанки - там все понятно, а вот как шов выглядит с лица - не понять.
apropos пишет:
цитата:
Мудрый и харизматичный Траум очень впечатлил
Ох, как я рада. Он появился как-то сразу - знай только описывай. Хотелось бы, чтобы и читатель увидел его. Хотя он же дух...
apropos
Главвред
Сообщение: 37839
Отправлено: 31.05.14 16:22. Заголовок: Юлия пишет: трудно о..
Юлия пишет:
цитата:
трудно оценить, как это все воспримется с читательского кресла.
Прекрасно воспринимается, все понятно (т.е. в данном случае я не путалась в этих воспоминаниях - в отличие от начала второй главы с "прыжком" Шауля через годы) и очень интересно следить за ощущениями и переживаниями героев, оказавшихся в воспоминаниях на месте друг друга. Юлия пишет:
цитата:
Хотелось бы, чтобы и читатель увидел его. Хотя он же дух...
Увидел и почувствовал! А почему дух? Феи же - люди, просто обладающие особым даром с сопутствующими волшебными свойствами (вроде бессмертия и т.д.). Воспринимаю Траума этаким обаятельным, умным, властным и всемогущим мужчиной. Но даже если дух... все равно же живой. Юлия пишет:
цитата:
"авторская слепота" ужасно раздражает
Издержки производства.
Юлия
Сообщение: 1469
Отправлено: 31.05.14 17:16. Заголовок: *** Феи долго что-то..
*** Феи долго что-то объясняли, торопливо и многословно. Элиза с трудом заставляла себя вслушиваться в их речи, но лишь еще больше запутывалась в неожиданных поворотах и очевидных противоречиях. Кажется, крестные и сами не очень-то понимали, как один человек может переживать то, что случилось с другим, да так, как будто это происходило с ним самим. Феи грозили ей страшными напастями, гневом сурового владыки сонного царства, не говоря уже о ее собственной смерти. Но их слова рассыпались горошинами, раздражая бессмысленным шумом, они не находили отклика в сердце.
Когда крестные покинули ее темницу, принцесса облегченно вздохнула. Она должна была разобраться с тем, что произошло, а феи только мешали, отвлекая пустыми рассуждениями.
Ее последнее путешествие в чужие воспоминания потрясло Элизу. Она так явственно чувствовала и страх, и отвращение, и ненависть к обидчикам, и боль от ударов, и даже вкус крови на разбитых губах… Что из всего этого было ее собственным, а что родилось в сердце незнакомого далекого мальчика?
Когда гнев, который охватил ее в начале, страх и недоумение, что оглушили в конце, стихли, Элиза испытала странное чувство, нечто похожее на удовлетворение или вкус одержанной победы. Чем оно было вызвано? Остротой переживаний, прорвавшихся в безжизненное пространство ее узилища? Или обретением невероятной даже для фей со всей их магией способности постичь человеческое сердце?
Отчего-то припомнился случай из детства – отчаянный побег из дворца с незнакомой сельской девочкой. Быть может, оттого, что и тогда, несмотря на пережитый страх и боль, она почувствовала: бой выигран – хотя бы часть правды открыта ей.
О, как она ненавидела удушающую ложь, которой ее окружили! Родители упорно скрывали и приказали другим скрывать от нее правду. Что это – материнские амбиции, или отцовская забота – она не знала, да и не хотела знать. Достаточно того, что этим она обязана своему невыносимому нынешнему положению. Знай она, чего должна опасаться, то прожила бы самую обыкновенную, хотя и не такую долгую, как сейчас, жизнь. Да разве можно назвать это жизнью?! Впервые за это бесконечное столетие она почувствовала, что живет, когда отправилась по следам неизвестного горожанина.
Нет, крестным не смутить ее своими многомудрыми теориями, не устрашить гневом всесильного владыки снов. Ей ли, за сотню лет забывшей о жизни, страшиться смерти?! Она слишком долго бездействовала. Никто не отберет у нее право снова почувствовать себя живой. Она отправится за Шаулом, вдохнет полной грудью хвойный аромат леса, окунется в суетливую толчею городских улиц, заглянет в лавки, торгующие всякой всячиной, ощутит пленительный запах свежего хлеба, разносящийся из открытых дверей пекарни.
Морозный воздух клубился паром у разгоряченных морд лошадей, тянущих груженые сани. Элиза оглянулась: на грубой веревке легко скользили по заиндевевшей поверхности канала, ловко огибая тихоходные повозки и сходни, то и дело врезающиеся вглубь ледяного тракта, легкие санки. В прилаженной к ним большой корзине темнели бархатной поверхностью бруски торфа. Быстрые на льду санки упрямо заартачились на корявых мостках, ведущих на берег, и ни в какую не желали двинуться с места. Пришлось остановиться и подтолкнуть застрявшие полозья - как бы не оборвалась по дороге растрепавшаяся у ушка веревка. Но выбравшись на утоптанную белоснежную дорожку, санки вновь легко заскользили по утоптанному снегу. Осталось вырулить на Сапожную, затем свернуть в Кривой переулок – а там и школа.
"Шаул", – повторила принцесса. Она снова была в детских воспоминаниях посланника фей.
– Я привез торф, – мальчик подкатил санки к открытой двери школы. – Нет, нет, – остановил его учитель. – Завези, пожалуйста, во двор. А я пойду запишу.
Господин Виллемс зашел в дом, а Шаул нырнул в боковую калитку. Во дворе у бочки с водой возилась жена учителя.
– Добрый вечер, госпожа Виллемс, – поклонился мальчик. – Здравствуй, милый, – приветливо кивнула женщина. – Сложи-ка торф в ящик у забора. Вдыхая прелый запах торфа, Элиза вместе мальчиком принялась перекладывать с санок шершавые рыхлые бруски. А жена учителя, громыхнув тяжелой деревянной крышкой, вернулась на кухню.
– Отдай отцу, Шаул, – подошедший учитель держал в руке сложенный листок. – Это расписка, что плата за твое обучение получена сполна, – пояснил господин Виллемс так же, как привык разъяснять урок.
Отряхнув выпачканные торфом руки, мальчик обтер их о штаны и, взяв у учителя бумагу, засунул за пазуху.
– На-ка угощайся, – протянула мальчику засахаренную грушу, выглянувшая из кухни учительша. – Большое спасибо, госпожа Виллемс, – поблагодарил Шаул. – Беги теперь, а то скоро совсем стемнеет, – женщина потрепала мальчика за плечо.
Элиза почувствовала теплоту приязни к этим простым людям, словно знала их много лет. Даже крупная круглая родинка на щеке учительши казалась симпатичной, особенно когда та ласково улыбалась, глядя на нее, вернее, на мальчика. Тот вежливо поклонился чете Виллемсов и, прихватив пустые санки и брошенные у входа коньки, выбежал на улицу.
Как и предупреждала добрая госпожа Виллемс, уже смеркалось, и Шаул спешил домой. Элизе подумалось, что дорога до дома небезопасна: сразу за каналом можно наткнуться на банду верзилы Лудо. Или это подумалось мальчику? "Проскочить бы незаметно", – вздохнул Шаул, усевшись на перевернутую, вмерзшую в снег лодку, чтобы приладить коньки к ботинкам. Он спустился к каналу и побежал, легко скользя по гладкому льду.
На канале было многолюдно: несмотря на сгущающиеся сумерки, неторопливо катались взад-вперед парочки, ватага мальчишек, лавируя между вмерзших сходней и ощетинившихся палок камышей, азартно гоняла палками плоский камень, лошади тянули груженные товаром санки и легкие нарядные повозки зажиточных горожан. Добежав до опустевшей рыночной площади, Шаул, стараясь держаться в тени зданий, благополучно пересек ее, и оказался на Гончарной улице. Осталось только дойти до ее конца, свернуть на Овечий канал и задними дворами добраться до дома.
Гончарная была пуста, пронзительный ветер и ранние зимние сумерки прогнали прохожих с улицы. Теперь все ее обитатели прятались за закрытыми дверями и ставнями у горящих очагов кухонь. Шаул перебегал на другую сторону, чтобы свернуть к Овечьему каналу, когда оттуда выскочила ошалевшая кошка, к хвосту ее была привязана оглушительная трещотка. Бедное животное обезумело от настигающего ее ужасающего грохота. Выпучив глаза, захлебываясь собственным диким воем, она неслась по улице стрелой. Эта кошка – мальчик узнал ее – принадлежала Эльке, младшей дочке сапожника Мааса. Шаул ринулся было поймать животное и освободить от страшной муки, но послышались крики, и тут же из переулка показалась ватага шалопаев во главе с Лудо. Они улюлюкали и гоготали.
Страх сковал Шаула, он замер в тени лавки. Кошка пробежала прямо около его ног, но, вжавшись в простенок в тени навеса, он не мог шевельнуться. Через минуту мимо него пронеслась шумная гурьба, а за ними – плачущая Элька. Шаул, выпустив застрявший в грудине вздох, побежал домой.
Он шел вдоль темных садов. Здесь было тихо. Ни вопли несчастной кошки, ни плачь девочки, ни крики мальчишек не долетали сюда. Страх прошел и его место стал заполнять стыд, тяжелый и вязкий, он затоплял внутренности и обволакивал сердце. Ах, как было гадко, гадко, гадко! Какой-то слабенький тонкий голосок еле слышно пищал о том, что еще можно вернуться, вмешаться.
– Да как?! Как я найду их?! И чем я смогу помочь?! Их там целая дюжина! Они разделаются со мной быстрее, чем с кошкой! – оправдывался Шаул, а омерзительная жижа стыда подбиралась все выше и выше, затопляя грудь.
Через сад он прошел прямо на кухню.
– Шаул! Наконец! – встретила его мать, вытирая руки о передник. – Тина, заканчивай сама, – кинула она служанке, – а ты, сынок, отнеси Тиму молока, и не задерживайся с ним, скоро придет отец.
Шаул поспешил исполнить поручение матери. Тим накануне свалился в прорубь, сильно простудился и теперь вынужден был проводить все время в постели. Это было совсем не по нему, и бедняга обрадовался появлению брата.
– Хорошо, что ты пришел! Я уже замаялся лежать! Я хочу встать! – гнусавил Тим. – Да ты весь горишь! – возразил Шаул брату, щеки и распухший нос того были пунцового цвета.
Он присел на край кровати больного.
– На, – протянул он брату кружку, – мама велела тебе выпить молока. – Я не хочу молока! – поморщился Тим. – Лучше расскажи, кого ты встретил по дороге. – Людей, – недовольно буркнул Шаул и поднялся.
Чуть отступивший было стыд снова вцепился в сердце.
– Ну, посиди со мной! – попросил Тим, схватив его за рукав. – Отстань, – вырвавшись, грубо ответил Шаул.
Он не мог ни рассказать, ни думать о том, что случилось. Он бросил на кровать брату подаренную учительшей грушу и, выскочив за дверь, бегом спустился вниз.
– Кузнецу Паулю надо наконец взяться за сына, – доносился из прихожей раздраженный голос отца. – Что Лудо опять натворил? – спросила мама, принимая его плащ.
Шаул замер в темном коридоре.
– Гадкий низкий поступок! – презрительно проговорил господин Ворт. – Они замучили кошку Эльки на глазах у бедной девочки. – Бедняжка, – всплеснула руками мать, – она была так привязана к ней! Неужели у них нет ни капли жалости к бедной сиротке?!
Элиза почувствовала, как жгучий стыд вместе с отчаянным запоздалым сожалением затопляют грудь, не давая вздохнуть. А ведь он мог вмешаться! Он мог бы, если бы не струсил… Мальчик закрыл глаза, прислонившись к стене, словно пытался спрятаться от страшного обвинения, которым беспощадно клеймила его собственная совесть. Он трус! Смерть этой несчастной кошки навсегда приковала его к позорному столбу. Как ему смотреть бедной Эльке в глаза?! Ему не быть рыцарем даже понарошку в их играх! А что стоило ему освободить от проклятой трещотки кошку, проскочившую в шаге от него, позорно сжавшегося в тени?! Теперь ему казалось, что сделать это было гораздо легче, чем теперь терпеть душераздирающие муки, которые не прекратятся никогда – ведь уже ничего не изменить…
Воспринимаю Траума этаким обаятельным, умным, властным и всемогущим мужчиной. Но даже если дух... все равно же живой.
Не сдержать авторский восторг.
Но все-таки он владыка нематериального (как бы это выразиться ) мира, значит, и сам не так что бы человек. Если говорить о человеке, как о воплощенном духе.
apropos пишет:
цитата:
Феи же - люди, просто обладающие особым даром с сопутствующими волшебными свойствами (вроде бессмертия и т.д.)
А феи - да. Они же в этом, человеческом, мире, значит, вполне воплощенные существа, хоть и со странностями.
Стыд за собственную трусость и пережитые муки совести - хороший, хоть и жестокий урок на будущее. Интересно происходит становление рыцаря - через собственные ошибки и воспитание характера. Постыдный эпизод, о котором, наверняка, хотелось бы забыть и уж точно никому не рассказывать, но не забывается. А тут еще и Элиза становится тому свидетелем. Юлия пишет:
цитата:
он владыка нематериального (как бы это выразиться ) мира, значит, и сам не так что бы человек. Если говорить о человеке, как о воплощенном духе.
А это, кстати, все в руках автора - каким его представить. Он вполне может быть, допустим, магом в человеческом обличье и своим духом править в царстве снов. Вообще все эти условности материального и нематериального... Кто знает, может сны - это параллельная реальность - и в них все также материально, просто в другом измерении. Нематериальны - опять же условно говоря - душа, мысли, чувства, а сны... Это может быть под вопросом. Кстати, о загробном царстве тоже разные представления.
Тапков не набралось - все чистенько. Ну разве что:
цитата:
Добежав до опустевшей рыночной площади, Шаул, стараясь держаться в тени зданий, благополучно пересек ее, и оказался на Гончарной улице.
...пересек и оказался. И еще коньки - надеть-то он их надел, а когда снял? По улицам явно не в коньках бегал.
Интересно происходит становление рыцаря - через собственные ошибки и воспитание характера.
В самую точку. И еще: знать чужие тайны - тоже испытание. Как его пройдет благородная принцесса? Становление одного человека, испытание другого и все вместе… это я уже забегаю вперед.
apropos пишет:
цитата:
Вообще все эти условности материального и нематериального...
Это да. Сейчас опять не хочу забегать вперед с объяснением своей задумки. Единственно, что хотелось бы отметить. С одной стороны: нематериальное не означает нереальное. А с другой: духовное (бестелесное, нематериальное) человек может воспринять только с точки зрения своей телесности, в этих категориях мы мыслим. Потому и духовный мир предстает перед нами таким, каким мы его воспринимаем. Что же касается самого владыки… Дальше будет развиваться некоторая интрига, потому хотелось бы нашу дискуссию отложить до того, как она (интрига) определиться. Не могу быть уверена, что она сыграет, потому мне очень важно знать, какое впечатление она произведет, или не произведет...
apropos пишет:
цитата:
Кстати, о загробном царстве тоже разные представления.
Это тоже впереди...
apropos пишет:
цитата:
И еще коньки - надеть-то он их надел, а когда снял?
Да, была у меня идея их снять, но подумала: не перегружу ли техническими подробностями. Все-таки надо их снять...
Юлия
Сообщение: 1472
Отправлено: 03.06.14 17:48. Заголовок: *** Траум сидел в кр..
*** Траум сидел в кресле, уставившись взглядом на прожилку в мраморной плите пола. Рев что-то монотонно бубнил о последних событиях, а Траум не мог заставить себя вслушиваться. Сегодня выдался ужасный день. Все было бессмысленно и безвкусно. Строго говоря, владыка сонного царства вообще не мог похвастаться избытком чувств и желаний. Но в такие дни, как сегодняшний, это вызывало в нем тоску и злость. Не прерывая Рева, Траум поднялся и прошел в галерею. Сегодня его не порадовал даже красочный вид, открывающийся из его дворца.
Только в человеческих книгах его владения описывались как сумрачное царство теней, лишенное цветов и звуков. Это обычное человеческое заблуждение. Во владениях Траума были все краски, которые только способно создать людское воображение. И природа, и города, и селения здесь были настолько же богаты и причудливы, насколько же пустынны и просты – все, что может представить себе человек. И что особенно примечательно в этом пейзаже – он никогда не остается неизменным и всякий раз создается человеческим сознанием заново.
Конечно, не везде царит такое оживление и удивительные метаморфозы. Есть довольно унылые и темные места, глухие уголки и глубокие пещеры. Таково обиталище страха. Его нора глубока, мрачна и зловеща. Оттуда он нападает на людей, пытаясь овладеть их сердцами, туда же прячется, когда бывает побежден ими. В его логове никогда ничего не меняется: все его уловки – лишь внешний маскарад, которым он морочит людей, оставаясь внутри всегда одним и тем же – иррациональным и кровожадным.
Есть места, где и вовсе зияет пустота. Такие участки на самой границе с темным царством весельчака Тода, собственно и границы-то как таковой там нет. Этим и воспользовались феи, спрятав в одном из таких уголков принцессу. Траум усмехнулся, вспомнив уловку двух сестер.
Он взглянул в сторону убежища принцессы, но ее там не оказалось: девица снова отправилась в долину воспоминаний. Но Траум не последовал за ней взглядом – с принцессой и посланником фей и так все было ясно. Вместо этого он обратился к долине ночных снов. Словно миражи, они возникали и таяли, и их места занимали другие. Траум напряг зрение и едва различил еле уловимый, тающий абрис сна младшей феи. Ничего значительного или интересного. Каким же образом маленькая фея смогла увидеть владыку сонного царства? Что помогло ей? Не магия – это уж точно. Малышка была несильна в ремесле и в человеческом мире, куда уж ей тягаться с Траумом здесь. Конечно, было бы абсурдом заявлять, что в каждом сне намерение души открывается со всей очевидностью. Но наметанный глаз всегда распознает его по тем или иным деталям. Ничего подобного он не заметил во сне феи. Возможно потому, что сон почти растаял, когда он взглянул на него…
Траум вернулся в комнату. Рев, сидя на скамье, с озабоченной миной просматривал свитки, удерживая целый ворох у себя на коленях. Это были государственные бумаги, требующие подписи владыки. Увидев повелителя, Рев вскочил, и свернутые бумаги, скатившись с колен, рассыпались по полу.
– Ох, простите, ваше величество! Я так неловок! – засуетился он, собирая свитки.
Но собрав, не спешил положить их на стол. Траум догадывался, в чем дело: Ревом овладела очередная идея повлиять на решение владыки. Мягкосердечный помощник в который раз был уязвлен суровыми законами царства.
– В чем дело, Рев? – вскинул бровь Траум. – Положи бумаги. – Я только хотел обратить ваше внимание, не сердитесь, – робко начал тот, пустив свитки на стол. – Я знаю, как вы не любите, когда я вмешиваюсь. Но ваше доброе сердце, уверен, простит мою бесцеремонность, как только узнает в чем дело. Вот, – Рев вынул из вороха свитков один и протянул его Трауму. – Мать, потерявшая ребенка. Ах, как она безутешна, бедняжка! Возможно, вы найдете необходимым, ей послать утешительный сон?
– Ты уже не раз это делал.
Мгновенно угадав – Рев не преминул использовать все доступные ему средства прежде, чем отважился беспокоить владыку, – Траум поднял испытывающий взгляд на помощника, и тот, виновато кивнув, поспешил оправдаться:
– Ничего недозволенного! Все в рамках установленных вами норм. – Так ты имел возможность убедиться в бессмысленности твоих усилий, - проговорил Траум, устраиваясь на кресле у стола. – Именно! – пылко воскликнул Рев. – Но вы же можете приоткрыть завесу!
Траум ничего не ответил, обратившись к бумагам. Не было смысла в тысячный раз объяснять Реву, что нарушение порядка не спасает, а губит. – Ваше величество, взгляните на это с человеческой стороны: если бы она только знала, что мальчик благополучен… – Ей стоит волноваться о благополучии оставшихся девяти детей, – недовольно ответил Траум. – Но, ваша милость, – просительно протянул неугомонный помощник. – Человеческое сердце… – Человеческое сердце, – перебил его Траум, – способно выдержать и большие нагрузки, на то оно и рассчитано. Не зная конечной цели, своим вмешательством ты можешь только навредить ему.
Траум замолчал, не желая вдаваться в разъяснения общеизвестных истин. Конечно, можно было прогнать надоедливого помощника, но Траум для того и взял Рева, чтобы тот скрашивал ему монотонные деловые часы. Рев не был чистокровным духом, его бабушка была обыкновенной женщиной, и внук унаследовал от нее свойственную людям эмоциональность. Он спорил, сердился или радовался, разбирая самые рутинные дела, чем весьма забавлял владыку.
– Ступай, – снова приказал он Реву. – Но ведь иногда вы… – не отставал тот. – По воле Провидения. Это его забота, – бросил Траум, предупредив новый довод своего помощника, и продолжил просматривать последние отчеты.
– Почему купец Тейн еще здесь?! – владыка поднял взгляд, под которым помощник сжался.
Это было недопустимым нарушением: время впавшего в беспамятство Тейна истекло неделю назад. Траум резким росчерком пера мгновенно рассек удерживающие несчастного путы.
– Но его жена! – испуганно воскликнул Рев. – Она все время молится и плачет! Нельзя так! Бедняжка еще не готова отпустить его! – Чтобы Соммей сейчас же отправил его к Тоду. Доложишь мне об этом. Ты понял? – Понял, – обреченно кивнул Рев, но, помолчав с минуту, не удержался: – Быть может, бедняжка еще получит ответ на свои молитвы! Соммею не сладить с ней. – Ты хочешь сказать, что Соммей не справляется со своими обязанностями? – холодно поинтересовался Траум. – Нет, – заволновался Рев еще больше. – Соммей просто жалеет женщину. – Передай Соммею, что ему пора жалеть себя. Я… – Нет, нет, нет! – замахал руками Рев. – Соммей не виноват, это я попросил его, я думал, что смогу уговорить вас. Я надеялся на ответ Провидения, – тараторил помощник, испуганно моргая ресницами. – То есть Соммей просто манкирует своими обязанностями, – кивнул Траум. – В таком случае, Соммей на сто лет отправляется убирать нечистоты в долину Ложных оправданий. – О, ваша воля! Ну зачем так! – всплеснул руками Рев. – Чтобы у тех, кто в следующий раз подумает из-за твоей жалости нарушать правила, поубавилось прыти. – Но ведь он ничего страшного не сделал! Практика допускает задержку на несколько дней! – Практика допускает, а я нет, – отрезал Траум.
Что толку объяснять в сотый раз, что только Провидение устанавливает сроки, только Ему одному ведомы вечные судьбы. А самовольно нарушать правила, видя лишь крошечный отрезок пути, не только опасно, но и преступно.
– Но, ваша милость! Стоит ли расстраиваться из-за пустяка, ваше добросердечие?!
Рев был в отчаянии, и потому придумывал идиотские обращения, почему-то полагая, что это должно смягчить повелителя. Траум усмехнулся.
– Ступай прочь, ты утомил меня, – махнул он рукой надоевшему помощнику. – Тогда я отправлюсь в долину Ложных оправданий вместо Соммея! – вскипел Рев. – Оставь эти представления для рыночных балаганов! – брезгливо поморщился Траум. – И не забывай: я решаю, когда и куда кому отправляться. Ты хотел быть добрым – пожалуйста. В следующий, подумай, за чей счет.
Рев был взбешен, это было видно по перекошенному пылающему лицу и блестящим глазам. Но он знал, что бессилен перед Траумом, и потому молчал, но недолго.
– Власть у вас, но и вам нужна теплота, – тихо проговорил Рев. – Теплота? – Траум недоуменно уставился на своего помощника.
На этот раз тот превзошел сам себя.
– Вы заморозили себя, владыка, – гордо вскинул подбородок Рев, считая, что его слова достигли цели. – И сами не замечаете, как страдаете от этого холода. А вы страдаете!
Траум ничего не ответил и продолжил подписывать указы, не обращая внимания на насупившегося помощника. Закончив, он поднялся из-за стола и подошел к камину. Уютно потрескивая сосновыми поленьями, огонь обдал его теплой душистой волной.
– Ведь надо самую малость! – услышал он у себя за спиной, ворчание помощника. – Но вы не хотите уступить.
Рев посыпал бумаги песком, краем глаза поглядывая на повелителя. По крайне мере он оставил свои пророческие потуги. Траум качнул головой, усмехнувшись про себя.
– Что с ночными снами? – переменил он тему, вороша угли. – Все в полном порядке, как всегда, – проговорил Рев с видом оскорбленного достоинства. – Принеси мне книгу снов, – Траум повесил кочергу на крюк и оглядел руки. – Какую именно изволите – королей или простых смертных? – Фей, – бросил он, обтирая пальцы белоснежным платком. – Э… – вдруг замялся помощник. – Что такое?! – Траум вскинул нетерпеливый взгляд на своего помощника, на сегодня самодеятельности Рева ему было достаточно. – Насколько я могу судить, ничего, – с достоинством ответствовал тот. – Но присущая им путаница магии и воображения… Вы только расстроитесь, видя весь это хаос. – Как трогательно, – не удержался от усмешки Тарум. – А я уж подумал, что ты поставил своей целью вывести меня из себя. – Я ваш преданный слуга, владыка. И, чтобы вы не говорили, я знаю, что вы не сомневаетесь в моей верности и искренней глубокой привязанности к вам, – серьезно проговорил помощник. – Книга, Рев, – строго приказал Траум, чтобы остановить чувственные излияния, уже готовые сорваться с губ несчастного. – Как пожелаете, – поклонился тот и отправился за книгой.
Траум остался один и, уставившись на огонь, задумался: "А ведь он, действительно, привязан ко мне". И всю эту чепуху он плел, считая, что заботится о своем владыке. Траум, усмехнулся, но где-то в глубине, его задела эта забота: Рев при всей своей недалекости, иногда чувствовал гораздо больше, чем мог понять. Так что он почувствовал? И стоит ли волноваться из-за этого самому владыке снов?
– Чепуха, – нахмурился Траум. – Я слишком распустил его.
Давно стоило приструнить впечатлительного помощника, а он развлекался его болтовней, позволяя тому нарушать порядок.
– Ну вот и книга фей, повелитель, – прервал его размышления появившийся в комнате Рев.
Неутомимый помощник установил тяжелый фолиант на подставку для чтения и встал рядом, готовый к очередной тираде.
– Мы закончили, Рев, – предупредил новое излияние Траум. – Позвольте, только одно слово, владыка. Думаете, я не замечаю? Вас точит тревога. Вы беспокоитесь. А почему? Сердце, владыка! – Что за дичь ты несешь?! Причем тут сердце? – подивился Труам нелепости выводов своего помощника. – Верный Соммей в изгнании, безутешная вдова и несчастная мать истаивают в страданиях. – Рев поднялся и протянул к нему руку в театральном жесте. – Не лукавьте, вам не все равно! – Ты глупей, чем я предполагал, – махнул на помощника рукой Траум. – Оставь меня. – Но… – Нет.
Рев нехотя повиновался. И Траум раскрыл книгу и принялся медленно перелистывать тяжелые страницы. Если бы его кто-нибудь спросил, почему его взволновал взгляд феи, он не смог бы ответить. То, что она смогла увидеть его – никоим образом не могло коснуться самого владыки снов, он не только несоизмеримо сильнее ее, но и находятся они в разных мирах. И все что происходит в его мире – определяет он, Траум, и никто иной. Почему он все время возвращается мыслями к этой фее?
– Скука – всему виной, – тихо проговорил Траум, отвечая сам себе.
Повелитель лениво листал книгу, останавливался на забавных или страшных снах, словно и не искал сны Селины. Но его глаза сразу выхватывали из общей массы то, что ему было нужно. Рев был прав, феи и колдуньи все время занимались магией и настолько пропитывались ей, что понять, где настоящее, а где созданное магией было довольно сложно. Но не для Траума. Читать сны – это вообще искусство. Его забавляли бессмысленные попытки людей понять значение увиденных ими снов. Чего только не придумывали горе-толкователи! Увидеть птицу – к счастью, а экскременты – к деньгам! Потрясающая чушь! Рев злится на людей за это. Но это, потому что он сам не многим отличается от людского рода.
Читать сны – это искусство, которое людям недоступно. Даже когда они угадывают какую-нибудь деталь, они не способны постичь целого. Так же как муха, ползающая по картине, не может понять замысла художника. Траум с легкостью читал любые сны, все в них было ему открыто. Ему достаточно было бегло просмотреть сны феи, чтобы узнать о ней все. Селина была простодушна, не обладала ни острым умом, ни большими способностями к магии, к тому же ей явно не хватало усидчивости и трудолюбия, и она терпеть не могла рутины. Нравились ей розыгрыши и домашние представления. Пунктуальность тоже не была сильной стороной феи, но она не требовала ее и от других, потакая чужой безалаберности. Она не могла устоять перед сладостями, ценила красивые вещи, тепло и уют, была немного капризной, но умела быть нежной, ласковой и сострадательной. Вот и все.
Траум закрыл книгу. Ответа на свой вопрос он так и не нашел. Заложив руки за спину, он ходил по комнате, не зная чем себя занять. Ему не сиделось на месте. "Ну, надо же, какой болван! – усмехнулся он, вспомнив патетическую речь Рева. – Есть сердце и у владыки снов!"
Он принял решение быстро. Бегом спустившись вниз, прошелся по галерее огибающей сад, и покинул дворец. Траум поежился: было свежо, а он не надел плаща. Холодный ветер гнал облака по небу, срывал с деревьев последние листья и поднимал в воздух стаи крикливых ворон. Чтобы попасть в любую точку пространства, Трауму не надо было покидать собственных покоев, достаточно было проделать этот путь мысленно. Но сейчас ему хотелось пройтись. Он чувствовал, что засиделся. Последние несколько сот лет он, войдя в пору зрелости, вообще перестал путешествовать. Все и так было открыто его мысленному взору – так что ж зря стаптывать сапоги?
А по молодости он объездил весь свет. Наведывался он и в мир людей. Странный мир, жесткий и жестокий, там все скрыто под плотной завесой, ничего не выдает своей сути, прячась за внешнюю оболочку, как за стальные латы. С галереи его дворца мир людей казался почти прозрачным, и Траум мог не только наблюдать, но и распознавать суть происходящих там событий, обозревая оба мира одновременно. Но когда попадаешь туда – все меняется. Тяжесть мира наваливается на плечи, зрение притупляется, натыкаясь на внешность, настолько обманчивую, что распознать суть порой совершенно невозможно. Но в молодости Трауму нравилась эта игра, игра весьма опасная, потому что в мире людей все смертны, даже он, владыка царства снов.
Траум шел, уставившись на дорогу невидящим взглядом. Он размышлял. Приятно было ощутить напряжение и усталость. Он, действительно, засиделся. Так можно и вовсе превратиться в бестелесное сознание. Когда-то давно в молодости, путешествуя по миру людей, он чуть не впал в обратную крайность. Обретая плотную телесную оболочку, он и сам становился другим. Человеческие мысли и чувства, известные ему по миру снов и воспоминаний, становились естественнее, он и сам мог испытывать нечто подобное, даже их страсти: стремление к обладанию, страх одиночества, их безудержная жажда любви и сжигающая сердца ненависть. Только обладая плотяным телом, можно понять стремление человека переделать и даже преодолеть его, выскочить из ограничивающей их материи. Только в отличие от людей он мог это сделать, оставаясь самим собой.
Души и тела людей – словно оттиски друг друга, и даже после смерти тела человеческая душа остается все тем же слепком, никогда не разрывая до конца связи с ним. Человек этого не понимает – не хочет понять, что без этой связи он просто не существует. Не просто материя, не абстрактная телесность! Нет, именно твое тело, с кривыми ногами и щуплой грудью, именно оно накрепко связанно с твоей душой, и каждый изгиб ее до мелочей повторяет изгиб тела. Но смысла им не угадать, не распознать красоты его – люди обречены взирать на телесную оболочку, не имея возможности проникнуть за нее.
Траум ускорил шаг, и кивнул, наслаждаясь взбодрившей его прогулкой. Когда живешь в телесном мире и привыкаешь к тяжелой одежде плоти, начинаешь и понимать и чувствовать по-другому. Не то чтобы тело давало что-то, что не может предоставить сознание. Даже людям известно, что чувства и мысли – это не прерогатива плоти, что даже телесные чувства они переживают благодаря сознанию. А сознание, способное проникать через миры и века, может испытать абсолютно любое чувство, обрести любое знание в полноте. Ничего не ограничивает его. И все же в теле, чувства получают другое звучание и вкус, они словно сами приобретают телесность. В этом есть тяжеловесность, но в этом же есть и особое звучание сфер. Человек ограничен в познании, но он свободен в поступках. Дух, как бы велик и могущественен он ни был, действует в рамках своей задачи. Человек творит новую реальность.
Путешествия Траума в человеческий мир обогатили его знание и обострили его чувства. Знание сделало его сильнее, а чувства…Он не хотел называть это слабостью, он просто обуздал их, затем ограничил, а потом и вовсе свел на нет. Нет, не чувства, их власть над ним. Траум прекрасно осознавал, что избавиться от чувств не может никто. И ни одно разумное существо этого делать не будет. Чувства – это один из способов познания. Просто им надо уметь пользоваться. И Траум умел.
Теперь чувства не владели им, он был их полновластным хозяином. А иначе на его месте нельзя. Владычествовать над снами, иллюзиями, страхом – можно только свободным разумом, полным сознанием, не омраченным никакими чувствами. Это только Рев может своим скудным умом считать, что владыка царства снов может быть чувствительным.
Чудный, чудный Траум! И вполне себе материальный. Крайне интересны рассуждения о снах, о связи телесного и духовного, о чувствах, которыми живет человек, - извечная притягательная тайна и загадка. Очень здорово сказано по поводу сонников и прочих сомнительных толкований - разделяю целиком и полностью. И таки продолжает он думать о Селине, ее снами интересуется, тоскует и злится... Неспроста это все. Ну и бюрократия и в царстве снов в полном объеме - указы, директивы, свитки, гроссбухи с записями и прочие удовольствия. Юлия пишет:
цитата:
хотелось бы нашу дискуссию отложить
Молчу, молчу! (Просто чет понесло от желания пообсуждать такие интересные материи). Для тапок ничего не встретилось, разве что в этом кусочке повторы (выделила зеленым):
цитата:
Обретая плотную телесную оболочку, он и сам становился другим. Человеческие мысли и чувства, известные ему по миру снов и воспоминаний, становились естественнее, он и сам мог испытывать нечто подобное, даже их страсти: стремление к обладанию, страх одиночества, их безудержная жажда любви и сжигающая сердца ненависть. Только обладая плотяным телом, можно понять стремление человека переделать и даже преодолеть его, выскочить из ограничивающей их материи. Только в отличие от людей он мог это сделать, оставаясь самим собой.
*** Селина открыла глаза. Было уже совсем светло, но вставать не хотелось. После вчерашнего изматывающего путешествия в царство снов, она чувствовала себя разбитой даже после ночного отдыха. Ее разбудил шум, доносившийся из соседних комнат – стук, скрип передвигаемой мебели, плеск воды. Агата опять затеяла уборку. Она всегда так делала, когда нервничала. Теперь по всему дому носятся щетки, метлы и ведра воды.
Селина вздохнула. Она вообще не понимала эту странную идею убираться с помощью магии. Для того чтобы мысленно управлять щеткой или тряпкой, добиваясь того, чтобы та мыла, чистила или натирала до блеска то, что надо и как надо, приходится тратить сил не меньше, чем, проделывая это с помощью рук, как делают все нормальные люди. А если, как в случае с Агатой, управлять десятком метел, тряпок и щеток, то можно вообще лишиться чувств. Селина на это была совершенно не способна. Но Агата совсем другая: она не только искуснейшая фея, но и очень сильная натура, чрезвычайно требовательная к себе. И иногда она бывает слишком сурова.
Селина вылезла из-под одеяла и зябко повела плечами. Осень принесла прохладу, и утром уже совсем не хотелось вылезать из теплой постели. Фея накинула подбитую мехом накидку и, вздохнув, поднялась с кровати. Пробормотав под нос несложное заклинание, развела в камине огонь – она была мерзлячка и неженка. Когда комната наполнилась теплом, Селина оделась, прибегая все к тем же незатейливым заклинаниям. Одеваться и укладывать волосы Селина предпочитала с помощью магии, тогда нет опасности лишиться пряди волос или потерять покой из-за плохо выполненной шнуровки. Подойдя к окну, она приоткрыла его, впустив в комнату сладковатый с горечью запах пожухлой листвы. А в саду все кипело: грабли убирали дорожки, лопаты подкапывали деревья, резаки подстригали кусты. Сегодня Агата превзошла саму себя.
«Это она наказывает себя за то, что происходит с Элизой и Шаулом, – догадалась Селина. – Надо сейчас же прекратить это, такая взыскательность просто неразумна!»
Она нашла сестру в гостиной. Агата сидела посреди комнаты на своем кресле с высокой резной спинкой. Взгляд ее был неподвижен, на бледном лице под глазами темнели голубоватые тени, плотно сжатые губы приобрели какой-то сероватый оттенок. Мокрый в мыльной пене пол натирали десяток щеток, метелки обметали пыль с потолочных балок, полдюжины тряпок натирали воском мебель.
– Агата, прекрати. Ты уморишь себя! – воскликнула Селина, подбегая к сестре.
Но щетки не переставали драить пол, а тряпки – мебель.
– Если ты навредишь себе, то не сможешь помочь детям, и они останутся вообще без защиты.
Но и этот довод не возымел действия.
– Я не сказала тебе вчера… Я видела Траума.
Агата перевела взгляд на сестру. Щетки и тряпки замерли, а с потолка посыпались метелки.
– Этого не может быть. Когда ты увидела его? – наконец очнулась Агата. – Убери все это, и я расскажу тебе, – схитрила Селина, уклоняясь от очередной падающей метелки.
Когда с уборкой было покончено, и весь инвентарь водружен в кладовку, Селина настояла, чтобы они позавтракали. И только после того, как сестра подкрепила свои силы, рассказала, что произошло накануне.
– Ты уверена, что это был именно Траум? – недоверчиво протянула Агата. – Уверена, – кивнула Селина. – Не то чтобы я его видела так, как сейчас тебя … Его лицо появилось из темноты, оставаясь, словно в тумане. Только его взгляд был ясным. – И что же его взгляд? – нахмурилась сестра. – Трудно сказать, – Селина пожала плечами. – Если бы это был человек, то я с уверенностью сказала, что он глубоко несчастен. Но Траум… Тот, кто живет среди страстей, боли да еще и на грани смерти, счастлив быть и не может. – Да… – вздохнула Агата. – Мы почти ничего о нем не знаем. Да и то, что знаем, по большей части выдумки и лишенные оснований предположения. – Вот и мне так показалось! Я не увидела в нем ни надменности, ни жестокости, о которых твердят постоянно… – Ну знаешь! – нетерпеливо перебила ее Агата и поднялась из-за стола. – Стоит тебе увидеть боль, ты уже не замечаешь никаких пороков. Для тебя каждый несчастный хорош!
Сестры помолчали, оставаясь каждая при своем мнении.
– Хорошо бы понять, почему ты его увидела и что за этим стоит, – проговорила задумчиво Агата.
Оставив уборку, Агата теперь так же рьяно принялась за книги. Она заперлась в библиотеке и дни и ночи напролет читала магические фолианты, пыталась найти способ обезопасить Элизу и Шаула от злой власти владыки снов. Селина не помогала ей в этом. Не только потому что была не сильна в сложных магических формулах, она была абсолютно уверена, что владыка снов не представляет никакой опасности ни для них самих, ни для их подопечных. Трауму прекрасно известно о предприятии сестер по спасению их крестницы в его владениях. И с чего бы такой могущественный властитель, снисходительно взирающий на них сотню лет, сейчас вдруг начнет вставлять им палки в колеса, словно мелочная колдунья средней руки?! Этот довод был очевиден даже для Агаты.
– Я вовсе не утверждаю, что месть или желание взять реванш являются его целями! – запальчиво заявила та. – Скорее всего, мы приблизились, а возможно и уже преступили черту, за пределами которой он не намерен терпеть наше присутствие в своем мире. Своим невероятным появлением, он, возможно, хотел испугать нас, и тем самым остановить.
Должно быть, у Селины не хватало здравомыслия: ничего подобного она не заметила.
– Но, Агата! – воскликнула она. – В его взгляде не было ничего пугающего или зловещего. Он был задумчивым и не более того. Ведь он мог случайно взглянуть на меня. Сейчас мне кажется, что в нем мелькнуло даже что-то похожее на недоумение. Конечно, я не могу с уверенностью… – Селина, что ты говоришь?! – перебила ее сестра. – Величайший из духов поднебесья при взгляде на тебя испытал недоумение?! Вот уж действительно, ему было чему удивляться! Он привык вызывать страх и трепет. Почитай, что пишут о нем те, кто видел его. А ты умильно взирала на него, словно он один из твоих несмышленых крестников, нуждающихся в ласковом наставлении. И, я умоляю тебя, не суди о духах, тем более таком, что поддерживает своей силой целый мир, по себе. Это ты можешь сделать что-либо наобум, забыть или перепутать по своему обыкновению, но не Траум же! Он ничего не делает случайно, иначе его мир уже давно перестал бы существовать.
Селине было трудно тягаться с сестрой по части ее учености. Возможно, все, что та говорит и верно. Но это не могло поколебать ее уверенности – она видела то, что видела, и чувствовала то, что чувствовала.
– Я не хочу спорить с тобой, Агата, – упрямо проговорила она. – Но поверь мне, никакой угрозы или враждебности во взгляде Траума не было. – Не обольщайся, – строго прервала ее сестра. – Ты ничего не знаешь о нем! Вернее, ты знаешь о нем только то, что он сам внушил тебе.
Селина промолчала в ответ. Агата была права: она не прочла и малой части тех книг ни о нем, ни о его царстве, что осилила ее сестра. Ее собственное представление о владыке снов сложилось из того короткого нечаянного взгляда, который она встретила, находясь в убежище Элизы. Но если владыка и хотел вызвать в Селине страх, то он просчитался – не страх, а интерес овладел ею. Ее мысли то и дело убегали в мир снов и воспоминаний: какой он, великий Траум, – могущественный из всех духов или несчастнейший из всех владык?
Генеральная уборка дома и сада произвела неизгладимое впечатление, впрочем, как и расчесывание и одевание с помощью магии. Очаровательно! И опять душка-Траум!
цитата:
Я не увидела в нем ни надменности, ни жестокости,
Ха, еще бы! И этот взгляд, и вздох глубокий... (с) Ниточки-веревочки уже завязались, очень хочется надеяться, что оне и завьются нам на радость. Понятное дело, Агата остерегается Траума, но она же не знает того, что он уже запал на ее сестру. Селина, в свою очередь, подсознательно чувствует, что Траум ей - и потому и им всем - не опасен. Словом, линия Траум-Селина становится весьма притягательной, даже чувственной - по воле автора или вопреки, не знаю, - и начинает жить своей жизнью и страшно интриговать читателя в моем лице. Юлия пишет:
цитата:
Надеюсь, твой интерес не иссякнет
Можешь даже не сомневаться, всегда с удовольствием пообсуждаю. Только свистни!
Тапков чуток набралось.
цитата:
Ее разбудил шум, доносившийся из соседних комнат(,) – стук, скрип передвигаемой мебели, плеск воды.
Пропущена запятая.
цитата:
Мокрый в мыльной пене пол натирали десяток щеток, метелки обметали пыль с потолочных балок, полдюжины тряпок натирали воском мебель.
Повторяется "натирали". В первом случае можно заменить на "мыли" или еще какой-ниб. синоним.
цитата:
Когда с уборкой было покончено, и весь инвентарь водружен в кладовку,
А вот здесь запятая мне кажется лишней - предложения объединены словом "когда" (последовательность действий).
цитата:
Тот, кто живет среди страстей, боли(,) да еще и на грани смерти, счастлив быть и не может.
Пропущена запятая.
цитата:
Своим невероятным появлением, он, возможно, хотел испугать нас, и тем самым остановить.
Элиза выскользнула из видения в синеватую пустоту своей темницы. Она была абсолютно раздавлена чувством стыда и неизгладимой вины, которые испытывал незнакомый ей городской мальчик несколько лет тому назад. С трудом приходила она в себя, избавляясь от наваждения. Голоса, запахи, звуки – постепенно таяли. Наконец Элиза оказалась одна в абсолютной тишине. Видение исчезло, но тягостное чувство, так и осталось. Стоило только подумать о том, что произошло на Гончарной улице, и обжигающая волна стыда накрывала ее с головой. Это было неприятно и непонятно – она страдала от чужого проступка так, словно совершила его сама. Это все проклятая магия ужасной темницы морочит ее!
– Ничего подобного со мной никогда бы не произошло! – гневно воскликнула Элиза, стараясь обуздать терзающее ее чувства.
И дело не в том, что ее положение просто не подразумевает отвратительной эскапады хулиганской шпаны.
– Честь не позволит мне отступить перед опасностью, – отчеканила она, словно могла приказом победить взбесившуюся совесть.
Но вспоминания об опьяненной жестокостью банды окаянного Лудо – все еще слишком живые и яркие – заставили сердце сжаться от омерзения и ужаса. Кажется, ее честь осталась нема, когда она вместе с городским мальчишкой в страхе замерла, укрывшись в тени узкой пустынной улочки.
– Чепуха! – строго одернула себя Элиза.
В конце концов не ее задача обуздывать разгулявшуюся чернь. А жертвовать собой ради кошки принцесса попросту не имеет права. Постепенно ей удалось заговорить свою совесть, хоть и не до конца: неясные тени сомнения все еще вдруг да и наплывали на сердце неприятным холодком. – Пожалуй, – задумчиво произнесла наконец принцесса, – мальчик слишком чувствителен для простого горожанина.
Элиза вздохнула: жаль, что она невольно подсмотрела неблаговидный поступок посланника фей. Конечно, если бы она могла выбирать, в каких воспоминаниях оказаться, она бы выбрала благородного Райнальда или благочестивую королеву Хродехильду. Но ей достались воспоминания безвестного мальчишки из маленького городка. И как ни бесцветны или грубы эти воспоминания, они – единственное, что спасает ее от пустоты. Благодаря им впервые за сотню лет она вдохнула аппетитный запах рыбной похлебки, услышала скрип калитки и плеск воды канала, ощутила капли дождя на лице, упругую твердость дороги, скользящую округлость камней вымощенных улиц. Глоток настоящей жизни, вздох полной грудью. Хоть на минуту, хоть на час – но вырваться из удушающей пустоты ее темницы!
Элизе было досадно оказаться свидетельницей того, что вызывало краску на щеках мальчика. Она не сомневалась, что этот Шаул Ворт с радостью пригласил бы ее высочество в свои воспоминания, если бы знал, как ужасны и бессмысленно пусты ее дни. Но не хотелось бы злоупотребляет его доверием. Словно кого-то пригласили в дом, а он пробрался без ведома хозяев в личные покои…
– О! – внезапная мысль поразила принцессу.
Крестные говорили что-то о путанице – что это значит? Этот мальчик, вернее уже не мальчик, Шаул Ворт, он тоже видит ее воспоминания?!
Брезгливая волна отвращения всколыхнула сердце. Вся жизнь Элизы прошла на виду. Любопытство, которое простые смертные испытывают ко всем персонам королевской крови, – неизменный спутник всей жизни последних. Если ты принцесса, наследница трона, ты привыкаешь к этому с пеленок. Но так близко никто никогда не приближался к ней. Никто не посягал на самое сокровенное – на ее мысли и чувства.
Элиза поморщилась, почувствовав недопустимую близость вещей недостойных. Ее благосклонный интерес, которого искали и добивались представители самых благородных семей королевства, ничего общего не имел с вульгарным любопытством простолюдина. Интерес снисходящий – бескорыстный, дарящий расположение и исключительное внимание. Любопытство толпы, словно вылезающие из сточных канав полчища крыс, – алчное, бесстыдное, старающееся стащить и вывалять в грязи все недоступное ей. Оно всегда оставалось за пределами дворца, ниже королевского помоста. Никогда никто рядом с ней не мог оскорбить ее ничем подобным. А теперь ее воспоминания открыты простому горожанину, простолюдину, черной кости! Элиза задохнулась от омерзения и замерла. Казалось, стоит ей только двинуться, вздохнуть, допустить хоть самую малую мысль и зловонная жижа сточных вод вновь коснется ее. Элиза вся сжалась, зажмурив глаза, не смела шевельнуться, и все же непослушные неугомонные мысли тихим шелестом пробивались сквозь ее добровольное заточение.
Кого она так испугалась? Мальчика отчаянно сражающегося со злобной бандой? Или горящего в аду стыда за минутную слабость? Нет, не было в Шауле Ворте – уж кому как ни ей не знать этого?! – ничего алчного и бесстыдного, способного замарать ее.
– Нет, – согласно прошептала Элиза, качнув головой.
Но дело было не в мальчике. Просто она была не готова делиться с кем бы то ни было – будь то хоть самый величайший из смертных! – тем, что хранила в сердце.
– Лучше не думать о том, в чем и сами феи не уверены до конца, попусту беспокоя свое воображение, – попыталась успокоить себя Элиза.
А что же Шаул Ворт? Крестные доверились ему, а значит, он славный, скромный благовоспитанный горожанин. Как же иначе?!
– И добрый, – кивнула она, вспомнив несчастную кошку.
Простые люди бывают очень сердечны. Отсутствие аристократической чести в них с лихвой компенсируется простосердечием и добротой. Конюх Сел, или старушка Гретта – как тепла и безыскусна была их любовь! Элиза, успокоившись, с нежностью вспоминала доброту Села, заботившегося о ее пони, и пирожки матушки Гретты, которые она малышкой ела в маленькой опрятной кухоньке молочницы. Они были вкуснее всех изысканных блюд королевского двора. Шаул Ворт – избранник крестных, а они не выбрали бы первого попавшегося недотепу. О, Агата точно ничего подобного не допустила бы! Он, наверняка, смышленый и находчивый. У него и имя необычное.
– Не Лудо! Это уж точно, – усмехнулась она.
Она узнала посланника фей, когда тот был ребенком, но не была знакома с тем, кого почтенные дамы выбрали для столь деликатной миссии. Теперь он вырос, возмужал и обрел качества, сделавшие его достойным их избрания.
– Вот если бы я могла увидеть его взрослым… – пробормотала Элиза.
Убедившись в надежности, здравомыслии и отсутствии досужего любопытства посланника крестных, она бы обрела покой. Ведь доверяла же она свою жизнь и даже ее не самые приглядные стороны, верным слугам. Только бы он не оказался завзятым сплетником. Ужасно, когда сокровенного касается злой или глупый язык. Ничего так не может оскорбить и вывалять в грязи, как злословие.
– Он не такой, – уверено возразила самой себе Элиза.
Тот мальчик, которого она знает, просто не мог вырасти таким гадким.
– Я должна увидеть его, – топнула ножкой принцесса. – Где он сейчас?
Селина говорила, что Шаул Ворт отправился в путь на корабле. Значит, сейчас он посреди моря. Морское путешествие – как она мечтала о нем! Корабль мчится, рассекая водную гладь моря. И его тугие белоснежные паруса, словно могучие крылья, несут его вперед навстречу мечте. Ветер, шум волн, соленые брызги в лицо…
В вышине прокатился раскат грома, леденящий вихрь ударил в грудь, и она почувствовала на губах горьковато-соленый привкус морской воды. Ветер, словно вырвавшаяся на свободу огромная птица, кружил над парусником – то кидался вниз, с воем налетая на него, то взмывал ввысь, чтобы обрушиться с новой силой. Огромные волны, вздымались стеной и стремительно падали, разливаясь по палубе бурными потоками. Элиза вцепилась в леер побелевшими пальцами, не замечая, что замерзла и промокла до кости.
Какая мощь! Небо и море сливались в дикой пляске вокруг беззащитного судна. А корабль упрямо прорывался сквозь бурю. Вспыхнувшая молния ослепила на мгновение, залив все ярким белым светом, и сгинула в небытие. Наступивший сумрак сотрясла оглушительная дробь тысячи небесных барабанов. Гром прокатился над морем, накрыл корабль и слился вдали с воем бури. Обрушился ливень, он сек сильно и резко, окружая корабль сплошной сизой стеной, за которой уже ничего было не разобрать.
Страх, едва коснувшийся ледяным лезвием сердца вдруг сменился жарким лихорадочным возбуждением. Не смерть, а жизнь плясала здесь свою победную пляску! Страстное, неотвратимое стремление ворваться в самую сердцевину бури, слиться с ее мощью, с ее беспредельной властью овладело Элизой. Когда из сумрачной плены дождя над ней выросла волна, заполняя собой все пространство, нетерпение достигло высшей точки, и пронзившая ее горячая острая боль была исполнением снедающего безумного желания. Элиза разжала стиснувшие леер пальцы и шагнула навстречу влекущей ее силе.
Где-то на задворках сознания билась нелепая чуждая мысль о спасении. "Чьем спасении? И от чего?" Волна накрыла и увлекла ее за собой.
Пришла и говорю. Пока плыву с Шаулом на корабле, точнее, только что загрузилась.
apropos пишет:
цитата:
От мальчика к юноше. Не знаю, может, ошибаюсь, тем более, похоже, у других читателей этот переход прошел нормально.
Немножко есть, да, легкий такой встряс временной. Но с другой стороны, это же может быть авторским приемом: ввести читателя в легкое недоумение бывает полезно.
Тапочки и пинетки, все стилевые - нагло-нахальные, прошу прощения.
Юлия пишет:
цитата:
Многие их соотечественники, занимающиеся торговлей, прекрасно освоили его, и бесстрашно плавали не только по рекам и каналам до южных морей, но и вдоль морского побережья до самых северных оконечностей материка.
Лишняя зпт после «освоили его».
цитата:
Итак, маршрут был составлен, вещи уложены, и он отправился в путь.
Зпт пропущена после "уложены".
цитата:
– Унюхала Бруно, – догадался Шаул. – Простите, – обратился он к одному из моряков, прилаживающему деревянный ящики около грот-мачты. – Эта собака живет на корабле?
Деревянные ящики или деревянный ящик? Может, здесь мысленную речь в кавычки?
цитата:
– Да, менеер, – кивнул тот и прикрикнул на бесновавшееся животное: – Заткнись, Перец! А ну я тебе!.. – топнул он, Перец отскочил в сторону и на мгновенье замолчал, но тут же снова зашелся в лае. – Ах, ты, дрянная тварюга! – он сделал шаг в направлении собаки, и та ретировалась. – Перец - хороший пес, менеер, – смущенно проговорил матрос, обернувшись к Шаулу. – Он ловит крыс лучше любого кота, а без этого на судне никак.
Здесь как-то хочется разбить. Может быть, поставить точку после «топнул он ногой»? "Перец отскочил" с новой строки, а потом и прямая речь с новой строки?
– Да, менеер, – кивнул тот и прикрикнул на бесновавшееся животное: – Заткнись, Перец! А ну я тебе!.. – топнул он. Перец отскочил в сторону и на мгновенье замолчал, но тут же снова зашелся в лае. – Ах, ты, дрянная тварюга! – матрос сделал шаг в направлении собаки, и та ретировалась. – Перец - хороший пес, менеер, – смущенно проговорил он, обернувшись к Шаулу. – Он ловит крыс лучше любого кота, а без этого на судне никак.
цитата:
Широкая палуба была грязной, заставленной деревянными ящиками, дурной запах бил в нос, несмотря на ветер с моря.
Широкая, заставленная деревянными ящиками палуба была грязной, дурной запах бил в нос, несмотря на ветер с моря.
цитата:
Шаул обернулся, перед ним стоял молодой человек лет шестнадцати. Судя по его одежде, он не был моряком, скорее – сыном зажиточного купца из одного из городов содружества: платье юноши было добротное из темного крепкого шерстяного сукна, но без модных излишеств.
Шаул обернулся: перед ним стоял молодой человек лет шестнадцати. Судя по добротному, без модных излишеств, темного крепкого шерстяного сукна платью, он не был моряком, скорее – сыном зажиточного купца из одного из городов содружества.
Как вариант, не очень хороший.
цитата:
Шаул был уверен, что как минимум года на три, а то и больше старше нового приятеля, едва успевшего закончить школу.
Шаул не сомневался, что новый приятель едва успел закончить школу и, как минимум, года на три, а то и больше моложе его самого.
цитата:
Не успел Шаул поблагодарить его, а он уже схватился за боковую ручку его сундука.
Не успел Шаул поблагодарить, как тот уже схватился за боковую ручку его сундука.
цитата:
Тео уверенно лавировал между натянутыми поперек тут и там канатами, ящиками, открытыми люками и сновавшими с грузом матросами, они вправду прекрасно ориентировался здесь.
Тео уверенно лавировал между натянутыми тут и там канатами, ящиками, открытыми люками и сновавшими с грузом матросами – он и вправду прекрасно ориентировался здесь.
цитата:
– Дядя! – крикнул кому-то вглубь помещения Тео.– Смотрите, кого я привел!
Зпт после «смотрите»? И "в глубь"? Или вглубь?
цитата:
– Не ори! – послышался в ответ раздраженный голос, и через некоторое время глаза Шаула различили крупную фигуру купца.
Зпт после «голос».
цитата:
В отличие от племянника одет дядя был весьма богато: отороченное мехом платье, было застегнуто на шее крупной золотой брошью, старомодный черный бархатный шаперон, длинный острый шлык которого спускался на плечо, был украшен шелковым жгутом бурреле, а на тисненом поясе висел богато расшитый кошелек.
В отличие от племянника одет дядя был весьма богато: отороченное мехом платье застегнуто на шее крупной золотой брошью, старомодный черный бархатный шаперон, длинный острый шлык которого спускался на плечо, украшен шелковым жгутом бурреле, а на тисненом поясе висел богато расшитый кошелек.
цитата:
Не прыгай, как щенок, от радости, столкнувшись, с первым встречным!
Не прыгай, как щенок от радости, столкнувшись с первым встречным!
цитата:
Я Шаул Ворт из Бонка, бакалавр свободных искусств, мой отец главный архивариус и библиотекарь Бонка Бартоломью Ворт писал вам, и, получив ваше согласие, оплатил мой проезд на вашем судне.
Я – Шаул Ворт из Бонка, бакалавр свободных искусств. Мой отец, главный архивариус и библиотекарь Бонка Бартоломью Ворт, писал вам и, получив согласие, оплатил мой проезд на вашем судне.
цитата:
– Это и есть наша каюта, – сообщил Тео ему и уселся на нижнюю койку.
– Это и есть наша каюта, – сообщил ему Тео и уселся на нижнюю койку.
(чтобы не так много гласных сразу)
цитата:
Гневное замечание, которое Тео несколько минут отпустил по адресу своего дяди, было не уместным, по мнению Шаула, в присутствии случайного знакомого.
Гневное замечание, которое Тео отпустил в адрес своего дяди, было, по мнению Шаула, неуместным в присутствии случайного знакомого.
цитата:
Законы разных стран сходились в одном – колдовство, к которому причислялось все, выходящее за рамки повседневной жизни, – жестоко каралось.
Законы разных стран сходились в одном: колдовство, к которому причислялось все, выходящее за рамки повседневной жизни, жестоко каралось.
цитата:
Но выдумывать правдоподобные объяснения он был не мастак, и с волнением наблюдал реакцию Тео на свое неубедительное объяснение.
Лишняя зпт после «мастак».
цитата:
Короткие кривые ноги не позволили ему сделать это, и неуемный Перец, продолжая оглушительно лаять, бросился искать более пологий подъем, с трудом протискиваясь межу человеческих ног в узких проходах, кружил по каюте.
Короткие кривые ноги не позволили ему сделать это, и неуемный Перец, продолжая оглушительно лаять, бросился искать более пологий подъем, кружа по каюте, пытаясь протиснуться между человеческих ног.
цитата:
Смешной неуклюжий Перец, проявивший вместе с отвагой, благородную доброжелательность, обрел в сердце Шаула искренние симпатию и сочувствие – в конце концов, они оба пострадали он жестокого нрава Бруно.
Лишняя зпт после «отвагой». Зпт после «в конце концов», как оборота?
Хелга Спасибо, дорогая! Как я рада тебя видеть! Все твои замечания в тему, впрочем, как всегда. Излишество местоимений мы уже оплакивали с apropos. Вычищать их и вычищать. Как и не в меру закрученные предложения. Про знаки препинания и не говорю. Все советы забираю с радостью охапкой.
Хелга пишет:
цитата:
Немножко есть, да, легкий такой встряс временной. Но с другой стороны, это же может быть авторским приемом: ввести читателя в легкое недоумение бывает полезно.
Была у меня признаться такая задумка. Небольшая ледяная горка: вжих - и, не успевши опомниться, читатель въезжает в глубину самого повествования. Первая глава, она как бы преамбула, или пролог к основному действу. Так мне казалось. Но, видно, не очень-то это вышло. Я пока что-то подвисла с этим.
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30284
Отправлено: 09.06.14 20:29. Заголовок: Юлия пишет: Первая ..
Юлия пишет:
цитата:
Первая глава, она как бы преамбула, или пролог к основному действу. Так мне казалось.
Так и получилось, как мне кажется. Может быть, нужна какая-то особенная фраза в начале главного действа?
Вот когда хороша и нужна сказка и магия, и другие миры - когда они дают возможность автору и читателям анализировать и пытаться понять свои собственные ощущения и поступки. Когда человеческое сливается с духовным, хотя, нет, не так, они же неразрывны, плотское и духовное, две стороны одной медали, два лица, две сути мира. Нравится все - и невольное (или вольное?) слияние душ и воспоминаний Элизы и Шаула, и смутные терзания шикарного Траума, и человечность фей, и мужская сдержанность Кота и мальчишеская запальчивость юного друга Шаула. Спасибо тебе, дорогой автор, за это чудо!
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30290
Отправлено: 11.06.14 13:45. Заголовок: И мелкие тапочки. h..
И мелкие тапочки.
цитата:
Это нисколько не повредило колдовству, зато самому бакалавру это еще аукнется.
Второе «это», наверно, лишнее.
цитата:
«Доротея» в очередной раз ухнула с волны, Шаула бросило на фальшборт, и он отдал морю, остатки завтрака.
Лишняя зпт после «морю».
цитата:
От намека Бруно на способ морского захоронения, Шаула передернуло: оказаться в холодных бурлящих водах ему не хотелось даже в совершенно бесчувственном состоянии.
Лишняя зпт после «захоронения». И как вариант: От намека Бруно на способ морского захоронения Шаула передернуло: оказаться в холодных бурлящих водах ему не хотелось даже будучи в совершенно бесчувственном состоянии.
цитата:
Возможно, что в других духовных мирах, есть нечто способное помочь Элизе и Шаулу, но магия фей бессильна.
Лишняя зпт после «мирах».
цитата:
Помню, матушку! Как она учила меня приветствовать людей из окна кареты!
Лишняя зпт после матушки.
цитата:
– Как тать в нощи, – вздохнула Агата.
В ночи?
цитата:
Ты что забыла почему, сто лет назад мы, спасая принцессу в его царстве, попытались избежать всякой встречи с ним?!
Лишняя зпт после «почему». И наверно, нужна после Ты что,
цитата:
Не может быть, чтобы она не почувствовала, хоть слабого беспокойства, если бы ее путешествие грозило кому-нибудь бедой.
Лишняя зпт после «почувствовала».
цитата:
Если не память этого юноши, способная создавать настоящую реальность в этом мире, она просто сойдет с ума!
Как вариант. Если бы не память этого юноши, способного создавать настоящую реальность в этом мире, она просто сошла бы с ума.
цитата:
Но вместо желанной твердой уверенности, в носу предательски заперчили слезы.
Лишняя зпт после «уверенности». И смущают слезы в носу. В носу предательски защипало предверием слез?
цитата:
Вздохнув полной грудью пьянящий аромат хвои, Элиза улыбнулась: как она соскучилась по всему этому!
Вдохнув?
цитата:
Ближе к центру, такие навесы вдоль улицы встречались все реже, здесь здания были богаче с большими ставнями на окнах, покрытых разноцветным лаком.
Лишняя зпт после «центру».
цитата:
Только сейчас Элиза увидела за крупной фигуры моряка мальчишку лет восьми.
фигурой
цитата:
Если есть в душе мощное стремление, во сне человек получит желаемое, сколь бы несбыточным оно не ему представлялось.
Оно ему не представлялось
цитата:
Слушая рассказы моряков, он был полон всевозможных морских баек, которые с удовольствием пересказывал Шаулу, представляя себя их непосредственным участником.
Как вариант: Наслушавшись рассказов моряков…
цитата:
Первое время он получал удовольствие, при попутном ветре забираясь на бак, – судно несется вперед, разрезая носом волны, в каждой натянутой, словно нерв, снасти, ощущается напряжение, и завораживает мощь судна, пьянит его стремительный полет, – но на третьей неделе плавания приедается даже это.
Лишняя зпт после «снасти».
цитата:
Вздохнув о далекой Аделине, он воспользовался пером и бумагой, пытаясь описать словами, то, чем восхищался его взор.
Лишняя зпт после «словами».
цитата:
Когда они оказались у околицы деревни, деревенская девочка легко перемахнула через невысокую изгородь, оставив принцессу по другую сторону.
цитата:
– Поди отсюдова! Нечего тебе здесь! – замахала высокая девчонка на Шаула. – Принцессу вашу прокляли, а нам не охота с вами подыхать!
Неохота?
цитата:
Элиза оглянулась: на грубой веревке легко скользили по заиндевевшей поверхности канала, ловко огибая тихоходные повозки и сходни, то и дело врезающиеся вглубь ледяного тракта, легкие санки.
Как вариант: Элиза оглянулась: позади по заиндевевшей поверхности канала, ловко огибая тихоходные повозки и сходни, то и дело разрезающие лед тракта, скользили легкие санки.
цитата:
Пришлось остановиться и подтолкнуть застрявшие полозья - как бы не оборвалась по дороге растрепавшаяся у ушка веревка.
У ушка, две у.
цитата:
– Да ты весь горишь! – возразил Шаул брату, щеки и распухший нос того были пунцового цвета.
– Да ты весь горишь! – возразил Шаул брату, чьи щеки и распухший нос были пунцового цвета.
цитата:
Мать, потерявшая ребенка. Ах, как она безутешна, бедняжка! Возможно, вы найдете необходимым, ей послать утешительный сон?
Лишняя зпт после «необходимым».
цитата:
Человеческие мысли и чувства, известные ему по миру снов и воспоминаний, становились естественнее, он и сам мог испытывать нечто подобное, даже их страсти: стремление к обладанию, страх одиночества, их безудержная жажда любви и сжигающая сердца ненависть.
Безудержную жажду любви и сжигающую сердца ненависть.
цитата:
И все же в теле, чувства получают другое звучание и вкус, они словно сами приобретают телесность.
Лишняя зпт после тела.
цитата:
Селина на это была совершенно не способна.
Неспособна?
цитата:
Селине было трудно тягаться с сестрой по части ее учености. Возможно, все, что та говорит и верно.
Зпт после «говорит»
цитата:
Видение исчезло, но тягостное чувство, так и осталось. Стоило только подумать о том, что произошло на Гончарной улице, и обжигающая волна стыда накрывала ее с головой.
Лишняя зпт после «чувство».
цитата:
Но вспоминания об опьяненной жестокостью банды окаянного Лудо – все еще слишком живые и яркие – заставили сердце сжаться от омерзения и ужаса.
банде
цитата:
Конечно, если бы она могла выбирать, в каких воспоминаниях оказаться, она бы выбрала благородного Райнальда или благочестивую королеву Хродехильду.
Юлия, удобны ли тапки так, вперемешку? В смысле находить их места в тексте?
Оффтоп: И присоединюсь к просьбе Apropos выкладывать по одному отрывку, чтобы можно было с чувством, толком расстановкой прочитать и перечитать. Удовольствие же, но и хочется не торопясь, хоть и хочется узнать, что дальше.
Ага, принцессе тоже придется перевоспитаться. Отлично описана гамма ее чувств, как и противопоставление "благосклонного интереса" и алчного любопытства (впрочем, в том есть и немалая доля истины, как известно. Но девочке полезны все эти ощущения, переживания и мысли - ей тоже пора взрослеть. Юлия пишет:
цитата:
жертвовать собой ради кошки принцесса попросту не имеет права. Постепенно ей удалось заговорить свою совесть, хоть и не до конца: неясные тени сомнения все еще вдруг да и наплывали на сердце неприятным холодком.
Ну да, умеем мы сами себя оправдывать и убаюкивать свою совесть, но холодок, да, у некоторых все же подступает.
С тапками Хелга опередила. Но вот бросилось в глаза, что переживания Элизы повторяются.
цитата:
Элиза вздохнула: жаль, что она невольно подсмотрела неблаговидный поступок посланника фей.
В следующем абзаце:
цитата:
Элизе было досадно оказаться свидетельницей того, что вызывало краску на щеках мальчика.
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30293
Отправлено: 12.06.14 19:46. Заголовок: apropos пишет: Но в..
apropos пишет:
цитата:
Но вот бросилось в глаза, что переживания Элизы повторяются.
Вот когда хороша и нужна сказка и магия, и другие миры - когда они дают возможность автору и читателям анализировать и пытаться понять свои собственные ощущения и поступки.
Я так рада, если это хоть отчасти получилось. В этом как бы и была вся соль задумки - не в неуемной фантазии, а в том, чтобы взглянуть на человека с другого ракурса и поразмышлять о вещах, которые можно лишь предполагать, лишь интуитивно предчувствовать. Спасибо большое за тапки, все уволокла. Хелга пишет:
цитата:
Может быть, нужна какая-то особенная фраза в начале главного действа?
Я тоже склоняюсь к этому, но пока хочу немного отстранится, чтобы отрезвить затуманенный авторский взгляд, вернусь к чуть попозже. Хелга пишет:
цитата:
удобны ли тапки так, вперемешку? В смысле находить их места в тексте?
Дорогая, удобно все! Я же их все равно поиском нахожу. Хелга пишет:
цитата:
присоединюсь к просьбе Apropos выкладывать по одному отрывку
Я вняла. Стараюсь держать себя в руках. apropos пишет:
цитата:
девочке полезны все эти ощущения, переживания и мысли - ей тоже пора взрослеть.
Действительно! Сон сном, конечно, но пора уже и в ум входить apropos пишет:
цитата:
бросилось в глаза, что переживания Элизы повторяются.
Точно. Издержки многократной правки. Надо Элизу урезонить (или автора? )
Погода портилась. Высокие волны бились о борт, обдавая соленым фонтаном брызг, ветер рвал шкоты. Низкое солнце проглядывало из-за туч, окрашивая все кровавым отсветом, и вскоре багровое марево затянуло всю линию горизонта.
Резкие короткие команды со шканцев разносились эхом по палубе, повторяемые вахтенными офицерами. Матросы суетились: закрепляли паруса, задраивали люки, закрепляли шлюпки, натягивали штормовые леера.
– Шторм будет! – возбужденно заговорил Тео. – Интересно, как капитан будет штормовать: на бейдевинде или в дрейфе?
Шаулу нечего было ответить, и он просто пожал плечами. Тео побежал к матросам. Как настоящий моряк, он легко балансировал, несмотря на усилившуюся качку. А Шаул остался наблюдать, как темнеет небо, словно обугливаясь в пламени солнца, и рвется глянцевая поверхность моря, покрываясь кровавой, окрашенной закатом, пеной. Волны росли и перекатывались через палубу. Это было не лучшее время для прогулок по палубе, но Шаулу не хотелось уходить. Близость опасности разгулявшейся стихии отвлекала от мучивших его муторных мыслей.
После того бурного пробуждения с помощью Тео и Бруно он уже не мог обманывать себя – он заигрался. Ему представлялись забавной игрой – магия, заколдованный замок, принцы и принцессы, головоломки и поиски фей. Он с радостью окунулся во весь этот увлекательный водоворот, убегая от ненавистной юриспруденции. Как легкомысленно он отнесся к предостережениям феи Селины! Его не насторожили даже странные сны – новый поворот игры, не более того. А ведь он сразу понял, что видит реальные события и переживает настоящие чувства, хоть и испытанные больше века назад. Пусть он не силен в магии, но ведь не мог же он не ужаснуться тому, что чуть ли не соглядатайствует за королевской семьей! Нет! Ничего не нарушило его беспечного настроя – все не на самом деле, понарошку, как в детских играх в рыцарей и прекрасных дам. Глупец! Он очнулся, только оказавшись в полной власти видений. И что теперь будет с его разумом? С ним самим? Что станется с теми несчастными, кого он вызвался спасти, найдя принца для принцессы?! Взявшись за благородную миссию спасителя, он оказался в жалком состоянии безумца на потеху одних и погибель других. Презренный простофиля, самоуверенно рискнувший вмешаться в материи, в которых ничего не смыслил! В самом начале пути, еще не успев ничего предпринять, он уже претерпел фиаско. Конечно, оставался еще Бруно. Возможно, кот знаком с магией и смог бы избавить его от сводящих с ума видений. Но Шаула пробивал холодный пот только от одной мысли о разговоре с Бруно. Надменный всезнайка кот не упускал ни одного случая, чтобы высмеять Шаула, ткнув носом в любой самый незначительный его промах, любую оговорку. Достаточно было всего лишь намека на кажущуюся неблаговидность его поступков, чтобы кот разразился ядовитой тирадой, не преминув всякий раз попрекнуть его каждой реальной или мнимой ошибкой. Кот кичился своей ученостью, высокомерно демонстрируя ее, надмевался над всеми презренными неучами, первым из которых почитал Шаула. И вот на милость такого фанфарона он должен был отдать себя. Меркли даже смертельный страх и опасность потери рассудка перед жестоким унижением, несмываемым бесчестьем, которое сулил откровенный разговор с Бруно. Шаул запутался, измучился и впал в мрачное отчаяние, не находя выхода.
– К черту кота! – хмуро проворчал он.
Очередная волна перекатилась через палубу, корабль нырнул носом. Его откинуло к юту, и он, с трудом удержался на ногах. Пора было убираться вниз: он промок, а очередная волна попросту смоет его в море. Перехватывая руками леер, натянутый вдоль борта, он стал осторожно пробираться к тамбуру. Едва не споткнувшись об битенг, Шаул нырнул под гик и сквозь шум бури явственно услышал уханье совы. Выпрямившись, он ошарашено уставился в круглый лик луны, на котором обрывок тучи оставил тень, словно кривую ухмылку. Бушующие мгновение назад волны застыли, превратившись в залитые серебряным светом холмы, за ними черной громадой возвышался лес. Обильная вечерняя роса лежала крупными каплями на высокой траве и таинственно мерцала в неверном свете луны. Он опять провалился в проклятый сон наяву! Из груди вырвался тяжкий вздох.
– Ох, как же я наказана за свою глупость! – тонкий голосок принцессы сорвался на беспомощный всхлип.
Тучи скрыли бледное светило, погрузив все в пугающий мрак. Намокший тяжелый подол платья облеплял ноги, не давая шагнуть. Резкий ветер стегал по лицу, разметая волосы, и пробирался внутрь широкого ворота под тонкую батистовую камизу. Обняв себя за плечи, чтобы хоть как-то защититься от принизывающего холода, маленькая принцесса всхлипнула, пытаясь унято дрожь. Она заблудилась. Густые сумерки, спустившиеся на поля, окутали все темным клочковатым туманом. И уже не понятно было, где дорога, по которой она попала сюда, и в какой стороне деревня, куда убежали дети. Как глупо было убегать из замка! Где теперь искать помощи?! Как добраться до дома?! Она зло растирала по щекам слезы, которые никак не унимались.
Луна снова вынырнула в прореху туч, выхватив на мгновенье страшный силуэт старой карги, прятавшейся за ракитовыми кустами, и снова исчезала. В темноте прокатился глухой хохот. Принцесса бросилась наутек. Но жуткие тени настигали ее. Все ближе зловещее перешептывание и злорадный хохот. Скорее, скорее! Прочь от скрытых покровом ночи злобных чудищ! Широкая юбка опутала ноги, ступни скользнули по мокрой земле. В жирной глине увязли руки, грязь забила рот! Опоры нет! Вот оно, проклятие, зловонное, темное, удушающее! Оно настигло ее и тянет на дно!
– Спасите! – почти беззвучно просвистел отчаянный крик.
Что-то с силой стеснило грудь, хриплым сипением вырвался вздох, и принцесса лишилась чувств.
Откуда-то издалека послышался треск ломающегося дерева, крики и грохот. Дикая пронзающая боль рассекла внутренности и прошла сквозь, охватив все тело огнем. Разрывая на части, боль жгла, раскаленной кровавой лавой затопляя сознание. Беспощадная и ненасытная, словно от сотни костров и тысячи кинжалов, она разгоралась, множилась и крепла. Невыносимо! Еще мгновенье и… Дьявольской силы взрыв разорвал его на мириады частиц, уносимых мощной волной от шума бури и огня боли прочь в тишину, мрак и холод. Тьма, абсолютная тьма – ни прошлого, ни будущего.
Да уж, Шаул, конечно, влип в историю, "заигрался", спохватился, но поздно. Теперь его уже никто не спрашивает, история ведет за собой.
Вот сейчас споткнулась на переходе от Элизы к Шаулу. Знаю, как сложно писать такие переходы (мы с Хелгой в Гвозде с подобным намучились, когда пытались подать одно и то же событие глазами разных героев, на том набили немало шишек и, боюсь, не до конца справились). Смотри, у тебя предыдущий отрывок заканчивается описанием бури и тем, как волна смывает Шаула (в ощущениях Элизы), а следующая часть опять начинается описанием бури уже глазами Шаула. И получается как бы разрыв в развитии сюжета. Ведь мы уже знаем, что случилось с героем, поэтому возврат к началу бури несколько сбивает с толку. Как мне представляется, эту часть с Шаулом и бурей лучше описать в ретроспективе, не в настоящем, а в прошедшем времени, но отталкиваясь от настоящего (от волны, смывшей Шауля, что переживает Элиза). Пока не совсем понятно, к чему относится последний абзац ("Откуда-то издалека послышался треск ломающегося дерева, крики и грохот.") - если это относится не к происшедшему с Элизой в лесу, а к буре и волне, то, вероятно, сам фрагмент стоит начать именно с этого - и мостик от Элизы (что происходит с Шаулом) уже есть, а затем дать описание надвигающейся бури ретроспективой (или вообще перенести это описание к воспоминаниям Элизы). Т.е., на мой взгляд, стоит чуть поиграть с текстом и расположить его так, чтобы одно событие цепляло предыдущее и не столько повторяло, сколько продолжало его.
Из тапков:
цитата:
Низкое солнце проглядывало из-за туч, окрашивая все кровавым отсветом, и вскоре багровое марево затянуло всю линию горизонта. (...) Шаул остался наблюдать, как темнеет небо, словно обугливаясь в пламени солнца, и рвется глянцевая поверхность моря, покрываясь кровавой, окрашенной закатом, пеной.
Повторяется описание кровавого заката.
цитата:
Пусть он не силен в магии, но ведь не мог же он не ужаснуться тому, что чуть ли не соглядатайствует за королевской семьей! Нет! Ничего не нарушило его беспечного настроя – все не на самом деле, понарошку, как в детских играх в рыцарей и прекрасных дам. Глупец!
Ну вот опять многовато восклицательных знаков. "Глупец!" - да, энак тут к месту, а вот без предыдущих вполне, как представляется, можно обойтись. (... за королевской семьей(!) - вообще больше как-то напрашивается вопросительный знак, а - Нет! Ничего не нарушило (...) - можно объединить - Нет, ничего не нарушило (...). Чет я все время спотыкаюсь об эти восклицательные знаки.
цитата:
Кот кичился своей ученостью, высокомерно демонстрируя ее, надмевался над всеми презренными неучами, первым из которых почитал Шаула.
насмехался - ?
цитата:
И вот на милость такого фанфарона он должен был отдать себя. Меркли даже смертельный страх и опасность потери рассудка перед жестоким унижением, несмываемым бесчестьем, которое сулил откровенный разговор с Бруно.
Вот здесь "жестокое унижение и несмываемое бесчестье" - воспринимается несколько утрированно, слишком сильные выражения - если это не ирония, конечно.
цитата:
Очередная волна перекатилась через палубу, корабль нырнул носом. Его откинуло к юту, и он, с трудом удержался на ногах.
Лишняя запятая и лучше - Шаула откинуло к юту, т.к. перед тем упоминается корабль.
Как мне представляется, эту часть с Шаулом и бурей лучше описать в ретроспективе, не в настоящем, а в прошедшем времени, но отталкиваясь от настоящего (от волны, смывшей Шауля, что переживает Элиза).
Спасибо. А мне казалось, что там закончилось на переживаниях Элизы, а здесь уже - Шаул. Но, видишь, не работает. Уже понятно, что там уже не совсем Элиза, а здесь - снова здорово. Спасибо за совет - ретроспектива в этом случае хороший выход. Надо перетрусить текст. apropos пишет:
цитата:
Чет я все время спотыкаюсь об эти восклицательные знаки
Ты права сто раз. А представь себе, сколько еще я выкинула? apropos пишет:
цитата:
надмевался ... насмехался - ?
Вот, мне как-то кажется, что надменность в данном случае лучше отражает суть процесса. Насмешка - нечто поверхностное и сиюминутное, а надменность - уже мировоззрение. А почему тебе не нравится этот глагол? apropos пишет:
цитата:
Вот здесь "жестокое унижение и несмываемое бесчестье" - воспринимается несколько утрированно, слишком сильные выражения - если это не ирония, конечно.
Не ирония и не преувеличение, с точки зрения Шаула, пребывающего в отчаянном состоянии. Все представляется ему трагичным, а закат – кровавым. Оценки его, конечно, чересчур. К тому же история их взаимоотношений с Бруно накладывает свой отпечаток. Да и вообще юноша он впечатлительный и относящийся к вопросам чести, скажем, неравнодушно. Он хоть и тщится быть бесстрастным философом, в душе - романтический рыцарь. Или все-таки "жестокое унижение и несмываемое бесчестье" лучше остудить? Хелга пишет:
цитата:
Ох, бедняга Шаул, разрываемый на части настоящим и прошлым
Ведь мы уже знаем, что случилось с героем, поэтому возврат к началу бури несколько сбивает с толку.
Да, есть такое ощущение. Сложный момент, такое переплетение мыслей и ощущений двух человек очень трудно гармонично выстроить.
Юлия Как вариант, может, часть описания бури можно отдать Элизе? Это чисто личное субъективное.
Юлия
Сообщение: 1482
Отправлено: 14.06.14 15:30. Заголовок: *** – Ты опять сиде..
***
– Ты опять сидела всю ночь над книгами! – недовольно покачала головой Селина, раздвигая тяжелые портьеры.
Блеклые лучи осеннего солнца широким снопом ворвались в комнату, наполнив ее холодным печальным светом. Золотая осень, утратив яркость красок, прощалась с природой плавным кружением листьев в минорной аллеманде под унылый пересвист улетающих птиц. Агата зевнула и задула свечи.
– Здесь уже вся библиотека, – Селина недовольно кивнула на разложенные на столе груды книг и принялась складывать их в аккуратную стопку. – Оставь, – махнула рукой Агата. – Я сейчас отправлю их на полки. – Иногда стоит что-нибудь сделать и руками, – проворчала сестра. – Неужели все это ты прочла за ночь?!
Уложив последнюю книгу со стола в высокую стопку, она, вопреки только что произнесенной сентенции, отправила ее в библиотеку с помощью магии.
– Просто не хочу откладывать наш разговор, – пожав плечами, ответила Селина на насмешливый взгляд сестры.
Перед Агатой на столе появилась большая глиняная кружка с дымящимся горячим отваром.
– Выпей, это предаст тебе сил. – Пойдем лучше завтракать, – вместо благодарности проворчала Агата, но с удовольствием вдохнув аромат пряностей, сделала небольшой аккуратный глоток.
Тепло напитка разлилось во рту коричной сладостью, чуть оттененной горечью цедры. Гвоздика, имбирь, кардамон! Селина была мастерицей составлять удивительные смеси.
– Тебе не кажется, что не стоит Элизу оставлять так надолго одну? – сестра копалась в шкатулке с шитьем и не смотрела на Агату. – Эта пустота может свести с ума кого угодно. – Боюсь, она сходит с ума совсем по другой причине, – она сделала большой глоток, наслаждаясь вкусом напитка и, ощутив приятную бодрость, расправила плечи. – Нам так и не удалось отвадить ее от этих безумных путешествий. – Не уверена, что она вольна в этом, – отозвалась Селина, все еще склонившись на шкатулкой. – Что ты узнала о Трауме? – О-о, очень много, – усмехнулась Агата.
Селина выпрямилась и напряженно уставилась на сестру:
– Так что ж ты молчишь?! – На самом деле – ничего! – Агата раздраженно махнула рукой и поднялась из-за стола, отправив пустую кружку на кухню. – Каждая книга противоречит другой. То он своекорыстный хитрец, то апатичный тугодум, то холодный негодяй, то дарящий надежду спаситель! Все – чушь!
Агата, горячась, вышагивала по комнате взад-вперед.
– Они все в плену своих чувств! Кстати, – она подняла палец и внимательно посмотрела на сестру, – все они сами искали встречи с владыкой снов. И никому никогда Траум не являлся просто так!
Селина ничего не ответила, а лишь пожала плечами, и Агата продолжила:
– Все зависит от того, получили они или нет то, с чем обращались к владыке. Если желание исполнялось, Траум – добрый волшебник. Если же нет – коварный злодей. Глупцы! А еще садятся за перо! – Погоди, Агата, – Селина отставила шкатулку, сложила руки на коленях и заговорила, серьезно сдвинув брови.
Это означало, что Селина решила выдвинуть свою версию. Обычно Агата внимательно прислушивалась к подобным откровениям. Младшая сестра, не отличавшаяся усидчивостью в овладении знаниями, могла интуитивно нащупать основную причину происходящего, тем самым нередко задавала верное направление их поискам. Но сейчас Агата насторожено молчала, заранее уверенная в том, что в случае с Траумом Селина не многим отличается от всех этих горе-писак.
– Я не сомневаюсь, что все эти исследователи тебе и в подметки не годятся, – начала Селина. – И все же… Они описали то, что пережили: Траум то карает неотвратимо, то спасает, то губит, то щадит. Они награждают его разными эпитетами, иногда лестными, а иногда неблагозвучными. Но это не значит, что все они ошибаются. Возможно, как раз наоборот – все они правы. Траум именно такой, как они пишут о нем, и даже больше! – Селина замолчала. – Возможно, – после долгой паузы проговорила Агата. – Но и в этом случае, мы вернулись к началу. Мы не знаем причин, по которым он поступает то так, то иначе. – Неужели? – Неужели! – раздраженно ответила Агата. – Описывая столь значительные события, человек никогда не говорит всей правды. Каждый суд заканчивался бы оправданием, если бы принимал на веру то, что горят обвиняемые. – Или казнью, если бы слушал только обвинителей, – ввернула Селина. – Именно, – хмуро кивнула Агата. – Судье надо выслушать обе стороны. И не плохо бы еще и знать законы. А мы их не знаем. – Зато мы знаем то, что он несчастен. – Селина! Ты опять за свое!
Ее раздражало упрямство сестры.
– Ты не знаешь Траума, и потому не веришь в его благие намерения, но меня-то ты знаешь, – развела руками Селина – Знаю, – кинула Агата. – Ты слишком впечатлительна, чтобы быть объективной. Его невозможно увидеть, а раз так, то нельзя и доверять тому, что ты увидела. – Разве кто-то писал, что Траум прельщает или обманывает? – Селина подняла на нее невинный взгляд. – Нет! – рявкнула она в ответ. – Раз так, то мы вполне можем принять тот факт, что он страдает. – Пусть так, – махнула рукой Агата. – Что это нам дает? – Возможно, он хочет избавиться от страданий. – Глупости! – вспылила Агата. – Посмотри вокруг. Люди годами упиваются своими страданиями, не желая не только избавиться от них, но и отвлечься на минуту. – Все правильно – люди! – убежденно затараторила Селина. – Они лелеют свои страдания, желая вернуть потерянное. Страшатся оказаться в пустоте. Но это люди! Они могут путать жизнь с иллюзией. Но Траум – владыка иллюзий.Он знает о них все. Неужели ты думаешь, что они могут владеть им?! – Не знаю, – Агата нетерпеливо пожала плечами: доводы сестры были резонны. – Если он знает, что от страданий избавиться нельзя, глупо искать избавления. – Наверное, – вздохнула Селина. – И все же, никто не разубедит меня: я увидела его, потому что он несчастен.
Юлия
Сообщение: 1483
Отправлено: 14.06.14 15:43. Заголовок: Хелга пишет: Как ва..
Хелга пишет:
цитата:
Как вариант, может, часть описания бури можно отдать Элизе?
Может быть. Надо подумать. Как мне представлялось, у них чуть разные бури. Буря у Элизы вызывает восторг. Полнота жизни вместо пустоты и бездействия. У Шаула буря - отражение его отчаяния: чем хуже, тем лучше. Я пока не нашла решения. Ретроспектива - да. Это хороший ход. Но пока я упираюсь в то, что Шаул оказывается в совершенно бесчувственном состоянии. И его "взгляд" не может быть сколько-нибудь трезво-объективным - сплошной неосмысленный субъективизм. Не запутает ли это читателя еще больше?
apropos
Главвред
Сообщение: 37852
Отправлено: 14.06.14 15:50. Заголовок: Юлия пишет: Надо пер..
Юлия пишет:
цитата:
Надо перетрусить текст.
ну да, мне кажется, если там чуть поменять местами куски, подхватить по мостику и подать ретроспективой - может получиться четче этот переход. Юлия пишет:
цитата:
А представь себе, сколько еще я выкинула?
Гы... Ну, у каждого свои слабости. Я, например, обожаю тире и ставлю их где можно и где нельзя. Потом начинаю убирать. Юлия пишет:
цитата:
А почему тебе не нравится этот глагол?
Не поверишь - я его просто не знала. Сейчас посмотрела - есть такое слово в словарях, но, определенно, архаичное, соотв. малоупотребляемое, я его никогда не встречала ранее, хотя, вроде, и запас слов у меня не такой уж маленький, и классику, и мемуары русские читала предостаточно. Т.о. снимаю тапок. Юлия пишет:
цитата:
Все представляется ему трагичным
ДА, это понятно, и его отчаяние и прочие переживания, но да, мне кажется, лучше несколько остудить, потому как слишком патетично выглядит.
Шаул оказывается в совершенно бесчувственном состоянии. И его "взгляд" не может быть сколько-нибудь трезво-объективным
А если сделать переход как раз перед тем, как его накрывает волна, - когда он еще в осмысленном состоянии, но в последние мгновения - и ретроспектива вполне может уложиться тогда, нет? Ну как грубый пример, навскидку: после Элизы переход к Шаулу словами:
цитата:
Откуда-то издалека послышался треск ломающегося дерева, крики и грохот. Дикая пронзающая боль рассекла внутренности и прошла сквозь, охватив все тело огнем.
и возврат к началу бури - типа: а все началось с что, что погода стала портиться ( и далее по тексту), а закончить уже вот этой разрывающей болью (Разрывая на части, боль жгла (...) Ну там если понадобится, еще какие-то мостики перекинуть.
Ой, ура, продолжение! Оффтоп: Пока убегаю в реал, попозже смогу только прочитать.
Юлия
Сообщение: 1484
Отправлено: 14.06.14 16:12. Заголовок: apropos пишет: мне ..
apropos пишет:
цитата:
мне кажется, если там чуть поменять местами куски, подхватить по мостику и подать ретроспективой - может получиться четче этот переход.
Ты так изящно описала этот процесс. А здесь в тяжелом идейном запоре
apropos пишет:
цитата:
Не поверишь - я его просто не знала.
Вот и я тоже иногда люблю на досуге почитать словарь какой-нибудь. Так вот бывают такие моменты, что приходится заглядывать на обложку - русского ли языка тот словарь. Вроде и говоришь и читаешь на этом самом языке, а сколько еще слов за бортом?.. По крайней мере, у меня.
Юлия
Сообщение: 1485
Отправлено: 14.06.14 18:22. Заголовок: apropos пишет: А ес..
apropos пишет:
цитата:
А если сделать переход как раз перед тем, как его накрывает волна
Я тоже подумала разорвать этот абзац, но застопорилась и опять засомневалась. Теперь буду двигаться в этом направлении. Спасибо.
Увы. Парадоксальное явление для существа, созданного для счастья. Остается только сожалеть, о потраченных на это упорстве и силе, которые следовало бы направить в противоположную сторону.
Юлия
Сообщение: 1487
Отправлено: 15.06.14 19:16. Заголовок: Исправила переход от..
Исправила переход от Элизы к Шаулу. Может быть, так?
– Я должна увидеть его, – топнула ножкой принцесса. – Где он сейчас?
Селина говорила, что Шаул Ворт отправился в путь на корабле. Значит, сейчас он посреди моря. Морское путешествие – как она мечтала о нем! Корабль мчится, рассекая водную гладь моря. И его тугие белоснежные паруса, словно могучие крылья, несут его вперед навстречу мечте. Ветер, шум волн, соленые брызги в лицо…
В вышине прокатился раскат грома, леденящий вихрь ударил в грудь, и она почувствовала на губах горьковато-соленый привкус морской воды. Ветер, словно вырвавшаяся на свободу огромная птица, кружил над парусником – то кидался вниз, с воем налетая на него, то взмывал ввысь, чтобы обрушиться с новой силой. Огромные волны, вздымались стеной и стремительно падали, разливаясь по палубе бурными потоками. Элиза вцепилась в леер побелевшими пальцами, не замечая, что замерзла и промокла до кости.
Какая мощь! Небо и море сливались в дикой пляске вокруг беззащитного судна. А корабль упрямо прорывался сквозь бурю. Вспыхнувшая молния ослепила на мгновение, залив все ярким белым светом, и сгинула в небытие. Наступивший сумрак сотрясла оглушительная дробь тысячи небесных барабанов. Гром прокатился над морем, накрыл корабль и слился вдали с воем бури. Обрушился ливень, он сек сильно и резко, окружая корабль сплошной сизой стеной, за которой уже ничего было не разобрать.
Страх, едва коснувшийся ледяным лезвием сердца, вдруг сменился жарким лихорадочным возбуждением. Не смерть, а жизнь плясала здесь свою победную пляску! Страстное, неотвратимое стремление ворваться в самую сердцевину бури, слиться с ее мощью, с ее беспредельной властью овладело Элизой. Когда из сумрачной плены дождя над ней выросла волна, заполняя собой все пространство, нетерпение достигло высшей точки, и пронзившая ее горячая острая боль была исполнением снедающего безумного желания. Элиза разжала стиснувшие леер пальцы и шагнула навстречу влекущей ее силе.
Где-то на задворках сознания билась нелепая чуждая мысль о спасении. "Чьем спасении? И от чего?" Волна накрыла и увлекла ее за собой.
***
Откуда-то издалека слышался треск ломающегося дерева, крики и грохот. Дикая пронзающая боль рассекла внутренности и прошла сквозь, охватив все тело огнем. Хриплый булькующий звук вырвался из сдавленных легких, испрашивая о спасении. "Что со мной?" – испуганно встрепенулось сердце, и в ответ, с трудом прорываясь через горнило боли, в один миг проскользнули легкой тенью по поверхности сознания события его последних минут.
Казалось, только что он стоял на палубе, наблюдая, как портится погода. Высокие волны бились о борт, обдавая соленым фонтаном брызг. Ветер рвал шкоты. Низкое солнце проглядывало из-за туч, заливая зловещим багрянцем линию горизонта. Резкие короткие команды со шканцев разносились эхом по палубе, повторяемые вахтенными офицерами. Матросы суетились: закрепляли паруса, задраивали люки, закрепляли шлюпки, натягивали штормовые леера.
– Шторм будет! – возбужденно крикнул ему вынырнувший из-за грота-рея Тео. – Интересно, как капитан будет штормовать: на бейдевинде или в дрейфе?
Шаулу нечего было ответить, и он просто пожал плечами. Тео побежал к матросам. Как настоящий моряк, он легко балансировал, несмотря на усилившуюся качку. А Шаул остался наблюдать, как темнеет небо, словно обугливаясь в пламени солнца, и рвется глянцевая поверхность моря, покрываясь кровавой, окрашенной закатом, пеной. Волны росли и перекатывались через палубу. Это было не лучшее время для прогулок по палубе, но Шаулу не хотелось уходить. Близость опасности разгулявшейся стихии отвлекала от мучивших его муторных мыслей.
После того бурного пробуждения с помощью Тео и Бруно он уже не мог обманывать себя – он заигрался. Ему представлялись забавной игрой – магия, заколдованный замок, принцы и принцессы, головоломки и поиски фей. Он с радостью окунулся во весь этот увлекательный водоворот, убегая от ненавистной юриспруденции. Как легкомысленно он отнесся к предостережениям феи Селины! Его не насторожили даже странные сны – новый поворот игры, не более того. А ведь он сразу понял, что видит реальные события и переживает настоящие чувства, хоть и испытанные больше века назад. Пусть он не силен в магии, но ведь не мог же он не ужаснуться тому, что чуть ли не соглядатайствует за королевской семьей?! Нет, ничего не нарушило его беспечного настроя – все не на самом деле, понарошку, как в детских играх в рыцарей и прекрасных дам. Глупец! Он очнулся, только оказавшись в полной власти видений. И что теперь будет с его разумом? С ним самим? Что станется с теми несчастными, кого он вызвался спасти, найдя принца для принцессы?! Взявшись за благородную миссию спасителя, он оказался в жалком состоянии безумца на потеху одних и погибель других. Презренный простофиля, самоуверенно рискнувший вмешаться в материи, в которых ничего не смыслил! В самом начале пути, еще не успев ничего предпринять, он уже претерпел фиаско.
Конечно, оставался еще Бруно. Возможно, кот знаком с магией и смог бы избавить его от сводящих с ума видений. Но Шаула пробивал холодный пот только от одной мысли о разговоре с Бруно. Надменный всезнайка кот не упускал ни одного случая, чтобы высмеять Шаула, ткнув носом в любой самый незначительный его промах, любую оговорку. Достаточно было всего лишь намека на кажущуюся неблаговидность его поступков, чтобы кот разразился ядовитой тирадой, не преминув всякий раз попрекнуть его каждой реальной или мнимой ошибкой. Кот кичился своей ученостью, высокомерно демонстрируя ее, надмевался над всеми презренными неучами, первым из которых почитал Шаула. И вот на милость такого фанфарона он должен был отдать себя. Меркли даже смертельный страх и опасность потери рассудка перед жестоким унижением и бесчестьем, которое сулил откровенный разговор с Бруно. Шаул запутался, измучился и впал в мрачное отчаяние, не находя выхода.
– К черту кота! – хмуро проворчал он.
Очередная волна перекатилась через палубу, корабль нырнул носом. Шаула откинуло к юту, и он с трудом удержался на ногах. Пора было убираться вниз: он промок, а очередная волна попросту смоет его в море. Перехватывая руками леер, натянутый вдоль борта, он стал осторожно пробираться к тамбуру. Едва не споткнувшись об битенг, Шаул нырнул под гик и сквозь шум бури явственно услышал уханье совы. Выпрямившись, он ошарашено уставился в круглый лик луны, на котором обрывок тучи оставил тень, словно кривую ухмылку. Бушующие мгновение назад волны застыли, превратившись в залитые серебряным светом холмы, за ними черной громадой возвышался лес. Обильная вечерняя роса лежала крупными каплями на высокой траве и таинственно мерцала в неверном свете луны. Он опять провалился в проклятый сон наяву! Из груди вырвался тяжкий вздох.
– Ох, как же я наказана за свою глупость! – тонкий голосок принцессы сорвался на беспомощный всхлип.
Тучи скрыли бледное светило, погрузив все в пугающий мрак. Намокший тяжелый подол платья облеплял ноги, не давая шагнуть. Резкий ветер стегал по лицу, разметая волосы, и пробирался внутрь широкого ворота под тонкую батистовую камизу. Обняв себя за плечи, чтобы хоть как-то защититься от принизывающего холода, маленькая принцесса всхлипнула, пытаясь унято дрожь. Она заблудилась. Густые сумерки, спустившиеся на поля, окутали все темным клочковатым туманом. И уже не понятно было, где дорога, по которой она попала сюда, и в какой стороне деревня, куда убежали дети. Как глупо было убегать из замка! Где теперь искать помощи?! Как добраться до дома?! Она зло растирала по щекам слезы, которые никак не унимались.
Луна снова вынырнула в прореху туч, выхватив на мгновенье страшный силуэт старой карги, прятавшейся за ракитовыми кустами, и снова исчезала. В темноте прокатился глухой хохот. Принцесса бросилась наутек. Но жуткие тени настигали ее. Все ближе зловещее перешептывание и злорадный хохот. Скорее, скорее! Прочь от скрытых покровом ночи злобных чудищ! Широкая юбка опутала ноги, ступни скользнули по мокрой земле. В жирной глине увязли руки, грязь забила рот! Опоры нет! Вот оно, проклятие, зловонное, темное, удушающее! Оно настигло и тянет на дно!
Рассекая на части, боль жгла, растекаясь по телу раскаленной лавой. Багровая пелена застилала взгляд. Уже не было ни леса, ни корабля – его кружило в стремительном коловороте боли. Беспощадная и ненасытная, словно от сотни костров и тысячи кинжалов, она разгоралась, множилась и крепла. Невыносимо! Еще мгновенье и…
Дьявольской силы взрыв разорвал его на мириады частиц, уносимых мощной волной от шума бури и огня боли прочь в тишину, мрак и холод. Тьма, абсолютная тьма – ни прошлого, ни будущего.
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30304
Отправлено: 16.06.14 16:31. Заголовок: Юлия Очень хорошо ..
Юлия
Очень хорошо сложилось, на мой читательский взгляд!
Отправлено: 16.06.14 17:41. Заголовок: *** Отдуваясь и отп..
***
Отдуваясь и отплевывая морскую воду, Элиза беспомощно раскинулась на полу своей иллюзорной темницы.
– О, это было потрясающе!
С неведомым до селе наслаждением она переживала произошедшее. Еще мгновение назад страшный шторм взвивался и бушевал вокруг нее, кружа в страшном водяном вихре. Он разрывал время и заполнял пространство. Красота и мощь стихии завораживали. Какая невероятная сила, какое несокрушимое могущество! Ошеломляющее невероятное чувство: она влилась в могучий поток, отдавшись его власти. В пьянящей боли растворилась в этой мощной страсти.
Элиза, все еще чувствуя болезненную истому во всем теле, блаженно улыбалась. Что это было? Ее темница может преподносить удивительные сюрпризы. Куда она попала на этот раз?
Она лениво перебирала ощущения, облекая их в мысли, когда вдруг вспомнила, что накануне своего путешествия думала о посланнике фей. И страшная догадка стала медленно затоплять свинцовой тяжестью грудь. Неужели она оказалась на корабле, на котором путешествовал Шаул Ворт? Она разжала не свои, а его сжимающие канат пальцы, не сама шагнула, а толкнула его в средоточие бури?!
– О, нет! – воскликнула она, не желая верить в произошедшее.
Элиза вскочила на ноги и быстро зашагала, что б хоть немого унять отчаяние. Но это не помогло. Мысли одна другой ужасней обрушивались оглушительным камнепадом.
– Вот о чем предупреждали феи, – мрачно подытожила Элиза.
Она погубила посланника фей! Из-за ее проклятого своеволия бедный юноша погиб. А значит, погибнут и она сама, и ее родители, и все те, кто заснул с ней в замке.
– Нет! Я никогда не могла ничего изменить в его прошлом…
В прошлом! Прошлого не изменить. А в настоящем она распорядилась его жизнью безрассудно и жестоко. И вместе с ним ушли на дно холодного сумрачного моря и все ее надежды.
– О святые небеса! – взмолилась в отчаянии Элиза. – Где же вы крестные?! Феи! Помогите!
Тишина, гадкая ватная тишина была ей ответом.
– Он погибает! Помогите ему, спасите его! – взмолилась она.
Пустота осталась глуха к ее отчаянной молитве. И все же ей отчего-то казалось, что еще есть надежда. Надо только не сдаваться и в самой малой мысли не допустить его смерть, не разжимать рук, удержать, удержать во что бы то ни стало посланника фей в мире живых. И она упрямо твердила, надрывая связки, чтобы победить отчаянные мысли:
– Он жив! Он будет жить! Он не погибнет! – Что с тобой? – сквозь сиплый однотонный звук собственного голоса она различила встревоженный звонкий голос младшей феи.
Значит, они все-таки услышали ее. Элиза отняла от лица руки и уставилась на Селину.
– Он погибает, – прохрипела она. – Кто погибает?! Что случилось?! Объясни толком! – прогремела над ней рассерженная Агата. – Шаул Ворт, – как-то в одночасье обессилив, с трудом ответила Элиза, и, собравшись силами, пояснила: – Он тонет. – Тонет?! – в один голос воскликнули феи. – С чего ты взяла? Объясни все толком! – прикрикнула на нее Агата. – Я попала на корабль и столкнула его с палубы. Я прыгнула в море, – бесцветно произнесла свой приговор Элиза, надежда на спасение юноши иссякла вместе с силами. – О, Провидение! – потрясенно воскликнула Агата. – Ах, что б тебя!..
Старшая фея бушевала над ней, призывая на ее голову гром и молнию, пока Селина не остановила сестру, сжав той руку.
– Тише, Агата. Криками делу не поможешь. Элиза, расскажи, что произошло, – попросила она крестницу.
И Элиза стала рассказывать. Она просто перечисляла по порядку то, что произошло. Она не старалась оправдать или объяснить свои поступки. Гибель Шаула Ворта оглушила ее. Обессиленной, бесчувственной куклой она монотонно излагала обличающие ее факты, осипшим голосом.
Бледно лицо Агаты вдруг возникло перед самым ее носом.
– Очнись! – приказала фея. – Ты почувствовала, что он погиб? Ты знаешь точно, что он мертв?! – Нет, – ответила Элиза. – Но откуда я могу это знать? – Нет! – возбужденно воскликнула фея и повернулась к сестре, не обратив внимания на вопрос крестницы. – Она сказала: нет! Значит, он не пересек границы!
Селина изумлено уставилась на сестру:
– Ты хочешь…
Но та уже кинулась к Элизе:
– Отправляйся к нему! Не дай ему пересечь границу! – она возбужденно трясла Элизу за плечо. – Но как?! – вытаращилась она на крестную. – Так же как ты проделала это прошлый раз! – рявкнула та. – Нет времени, Элиза, отправляйся! – Но, Агата! – вскрикнула Селина, оттаскивая сестру от крестницы. – Она же сама погибнет! – Помоги! – взмолилась неизвестно кому Элиза и закрыла глаза. – Бушующий ветер, треск древесины, мощный ледяной поток, – бормотала она, вспоминая.
Удар, пронзительный звон, ослепительная вспышка, обжигающая струя боли и тишина, пронизанная светом. Медленное кружение мягких лучей в нефритовой толще…
***
– Нет! – воскликнула Селина и схватила крестницу за плечи, пытаясь остановить ее, но было уже поздно.
Легкий абрис души Элизы истоньшался, исчезая у них на глазах. Это было странное и страшное видение, она словно растворялась в поглощающей ее темноте.
– Пойдем, – Агата грубовато дернула сестру за руку. – Пойдем за ней, – объяснила она в ответ на недоуменный взгляд Селины. – Не оставлять же ее одну!
Агата решительно двинулась в темноту. А у Селины затянуло под ложечкой – мужество никогда не было ее сильной стороной. Элиза могла отправиться за Шаулом только в одном направлении – к царству Тода. Где проходит граница, разделяющая царство снов от царства смерти, не дано знать никому из смертных. Во тьме, царящей здесь, ее не увидеть. Один неверный шаг и ты пересек ее. А оттуда хода назад нет.
Сестры медленно двигались в темноте вслед за едва уловимым сизоватым облачком, которым казалась теперь душа Элизы. Каждый шаг давался им все труднее, они словно увязали в тягучей темной массе. Двигаясь все медленнее, они наконец совсем остановились. Селина дернулась назад, но и назад пути не было. Они увязли, как насекомые в капле смолы.
– Смотри, – крикнула ей Агата.
Голос сестры был совсем глухой, и Селина с трудом смогла разобрать, что та сказала. Но, устремив взгляд туда, где виднелся бледный сизоватый абрис Элизы, она увидела, что крестница не одна.
– Они встретились! – воскликнула Селина, но из ее рта, словно наполненного ватой, не вышло ни звука.
Сестра улыбнулась ей, и они обе устремили напряженные взгляды к Элизе и Шаулу. Молодые люди были вместе, но не возвращались.
– Сюда! Назад! – пыталась вернуть их Агата, бессильная вырваться из своего плена.
Но слов сестры Селина не слышала, как не слышали их и молодые люди. Их слабые сизоватые тени стали таять, растворяясь в темноте. Сейчас Элиза и Шаул пересекут невидимую границу и сгинут. А им останется только наблюдать за этим: феи бессильны в царстве снов.
– Траум! – закричала, напрягая все силы Селина. – Траум! Верни их!
Но хоть бы звук вырвался из ее губ! Она не слышала саму себя.
– Траум! – не сдавалась Селина. – Траум! Спаси! Сделай хоть что-нибудь!
Она попыталась вызвать в памяти черты его лица, но сознание путалось, и едва уловимый образ колыхался и таял, словно отражение на водной глади.
– Траум! Я знаю, ты слышишь меня! – прошептала Селина и захлебнулась собственным шепотом.
Мне кажется, теперь очень хорошо все уложилось с бурей - и ощущения Элизы, и ретроспектива с Шаулом.
Траум бесподобен! Теперь о нем можно составить впечатление по отзывам "свидетелей" - и он по-прежнему оправдывает все ожидания и представления. А угодить всем, действительно, невозможно, недовольные всегда найдутся.
Ужасно нравится, как выстраивается интрига, с ее поворотами, ловушками, неожиданными поворотами, переплетаясь с прошлым и настоящим, реальностью и мистикой. Шикарно!
И тапочек:
цитата:
Обессиленной, бесчувственной куклой она монотонно излагала обличающие ее факты, осипшим голосом.
Лишняя запятая.
цитата:
Бледное лицо Агаты вдруг возникло перед самым ее носом.
Буква пропущена. И, может, не перед носом - а перед ней?
Ужасно извиняюсь, но не могу не влезть:
цитата:
С неведомым доселе
К сожалению, вот этот оборот стал просто ужасным штампом ЛР - встречается практически чуть не в каждом втором (если не чаще) романе. Может, как-то заменить его?
Как опасно, оказывается, переплетенье душ и воспоминаний.
Так предупреждали же!
Хелга пишет:
цитата:
Ждем Траума?
Он же предпочитает не вмешиваться в дела фей
apropos пишет:
цитата:
А угодить всем, действительно, невозможно, недовольные всегда найдутся.
Так этот высокомерный тип даже и не постарается.
apropos пишет:
цитата:
Ужасно нравится, как выстраивается интрига
Бальзам, бальзам на истерзанное авторское сердце. Спасибо, милый лекарь. И вот в который раз удивляюсь - ведь не в том никакой моей вины. Начинаешь одно, а герои, знай, гнут свое...
apropos пишет:
цитата:
К сожалению, вот этот оборот стал просто ужасным штампом ЛР - встречается практически чуть не в каждом втором (если не чаще) романе. Может, как-то заменить его?
Конечно! Резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонита! Хотела как-то подчеркнуть, что подобные экстатические состояния были абсолютно чужды прежней Элизе - и на тебе! Спасибо за тапки!
Юлия
Сообщение: 1491
Отправлено: 18.06.14 21:58. Заголовок: Глава 3 Черная барх..
Глава 3
Черная бархатная пустота поглощала свет и звуки, становясь вся глуше и гуще. Она укутывала мир снов, как покрывалом, от пронзительного сквозняка, что гулял на границе с царством Тода. Этот сквозняк – неизменный спутник смены полюсов бытия. Его почувствует каждый, кому суждено пересечь границу. Но и дуновения его не должно проникнуть внутрь мира живых. За этим строго следили во владениях Траума. Ноги сами вывели владыку сонного царства к месту, где предприимчивые феи устроили свою крестницу. Давно он не забирался так далеко на своих двоих. Траум остановился. Убежище было пусто: ни фей, ни их подопечной. Собственно, у него и не было намерения увидеть их. А если бы он захотел, то прекрасно мог сделать это, не выходя из своего дворца.
– Стоп, – приказал сам себе Траум.
Он понял, что оправдывается. Владыка снов давно привык самодисциплине и умел распознавать подобные тревожные симптомы сразу, как только они появлялись. Он пришел сюда не случайно – это факт. А привело его сюда любопытство: взгляд феи не давал ему покоя, и он хотел разобраться, в чем дело.
Интроспекция – мучительный процесс. Оставаться правдивым с самим собой – одно из сложнейших искусств. Но Траум владел им в совершенстве. Он быстро и безошибочно обозначил причину:
– Я хочу увидеть ее.
Произнес и увидел. Маленькая фея отчаянно билась на задворках его владений, завязнув в смоляной темноте долины Забвения, что на самой границе царства Тодда. Она звала его. Звала его, Траума, владыку великого царства, так запросто, словно они были знакомы накоротке. Она пыталась увидеть его. Что они делают здесь?! Он лишь на мгновение отвлекся, занявшись самим собой, и вот в его владениях уже орудуют две зарвавшиеся феи! Это было, конечно, слишком сильно сказано, феи, словно мухи, тонущие в варенье, безуспешно барахтались в трясине забвения. А двое их подопечных благополучно дрейфовали к границе владения братца Тода.
Вообще-то это было совсем не так забавно. Траум умел ценить красоту, а поступки молодых людей были красивы. Пусть они и привели их к гибели, но насмехаться над ними он не станет. Они были достойны уважения. Пусть уйдут с миром. Он с удовольствием отметил, что они были вознаграждены за свою решимость еще здесь в его владениях. Несмотря на его возражения Реву – тот все равно ничего не понял бы, возьмись он объяснять, и перевернул бы все с ног на голову, – Траум любил, когда Провидение вовлекало силы его царства в процесс воздаяния.
– Траум, я знаю, ты слышишь меня…
Маленькая фея смотрела на него, даже не на него, а куда-то внутрь него, он чувствовал этот взгляд, словно занозу. Но вот взор ее затуманился, она впала в забытье. Еще несколько мгновений, она тоже пересечет границу и исчезнет из его жизни навсегда…
Это было непроизвольное движение. Он едва шевельнул пальцами.
Девица лежала прямо перед ним в своем укрытии и судорожно ловила воздух ртом, словно выкинутая на берег рыба. А фей и мальчишки в его царстве уже не было.
***
Тишина становилась все более плотной, тени сгущались, и наконец темнота поглотила последние призрачные всполохи света. Рассеянные болью частицы опустились на дно, собравшись в тяжелый темный сгусток. Он не чувствовал телесной боли, он вовсе не чувствовал собственного тела. Тела уже и не было. Его самого уже не было. Горка праха, даже не горка, а едва заметная темная точка, нечаянное касание пера, не решившегося ничего написать. Вот и все, что осталось от него, от его жизни, от его стремлений – он так и не успел и не сумел ничего совершить. Только эхо сознания конца витало над сгустком его праха, стремительно падающего в пустоту.
И тогда появилось ее лицо. Теперь она точно смотрела на него, он видел ее глаза – они были ярко-синего цвета. Удивительно: меньше мгновения назад он был уверен, что падает в небытие. Но теперь вокруг него все пришло в движение и закружилось, а он остановился. Вернее, остановились они вдвоем – маленький пятачок покоя внутри огромного смерча. Она была с ним. Одно прикосновение – и темная точка его существа начала распускаться, словно бутон.
Какое богатство чувств, какая глубина познания! Он видел каждый изгиб ее души, он понимал каждый нюанс ее мыслей, каждый уголок ее сердца был открыт ему. Откровение – восхитительное, потрясающее, ни с чем несравнимое доверие! Он знал, что не заслужил этого, но был преисполнен ликующей благодарности Провидению за то, что его путь не оказался напрасным, и он получил больше, чем когда-либо мог помыслить. Видимо, долг был покрыт его смертью, он явственно ощущал ее приближение, ее холод – словно сквозняк ворвался в их крошечное убежище. Еще мгновение они были вместе, но прорвавшаяся сквозь тишину буря закружила, разорвала и растащила их.
Темнота, кровавый всполох боли, бурление воды, грохот, крики, слабый мерцающий свет и нарастающий, раздирающий сознание, звон. Шаул почувствовал сильный удар в грудь, закашлялся и выплюнул воду.
– Живой! – услышал он хриплый радостный крик.
Он медленно открыл глаза. В сумрачном свете едва различимо маячило лицо матроса.
– Слава небесам! Шаул! – словно из глубокого колодца прозвучал голос Тео. – Ну, менеер! Вы родились в рубашке! Это ж надо! Выкинуло из моря прямо на палубу! В жизни не видывал ничего подобного! Шаул мало что понимал, но внутри него словно разжалась какая-то пружина, он вскочил на ноги и ринулся вперед, но удержаться на ногах оказалось гораздо труднее.
– Ты что?! – подскочил к нему Тео, подхватив его под руки. – У тебя же голова разбита! И неизвестно что еще! – Ну коль так резво вскочил, кажись, все остальное цело, – покачал головой матрос, оглядывая Шаула с ног до головы.
И тогда его словно плащом накрыла боль. Казалось, все тело было изранено и избито – все ломило, жгло, саднило. Голова кружилась, а к горлу подкатывали приступы дурноты.
– Мне надо лечь, – едва ворочая непослушным языком, пробормотал Шаул.
С помощью Тео и услужливого матроса – он никак не мог вспомнить, как зовут его – Шаул добрался до своей койки.
– Надо переодеть его, – сказал матрос. – Спасибо, – тихо простонал Шаул. – Что? – крикнул матрос, не расслышав в шуме бури слова юноши. – Спасибо, – напрягая все силы, прохрипел он. – Спасибо говорите святому Христофору, – матрос многозначительно глянул на потолок.
На Шаула навалилась беспредельная усталость и слабость, он повалился на койку почти без чувств и, словно тряпичная кукла, принимал заботы моряка. А тот еще долго суетился вокруг него, промывая и перевязывая раны, растирая ступни.
"Мандус по прозвищу Баклан", – вспомнил Шаул имя доброго матроса.
Все смешалось в воспаленном и измученном сознании: боль, саднившее все тело, дикая качка, грохот волн, вой ветра, скрежет сражающейся с бурей "Доротеи" и острый запах можжевеловой настойки.
Хелга Спасибо, дорогая! Тапки уже на ногах Хелга пишет:
цитата:
Селина теперь не даст Трауму покоя.
Какой уж покой в царстве снов-то?
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30308
Отправлено: 20.06.14 10:54. Заголовок: Юлия пишет: Какой у..
Юлия пишет:
цитата:
Какой уж покой в царстве снов-то?
Ох, действительно.
Юлия
Сообщение: 1494
Отправлено: 20.06.14 15:53. Заголовок: *** Ранние сумерки ..
***
Ранние сумерки погасили холодный свет короткого дня. В комнате стало совсем темно, и теплый отсвет горящего в камине огня чуть преобразил бледное измученное лицо Селины. Агата поправила одеяло, которым была укрыта сестра. Их спасение было чудесным, но возвращение домой оказалось слишком быстрым. Такое стремительное перемещение между мирами требует слишком много сил. Даже крепкая Агата едва держалась на ногах. А хрупкая Селина никак не могла прийти в себя. Сейчас она спала. Но спала так тихо, что Агата опасливо прислушивалась к едва уловимому дыханию сестры, с болью всматриваясь в ее посеревшее лицо. Она корила себя за то, что подвергла Селину такой опасности. Та слишком слаба, и Агата должна была позаботиться о сестре. Но что она могла сделать в царстве Траума?
Агата поднялась и тихонько вышла, прикрыв за собой дверь. Сжав ладонями виски – голова раскалывалась, – она прошла мимо двери в свою комнату и спустилась в гостиную. Отдохнет позже. Надо узнать, что случилось с Элизой и Шаулом. Конечно, Агата надеялась, что те спаслись так же внезапно, как и они с Селиной. Но доказательств тому не было. Отправляться за ними в царство снов, сейчас было слишком рискованно, да и не под силу. Оставалось одно – посмотреть в зеркало. Упрямому стеклу, злокозненно скрывающему Шаула, царство снов было недоступно, но замок оно покажет – никуда не денется. Агата опустилась в кресло напротив зеркала и, сделав круговое движение кистью, приказала ему показать замок.
Она прошлась по улицам, заглянула в конюшню и направилась во дворец. Ничего не изменилось – люди и животные, вздыхая и похрапывая, спокойно спали. Башни замка, королевский дворец, неказистые домики у крепостной стены стояли, как и сотню лет назад. Агата успокоено вздохнула: Элиза жива. А значит, жив и Шаул. Они были вместе, когда Агата последний раз видела их. Она не верила и не хотела верить, что тот пал жертвой их ошибок. Не стоило Провидению и начинать, если при первом же серьезном испытании Его избранник пошел на дно.
– Провидение милосердно, – упрямо пробормотала она. – Нас спас Траум, – услышала она тихий голос сестры за спиной. – С чего ты взяла?! – запальчиво возразила Агата, резко развернувшись к Селине.
Она и сама понимала, что это произошло не без участия владыки снов, но твердые нотки в голосе сестры, которые не смягчила даже его слабость, зацепили ее. Она готова была ринуться в спор, и только болезненный вид сестры остановил ее решимость.
– Я его видела, – проговорила Селина так, словно это доказывало ее правоту, и качнулась, схватившись за спинку кресла. – Вот он, наверное, посмеялся, видя нашу беспомощность, – невесело усмехнулась Агата, решив отложить возражения. – Нет, – серьезно ответила Селина. – Я позвала его, и он откликнулся. Я попросила спасти их, и он исполнил мою просьбу. – Я, я, я, – передразнила сестру Агата. – Ты действительно полагаешь, что великий Траум пляшет под твою дудку?
Селина скривилась и бессильно опустилась в кресло.
– Не передергивай, – сердито попросила она. – Я просто пересказала, как все произошло. Он на самом деле отозвался и спас всех нас. – Я не знаю, что тебе сказать, Селина, – проговорила Агата после небольшой паузы, она по-прежнему была уверена в угрозе, исходящей от владыки снов. – Конечно, я благодарна тому, кто нас спас, кто бы он ни был. Но это не значит, что мы можем доверять Трауму. – Нам ничего больше не остается! – убежденно возразила сестра. – У него Элиза, да и все мы, хотим того или нет, оказываемся в его царстве. – Если Шаул найдет принца, Элиза благополучно выберется оттуда, – неохотно проговорила Агата, понимая слабость своего аргумента. – Стоит ли так обманываться? Мы обе прекрасно знаем, что даже принц не гарантирует спасение Элизе. Нам нужна помощь Траума.
Селина была права: все их предприятие по спасению Элизы висело на волоске, и когда он оборвется – лишь вопрос времени.
– И что же ты предлагаешь?! – настороженно поинтересовалась Агата. – Встретиться с Траумом, – просто ответила сестра. – Ты с ума сошла!
Этого она и боялась. Она была уверена, что одержимость Селины идеей сотрудничества с Траумом – плод его влияния на нее. И ее раздражала наивность сестры, с которой та, словно мотылек на свечу, летела в объятия могущественного и неведомого духа.
– Да ты хоть понимаешь, что это значит, встретиться с Траумом?! – налетела она на сестру, стремясь любым способом выбить из ее головы эту опасную и зловредную идею. – Это означает, отдать себя в полную его власть! – Ох, Агата! Не кричи так! – болезненно поморщилась Селина. – Ты напрасно силишься представить его нашим врагом, не имея ни одного доказательства этому! – А ты вбила себе в голову, что он наш лучший друг! И где же доказательства его душевной дружбы?! – гремела Агата, не в силах осадить раздражение. – Он спас нас, – упрямо возразила сестра. – А зачем он это сделал, ты знаешь?! – не сдавалась Агата. – Действительно, Агата, зачем?! – Селина подалась вперед. – Мы были в его полной власти, и он мог распорядиться нашими жизнями, как угодно. Чтобы покончить с нами, ему и делать-то ничего не надо было. Но вместо этого, он зачем-то спасает нас. И спасает не только от власти Тода, но и от собственной. – Не знаю, Селина, – как-то разом сникнув, устало проговорила Агата. – Он мог просто выполнять волю Провидения… – У меня на посылках Траум, а у тебя – само Провидение, – усмехнулась Селина.
Ее бледное встревоженное лицо озарилось мягкой улыбкой, и Агата невольно улыбнулась в ответ.
– Почему ты не хочешь поверить в его добрые намерения? – сестра нежно дотронулась до ее руки. – Потому что ты слишком легко в них поверила, – проворчала Агата, поднимаясь с кресла.
Юлия
Сообщение: 1495
Отправлено: 20.06.14 15:58. Заголовок: *** В ушах еще слыш..
***
В ушах еще слышался шум моря, на губах чувствовался горьковатый привкус морской соли, а грудь разрывалась от переполнявших ее чувств. Элиза снова была в своем убежище. Но сейчас и здесь все было иначе. В какие-то несколько секунд после того, как она решилась отправиться на поиски Шаула, ее жизнь обрела иное измерение. Она чувствовала внутри себя блистание феерического огня, ее сердце переполняла радость и упоительное чувство свободы. Да, да! Несмотря на то, что она все еще в своей темнице, она была уверена, что ее освобождение – лишь вопрос времени. Она уже стоит на пороге, и свет, яркий солнечный свет заливает ослепительным сиянием все вокруг.
Подумать только: Селина чуть не помешала ей! Конечно, крестная просто хотела защитить ее. Но от чего?! Что ей было терять?! Любой бы на ее месте предпочел риск бесконечному пребыванию во тьме. Агате не пришлось уговаривать Элизу. Исправить собственную ошибку, или погибнуть – но не оставаться навеки в пустоте.
Впервые она увидела посланника крестных. И словно пелена спала с ее сердца, будто в ярком свете открылась ей вся очевидность необычайной красоты появившегося перед ней человека. Значительного, благородного, мощный дух которого был призван преображать и творить – весь мир был подвластен ему. Она смотрела в его глаза и погружалась в удивительный богатый мир его сердца. Она держала его за руку – и, словно по желобу вода, их мысли и чувства, их существа перетекали от одного к другому. Ничего не стояло в тот момент между ними, даже их собственные тела. Они были едины – все друг в друге было открыто им. Всё ее прежние сомнения и брезгливые страхи – все слетело пустой шелухой. Как удивительно и восхитительно войти – вот так открыто, с полным правом – в распахнутый им чертог своего сердца и так же безоговорочно довериться ему, без всяких оговорок, без ложного стыда и страха. Божественно!
– Шаул, – улыбаясь, произнесла его имя принцесса.
***
Траум наблюдал за благостными рассуждениями подопечной фей, от которых та расплывалась и таяла, медленно дрейфуя в долину иллюзий. "Люди всегда бросаются из одной крайности в другую", – ворчливо подумал он. Надо было возвращаться во дворец. Прогулок на сегодня было достаточно.
– Вы спасли их?! – выбежал ему на встречу Рев, как только Траум появился на пороге дворца. – Как это было прекрасно! Само Провидение вдохновило вас! А как грациозно! Ни одного лишнего движения! Невероятно! Изумительно! – вытаращив глаза, восторженно тараторил помощник.
После нескольких дней обиженного молчания он вдруг разразился многословной тирадой.
– Рев, уйми свой пыл, – резко остановил его Траум, он вдруг снова почувствовал апатию и усталость. – Оставь меня.
– Ваше сердце, владыка! Ваше сердце живое и милующее! – не унимался проклятый кликуша.
Траум захлопнул перед его носом пространство. Он отгородился от всего. Теперь никто не потревожит его, какие бы не были у них на то причины.
Владыка опустился в кресло и прикрыл глаза. Ему надо побыть одному. То, что произошло сегодня, не должно было произойти. Он поддался чувствам. Рев не заметил его промаха, но сам-то он прекрасно знал, что не только вмешался вопреки своим собственным намерениям, но и переборщил с силой.
Почему чувство к маленькой фее возымело такую власть над ним? И когда это произошло? Удивление, интерес, даже желание – он не мог не догадываться о них. Но страх?! Был в его молодости период, когда, путешествуя, он позволял себе с человеческой страстью увлекаться женщинами, феями, эльфийскими девами, музами. Он испытал богатую палитру чувств: от лазоревого перламутра нежности до пурпура ненависти. Страха он не испытывал никогда. Он – владыка снов, иллюзий и страхов. И ничего иного быть не должно.
В противном случае, страх, усиленный мощью властителя, в мгновение ока превратится во всесильное чудовище. И тогда неуправляемый, всепоглощающий дикий ужас ворвется в мир и, овладев, в одночасье уничтожит его. Задачей властителя царства снов и иллюзий было не допустить этого. Но он отринул волю Провидения, и в тот же миг его пронзил страх. А за ним посыпались ошибки, которые дорого обойдутся.
Отправляя этот развеселый квартет из собственных владений, он задел тонкую ткань границ. Конечно, он был уверен, что справится и исправит ошибку, грозящую смертью его собственному миру. Но вероятно, это слишком ослабит его, а значит, возложит на его подданных тяжкое бремя. Из-за души мальчишки, которую уже коснулась смерть, он стал должником братца Тода – невеселая перспектива, тот не преминет воспользоваться этим. Чем это аукнется, он уже догадывался. Но ему было неведомо, какую цену заплатит мир снов и его обитатели за то, что его владыка нарушил волю Провидения. Ошибки властителя слишком дорого обходятся. Достаточно сдвинуть камень на вершине, чтобы подножье оглохло от обвала.
Он вызвал в памяти слабый абрис тонкого профиля маленькой феи. Что в ней было особенного, чем она смогла заставить его изменить собственной воле? Он внимательнее всматривался в черты феи, все более выпукло проступающие в его памяти.
Что ж в этой фее? Мягкие губы, аккуратный чуть вздернутый носик, нежный овал лица – черты мелковаты. Мила, но не красавица. Фигурка слишком хрупка. Одно слово – "маленькая фея". А то, что внутри, ему было давно известно: чувствительная, увлекающаяся, капризная, необязательная...
– Меня зовут Селина, – маленькая фея из своего мира смотрела на него, в уголках губ притаилась улыбка, а глаза были полны сочувствия и нежности.
Второй раз за день он дал маху! Он даже не заметил, как сам впустил ее в свое убежище.
– Тебе не место здесь! – грубо отрезал он и захлопнул пространство.
Дело не в ней. Он сам – причина всего происшедшего. Теперь он знал, что за зверь вцепился в него. Одиночество. Но он уже одолевал его. Одолеет и сейчас.
Смута во всех сердцах. Получаются такие кружева из нитей чувств всех героев, если можно так выразиться. А страх, да, это самое дурное, что есть на свете, страх порождает все прочие горести. А уж если владыка царства снов ощутил страх - пиши-пропало.
И чуть пинеток. Юлия пишет:
цитата:
Отправляться за ними в царство снов, сейчас было слишком рискованно, да и не под силу.
Лишняя зпт после "снов". Юлия пишет:
цитата:
налетела она на сестру, стремясь любым способом выбить из ее головы эту опасную и зловредную идею. – Это означает, отдать себя в полную его власть!
Лишняя зпт после "означает". Юлия пишет:
цитата:
Но вместо этого, он зачем-то спасает нас.
Лишняя зпт.
Юлия пишет:
цитата:
И словно пелена спала с ее сердца, будто в ярком свете открылась ей вся очевидность необычайной красоты появившегося перед ней человека.
Что-то смущает в этой фразе, субъективно, конечно. Может, слово "очевидность" не совсем нужно? Юлия пишет:
цитата:
Надо было возвращаться во дворец. Прогулок на сегодня было достаточно.
Наверное, второе "было" можно убрать. Юлия пишет:
цитата:
Теперь никто не потревожит его, какие бы не были у них на то причины.
С не и ни у меня проблемы, но тут, кажется, "какие бы ни были". Юлия пишет:
цитата:
Из-за души мальчишки, которую уже коснулась смерть, он стал должником братца Тода
Громовые раскаты сливались с грохотом обрушивающихся волн. Корабль скрипел и трещал, словно грецкий орех в тисках щипцов. Но Шуал не испытывал прежнего страха. То ли из-за огромной шишки на затылке, увенчанной рваной раной, то ли из-за путешествий по границам загробного царства, чувство страха у него притупилось. Словно сама возможность гибели отодвинулась на второй план. Конечно, он понимал, что опасность существует, рев бури и отчаянный скрип и треск "Доротеи" не давали забыть об этом, но мысли его были заняты другим.
Как получилось, что в свой предсмертный час он встретился с принцессой? Это был непостижимый мистический момент – он видел ее душу, в этом он был уверен. Душа принцессы в точности соответствовала ее телесной оболочке, и все же она была совсем иной. В отсутствии всех покровов она являла не столько внешние черты, сколько чувства, мысли, движения сердца, усилия воли. И в прошлом, и в настоящем, и даже отчасти в будущем – все открыто и все постигаемо. Ничего подобного он никогда не переживал. Он был распахнут, так же как и она. Он знал это сердцем еще там. Но сейчас и умом понимал, что произошедшее с ними, чему и названия невозможно было придумать, по природе своей может быть только взаимным. Он до сих пор испытывал вдохновенное, волнующее чувство беспредельного познания – узнавания открывшейся перед ним души и всего мироздания. Все, что им открылось в несколько мгновений, превышало все знания мира – казалось, всей жизни не хватит осмыслить и облечь это в слова. Но слова уже зрели в нем, он чувствовал их пульсацию и мощь рождающихся емких фраз, еще немного и они сольются в единый образ, в единую систему. Этот огонь ярко горел в его сердце и согревал его изнутри. И все это было связано с ней, с Элизой, распахнувшей свою душу щедро и бесстрашно. Доверившись сама, она приняла и его без всяких оговорок и условий. И только так, в их обоюдном доверии, в их единстве, открылась беспредельная глубина познания бытия.
Теперь он не боялся и не стыдился своих внезапных провалов в ее воспоминания. С удовольствием перебирая в памяти все, что он "увидел" о ней, Шаул испытывал радостное чувство общности с Элизой. Воспоминания стали их общими, словно они вместе пережили все это. Как будто их связывала с самых первых дней жизни многолетняя, преданная и крепкая дружба. Точно они были неразлучны всю свою жизнь. Это было так прекрасно и радостно, что Шаул заулыбался.
Конечно, у него и раньше были доверительные близкие отношения. Когда-то он был очень близок с матерью, доверяя ей все свои детские тайны. Но с годами это изменилось. Между родителями и детьми не может быть полной откровенности друг с другом, вырастая, ты начинаешь щадить их чувства и понимаешь, что далеко не всегда имеешь права поднимать полог, скрывающий отдельные страницы их жизни. Наша откровенность имеет границы – эти границы устанавливают любовь и уважение.
Были у Шаула и близкие друзья: малыш Абе, и братья Клас и Вибе, толстяк Хидде, косоглазая Нан и, конечно, маленькая Элька. И хотя поначалу их объединяла ненависть к банде Лудо, от которой все немало натерпелись, потом они сдружились по-настоящему. Шаул улыбнулся детским воспоминаниям. Малыш Адо, как и Шаул, бредил историями о рыцарях. Они проглатывали рыцарские романы, и потом без устали дни напролет придумывали свои собственные подвиги. И все вместе около старой мельницы, которая была в их воображении старинным рыцарским замком, разыгрывали их, представляя себя отважными рыцарями. Мальчишки по переменно были то благородными воинами, то коваными злодеями, напористая Нан, несмотря на свое косоглазие, – прекрасной дамой, а услужливая Элька – ее верной подругой. Славные были времена. Они и сейчас были дружны, и им нечего было скрывать друг от друга. Но есть вещи, которые просто не получается рассказать, да их и словами-то выразить почти невозможно.
Совсем иначе было с Элизой. Они, словно растворились, наполнившись, как губки, друг другом. Шаул снова заулыбался, вспоминая их удивительную встречу.
– Ты похож на фарфорового болвана с бессмысленным взглядом и блаженной улыбкой на устах.
Язвительное замечание Бруно выбило Шаула из его приятного забвения.
– А я и забыл о тебе, – уныло пробурчал он в ответ.
Сразу почувствовалась тяжесть и боль в голове, в предплечии и бедре. Вспомнив, что все тело его в синяках и ссадинах, Шаул поморщился.
– Ну вот, так-то лучше, – безжалостно резюмировал Бруно, – а то я уж решил, что ты совсем лишился разума. Так с чего это ты решил сигануть в пучину морскую, благородный спаситель принцесс? – Отстань, Бруно, – попытался отделаться Шаул от въедливого кота. – У меня голова просто раскалывается. – Оставь, Шаул, не кисейная барышня, потерпишь, – строго без ехидства отчитал его Бруно. – Нам надо безотлагательно разобраться, что с тобой случилось. – Да, чтобы не случилось, все уже произошло, – недовольно пробубнил Шаул, и отвернулся.
Напористость кота вызвала у него раздражение и стойкое нежелание говорить о том, что его волновало.
– Шаул, – тон Бруно смягчился. – Давай на чистоту. Ни ты, ни я не испытываем восторга от вынужденного пребывания вместе. Но и у тебя и у меня есть задачи, которые мы обязались выполнить. Ты должен найти принца, а я помочь тебе в этом. Но если ты не будешь со мной откровенен, я ничем не смогу тебе помочь. – Когда мне понадобиться твоя помощь, я тебе сообщу, – упирался Шаул. – Не будь ребенком! – взвился Бруно. – Ты прекрасно понимаешь, что с тобой происходят необычные и опасные вещи! – Чем ты можешь мне помочь? – не поворачиваясь, пожал плечами Шаул. – Умение трезво мыслить вкупе с обширными знаниями во всевозможных областях помогут всегда, – высокомерно заявил кот. – Ты просто хвастун! Что ты можешь знать о том месте, где сейчас находиться принцесса?! – запальчиво воскликнул Шаул, но его голос потонул в страшном шуме.
"Доротея", подпрыгнув на очередной волне, бухнулась носом вниз. Раздавшегося дикий скрежет перекрыл шум шторма. Шаул был уверен, что корабль наткнулся носом на скалы, и сейчас в каюту хлынет ледяная вода. Но "Доротея" снова взмыла вверх, и Шаула отбросила к стенке.
– Ну, это довольно просто: принцесса находится на самой дальней границе царства снов, – услышал он в ослабевшем грохоте надменный голос Бруно. – А как же мы тогда встретились с ней? – не унимался Шаул, ему не терпелось посадить кота в лужу. – Тебя смыло волной, ты захлебнулся и… – Но я не умер, а оказался в царстве снов! – нетерпеливо перебил его Шаул. – А разве ты не был там до того как это произошло? – голос Бруно звучал напряженно, поставив переднее лапы ему на грудь, он буквально впился в Шаула взглядом. – Я… – начал было Шаул и осекся, с ним действительно приключился тогда этот сон наяву. – Так что с тобой произошло перед тем, как тебя смыло? – морда Бруно была у самого носа Шаула. – Отстань, – отпихнул он кота, поморщившись от боли. – Я видел принцессу девочкой, она брела в темноте по полю. – Так я и знал. Ты не мог сам прыгнуть в воду! – воскликнул Бруно удовлетворенно. – Почему это я должен был прыгать?! – Потому, что ты ходил весь день как в воду опущенный, извини за скверный каламбур, – ощерился Бруно. – И к тому же именно так это все и выглядело: ты поднялся в бурю на палубу, и тебе только что и оставалось – дождаться волны. – Буря только начиналась, у меня и в голове не было ждать волну, которая меня смоет. Я собирался уже спуститься вниз, но на меня нашло… Я не помню, как оказался в воде. – А что помнишь? – Было очень больно, потом темно, а потом я увидел Элизу… – Шаула было уже не остановить, он не мог удержать своих чувств, и они обрушились нескончаемым потоком на его собеседника.
Во время рассказа Шаула, Бруно беспрерывно недовольно хмыкал и презрительно причмокивал, время от времени делая едкие замечания. Но это никоим образом не могло задеть Шаула и умерить восторг пережитого.
– Я надеюсь, что это вскоре пройдет, – вдруг холодно резюмировал Бруно, когда юноша сделал небольшую паузу. – Что пройдет? – не понял он. – Пройдет эта эйфория и иллюзия близости, на которую ты не имеешь права, с человеком, которого ты едва знаешь! – прорычал Бруно. – Я знаю ее! – запальчиво воскликнул Шаул. – Я видел ее! Я прикасался к ее душе! Я знаю каждый уголок ее сердца! – Дорогой мой Шаул, – медленно, с нажимом проговорил Бруно, для убедительности снова встав лапами на его грудь. – Случилось то, что случилось. Почему это произошло, мы не знаем. Слишком сложны материи снов и воспоминаний. Феи слишком рисковали, пытаясь спасти свою крестницу от гибели. Я говорил это тогда и уверен в этом сейчас, что риск был неоправдан. И дело не в жизни девушки! Просто феи не могут признать свое поражение, да еще и от колдуньи. Но я не об этом, – встрепенулся он и, понизив тон, продолжил: – Что сделано, то сделано. И обратно время не повернуть. Ты имел глупость ввязаться в эту историю, и потому не мог остаться непричастным к метаморфозам сознания. Но боюсь, что план фей не изменился, как не изменилась и твоя миссия – принцессу должен разбудить принц. А ты только посланник.
Шаул молчал. Это было жестоко!
– Слезь с меня! – грубо отпихнул он кота, срывая на нем свою злость. – Это ничего не меняет! – ожесточенно крикнул он. – Ни с кем! Ни с кем она не будет так близка, как со мной!
Слова сами срывались с губ. Еще минуту назад он не посмел бы и подумать об этом. Но сейчас, когда его так грубо, так безжалостно свергли с заоблачных высот, куда вознесло его пережитое, он не мог удержаться и со злостью выкрикивал слова, как будто мог наказать этим кого-то, кроме самого себя.
После гневной вспышки, он вдруг почувствовал апатию и слабость, физическая боль, усиленная душевной мукой, запульсировала по всему телу, вытесняя мысли из головы.
– Посмотри на это с другой стороны, – примирительно проговорил Бруно после долгого молчания. – Ты остался жив, значит Провидение на твоей стороне. Это, поверь, не маловажно. А полученный опыт поможет тебе найти принцессе подходящего принца.
А-а, он спас их! Даже не сомневалась! Одним движением пальцев. Вот это мужчина! И влюблен-с. Юлия пишет:
цитата:
с людьми страх творит ужасные вещи
Самый большой порок - трусость. (с) Уверена, Траум справится. Ему все под силу.
Из тапочков:
цитата:
Но Шуал не испытывал прежнего страха.
Шаул.
цитата:
То ли из-за огромной шишки на затылке, увенчанной рваной раной
А вот здесь надо бы уточнить как-то у специалистов. Насколько я знаю - шишка - это внутренняя гематома, если рана рваная, то кровь выходит, следовательно, шишка не образуется. Т.е. одно исключает другое.
цитата:
Они проглатывали рыцарские романы, и потом без устали дни напролет придумывали свои собственные подвиги.
Лишняя запятая, как мне кажется: Они проглатывали и (..) придумывали.
цитата:
– Шаул, – тон Бруно смягчился. – Давай на чистоту.
Повторюсь, но очень волнует. Потрясающая вещь все-таки - взаимопроникновение душ. С одной стороны - то, к чему так или иначе стремятся любящие и любимые, с другой - опасная вещь, когда другой человек становится твоей частью и невозможно расстаться и разорвать эту связь без страшной боли.
Спорные пинетки. Юлия пишет:
цитата:
Мальчишки по переменно были то благородными воинами, то коваными злодеями,
Попеременно?
Юлия пишет:
цитата:
Но "Доротея" снова взмыла вверх, и Шаула отбросила к стенке.
Отбросило? Юлия пишет:
цитата:
– А разве ты не был там до того как это произошло? – голос Бруно звучал напряженно, поставив переднее лапы ему на грудь, он буквально впился в Шаула взглядом.
А разве ты не был там до того, как это произошло?
Юлия пишет:
цитата:
Слишком сложны материи снов и воспоминаний. Феи слишком рисковали, пытаясь спасти свою крестницу от гибели.
Два "слишком".
Юлия пишет:
цитата:
Это, поверь, не маловажно. А полученный опыт поможет тебе найти принцессе подходящего принца.
Да как же можно?! Да ни в одном глазу. Просто рука дернулась...
apropos пишет:
цитата:
Уверена, Траум справится
А в какую сторону эта "справа" его занесет?
apropos пишет:
цитата:
Насколько я знаю - шишка - это внутренняя гематома, если рана рваная, то кровь выходит, следовательно, шишка не образуется. Т.е. одно исключает другое.
Наверное, ты права, как-то я не подумала... Спасибо. Для пущего трагизма рану оставлю, а шишку уберу.
Хелга
Хелга пишет:
цитата:
опасная вещь, когда другой человек становится твоей частью и невозможно расстаться и разорвать эту связь без страшной боли
У всего есть цена... И у любви она очень высока.
Спасибо, дорогие, за тапки, за чтение, за добрые слова и поддержку.
Юлия
Сообщение: 1500
Отправлено: 22.06.14 17:37. Заголовок: *** – Да что случил..
***
– Да что случилось?! – испуганно воскликнула Селина.
Предчувствие беды стиснуло сердце. Сегодня Агата одна отправилась проведать крестницу. Селина, все еще чувствуя недомогание, боялась стать ей помехой в царстве снов. И надо же было такому случиться, кода ее не было с сестрой!
Агата лежала неподвижно, но под закрытыми веками было заметно быстрое движение глаз, губы плотно сжимались, а ноздри, напротив, нервно раздувались, словно сестра была в гневе или ужасе. Должно было произойти что-то очень опасное, если эмоции так ясно выразились на лице глубоко спящей феи.
– Возвращайся, Агата, – прошептала Селина и, взяв сестру за руку, почувствовала, что теряет самообладание.
Мучительные минуты тянулись долго, а Агата все не возвращалась. Наконец, она открыла глаза и невидящим взглядом уставилась перед собой.
– Агата, – позвала ее Селина, но та не откликнулась.
Селина в ужасе склонилась к сестре: лицо той было уже абсолютно спокойно. Но это спокойствие было еще хуже, прежних переживаний. Значит, Агата покинула царство снов, но не вернулась домой. Сознание Агаты застряло где-то на середине пути, между мирами. Трудно придумать более страшную кончину. А освобождающее заклинание требует большого мастерства. Хватит ли его у легкомысленной феи?!
Холодеющими от ужаса ладонями Селина обхватила лицо сестры и, напряженно вглядываясь в невидящие глаза, зашептала слова заклинания. Это заклинание – только крюк, которым можно зацепить и вытянуть заплутавшееся между мирами сознание. Но действовать невидимым крюком, пытаясь поймать невидимое сознание – задача для настоящих мастеров. Селина прошептала заклинание один раз, второй, третий. Сознание сестры не возвращалось: она была слишком слабой феей. Но Селина не отступала, пытаясь еще и еще раз. Наконец почувствовав, что зацепила, она потянула, не спеша – как бы не сорвалось! – но и медлить нельзя.
Неужели не получилось, а у нее совсем не осталось сил на еще одну попытку! Пот и слезы затуманили взгляд и, упав на щеки сестры, медленно покатились к ее вискам, теряясь в густых темных волосах Агаты.
– Все нормально, Селина, – услышала она тихий голос. – Я здесь.
Агата смотрела на нее ясным, но бесконечно печальным взглядом.
– Что случилось? – Селина отняла руки от лица сестры и устало присела на край кровати. – Я все испортила, – голос Агаты прозвучал бесстрастно, и из-за того еще более безнадежно. – Расскажи мне все по порядку, – Селина, стараясь говорить спокойно, нежно гладила руку сестры, ощущая бесконечное отчаяние, поглотившее бедняжку. – Она влюбилась в мальчика, и теперь принц не сможет освободить ее, – глухо ответила Агата. – Влюбилась в Шаула Ворта?! – сердце Селины упало. – Но почему?.. – Я должна была это предвидеть, отправляя Элизу спасать его! – отчаянно воскликнула Агата. – Это я виновата. Дура! Последняя дура!
Она замолчала, но Селина чувствовала, какая боль разрывает сердце сестры, как рождающиеся в ее голове обвинения, словно разъедающая соль, сыплются на растравленную сердечную рану.
– Она наказана за мою гордыню, – безжалостно проговорила после долгой паузы Агата. – Все погибнут из-за меня! – Мы допустили ошибку, Агата, но пока никто не погиб, – мягко возразила сестре Селина. – И ты лучше меня знаешь, что отчаиваться нельзя. В конце концов, несмотря на все наши знания и магические способности, мы лишь участвуем в едином плане Провидения. Участвуем в нем и своей силой и своими слабостями. – Нет! – Агата рывком поднялась с кровати. – Мы можем не только участвовать, мы можем противиться ему и восставать! И когда наша гордыня берет вверх, когда мы своей надменной душонкой полагаем себя способными составить свой план спасения, минуя Провидение, тогда мы расплачиваемся за это! И не только мы.
Замолчав, Агата остановилась посреди комнаты, руки бессильно упали вдоль тела.
– Но мы не противились Провидению, – возразила Селина. – Наша задача бороться со злом. И мы должны были противостоять злому колдовству Кольфинны. Мы сделали то, что смогли. Может быть, мы сделали это плохо, или неправильно, но мы не противились Провидению! – Мы должны были признать свое поражение! Кольфинна оказалась сильнее нас. Девочка бы погибла и уже сотню лет покоилась в блаженных обителях. – Но мы не имеем права отступать перед злом, чтобы не случилось, – перебила ее Селина. – Мы рискуем сделать что-нибудь неверно, но мы должны что-то сделать. – Смириться! – прогремела Агата. – Нет, Агата. Смириться можно перед Провидением, но не перед злом. – А кто решает: перед чем мы смирились?! Как ты узнаешь, кому ты противостоишь – злу или Провидению?! – наступала на нее Агата. – По плодам… Мы узнаем о дереве по плодам. – А ты знаешь, каковы плоды нашего с тобой дерева?! Плоды его горче и ядовитее плодов Кольфинны. Ни Элиза, ни ее родители, ни те, кто были с ними, – никто не сможет обрести блаженство спасения. Тела их будут погребены, а души навсегда канут в междумирье!
Это было ужасно. Страшнее участи нет. Человек, не обладающий магией, может по злобе или глупой случайности убить другого, но он ничего не сможет сделать с его душой. С живою душою, смерть – это только начало нового пути. Но колдуньи и феи с их магией могут погубить душу. Тогда смерть будет действительно означать конец жизни, конец бытия. И тот, кто сделал это, поплатиться еще хуже, чем погубленный им.
– Я не верю, – тихо произнесла Селина. – Это еще не конец…
Смириться можно перед Провидением, но не перед злом.
И не смириться перед злом это ведь тоже деталь Провидения? Задумалась, что же правильней - отдаться на волю Провидения или пытаться идти своим путем? Часто то, что мы считаем правильным, приносит печали, и наоборот. Проблема выбора - одна из самых сложных.
Пинеточки...
Юлия пишет:
цитата:
Это заклинание – только крюк, которым можно зацепить и вытянуть заплутавшееся между мирами сознание.
заплутавшее?
Юлия пишет:
цитата:
– Я все испортила, – голос Агаты прозвучал бесстрастно, и из-за того еще более безнадежно
Лишняя зпт.
Юлия пишет:
цитата:
Может быть, мы сделали это плохо, или неправильно, но мы не противились Провидению!
Лишняя зпт.
Юлия пишет:
цитата:
– Но мы не имеем права отступать перед злом, чтобы не случилось, – перебила ее Селина. – Мы рискуем сделать что-нибудь неверно, но мы должны что-то сделать.
что бы ни случилось? И как вариант, чтобы уменьшить количество "что" - Мы рискуем ошибиться.
Часто то, что мы считаем правильным, приносит печали, и наоборот.
И что самое ужасное - совсем не всегда является таковым ( в смысле - правильным)... Все упирается в критерий. Да где ж его взять, когда видишь один из миллиарда пазлов.
Буря стихла, но волнение усилило боковую качку, и "Доротея", как подвыпившая баба на ярмарке, неуклюже заваливалась с одного бока на другой, рискуя растерять часть рангоута. Под пьяный танец "Доротеи" Шаул скользил по койке, упираясь то ногами в изножье, то головой в стенку узенькой каюты. Тео появился лишь на минуту, рассказал, что под утро сильный северо-западный ветер разорвал нижние шкаторины двух марселей и грота.
Буря серьезно потрепала "Доротею". Были поломаны блинда-стеньга брушпита, повреждены марс и реи грот-мачты, а также гафели и гики. Команда сбилась с ног, латая судно и откачивая из трюма воду. Шаулу казалось, что он слышит натужный скрип шпиля, ось которого вращали несколько матросов, налегая грудью на вымбовки.
– Как только Тео может желать себе подобной жизни? – проворчал Шаул, в очередной раз ткнувшись в стену.
Тяжелая, муторная работа, скверная пища, вечная сырость, холод, вонь, да к этому еще риск уйти на дно вместе с кораблем, или самому по себе. Шаул помнил, как в шторм вспышки молний освещали марсовых матросов, которые, словно бестелесные духи, носились в высоте под крики капитана, тонущие в раскатах грома. Не сорваться вниз, бегая по мокрым выбленкам, когда бешеный ветер рвет паруса и ломает реи – представлялось Шаулу невозможным. В другое время он бы восхитился мастерством и смелостью моряков, но сейчас он был не в духе, и все ему виделось в мрачном безнадежном свете.
После разговора с Бруно Шаул замкнулся. Никакие разглагольствования кота о том, что у каждого есть свое призвание и соответствующее ему место в истории, и места эти у них с принцессой разные, не поколебали уверенности юноши в своей правоте. И всё же все его мечты и притязания начисто разбивались одним непреложным фактом: его поцелуй не может спасти принцессу. А значит, он должен искать для нее принца.
У него хватило благоразумия не настаивать на своем, признав очевидность доводов Бруно: случайность произошедшей встречи не давала Шаулу никаких прав на принцессу, а была лишь одним из последствий его сложной миссии.
Шаул проводил дни, лежа на койке. Он мог это позволить себе, не выслушивая постоянное ворчание Бруно и удивленные возгласы Тео, ссылаясь на свое недомогание и головокружение. Но на самом деле телесная боль отступала, а ее место занимала тоска и равнодушие ко всему на свете. Теперь благородная миссия уже не вдохновляла его.
Поначалу он страстно желал возвращения снов, в которых видел Элизу. Но сны перестали посещать его, и нетерпение сменилось досадой.
– Надо же быть таким наивным дураком?! Воспоминания, пропади они пропадом! – Прекрати изводить себя, как истеричная девица! – резко отчитал его Бруно.
"Вот только тебя не хватало! Провались ты вместе с этими снами,"– мстительно подумал Шаул.
– Ты не имел на это права, – мягче продолжил Бруно, – но человек не может управлять своими чувствами во сне. Даже мудрец, или воин, умеющие противостоять самым сильным чувствам наяву, во сне оказываются в их власти. Не стоит казнить себя. Чувства не исчезают сами по себе, они переживаются. И ты переживешь свое со временем. И если обретешь достаточно мудрости, сможешь быть благодарным за него. – Скажи еще, что встреча, да пусть случайное столкновение – как хочешь! – двух душ – это обыденное событие, которое переживает каждый смертный! – мудрствования Бруно, вызывали у Шаула яростное желание протестовать. – Не скажу, – тихо согласился Бруно. – Но это ничего не меняет. – Ненавижу всю эту твою премудрость, – злобно проворчал Шаул и поднялся с койки.
Тяжеловесная правота Бруно душила его. Ему необходим был свежий воздух.
Шаул поднялся на бак и оказался в густом тумане. Корабль был словно закутан в вату. Сквозь молочную пелену едва виднелся бушприт, а салинги и марсы мачт так совсем запутались в белесых космах. Движения судна не было заметно. Колокольный звон, предупреждающий другие корабли, тут же глох в тумане.
В клочковатой белизне деловито сновали матросы, подгоняемые криками команд и свистом боцманской трубки. Стук молотков, скрип нового рангоута, гул натягиваемого такелажа, плеск волн и колокольный звон – все звуки в тумане смешивались и искажались, наполняя пространство глухим таинственным стоном. Туман все плотнее окутывал корабль. Убрав руку с фальшборта, Шаул тут же очутился в белом ватном коконе. Он уже не видел ни матросов, ни корабельной оснастки. Доносившийся до него странный глухой звук, казалось, не мог пробиться, натыкаясь на таинственную стену. Им овладело жуткое ощущение скрывающейся за пеленой тумана пустоты. Он протянул руку, и кисть исчезла в туманном сумраке. Он повернулся, но там, где только что был планширь фальшборта, сквозь голубоватую дымку зияла мрачная пустота.
Протянув вперед руку, он сделал шаг, другой, но перед ним ничего не было. Такого просто не могло быть: на корабле невозможно шагу ступить, чтобы не наткнуться на что-нибудь. Как бы не заморочил его туман, он должен был или упереться в брашпиль или наткнуться на стаксель-шкот, да в конце концов – споткнуться об утку! Но ничего ни под ногами, ни впереди не было. Шаул ускорил шаг, пошел быстрее, еще быстрее, затем перешел на бег, но ничего вокруг не менялось. Он попробовал сменить направление, но лишь выбился из сил. Шаул остановился, переводя дыхание. Все тот же синеватый свет вокруг и непроглядная тьма за светлым кругом.
– Быть того не может! – воскликнул Шаул, но не услышал звука собственного голоса.
Он только сейчас заметил, что вокруг него стоит мертвая тишина. Ни одного звука не доносилось до него – ни голосов, ни скрипа такелажа, ни плеска воды, ни звона обязательного в тумане колокола – ничего.
– Но это невозможно! – и снова тишина.
Шаул топнул ногой, но звука не было. Не было даже ощущения, что ступня наткнулась на что-то твердое. Он пустился на корточки, чтобы дотронуться до пола. Но и пола не было: рука свободно прошла рядом с ногами.
– Если я не на корабле, – проговорил Шаул, пытаясь рассуждать логически, – значит, я снова провалился в очередной сон наяву.
Но что это? Кому могло привидеться такое? Неужели это и есть убежище Элизы где-то на задворках царства снов?
– Как можно было отправить ее сюда?! – ужаснулся Шаул, представив граничащее с безумием отчаяние запертого в пустоте человека.
Где же она? Шаул до рези в глазах, всматривался в окружающую его тьму, но напрасно. Пустота снова стала действовать ему на нервы. Здесь не было ничего: ни тепла, ни холода, ни сырости, ни суши, ни высоты, ни ширины – только пустая ватная тишина и душный сумрак. Самая ужасная темница, промозглый каменный мешок в подвале древнего замка давал своему пленнику хоть что-то. Пусть это холод каменных стен, или сырость прогнившего воздуха, или изводящий звук капающей воды – ну хоть что-нибудь, что бы почувствовать, что ты еще жив! Здесь не было ничего!
– Элиза! – в отчаянии воскликнул Шаул. – Элиза, – прошептал он и ему вдруг почудилось легкое движение впереди. – Элиза! – он сделал шаг, наткнулся на что-то и упал.
Он снова был на корабле. Промозглый туман, острый запах сырого дерева, плеск воды и громкий скрежет такелажа. Бом! – разнеслось над морем гудение корабельного колокола.
***
– Живу в печали и тоске, И пенье птиц, и розы мне Зимы жестокой не милее. Не будет счастья мне в любви, Коль счастья нет в любви далекой, – тихо напевала Элиза, чтобы справиться с неуемной тоской.
Но со своей целью старая баллада не справлялась: слезы то и дело набегали на глаза, застилая взгляд, и мучительная истома разрывала сердце. Разговор с крестной дался Элизе нелегко. Да что уж там?! Она была в отчаянии. И надо же было услышать все это от Агаты. Селина была бы к ней добрее.
– Ты влюбилась в мальчишку и даже не отдаешь себе в этом отчета?! – гремела грозная фея, словно Элиза была виновата перед ней.
Принцесса вздохнула. Она и не собиралась влюбляться в Шаула. Ей это и в голову не могло прийти. Но все произошло само собой. Она и сейчас еще с удивлением прислушивается к собственным чувствам, не в силах поверить, что переживает. Принцесса и простой горожанин! Кому может прийти такое на ум?! "Но ведь он необыкновенный, совершенно необыкновенный, он единственный на всем свете", – упрямо отозвалось в груди болью.
– Если ты хочешь спастись, твое сердце должно быть свободно для принца! – настырно втолковывала ей Агата.
"О чем она?! Какой принц! Никто мне больше не нужен!"
– Шаул, Шаул, Шаул, – шептала Элиза и звук его имени ласкал и приносил утешение. – Шаул, – как заклинание повторяла она его имя, и отчаяние отступало.
"Как, где он сейчас? О, нет! Достаточно прошлого раза". Подумать только: если бы она его не погубила, то и не полюбила бы!
– Неужели это действительно просто ошибка? – вздохнула Элиза.
Нет, она не верила Агате. Фея просто одержима своим планом. Но существует ли другой путь спасения для нее? Эти ужасные сомнения разрывали ей сердце.
Она должна сама разобраться, что с ними произошло – случайность или судьба? О, ей бы только хоть одним глазком взглянуть на него, или хотя бы услышать его голос, и она бы знала наверняка. Элиза обвела взглядом свою темницу – все та же пустота вокруг нее, темнота и сводящее с ума безмолвие. Ей просто необходимо услышать его голос! Но нельзя и думать об этом: никогда она не причинит ему зла.
– Элиза! – качнулась синева. – Не может быть, - оторопело пролепетала принцесса. – Элиза, – эхом отозвался в груди любимый голос. – Его нет здесь, – прошептала она и увидела Шаула.
Он шел ей навстречу. Теплая волна залила грудь и мягко качнула сердце.
– Шаул… – Элиза! – воскликнул юноша и исчез.
Она рванулась к нему, но напрасно. Никого не было. Глухая тишина снова заткнула уши.
– Пустота! Пустота! – закричала Элиза, не слыша собственного голоса. – Я схожу с ума!
Юлия Жуть просто берет от этих их перемещений в параллельных пространствах. Читается влет.
Кстати говоря, а чего это оне так упорствуют с принцем? Принц может быть просто фигурой речи, а у Провидения свой взгляд и свое представление об Избраннике, отличающее от общепринятого. Так что... И определенно, все происходящее - не случайность.
Тапки чет порастеряла по дороге, но вот явная опечатка:
цитата:
И надо же было такому случиться, когда ее ее не было с сестрой!
"г" пропущено.
цитата:
С живою душою, смерть – это только начало нового пути.
Запятая, похоже, лишняя.
цитата:
Он протянул руку, и кисть исчезла в туманном сумраке. (...)
Протянув вперед руку,
Повторяется - протянул руку. Может, во втором случае - выставив руки - или как еще?
Принц может быть просто фигурой речи, а у Провидения свой взгляд и свое представление об Избраннике, отличающее от общепринятого.
Дык кто ж его, Провидение знает? А в инструкции однозначно написано: принц. Да и что же простому человеку делать с принцессой, не говоря уж о теще-королеве? Спасибо!
Юлия
Сообщение: 1507
Отправлено: 26.06.14 11:28. Заголовок: *** Дом фей умолк. С..
*** Дом фей умолк. Стук часов, поскрипывание половиц, шаги Селины – обычно неслышные звуки теперь гулко разносились по опустевшему затихшему дому. Агата почти не выходила из своей комнаты. Яркая, деятельная фея потухла. Она теряла силы: все меньше хлопотала по хозяйству, и больше, задумавшись, сидела в кресле, или лежала в кровати без сна, и почти не говорила с сестрой.
Агата была не просто удручена или подавлена неудачей. Фея потеряла веру в себя. А это – приговор. Волшебство не может существовать без веры. Если Агата не поверит снова, она умрет. Сойдет с лица земли – так говорят о феях.
Все попытки Селины расшевелить, переубедить сестру были безуспешны: слова бессильны вернуть веру. Нужна была могущественная магия веры, но секреты древнего искусства были потерянны много веков назад. Никто из ныне здравствующих фей не владел ею, и даже мало кто знал о таковой. В поисках средства, способного спасти сестру, Селина перерыла все книги, с помощью зеркала расспросила всех фей и перепробовала все, что смогли придумать самые изощренные в магии умы. Но так и не смогла пробиться сквозь стену отчаяния, которая окружала Агату. Отчаяние, как плотный панцирь, укрывало ее, и Селина ощущала его так ясно, словно видела собственными глазами.
Как такое могло произойти с ее сильной волевой сестрой? Никогда бы Агата не сдалась. Что бы не происходило, сестра всегда боролась. Только смерть признавала она причиной бездействия. И вдруг такая перемена! Даже их наставница, мудрая Гизельда, не знала, что произошло.
– Что-то наверняка случилось с ней в царстве снов. Ведь вы распоряжаетесь там, как в собственной гостиной! – не удержалась от упрека старая фея. – А сами совершенно не понимаете, с чем имеете дело. Не тешьте себя иллюзиями, что маленькие сюрпризы в детских снах, которые могут наколдовать феи, дают им хоть какое-то представление о царстве Траума! Какая беспечность! – Гизельда, мне надо разрушить стену отчаяния. Ты можешь помочь мне? – пропуская мимо ушей сетования старой наставницы, спросила Селина.
Старушка вздохнула:
– Деточка, стены вокруг себя, каждый из нас возводит сам. Чем сильнее мы, тем крепче стена. Но за стеной мы начинаем слабеть, стена забирает у нас силы. Но как бы ни была сейчас слаба Агата, через стену, которую воздвигла такая могущественная фея, как она, не пробьется ни один маг. Разбить отчаяние можно только изнутри.
Селина кивнула: значит, она должна придумать, как попасть внутрь! Она снова уселась за книги Агаты. Селина не была сильна в магии. Ее коньком были веселые розыгрыши, добрые советы, милые забавы, она любила развлекать и утешать людей. Что-то более серьезное она могла сделать только с помощью Агаты, сильной и искусной феи. Как ей теперь справиться без сестры?
Когда бесконечные книжные строчки окончательно слились в ее глазах и голове в бесполезную мешанину, Селина захлопнула книги. Ее план был прост – ничего общего с тем, что она прочла в серьезных манускриптах. Ни сложной магии, ни хитроумных ходов – все просто, как на детском празднике. Вот только поможет ли? Но на сомнения времени не было.
Селина вошла в комнату сестры.
– Сегодня чудесный день, Агата, – она раздвинула шторы и приоткрыла окно.
В комнату ворвался свежий ветерок, наполненный тонкими сладковатыми с легкой горчинкой ароматами осени. Только что выглянувшее солнце золотило облака и зажгло огнем остатки осенней листвы, что пожалела вчерашняя непогода. Словно украшенные драгоценными бусами, горели медовыми каплями янтаря кроны вязов, рубином сияли ожерелья кленов, а темная зелень можжевельника переливалась в мягких лучах изумрудными искрами. Селина задержалась у окна, залюбовавшись картиной дивного утра, но Агата осталась безучастна к красоте осеннего сада.
– Агата, – Селина присела перед сидящей в кресле сестрой и, взяв ее за руки, заглянула в лицо. – Сегодня будет прекрасный день. И за ночь не случилось ничего страшного ни с Элизой и Шаулом, ни с нами.
В последнем Селина преувеличила. Агата выглядела хуже, чем накануне. Невозможно было узнать в немощной сгорбленной старухе с пепельной пергаментной кожей и потухшими выцветшими глазами, энергичную голубоглазую красавицу, какой была Агата всего два дня назад. Она просидела в кресле всю ночь. И сейчас устало и равнодушно смотрела на сестру.
– Ты права, – согласилась она, – ничего не случилось. – Нам стоит проведать Элизу, – предложила Селина, не оставляя попыток вытянуть Агату из ее отстраненной замкнутости. – Зачем? – чуть пожав плечами, устало спросила та. – Во-первых, поддержать ее, а во-вторых… – Сейчас, Селина, мы можем только оставить все на волю Провидения, – глухо прошелестела Агата. – Ему одному под силу изменить ситуацию к лучшему. – Конечно, – согласилась Селина, – но оставить все на волю Провидения, это не значит, ничего не делать самим. По крайней мере мы должны поддержать тех, кто нуждается в утешении и наставлении. – Боюсь, от меня Элизе будет мало толка, – вздохнула Агата. – В таких вещах ты всегда была лучше и сильнее меня. Иди, Селина, и будь осторожна.
Агата чуть скривила губы в слабом подобии улыбки и снова уставилась в окно невидящим взглядом.
Наблюдать за терзаниями сестры было невыносимо: Селина видела, как тяжело давались той любое слово или движение. Отчаяние сжало сердце: сколько ей осталось? День, два? Сработает ли ее план? Агата бы придумала что-нибудь гениальное, у нее были знания и идеи. А сейчас, когда в помощи нуждается она сама, мудрая фея обречена на тщетные потуги младшей сестры.
– Давай, я помогу тебе лечь, – тихо предложила она сестре.
Агата с трудом перевела на нее взгляд.
– Иди, Селина, – прошептала она, едва шевеля губами.
Селина поправила меховую накидку на коленях сестры. Она должна спасти Агату, чего бы это ни стоило.
– Поспи, милая, – прошептала она и, поцеловав сестру в висок, вложила той в волосы сухую веточку красавки.
***
Траум внимательно оглядывал свои владения. Все шло хорошо, по установленному и отлаженному порядку. Никто из его подданных не заметил перемен. Даже его ближайший помощник списал его отсутствие на обычную хандру. А между тем недавний промах дорого обошелся ему. Едва заметная царапина невидимой границы несущегося с ошеломляющей скоростью мира, с каждым мгновеньем углублялась и ширилась, превращаясь в трещину, по которой грозила вот-вот треснуть его оболочка, подобно поврежденному наполненному вином меху, фонтаном разбрызгивая содержимое. Два дня в абсолютном одиночестве, в неимоверном напряжении воли, удерживая готовый сорваться с орбиты, распавшись на мириады частиц мир, он собственной кровью латал образовавшиеся в его невидимой оболочке прорехи. Он выдержал и все исправил. Обновленная оболочка вышла лучше прежнего – усовершенствованная и укрепленная. Теперь, чтобы разорвать ее, ему надо будет совершить что-нибудь посерьезнее движения пальцем.
– Разве что, разойдусь не на шутку, потакая стремлению Реву растопить мое сердце, – усмехнулся Траум.
Своим вынужденным заточением он убил двух зайцев сразу – исправил совершенную ошибку, улучшив свой мир, и расправился с напавшим на него исподтишка врагом. Одиночество – цена власти – удел всех правителей. Само положение ставит властителя над всеми, кем он правит, становясь непреодолимой преградой между ними. Когда властитель утверждает свои владения – строит, создает, защищает, – он легко мирится со всеми жертвами его успеха. Но стоит жизни войти в мирную колею, как тот тут же ощутит образовавшуюся вокруг него пустоту. Вот тогда одиночество безжалостно вонзает в правителя свое жало. Мучителен его яд, и нет противоядия. Устроив беспорядок в собственных владениях, устранение которого потребовало напряжения всех его сил, Траум легко отогнал взбесившуюся гадину. Теперь ему было чем заняться. Прежде всего – его непосредственными задачами, для их исполнения он и был создан. А кроме того, ему предстояла еще тяжба с Тодом и, вероятнее всего, суд Провидения. Не до одиночества.
Траум вздохнул полной грудью. Он был еще слаб, но силы постепенно возвращались. Надо просто с головой окунуться в работу, и все вернется на круги своя. Он вошел в кабинет.
– О, ваше величество, доброе утро, – Рев почтительно склонился перед повелителем, от того груда свитков, которые он держал в руках, рассыпались по полу.
Неуклюжесть помощника был притчей во языцех, все, кто мог, потешался над ним, но Трауму импонировала неловкость Рева, словно она была продолжением его чувствительной натуры.
– Ну что у нас? – слегка улыбнулся Траум помощнику.
И тот разложил перед ним бумаги. Склонившись над ними, Траум с удовольствием вдохнул их запах – аромат предстоящей работы.
– Это грамота вашего брата, – нахмурившись проговорил Рев.
"Ну вот, началось", – кивнул Тарум.
– Какая-то непостижимая история! – всплеснул руками помощник. – И уж совсем непонятно каким образом она касается владыки Тода! Я проверил: этот юноша, Шаул Ворт, никогда не проходил ни по каким нашим свиткам. Нам никогда не давали задания отправить его куда-либо, тем более в царство вашего брата. И вот поди же! Он утверждает, что мы нарушили порядок передачи душ и выставляет нам счет! Увидев его, я бы рассмеялся шутке, если бы ни воля Провидения.
Рев был прав. Грамота Тода непосвященному могла показаться розыгрышем. Но печать Провидения не давала усомниться в абсолютной серьезности документа. На владыку царства снов и всех его подданных было наложено прещение: никто из них, включая всесильного владыку Траума, не имел права вмешиваться в судьбу Шаула Ворта. Это означало, что они не могли ни направлять, ни ограничивать его передвижения по царству, ни передавать сообщения ему или другим лицам о нем, ни записывать его сновидения, ни упорядочивать его воспоминания – словом, им запрещалось все то, что составляло их обычную работу и для чего, собственно, все они здесь и находились. А Шаул Ворт по непостижимой воле Провидения становился совершенно независимым в его владениях, и Траум, несмотря на всю свою власть, не мог изменить это. Зачем это было нужно?! И кому? Уж точно не находящемуся в неведении юноше. Автономия в мире снов – не награда. Разве что предприимчивые феи моги бы обрадоваться этому, но и те вскоре убедились бы в обратном.
Вся эта необъяснимая затея, становилась комичной из-за напыщенной подписи Тода. Ему не позволили вести самостоятельную тяжбу с Траумом, но все-таки бросили кость – как сладко сообщить брату о наказании, да еще в виде приказа, словно сам малыш Тод и был наказующим. Смешно!
Но Траум был действительно наказан – его ограничили в правах в его же собственных владениях. И все же цена была смехотворной. Владыка снов пожал плечами: Провидение имеет какие-то свои виды на посланника фей, и Траму было сомнительно, чтобы сам юноша имел хоть отдаленное представление об этом.
– Все верно, – кивнул Траум. – Простите, владыка, – вытаращился на него Рев. – Что именно верно? – Абсолютно все. Составь указ. – И вы ничего не объясните? – Воле Провидения, Рев, мы обязаны повиноваться без разъяснений. – А как же владыка Тод? – Владыка Тод – ревностный служитель Его воли. Не нам его судить. Ступай, Рев. – Ничего не понимаю, – пробормотал себе под нос помощник. – Ах, да, – остановился он на пороге и, поднимая, выскользнувший свиток, обратился к Трауму: – Ваша милость, я оставил вам книгу снов. Я подумал, вам будет интересно взглянуть на сны фей, которых вы спасли. Что-то странное твориться с ними…А теперь еще это указ…
Траум молчал. Он не хотел больше знать ни о маленькой фее, ни о ее сестре. Не стоит испытывать сердце. Даже у владыки царства снов оно – не самый сильный орган. – Вы не посмотрите? – уже суетился Рев, раскрывая перед ним книгу. – Нет, – спокойно ответил Траум. – Я не буду смотреть. Иди. – Да вы только взгляните! Я никогда не видел ничего подобного! Сны старшей феи…
Старшая была не опасна, и Траум опустил взгляд в книгу.
– Что это за черный провал? – Рев нетерпеливо тыкал пальцем в страницу.
Картина была, действительно, необычная – огромное темное пятно, на дне которого только самый зоркий глаз мог уловить слабые абрисы детских воспоминаний, – но только на первый взгляд.
– Ты видишь нечто подобное каждый день, – пояснил Траум помощнику, – только не у фей, а у простых смертных. – Она умирает?! – сплеснул руками впечатлительный Рев. – Да, – кивнул Траум. – Феи тоже смертны. – Но… Вы только что ее спасли, и она снова умирает?! В этом не может быть воли Провидения! Вы должны вмешаться! – Не вижу причины. К тому же я спас ее здесь, а умирает она в своем мире. – Ох, как печально… – вздохнул Рев. – Даже феи умирают от тоски… – Рев снова собрал свитки и направился к двери. – Как же будет страдать младшая! Ох-ох-ох! Она хочет видеть вас, – сообщил Рев, задержавшись на пороге. – Как жаль! Такие милые добрые феи!
Дверь за помощником закрылась. Владыка снов сидел неподвижно. Перед ним лежала раскрытая книга, которую Рев так и не убрал. Траум не хотел смотреть, но было уже поздно. И не прикасаясь к книге, он видел, что помощник, как ни странно, оказался прав: маленькая фея хотела его видеть. Очевидно, она хочет его увидеть, чтобы он спас ее сестру. И, успокоившись – все всегда хотят воспользоваться его силой, – взглянул на ее сны.
Он ошибся. Тревога за сестру, действительно, лишила покоя маленькую фею. Бедняжка мучилась и от бессилия и страха перед поразившим сестру недугом. И все ее чувства и мысли были заняты поиском плана спасения. Но его, великого Траума, не было в этих планах. Казалось, что она вообще забыла о нем. И сама не подозревает, что где-то в глубине ее существа зреет сильное желание встречи с ним.
– Удивительно, как это удалось Реву… – пробормотал Траум.
Это желание мог заметить только очень опытный глаз – оно было еще лишь в самом зачатке. И даже ему, владыке снов, было трудно разобрать, что именно заключено в нем. Но было совершено ясно, что оно идет в разрез с привычной для нее жизнью. Оно росло, словно неказистая ветка, наперекор природе и замыслу Садовника.
– Садовнику стоило бы избавиться от него, – нахмурившись, проговорил Траум.
Но Тот по какой-то Ему одному ведомой причине не торопился это делать. И маленькая фея лелеяла в глубине своей стремление, грозившее в конце концов погубить ее.
Траум вздохнул. Накануне он был абсолютно уверен, что фея случайно взглянула в открытое им самим окно. Он плотно закрыл его, заперев на замок. А теперь он слышал слабый стук ее маленькой изящной ручки. Она хотела видеть его. Просто так, без всякой корысти, на свою беду. Он почувствовал, как она опять зацепила его сердце.
– Что же в тебе, Селина? – тихо проговорил он, впервые назвав ее по имени.
Все так драматично развивается. Бедная Агата, переживаю за нее. А Трауму, хочешь-не хочешь, придется встретиться с Селиной и поучавствовать в этих бренных делах. Ее сила в ее же слабости? Да еще и Шаула наделили особыми правами, ох!
И порция тапочков:
Юлия пишет:
цитата:
Яркая, деятельная фея потухла. Она теряла силы: все меньше хлопотала по хозяйству, и больше, задумавшись, сидела в кресле, или лежала в кровати без сна, и почти не говорила с сестрой.
Лишняя зпт после хозяйства.
Юлия пишет:
цитата:
но секреты древнего искусства были потерянны много веков назад.
потеряны
Юлия пишет:
цитата:
– Деточка, стены вокруг себя, каждый из нас возводит сам.
Лишняя зпт после "себя".
Юлия пишет:
цитата:
но оставить все на волю Провидения, это не значит, ничего не делать самим. По крайней мере мы должны поддержать тех, кто нуждается в утешении и наставлении.
Как вариант: но оставить все на волю Провидения не означает ничего не делать самим. Зпт после "по крайней мере"?
Юлия пишет:
цитата:
– Разве что, разойдусь не на шутку, потакая стремлению Реву растопить мое сердце, – усмехнулся Траум.
Стремлению Рева?
Юлия пишет:
цитата:
Прежде всего – его непосредственными задачами, для их исполнения он и был создан.
Может, здесь так : своим непосредственным задачам?
Юлия пишет:
цитата:
Рев почтительно склонился перед повелителем, от того груда свитков, которые он держал в руках, рассыпались по полу.
Как вариант: Рев почтительно склонился перед повелителем, и свитки, которые он держал в руках, рассыпались по полу.
Юлия пишет:
цитата:
– Это грамота вашего брата, – нахмурившись проговорил Рев.
Зпт после "нахмурившись".
Юлия пишет:
цитата:
"Ну вот, началось", – кивнул Тарум.
Траум
Юлия пишет:
цитата:
Разве что предприимчивые феи моги бы обрадоваться этому, но и те вскоре убедились бы в обратном.
могли
Юлия пишет:
цитата:
Вся эта необъяснимая затея, становилась комичной из-за напыщенной подписи Тода.
Лишняя зпт.
Юлия пишет:
цитата:
Провидение имеет какие-то свои виды на посланника фей, и Траму было сомнительно, чтобы сам юноша имел хоть отдаленное представление об этом.
Как вариант: У Провидения были какие-то свои виды на посланника фей, и Траум сомневался, чтобы сам юноша имел хоть отдаленное представление об этом.
Юлия пишет:
цитата:
Но было совершено ясно, что оно идет в разрез с привычной для нее жизнью.
Как говорил преподаватель с военной кафедры в Бауманском: прежде чем куда-то войти, узнай как оттуда выйти... Агата зашла, а вот с выходом не получилось. Опасное место, это царство снов. Хелга пишет:
цитата:
Ее сила в ее же слабости?
Сила и слабость - величины относительные, видимо. Может быть, все зависит от решимости человека преодолеть свою силу или слабость?
Спасибо, дорогая, за тапки. Хелга пишет:
цитата:
Зпт после "по крайней мере"?
Я запуталась. Читала, что если "по крайней мере" стоит после слов, к которым выражение относится, то запятая ставится, а если перед, то не ставится. Но иногда обособляется и в данном случае. Непонятно...
Юлия
Сообщение: 1509
Отправлено: 26.06.14 23:42. Заголовок: *** Хоть пустота и п..
*** Хоть пустота и поглощала все эмоции, которыми фонтанировала Элиза, но свет ее души в изобилии демонстрировал их, переливаясь радужными бликами. Это было так красиво, что Селина невольно залюбовалась на яркие цветные переливы. Но девушка была в отчаянии, и фея тряхнула головой, чтобы отвлечься от завораживающего видения и заняться крестницей. Она погладила Элизу по руке:
– Не стоит так убиваться, милая. Здесь, в мире снов, нами управляют чувства и настроения. Иногда самые незначительные волнения могут вызывать целую бурю. Никак нельзя доверять всему, что ты чувствуешь.
Девушка подняла на нее заплаканные глаза.
– Вы не представляете, милая крестная, как я была счастлива, когда мы были вместе. Может быть, это и длилось всего несколько мгновений, как утверждает фея Агата, но ничего более великого, более значительного, полного свершений со мной никогда не происходило! Все существо мое ликовало, каждая частица звучала в унисон с его сердцем, и наше единство наполняло нас безграничной небывалой творческой силой! Не только мы, весь мир участвовал в этом торжестве. Нет, – девушка сокрушенно качнула головой, – слова бессильны. Я не могу описать и сотой доли. Все кажется слишком напыщенным и потому пустым. А на самом деле это божественно. И не могло быть поверхностным и мимолетным. – Конечно, дорогая, – согласилась Селина. – Но, возможно, это дружеская привязанность. Дружба – тоже очень сильное и глубокое чувство. Верный друг – это бесценный дар для каждого из нас. А ты всегда себя чувствовала одинокой. А здесь тем более… – Дружба, – сокрушенно качнула головой девушка. – Нет, крестная. Мы были слиты, переплетены, словно одно существо. А потом, когда я услышала его голос – он звучал в моем сердце! – Милая, здесь нет звуков. Здесь все происходит только в твоем сердце, – вздохнула Селина.
Ей было очень жаль Элизу. Как это несправедливо, как жестоко, что спасение лишает девушку надежды на счастье! Но этими сожалениями крестницу не спасти. Селина напрягла свое воображение: что бы сказала Агата?
– Элиза, скажи, – медленно проговорила Селина, формулируя чужую мысль, – смогла бы ты остаться тут, и отказаться от нормальной земной жизни, ради того, чтобы любить Шаула.
Девушка нахмурилась, было заметно, как напряженно она обдумывает вопрос феи.
– А у меня нет другого выбора? – подняла она глаза на крестную. – Боюсь, что нет, милая. – Может быть, я научилась бы путешествовать по его воспоминаниям, не причиняя ему вреда. Или мы смогли бы встречаться в его снах. Ведь это мир снов… – не очень уверенно ответила Элиза, и Селина почувствовала, что ей удалось заронить в сердце крестницы сомнения. – О да, не очень радужная перспектива, – кивнула Селина и добавила, страдая от жестокости собственных слов: – Даже если всю его жизнь вы сможете обмениваться воспоминаниями, изредка посещать друг друга во снах, после смерти он отправится в иные обители, а ты навечно застрянешь в междумирье. И там не будет ни Шаула, ни любви, ни надежды. – О! – воскликнула бедняжка, и слезы снова покатились из ее глаз. – Что вы хотите от меня?! – Прости, милая, – Селина обняла рыдающую крестницу. – Мы хотим твоего спасения, – проговорила она. – А от него зависит и спасение твоих близких.
***
Шаул, прихрамывая, вошел в каюту и притворил дверь. В каюте было душно и сыро. Казалось, туман пролез и сюда.
– Что с тобой на этот раз? – недовольно встретил его Бруно. – Ничего, споткнулся и упал, – неохотно бросил Шаул и переменил тему: – Капитан сказал, что через двое суток мы будем в порту. – Хорошо бы, что бы там нас встретила шеренга принцев. Тебе только останется ткнуть пальцем в наиболее симпатичного. – Не смешно, – угрюмо ответил Шаул. – Жаль, здоровое чувство юмора помогло бы тебе пережить твои страдания с достоинством, не раскисая подобно мокрой тряпке. – Отстань! – Быстро же с тебя слетел университетский лоск. Ты, кажется, мнил себя будущим философом. – Не твое дело, – отмахнулся Шаул. – Это философский аргумент, – покачал головой Бруно. – Что еще из арсенала почитателей разума и прогресса ты готов выдать? – Я сейчас увидел убежище Элизы, – сказал Шаул, чтобы заткнуть словесный фонтан Бруно. – И это выбило почву у тебя из-под ног, – медленно протянул кот, – если, конечно, на корабле уместна подобная метафора.
Кота не так-то легко было пронять. Шаул отвернулся от него. Выслушивать пустое ерничанье – нет уж, увольте. Как он мог надеяться услышать что-нибудь от напыщенного казуиста, кроме дурацкой рисовки?! "Уж лучше вернуться к своим записям", – хмуро подумал Шаул. Он достал ящичек для записей и расположился на койке. Бруно тут же оказался рядом.
– Ты видел принцессу? – тихо проговорил кот уже иным тоном. – Не знаю, – неохотно ответил Шаул, листая прежние записи. – Может быть, мне только показалось. Я не успел поговорить с ней. – Зачем тебе с ней говорить? – злобно прошипел кот. – Если бы ты был заперт в пустоте, то не задавался бы таким вопросом! Она сходит там с ума! – Не благодаря ли твоей похвальной любознательности ее высочество оказалось там? – невинно промурлыкал Бруно, обошел свой собственный хвост и улегся поудобнее.
Шаул бросил на кота испепеляющий взгляд.
– Тебя бы туда. Я пробыл там всего несколько минут и чуть не потерял рассудок. – Для того чтобы что-то потерять, надо это иметь, – не преминул съязвить кот. – Да провались ты! – взвился Шаул и скинул кота с койки. – Гад безжалостный!
Цинизм кота окончательно вывел его из себя.
– Нет! – взвыл Бруно, запрыгивая обратно. – Это у тебя нет жалости! Это ты вместо того, чтобы искать ее спасителя, сидишь и жалеешь себя, предъявляя претензии на ее сердце! – Я не жалею себя, – опешил Шаул, он не ожидал такой отповеди. – И где мне предлагаешь искать ее спасителя? На корабле? Или в море? – набросился он на кота в ответ. – Нет, – строго ответил тот. – Не на корабле и не в море. Но без решимости сделать это ты не найдешь его и во всем мире. Ты посланник, ты должен стремиться к своей цели, как стрела, выпущенная из лука. Не отвлекаться, не киснуть, не искать других путей! Иначе все бесполезно, ты никого никогда не найдешь. – Я действительно хочу найти его, – вздохнул Шаул. – Что бы там ни было, но Элиза должна быть спасена. Никто не заслужил такой участи, а тем более она. – Кто бы спорил, – примирительно мурлыкнул Бруно.
Задумалась: что тяжелее - самому попасть в такую сложную, мягко говоря, ситуацию, в какую попали Элиза и Шаул, или пытаться помочь, зная, что она безвыходная?
Действительно... Но думаю, что совершенно безвыходных ситуаций все-таки не бывает. Иногда нам, действительно, кажется, что перед нами неприступная глухая стена. Но история и не только великих, но и самых простых смертных свидетельствует, что выход есть - не такой, как нам бы хотелось, или как мы представляли себе, иногда цена его непомерна, но все же он есть.
Переливчатая лазурь на витых маковках высоких башенок замка ярко сияла в лучах полуденного солнца. Короткие синие тени узорчато кудрявились у глухой восточной стены на яркой траве, ковром устилающей пологий спуск ко рву, в котором по голубой глади плавали белые уточки, умильно кувыркаясь в воде в поисках головастиков. Сидя на небольшом холмике у тропинки в долине снов, Селина с интересом наблюдала за созданием чьим-то воображением дивного сказочного замка. Наверняка это был сон ребенка. Такие яркие волшебные сны люди редко сохраняют, став взрослыми.
Селина побывала у крестницы и распрощалась с Элизой с легким сердцем. Несмотря на пережитое той потрясение и волнения – длительное пребывание в сонном царстве кого угодно сделает неврастеником, – девочка стала сильнее. Как бы то ни было, то, что они испытали с Шаулом, суждено далеко не всем. Такие встречи возможны только между по-настоящему живыми людьми. Эти встречи исходят от жизни и побуждают к жизни. Детей, действительно, следовало оставить на волю Провидения. Жизнь – это его забота.
Совсем иначе дело обстояло с Агатой. Ее сестра стремительно расставалась с жизнью. И Селина должна была срочно осуществить хотя бы тот план, который пришел ей в голову накануне. Он был так же прост, как была проста магия Селины: оказаться внутри крепостных стен, что возвела вокруг себя Агата, попав в ее собственный сон, и поделиться с сестрой своей верой. Это было по силам незадачливой фее. Только вот как действовать в мире, который тебе непонятен и почти неизвестен?
"Я опять без спроса вторглась к тебе, Траум, – мысленно обратилась она к владыке. – Прости, но у меня больше нет идей. А я не могу сидеть сложа руки и наблюдать, как Агата умирает". Эта мысленная речь был абсолютно бесполезна. Траум не хочет ее видеть и слышать, она это очень хорошо чувствовала. Но уважение и горячая благодарность за их спасение не позволяли ей действовать, словно воришка, у него за спиной. Для осуществления ее плана ей не нужна была мощь властителя. Вполне хватило бы простого клерка, заведующего отделами снов.
На тропинке показался невысокий стройный юноша. Щеголеватый берет и замысловатый пояс выдавал в нем любителя покрасоваться, но одет он был весьма скромно. В руках у него был небольшой ящичек, в каких носят письменные принадлежности. И действительно, юноша присел и, достав из ящичка перо и свиток, начал что-то писать, вглядываясь в сон, который видела и Селина. Приняв поначалу ее за один из персонажей сна – кого только не бывает в детских снах! – он старательно склонился над свитком, но чуть погодя, присмотревшись, поднялся со своего места и подошел к непрошеной гостье.
– Простите, госпожа, – юноша склонился в изящном почтительном поклоне, но лицо его выдавало озабоченность, сдвинув брови, юноша напустил на себя солидность. – Здравствуйте, дорогой мой, – сердечно приветствовала его Селина.
Непосредственность феи сбила молодого человека с толку, и он замялся.
– Я… Я могу вам помочь? – наконец нашелся он. – Да! – горячо воскликнула Селина и, поднявшись, положила ладонь на рукав юноши. – Именно вы можете помочь мне. – Как вас зовут, друг мой? – Сламбер, госпожа… – Как мило, – улыбнулась Селина, протягивая юноше руку. – А меня Селина. Я фея и мне нужна ваша помощь, милый Сламбер, – доверительно заглянула она к нему в глаза.
Селина всегда чувствовала то, что переживает ее собеседник, но нахождение в царстве снов, где обостряются все ощущения, она слышала каждый даже самый незначительный обертон его настроения. Юноша был добр и еще по детски мягок и доверчив сердцем, но желание как можно лучше выполнить свой долг, как и честолюбивое стремление выделиться по службе, требовали твердости.
– О, вам не следует опасаться, что моя просьба нарушит правила вашего царства. Мы, феи, проделываем это постоянно. И ваш владыка, конечно, никогда не возражал. Это самое невинное волшебство. Феи часто радуют им детей. Вы, наверняка, не раз встречались с ним в детских снах.
Юноша, недоуменно поднял брови.
– Простите меня, друг мой, я всегда так путано объясняю, – виновато улыбнулась Селина. – А у вас здесь всегда волнуешься больше обычного. Я сейчас все объясню по порядку. Иногда феи посылаю детям во снах какой-нибудь подарок. Например, малыш потерял любимую игрушку, и не может найти ее. Тогда фея незаметно кладет ему под подушку маленькое зернышко подорожника, и, прочитав небольшое заклинание, можно быть уверенным, что малыш найдет во сне свою куклу, а, проснувшись, проделает это и наяву. А иногда, когда малыш болен или расстроен, ему кладут под подушку лепесток розы, и тогда он увидит во сне смешную счастливую сказку. А если мальчишка обижает или дразнит кого-нибудь ему можно положить колючку репейника, и ночью он увидит себя со стороны. Не всегда это помогает. Но некоторым детям, чтобы задуматься о себе, оказывается достаточным и этого. Детей легко утешить, или подсказать, или научить чему-нибудь во сне. Они так доверчивы и безыскусны. Со взрослыми такое волшебство случается гораздо реже. Их ученость лишает их простоты и заводит в косматые дебри символов и аналогий, – вздохнула Селина, махнув рукой. – Это правда, чего только не придумают люди, увидев какой-нибудь сон. Мы часто потешаемся… – усмехнулся юноша, но осекся: феи – тоже люди. – Это, действительно, забавно, – улыбнулась Селина. – Ведь вы встречали такое волшебство? – Конечно, и не раз, – успокоившись, Сламбер стал гораздо откровеннее и словоохотливее. – Мы не имеем право вмешиваться в судьбы людей. Что-нибудь серьезное – открытие, видение, пророчество – это посылается во снах только с позволения владыки. А так по мелочи мы свободны и любим поиграть с людьми – иногда подшутить или подбодрить кого-нибудь во сне. У каждого из нас есть свои любимчики. – Милый Сламбер, – Селина взяла юношу под руку. – У меня, к сожалению, мало времени. В вашем царстве долго находиться даже феям непросто. Мне нужна ваша помощь, чтобы появиться в одном сне. Вы ведь записываете все сны? – Нет, госпожа, только детские, – разуверил ее Сламбер. – О нет! – Селина готова была расплакаться. – Что случилось? – огорченно воскликнул юноша. – Ах, друг мой, с моей сестрой случилась беда! – утерев набежавшие слезы, Селина поведала Сламбру о болезни Агаты. – О, я так сожалею, милая фея Селина! – воскликнул добрый юноша. – Я, кажется, видел вашу сестру. Несколько дней назад, она пробиралась по болоту отчаяния и ее нога соскользнула с кочки. Я был далеко и не мог помочь, – поспешил оправдаться юноша. – Хотя мы и не имеем права этого делать… Но видеть это было мучительно. Она выбралась, но, видно, душа ее успела наполниться болотной водою. – О, как вы добры, милый друг! – глаза Селины наполнились слезами, искреннее сочувствие юноши, вызвали горячую волну благодарности. – Спасибо вам. – Но я ничего не сделал, моя госпожа, – смущенно пробормотал тот. – Вы не остались безучастным, – наставительно проговорила она и, взглянув в глаза юноше, коснулась его по руки. – Помогите мне, Сламбер, найти сон Агаты. Я должна спасти ее! – Я не могу вам помочь, госпожа. Но уверен, что вам поможет мой дядюшка, господин Рев, – пояснил юноша. – Он самый добрый и очень могущественный. – О, пожалуйста, Сламбер, побыстрее. Мое время на исходе, – взмолилась Селина.
Чувства все больше овладевали ей, она почти перестала контролировать их. Постоянная тревога за сестру смешалась с беспорядочными мыслями о Трауме. Сламбер быстро вел ее какими-то запутанными путями, но Селина, задумавшись, престала замечать дорогу.
"Где же ты, Траум?" – печальное лицо владыки царства снов все явственней проступало в памяти. Русые волосы, зачесанные назад, открывали высокий красивый лоб, из-под густых бровей на нее был устремлен проницательный взгляд холодных светло-голубых глаз. Суровость выражения лица усиливалась складками, спускающихся от крыльев прямого носа, четкой горизонтальной линией плотно сомкнутых губ и резко очерченными скулами, но округлый подбородок с ямочкой чуть смягчал впечатление. "Траум".
– Мы пришли, госпожа, – услышал она над своим ухом тихий голос юноши. – Неужели? – Селина выпала из своих грез и с удивлением оглядывала окрестности – они были в саду. – Ваш дядя – садовник? – О нет, что вы! Он помощник самого великого владыки! – с благоговением и гордостью за дядю воскликнул юноша. – Траума? – О да, – выдохнул Сламбер, чуть склонив голову.
Селина почувствовала, что смутила юношу, так запросто назвав властителя царства снов по имени.
– Простите, – она смущенно потупилась и потрепала юношу по рукаву. – А что мы делаем в саду? – Ждем дядю, он всегда приходит в этот час полюбоваться цветами. – Как мило, – улыбнулась Селина.
Цветник был действительно прекрасным. В центре, гордо подняв точеные головки, красовались мраморно-розовые тюльпаны, их окружало белоснежное кружево белых с нежной волнистой кромкой лепестков, а по краям на фоне зеленой травы густо алели красные анемоны.
– Вот и дядюшка, – Сламбер оставил Селину и поспешил навстречу господину, появившемуся на тропинке.
Дядюшка с племянником остановились, и юноша начал что-то быстро говорить тому. Господин Рев слушал, слегка нахмурившись, потом удивленно вскинув взгляд на Селину, почтительно поприветствовал ее, поклонившись. Селина с удивлением рассматривала помощника Траума. Как тот не походил на своего владыку! Дядюшка Сламбера был невысок и хрупок, подвижная живая жестикуляция тонких длинных рук делала его чуть нескладным. Его круглое лицо с аккуратными чертами было простодушным и веселым. Одет царедворец был изящно, но некоторый беспорядок в платье выдавали его беспокойный нрав: бархатный камзол благородного цвета маренго чуть топорщился на груди, небольшая сапфировая булавка была приколота неровно, отчего белоснежный отложной воротник чуть-чуть перекосился. Бант одной из подвязок, которые тон в тон подходили к кобальтового цвета штанам, был ослаблен и скорбно свисал на фоне темных чуть приспущенных у щиколотки чулок. Зато бархатный аквамариновый берет прекрасно оттенял розовощекое улыбчивое лицо господина Рева.
Мужчины подошли и остановились перед ней.
– Я счастлив приветствовать вас, фея Селина, – сердечно проворковал дядюшка, склонившись в изящном поклоне.
Селина слегка присела в реверансе и протянула руку:
– Я тоже очень рада встрече с вами, господин Рев.
Помощник Траума почтительно склонился к ее руке.
– Я хотела бы попасть в сон моей сестры Агата, – начала Селина без предисловий, времени у нее было в обрез, а горячее расположение дядюшки пыхало на нее, как горящий камин. – Но, милая моя госпожа, – с сожалением протянул Рев, – это невозможно. Вы видели ее сны? – Нет, – просто ответила Селина. – Там ничего уже нет, – с болью глядя на нее, сообщил господин Рев. – Она ничего не видит. – Но, может быть, она хотя бы слышит, – прошептала Селина, голос изменил ей. – Пойдемте, я покажу вам.
Он протянул руку, пропуская ее вперед, и они тот час оказались в долине снов.
– Вот это черное пятно, – горестно указал господин Рев на огромное чернильное озеро, разлившееся в самом центре долины среди исчезающих миражей других снов. – Возможно, что в глубине еще есть отдельные островки сознания, но… – добрый господин горестно развел руками. – Я войду туда, спасибо вам, – она благодарно пожала локоть господина Рева. – Но, милая моя, вы погибнете! – воскликнул он, удерживая ее. – Эта чернота не из наших мест! Вы понимаете, откуда она? Ваша сестра уже… Вы не сможете спасти ее, но погибнете сами. – Но она еще не ушла! Ведь сон ее здесь! Значит что-то от нее еще осталось!
И Селина вступила в густую вязкую ткань последнего сна Агаты.
Траум наблюдал, как маленькая фея обихаживает его слугу. И надо же было, чтобы ей попался этот слюнтяй Сламбер, племянник Рева. Он растекался под ее взглядом, словно мороженое по креманке. Было очевидно: он у нее на крючке, и она добьется от него всего, что пожелает. Маленькая фея безошибочно определяла все мелкие чувства этого мальчишки. Она опять ворвалась в его владения с какой-то очередной идеей.
– Ну-ну, посмотрим, что на этот раз, – качнул головой Траум.
Она хотела спасти свою сестру. Что ж в остроумии ей не откажешь: достать отгородившуюся от мира фею из ее снов.
– Только боюсь уже поздно, – протянул Траум и отошел от окна.
Он заставил себя не смотреть на нее. Пусть делает что хочет. Нарушить ничего в его владениях она не сможет, а как это с точки зрения планов Провидения – забота самого Провидения.
Траум вернулся к столу и углубился в бумаги. За время его отсутствия у него скопилось множество дел, требующих его личного вмешательства. Сделав пометки на оном листе, он отложил его в сторону и принялся было за другой, но с него на Траума смотрела маленькая фея. Смотрела внимательно без стесненья, так рассматривают портрет. Она, видно, просто думала о нем, вспоминая его черты. И он не смог закрыться от нее, отгородится от ее долгого взгляда. Наоборот, он, не отрываясь, смотрел на нее, наполняясь внезапно сошедшим на него покоем. Это прекратилось само собой – кто-то отвлек ее. Траум перевел взгляд в цветник. "Рев! Его только не хватало в этом параде участия", – досадливо подумал Траум. Добросердечный потомок людей тут же привел Селину ко сну Агаты. Тьма еще больше сгустилась: в часах феи оставалась всего горстка песка.
– Ты утонешь, – предостерег Траум маленькую фею, словно та могла его слышать. – Я не утону, – услышал он ее ответ. – Ты проведешь меня туда, где осталась хоть что-то от Агаты.
И он повел ее. В мгновенье ока она оказалась на крошечном островке, который не мог увидеть никто, кроме владыки снов.
– И что ты будешь делать?
Она подняла на него лучистые глаза и просто ответила:
– Поддержу ее своей верой, пока она не поверит сама. – Если ты не найдешь на что опереться, ты погибнешь. – Что ты! Мы же сестры, я знаю ее, как саму себя, и верю в нее всю нашу жизнь. Я могу сейчас превратиться во все, что угодно? – Представить! – поспешно поправил он ее. – Ты можешь представить все, что угодно, и это будет настоящим.
Фея прикрыла глаза и превратилась в пылающий верой факел. Вот так – просто, не мудрствуя: вера – огонь. Как в каком-нибудь незатейливом сонете благочестивого деревенского поэта. Но от его сияния тьма отступала, и крошечный пятачок рос. В несколько мгновений он превратился в большой зеленый остров с щеточкой изумрудных лесов на горизонте и фисташковыми холмами, на одном из них теперь вырос прекрасный замок с кружевными башенками, а на крутых обрывах белых скал, как маяк, продолжало сиять сердце маленькой феи. Тьма растворилась, и теперь о высокие скалы билась переливчатые аквамариновые волны, разливаясь белоснежной пеной, а воздух наполнился криками чаек. Она победила. Ей надо было возвращаться. Но маяк все сиял, а маленькая фея не появлялась.
– Возвращайся, – прошептал Траум. – Ты слышишь меня?! Возвращайся! – не выдержав, приказал он.
Сон старшей феи стал таять. Смолкли крики птиц, исчезли шумные волны, замок и лес, растаяли скалы, блеснув в последний раз, растаял и маяк.
Маленькой феи в его владениях не было. Только ладонь еще сохраняла теплоту маленькой ручки Селины, словно она держала его за руку.
Отважная, чудесная Селина! И как хорош Траум в описании, так и явился перед глазами.
Юлия пишет:
цитата:
Читала, что если "по крайней мере" стоит после слов, к которым выражение относится, то запятая ставится, а если перед, то не ставится. Но иногда обособляется и в данном случае.
Это меня зациклило на обособлении.
Тапочек немножко.
Юлия пишет:
цитата:
Сидя на небольшом холмике у тропинки в долине снов, Селина с интересом наблюдала за созданием чьим-то воображением дивного сказочного замка.
Как вариант: Сидя на небольшом холмике у тропинки в долине снов, Селина с интересом наблюдала, как силами чьего-то воображения создавался дивный сказочный замок. Вариант не очень, просто немножко споткнулась на предложении.
Юлия пишет:
цитата:
Селина всегда чувствовала то, что переживает ее собеседник, но нахождение в царстве снов, где обостряются все ощущения, она слышала каждый даже самый незначительный обертон его настроения.
Что-то не то с предложением.
Юлия пишет:
цитата:
Иногда феи посылаю детям во снах какой-нибудь подарок.
посылают
Юлия пишет:
цитата:
А если мальчишка обижает или дразнит кого-нибудь ему можно положить колючку репейника,
Зпт после «кого-нибудь»?
Юлия пишет:
цитата:
Суровость выражения лица усиливалась складками, спускающихся от крыльев прямого носа, четкой горизонтальной линией плотно сомкнутых губ и резко очерченными скулами, но округлый подбородок с ямочкой чуть смягчал впечатление.
спускающимися
Юлия пишет:
цитата:
Одет царедворец был изящно, но некоторый беспорядок в платье выдавали его беспокойный нрав:
Спасибо, за очередные тапки. Сколько же их?! УжОс!
***
"На третий день ветры стали стихать, но прежнее волнение вызвало чрезвычайно вредную качку. Судно переваливалось с боку на бок, и несло нас по своей воле. Положение сие было не менее удручающим, чем прежняя буря, так как не давало вовсе управлять судном. А по утру корабль накрыл густой туман, что крайне затрудняло работу людей, и без того измученных всеми предыдущими событиями".
Поставив точку, Шаул осмотрел перо. Оно требовало починки. Занимаясь пером и обдумывая следующую фразу, он незаметно для себя снова вернулся мыслями к Элизе. Пустота, словно он испачкался ею, так и осталось у него на кончиках пальцев, доводя его порою до сумасшествия, и тогда ему необходимо было тот час дотронуться до чего-нибудь грубого, что бы унять это жуткое ощущение пустоты. "Как она справляется? Ведь у нее ничего нет?" Участь Элизы представлялась ему ужасной. И он был рад, что хоть изредка она может убегать оттуда в его воспоминания. Он не находил в них хоть что-нибудь интересного для нее, но все же это было, наверное, лучше удушающей пустоты ее темницы. И вдруг его накрыла волна стыда: а если она увидит, как его избивали в детстве, как он трусил, или как влюбился в госпожу ван Остенрейн? Только не это!
– Ты что, приведение увидел?
Шаул перевел взгляд на вскочившего на его койку Бруно, но не ответил ему, все еще оставаясь под впечатлением поразившей его мысли.
– Да что с тобой, друг любезный, опять провалился в небытие? – Это ужасно, – проговорил Шаул самому себе. – Что именно поразило твое скудное сознание? – не унимался зловредный кот. – Она видит мои воспоминания, – ответил наконец коту Шаул, не обращая внимания на его уколы. – С чего ты взял? – Я это понял там, – неохотно ответил он. – Ну и что с того? – Бруно, в твоей жизни не было событий, о которых ты предпочел бы не вспоминать? – ответил Шаул коту вопросом на вопрос. – Так и не вспоминай, и она, скорее всего, о них не узнает. А что ты так переживаешь? Ничего ужасного, из ряда вон выходящего ты сделать не мог, – пренебрежительно махнул лапой в сторону Шаула кот. – А такие грешки как трусость, предательство по мелочи, юношеские мечты есть у каждого. Никто не ходит по воде. К тому же ты не благородный принц. Тому, быть может, она и не простила. А ты простой мальчишка, чернь, по ее понятиям. В тебе ж нет ни капли аристократической крови! – Какой же ты гад. Пошел вон! – Шаул скинул подлого кота с койки. – Пусть тебя Перец сожрет, если не отравится, конечно. – А что ты разобиделся, как красна девица? Я не даю оценку твоей персоне. Это жизненная реальность. Ты влюбился в принцессу. Наследницу трона. Да она с молоком матери впитала королевскую спесь. Ее с колыбели пестовали, словно слепленную не из того теста, что остальные смертные. Твоего прадедушку в ее времена в лучшем случае до кухни допустили бы. И сейчас ты для нее гонец, курьер, – кот досадливо махнул лапой, – да пусть хоть посол – все равно слуга! Но не ровня. Пойми, то, что ты увидел в ней, было прекрасно. Но в реальной жизни это может никогда даже не проявиться. Все благородное, чистое, достойное любви будет спрятано под горностаевой мантией и подчинено интересам короны. – Я видел ее и в реальной жизни. Нет в ней никакой спеси, – вступился за любимую Шаул. – Дай то бог, – кивнул Бруно. – Я не хотел чернить несчастную принцессу. Прекрасен властелин, чье благородство не только в крови, но и в сердце. В конце концов твоя любовь и восхищение ею не мешают тебе служить ей, – рассудительно заявил кот и добавил: – Если ты на самом деле благородный человек. – Не знаю, благородный ли я, но другого выхода все равно нет. От моей службы – кем бы я ни был для нее – зависит ее спасение. – Вот слова истинного рыцаря духа, – не без иронии провозгласил Бруно.
*** Теплый луч скользнул по лицу, оставив дивное ощущение нежного прикосновения. Селина открыла глаза. Он была в своей комнате. Долина снов, тьма последнего сна Агаты, прекрасный остров – все исчезло. Осталась только надежная теплота сильной руки Траума.
– Я стала слишком чувствительной, – отчитала себя Селина, уставившись на собственную ладонь, словно на ней мог остаться след его прикосновения.
Но Траум, действительно, провел ее над бездной небытия. Он снова спас ее и…
– Агата! – Селина вскочила с кровати и бросилась на поиски сестры.
В спальне было пусто. Селина заглянула в библиотеку, спустилась на кухню, пробежала через холл и музыкальную комнату, зашла в гостиную – никого!
– Святые небеса! – взмолилась Селина, не зная каких напастей еще можно ожидать.
Тяжелые портьеры в гостиной колыхались дуновением ветра, врывающимся через распахнутые в сад двери.
– Она не могла исчезнуть, – пробормотала Селина, выбежав в сад.
Там, как ни в чем не бывало, прежняя Агата возилась у клумбы, срезая последние астры.
– Агата, – выдохнула Селина, и глаза ее наполнились слезами благодарности. – Сегодня такой чудесный день! – услышала она ее бодрый голос. – Ты только посмотри, какая красота, – Агата протянула ей огромный букет. – Чудесно! – воскликнула Селина и прижалась к плечу сестры. – Я так счастлива! – Спасибо тебе, дорогая, – прошептала та ей на ухо. – Нам надо будет поговорить о том, что случилось. Но сначала – завтрак. Мы сегодня немного припозднились с ним. Но зато он будет великолепен.
После роскошного завтрака сестры утроились в беседке в саду. Восхитительный теплый осенний день праздновал вместе с ними победу над небытием.
– Ты все-таки обратилась к Трауму, – недовольно покачала головой Агата, когда Селина закончила свой рассказ. – Ты не слышишь меня, Агата, – возразила она сестре, запахивая шаль. – Ты предубеждена против него. И видишь даже в его помощи злобные козни. Это не так. Ему ничего от нас не надо. Ты не веришь мне? – Успокойся, Селина. Я не утверждаю, что он желает нам зла. Но он могущественный дух, средоточие немыслимой мощи. Он опасен уже тем, что он тот, кто он есть. – Это слишком заумно для меня! – отчаянно воскликнула Селина. – Мы ничего не знаем о нем. Ты сама утверждала, что он способен удовлетворить всем самым противоречивым описаниям. А твое мнение о нем – лишь одно из множества. И я напомню тебе, что большая часть из них не сулит ничего доброго тому, кто вознамерился встретиться с ним.
Селина лишь качнула головой: что толку в спорах?! Что бы она ни сказала, Агата не изменит своего мнения. Если уж два спасения подряд не убедили ее, Селина бессильна. Фея вздохнула, сокрушенно качнув головой. Ей было горько, что она не может выразить владыке снов переполняющую ее благодарность, а отсутствие таковой в сердце сестры представлялось Селине страшной несправедливостью по отношению к Трауму. И потому она решила быть благодарной ему вдвойне – за себя и за неблагодарную Агату.
У нее вошло в привычку благодарить его за каждый день – ведь его могло бы и не быть у них, если бы ни он. Уютные домашние хлопоты, опека над крестниками, занятия с учениками, не говоря уже о тревоге за Элизу и Шаула, – все это теперь было связано с таинственным владыкой снов. Селина каждый раз скрупулезно перебирала в памяти его черты, словно позабыв хоть одну из них, она проявит черную неблагодарность.
"О, доблестный мой рыцарь Бернар, как ты отдал свою жизнь за любовь, так и я приму смерть во имя любви. И уст моих не коснуться другие уста, и сердце мое не примет другого, и рука моя не будет отдана никому". Так сказала прекрасная принцесса Мелисенда, запечатлев поцелуй на мраморном челе погибшего рыцаря. И вернулась гордая принцесса Мелисенда в замок Кале, и отвергла принца Артуа из Асси, могущественного и славного, который добивался ее, и, отказавшись от пищи и воды, тихо угасла с именем доблестного Бернара на устах".
Элиза вздохнула, смахнув непрошеную слезу. Романом об отважном молодом рыцаре, дерзнувшем полюбить прекрасную принцессу, когда-то зачитывались фрейлины королевы Аманды, проливая слезы над несчастными влюбленными. Элиза выбор прекрасной Мелисенды не одобряла. Но доблестный Бернар был так благороден и красив, а нареченный принцессы, могущественный принц Артуа, так коварен и отвратителен, что осуждать и тогда прекрасную Мелисенду Элиза не решалась. А сейчас судьба отважных влюбленных была, словно отравленная стрела в ее сердце. Она упивалась всплывающими в памяти строками романа, описывающими всепоглощающую любовь и беспредельную преданность влюбленных, и казнила себя за малодушное низкое предательство.
Прекрасные дамы, принимающие смерть во имя любви, отважные рыцари, не отступающие перед величием королей, подвиги, прославляющие любовь, – все это было так прекрасно и так непохоже на то, что предлагали ей крестные. Элиза пребывала в мрачной апатии. Она уже не знала, действительно ли полюбила всем сердцем или это всего лишь игра ее воображения, не выдержавшего однообразия пустоты. Селина отравила ее чувство сомнением. Если она не хочет провести вечность в неведомом ей, но, повидимому, ужасном междумирье, она должна отказаться от своей любви и полюбить принца такого же, к слову, как и то самое междумирье неведомого.
А Шаул? Элиза вздохнула: ей так нравилось необычное певучее имя, переливающееся на языке, словно шарики карамели. Сомнение подточило и ее уверенность в любимом. Шаул Ворт не был доблестным рыцарем. Его отец… Она не знала, кто его отец, но в лучшем случае тот - зажиточный купец. А всем известно, что купеческое сословие заботиться не о чести, а о выгоде. Неизвестно, что заставило Шаула отправиться на поиски принца для нее. Слава или нажива?
– Нет, – хмуро проговорила Элиза.
Ни в маленьком слабом мальчике, которого она знала, ни в прекрасном юноше, которым он предстал перед ней, не было ни мелочной расчетливости, ни алчности. Но разбив мечту, феи раскололи и образ Шаула на две противоположные половины. В ее воспоминаниях он был прекрасен, величественен и силен, а в своих собственных – испуган и слаб. Какая из этих половинок настоящая? Она запуталась. И весь ее прежний опыт не мог дать ей сколько-нибудь приемлемого ответа. Элиза поморщилась, представив реакцию матери.
– Принцесса крови! Будущая королева! – звенел в голове голос королевы Аманды. – Что за безумные затеи?! Что за щенячий восторг от созерцания черной кости?! Ты без ума от его трусости?! Или его слабость и робость по нраву тебе?! Или ты готова разделить с ним его бесчестье, или держать ответ за низость и предательство, совершенные им?! Истинный аристократизм: доблесть, благородство и честь – вот путь к сердцу прекрасной дамы!
Ох, уж лучше бы они с Шаулом тогда отправились в небытие вместе. И не было бы этих ужасных бессмысленных сомнений и путаницы чувств. А теперь она должна вывернуть свою душу наизнанку, чтобы разлюбить того, кто стал ее второй половинкой, и воспылать страстью к какому-то принцу, кого и в глаза никогда не видела! Да что же за нелепая идея?! Даже в романе перед прекрасной Мелисендой предстали оба рыцаря.
– Я должна разобраться. Если мне надо отвергнуть его, я должна знать почему, – гордо выставив подбородок, неизвестно кому заявила Элиза. – Я должна понять, должна, – упрямо повторяла она. – Да, что там с этой кошкой?!
Холодный порыв ветра стегнул по лицу. Элиза огляделась: она очутилась на берегу реки. День был холодный и пасмурный. У самой воды на старой почерневшей сломанной лодке, сгорбившись, словно маленькая старушка, сидела девочка.
– Вот ты где, – услышала она запыхавшийся мальчишеский голос. – Шаул, – прошептала принцесса, смешавшись и обрадовавшись одновременно.
Элиза снова оказалась в его воспоминаниях. Сердце встревожено качнулось и зачастило в унисон сердцу запыхавшегося от быстрого бега мальчика. "Я не буду вмешиваться", – просительно пообещала она.
– Элька! – окликнул девочку Шаул.
Услышав зов, девочка испугано дернулась и подняла головку, ветер трепал выбившиеся из-под чепца тонкие соломенные волосы. Страх в ее глазах пропал, и она оттерла подолом чумазое заплаканное лицо.
– Я хочу к маме, – тихо пискнула Элька, и глаза ее снова наполнились слезами. – Я понимаю, – Шаул вздохнул и сел рядом с девочкой.
Элька молчала, а он не знал какими словами можно ее утешить. С реки дул резкий пронизывающий ветер, и Шаул, вспотевший от быстрого бега пока искал Эльку, совсем продрог.
– Ты здесь совсем замерзнешь, – проговорил наконец он, зябко поводя плечами. – Ну и пусть, – тихо ответила девочка, подняв на него прозрачные серо-зеленые, словно талая вода, глаза.
Такой взгляд был у старухи Тильды Гласс. Когда-то она сидела у входа на городской рынок, обзывая и пугая людей. Она так и померла там, с открытым ртом, из которого торчал один единственный желтый зуб и вот с таким же отчаянным взглядом выцветших глаз, словно смерть, отдавая дань справедливости, наконец прокляла саму старуху. Шаул нахмурился: старуха Гласс была сама виновата, а Элька… Стыд и вина перед девочкой с новой силой навалились на него.
– А как же твой отец? – нерешительно спросил Шаул.
Девочка в ответ лишь пожала плечами. Они снова замолчали и вместе смотрели на реку, несущую обломки потемневшего грязного льда. Вода тяжело толкала огромные серые глыбы. Сталкиваясь и задевая друг друга, льдины издавали треск и скрежет, саднивший слух.
– Элька, я видел, как они гнали твою кошку, но не помог… – не выдержав душившего его чувства вины, просипел Шаул. – Никто не помог, – тихо ответила девочка. – Никто… – помолчав, безучастно повторила она. – Прости меня, – прошептал Шаул.
Элька снова пожала плечами, еще сильнее сжавшись под порывами ветра, и отвернулась. Чувство вины не прошло, наоборот – и ему и Эльке стало еще хуже.
– Пойдем домой, – Шаул легко дотронулся до плеча девочки.
Но та не ответила, а лишь отодвинулась от него, словно хотела показать этим, что он может уходить. Он не ушел, а вместе с ней уставился на надрывающуюся в тяжких трудах реку. Отчаянием был пропитан весь воздух на этом промозглом пятачке вокруг Эльки. Шаулу казалось, что даже река, теряя силы и надежду справиться со льдом, замедлила свой бег. "Вот почему отчаяние называют смертным грехом, – вдруг догадался Шаул. – Потому что оно ведет к смерти". Если Элька и была еще жива, то это только видимость – на самом деле она тонет, не сопротивляясь и не стараясь выбраться из поглощающей ее пучины, и через некоторое время она и на самом деле умрет. Шаул разозлился на собственные мысли и в отчаянном протесте придвинулся к девочке, обняв ее за плечи, чтобы согреть. И тут за пазухой зашевелился сверток. Он только сейчас вспомнил, что нес Эльке котенка. Шаул расстегнул куртку и вынул укутанного в платок малыша. Котенок был абсолютно белый, порывы ветра разметали его шерстку, обнажив нежную розовую кожицу. Малыш жалобно запищал.
– Элька, смотри, – обратился Шаул к девочке.
Та равнодушно глянула на жалобно пищавшего котенка и отвернулась.
– Он без тебя пропадет, – попытался расшевелить ее Шаул.
Но Элька даже не повернула головы. Это было совершенно непохоже на нее. Шаул был прав: Элька была совсем плоха. Он дотронулся до руки девочки, рука была холодной с посиневшими ногтями. Казалось, она уже не чувствовала и холода. Шаул взял котенка и положил на колени Эльке. Застыв на промозглом ветру, малыш отчаянно запищал и полез, ища приюта. Он цеплялся за шнуровку, за рубашку девочки, но всякий раз, не добравшись до верха, соскальзывал вниз. Возня котенка отвлекла взгляд Эльки от реки, и, склонив голову, она равнодушно наблюдала за его тщетными попытками. Наконец ему удалось забраться на ее плечо, и он, трясясь от холода, неуклюже пытался устроиться под старенькой штопаной шалью, крест-накрест обязывавшую тщедушную грудь девочки. Лапы скользили, и он готов был снова сорваться вниз. Элька положила руку на котенка и придержала его, он нырнул к ней в ладонь и лизнул палец.
Котенок лизнул еще раз ее палец, кивнув головой, словно утвердительно ответил на ее вопрос. И слабая улыбка растянула посиневшие губы девочки.
Элизе казалось, что она еще на берегу и видит посветлевшее лицо Эльки, но видение растаяло, и она вновь оказалась в своей душной темнице. Безыскусная искренность подсмотренных ею чувств и поступков, смутили и растрогали ее. Да, Шаул не очень-то заботился о чести, и все же он не потерял ее. Странно, что ни гордость, ни отчаянная смелость руководили им, однако ему нельзя было отказать ни в достоинстве, ни в определенной доле отваги. Что же именно составляло существо его поступков, Элиза не могла понять. Он не был похож ни на благородного Бернарда, ни принца Артуа, ни на придворных короля Грегора.
Полуденное осеннее солнце заливало небо тонкой золотистой дымкой. Траум с удовольствием вдохнул разогретый терпкий осенний воздух. Он быстро шагал по своим владениям. Все утро просидев с бумагами, он был рад размяться. Облетевшая листва мягко шуршала под ногами, тонкое кружево потерявших свой наряд деревьев курчавилось на нежной лазури неба. Кто бы ни создал этот дивный пейзаж, он был в душе художником. Налетевший ветер, гнавший облака, словно заправский пастух, дыхнул холодом, и Траум теснее запахнул плащ. Темные тучи скрыли солнце и стерли яркие краски. Скоро здесь разольется унылый холодный осенний дождь. Траум вынырнул из осеннего ландшафта и шагнул в раскаленный восточный город, укрывшись в тенистых узких улочках от палящего солнца. Вскоре он покинул и его, миновал унылые пустоши и вышел на окраину царства. Там горевала подопечная фей.
Траум остановился. Если бы не он, она бы уже пребывала в тех обителях, куда страданию путь закрыт. Он вспомнил, как соединились души двух молодых людей. Тогда, на пороге небытия, это одарило их блаженством, теперь, когда они остались жить, это принесет им лишь разочарование и боль. Что-то похожее на сочувствие тронуло его сердце, но Траум качнул головой, умиряя самого себя. Такие встречи – забота Провидения. Зачем оно позволяет некоторым людям пережить опыт, который те не в состоянии воспринять, словно в какой-то наивной надежде, что, несмотря на прошлые неудачи, кто-нибудь из них все-таки воспримет и преодолеет собственную ограниченность, Траум благоразумно не задумывался. Отношения Провидения с людьми – вечный соблазн для духов. Но он был в мире людей и видел слишком много боли, чтобы не завидовать этим любимчикам.
Вот и несчастная принцесса страдает и мучается в его собственных владениях и отчасти по его вине. Траум задумался и создал безопасные коридоры для путешествий девушки. Теперь она не сможет случайно ни пересечь границу царства Тода, ни заблудиться в долине воспоминаний. Словно почувствовав появившуюся возможность, девушка мгновенно оказалась в воспоминаниям своего друга и тем самым, как крючком, выловила того из земной реальности. Мальчишка бухнулся с размаху в воспоминания принцессы, с трудом понимая, что с ним произошло.
Провидение запретило Трауму упорядочить появление этого Шаула Ворта в его владениях. Он сам не спешил это делать, когда у него была такая возможность, не желая вмешиваться в глупости фей. А вмешавшись, потерял власть, исправить путаницу. Что задумало Провидение?
Траум кивнул: он не мог влиять на появления юноши, но мог урезонить принцессу. И отправил девушку назад в ее убежище. Отныне пути принцессы пролягут через долину снов, и если сна юноши там не окажется, она не попадет в его воспоминания.
Траум еще раз осмотрел проделанную работу и остался доволен. Он не нарушил воли Провидения, и не допустил опасной путаницы в собственных владениях. Так и должно было быть. Но все его усилия не облегчили страдания принцессы, и та в своем убежище корила и мучила себя.
Еще читаю... Интересно со стенами: одни их возводят, другие - латают, третьи пытаются разрушить. А в итоге - все суета и суета сует. О Шауле уже озаботилось само Провидение - добрый знак, а Траум влюблен - и еще как... Вырисовывается интересный типаж в образе братца Тода - экий кляузник.
По дороге замеченные тапочки (может в чем-то повторяюсь - не обессудь)
цитата:
Никогда бы Агата не сдалась. Что бы не происходило, сестра всегда боролась.
- ни происходило. Кстати, а если первое предложение чуть подправить, например: Агата никогда не сдавалась - ? Более утвердительное как бы.
цитата:
Прежде всего – его непосредственными задачами, для их исполнения он и был создан.
Может - своими непосредственными задачами - ?
цитата:
Но было совершено ясно, что оно идет в разрез с привычной для нее жизнью.
Как, задумавшись о смысле бытия, не вспомнить Вильяма нашего Шекспира?
Дык куда без него - на все случаи жизни есть ответ. Чуток вмешаюсь в вашу дискуссию. Юлия пишет:
цитата:
если "по крайней мере" стоит после слов, к которым выражение относится, то запятая ставится, а если перед, то не ставится. Но иногда обособляется и в данном случае. Непонятно...
Ой, насколько знаю, - обособляется как вводное, если относится ко всему высказыванию. Не обособ. (подсмотрела), если относится в роли частицы к последующему члену предложения. Т.е. в твоем случае выступает как вводное слово и обособляется, по моему мнению.
Тапочков еще набралось, покидаю.
цитата:
переливаясь радужными бликами. Это было так красиво, что Селина невольно залюбовалась на яркие цветные переливы.
переливаясь - переливы. Лучше синоним какой.
цитата:
– Элиза, скажи, – медленно проговорила Селина, формулируя чужую мысль, – смогла бы ты остаться тут, и отказаться от нормальной земной жизни, ради того, чтобы любить Шаула.
Лишняя зпт.
цитата:
– Капитан сказал, что через двое суток мы будем в порту. – Хорошо бы, что бы там нас встретила шеренга принцев. Тебе только останется ткнуть пальцем в наиболее симпатичного.
Синее "что" легко выкидывается (помни о лишних словах! ). Красное "что бы" - слитно. И тоже можно обойтись, кмк: Хорошо бы там нас встретила целая шеренга...
цитата:
– Не благодаря ли твоей похвальной любознательности ее высочество оказалось там?
Все же она - (ее высочество) оказалась - нет? (А "его высочество" - оказался.)
цитата:
А если мальчишка обижает или дразнит кого-нибудь(,) ему можно положить колючку репейника
Пропущ. зпт.
цитата:
Чувства все больше овладевали ей, она почти перестала контролировать их.
Ею - ?
цитата:
их окружало белоснежное кружево белых с нежной волнистой кромкой лепестков, а по краям на фоне зеленой травы густо алели красные анемоны.
Белоснежное - белое, алеют - красные - ? Это специально так?
цитата:
Дядюшка с племянником остановились, и юноша начал что-то быстро говорить тому.
... и юноша начал что-то быстро ему говорить.
цитата:
чуть топорщился на груди, небольшая сапфировая булавка была приколота неровно, отчего белоснежный отложной воротник чуть-чуть перекосился. Бант одной из подвязок, которые тон в тон подходили к кобальтового цвета штанам, был ослаблен и скорбно свисал на фоне темных чуть приспущенных
"Чуть" многовато, на мой взгляд. Что-то можно вообще убрать, что-то - заменить, например: немного (несколько) перекосился, топорщился.
цитата:
Мужчины подошли и остановились перед ней. – Я счастлив приветствовать вас, фея Селина, – сердечно проворковал дядюшка, склонившись в изящном поклоне.
Чуть выше дядюшка уже приветствовал и кланялся (почтительно поприветствовал ее, поклонившись), "мужчин" вообще лучше убрать - они подошли, т.к. это уже известные читателю персонажи.
цитата:
– Я хотела бы попасть в сон моей сестры Агата
Агаты.
цитата:
Он протянул руку, пропуская ее вперед, и они тот час оказались в долине снов.
Слитно.
цитата:
Было очевидно: он у нее на крючке, и она добьется от него всего, что пожелает.
Чет резанул глаз этот крючок - как-то выбивается из стиля, что ли. Может, более сгладить: он попал под ее обаяние, был очарован ею - или что-то в таком роде - ?
цитата:
– Только(,) боюсь(,) уже поздно, – протянул Траум и отошел от окна.
Запятые пропущены.
цитата:
а как это с точки зрения планов Провидения – забота самого Провидения.
А если - а как это отразится на планах Провидения (...) - ?
цитата:
За время его отсутствия у него скопилось множество дел, требующих его личного вмешательства.
Повтор, да и лишнее.
Пока убегаю (реал душит), еще дочитываю, удовольствия - море, Траум - изумителен, и хочется еще обо всем (и о нем!) поговорить, что и намереваюсь сделать. Только подождите меня!!!
Чет резанул глаз этот крючок - как-то выбивается из стиля, что ли. Может, более сгладить: он попал под ее обаяние, был очарован ею - или что-то в таком роде - ?
Я, конечно, не утверждаю, что Траум влюблен и попросту ревнует, потому как - не по статусу ему. Но как с этой точки зрения выглядит этот крючок?
Спасибо!!! (И прости, что так копаюсь, но вычитка - сама знаешь - занимает время, а его не так много, урывками только.) Юлия пишет:
цитата:
не утверждаю, что Траум влюблен и попросту ревнует, потому как - не по статусу ему. Но как с этой точки зрения выглядит этот крючок?
Влюблен, влюблен - и ревнует! Дык я как раз с этой точки, вроде как... ну типа: и этот не устоял.
И вот опять Траум, солнце, помог и поддержал. Чудо! Чудо! (Нет, я определенно на крючке...) Ну и очень здорово, конечно, у тебя придуманы и описаны (и дают столько пищи для размышлений!) эти вроде как нематериальные, но в то же время на удивление ощутимые и осязаемые миры-междумирья снов и чувств, переживания и взаимоотношения героев, за которых ужасно болеешь.
Из тапков:
цитата:
Осталась только надежная теплота сильной руки Траума. – Я стала слишком чувствительной, – отчитала себя Селина, уставившись на собственную ладонь, словно на ней мог остаться след его прикосновения.
Последнее "остаться", может, заменить: Ну там - "мог быть виден", например - ?
цитата:
У нее вошло в привычку благодарить его за каждый день – ведь его могло бы и не быть у них, если бы ни он.
"Бы" легко выбрасывается. " (...) если бы не он". Ну и повторяется его-его - может, именем\титулом заменить?
цитата:
Но доблестный Бернар был так благороден и красив, а нареченный принцессы, могущественный принц Артуа, так коварен и отвратителен, что осуждать и тогда прекрасную Мелисенду Элиза не решалась. А сейчас судьба отважных влюбленных была, словно отравленная стрела в ее сердце.
Зпт лишняя. "(...) и тогда" - как-то выбивается, да и порядок слов, может, изменить? Например: ...и раньше не решалась осуждать прекрасную Мелисенду - ?
цитата:
было так прекрасно и так непохоже на то,
"не" - отдельно.
цитата:
провести вечность в неведомом ей, но, повидимому, ужасном междумирье, она должна отказаться от своей любви и полюбить принца такого же, к слову, как и то самое междумирье неведомого.
"Ей" - можно выкинуть, по-видимому - через черточку (слитно - устаревшее написание). И фраза как-то слишком запутана, на мой взгляд. А если примерно так: Чтобы не провести вечность в этом очевидно ужасном месте, ей придется (не только) отказаться от своей любви, (но) и полюбить такого же неведомого, как междумирье, принца. Уффф...
цитата:
и ему(,) и Эльке стало еще хуже.
Пропущена запятая.
цитата:
Странно, что ни гордость, ни отчаянная смелость руководили им, однако ему нельзя было отказать ни в достоинстве, ни в определенной доле отваги.
Не гордость, не смелость... (частица НЕ - не повторяющаяся и не усиливающая отрицание).
цитата:
Он не был похож ни на благородного Бернарда, ни на принца Артуа, ни на придворных короля Грегора.
Пропущен предлог?
цитата:
Траум задумался и создал безопасные коридоры для путешествий девушки.
Смутило, что он "задумался и создал" - как-то у меня не вписывается в контекст (даже не знаю, как объяснить )... Там все в настоящем времени - он идет, останавливается, вспоминает, думает, а это "задумался и создал" - чет выпадает. Чуть выше написано - (...) Траум благоразумно не задумывался, - а тут, получается, все же задумался. Может, чуть поменять? Ну, например: Недолго думая, Траум выстроил безопасные коридоры (...).
прости, что так копаюсь, но вычитка - сама знаешь - занимает время, а его не так много, урывками только
Да я счастлива одним вашим с Хельгой вниманием. А вычитка - это и вовсе чудо из чудес. Слетает на меня благодатно, не знаю уж за какие заслуги. Спасибо!
apropos пишет:
цитата:
Смутило, что он "задумался и создал"
Ты права. Пыталась выразить идею, что он создает все мысленно, но вышло неуклюже
*** Бесцветное небо, сплошь затянутое облаками, сливалось на горизонте с зеленоватой дымкой. Холодные стальные волны, ударяясь об борт, рассыпались мелкими каплями, наполняя ими воздух. Редкий солнечный луч, чудом прорвавшийся сквозь пелену облаков, зажег капли нежной переливчатой радугой. "Доротея" резво неслась на всех парусах вперед. А над ней величественно парили могучие морские птицы. Они все чаще появлялись над кораблем, возвещая скорое окончание морского плавания.
Шаул томился. С одной стороны, приевшаяся праздная монотонность корабельной жизни не давала ему отвлечься, и он тонул в мучительных переживаниях внезапно обрушившегося на него чувства. С другой стороны, завершение морского плавания неуклонно приближало его к событиям еще более тягостным, разрывающим последнюю ниточку надежды, связывающую его с любимой. Вскоре "Доротея" пристанет в порту, и уже через несколько дней он прибудет в Эльтюд. Король этого могущественного и богатого государства был стар и спасти принцессу не мог, но у него был сын и наследник короны, молодой и отважный победитель турниров, который, конечно, не откажется отправиться в далекий Заколдованный лес за принцессой. Шаул вздохнул, чтобы унять резкую боль, возникшую в самой сердцевине его существа.
– Рlexus coeliacus, – назвал Шаул точку средоточия боли, словно заговаривал болезнь научным наименованием.
Эти внезапные приступы резкой боли появились у него после чудесного избавления из морской пучины. С самого начала его пробуждения сильная телесная боль тесно сплелась с душевной. И теперь, не смотря на зажившие раны, болезнь, стягивалась, словно в воронку, в самую сердцевину его телесной оболочки и сливалась с сердечной мукой.
Размышления о предстоящей встрече с принцем были для него мучительны, как он ни старался сосредоточиться на спасении любимой.
– Я не имею права так думать о ней, – вслух осадил он себя.
Но внутри все отзывалось эхом: "любимая, любимая, любимая…", – и сердце сладко таяло в разливающемся по всему теле тепле.
– Принцесса, – упрямо повторил Шаул, и боль снова ужалила его.
Он прижал больную точку рукой, но жало, стиснутое с одной стороны, вырвалось и, пронзив пищевод, иглой выстрелило в висок.
– Ну почему я должен тратить свою жизнь на то, чтобы заработать ему денег! – услышал Шаул гневное восклицание за спиной.
"Тео", – подумал Шаул и облегченно вздохнул, почувствовав ослабление боли. Завершение морского путешествия мучило и его приятеля. Он не трудился сдерживать свои чувства, беспрестанно ругая свою участь и дядю, как ему представлялось, виновника всех его бед. Ненавистная конторская работа тяжким бременем висела над душой юноши.
Шаул обернулся на приятеля. Тео был без головного убора, и ветер трепал его русые волосы. Раздраженно смахнув прядь с лица, Тео в сердцах ударил кулаком по планширю фальшборта: – Я хочу ходить по морям! Открывать новые земли! А вынужден буду всю жизнь просидеть в душной конторе, считая его деньги!
Шаул улыбнулся: Тео был похож на взъерошенного утенка. Отчего его гневные речи больше напоминали детские капризы.
– Деньги – это тоже не так плохо, – неожиданно обнаружил Шаул житейскую мудрость. – Без них ты не сможешь открыть и соседний город.
Смятение приятеля заставило его отвлечься от собственных тяжелых дум. Шаул чувствовал себя старше и мудрее Тео. Его попытка философского осмысления сути призвания пока не обрело законченной формулы, и все же часть выводов были сделаны. И один из них предполагал, что преграда на пути совсем не всегда означает тупик, но побуждение следовать вверх.
– Посмотри на наших соотечественников, – предложил он хмуро взирающему на него Тео. – Именно купцы построили корабли и разослали их по всему свету. Я недавно прочел дневник одного путешественника. Плавание длилось несколько лет. На своих кораблях они достигли южных морей и оказались в жарких странах. Он пишет, что там живут люди с темной, как кора дуба, кожей, которую они покрывают разноцветными рисунками. В ушах и носах у них золотые кольца, а на чреслах юбки из оперения птиц. В этой земле водятся диковинные звери и птицы дивной красоты, цветут ароматные цветы размером с тарелку, и созревают орехи величиной с пушечное ядро. Этот путешественник сделал рисунки, описал обычаи южных людей и привез целый трюм плодов, шкуры и рога животных и даже живых птиц.
– Везет людям! – позавидовал Тео. – А он, между прочим, был купцом, отправившимся за моря торговать. У него и его партнеров компания, торгующая пряностями. – Ну мы-то пряностями не торгуем, мы возим ткани да пеньку с маслом, – уныло махнул рукой Тео. – Дело не в том, чем они торгуют. В конце концов, не все ли равно в какую сторону плыть. Они искали не новые земли, а возможность расширить свой рынок. И не говори, что твой дядя не заинтересован в том же. – Но это ж надо… – с сомнение протянул Тео. – Разобраться в вашем семейном деле, – кивнул Шаул. – А тогда уже можно продумать перспективы, спланировать и просчитать выгоду. Вряд ли твой дядя откажется от прибыли. – Но это слишком долго и трудно, – нахмурился Тео. – А еще хочет открывать новые земли! – Шаул шутливо ткнул приятеля в плечо. – Определись с фарватером. Иначе куда ты направишь свой корабль? – Ты думаешь? – чуть веселее взглянул на него Тео. – Я уверен, – хотел было ответить Шаул, но не смог.
Сознание затуманилось, глаза закатились, и он провалился куда-то. Шаул не мог поднять отяжелевших век, губы не слушались его, и все тело было словно налито свинцом. Не теряя сознания, он никак не мог вынырнуть на его поверхность, пребывая в какой-то странной дреме. Боли он не чувствовал, только в голове стоял какой-то шум. Он прислушался и различил рокот приглушенных голосов.
– Вы ошибаетесь! – кто-то из собеседников чуть повысил голос. – Девочка чуть не погибла! – взволнованно проговорил другой. – На такие ситуации и существуют феи-крестные, – раздраженно зазвенел первый голос.
Шаул узнал его, он принадлежал королеве. Он стал понимать, что опять очутился в воспоминаниях Элизы.
– Ответственность за вашу дочь с вас никто не снимал, – грозно проговорила другая женщина.
"Да это ж Агата!"
– Тише, дорогие мои, – вступила еще одна собеседница.
"Селина", – догадался Шаул.
– Наскакивая друг на друга, – продолжила добрая фея, – мы Элизе не поможем. Мы все хотим для девочки самого лучшего. Потому между нами не должно быть разногласий. – Если только это хорошее мы понимаем одинаково, – проворчала Агата. – Я не хочу, чтобы моя дочь росла, словно заяц, пугаясь какой-то дурацкой угрозы. Она должна быть решительной и смелой. Ей быть королевой. Мы позаботились о том, чтобы с ней ничего не случилось, – категорично отрезала королева. – Но вы забываете об Элизе, – горестно возразила Селина. – Неизвестность страшит порой больше, чем реальная опасность. – Глупости! – отрезала королева. – Не морочьте ей голову, и с ней все будет хорошо! Я знаю свою дочь и могу за нее отвечать. – И где же было ваше хваленое знание, когда ваша дочь тонула в болоте?! – не выдержала Агата. – Зачем еще нужны крестные феи?! Вы должны заботиться о ее безопасности! – капризно воскликнула королева. – Успокойся, Аманда, – попытался урезонить ее супруг. – Мы должны оградить нашу дочь… – Мы должны оградить нашу дочь от глупых сплетен и ничтожных страхов! – перебила его супруга. – Мы должны вырастить настоящую королеву! Это наш долг. А долг крестных – помогать и защищать принцессу. – Иными словами, наш долг – разгребать проблемы, которые вы создаете своей гордыней и непробиваемым невежеством. Нет уж, увольте! Вы забываете, милостивая государыня, что мы служим не вам. Не хотите нашей помощи – решайте свои проблемы сами. Пойдем, Селина.
Из-под ресниц Шаул видел, как исчезли феи, и над ним склонилось встревоженное лицо Тео.
– Шаул, очнись! – приятель хлопал его по щекам, приводя в чувство.
Шаул открыл глаза. Он сидел на палубе, а рядом с ним, на корточках присел Тео.
– О, слава небесам! Шаул, ты еще не совсем оправился от своих ран. Тебе надо быть осторожней.
По лицу Шаула растеклась счастливая улыбка – он опять попал в воспоминания Элизы. Они снова были вместе.
Теперь будем знать, как сделать тебя счастливой и поддерживать в соответствующем тонусе, - что и нам только в радость. Юлия пишет:
цитата:
Пыталась выразить идею, что он создает все мысленно
Дик вот и формулировка сложилась: мысленно воздвиг\возвел\... Чую Тео в итоге смирится с уготовленной ему карьерой купца. А Провидение таки опять сводит Шаула с принцессой - наперекор врагам, интриганам и завистникам. И теперь понятно в кого Элиза - королева такая же упрямая и решительная.
Чуток тапков:
цитата:
не смотря на зажившие раны, болезнь, стягивалась, словно в воронку,
Слитно. Лишняя зпт.
цитата:
по всему теле тепле
...телу (...)
цитата:
– Ну почему я должен тратить свою жизнь на то, чтобы заработать ему денег(?)!
Показалось, напрашивается и вопросит. знак.
цитата:
Тео был похож на взъерошенного утенка. Отчего его гневные речи больше
А если не делить на два предложения, а поставить запятую - перед "отчего" - ?
Шаул какой умник-разумник, но так парня жалко, страдает до сердечной боли, эх!
apropos пишет:
цитата:
Теперь будем знать, как сделать тебя счастливой и поддерживать в соответствующем тонусе, - что и нам только в радость.
Подпишусь!
apropos пишет:
цитата:
Чую Тео в итоге смирится с уготовленной ему карьерой купца.
И будет купцом-мореплавателем.
Немного еще тапочек.
Юлия пишет:
цитата:
И теперь, не смотря на зажившие раны, болезнь, стягивалась, словно в воронку, в самую сердцевину его телесной оболочки и сливалась с сердечной мукой.
Лишняя зпт после "болезнь".
Юлия пишет:
цитата:
Он не трудился сдерживать свои чувства, беспрестанно ругая свою участь и дядю, как ему представлялось, виновника всех его бед.
Как-то хочется немного перестроить: Он не трудился сдерживать свои чувства, беспрестанно ругая свою участь и дядю - виновника, как ему представлялось, всех его бед.
Юлия пишет:
цитата:
Его попытка философского осмысления сути призвания пока не обрело законченной формулы, и все же часть выводов были сделаны.
Не знаю, наверно, ошибаюсь. и все же часть выводов была сделана. Или: и все же выводы частично были сделаны.
Юлия пишет:
цитата:
Шаул не мог поднять отяжелевших век, губы не слушались его, и все тело было словно налито свинцом.
все тело словно налилось свинцом. Чтобы плавней шло.
Юлия пишет:
цитата:
Он стал понимать, что опять очутился в воспоминаниях Элизы.
Он понял, что опять....
Юлия пишет:
цитата:
Он сидел на палубе, а рядом с ним, на корточках присел Тео.
Лишняя зпт после "с ним".
Юлия
Сообщение: 1533
Отправлено: 23.07.14 21:45. Заголовок: *** В неверном колы..
***
В неверном колыхании голубоватого света все представлялось ненастоящим. Невероятная путаница самых противоречивых чувств и мыслей совершенно вымотала принцессу. С высот любовного восторга, радости и надежды ее бросало в бездну страха, отчаяния и тоски. Словно малую щепку в бурю, ее несли волны, то утягивая на дно, то подбрасывая вверх. Где та пропасть, что разделяет веру и безверие, честь и бесчестие, верность долгу и постыдное себялюбие?
– Это ужасное, страшное место! – в отчаянии воскликнула Элиза.
Пустота! Ничего нет – ни начала, ни конца, ни высоты, ни бездны, ни добра, ни зла – все условность, все относительно, и может перевернуться с ног на голову при любом незначительном изменении ощущения или внезапно возникшего чувства. И доводы, и опровергающие их мысли непостоянны – все меняется, нет ничего незыблемого и определенного. Ни в чем невозможно было разобраться. И никого не было рядом, чтобы помочь. Элиза прикрыла глаза – только бы не видеть надоевшего голубоватого света своей тюрьмы.
– Я убегу отсюда, – прошептала она, представляя длинную широкую дорогу, разрезающую пологие поля, извивающуюся, как река, среди холмов, вдали становившуюся все уже и уже и, наконец, убегающую за горизонт к заходящему солнцу.
Сиреневые сумерки накрыли поля. Повеяло холодом. Но дыхание весны уже ощущалось в прозрачном воздухе, в нежном перламутре высокого неба, в лиловых тенях окутавших холмы, ловящих макушками алые всполохи закатного луча. Вдали ощетинился верхушками елей лес, затопив горизонт чернильной глубиной. Извилистая лента реки, несущая остатки льда и упавших деревьев после паводка, переливалась от темной фиалки до бледной сирени.
Элиза поднялась на холм, покрытый невысоким кустарником, и с удовольствием во всю грудь вдохнула нежный аромат клейких молодых почек, которые, словно ягоды, густо унизывали темные ветки кустов. Вдохновенная красота расстилающейся перед ней картины завораживала. Звенящую тишину пробуждающейся природы нарушал только рокот бурной реки внизу. Элиза замерла, ей хотелось раствориться в прозрачной синеве весенних сумерек.
Как остановить, как запечатлеть это исполненную божественным дыханием красоту?
– Это невозможно, – хрипловато прошептала мальчишеский голос. – Красота внутри, – Шаул замолчал, пытаясь ухватить едва мелькнувшую мысль.
Дух, наполняющий внешнюю форму! Это он заражает желанием жить и вызывает восторг! Но его не изобразить, не заключить в единую форму, не удержать в одном мгновении. "Се творю все новое", – вспомнились вдруг малопонятные прежде слова книги.
– В каждое мгновение – все новое, – в упоительном восторге найденного ответа, проговорил Шаул.
Элиза снова была в его воспоминаниях. Она благодарно притихла, ощущая биение его сердца. Опустив взгляд, она с интересом рассматривала грубые башмаки, облепленные жирной глиной, усеянные грязными брызгами толстые чулки, чуть собранные на щиколотках, поношенные штаны и куртку, из коротковатых рукавов которой торчали тощие обветренные мальчишечьи кисти.
– Мама мне задаст, – пробормотал Шаул, но недодуманная до конца мысль, снова увлекла его. – Жизнь, наполняясь дыханием истинной красоты, преображает внешнюю форму. Надо просто дать ей прорасти во внешнем, не ограничивать ее своими желаниями, страхом или сомнениями. Как парус, улавливая ветер, двигает вперед всю лодку, так сердце человека, улавливая дыхание жизни, направляет его по жизненному пути…
Раздался крик, и Элиза выпала с заоблачных высот рассуждений Шаула. Оглянувшись на реку, откуда доносились голоса, она увидела компанию ребят, среди них выделялся один самый высокий с торчащими, словно солома, волосами.
– Лудо, – прошептал Шаул, и Элиза почувствовала с какой тоской отозвалось сжавшееся от страха сердце.
Судя по плачу, доносившемуся среди криков и хохота, банда Лудо снова издевалась над кем-то. Элиза присмотрелась: один из мальчишек возился с чем-то на земле. – Не вопи ты! – услышала она голос Лудо. – Он будет мореплавателем. Да не возись ты, Фас! Привяжи покрепче - всего и делов. Заткнись, тупая башмачница!
"Опять они пристали к Эльке!", – догадался Шаул, хотя девочку Элизы не увидела за высокими фигурами мальчишек.
– Готово, – возившийся с чем-то на земле Фас поднялся, и Элиза увидела у него в руках небольшой плот, сделанный из обломка деревяшки и торчащей из нее щепы, к которой горе-корабельщики привязали грязный лоскут. На плоту был какой-то белый комок. – Оставьте его! Он же помрет! – услышала Элиза отчаянный всхлип девочки, а потом различила в криках осипшие кошачьи вопли.
Это был белый кот, которого маленьким котенком Шаул подарил Эльке. Негодяи привязали его к плоту и хотели бросить в бурную несущую обломки деревьев холодную реку!
– Сволочи, – прошептал Шаул. – Провалитесь вы пропадом!
Элиза почувствовала дикое отчаяние, сжавшее сердце Шаула: судьба издевалась над ним или давала ему еще один шанс?! Не разбирая дороги, мальчик бросился с холма. Он бежал на проклятую ораву своих врагов, и в одно мгновение оказался рядом с ними. – Отдай, гад! – он вырвал у оторопевшего Фаса плот с котом и побежал. – Хватай его! – услышал он у себя за спиной злобный крик Лудо, и услышал топот бегущих за ним мальчишек. Он надеялся нырнуть в заросли камыша до того как они настигнут его, но, замешкавшись с котом, который выдирался из пут, услышал жаркое дыхание у себя за спиной, и в следующий момент кто-то схватил его за шиворот. – Стой, гад! – отдуваясь, крикнул Фас, и они оба свалились на землю. Шаул только успел рвануть последний узел, державший кота, и обезумевшее от страха животное шмыгнуло в камыши. Там его мальчишкам не найти. Но самому освободиться от своего преследователя ему не удалось. Подоспевшие товарищи Фаса схватили его и потащили к своему главарю. – Да ты герой, Шаул Зайда-пойди-в-зад! – ржал Лудо, ухватив плачущую Эльку за косу. Шаул рванулся, но мальчишки крепко держали его. Он смотрел на противную физиономию Лудо, пытаясь злостью прогнать страх. Белесые брови и бесцветные рыбьи глаза на бледной в пунцовых язвах коже, перекошенный в кривой ухмылкой рот открывал кривые с расщелиной зубы. – Чё яхуда иноземная, котика пожалел?! – ощерился Лудо. – Добренький? Теперь сам вместо зверюги отправишься в море-окиян! Лудо заржал, словно выдал смешную шутку. – Точняк! Забойно придумано! Зыко! – заголосили его прихвостни. – Ладно, я тоже сегодня добрый, скажи: я, Зайда-пойди-в-зад Шаул, в штаны надул! Тогда останешься на суше. – Давай говори! Шаул получил затрещину, от которой лязгнула челюсть, и зазвенело в ушах. – Урод, – прошипел он и, получив еще одну затрещину, отчаянно выкрикнул: – Ты скотина и урод! Перекосившись от злобы, Лудо наклонился к Шаулу. Дыхнуло чем-то кислым. От отвращения Шаул дернулся, получив от державших его тычок в спину, подался вперед и боднул головой Лудо. Тот взвыл, схватившись за нос. – Убейте его! – злобно крикнул он. Увидев кровь на пальцах главаря, мальчишки опешили и чуть ослабили хватку. Шаула словно подбросило что-то изнутри, он вырвался из их рук и, крикнув освободившейся Эльке: "Беги!" – побежал сам. Ему не уйти от них: впереди река, позади крики и топот догоняющих ног. Он взбежал на холм и едва удержался на обрыве: внизу с грохотом неслась река. Шаул оглянулся. Вдали орал разъяренный Лудо, но Эльки около него уже не было. А его банда подступала к Шаулу. Так и есть – все восемь прихвостней Лудо. – Ну что, байбак! А бежать-то больше некуда! – злорадно оскалился Фас. Нет, им в руки он не дастся. Будь что будет! – Это вам некуда бежать! – крикнул Шаул и прыгнул вниз. Река обхватила его ледяными объятиями и, стеснив грудь, не дала вздохнуть. Сквозь шум воды он слышал крики мальчишек, но надеясь на удачу, стал грести к берегу. Вокруг, то тут, то там выныривали обломки льда, ветки и сучья. Продержаться в такой холодной воде можно только несколько минут, но Шаул не собирался сдаваться: за холмами к берегу спускался густой кустарник, там он надеялся выбраться на берег, ухватившись за спускающиеся к воде ветки. В кустах в темноте сгустившихся сумерек было легко укрыться от банды Лудо. Но руки и ноги, словно деревянные колоды, едва слушались, и река, убыстряя бег, несла его по своей воле. Вдруг тяжелый удар сотряс его, и вода залила лицо…
Забив в отчаянии руками, отфыркиваясь и выплевывая воду, Элиза открыла глаза. Она снова была в своем узилище. Ни шума воды, ни леденящего холода, ни стучащего в унисон с ее сердцем сердца Шаула. Она была совсем одна.
"Се творю все новое", – вспомнилась ей пришедшая мальчику на ум фраза. "В каждый момент – все новое", – так сказал Шаул. Удивительно, непонятно и вдохновенно рассуждал Шаул. Сколько ему было лет? Двенадцать или тринадцать? Элиза вспомнила нескладную подростковую фигуру, одетую в одежду, из которой вырос.
– Вот как... – прошептала Элиза.
Образ Шаула, который она увидела при встрече на границе миров, в его поступках обретал плоть и кровь. Не сила, не отвага, а любовь к истине и жажда добраться до самой сути толкали робкого мальчишку на отчаянные смелые поступки. Его честь определялась не гордостью, не семейным гербом, а духом истины.
– Удивительно, – зачаровано шептала Элиза.
Как легко и вдохновенно бежала его мысль, поднимаясь с одной ступеньки рассуждения на другую. Она чувствовала, что там, на холме, он понял что-то очень важное. Сама она тогда не смогла поспеть за ним, но сейчас ей надо постараться понять его.
– У меня достаточно времени для этого, – усмехнулась Элиза.
Он рассуждал о внутренней и внешней жизни… Что он имел в виду? Душу и ее телесную оболочку? Или мысли и поступки? Сейчас у Элизы не было никакой внешней жизни, чтобы не имел в виду Шаул. Ее тело безучастно покоилась в королевском дворце, в то время как ее душа, запертая здесь, не могла совершить никаких поступков.
– Или все же… – возразила сама себе Элиза. – На некоторые поступки я способна даже здесь.
Она думала о их встрече с Шаулом. Ведь без нее ничего бы этого не произошло.
– Это мой поступок! – обрадовалась Элиза, не отдавая себе отчет, что именно вызывало в ней эту радость. – Надо просто дать ей прорасти во внешнем, не ограничивать ее своими желаниями, страхом или сомнениями, – проговорила услышанную мысль Шаула.
Да это же сказано про нее! Она измучила саму себя своими желаниями, страхом и сомнениями. А надо просто поймать этот…
– Дыхание жизни, – вспомнила она слова Шаула.
Что он имел в виду? Дух истины? Волю Провидения? Что именно?!
– Дыхание жизни, – повторила она.
Где здесь ей найти дыхание жизни? Здесь ничего не было. И все же… Ее поступок! Она не знала точно, но была уверена, что тот самый дух жизни был определенно связан с ним.
Юлия Потрясающая мысль о том, чтобы поймать дыхание жизни, не ограничивая ее своими желаниями, страхами и сомнениями. Ведь именно так мы и сужаем нашу жизнь, боясь выйти из этой личной тюрьмы. Шаул прожил свои годы сам, проходя .через испытания роста, а Элизе приходится расти через него. Такие вот ощущения.
Вот и поступок Шаула - превозмогая страх, он таки вступил в схватку с хулиганами - и выиграл во всех отношениях. Хелга пишет:
цитата:
Шаул прожил свои годы сам, проходя .через испытания роста, а Элизе приходится расти через него.
Точно, именно это и происходит - Элиза учится на поступках и переживаниях Шаула. Переплетение воспоминаний дают свои плоды. Хитрое и мудрое Провидение.
И чуток тапков:
цитата:
"Опять они пристали к Эльке!", – догадался Шаул, хотя девочку Элизы не увидела за высокими фигурами мальчишек. – Готово, – возившийся с чем-то на земле Фас поднялся, и Элиза увидела у него в руках
- Элиза не увидела. И два раза подряд повторяется "увидела".
цитата:
Он бежал на проклятую ораву своих врагов, и в одно мгновение оказался рядом с ними. – Отдай, гад! – он вырвал у оторопевшего Фаса плот с котом и побежал.
Бежал-побежал.
цитата:
– Хватай его! – услышал он у себя за спиной злобный крик Лудо, и услышал топот бегущих за ним мальчишек.
Услышал-услышал.
цитата:
Сквозь шум воды он слышал крики мальчишек, но надеясь на удачу, стал грести к берегу.
Союз "но" как-то не вписывается - нет противопоставления (и там запятой еще не хватает после "но"). Может, разбить на два предложения? Или поставить какую-то другую связку.
цитата:
Сейчас у Элизы не было никакой внешней жизни, чтобы не имел в виду Шаул.
Чет мне кажется, что там надо поставить "ни" (надо проверить) - ну и в данном контексте что бы - раздельно.
Ведь именно так мы и сужаем нашу жизнь, боясь выйти из этой личной тюрьмы.
И постоянно мучаем себя. Ведь жить в этой тюрьме мучительно. Хелга пишет:
цитата:
Шаул прожил свои годы сам, проходя .через испытания роста, а Элизе приходится расти через него.
Приходится, со скрипом, правда. Она могла бы возразить, что и сама прожила жизнь, хоть и сто лет назад. apropos пишет:
цитата:
Переплетение воспоминаний дают свои плоды.
А каковы они на вкус?
Спасибо большое за тапки!
Юлия
Сообщение: 1535
Отправлено: 03.08.14 21:02. Заголовок: *** Река тяжело кат..
***
Река тяжело катила свои воды навстречу судну, но при хорошем северном ветре ширина устья позволяла лавировать и идти против течения под парусами без помощи тягача. Путешествие по реке было не в новинку Шаулу. Судоходная река и каналы пересекали его родные места. Жители Бонка часто, наведываясь в гости или по делам в другие города и селения, совершали свои путешествия на лодках и баржах.
Судно с певучим название "Эселина" принадлежала земляку Шаула. Спустившись с "Доротеи" в готтенгском порту и сердечно распрощавшись с Тео, Шаул довольно быстро нашел капитана "Эселины" и вручил ему письмо. Освоиться на небольшом речном ааке было нетрудно. Торговое судно снизу доверху было заполнено ящиками, корзинами, бочками с вином и соленой рыбой, мотками веревок, завернутыми в мешковину штуками ткани, клетками с животными. Разместился Шаул в кубрике, вместе со всей командой, на речных судах только капитан, да лоцман жили отдельно. Спать приходилось в неудобной люле, куда сверху еще запрыгивал Бруно, не желая ночевать в сундуке. Но неудобства не смущали Шаула, мысли его были заняты совсем другим: до столицы Эльтюда было всего три дня пути.
– Почему бы тебе не заняться своим дневником?
Бруно вальяжно расположился на планшире фальшборта. На "Эселине" кот чувствовал себя совершенно свободно. Старый корабельный пес то ли по характеру, то ли по почтенным своим годам был совершенно равнодушен к котам и удостоил Бруно лишь слегка приподнятым ухом. А после того, как Бруно принес на палубу двух придушенных крыс, он стал любимцем команды и имел свободный доступ во все отсеки аака, включая капитанскую каюту.
– Почему бы тебе не поохотиться на крыс, – ответил Шаул.
Шаула забавляло, что ученый кот, зазнайка и сноб Бруно опустился до уровня простого домашнего животного, и он не упускал случая поддеть его.
– Как печально, что ты так глуп, – снисходительно мяукнул кот. – Меня нисколько не задевают твои плоские остроты. Мне жаль, что ограниченность твоего ума не только не позволяет тебе оценить по достоинству мой поступок – стратегически верный, не говоря уж о безукоризненной тактике, – но и самому воспользоваться моей мудростью, которой у тебя нет и, боюсь, никогда не будет. Кроме того, ты коснеешь в снобизме самого низкого толка. Запомни, мой бедный глупый друг, ни физические упражнения, ни блестящие навыки в каком бы то ни было ремесле не могут унизить истинного достоинства. А вот отсутствие таковых не только осложняют жизнь, но и свидетельствуют об ограниченности ума и отсутствии разносторонних талантов. Прекрасен мудрец, возделывающий поле, но смешон тот, чья мудрость ограничивается набором пустых фраз.
Сильный ветер ерошил мех Бруно, фонтаны капель при лавировке усеивали кота брызгами, но тот продолжал свою назидательную речь, ни разу не запнувшись.
– Ты не боишься, что тебя сейчас сбросит за борт? – прервал Шаул излияния кота. – Ну не все же тебе сигать в море, – ехидно ощерился Бруно.
Сердце Шаула, как и осеннее небо над ними, опять затянула хмарь. Он с легкостью согласился бы еще раз оказаться на морском дне, только бы снова побыть с Элизой. Больше той близости – когда душа соединилась с душой – быть ничего не может.
– И не должно, – прошептал он.
Их встреча длилась всего мгновенье, но сколько она вместила в себя! Всей их жизни не хватило бы исчерпать ее глубину.
– Что не должно? – Бруно царапнул Шаула по руке. – Очнись! – Прости, что? Не расслышал. – Не важно, – бросил кот, озабоченно глядя на Шаула. – Послушай, ты когда-нибудь встречал принцев или королей, был им представлен, удостоен разговора? – Мой опыт ограничился общением с бароном. Да и тот оказался весьма неудачным, – невесело усмехнулся Шаул. – Хм, плохо дело, – пробормотал кот себе под нос. – А как ты представляешь себе свой визит к принцу Эльтюда?
Вот о чем ему совсем не хотелось думать, так это о принце и разговоре с ним.
– Да ни как не представляю, – досадливо бросил Шаул. – Ты что ж думаешь ввалиться в королевский дворец, как в бакалейную лавку в своем городишке?! Для аудиенции у королевской особы необходима рекомендация. Но даже если ты ее получишь, это совершенно не означает, что вместе с ней ты обретаешь право что-либо сообщать королю. Ты не можешь обратиться к королевской особе, пока она сама не обратиться к тебе. А с чего бы королю к тебе обращаться? У тебя даже титула нет маломальского. Ты не герой и не поэт. Как ты намерен выполнить свою миссию?
"Как нелепы все эти церемонии!" – подумал Шаул, и ему стало не по себе: если бы он встретил Элизу в реальной жизни, то принцесса скорее всего не удостоила бы его разговором. И когда она пробудиться, он не сможет ничего сказать ей, или прикоснуться к ее руке...
– Ты куда опять провалился?! – взвился у него над ухом Бруно. – Так что ты предлагаешь? – вздохнул Шаул. – Надо продумать, как тебе добиться аудиенции принца. Возможно, стоит воспользоваться королевским именем. Ты хоть и не официальный, но все-таки посол… – Посол, – горько усмехнулся Шаул. – Они даже не видели меня никогда. А если бы увидели, уж точно не обратили бы своего высочайшего внимания.
Шаул вспомнил надменное выражение лица спящей королевы. Судя по воспоминаниям Элизы, ее величество высокомерно обходилась даже с королем.
– Не надо этих пораженческих настроений, – поднял лапу Бруно. – Характер у королевы – не сахар, но пока она нуждается в тебе, а не наоборот. Итак, Грегор Второй и Аманда Ренская, – наставительно начал Бруно. – Король и королева Оланда. Я знаю, – сумрачно прервал его Шаул, в свое время он прочел о них все, что только смог найти в городской библиотеке Бонка. – Только Оланда уже давно не существует. – Не думаю, что это послужит препятствием, – возразил Бруно. – Возможно, наоборот, это добавит тебе очков – короли и принцы тоже любопытны, как и простые смертные.
***
Селина лежала без сна. Перебирая в уме последние события, она пыталась понять причину тревоги, даже не тревоги – для нее-то всегда были причины, – а меланхолии, которая последнее время мучила ее. Но ничего не приходило ей в голову. Агата была спасена и быстро шла на поправку.
– Она стала такой осмотрительной, – усмехнулась Селина.
Опрометчивость принятого решения теперь заставляет Агату по несколько раз проверять верность своих выводов. Но это пройдет. У старшей сестры горячий характер, и немного смирения ей не повредит.
С Элизой, как она и предполагала, тоже ничего страшного пока не случилось. Она мучается и страдает, переживая свою влюбленность, но и для гордой принцессы это тоже неплохой урок. И держится Элиза прекрасно, учитывая обстоятельства, в которых она находится.
Что происходило с Шаулом и Бруно, феям было известно лишь отчасти. При упоминании их имен зеркало продолжало пускать лишь яркие искры по всей поверхности. Агата, роясь в книгах, пыталась разобраться с магией зеркала, но Селина было уверена, что это бесполезно. Она ничего не понимала в технике, но точно знала, что искры возникли тогда, когда появился Шаул, живой и здоровый. И теперь их отсутствие Селину лишь напугало бы. Она от души надеялась, что ничего дурного с милым юношей не происходит. К тому же Бруно, как бы порою несносен он не был, присматривает за ним. Шаул ей нравился, и не только потому, что должен был потрудиться для исполнения их плана. – Он очень милый. Не удивительно, что Элиза влюбилась в него, увидев его подлинный образ, – улыбнулась Селина. – Но как ему теперь трудно искать для бедняжки принца, ведь он влюблен не меньше Элизы! Бедный, бедный Шаул!
Может быть, именно страдания влюбленных детей мучают ее?
– Нет, – качнула головой Селина.
Любовь – это великий дар Провидения. Так же как и дар жизни, он порою бывает невыносимо тяжел. И все же, как бы трагически не сложились судьбы людей здесь, в этом мире, оставаясь верными этим дарам, они получают право на вечность. А в вечности жизнь и любовь засияют таким неиссякаемым блаженством, которого живущий во времени не может и предположить. Здесь – лишь слабый отсвет, там – сияние торжества. Нет, не любящих надо жалеть, а тех, кто не знает любви.
– Траум, – прошептала Селина.
И почему ее мысли все время возвращаются к владыке снов? Наверное, потому что Траум не знает любви. И никогда не знал. Не страсти, не влечения, не снисходительной привязанности или дружеской опеки, а любви настоящей, тяжелой, что перемалывает само существо, разрушая все брони, запоры и преграды. Уничтожая все твердое и жесткое, любовь оставляет сердце беззащитным, но дарит неограниченную свободу. Такой любви он не знал, она видела это совершенно ясно в его глазах. И потому он несчастен. Несчастен глубоко и трагично, даже если и не осознает этого. Если бы он был человеком, вечность для него была бы закрыта. Но у Траума с вечностью свои счеты. И Селина не имела не малейшего понятия, каков его союз с Провидением.
– Да я вообще ничего не знаю! – досадливо посетовала она и взбила подушку, словно та была причиной ее бессонницы. – Вот и мы, феи…
Феи не выходят замуж, не создают семьи. Но это не значит, что любовь им недоступна. Они служат. Служат Провидению и людям. И само их служение, их волшебство, было бы невозможно без великого дара любви. Волшебство просто не действует, если ты не любишь своего подопечного. Кем бы он ни был. Даже если это противный мальчишка Лудо, исправление которого тебе не суждено увидеть. Если ты не полюбишь его, ты ничего не сможешь. Но полюбив, ты почувствуешь всю боль, что доставляет он другим и испытывает сам. И тогда, только тогда фея способна на волшебство. Гарантий нет, что оно подействует на такого Лудо, но надежда есть.
Но сила Траума в другом. Его власть не зависит от любви. Во всяком случае, от его любви. Он дух, а у духов все по-другому. Селина не читала многочисленных книг о Трауме и его царстве, но она была уверена, что права. Хотя сомнения не раз посещали ее сердце: разве можно знать что-нибудь о Трауме наверняка?
– Хватит лежать без сна, – приказала себе Селина. – От этих мыслей у меня уже раскалывается голова. Пойду-ка я проведаю Элизу. Чем себя еще занять ночью, как не посещением царства снов? Если я не могу сделать это естественным путем, стоит воспользоваться магией.
Прибрав себя – не отправляться же с визитом простоволосой! – Селина прилегла и зашептала слова заклинания.
– Только бы не провалиться, как Агата, – вздохнула она, осторожно выбирая кочку, пробираясь по болоту отчаяния.
Она переправилась через бурную реку с водоворотами кошмаров, прошла пещеры беспамятства, прорвалась сквозь туман неведения, миновала скалы и пустыни и выбралась к убежищу крестницы. Здесь что-то изменилась. Как будто стало светлее, или чуть легче дышать? Она не могла понять, что именно произошло, ощущение было едва уловимым. Но где Элиза?!
– Мое почтение, госпожа Селина!
Обернувшись, фея увидела дядюшку Сламбера.
– О, господин Рев! – она сердечно протянула руку. – Вы к нам с визитом? – Рев слегка прикоснулся губами к ее руке, и, приподняв бровь, ждал ответа. – О нет, что вы… – отчего-то смешалась Селина. – Я хотела навестить свою бедную крестницу. – Так поздно? У вас же ночь? И вы должны спасть, – наставительно произнес, улыбнувшись, добряк Рев.
Нет, его не стоит опасаться, он расположен к ней.
– Что я же я запишу в книгу ваших снов? У меня могут быть неприятности, – добродушно пошутил он. – Ах, добрый мой господин Рев, я сама не могу понять, но… что-то мешает мне заснуть. – Это бывает, – успокаивая ее, проговорил помощник Траума. – Вам надо время, чтобы разобраться. Но вы не тревожьтесь, я видел ваши сны. Уж просите, должность такая, – улыбнувшись, развел он руками. – Ничего страшного с вами не происходит. Человеческое сердце, словно бутон, все время распускается, открывая то, что раньше было сокрыто внутри. Это непросто, а порой и очень тяжело для самого человека. Как, собственно, и для цветка, но мы сейчас не о том, – спохватился Рев. – А если бутон не раскроется, он просто завянет. Зато раскрывшись, он явит свою истинную красоту и аромат. – И что же раскрывается на этот раз во мне? – не смогла сдержать свое любопытство Селина. – О-о, это я не могу вам сказать, но, – поспешил успокоить ее Рев, – вы вскоре все поймете сами, – и, переменив тему, воскликнул: – Взгляните только, как здесь все преобразилось!
Селина растерянно огляделась по сторонам, но так и не увидела ничего кроме пустоты.
– Простите, я, видимо, не способна это увидеть, – виновато улыбнулась она. – Да? Возможно… – задумчиво проговорил Рев, и полюбопытствовал в свою очередь: – А разве вы не просили этого у владыки? – Я? Нет! – самым искренним образом заверила его Селина. – Да он не хочет меня видеть! – вырвалось у нее, вот это было уже лишним. Рев с интересом, склонив по-птичьи голову на бок, слушал ее. – Вот как… – протянул он. – А ведь это он все так удивительно устроил здесь. Вы не можете этого увидеть, – покачал он головой, словно искал ответ на мучившую его загадку, и наконец нашел: – но вы, без сомнения, можете это почувствовать. Вы ведь чувствуете это? – он нетерпеливо заглянул ей в глаза. – Да…– неуверенно ответила Селина. – Когда я появилась здесь, я почувствовала какие-то изменения. – И… – побуждая ее продолжить, с напряженным лицом протянул к ней руку Рев, словно ждал от нее верного ответа. Но Селина не могла ничем его порадовать и только непонимающе смотрела на него. – И…, – повторил он, но, не дождавшись ответа, помог: – И вы почувствовали облегчение или радость… – Да, наверное, облегчение, но это было едва уловимо… – Это нормально, – удовлетворенно кивнул Рев. – Я могу вам с радостью сообщить, что теперь ваша крестница здесь в полной безопасности. Погибнуть по неосторожности в нашем государстве она не сможет. Как вы знаете, – доверительно сообщил он Селине, – эта область хаотична по своей природе, бесформенна. Но владыка установил определенные границы, чтобы обезопасить вашу подопечную. – Как это мило с его стороны, – улыбнулась Селина, и сердце забилось радостно и часто. "Милый, милый Траум. Уж позволь мне про себя так называть тебя, раз не хочешь услышать от меня слов благодарности". – Само Провидение заботится о них, – с интересом рассматривая ее, проговорил Рев. Селина смутилась, понимая, что не смогла скрыть от своего собеседника своих мыслей. – А вы не знаете, где сейчас Элиза? – поспешила переменить тему Селина. – Она отправилась в воспоминания молодого человека. Уж ничего не поделаешь, – развел руками Рев, – судьбы молодых людей переплетены сложнейшим образом. Вы знаете, на моей практике было всего несколько подобных случаев. Это очень редкое явление. Но потрясающе интересное! Я наблюдаю за ними с неиссякаемым интересом. К сожалению, от меня ничего не зависит, но я держу за них кулаки, – заверил он Селину. – Это не сведет его с ума? – наконец-то у нее появилось хоть какая-то возможность узнать о Шауле что-нибудь из надежного источника. – Я не могу говорить об этом, – серьезно проговорил Рев и многозначительно добавил: – Владыка ограничил путешествия принцессы. Теперь она не сможет заварить такую кашу, как давеча. Подумать только на что способен человеческий дух! А ведь вы все могли бы погибнуть! – сокрушенно покачал добросердечный Рев головой. – Воистину нет предела милосердию Провидения! – Разве не Траум спас нас? – в охватившем ее непонятном волнении воскликнула Селина. – Разумеется, – кивнув, медленно проговорил Рев, и в глазах его заиграли веселые искорки. – Без сомнения вас спас владыка Траум. – А что ж вы говорите: Провидение, – смутившись, пробормотала Селина. – Ну вам ли не знать?! Все мы, в том числе и владыка Траум, – со значением произнес он, – служим единому великому плану Провидения. И такие сложные и великие вещи – несомненно проявление высшей власти. Селена молчала, не в силах осознать переполнявших ее чувств. – Но у владыки есть сердце, – доверительным шепотом, чуть склонившись к ней, проговорил Рев. – Просто его бутон еще не распустился.
Гы, дядюшка Рев какой проказник с этими намеками на бутоны. Уже догадался, куда ветер дует. При упоминании о Трауме у мене тоже в сердце екает и бутон начинает распускаться. Бруно хорош неимоверно - что с пойманными крысами, что в философских рассуждениях. Шаулу повезло с таким наставником, хотя он сам этого еще не понимает. Интересно, что из себя представляет принц.
Из тапков:
цитата:
– Да ни как не представляю,
Слитно.
цитата:
как бы трагически не сложились судьбы людей здесь
...нИ сложились.
цитата:
Наверное, потому(,) что Траум не знает любви.
С запятыми чуток не так, на мой взгляд. Почему - потому, что ...
цитата:
Селина не имела не малейшего понятия
нИ малейшего.
цитата:
И само их служение, их волшебство, было бы невозможно
Лишняя зпт.
цитата:
И вы должны спасть, – наставительно произнес, улыбнувшись, добряк Рев.
дядюшка Рев какой проказник с этими намеками на бутоны. Уже догадался, куда ветер дует
Траума на него нет
apropos пишет:
цитата:
Интересно, что из себя представляет принц.
Не иначе: красавЕц да молодец, как и положено принцу
Юлия
Сообщение: 1537
Отправлено: 06.08.14 21:03. Заголовок: Глава 4 Столица Эль..
Глава 4
Столица Эльтюда, Бовиль, оказалась огромным, как целое государство, городом. Раскинувшись на оба берега полноводной реки Флю, Бовиль, словно гора возвышался над селениями, полями и лесами, окружающими ее. Из-за могучих, будто построенных сказочными исполинами, крепостных стен, виднелись высокие башни каменных зданий внутри города. Что там Бонк, даже Золлендам, самый большой из городов Содружества независимых городов, казался небольшим селением по сравнению с величественным Бовилем.
Попав внутрь крепостных стен Шаул был поражен не меньше, чем размерами, шумной неразберихе, царившей в этом гомонящем, переполненном людьми городе. Найти дорогу в бесконечном лабиринте его узких кривых улиц было совершенно невозможно. Высокие многоэтажные дома с нависшими друг над другом этажами закрывали солнечный свет. Из верхних окон хозяйки с громким криком, не стесняясь, выплескивали на улицу воду или помои. Удивляли и названия улиц – Помоечная на окраине, или Свиное рыло, где располагались мясные лавки. Огромный мост через реку, плотно застроенный высокими зданиями, был похож на огромного ощетинившегося крышами домов ящера, между его могучих лап, опущенных в реку, проплывали корабли, лодки и баржи.
В поисках рекомендованной ему гостиницы Шаул шагал от порта к центру города. Улицы были заполнены людьми и повозками. Он совершенно ошалел от криков громкоголосой толпы и городского шума и измучился, пробираясь сквозь толчею с дорожным мешком, который порядком оттягивал плечо, но выпускать кота в этом беспорядочном потоке людей и телег Шаул не решался.
Наконец толпа вынесла его на широкую рыночную площадь. Там все кипело. Торговцы громогласно расхваливали свой товар, а покупатели отчаянно торговались. Прилавки ломились от изобилия продуктов. Миновав ряды, где торговали птицей и скотиной, горланящей на все голоса, Шаул остановился около повозки булочника. Аппетитные запахи свежего хлеба были куда предпочтительнее. Крупный булочник, отряхивающий обсыпанные мукой руки, подозрительно глянул на остановившегося рядом с лавкой юношу.
– Простите, – обратился было к нему с вопросом Шаул, но в этот момент из толпы вынырнула маленькая тщедушная фигурка, схватила булку с прилавка и нырнула обратно. – Держите вора! – заорал во всю глотку лавочник. – Держи его! Держи! – тут же подхватили вокруг. – Вот же житья совсем не стало от этого отребья! И куда только стража смотрит! Невозможно уже выйти на улицу, чтобы тебя не обчистили! – разъяренно кричала толпа.
Несколько бравых молодцов уже схватили мальчишку и отхаживали того по тощим бокам.
– Погодите! Ведь так нельзя! Оставьте его! – не выдержал Шаул.
Но никто его не услышал.
– Я заплачу за него! – напрягая горло, заорал Шаул. – Что?! – булочник вывалился из-за прилавка. Поборники справедливости оставили свою жертву и изумленно уставились на незнакомца. Толпа на мгновенье притихла. – А почему ты защищаешь его? Вы что сообщники? – послышали возгласы. – Да нет, что вы?! Я его впервые вижу, – примирительно ответил Шаул. – Но мне показалось, что мера наказания голодному мальчику, стащившему булку, намного превосходит его проступок. – Ты кто такой? – наступал на его невысокий мужичок в смешном колпаке. – Это иностранец! Говорит-то как: ничего не поймешь! И одет как святоша! – послышались голоса. – Понаехали тут и распоряжаются в чужом королевстве, как в собственной лавке! – Бей его! – распалялась толпа.
Здоровенный детина, который только что метелил мальчишку, схватил Шаула за грудки и хорошенько встряхнул.
– Успокойтесь, – попытался урезонить его Шаул, с трудом отцепив его ручищи от своего платья. – Вы же видели: я ни в чем не виноват. – Бей! – кричали вокруг, не обращая внимания на его доводы.
Толпа снова пришла в движение, и Шаул, сгруппировавшись и прикрыв голову, сжал кулаки, приготовившись встретить удар.
– Стойте! – Раздался громовой голос лавочника у самого уха Шаула. – Он обещал заплатить! Ты обещал заплатить! – грозно наступал он на Шаула. – Да, конечно, – поспешно ответил тот. – Сколько стоила эта булка? – Булка?! Да он стащил целый каравай! – Ну хорошо, сколько я должен за каравай? – Два золотых! – выпалил лавочник. – Вы уверены, что не преувеличиваете? – опешил Шаул. – Ну ты, пузатый, не зарывайся! – вдруг выкрикнул кто-то из толпы. – Эко запросил – два золотых! – да за этакую цену всю твою лавку купить можно, да и тебя еще в придачу! – Вот хапуга! – подхватил кто-то.
Люди вокруг засмеялись, напряжение спало.
– Так сколько я вам должен? – поинтересовался Шаул вновь у булочника. – Дай ему грошен, да и хватит с него, – ответил парень, который минуту назад был готов расправиться с ним. – Неча народ дурить!
Парень развернулся к лавочнику могучей грудью, и тот быстро ретировался за прилавок.
– Не грошен, а два, – не сдавался булочник из-за прилавка.
Шаул достал из кошелька требуемую сумму и поспешил убраться.
– Эти лавочники совсем обнаглели! Вы только подумайте: два золотых за кусок несчастной булки! Совсем нас без штанов хотят оставить! – горожане на все лады поносили торговцев.
Вдруг площадь оглушил зычный голос: «Побереги-ись!», и все бросились врассыпную. Шаула отшвырнули за какую-то лавку. На площадь выскочила целая кавалькада. Гудел рожок, трещали барабаны. Брошенные хозяином впопыхах бочки с соленьями разлетелись под копытами лошадей во все стороны, издавая аппетитный пряный запах. Мгновение – и всадники унеслись, все стихло, и площадь снова стала заполняться людьми.
– Что это было? – спросил ошарашенный Шаул у хозяина разбитых бочек. – Убыток это на двадцать целковых! Вот что это! – А кто эти люди? – Да принц это со своими дружками! – неохотно проворчал лавочник. – А что случилось? – удивился Шаул. – Весь товар псу под хвост! Вот что случилось! – Верно, на охоту торопился, – предположил один из прохожих. – Да какая охота в такой-то час?! – возразил другой. – А что ему часы считать? Небось, спину-то не гнет, – хохотнул мужик с вязанкой на плече. – Попридержи язык, Дидье! – шикнула на него женщина с суровым лицом, ткнув в бок.
Рынок снова зажил обычной жизнью, наполнившая его толпа, как закипающая каша, забурлила и растеклась, заполняя каждый его уголок. Пробираясь между рядов, Шаул наконец нашел место потише. Около выхода с рынка в уголке стояла небольшая повозка с цветами, торговала ими маленькая старушка. На прилавке были разложены луковицы тюльпанов и ирисов и небольшие букетики, перевязанные цветными ленточками, сбоку в корзине клубились цветным облаком астры и хризантемы, рядом теснились небольшие горшочки с фиалками и анемонами, а у ног старушки высились большие кадки с розовыми кустами. Красота и аромат цветов, как и добродушный вид старушки привлекли Шаула.
– Здравствуйте, – обратился он к хозяйке, колдовавшей над одним из своих детищ. – У вас здесь просто рай! – улыбнулся он, памятуя разгоряченную толпу. – Да, добрый человек, это истинно так! – просто ответила женщина. – Цветы – это отрада для души. А в таком шумном городе, может быть, и единственное утешение. – Я впервые в вашем городе. Он действительно поражает размерами. Я совсем растерялся и не могу найти гостиницу "Белый павлин", – пожаловался доброй женщине Шаул. – О, вы совсем недалеко от нее, – старушка махнула рукой в сторону рыночных ворот. – Когда вы выйдете с рынка, поднимитесь по улице чуть повыше, и там увидите вывеску. Только будьте осторожны. Да за мешком своим следите получше. Люди-то у нас разные встречаются, могут и обмануть, и обидеть. – Спасибо большое, – поблагодарил Шаул старушку и, чуть понизив голос, доверительно спросил: – А по какой надобности принц ваш разъезжает так по городу? – А кто ж его знает, – махнула рукой старушка. – У него свои заботы, а у нас свои. – Скажите, а можно ли увидеть принца, поговорить с ним? – Увидеть-то – пожалуйста. Вот он каждый день так по городу носится. А поговорить, это я не знаю, – в глазах цветочницы загорелся огонек любопытства: – А что, дело что ли какое у вас к нему? – Да, – вздохнул Шаул, – важное дело. Добрый ли он человек? – А кто ж его знает, – привычно ответила старушка универсальной формулой. – На вид красавец хоть куда, богат да силен, – со вздохом развела руками старушка и, перегнувшись через прилавок, тихонько шепнула: – Для кого добрый, а для кого и нет. – Спасибо вам, добрая женщина, – склонив голову, поблагодарил Шаул. – У вас прекрасные цветы! Позвольте мне этот букет, – Шаул взял небольшой букетик, собранный из цветка белоснежной лилии, лилового ириса и пушистой розовой гвоздики. – Он мне напоминает дом, – улыбнулся он старушке и положил монетки в ее ладонь. – Прощайте, – кивнул он старушке Шаул и засунул букет за пазуху.
– Как же мне к принцу попасть? – вздохнул он сокрушенно, вопрошая сам себя. – Зачем вы хотите попасть к принцу? – кто-то бесцеремонно схватил его за локоть.
Шаул обернулся: рядом с ним стоял щуплый человек в темном монашеском платье с выбритой тонзурой на небольшой птичьего вида головке.
– А вам что за нужда знать, любезный? – возмущенный бесцеремонностью обхождения незнакомца спросил Шаул, высвобождая локоть. – Чужестранец? – ничуть не смутившись, незнакомец прищурился, подозрительно рассматривая Шаула. – Что намереваетесь делать в нашей стране? Что-то привезли на продажу, или хотите у нас что-нибудь приобрести? – Нет, – строго ответил Шаул. – Простите, с кем имею честь? – Что вы хотите узнать? – не унимался незнакомец. – Шпионите? – Боже упаси… – выдохнул Шаул. – А ты, мил человек, не пугай доброго юношу, – вдруг из-за спины Шаула подала голос старушка. – Ты, по всему видать, человек знающий, ученый, с большими людьми накоротке. Вот и помог бы доброму человеку. Он, вишь, к нам издалека пожаловал, с важным делом к принцу. А ты бы принцу-то и сказал, он бы тебя и послушал. Ведь принцу тоже интересно новости-то из далеких краев узнать.
Незнакомец, насупившись, посмотрел на старушку.
– К самому принцу дело? – недоверчиво оглядывая Шаула, спросил он. – Совершенно верно, – кивнул Шаул. – Я должен передать принцу очень важное послание. Я уверен, что его высочество будет счастлив получить его. – Что за послание? – с неприязненной миной поинтересовался незнакомец. – От кого? – Я прибыл из города Бонка, входящего в Союз независимых городов-государств, – многозначительно произнес Шаул. – И что же предлагает принцу ваш союз? Приглашение на трон? Предложение о военном союзе? – Простите, – покачал головой Шаул. – Я не имел бы права распространяться о содержании послания, даже если бы знал его. – Так у вас письмо? – вздернул бровь незнакомец.
Шаул неопределенно качнул головой и развел руками, не желая ничего уточнять.
– Я могу устроить вам встречу, – вдруг неожиданно развернул разговор незнакомец. – Пойдемте со мной.
Шаул поспешил за незнакомцем. Выйдя из ворот рынка, они поднялись по улице, на которую указывала добрая цветочница, и Шаул увидел вывеску с изображением, походившим на поперхнувшегося индюка-альбиноса. Видимо, так по прихоти местного художника выглядела экзотическая птица. Засмотревшись на гостиничную вывеску, Шаул чуть не упустил из виду своего провожатого. Тот проворно лавировал в толпе, то тут, то там мелькая белесой тонзурой. Шаул ускорил шаг и догнал его на широкой, вымощенной булыжником площади, образованной выстроенными каре высокими домами.
– Нам сюда, – кинул, не поворачиваясь к Шаулу, его провожатый и нырнул в подъезд высокого нарядного здания с резными фризами и ажурным карнизом под черепичной крышей.
Внутри здание напоминало огромный муравейник: люди, одетые так же как его новый знакомый, не поднимая взглядов, со свитками в руках озабоченно спешили по лестницам вверх-вниз, вперед-назад. Они исчезали за одними дверями и появлялись из других.
– Подождите здесь, – бросил Шаулу проводник, а сам поспешил к одному из обитателей здания. – Мир тебе, брат Тома, – поклонился он ему.
Брат Тома остановился и, едва кивнув, процедил сквозь зубы:
– И тебе, брат Клод.
Брат Клод став на цыпочки что-то скороговоркой зашептал на ухо брату Тома. Брезгливое выражение лица не сходило с упитанной физиономии брата.
– Он? – вскинув двойной подбородок в сторону Шаула, скептически протянул брат Тома.
И тщедушный Клод снова что-то зашептал ему на ухо. В маленьких колючих глазках Тома блеснул интерес. Он махнул рукой Шаулу, развернулся и пошел по коридору. Брат Клод суетливо подбежал к молодому человеку и, схватив его за локоть, потащил за грузной фигурой Тома.
– Скорее, шевелитесь, – бесцеремонно подталкивал он Шаула вперед.
Пройдя через холл, они поднялись по лестнице и вошли в одну из массивных высоких дверей. В просторной комнате за огромным столом сидел маленький старичок в темно-красной сутане и маленькой такого же цвета шапочке, низко склонившись над бумагами, он что-то быстро писал, не обращая никакого внимания на вошедших к нему людей.
– Брат Клод, – бросил шепотом через плечо брат Тома многозначительный взгляд, – закрой дверь.
Клод, сжавшись под этим взглядом, поклонился старику, понуро вернулся к двери и скрылся за ней, бесшумно притворив за собой. Брат Тома на цыпочках подошел к писавшему и стал что-то шептать тому на ухо. Старик поднял голову и, холодно взглянув на Шаула, бесцветным глухим голосом спросил:
– Какого рода это послание?
Оглянувшись на Шаула, брат Тома вперил в него вопросительный взгляд, молодой человек, поняв это как приглашение к беседе, шагнул к столу.
– Оставьте ваш мешок у двери, – сухо остановил его брат Тома.
Шаул подчинился и, сделав несколько шагов к столу, вежливо поклонился, изящно отведя в сторону руку со шляпой. Оба мужчины молчали, уставив на него холодные взгляды.
– Я прибыл из города Бонка, входящего в союз свободных городов государств. Шаул Ворт к вашим услугам, господа, – еще раз поклонился он. – У меня есть послание к его высочеству принцу Граллону. Я был бы крайне признателен вам, ваше преосвященство, если бы вы были так любезны и сочли возможным рекомендовать меня его высочеству.
Те продолжали молчать, и Шаул смешался. Посвящать этих стражей душ человеческих в историю о колдовском заклятии он не торопился, не желая оказаться в очистительном пламени костра на городской площади Бовиля в результате своего дипломатического дебюта. Он выдал все, что у него было, и теперь, не зная чем заполнить повисшее в комнате молчание, лишь молча смотрел на своих визави. "Ну, скажите хоть что-нибудь, истуканы", – в отчаянии взмолился он.
– Мы рады вас приветствовать, господин Ворт из Бонка, – едва склонив голову, наконец поприветствовал его брат Тома, но старик продолжал молчать, не сделав ни единого движения. – У нашего государства нет нужды в таком союзнике как содружество ваших городов-государств, но мы рады всем дружеским связям, – проговорил он и снова замолчал.
Шаул не нашелся, что ответить на это, и лишь склонил голову то ли в знак согласия, то ли сам не знал чего. Он не решился повторить свою просьбу о рекомендации, необходимой для аудиенции с принцем, на едва завуалированный отказ. Он просто молчал, проклиная себя за то, что не удосужился заранее ознакомиться с геополитическими резонами и рисками Эльюда. В комнате снова повисла тишина. Наконец брат Тома, прищурившись, проговорил:
– С какого рода предложением вас послали к принцу Граллону, господин Ворт? – У меня нет полномочий, господа, обсуждать тему моего послания, даже если бы я был знаком с его содержанием, – прибег Шаул к той же уловке, что и в случае с братом Клодом.
Мужчины переглянулись, и брат Тома предложил ему:
– Оставьте ваше послание нам, мы передадим его принцу.
Это совсем не входило в планы Шаула. Во-первых, никакого письма у него не было. А во-вторых, только самому принцу он мог доверить подробности судьбы Элизы. Ему ничего не оставалось, как ответить отказом. Он рисковал: они могли прогнать его, и тогда ему бы пришлось искать другой путь к принцу. Только найдет ли?
– Я без сомнения так и сделал бы, господа. Но у моей миссии есть твердое условие – я должен вручить послание только самому его высочеству Граллону, – Шаул склонил голову в почтительном поклоне.
Его визави снова переглянулись.
– Что ж, господин Ворт из Бонка, – холодно проговорил брат Тома, – в таком случае, мы вынуждены расстаться с вами.
"Так и есть – этот шанс я провалил", – мысленно подтвердил Шаул свою неудачу. Но возражать было нечем и он, поклонившись, медленно зашагал к выходу.
– Погодите, – вдруг услышал он за спиной глухой голос старика в красном.
Шаул развернулся.
– Вы получите аудиенциею у его высочества принца Граллона, – просипел тот и, кивнув брату Тома, снова уткнулся носом в бумаги.
Брат быстро подошел к Шаулу и, кинув: "Пойдемте со мной", – заспешил к выходу. Поклонившись макушке властного старика и, прихватив свою суму, Шаул последовал за Тома. Бегом они спустились по лестнице, быстро прошли по коридорам и наконец нырнули в небольшую дверцу. В вытянутой комнате с одним узким окном за конторками стояли писцы в темных сутанах и деловито скрипели перьями. За большим столом у окна сидел высокий худой человек. Брат Тома подвел Шаула и, лишь кивнув худому, вышел. Человек потер переносицу и, нехотя взглянув на посетителя, стал монотонно говорить, как будто произносил давно выученный и порядком надоевший текст.
– Чтобы попасть на аудиенцию к принцу, вы должны, заплатить налог в соседней комнате. Полученную расписку об оплате сохраните и принесете во дворец, без нее вас не пропустит стража. Сейчас вы должны правдиво и полно ответить на некоторые вопросы. Если вы умеете читать и писать, напишите сами, – усталый человек тут же протянул свиток Шаулу. – Если нет, обратитесь к брату Эрле, он в последнем ряду слева. Вот вам грамота, – и он достал еще один свиток, – аудиенция состоится завтра в три часа по полудни. Прийти во дворец вы должны ровно за час до указанного времени, стража произведет досмотр, а затем вы прослушаете указания. Без печати маршала дворцовой стражи, удостоверившей, что досмотр произведен, а вы ознакомлены с правилами поведения на аудиенции его высочества, вас в зал не допустят. Если вы предполагаете преподнести принцу подношения, вы должны заявить об этом при входе и отдать подарок для проверки. Всевозможная снедь, а также недоступные проверке предметы, такие как: запертые шкатулки, бочки, сундуки и прочее не принимаются, конфискуются и не возвращаются хозяину. Платье ваше должно соответствовать эстетическим и моральным нормам, принятым в нашем королевстве. То есть: на вас не должно быть одеяний ярких цветов, общая площадь открытых взору участков тела, включая лицо, шею, руки, для дам – плечи, не должна превышать десяти квадратных дюймов, общая сумма оценки вашего наряда, включая сапоги, шляпу, аксессуары, а также цену вашего транспортного средства, не должна быть ниже двух золотых, и не превышать сумму в 11 золотых. Все понятно? – Наверное, – промолвил, сбитый с толку подобными инструкциями, Шаул. – Поставьте свое имя или крест, – человек протянул еще один свиток. – Так, – произнес он, когда Шаул расписался. – Теперь отвечайте на вопросы. Почти полчаса ушло у Шаула на заполнение документа, докучливо расспрашивавшего о его персоне и намерениях. – Пожалуйста, – он протянул свиток. – Прекрасно. Вы можете идти. Не забудьте заплатить налог у брата Линье. – Прощайте, – склонил голову Шаул. – Угу, – человек нехотя кивнул в ответ. Заплатив налог и поплутав по лабиринту коридоров, Шаул наконец отыскал выход. Оказавшись на площади, он с удовольствием вдохнул свежий воздух.
Дворцовые порядки впечатляют. Шаулу, конечно, повезло, что его мысли вслух услышал соглядатай. Таким образом, проблема с тем, как попасть на прием к принцу решилась довольно быстро. С другой стороны - "весело" жить в королевстве с подобными порядками. Чудное название улицы - Свиное рыло.
Ну и по традиции чуток тапочек.
цитата:
Шаул был поражен не меньше, чем размерами, шумной неразберихе, царившей в этом гомонящем, переполненном людьми городе.
Поражен - чем? (тв.падеж) - неразберихой\ою.
цитата:
Высокие многоэтажные дома с нависшими друг над другом этажами закрывали солнечный свет. Из верхних окон хозяйки с громким криком,
А если просто - высокие дома с нависшими друг над другом этажами - ?
цитата:
На площадь выскочила целая кавалькада.
Не "целой" кавалькады не бывает, как мне кажется. Может, заменить - на шумную или пеструю - или еще какую - ?
цитата:
– Убыток это на двадцать целковых!
Целковый - это все же историческое название рубля. А если более неопределенно - двадцать серебряных монет или золотых - ?
цитата:
– Да, добрый человек, это истинно так!
"это" - легко выбрасывается, как и "вы":
цитата:
Когда вы выйдете с рынка,
... и "я", и "что":
цитата:
Я уверен, что его высочество будет счастлив получить его.
И здесь еще:
цитата:
– Я могу устроить вам встречу, – вдруг неожиданно развернул разговор незнакомец.
(К слову о "лишних" словах.) И вот смутило: развернул разговор. Может, просто - неожиданно сказал\сообщил\заявил... - ?
цитата:
выстроенными каре высокими домами. – Нам сюда, – кинул, не поворачиваясь к Шаулу, его провожатый и нырнул в подъезд высокого нарядного здания
Высокий-высокий.
цитата:
люди, одетые так же(,) как его новый знакомый
цитата:
Он не решился повторить свою просьбу о рекомендации, необходимой для аудиенции с принцем, в ответ - ? на едва завуалированный отказ.
Такое впечатление, что здесь какое-то слово пропущено.
*** Траум сидел один в своих покоях. Он отгородился не только от докучавшей ему феи, но и от Рева, всего мира и Провидения. Благодаря своему родству с людьми его помощник, частенько запутавшийся в логических выводах, мгновенно улавливал чувства, пусть и не всегда мог распознать их истинной природы. И теперь Рев изводил Траума многозначительными намеками и понимающими взглядами. Это раздражало владыку снов еще больше оттого, что дурацкие замечания Рева заставляли его вновь и вновь почувствовать тревожное шевеление в груди. Он выстроил надежную стену вокруг своего сердца, но с разумом такие вещи не проходят. Иначе – потеря власть над собой, а значит, и над миром. Возведенные стены, не только защищают, но и лишают обзора, а значит ограничивают познание и власть, что в его случае равносильно самоубийству.
Траум нахмурился. Поднявшись, прошелся по комнате. Снова вернулся к креслу, но не опустился на него. "Стоп", – приказал он сам себе. Надо просто признать очевидное: его тактика не имеет успеха. Фея продолжает волновать его, а он чувствует себя измученным и опустошенным, словно от долгой болезни. Нельзя идти на поводу своих чувств, но и отрицать их бесполезно, так только сильнее запустишь недуг. Надо искать новое лекарство.
Траум сделал еще один круг. Ничего не приходило в голову. Разве что поднять ворота и выйти навстречу тому, что ожидает за крепостными стенами? Покинуть укрепленное убежище – всегда рискованный шаг, но сидеть годами в осажденной крепости – и того хуже.
Решение он принял быстро и сразу почувствовал облегчение. Развернувшись от глухой стены, Траум распахнул окна, впустив свежий морозный воздух. Первые ночные заморозки прогнали вчерашнюю хмарь, расцветив погасшую было природу новым роскошным нарядом. Тонкая паутинка инея посеребрила деревья, кусты, дорожки и поля – все вокруг блестело, переливаясь радужными искрами на утреннем солнце. Траум вдохнул полной грудью по-зимнему упругий бодрящий воздух, и мощный толчок в груди погнал по жилам полнокровный поток. Принятое решение, словно распустило сжатую внутри него пружину. Свобода. Теперь необходимо действовать, решать, вершить. Траум почувствовал себя свободным даже от своей привязанности к маленькой фее.
***
Все утро Шаул слонялся по небольшой комнате гостиницы, не находя себе места. Порядки, принятые в Бовиле, как и его жители, кроме милой старушки-цветочницы, были ему несимпатичны, и его изводило тоскливое предчувствие, что и принц Эльтюда может оказаться им под стать. Вряд ли ему удастся понять характер принца во время официальной церемонии. А значит, он вынужден будет отдать Элизу во власть человека, душевные качества которого совершенно неизвестны. Не говоря уже о том, что, открыв тайну Элизы, он и себя предаст на милость принца. В Эльтюде власти духовные без сомнения обладали весьма значительным влиянием, а это делало позицию Шаула весьма уязвимой. Никто не проявляет такого нетерпения к магии, как властители духа, желающие обрести земную власть.
– Что ты маешься? – недовольно спросил Бруно. – Аудиенции ты добился. И весьма умно, к слову. Я не ожидал от тебя такой способности к политической игре. Держал паузу, блефовал, шел ва-банк, как заправский политик. – Не болтай ерунды, – отмахнулся Шаул. – Я просто не знал что сказать. – Ну, в таком случае, надо благодарить Провидение. В который раз убеждаюсь, что молчание – золото. Хорошо, что ты не ляпнул чего-нибудь по простоте душевной. Они могли принять тебя за сумасшедшего или сжечь на костре. – А, может быть, они оставили бы свои духовные предпочтения и воспользовались бы Элизой в своих политических целях. – Не Элизой, а принцессой, ее высочеством принцессой Оланда, – отчитал его кот, а затем с видом завзятого дипломата добавил: – Эльтюду, насколько я могу судить, совсем не выгодно ослаблять содружество городов, так как это усилит их южного соседа. – Так им нужен союз с содружеством? – Я думаю, они бы от него не отказались, тем более, что их соседи тоже не дремлют. – Я не перестаю ругать себя, что отправился в путь, не разобравшись в политических резонах. Признаться я упустил из виду, что спасение Элизы может перевернуть жизнь моих соотечественников.
Шаул обреченно качнул головой, до него только сейчас стала доходить вся сложность его миссии.
– Да, ты первостатейный простофиля, – не упустил случая поддеть его Бруно, но сейчас Шаул был с ним почти согласен. – Я думаю, содружество с удовольствием закрыло бы глаза на скорую гибель принцессы и всего королевского двора. И, предполагаю, нашлись бы и те, кто не погнушался приложить руку к их скорейшей гибели. О, они вряд ли простят тебе их пробуждение. – Содружество ничего не знает о них, – настороженно возразил Шаул.
"А ведь Бруно прав: судьба Элизы зависит не только от злой воли колдуньи".
– Им представится возможность узнать их, когда те проснуться. Но это проблема содружества. Когда правители не знают истории, это чревато потерей власти. – Ты так спокойно говоришь об этом! – возмутился Шаул. – Это, между прочим, касается и моей семьи, моих соотечественников. – Это касается не только твоих соотечественников. Эта истинна, которая подтверждается всей историей человечества. И всем надлежит ее знать. Если ты нарушаешь закон, ты обречен получить воздаяние. И невежество не является смягчающим обстоятельством. Разве изучение философии истории не входит в обязательный курс Золендамского университета? – Я закончил только первую ступень, – огрызнулся он. – Оно и видно, – протянул Бруно. – Я совсем запутался! – вскликнул в отчаянии Шаул. – Мало того, что я не могу решить, как мне поступить с принцем, так теперь еще и проблемы содружества решать?! – Эко махнул, – усмехнулся Бруно. – Не много ли ты на себя берешь? – А как мне быть? – пожал плечами Шаул. – Я найду Элизе принца, он разбудит ее, и король решит, что ему необходимо вернуть себе Оланд. – Знаешь, Шаул, философу надо научиться правильно расставлять приоритеты. Да не плохо бы еще разбираться, что зависит от него, а что он должен принять как должное, – прищурившись, прошипел Бруно. – Главное в твоей миссии, уж коли ты ввязался во все это, – найти принца для принцессы. Так и займись этим, а проблемы содружества пока не возникли, так что и не требуют решения. – Не хотелось бы мне стать причиной их возникновения, – уныло протянул Шаул. – Тогда все просто – откажись от своей миссии. – Спасибо за совет, – раздраженно скривился Шаул.
Он не мог отказаться от своей миссии. И не только из-за любви к Элизе. Как и в самом начале своего путешествия, он чувствовал себя ответственным за судьбу всех тех, кто связан с нею. Он должен хотя бы попытаться спасти их от верной гибели. "По своей сущности человек не может игнорировать глубинное знание общности судьбы, и солидарность с другими людьми – насущная необходимость оставаться человеком", – по привычке сформулировал Шаул. Он был уверен, что его философские формулы были выстраданы на собственном болезненном опыте. Пусть и не в таких масштабах, но он знал цену и вкус отступничества и не готов был снова совершить нечто подобное. Не говоря уж о том, что с гибелью Элизы он вообще не мог смириться.
– В конце концов, брак принцессы, – Шаул запнулся, почувствовав острую боль под грудиной, сделал глубокий вздох и продолжил: – с союзником содружества создаст благоприятную почву для урегулирования претензий короля. – Слова не мальчика, а политического мужа, – продекламировал кот. – Как ты думаешь, – после долгой паузы спросил кота Шаул, – он подойдет ей? – Это не нам с тобой решать. Или ты предлагаешь заняться гаданием? – скептически скривился Бруно. – Обратись к профессионалам. Я пас.
Шаул устало протер переносицу. Действительно, глупо задаваться подобными вопросами. Очевидно, что никто из претендентов на руку Элизы не найдет у него одобрения. Но еще более очевидно то, что он попросту не имеет права на подобные оценки.
– Хватит слоняться по комнате, – проворчал Бруно. – Пора собираться, через час тебе надо быть в королевском замке. – Я еще не придумал, как рассказать принцу об Элизе, – уныло промолвил Шаул. – О его высочестве принцессе Оланда! – вскипел Бруно. – Сообразишь по обстоятельствам, – добавил он более миролюбиво. – Легко тебе давать советы, – проворчал Шаул и, сунув букетик старушки за пазуху – на удачу, – вышел из комнаты.
*** Селина аккуратно тянула пряжу, туго скручивая ее в крепкую нить. Конечно, Селина не определяла этим судьбу маленького Хольде, а только помогала мальчику в его мужественной борьбе с мучавшей его болезнью. Тугая нить без узелков и утолщений ровно ложилась на катушку веретена. Это означало, что мальчик не сдался и не отчаялся. Селина уже знала, что малыш победит в этой схватке, даже если его земные дни будут сочтены.
Люди часто забывают, что болезнь страшна не смертью и не телесной мукой, которую причиняет, а тем, что через эту муку зло добирается до сердца человека. Кто не отчается от непрекращающихся страданий? Кто не озлобится от бессмысленности и несправедливости переносимых мук? Кто не перестанет любить, замкнутый в узилище скорби? Почти никто. И все же есть те, кто побеждает и отчаяние, и зло, и саму смерть, уничтожающую этот мир через страдания и боль. Чем сильнее претерпеваемые такими людьми страдания, тем меньше боли остается другим, а значит значительней и одержанная ими победа. Такое не всем по плечу. Страдальцы-победители, как редкие оазисы в пустыни, умиряют испепеляющий жар, дают тень и влагу, потому что сами питаются от источника Провидения.
Люди этого не видят и часто даже не догадываются, что скованные болезнью и иссохшие телом калеки охраняют их от зла гораздо надежней, чем все военачальники и армии с их оружием и мощью, и облегчают их страдания сильнее, чем лекари с целебными снадобьями. Малыш Хольде был из таких победителей. Это чувствовалось в каждом тугом витке веретена. Его ждали вечные блаженство и слава. И все же мягкое сердце Селины кровоточило от боли: для родителей потеря ребенка – незаживающая рана.
Мальчик заснул, обессиленный телесными муками, а Селина продолжала крутить нить. Пряжа тянулась все труднее – болезнь малыша Хольде не ослабила хватки, как огромный паук она обхватила хрупкое тельце ребенка, и опутывала его, все сильнее стягивая паутиной. Ну хоть несколько минут, чтобы перевести дух! Хоть бы коротенькая передышка, почувствовать облегчение!
– Траум, – прошептала Селина, повинуюсь внезапному порыву, – помоги малышу Хольде. Я знаю, тебе не все равно. Прояви свою власть и волю. Этот мальчик стоит того. Ты нужен ему.
Селина вздохнула: ее слова натыкались на непреодолимую преграду. Траум был закрыт для нее. Владыке снов надоели ее бесцеремонные попытки завязать с ним личное знакомство. Селина не сердилась. Она понимала, что такое просто невозможно. И ее саму удивляла непонятно откуда взявшаяся в ней настойчивость. Мир снов иллюзий, страхов и тайных желаний, с которым теснейшим образом связан каждый живущий на земле, находится в ином, не доступном воле человека, плане бытия. Каждый можем там бывать, видеть, чувствовать и переживать последствия произошедшего там. Но человеческий разум, даже умудренный магическими знаниями, способен лишь строить догадки по отрывочным и противоречивым фактам, не в силах постичь этот мир изнутри. Селина знала, что когда-то человек выпал из целого и утратил подобный способ познания, и ей, слабой взбалмошной фее, не изменить существующего порядка вещей. Но она странным образом не могла оставить идеи достучаться до самого Траума. Ей не нужна была мудрость мира снов, его сила и могущество, ей нужен был Траум. И она сама не знала зачем. Может быть, Агата права и это последствия магии странного мира.
Вдруг Селина почувствовала, как пряжа стала поддаваться, она тянулась все легче, туго скручиваясь в плотную ровную нить. Это означало только одно. Мальчик получил желанную передышку – болезнь чуть ослабила хватку.
– Спасибо тебе, Траум, – улыбаясь, прошептала Селина, она ощутила, что мир снов чуть поддался и для ее желания проникнуть в него.
Бруно каков молодец! И ведь действительно, следя за перипетиями истории Шаула и Элизы, как-то упустилось из виду, что если королевство проснется, то захочет занять свое законное место по меньшей мере на политической карте и арене. И принц может захотеть сыграть в том не последнюю роль. Словом, влипли ребята.
Бедный Траум, как ни отгораживается, как ни строит стены, а все бестолку. Чудно, как он всегда незримо рядом, и это ощущение его поддержки...
Чуток тапков:
цитата:
его помощник, частенько запутавшийся в логических выводах, мгновенно улавливал чувства, пусть и не всегда мог распознать их истинной природы.
Частенько путавшийся - или частенько запутываясь. (...) их истинную природу - ?
цитата:
И, предполагаю, нашлись бы и те, кто не погнушался приложить руку к их скорейшей гибели. О, они вряд ли простят тебе их пробуждение. – Содружество ничего не знает о них, – настороженно возразил Шаул. "А ведь Бруно прав: судьба Элизы зависит не только от злой воли колдуньи". – Им представится возможность узнать их, когда те проснуться.
Их-их-их.
цитата:
Эта истинна, которая подтверждается всей историей человечества.
Одно "н".
цитата:
Каждый можем там бывать, видеть, чувствовать и переживать последствия произошедшего там.
Бруно воспитывает Шаула, а Рев читает мысли Селины. И Траум, да, зайчег, вносит свою лепту, сам того не желая. Или желая?
Юлия, снимаю шляпу, восхищаюсь! Ты своей чудесной философской сказкой столько поднимаешь проблем и вопросов, и частного и общего значения. Чего стоит только рассуждение о том, как важно не ожесточиться от страданий!
Тапочки еще. Извиняюсь, если где повторилась.
цитата:
– Не важно, – бросил кот, озабоченно глядя на Шаула.
Неважно
цитата:
Ты не можешь обратиться к королевской особе, пока она сама не обратиться к тебе.
Не обратится
цитата:
И когда она пробудиться, он не сможет ничего сказать ей, или прикоснуться к ее руке...
Пробудится. Зпт перед «или», наверное, лишняя.
цитата:
Шаул ей нравился, и не только потому, что должен был потрудиться для исполнения их плана.
Лишняя зпт перед «и».
цитата:
– Он очень милый. Не удивительно, что Элиза влюбилась в него, увидев его подлинный образ,
Неудивительно?
цитата:
– Да? Возможно… – задумчиво проговорил Рев, и полюбопытствовал в свою очередь:
Лишняя зпт.
цитата:
Вы не можете этого увидеть, – покачал он головой, словно искал ответ на мучившую его загадку, и наконец нашел:
Лишняя зпт перед «и наконец».
цитата:
но вы, без сомнения, можете это почувствовать. Вы ведь чувствуете это? – он нетерпеливо заглянул ей в глаза. – Да…– неуверенно ответила Селина. – Когда я появилась здесь, я почувствовала какие-то изменения.
А может, и хорошо так.
Глава 4
цитата:
Бовиль, словно гора возвышался над селениями, полями и лесами,
Зпт после «гора.
цитата:
Попав внутрь крепостных стен Шаул был поражен не меньше, чем размерами, шумной неразберихе, царившей в этом гомонящем, переполненном людьми городе.
Попав внутрь крепостных стен, Шаул, не меньше, чем размерами, был поражен шумной неразберихой, царившей в этом гомонящем, переполненном людьми городе.
цитата:
Огромный мост через реку, плотно застроенный высокими зданиями, был похож на огромного ощетинившегося крышами домов ящера, между его могучих лап, опущенных в реку, проплывали корабли, лодки и баржи.
цитата:
– А почему ты защищаешь его? Вы что сообщники? – послышали возгласы.
Вы что, сообщники? Вроде, так?
цитата:
На прилавке были разложены луковицы тюльпанов и ирисов и небольшие букетики, перевязанные цветными ленточками, сбоку в корзине клубились цветным облаком астры и хризантемы, рядом теснились небольшие горшочки с фиалками и анемонами,
Может, ленточки разноцветные?
цитата:
Брат Клод став на цыпочки что-то скороговоркой зашептал на ухо брату Тома.
Брат Клод, став на цыпочки, что-то скороговоркой зашептал на ухо брату Тома.
цитата:
– Брат Клод, – бросил шепотом через плечо брат Тома многозначительный взгляд, – закрой дверь.
Здесь что-то с шепотом и взглядом не так.
цитата:
Он не решился повторить свою просьбу о рекомендации, необходимой для аудиенции с принцем, на едва завуалированный отказ.
Что-то смущает. Может «в ответ на едва завуалированный отказ»?
цитата:
– Вы получите аудиенциею у его высочества принца Граллона, – просипел тот и, кивнув брату Тома, снова уткнулся носом в бумаги.
Очепятка. аудиенцию
цитата:
– Чтобы попасть на аудиенцию к принцу, вы должны, заплатить налог в соседней комнате.
Лишняя зпт после «должны»
цитата:
Иначе – потеря власть над собой, а значит, и над миром.
власти
цитата:
Возведенные стены, не только защищают, но и лишают обзора, а значит ограничивают познание и власть, что в его случае равносильно самоубийству.
Лишняя зпт после стен.
цитата:
Фея продолжает волновать его, а он чувствует себя измученным и опустошенным, словно от долгой болезни. Нельзя идти на поводу своих чувств, но и отрицать их бесполезно, так только сильнее запустишь недуг.
Много «чувства», и с начала отрывка тоже. Может «ощущает себя измученным…»?
цитата:
– Не болтай ерунды, – отмахнулся Шаул. – Я просто не знал что сказать.
Зпт после «не знал».
цитата:
– Им представится возможность узнать их, когда те проснуться.
проснутся
цитата:
Он был уверен, что его философские формулы были выстраданы на собственном болезненном опыте.
Второе «были» можно убрать.
цитата:
И все же есть те, кто побеждает и отчаяние, и зло, и саму смерть, уничтожающую этот мир через страдания и боль.
Здесь, возможно, как я поняла фразу, побеждать смерть через страдания и боль? То есть, зпт после «мир»?
цитата:
Хоть бы коротенькая передышка, почувствовать облегчение!
Хоть бы коротенькую передышку, почувствовать облегчение!
И ведь действительно, следя за перипетиями истории Шаула и Элизы, как-то упустилось из виду, что если королевство проснется, то захочет занять свое законное место по меньшей мере на политической карте и арене.
Феи оказались не слишком-то сильны в политическом аспекте своей спасительной миссии.
apropos пишет:
цитата:
И принц может захотеть сыграть в том не последнюю роль.
Да уж... Видно, на то и был расчет: пробудил, так и разбирайся со всеми политическими заморочками.
apropos пишет:
цитата:
Бедный Траум
Великий Траум
Хелга пишет:
цитата:
Бруно воспитывает Шаула
На то и поставлен
Хелга пишет:
цитата:
Рев читает мысли Селины
Разошелся помощничек пока владыке не до него.
Хелга пишет:
цитата:
Траум, да, зайчег, вносит свою лепту, сам того не желая. Или желая?
Кто ж их поймет, великих-то.
Хелга пишет:
цитата:
столько поднимаешь проблем и вопросов
Главное, чтоб не мозолило это душу читателя, не вставало на пути повествования, словно тянь-шанские хребты.
Спасибо вам, дорогие, за ваши бесценные замечания и исправления. Автор слеп и туп
Юлия
Сообщение: 1542
Отправлено: 14.08.14 15:22. Заголовок: *** Возможно ли чтоб..
*** Возможно ли чтобы пустота или непроглядная глухая тьма обрели форму? Ни представить, ни описать такого невозможно. И все же Элиза чувствовала, что с ее убежищем произошло именно это. Это невидимое строение и порядок с некоторых пор строго определяли ее жизнь. Эти изменения, хоть и ставили иногда Элизу в тупик, но отчего-то казались ей добрым предзнаменованием.
Она не могла объяснить и самой себе, почему вдруг почувствовала доверие к прежде ненавидимой темнице, но с готовностью принимала на веру нынешнюю доброжелательность странного мира, в котором пребывала не по своей воле. Возможно, она просто успокаивала себя, но ей стало чуть легче, чем прежде. Порядок, сути которого она не знала, казалось бы, должен раздражать внезапными запретами и тупиками, но Элиза была уверена, что тот был залогом безопасности для нее и, возможно, для Шаула. Прежняя аморфность, казавшаяся свободой, чуть не обернулась гибелью для них обоих. И потому спокойно сносила, когда ее выбрасывало из его воспоминаний, или она наоборот проваливалась в них без особого намерения. А когда ход в воспоминания Шаула для нее был закрыт, она могла побродить и по собственным. Туда она попадала легко в любое время. Но это не всегда оказывалось приятным. Теперь, из нынешнего убежища, она увидела прожитую жизнь совсем под иным углом. То, что раньше казалось обычным порядком, сейчас вызывало раздражение или даже стыд. А то, что в былые времена вызывало недоумение, теперь становилось очевидным.
Ее вынужденное заточение уже не представлялось ей совершенно невыносимым – одиночество прекрасный повод подумать, а ей было о чем. В скором времени ей предстояло проснуться. И с пробуждением прежняя, предопределенная магией жизнь закончится. Уже не мастерство крестных, а ее собственный характер выстроит ее будущее. Элиза качнула головой: нет не только ее характер решит судьбу спящей принцессы. Проснуться королева, ее мать, и отец, король. Да еще выбранный феями принц. Не будет только Шаула.
Какая ирония! Крестные хотели для нее самого лучшего – влюбленного благородного принца, всякая на ее месте была бы счастлива, а она предпочла простого горожанина. Конечно, никаким волшебством такого разворота событий предугадать невозможно. И теперь ее спасение зависит от того, сможет ли она разлюбить Шаула и полюбить принца.
Без всякого сомнения, влюбленный принц легко завоюет ее сердце, - уныло уговаривала себя Элиза. А как же иначе? Он будет благороден, отважен, великодушен, чистосердечен, галантен, умен и, возможно, даже красив. Ведь он предопределен ей магией крестных! Разумеется, это – алмаз высшей пробы. Да принца просто невозможно будет не полюбить! А Шаул? Шаул станет ей другом…
Элиза сердито пнула упругую пустоту. Разгуливая по воспоминаниям милого юноши, она совсем оторвалась от реальности! Какие друзья?! Все эти рассуждения о дружбе с простым горожанином из маленького провинциального городка – просто блажь. Короли и королевы не имеют друзей. Свита – вот чем они должны удовольствоваться. Даже простая сердечная привязанность может стать для короля, как для ее бедного отца, причиной потери власти, а, возможно, и жизни. Конечно, Шаулу пожалуют титул и земли за заслуги перед королем. Может быть, иногда они будут видеться на приемах, но ей уже никогда не попасть в его мир – мир незатейливого быта и созерцания бытия.
Но пока она здесь… Принцесса упрямо насупилась. Пока она здесь, никто не заставит ее отказаться от встречи с ним. Элиза прикрыла глаза и скользнула через какую-то прореху в окружающей ее пустоте.
– Мы закончили, Шаул, – мужчина строго сверкнул на Элизу стеклами очков. – Отец! – воскликнул тот, и по сердцу Элизы прокатилась бархатная волна низких нот его голоса. – Но ты сам говорил, что призвание невозможно отменить собственной волей. – Что ты можешь знать о призвании? – мужчина снял очки и устало потер переносицу, без очков взгляд его стал мягок и беззащитен. – Шаул, в тебе говорит юношеское упрямство. Боюсь, здесь сыграл роль мой запрет. Ты всегда был ужасным упрямцем. Если бы я запретил тебе интересоваться медициной, ты сейчас бы с пеною у рта доказывал свое право стать лекарем. – Никогда, – горячо возразил Шаул. – На уроке анатомии в гильдии хирургов прошлой зимой я чуть не потерял сознание. – Очень многие известные врачи на первой в своей жизни секции падали в обморок, – махнул рукой отец. – Меня не работа хирурга взволновала. Прелектор препарировал мозги несчастного, а я не мог оторвать взгляда от его лица. Его лицо, отец! Ведь это был человек. Когда-то мать младенцем держала его на руках и вглядывалась в его лицо, пытаясь предугадать его судьбу. Что привело того младенца к такому концу?! – Оставь, Шаул, – отец снова надел на нос очки, и его взгляд стал строгим и жестким. – Ты прекрасно знаешь, этот несчастный, как ты его назвал, был вором и убийцей. Именно это его и привело к тому концу. – Совершенно верно, – рассудительно кивнул Шаул. – Но в какой момент человек подходит к этой развилке? Почему один становится лекарем, а другой – убийцей?! Ведь никого Провидение не предназначает ко второму? Как понять, почему человек выбирает не жизнь, а смерть? – Боюсь, сынок, на это у нас сейчас нет времени, – за спиной послышался женский голос.
Элиза обернулась, на пороге комнаты стояла миловидная женщина. Ее скромное темное платье оттенял белоснежный воротник и манжеты, украшенные по краю тонким кружевом. Из-под тонкого батистового чепца выглядывали каштановые волосы. Карие глаза лучились теплом, а изящные губы изогнула ласковая улыбка.
"Шаул похож на мать", – подумала Элиза.
– Мама, – юноша шагнул навстречу матери, и та заботливо поправила его воротник.
"Шаул вырос", – подумала Элиза, глядя сверху на лицо госпожи Ворт.
– Сейчас придут господин Минтье с супругой, а Себастиан Гринмайер и госпожа ван Остенрейн уже здесь.
Элиза почувствовала, как бешено заколотилось сердце Шаула, и загорелись огнем уши.
– Пойдем, Бартье, – повернула голову женщина к мужу. – И ты, сынок. Госпожа ван Остенрейн спрашивала о тебе.
Они все трое вышли из кабинета и спустились по лестнице в небольшую уютную гостиную. В эту же минуту служанка провела в комнату мужчину средних лет и молодую женщину. Это, надо полагать, и были те самые Себастиан Гринмайер и госпожа ван Остенрейн. Дама протянула Шаулу руку и улыбнулась. – Менеер Ворт, приятно снова видеть вас, – проговорила она, задержав ладонь в руке Шаула чуть дольше положенного.
Сердце юноши упало, а потом подскочило к горлу и затрепыхалось, во рту все пересохло, и он не смог выдавить из себя ничего, кроме ее имени.
– Госпожа ван Остенрейн, – с поклоном просипел он. – Прошлый раз вы удивили меня вашим рассуждениями о моей картине, – продолжила дама. – И сегодня я жду продолжения нашей интереснейшей беседы.
Элиза чувствовала, как тает от лести женщины сердце Шаула, а ее собственное выбивает тревожную дробь. Не слишком ли вольно ведет себя эта госпожа ван Остенрейн? Золотистые локоны, сколотые изящным гребнем, рассыпались по плечам, когда молодая женщина слегка откидывала голову, словно призывала всех любоваться ею. Большие серые глаза искрились лукавством, а в уголках крупного чувственного рта притаилась улыбка. Через широкое декольте ее платья сквозь кисею тончайшей вышитой батистовой рубашки просвечивала жемчужная кожа ее плеч. Пышные рукава до локтей открывали белые полные руки с тонкими запястьями и изящные кисти с длинными пальцами. Шаул сглотнул, с трудом оторвав взгляд от ее рук.
– Я написала новую картину, менеер Ворт, – кокетливо подняв бровь, обратилась дама к Шаулу. – Я приглашаю вас посетить мою мастерскую и высказать свое мнение.
Элиза почувствовала, как спину покрыла испарина.
– Как вам угодно, госпожа ван Остенрейн. Однако, боюсь, мое мнение – лишь мнение дилетанта, – слегка поклонился Шаул и, спохватившись, добавил: – Хотя ваш талант не оставит никого равнодушным. – Менеер Ворт, – пригрозила дама пальцем. – Вы слишком молоды для лести. Я жду честного и открытого разговора. – Вы слишком красивы для этого, – проговорил пришедший с дамой немолодой господин, насмешливо поглядывая на смутившегося Шаула. – Оставьте, юношу, великолепная госпожа Аделине, а то мне придется делать ему кровопускание. – Прекратите, доктор, – нахмурилась дама. – У нас с менеером Вортом незакончен серьезный разговор об искусстве. Менеер Ворт утверждал в прошлый раз, что искусство – это форма религиозного откровения. – О, это без меня, – доктор дурашливо поднял руки. – Если захотите узнать что-нибудь о форме черепа или количестве мышц в ваших великолепных ручках, тогда я к вашим услугам. – О, нет, на это не надейтесь. Искусство не зависит от количества мышц, – звонко засмеялась дама. – Здесь я с вами не соглашусь, госпожа художница, – запротестовал доктор. – Посмотрел бы я, как вы будете создавать свои шедевры, если у вас воспалиться хоть одна из них, или, не дай-то Бог, порвется. – Но мастерство – это не само искусство, – севшим голосом возразил доктору Шаул. – Это лишь средство для исполнения замысла… – Но без средств, – вступил в разговор господин Ворт старший, – не будет и воплощения, а значит и самого искусства. Не правда ли, Шаул? – А вот и господа Минтье, – воскликнула госпожа Ворт, поспешив на встречу вновь пришедшим.
Аделине ван Остенрейн взяла Шаула под руку, словно невзначай коснувшись его кисти тонкими пальцами, и Элиза почувствовала, как возбуждение волной прокатилась по коже и запульсировало внизу живота, свернувшись тугим узлом.
– О боже, – отозвалось в голове, и сердце зашлось в бешеной пляске.
Элиза хотела было с возмущением отбросить руку дамы и… оказалась в своем убежище.
– Да она флиртует с ним! – возмущенно воскликнула принцесса. – Какая мерзость!
Возмущению ее не было конца. Элиза вновь и вновь прокручивала в голове увиденное.
– Сколько ей? Двадцать? Двадцать пять? Почему ее не выдали замуж?! С таким-то поведением?! Это не так просто!
Элиза была потрясена, да что уж там – взбешена. Ее застенчивый герой, словно молодой жеребец, возбуждался и вставал на дыбы при виде какой-то взбалмошной бабенки, годившейся ему в матери! Теснение в груди и спазма в горле, озноб и жар, брожение и ноющая боль в животе – она ощущала, словно все это происходило в ее собственном теле. Какое унижение! И ладно бы только это. Но мысли! Они были едва заметны, даже не выражены до конца, но желания – дотронуться до ее кожи, почувствовать ее прикосновение, ее дыхание – они разрывали его изнутри. Все естество его буквально кипело от переполнявших его низменных животных чувств! И она вынужденная была все это терпеть.
– Какая мерзость! Какая низость! Да что и ждать простолюдина?! Вот почему нужен благородный принц. Аристократ никогда не позволил бы себе ничего подобного!
Элиза возбужденно металась по пустоте собственной темницы.
– Больше никогда, ни за что я не отправлюсь в его воспоминания! – поклялась она себе. – С принцем все будет иначе. Чистота и достоинство будут положены в основу нашего союза. И никаких грязных, распутных, срамных чувств и мыслей! Никакой простонародной разнузданности.
Гы, как славно принцесса возмущена низменными чувствами и желаниями простолюдинов. Вообще, очень занятный эксперимент получается с этим взаимным обменом воспоминаниями - узнают не только друг друга, но и познают мир, до сих пор для них недоступный, опыт ошибок горьких и прочие прелести бытия. А Элизе только на пользу немного повзрослеть. Юлия пишет:
цитата:
с готовностью принимала на веру нынешнюю доброжелательность странного мира
Лапочка Траум, как такого не полюбить?
Из тапков:
цитата:
Проснуться королева,
цитата:
поспешив на встречу вновь пришедшим.
Слитно.
цитата:
И она вынужденная была все это терпеть.
Вынуждена была.
цитата:
Да что и ждать от простолюдина?!
Пропущено. Ну и можно еще побороться с лишними местоимениями. Хелга пишет:
цитата:
Тапочки еще.
Это ж сколько я пропустила!.. Три пары глаз, похоже, в самый раз.
Главное, чтоб не мозолило это душу читателя, не вставало на пути повествования, словно тянь-шанские хребты.
Да ты что? Это важнейшая составляющая, абсолютно естественно текущая в повествовании.
Юлия пишет:
цитата:
С принцем все будет иначе. Чистота и достоинство будут положены в основу нашего союза. И никаких грязных, распутных, срамных чувств и мыслей! Никакой простонародной разнузданности.
Да-да, девушка, так оно и будет, ведь принц не мужчина, он - дух. Да, опасно так глубоко погружаться в душу мужчины. А Элиза совершенно невинна, проспала период взросления. Или не проспала?
Чуть-чуть тапочек.
цитата:
Возможно ли чтобы пустота или непроглядная глухая тьма обрели форму?
Зпт после ли?
цитата:
И все же Элиза чувствовала, что с ее убежищем произошло именно это. Это невидимое строение и порядок с некоторых пор строго определяли ее жизнь. Эти изменения, хоть и ставили иногда Элизу в тупик, но отчего-то казались ей добрым предзнаменованием.
Здесь можно побороться с "это". Ужасное слово, все время приходится с ним бороться.
цитата:
И потому спокойно сносила, когда ее выбрасывало из его воспоминаний, или она наоборот проваливалась в них без особого намерения.
«Она», наверное, можно убрать.
цитата:
Через широкое декольте ее платья сквозь кисею тончайшей вышитой батистовой рубашки просвечивала жемчужная кожа ее плеч.
Второе ее можно убрать. Из пункта «побороться с лишними местоимениями»
цитата:
У нас с менеером Вортом незакончен серьезный разговор об искусстве.
Элиза совершенно невинна, проспала период взросления.
По крайней мере сейчас у нее есть некоторый шанс
Спасибо, дорогая, за тапки и мнения
Юлия
Сообщение: 1545
Отправлено: 19.08.14 21:16. Заголовок: Королевский замок на..
Королевский замок находился в самом центре Бовиля на красивом острове, образованном рукавом реки Флю, на которой стояла столица. Моста к острову не было, и добраться до замка можно было только на лодке. Сам замок был великолепен. Построенный из белого камня, он словно белоснежное облако парил над рекой, отражаясь в аквамариновой глади воды. На многочисленных башнях и башенках развевались разноцветные рыцарские знамена, флаги и штандарты королевской фамилии. Стену над главными воротами украшал гонфалон с изображением герба королей Эльтюда – посреди золотого поля, покрытого белоснежными лилиями, встал на задние лапы красный лев. Сомнений не было: Эльтюд могущественное и прекрасное королевство.
Переправившись через реку, Шаул застыл перед замком. Благодаря прекрасным пропорциям, казавшийся с противоположного берега очень изящным, при вступлении на остров он поражал величественными размерами, и намного превосходил великолепием королевский замок в Заколдованном лесу.
Народа в замке было много: и придворные, и такие же соискатели встречи с принцем, как Шаул, а также многочисленные армии пажей, гвардейцев и лакеев. Среди пришедших на аудиенцию было много представителей различных гильдий, их легко было узнать по особым одеяниям. Были и частные лица, державшиеся скованно и одетые согласно правилами, которые Шаулу довелось выслушать накануне. Зато придворные, словно нарочно сговорились нарушать законы, предписывающие скоромность в одежде. Кавалеры и дамы были одеты в шелка, атлас и бархат самых разных цветов и оттенков. Дамы смело демонстрировали белизну плеч. Прибывший из простого купеческого города, где даже немногочисленные аристократы из соседних поместий одевались скромнее, Шаул дивился на изысканность фасонов, яркость лент, тончайшее кружево воротников и манжет, обилие перьев и драгоценностей, которыми были украшены наряды не только женщин, но и мужчин.
Аудиенция должна была состояться в тронном зале. С одного взгляда не охватить все его великолепие. И Шаул с интересом рассматривал стройные колонны красного гранита, украшенные резными венками капителей, и расписной потолок, картины шелковых гобеленов, покрывающих стены, и сложный орнамент пола, набранный из различных цветов мрамора, золоченые канделябры и огромный каминный колпак, покрытый тонкой каменной резьбой. На возвышении, устланном тончайшей работы восточным ковром, возвышались два трона, инкрустированные перламутровыми, бирюзовыми и агатовыми пластинами.
Красавец, баловень судьбы и отважный герой, если верить тому, что услышал Шаул во дворце о принце, был завидной партией не только для безызвестной принцессы, проспавшей собственное королевство. Многие королевские дома были бы счастливы заключить брачный союз с наследником могущественного и богатого Эльтюда. А он, Шаул, простой горожанин из небольшого торгового города Бонка, должен сосватать одному из самых блестящих женихов в мире спящую в далеком Заколдованном лесу принцессу.
Шаул попытался представить себе Элизу в этом величественном, пышно убранном зале, сидящей рядом с принцем на великолепном троне. Он был уверен: красота Элизы не померкнет от окружающего блеска, ее душа не смутится роскошью дворца, голова не склонится под тяжестью венца могущественного королевства. Ей по плечу стать королевой Эльтюда, самой красивой и самой мудрой, из когда-либо существовавших. И все же сердце юноши терзали сомнения, несмотря на всю обстоятельность выводов, к которым они пришли вместе с Бруно.
Распорядитель собрал всех ожидавших принца и расставил их согласно принятому порядку. Место Шаула оказалось в самом углу у окна, чуть сзади от тронов. Спасаясь от томительного ожидания королевских особ, Шаул взглянул в окно. Вчерашняя солнечная погода сменилась унылой осенней хмурью, мелко моросил дождь. Искусно ухоженный дворцовый сад, на который выходили окна тронного зала, потерял свои краски, и только одежда придворных ярко пестрела на унылом фоне осеннего сада. Среди гуляющих выделялась группа молодых людей. Они забавлялись, играли с собаками, превратив некогда зеленую лужайку в грязное месиво. Наигравшись с животными, разошлись настолько, что принялись бросать комья глины в гуляющих. Шаул не мог слышать, но, судя по всему, в людей летела отнюдь не только глина. Но те с явным удовольствием принимали странную грубую игру – смеялись, прятались друг за друга, убегали, глупо дурачась. Шаул никак не мог разделить подобного благодушия. Его понятию о чести и достоинстве претило поведение как одних, так и других. "Но почему, ради всего святого, не нашлось ни одного нормального человека, который бы пристыдил и остановил зарвавшихся хулиганов?!" Особенно отвратителен был Шаулу их заводила. Высокий статный молодец, подначивал товарищей и сам, не зная удержу, был первым в любом новом хулиганстве. Под конец затравив собаками попавшего им под руку несчастного слугу, банда хулиганов отправилась восвояси. На выходе из сада, заводила фривольно хлопнул по заду немолодую даму, прохаживающуюся под руку с седовласым кавалером. И снова никто не воспротивился наглой выходке хулигана. Возмущению Шаула не было предела: "Что за порядки при дворе Этюльда?!" Как бы ни были просты нравы горожан в его родных местах, он не мог себе представить столь откровенной демострации непристойного поведения в приличном обществе. Конечно, в Золендамме, не говоря уж о Бонке, случались и драки, и насилие. Такую же разнузданную компанию нередко можно было встретить в каком-нибудь замызганом трактире на окраине. Но не на городской площади. И и уж, конечно, ей не место в королевском дворце. Мысли, отравленные возмутительной сценой, опять вернулись к личности принца Граллона. Имеет ли тот отношение к хулиганской шайке, и если нет, то почему не пресечет столь гадкое поведение своих придворных? Тяжелые подозрения смутили сердце горе-свата. Но развить эти мысли ему не дал пронзительный звук фанфар.
В тронный зал вслед за приближенными аристократами, ставших вокруг престолов, вошли престарелый король Эльтюда Маглор и принц Граллон. Рассмотреть лицо принца со своего места Шаул не мог, зато пышный костюм виден был превосходно. Алый атлас его штанов контрастировал с ослепительной белизной шелковых чулок, в свете свечей сверкали расшитые золотом туфли, унизанные жемчугом серебряные пряжки, переливался золотистое шитье бантов подвязок, искрился шитый серебром темно-карминовый бархат камзола, украшенный бантами и тончайшим кружевом манжет и роскошного воротника, по белоснежному полю которого рассыпались каштановые кудри его высочества Граллона. Такого великолепия Шаулу не доводилось видеть. Парадная одежда короля и королевы Оланда казалась по сравнению с платьем принца скромной одеждой обедневших дворян. Рядом с яркой величественной фигурой принца терялся даже укутанный в горностаевую мантию король. Властитель Эльтюда был очень стар или болен. Из-за плеча принца Шаулу было видно, как тряслась склонившаяся под тяжестью золотой короны голова короля. Шаулу стало жаль старика: как тягостны, наверное, для него стали обязанности властелина. И сейчас ему придется выслушать все это множество людей, заполняющих тронный зал.
Аудиенция началась. Первыми королевские особы приняли верительные грамоты каких-то послов, потом шла череда представителей различных гильдий, и только потом наступила очередь частных просителей. Принц нетерпеливо постукивал ногой, его громкий властный голос разносился по всему залу, но говорил он с неохотой, растягивая слова, и чем дольше шла аудиенция, тем больше нетерпеливых и презрительных нот появлялось в его голосе. Шаул старался не настраиваться против принца. Обязанность того была не из легких: кого бы ни утомил этот бесконечный поток просителей? И все же только долг перед принцессой и его соотечественниками заставляли его оставаться и не покинуть аудиенцию до ее завершения. Наконец подошла очередь Шаула, к нему подошел молодой паж и, шепнув на ухо несколько слов, провел к подножию трону.
– Шаул Ворт из вольного города Бонка Содружества городов! – возгласил распорядитель.
Шаул распрямился после поклона, вовремя которого он прилежно отсчитывал до семи, как предписывали правила, и увидел принца. Это был заводила хулиганов из дворцового сада. Шаул онемел. Каруселью пронеслись в его голове увиденное накануне: и разгром рынка, и омерзительное издевательство над слугой, и непристойное поведение с дамой. А зачинщиком всех этих безобразий был наследник престола! Вот почему никто не смел дать ему отпор. И он, Шаул Ворт, сейчас должен вручить этому избалованному зарвавшемуся негодяю, не знавшему ни совести, ни чести, судьбу Элизы! Шаул перевел глаза на короля – безучастный взгляд, старческое подрагивание головы и дрожание рук, бедняга не в силах был удержать атрибуты власти. А рядом с ним с брезгливой миной развалился на троне его пресыщенный наследник.
Принц лениво махнул ему рукой, не меняя утомленного выражения лица. Шаул опешил: он должен был говорить, но что?! В замешательстве он приложил руку к груди и под тканью ощутил тонкие стебли цветов.
– Мое послание, ваше высочество, символично, – схватился он за шальную мысль, и вынул увядший букет старушки-цветочницы. – Что это?! – глаза принца округлились, и лицо исказилось гневом. – Стража! – сорвавшимся голосом воскликнул испуганный распорядитель.
"Да хоть провались! А Элизу я тебе не отдам!" – подумал Шаул, не отрывая взгляда от холеной физиономии принца. Он так и стоял с цветами лилии, ириса и гвоздики в вытянутой руке – помятые лепестки, потеряв свое великолепие, еще отдавали последний аромат, – когда к нему подскочили стражники и схватили его.
– Ваше высочество! – вдруг раздался глухой старческий голос, и у подножия трона откуда ни возьмись появился маленький старичок в красной мантии, который вчера позволил Шаулу попасть на эту аудиенцию. Он махнул тонкой рукой стражникам, и те отпустили горе-посла. – Ваше высочество, позвольте мне объяснить, – старик слегка склонил голову в поклоне. – Молодой посланец Содружества свободных городов растерялся при виде великолепия вашего высочества и могущества вашего двора. Но уверяю, он и не думал оскорбить вас. Символическое приношение его, поникшее в дальнем пути, заменяет письмо.
Старик поднялся по ступенькам к самому трону принца, и что-то зашептал принцу на ухо. Гневливое выражение лица принца сменилось досадным. Старик обернулся к Шаулу и протянул к нему руку:
– Объясните его высочеству ваше послание, юноша.
Символика цветов была прекрасно известна получившему классическое образование Шаулу, но как это все представить, чтобы не подвести своего спасителя? Оттягивая момент, Шаул еще раз церемонно поклонился и, положив увядшие головки цветов на левую ладонь, начал:
– Как мудро заметил его святейшество, ваше высочество, каждый цветок этого букета имеет глубокое значение. Прекрасная белая лилия – символ чистоты, – взгляд Шаула упал на вытканную лилию на гобелене позади принца, и его озарило: – как известно, является и символом вашего королевства, ирис – символ страдания, победившего смерть, увенчивает герб нашего содружества, пролившего кровь за свою свободу, гвоздика – символ доблести и чести, свойственные обоим нашим народам, является также символом союза, – он многозначительно замолчал, отвесив поклон.
Сказать ему было больше нечего. Старик, удовлетворенно кивнув, снова зашептал что-то принцу на ухо.
– Хорошо, хорошо, – нетерпеливо перебил его тот, – пошлем им тоже что-нибудь символическое. Пусть любители символов поломают голову. Эй, кто там! Принесите мой портрет! Тот, который сейчас пишет Алоиз. – Но он еще не закончен, ваше высочество, – робко прозвучал голос одного из придворных. – Вот и прекрасно. Я его закончу. Как из-под земли у трона появился паж с холстом, натянутым на подрамник. За ним беспомощно топтался несчастный художник. Портрет был действительно незакончен: художник успел тщательно выписать лицо принца, уловив надменное капризное выражение красивого лица, но платье и фон картины были только начерно намечены. Принц поднялся, взял подрамник из рук пажа, перевернул его и, выхватив из-за уха художника карандаш, начал что-то рисовать на обороте портрета. Закончив, ухмыльнулся и, вытащив из ножен кинжал, безжалостно вырезал из подрамника портрет, протянул пажу и, небрежным движением руки махнув Шаулу, отвернулся.
Церемониймейстер уже выкликивал следующего просителя, а Шаул протискивался сквозь толпу, стараясь поскорее убраться из этого места. Он вышел из тронного зала в небольшую дверь, как и полагалась согласно правилам, и в коридоре наткнулся на брата Тома.
– Идите со мной, – произнес тот и, развернувшись, повел Шаула по коридорам и лестницам дворца.
Наконец они зашли в одну из комнат. Брат Тома, поклонившись находящемуся в ней спасителю Шаула, вышел, притворив за собой дверь. Старик стоял очень прямо, скрепив ладони вместе, но даже стоя он казался маленьким и хрупким.
– А теперь скажите мне все без утайки, кто и зачем вас послал, – без обиняков спросил он напрямую Шаула, уставив на него проницательный строгий взгляд. – Мне не давали полномочий вести переговоры, и делать заявления, – чистосердечно признался Шаул. – Я действую как частное лицо. И моя миссия не подкреплена никакими официальными предложениями. Но у меня есть основания полагать, что в случае удачного окончания моей миссии, содружество направит полномочных послов ко двору короля Маглора.
Старик понимающе качнул головой.
– Пробный камень… Я понимаю осторожность пославших вас, но все же это было слишком рискованно. Почему, если вы хотели все сохранить в тайне, вы обратились к принцу напрямую? – М-м-м… Король слишком немощен и стар, не сегодня-завтра его место займет принц. И переговоры, если им случится быть, должны будут идти с его высочеством принцем Граллоном, – выдвинул Шаул казавшийся ему логичным довод. – Во имя всего святого! – старик всплеснул руками. – Такая наивность. С вашими-то торговыми связями!
Его святейшество вздохнул и проговорил, уже успокоившись: – Возьмите этот перстень и передайте тем, кто вас послал. Пусть следующее послание вместе с этим перстнем предадут мне. Или моему приемнику, я ведь тоже не молод, – старик вдруг неожиданно растянул губы в улыбке. – Простите, ваше святейшество, – извинился Шаул, поняв проявленную им бестактность, и, почтительно поклонившись, принял перстень. – Молодость, молодость, – снисходительно проговорил старик. – Но вы правы, человек не вечен. Но вечна духовная власть. А я ее представитель.
"Вряд ли духовная власть имеет что-то общее с политикой", – подумал Шаул, но вслух высказывать свою мысль не стал.
– Иди с миром, Шаул из Бонка, – благословил его старик. – Тебе предстоит далекий и небезопасный путь.
Шаул еще раз поклонился и покинул старика, а затем и замок королей Эльтюда.
Да, принц оказался не на высоте, мягко говоря. Не заслужил он нашей принцессы. Хотя что-то мне кажется, даже будь принц благороден, честен и прям (с), Шаул все равно не смог бы отдать ему любимую девушку. Хотя, с другой стороны, очень много этих "хотя", - принцессу все равно надо же как-то разбудить... Словом, не завидую я Шаулу. И опять надо где-то искать принца. Или самому им становиться. Ловко он вывернулся с цветами, даже святейшество ввел в заблуждение. Не совсем понятно с прогулками по саду под дождем. Т.е. от принца всего, конечно, можно ожидать, его свите приходится его сопровождать, но другие гуляющие под дождем несколько смущают. Или оне под зонтиками?
Чуток тапков.
цитата:
он поражал величественными размерами, и намного превосходил
Лишняя зпт.
цитата:
многочисленные армии пажей
Армия - как раз подразумевает многочисленность. Т.е. как бы масло масляное получилось.
цитата:
одетые согласно правилами
Очепятка.
цитата:
Зато придворные, словно нарочно сговорились
Лишняя зпт.
цитата:
для безызвестной принцессы
Чет кажется - безвестная - будет стилистически точнее.
цитата:
И и уж, конечно, ей не место в королевском дворце.
Очепятка.
цитата:
Шаул распрямился после поклона, вовремя которого он прилежно отсчитывал до семи
Во время - здесь раздельно.
цитата:
символ доблести и чести, свойственные обоим нашим народам
свойственных - ?
цитата:
– Мне не давали полномочий вести переговоры, и делать заявления
А вот я не уверена. Может, поворчит для виду, а на самом деле эта аудиенция - проверка Шаула на прочность? Или это уже из теории заговора? [взломанный сайт]
Темная - не то слово. Мне кажется, он одно говорит, а два в уме держит. Интриган, словом. Ну и осведомленности у него определенно побольше, чем у Шаула.
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30394
Отправлено: 20.08.14 22:10. Заголовок: apropos пишет: Мне ..
apropos пишет:
цитата:
Мне кажется, он одно говорит, а два в уме держит. Интриган, словом. Ну и осведомленности у него определенно побольше, чем у Шаула.
Но мог бы хоть в чем -то парня осведомить, а то он идет вслепую, чувствами ослепленный. Хотя, и феи тоже в недоумении - что получится из всей этой затеи не могут предсказать. Траум еще взбудоражился... В общем, мир просыпается.
Траум влюблен-с. А феи сами в растерянности. Но Бруно совсем не так прост, как мне кажется. Хелга пишет:
цитата:
мог бы хоть в чем -то парня осведомить
Дык вот может это и есть испытание? Шаул что-то делает, а Провидение с Бруно за ним наблюдают - тот парень, что надо - или еще не дозрел. Ну как перед тем камнем с тремя дорогами - какой выберет.
Но ведь никто и не обещал, что он будет на высоте. Наследство у него хорошее, трон тоже ничего себе...
apropos пишет:
цитата:
принцессу все равно надо же как-то разбудить...
Вот-вот... Что с этим-то делать? Помрешь, но будешь моей?
Хелга пишет:
цитата:
дипломат он, все же, неплохой
Значит, ему и карты в руки
apropos пишет:
цитата:
Не совсем понятно с прогулками по саду под дождем. Т.е. от принца всего, конечно, можно ожидать, его свите приходится его сопровождать, но другие гуляющие под дождем несколько смущают. Или оне под зонтиками?
Да-а Предполагалось, что дождь моросит слегка временами. Но, может быть, его вырезать к чертовой матери, не дожидаясь перитонита, чтоб никого не смущать? Что-то я здесь в пустыне засохла и, видно, с дождем переборщила...
Хелга пишет:
цитата:
Бруно вообще темная лошадка, если так можно сказать о коте.
А между тем он - серый (достаточно ли этот цвет темный? ) и без копыт.
Хелга пишет:
цитата:
он идет вслепую, чувствами ослепленный. Хотя, и феи тоже в недоумении - что получится из всей этой затеи не могут предсказать. Траум еще взбудоражился... В общем, мир просыпается.
Так это ж хорошо.
apropos пишет:
цитата:
Дык вот может это и есть испытание?
Хелга пишет:
цитата:
Тот еще выбор...
Ну а как без этого? И испытание и разумение. А кто ж знает, что внутри, если не попробовать?
Жизнь есть жизнь. И Провидение не знает все наперед. Свободу ведь никто не отменял... Даже Траум мается. И к чему еще приведет эта маята? Совладает он со своими чувствами, или они возьмут вверх над ним, и тогда весь его мир отправится в тартарары? И у Бруно со всей его вредностью (легко ему критиковать, а сам-то попробуй ) нет окончательного сценария.
Юлия
Сообщение: 1548
Отправлено: 22.08.14 11:02. Заголовок: Траум провел по воло..
Траум провел по волосам, удовлетворенно вздохнув. Принятое им не так давно решение заметно оживило его жизнь. Со времени как он начал борьбу с одиночеством, которое вцепилось в него, садня и раздражая интересом к маленькой фее, он совсем забросил самое главное и единственное приносящее истинное наслаждение занятие – познание сущего. Теперь отпустив на волю свои чувства, обогащенные и обостренные встречами с феей, он испытывал небывалый подъем. Чувства вообще всегда расцвечивают все своими особыми красками, придают всему цвет и вкус. Но главное – они углубляют процесс познания, позволяют увидеть порой самые незаметные детали, распознать многие связи и закономерности, без который теряется глубина и сложность творения. И сейчас Траум буквально упивался открывшейся ему возможностью: логические рассуждения обогащались интуитивными догадками и смелыми гипотезами, позволяющими совершить прорыв и выйти к новым горизонтам познания воли и существа Провидения. От этого волнующего и вдохновляющего занятия он отвлекался только на самые необходимые, требующие его личного участия рутинные дела правления. Познание полностью захватило его, почти избавив от мучительной зависимости к маленькой фее.
Теперь он не боялся ее вторжения, не избегал его. И она могла видеть его, когда звала или думала о нем. Она часто вглядывалась в его лицо, произносила его имя. Маленькая фея отгадывала его, как головоломку. И это было даже занятно. Поначалу ему было не по себе от внимательного изучающего взгляда. Странные чувства вызывал и звук собственного имени – никто так запросто к нему не обращался. Но постепенно чувство неловкости ушло, его сменили интерес и покой. Он смотрел на нее и узнавал так глубоко, как нельзя узнать фею, пользуясь лишь возможностями царства снов. Ее черты, ее голос перестали будоражить и мучить его. Бурное волнение стихло, и ее образ спокойно опустился на дно его сердца. Он успокоился.
***
Агата заглянула в комнату сестры: – Ты здесь, Селина? – Заходи, Агата, – обернулась та к ней, откладывая веретено. – На сегодня я закончила. Бедный маленький Хольдо! Он так измучен! – Не жалость ему нужна, а поддержка, – привычно поправила Агата сестру, хотя не собиралась вдаваться в частности вечной судьбы мальчика. Ее беспокоило другое, и она намерена была добиться откровенных ответов. – Я только что от Элизы, – бросила она сестре пробный шар. – Тебе не стоит ходить туда одной, – покачала озабоченно та головой, продолжая возиться с прялкой. – Вот как? – Агата чувствовала, как в ней закипает раздражение. – Почему же ты ходишь туда одна, тайком? – Я? – протянула Селина, вскинув на нее невинный взгляд. – Ты, – с нажимом ответила Агата. – Я не хожу туда тайком, – пожала плечами сестра. – С чего ты взяла? – Послушай, Селина, я все прекрасно знаю. Если зеркало артачится с Шаулом, это не значит, что оно не может показать тебя! – Ты следила за мной?! – казалось, удивлению сестры не было конца.
Опять эта напускная невинность, и только для того, чтобы скрыть от нее свои намерения.
– Больше мне нечего делать, как только следить за родной сестрой! – взвилась Агата. – Я разбиралась с проблемами магии зеркала. Что ты скрываешь от меня, Селина? – О, во имя всего святого, Агата! О чем ты говоришь? Ничего я не скрываю. – Зачем ты ходила в царство снов? – Так же как ты – проведать Элизу, – спокойно пожала плечами Селина, словно действительно не видела оснований для вопросов сестры. – И для этого ты нарядилась в свое лучшее платье? – Лучшее платье? – наивно вытаращилась на нее Селина. – Да я и не думала об этом! Это было ночью, я ворочалась без сна и решила проведать Элизу. Почему тебя это так взволновало? – А ты не понимаешь?! К чему ты морочишь меня наигранным простодушием?! – начала раздражаться Агата. – И что же Элиза, ты говорила с ней? – Нет, – Селина опустила глаза, поправляя складки юбки. – Ты ведь и сама знаешь. – Представь себе, – раздраженно кивнула Агата. – Ее там не было, она опять отравилась в воспоминания Шаула, – просто ответила сестра, подняв на нее свой невинный взгляд. – Я встретила там господина Рева, помощника Траума, который помог мне спасти тебя. – И ты случайно забыла упомянуть об этом малозначительном факте?! – Ни о чем особенном мы не говорили. Обменялись обычными фразами. – И только? – Не только. Господин Рев рассказал, что Траум обезопасил убежище Элизы. – И ты не посчитала, что это важно для меня? – не отставала она. – Послушай, Агата, – вздохнула сестра, с ее лица сошло выражение недоумения. – Я пыталась объяснить тебе, но ты все равно меня не слушаешь. Вспомни, я говорила, что Элизе и Шаулу ничего не угрожает в мире снов, просто не стала лишний раз спорить. Да, я ходила туда без тебя… Я уверена, что со мной там ничего плохого не случится.
Селина замолчала. Она была спокойна, но Агата знала это выражение лица. Мягкая Селина уперлась – теперь не поможет никакая магия.
– Селина, я прекрасно понимаю твой интерес к владыке снов, тем более в нашем случае он вел себя безукоризненно. Но ты не должна из этого делать вывод, что у тебя есть какое-то исключительное право на познание того мира. Ты не исключение во всем человеческом роде. И тем более не стоит делать ставку на какие-то исключительные личные отношения с владыкой Траумом. Их вообще не может быть! С ним нельзя построить отношений вообще! Ни дружеских, ни вражеских – никаких! – Агата горячилась, пытаясь вложить в голову Селине свои знания, объяснить и растолковать.
Но Селина лишь пожала плечами в ответ на пылкую тираду сестры. И в сердце Агаты шевельнулась нехорошая догадка.
– Послушай, милая, – задумчиво проговорила она. – Ты помнишь, что творилась со мной, когда я лишь край туфли намочила в водах болота отчаяния? Тебе не кажется, что ты сейчас в похожем состоянии. Может быть, оно не столь очевидно болезненно, как мое, но, возможно, еще более опасно. Я думаю, что ты подцепила иллюзию. Ты сострадательная и чуткая, ты заботишься обо всех, ты с легкостью могла подхватить иллюзию особой миссии по отношению к владыке снов. Ты чувствуешь, что он нуждается в участии, поддержке? – спросила она побледневшую, как полотно, Селину, и сама ответила за сестру: – Конечно, ведь он несчастен, потому нуждается в тебе. Ведь никто ему никогда не сочувствовал, не жалел его так, как ты. Никто его не знает, и потому не в состоянии приблизиться к нему. А ты его увидела, ты его чувствуешь. Разве это уже не близость? Но это только начало, ведь возможно еще большее проникновение. Ведь твое познание бескорыстно: тебе ничего от него не нужно – ни его сила, ни его власть, – Агата легко читала все это по лицу сестры. – Это не так! – вдруг воскликнула Селина. – У меня и в мыслях не было претендовать на какую бы то ни было особую связь с Траумом! Я лишь знаю, что он добр. Добр по настоящему, существом своим. И… – чуть запнулась сестра, – и просто пытаюсь отдать ему должное. Не пороча и не приписывая ему несуществующих злодейств и коварства. И иногда пытаюсь пользоваться его добротой, как это сделал бы любой на моем месте, – Селина замолчала, вскинув подбородок. – Вот и хорошо, – улыбнулась Агата, – и не надо от меня ничего скрывать. Нам нечего бояться, когда мы вместе.
Агата подошла и нежно обняла сестру. Ее сердце разрывалось: догадка оказалась правдой. Селина подцепила иллюзию – сомнений не осталась. Она защищалась и отказывалась признать реальность и цель своих желаний. Классический случай. Теперь иллюзия будет путать ее мысли и чувства, закручивая их в тугой узел. В конце концов Селина сойдет с ума, пытаясь обрести власть над Траумом. Святые небеса! Ничего безумнее и придумать нельзя!
Юлия
Сообщение: 1550
Отправлено: 22.08.14 13:30. Заголовок: *** Выбравшись из ло..
*** Выбравшись из лодки, с туго перевязанным рулоном подмышкой – брат Тома позаботился о портрете принца, – Шаул увидел Бруно. Кот благоразумно не лез в бестолково снующую около лодок толпу, устроившись чуть поодаль на бочках, вокруг которых суетились молодцы в холщевых куртках.
Приподнятое настроение от того, что он благополучно избежал эльтюдской тюрьмы за оскорбление его высочества, а также уверенность в правильности принятого решения, сменились неприятным чувством ожидающей его взбучки. Бруно наверняка будет взбешен его поступком. Оттягивая неприятный момент объяснений, Шаул, не обращая внимания на кота, спустился с пристани и пошел вдоль берега реки, минуя часть города, где находилась гостиница.
Размышляя над случившимся, Шаул не мог не испытывать чувства вины перед своими согражданами и за оскорбительный демарш принца с недописанным портретом в их адрес, и за упущенную возможность обеспечить независимость Содружества. Шаул был верным сыном своего отечества и гордился его историей. Граждане свободных городов заплатили высокую цену за право самим определять свою судьбу. Шаул был уверен, что свойственные его соотечественникам любознательность, независимость мышления, решительность, трудолюбие – все это плоды завоеванной свободы. Но если канувшая в лету династия королей Оланда вновь восстанет из небытия, их право на эту свободу может быть оспорено. У Шаула не было уверенности, что, проснувшись, король Грегор обязательно потребует возвращения утраченного престола, уж слишком зыбкими казались основания для подобного реванша. Но исторические факты упрямо свидетельствовали о том, что по своей воле люди слишком редко отказываются от власти, как бы ни были безосновательны их претензии. Потому этот несчастный портрет, а более того – перстень властного старика – были гарантиями безопасности, которые он обязан был передать своим согражданам.
Вскоре пейзаж опустел. Между редких кустов на безлюдном песчаном берегу горбили усталые черные спины перевернутые рыбачьи лодки, покосившиеся сизые столбы с трудом удерживали темные сети. Идти по песку было трудно, с реки, покрывшейся зябкой рябью, тянуло тоскливым холодом.
– Ну что? – наконец-то подал голос Бруно, вскочив на сломанную старую лодку перед Шаулом.
Шаул остановился, вздохнул, сел и начал рассказывать. Несмотря на ожидаемую реакцию Бруно, он не сомневался в своей правоте.
– По крайней мере, у меня есть епископский перстень и портрет принца, которые обеспечат Содружеству сильного союзника. Надеюсь, это сможет обезопасить его от притязаний короля, – закончил Шаул.
Бруно подозрительно молчал.
– Ты что так ничего и не скажешь? – удивился Шаул неожиданной сдержанности кота. – Хорошо уже то, что ты не угодил в тюрьму или на плаху, и мы можем продолжить путь, – наконец проговорил Бруно. – И это все? – А что ты от меня хочешь?! – дал кот волю своему раздражению. – Чтобы я радовался? Ты посол – тебе и решать. В конце концов Провидению виднее, кто больше подходит на эту роль. Не мог же простой мальчишка ввязаться в дело спасения людей, попутно мешая карты мировой политики, если на то не было никакой высшей воли?!
Шаул облегченно вздохнул: уж если у Бруно не нашлось возражений, значит все не так безнадежно.
– Покажи-ка принца, – кот махнул лапой в направлении свертка.
Шаул раскрыл холстину, в которую было завернуто полотно, и на них, надменно надув губы, самодовольно взглянул принц.
– Похож? – поднял бровь Бруно. – Художнику удалось схватить сходство, – кивнул Шаул и его брови поползли вверх: он только сейчас увидел на обороте портрета грубо нарисованный кукиш и надпись "Sic datur!" ("Так получай же!"). Он молча перевернул его Бруно. – Так художники здесь подписывают свои полотна? – кот чуть склонил голову на бок. – Нет, – ответил Шаул, сворачивая холст. – Принцы. – Что ж, так тому и быть, – задумчиво протянул Бруно.
Они оба задумчиво замолчали. Шаул, вглядываясь в седеющую в дымке спокойную гладь широкой реки, уходящей за горизонт, думал об Элизе: спас он ее сегодня или наоборот? А о чем думал Бруно, стало ясно через пару минут.
– Как все-таки ты наивен, Шаул. Ты что ж серьезно полагаешь найти принца, который не будет пользоваться своим высоким положением, чтобы получать удовольствия? – Речь не об удовольствиях, Бруно, – насупился Шаул. – Ну да, конечно, – насмешливо ощерился кот. – Ни утонченности, ни благородства! А много ты видел принцев, чтобы судить о них? Пойди найди среди них не высокомерных, напыщенных, грубиянов, а внимательных к нуждам других людей любителей философских бесед и тонких наслаждений. Ладно, что с тобой спорить. Что сделано, то сделано. Придется искать другого. – Моя матушка, всегда говорит в таких случаях, – примирительно улыбнулся Шаул, котова отповедь не смутила его – в конце концов, могло быть и хуже. – Мы не можем рассчитывать на то, что все у нас получится с первого раза. – Твоя матушка – мудрая женщина, жаль сын у нее – болван, – облизнув лапу, Бруно протер ею морду. – А где перстень?
Шаул потянулся было за кошельком, но того не было.
– Меня обокрали, – упавшим голосом проговорил он. – О, святые угодники! – взвился Бруно. – Как можно быть таким растяпой! Что было в кошельке? – Деньги, письма и перстень. – Всего – ничего. Что мы теперь будем делать?! – не унимался кот. – Немного денег у меня осталось, – пытаясь не в падать в отчаяние, пробормотал Шаул. – Мы сможем на них продолжить путь? – Боюсь, их хватит ненадолго, – вздохнул Шаул. – Если мы продолжим путь пешком… – И твои шаги отстучат последние минуты прекрасной принцессы, – издевательски прошипел Бруно. – Твой цинизм отвратителен! – вскипел Шаул. – Нет, это ты отвратителен! – в тон ему завопил Бруно. – Это ты вместо того, чтобы сосредоточиться на своей миссии, ищешь всевозможные лазейки, чтобы избежать очевидного! – Это несправедливо. Ты прекрасно знаешь, что я руководствовался только здравым смыслом и интересами принцессы. – Ах, как это благородно. Не устал карабкаться на пьедестал героя?! Заруби себе на носу: ничего никогда просто так не происходит. Если у тебя украли кошелек, значит, ты где-то смалодушничал. – Да что ты хочешь от меня?! – Шаула душили отчаяние и обида. "Какого черта феи навязали этого злобного отвратительного кота!" – Я знаю, кто вас ограбил, – вдруг услышал он за спиной мелодичный голос.
Шаул и кот изумленно уставились на хрупкого нищего мальчишку. Из коротких штанов торчали тощие грязные щиколотки, зато несколько рубашек одетые одна на другую и рваная курточка призваны были видимо защитить мальчика от холодного резкого ветра. Мальчик забавно ворошил сырой песок босыми ступнями.
– Я знаю, кто стащил ваш кошелек, – повторил он, подойдя поближе. – Но найти свои вещи вы все равно не сможете. Все уже разошлось по рукам… – Вот как? – в недоумении проговорил Шаул. Вмешательство мальчика в их жаркий спор выбило его из колеи.
Мальчик подошел к Бруно и, присев рядом на лодку, погладил кота по голове. Кот прикрыл один глаз и заурчал под рукой.
– Надо же: первый раз вижу настоящего говорящего кота, – неожиданно проговорил мальчишка. – Какой же ты умный, – с уважением протянул он. – Кто ты и что ты хочешь? – Шаул был в замешательстве: незнакомый мальчик, не обнаруживая никаких признаков удивления или смущения, на правах старого знакомого устроился рядом с Бруно, любуясь котом, и явно не собирался уходить. – Я Сони, – просто ответил он, подняв на Шаула добродушный взгляд. – Вы выручили меня на рынке. – Ах, вот как. Я рад, что смог помочь тебе, – кивнул Шаул и повторил свой вопрос: – но что ты сейчас хочешь?
Их случайное знакомство на рынке могло объяснить поведение мальчика лишь отчасти.
– Хочу помочь, – просто произнес мальчик, не отрывая взгляда от кота, с удовольствием погружая руку в его лоснящуюся мягкую шерсть. – Каким образом? – настаивал Шаул. – Если дадите мне что-нибудь ценное, смогу достать денег, или лошадь, – не отрываясь от кота, ответил мальчик. – Если ты слышал нас, то должен был бы понять, что все ценное у него украли, – поднявшись на лапы и сделав шаг в сторону от мальчика, проговорил Бруно. – Есть портрет принца, – пожал плечами Сони. – Я не стану торговать портретом принца, – возмутился Шаул. – Я и не собирался его продавать, – снова пожал плечами мальчик. – Просто поставлю его на кон. – Ты будешь играть на портрет принца?! – воскликнул Шаул. – Ты хочешь, чтобы тебя вздернули за оскорбление его высочества?! Ты же видел: на портрете кукиш! – возопил Бруно. – Не вздернут, – усмехнулся Сони. – На все есть любители. – Какие любители?! Оскорбление величества! Тебя арестуют, как только ты покажешь портрет, а потом и его, – Бруно махнул лапой в сторону Шаула, – вместе с тобой. Будете висеть на одной веревке. – Не беспокойся за него, – мальчик снова протянул руку к голове кота и нежно почесал его за ухом. – Случись что – от меня они ничего не узнают. А он скажет, что его ограбили. Ведь так и есть.
Благородная простота нищего мальчика трогала тем более, что от других он ничего подобного не ожидал. И эта уверенность мальчишки задела Шаула.
– Ты что же думаешь, что я соглашусь на такие условия?
Мальчик поднял настороженный взгляд на Шаула: – Какие такие условия? – спросил он, и Шаул заметил, как подобрался мальчишка, словно почувствовав опасность. – Пожертвовать твоей свободой, а возможно и жизнью, в обмен на свои свободу и жизнь, – объяснил Шаул, внимательно следя за реакцией мальчика. – Мои свобода и жизнь, – недоверчиво прищурившись, проговорил мальчик, – не ваша забота. Я плачу вам вашей монетой. Хотите – помогу, нет – до свиданья.
Мальчишка поднялся с лодки и сделал шаг в сторону, готовый тот час сорваться с места. Шаулу стало жаль его: ничуть не смущаясь говорящему коту, он был абсолютно уверен в человеческой подлости.
– Сони, ты совсем не удивился, услышав речь обыкновенныго кота, – Шаулу захотелось задержать этого маленького ощетинившегося бродягу. – Он не обыкновенный кот, – недоверчиво глядя на Шаула, неохотно ответил Сони. Видимо, только неоплаченный долг не позволял ему убежать. – Ты прав. Его зовут Бруно.
Мальчик бросил быстрый взгляд на кота и кивнул.
– А меня – Шаул Ворт, я из города Бонка, – представился мальчишке Шаул. – Я знаю, – угрюмо бросил тот. – У тебя есть родные, Сони? – поинтересовался Шаул, мальчик вызывал симпатию. – Это не ваша забота, – резко ответил тот, и отошел еще на шаг. – Даете портрет? – Нет, – качнул головой Шаул.
И тут, не сказав ни слова, мальчик развернулся и убежал.
– Что это он? – глядя мальчику вслед, удивленно проговорил Шаул. – Обыкновенный бродяжка. У них свои понятия о чести, – махнул хвостом Бруно. – Ты лучше скажи, что сам собираешься делать. – Пойдем к арматору Дюрку, к которому у нас было письмо. А если с ним ничего не выйдет, то попробуем на излучине реки догнать "Эселину".
Между редких кустов на безлюдном песчаном берегу горбили усталые черные спины перевернутые рыбачьи лодки, покосившиеся сизые столбы с трудом удерживали темные сети. Идти по песку было трудно, с реки, покрывшейся зябкой рябью, тянуло тоскливым холодом.
Картина так и встала перед глазами.
События развиваются в загадочном направлении. И Траум расслабился, отдался чувствам, и с портретом какая-то загадка. Бруно на высоте, не подвел!
И немного тапочков.
цитата:
Со времени как он начал борьбу с одиночеством, которое вцепилось в него, садня и раздражая интересом к маленькой фее, он совсем забросил самое главное и единственное приносящее истинное наслаждение занятие – познание сущего.
Как вариант:
С того времени как он начал борьбу с одиночеством, которое вцепилось в него, садня и раздражая интересом к маленькой фее, он совсем забросил самое главное занятие, единственное, что приносило истинное наслаждение – познание сущего.
цитата:
Теперь отпустив на волю свои чувства, обогащенные и обостренные встречами с феей, он испытывал небывалый подъем.
Зпт после теперь.
цитата:
распознать многие связи и закономерности, без который теряется глубина и сложность творения.
Без которых
цитата:
Познание полностью захватило его, почти избавив от мучительной зависимости к маленькой фее.
От маленькой феи?
цитата:
Но ты не должна из этого делать вывод, что у тебя есть какое-то исключительное право на познание того мира. Ты не исключение во всем человеческом роде. И тем более не стоит делать ставку на какие-то исключительные личные отношения с владыкой Траумом.
Здесь, может, авторское принципиальное повторение, акцент на слово «исключительный»? Но подумалось…
цитата:
спросила она побледневшую, как полотно, Селину, и сама ответила за сестру
Лишняя зпт после Селины?
цитата:
Никто его не знает, и потому не в состоянии приблизиться к нему.
Здесь, наверное, тоже не нужно зпт.
цитата:
– Моя матушка, всегда говорит в таких случаях,
Лишняя зпт
цитата:
зато несколько рубашек одетые одна на другую и рваная курточка призваны были видимо защитить мальчика от холодного резкого ветра.
Видимо выделить зпт?
цитата:
Мальчишка поднялся с лодки и сделал шаг в сторону, готовый тот час сорваться с места.
Тотчас – слитно
цитата:
Шаулу стало жаль его: ничуть не смущаясь говорящему коту, он был абсолютно уверен в человеческой подлости.
Шаулу стало жаль его: ничуть не смутившись встречей с говорящим котом, он был абсолютно уверен в человеческой подлости.
Как вариант.
цитата:
– Он не обыкновенный кот,
Необыкновенный – слитно?
цитата:
– Это не ваша забота, – резко ответил тот, и отошел еще на шаг.
Отправлено: 26.08.14 20:54. Заголовок: Юлия Очень нравитс..
Юлия
Очень нравится, что Траум решил не сопротивляться своему чувству - это сразу придало ему энергии и желания что-то делать. Что движет солнце и светила (с), словом. Можно понять переживания Агаты, но, боюсь (или к счастью), сердце Селины уже отдано Трауму, иллюзия подцеплена. Бруно прелесть, конечно: ворчит, но все понимает. А ворчать ему положено по статусу, ну характер никто не отменял. С портретом история действительно занятная, все не случайно.
Чет запуталась. Юлия пишет:
цитата:
за упущенную возможность обеспечить независимость Содружества (...) Потому этот несчастный портрет, а более того – перстень властного старика – были гарантиями безопасности
Вот не поняла: Содружество ведь уже независимо. У него могут появиться проблемы, если проснувшийся король Оланда захочет восстановить свою власть (и если сможет - что тоже не так просто). Или его наследник (будущий муж принцессы). Т.е. если бы Шаул рассказал о принцессе, и принц согласился бы на ней жениться, то в этом случае как раз у Содружества городов появились бы большие проблемы. Если только не ставить условием, что принц заполучает принцессу и отказывается от ее наследства, хотя слово тоже может быть нарушено, как известно. Портрет принца и кольцо священника также не являются гарантами этой независимости: портрет передан как ответный символ, а кольцо - знак беспрепятственного доступа к святейшеству. Поэтому чего вдруг Шаул считает, что "упустил возможность", когда никакой возможности и не было? Ну если только не будить принцессу или ставить жесткие условия претенденту на ее руку.
Чуток тапков:
цитата:
И… – чуть запнулась сестра,
"сестра" - в данном случае выбивается из ряда, т.к. посередине прямой речи Селины. "Она" - будет корректнее, на мой взгляд.
Вот не поняла: Содружество ведь уже независимо. У него могут появиться проблемы, если проснувшийся король Оланда захочет восстановить свою власть (и если сможет - что тоже не так просто). Или его наследник (будущий муж принцессы). Т.е. если бы Шаул рассказал о принцессе, и принц согласился бы на ней жениться, то в этом случае как раз у Содружества городов появились бы большие проблемы. Если только не ставить условием, что принц заполучает принцессу и отказывается от ее наследства, хотя слово тоже может быть нарушено, как известно. Портрет принца и кольцо священника также не являются гарантами этой независимости: портрет передан как ответный символ, а кольцо - знак беспрепятственного доступа к святейшеству. Поэтому чего вдруг Шаул считает, что "упустил возможность", когда никакой возможности и не было?
Мытль была такой: Действительно, принц может вместе с проснувшимся тестем заняться возвращением трона. Этим и озаботился Шаул, направляясь во дворец.
Но из того, что нам сообщил Бруно: кроме содружества и королевства принца существует еще некая третья сторона. Ослабление содружества, как государства (а всякие смуты и внезапные претенденты на несуществующий престол - это ослабление), не выгодно Эльтюду, но выгодно третьей стороне. Изменяется политическое равновесие. И именно благодаря этому, принц, женившись, не должен поддерживать королевские амбиции, чтобы тем самым не ослаблять Содружество.
А портрет и перстень - это залог политического союза Содружества и сильного Эльтюда, которому опять же не выгодно из политической конъюнктуры ослабление Содружества, а потому он может выступить сильным союзником в споре с королем, раз уж брак принца с принцессой не состоялся вовсе. Потому Шаул так к ним и прикипел сердцем.
Возможно, фраза "за упущенную возможность обеспечить независимость Содружества" не очень удачная и мутит воду?
Хелга пишет:
цитата:
с портретом какая-то загадка
Почему загадка? Все же, вроде бы ясно, или нет?
Хелга пишет:
цитата:
И Траум расслабился, отдался чувствам
не к добру это, когда владыки расслабляются...
Спасибо, дорогие за тапки.
Юлия
Сообщение: 1555
Отправлено: 27.08.14 20:23. Заголовок: *** От могучего стар..
*** От могучего старого дерева веяло покоем и тишиной. Селина медленно провела рукой по шершавой коре вяза. Ее всегда удивляла способность деревьев делиться жизненной силой. Неподвижные, молчаливые, они впитывают горечь и осеняют неотмирной мудростью. А Селина сейчас так нуждалась в этом. Разговор с сестрой огорчил и испугал ее. Агата не сильна была в дипломатических уловках, сразу и на чистоту она выложила все, что думает о состоянии сестры. Со стороны, действительно, все выглядело так, словно она и вправду подхватила иллюзию в мире снов. Но внутри нее все восставало против диагноза, поставленного Агатой. Неужели она, фея, не заметила, как ее коснулась иллюзия? И когда это могло произойти?
Селина попыталась восстановить в памяти, как развивалась ее "болезнь". Она вспомнила, как увидела первый раз Траума. Его лицо поразило ее. С тех пор Селина изучала его черты со скрупулезностью ученого. Она вглядывалась, стремясь разглядеть даже самую незначительную деталь, ухватывая любые едва уловимые мимические движения. Она раскапывала тайну Траума, словно кладоискатель.
– Неужели Агата права, – прошептала Селина, прислонясь лбом к стволу дерева, – и мой интерес к Трауму превратился в одержимость?
Если иллюзия, действительно, овладела ею, она в большой опасности. В иллюзиях утоньшается связь человека с реальностью, а значит и с бессмертием. Но жизнь, как правило, оказывается сильнее иллюзорного небытия, и человеческие иллюзии разбиваются, раня осколками. Иллюзия феи, умноженная многократно магической силой, создает свою реальность, подчиняя себе волю феи. Эта реальность – пустота, слегка подкрашенные декорации, списанные с действительной жизни, но для попавшей в нее феи ничего другого существовать уже не будет. Всё и вся, что она увидит вокруг себя, будет создано иллюзией. Все ее чувства, мысли и переживания будут вызваны воображаемой реальностью. И никто не сможет пробиться к ней. Селине стало не по себе от страшной перспективы оказаться заключенной в собственном сознании. Конечно, Агата не оставит ее и будет пытаться вытащить из этой темницы, но получится ли у нее?
Селина вздохнула и прижалась к дереву, защищаясь от холодного пронизывающего ветра, закружившего сад. Главное, пока иллюзия не овладела ей полностью, не поддаваться ей. Агата утверждает, что ее проблема – в Трауме.
– Траум, – прошептала Селина.
Его имя за последнее время стало таким близким, таким многозначным для нее. Сколько раз она повторяла его? Она часто звала его, когда нуждалась в помощи. Обращалась к нему, даже не ожидая ответа, – просто произносила его имя. Вслушиваясь в его звучание, она пыталась постичь его самого. Что и говорить: это было глупо, опасно и совершенно безнадежно. Ей придется отказаться от этого. Она не станет больше вызывать в памяти его черты, любоваться и вглядываться в них, она больше не должна вслушиваться в его имя. В груди что-то предательски ёкнуло. Она и сама не заметила, как все это стало важно для нее, сколько места эта несуществующая связь занимала в ее сердце. Ей казалось, что это просто интерес, вызванный благодарностью, но на деле… Боль с силой стиснула грудь. Неужели это все порождено иллюзией?! Может быть, она и не видела его? Может быть, это не его черты она столько раз вызывала в памяти, что они, словно печатью, теперь оттиснуты на ее сердце? Как ей забыть их?!
И сейчас Селина видела его перед собой так ясно, как будто он действительно стоял перед ней. Он такой высокий, что ей приходится поднимать голову, чтобы взглянуть ему в лицо. Она скользнула взглядом по волосам. Обычно они убраны назад, а сегодня непослушная густая прядь упала на лоб и чуть смягчила выражение лица. Но взгляд голубых глаз из-под прямых бровей оставался таким же твердым и решительным как всегда. И губы плотно сжаты – ни улыбки, ни огорчения – они, словно вычерченная скульптором строгая горизонтальная линия, пересекали лицо. Селина дотронулась до его губ – теплая шелковистая поверхность с чуть шероховатой границей. Ей так хотелось, чтобы они разомкнулись, смягчились.
– Скажи мне что-нибудь, Траум, – прошептала Селина, и губы дрогнули под ее пальцами. – Траум, – выдохнула Селина. – Я… как... – голос сорвался, и она разрыдалась.
***
С арматором, державшим контору в столице Эльтюда, Шаулу не повезло. Не получив финансового подтверждения услуги, господин Дюрк, родом из соседнего с Бонком Венка, юлил, жаловался на трудные времена и отсутствие кораблей в порту. Как не взывал Шаул к чувствам земляка, ему так и не удалось найти пути к сердцу скаредного купца. Значит, им ничего не оставалось, как воспользоваться запасным вариантом – догнать баржу "Эселина", на которой они прибыли в Бовиль.
Шаул торопился, собирая вещи и расплачиваясь с хозяином гостиницы. Но мысли его то и дело возвращались к ночному видению. Сегодня ночью, проворочавшись на жестком соломенном гостиничном матрасе в сомнениях и мрачных опасениях, он наконец забылся, но не сном. Шаул вновь попал в воспоминания принцессы. Он увидел ее в зеркале и залюбовался: Элиза была одета в роскошное светлое платье, расшитое серебряным шитьем и жемчугом, с высоким, словно вытканным из снежинок, кружевным воротником, который поднимался сзади, как крылья ангела. Золотые волосы были убраны в высокую прическу и украшены изящной диадемой. Элиза была прекрасная и чужая. Настоящая принцесса – красивая и недоступная.
– Какая же вы красавица, – услышал он за спиной девичий голос, и увидел из-за плеча принцессы миловидную девушку, в ее взгляде читалось восхищение.
Элиза даже не улыбнулась, ее красота была неоспоримым фактом, с которым принцесса вполне свыклась за пятнадцать лет. От этого равнодушия повеяло холодом: "Она потеряла способность удивляться своим дарам". Оглядев себя, принцесса отошла от зеркала.
– Сегодня вы окончательно покорите сердце бедного Алрика, – лукаво поглядывая на принцессу, проговорила девушка. – Оставь, Эмеренс, – досадливо поморщилась Элиза. – Неужели даже самый малый уголок сердца вашего высочества не принадлежит благородному Алрику? – фрейлина округлила глаза, то ли жеманничала, то ли действительно была удивлена. – Эмеренс, Алрик ван Арт – простой дворянин из Дранта. Неужели ты думаешь, что он может хоть сколько-нибудь заинтересовать меня? – О, – на лице девушки пробежала волна недоверия и зависти, и чуть приподняв бровь, она вкрадчиво произнесла: – Вы же поощряли его на турнире. – И что из того? – Элиза пожала плечами. – Он ловок, силен – он стал победителем. Его доблесть должна принадлежать короне. – Но он так красив! Он отчаянно влюблен! – всплеснула руками фрейлина. – Неужели ваше сердце не дрогнуло? – Ты удивляешь меня, Эмеренс, – Элиза сделала несколько шагов по комнате. – Ты всю свою жизнь провела в королевском дворце, ты умна и практична. Не делай вид, что ты не понимаешь столь очевидные вещи. – Но, ваше высочество, помилуйте, я действительно не понимаю, – присела в реверансе Эмеренс. – У каждого свое предназначение, – втолковывала Элиза прописные истины фрейлине, словно учитель правила арифметики бестолковым ученикам. – Мое – трон Оланда. Моим избранником может быть только наследный принц, и никто иной. Таков мой долг, такова моя судьба. – Но, – вкрадчиво возразила девушка: – вы же говорили о сердце, а не о долге. – Сердце, Эмеренс, не может выбрать недостойного. Короли на самом верху, они властители. А это совсем другой обзор, глубина и масштаб жизни. Разве можно предпочесть пусть милого и красивого человека, от которого зависит судьба от силы двух-трех сотен людей, человеку, призванному вершить судьбы народов? Как разменять свою собственную судьбу на незаметное существование в отдаленном замке, тогда как призвана участвовать в свершении мировой истории?!
Элиза говорила убежденно и взволновано. И Шаул чувствовал, как наполняется ее сердце гордостью за собственное призвание, как горит оно готовностью посвятить жизнь служению грандиозным целям. Но в искренности своих рассуждений ей, кажется, не удалось убедить недоверчивую фрейлину.
– Вы как всегда, абсолютно правы, ваше высочество, – проговорила та, пряча в почтительном поклоне скептическую улыбку. – Нечета всем нам… – Прекрати прибедняться, Эмеренс, – нахмурилась принцесса. – Ты точно так же не станешь пленяться сыном портного, даже если у того ладная фигура и красивые черты лица. Да ты даже не заметишь этого – ведь вы живете в разных мирах! – Без сомнения, ваше высочество, – снова присела в реверансе Эмеренс.
Шаул почувствовал, как стало невыносимо душно. Скорее прочь! Он рванулся к выходу и оказался в гостиничной комнате. Уже светало, и неясный утренний свет выхватил из ночной тьмы потухший камин и сундук у кровати. Надо было подниматься, если они не отправятся в путь чуть свет, они не поспеют во время. Уже два дня прошло с тех пор, как "Эселина" вышла из столицы. Капитан говорил, что они будут и дальше подниматься по реке. Судя по карте, река Флю, выходя из города, делала большую петлю, огибая широкий, поросший густым лесом холм. Это географической особенностью и хотел воспользоваться Шаул, чтобы догнать тихоходную нагруженную баржу. По его расчетам, если они успеют за день пересечь лес, то в рыбацкой деревне Пешо с противоположной стороны холма они смогут перехватить "Эселину". Капитан его уже знал, и Шаул был уверен, что тот не откажется взять его на борт еще раз – тем более что Бруно зарекомендовал себя наилучшим образом.
Путь Шаула лежал в небольшое княжество Адхельм, правил которым принц Кристиан. Он мог предложить Элизе только княжеский престол, и после увиденного ночью Шаул уже не был уверен, что честолюбие принцессы будет удовлетворено значимостью фигуры властителя Адхельма. Но тот был самым настоящим принцем, а именно это и было условием пробуждения принцессы и ее близких. Об остальном Шаул предпочел не думать. Рассуждения Элизы больно задели его. Сам он не мог равняться даже с отвергнутым Элизой дворянином. Она отвела ему судьбу сына портного, лица которого было не различить с высоты ее трона.
– Бруно забирайся скорее в мешок, – проговорил Шаул, прижимая руку к груди, чтобы унять ужалившую его боль. – Нам надо до темноты добраться до деревушки на склоне холма. Там мы переночуем и завтра выйдем, как можно раньше, чтобы успеть за день пройти лес. – Ну-ну, – скептически протянул Бруно, но в мешок все же забрался.
Шаул подхватил сундук, мешок надел на плечо, и вышел из гостиницы. На гостиничном дворе толпились люди, разгружались телеги, гарцевали всадники. Шаул сразу ощутил все неудобство пешего пути: тяжелый сундук больно бил по ногам, мешок, оттягивал плечо, сверток с портретом тыкался в ухо. Очевидно, если он хотел добраться куда-либо пешком, стоило избавиться от большего количества вещей. Шаул отошел в сторону.
– Бруно вылезай, пойдешь пешком, – проговорил он, снимая мешок с плеча.
Кот ловко выскочил, и его место занял маленький ящичек с письменными принадлежностями, настойка с бальзамом, который приготовила матушка, сорочки, и плащ.
– Сундук оставим в гостинице. В Пешо мы с ним не дойдем. – Вы сможете доехать, – услышал у себя за спиной Шаул голос нищего мальчишки. – Сони? – обернулся он. – Откуда ты здесь? – Я живу в этом городе, – усмехнулся мальчишка, – что здесь удивительного?
Шаул не собирался вступать в пререкания и пропустил насмешку мимо ушей.
– Ты что-то сказал о возможности доехать? – напомнил он Сони. – С епископским перстнем вы можете воспользоваться курьерской службой, – мальчик присел на корточки и принялся гладить Бруно. – У нас его нет, – напомнил ему Шаул. – Уже есть, – коротко ответил тот, залез за пазуху и выудил оттуда, словно бродячий фокусник, епископский перстень. – Откуда он у тебя?! – воскликнул Шаул. – Выиграл в кости, – спокойно ответил Сони, и положил в ладонь Шаула свой выигрыш. – Теперь мы в расчете, – мальчик повернулся, чтобы уйти. – Подожди, Сони, – остановил его Шаул. – Спасибо тебе, – он протянул для рукопожатия руку.
Сони недоверчиво взглянул, но, чуть поколебавшись, все же ответил рукопожатием. Рука у мальчика была не очень чистая, но изящная и очень холодная.
– Мы в расчете, – снова повторил он, высвобождая руку. – Сони, у меня есть вещи, которые я бы хотел оставить, чтобы не отягощать путь. Ты не мог бы помочь мне избавиться от них. Может быть, их можно кому-нибудь отдать?
Сони, чуть склонив голову на бок, взглянул на Шаула.
– Если хотите поспеть в Пешо во время, поторопитесь. Этот монах укатит через пару минут, – Сони кивнул в сторону человека в сутане, суетившегося у темной кареты с зашторенными окнами.
На дверце экипажа был епископский герб, такой же как и на перстне. Гостиничный слуга, только что сменивший лошадей, услужливо поклонился монаху:
– Все сделано в лучшем виде, святой отец. Лошади отдохнувшие и сытые. Доедете на них быстрее ветра. – Прекрасно, сын мой. Подсоби-ка мне, – важно кивнул монах, и неуклюже стал подниматься в карету. – Позвольте, – Шаул отстранил слугу, и помог монаху забраться. – Святой отец, – обратился к удивленному монаху Шаул. – У меня безотлагательное и очень важное поручение, – он раскрыл ладонь и показал перстень.
Монах причмокнул пухлыми губами.
– Если у вас поручение от его святейшества, да еще такое важное, – он покосился на перстень, – почему о вас не позаботились в консистории? – Это сложно объяснить, и я не вправе распространяться. Могу вам сказать одно, – Шаул снизил голос, и монах подался к нему, чтобы услышать, – его святейшество собственноручно вручил мне этот перстень. – Куда вы направляетесь? – шепотом заговорщика спросил монах. – В деревню Пешо, а лучше сразу в княжество Адхельм.
Монах высунул голову из кареты.
– Йенс! – крикнул он, и на его зов откликнулся маленький человечек в кургузой не по размеру шапке. – Устрой багаж этого господина, – приказал монах. – Где багаж-то? – пробасил тот. – Вот этот сундук и мешок, – показал Шаул и вместе с возницей монаха подошел к своим вещам. Вещи были на месте, Бруно – в мешке, а Сони и след простыл.
Это понятно, ага, дык потому фраза об упущенной возможности и смутила, т.к. ну никак не вписывается в контекст и "мутит воду". Мне кажется, ее лучше убрать или как-то переформулировать. Юлия пишет:
цитата:
портрет и перстень - это залог политического союза Содружества и сильного Эльтюда, которому опять же не выгодно из политической конъюнктуры ослабление Содружества
Ну вот это тоже не совсем ясно, если честно. Договор они не подписывали, да и Шаул не уполномочен, так скажем. Нет даже личной договоренности, поскольку обмен сомнительными символами - лишь дань вежливости, ну и возможности попасть в будущем без затруднений на аудиенцию. Что выгодно принцу - неизвестно, кстати. Мы знаем, что выгодно Содружеству, но не принцу. И кукиш на оборотной стороне портрета, можно объяснить не только проказой (пусть Шаул это увидел и позже). Т.е., как мне кажется, вероятно, стоит как-то уточнить, разъяснить ситуацию - или показать ее неопределенность.
Спасибо за продолжение, бегу читать!
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30427
Отправлено: 30.08.14 09:14. Заголовок: Может быть, Шаул увл..
Может быть, Шаул увлекся важностью своей миссии, о сути которой не знает ни принц, ни министр - да так и не узнали - и преувеличил значение вещей, котрые ему вручили?
Договор они не подписывали, да и Шаул не уполномочен, так скажем. Нет даже личной договоренности, поскольку обмен сомнительными символами - лишь дань вежливости, ну и возможности попасть в будущем без затруднений на аудиенцию.
Все верно. Но на сегодняшний момент эти перстень и портрет - единственное, что у него есть, что, как ему представляется, может послужить на пользу его отечеству.
Хелга пишет:
цитата:
Может быть, Шаул увлекся важностью своей миссии, о сути которой не знает ни принц, ни министр - да так и не узнали - и преувеличил значение вещей, котрые ему вручили?
Возможно и скорее всего преувеличил (точного анализа политических резонов королевства у нас нет), но Шаул ими дорожит, потому что, повторюсь, это единственное, что у него есть. Он весьма озабочен тем, что его миссия может навредить его соотечественникам. И эта ответственность, при отсутствии дипломатических опыта и полномочий, его заставляет дорожить даже незначительными гарантиями возможного урегулирования. Во всяком случае, пренебрегать ими он не считает себя в праве.
Хелга пишет:
цитата:
Шаул видит Элизу с иной стороны, надменной принцессой, призванной долгом на трон. Ох, бедный Шаул.
Ну что поделать? Широк человек, как говаривал Федор Михайлович. А трезвый взгляд все же предпочтительней, хотя оно и тяжко, а в конечном счете обходиться дешевле, чем иллюзорная вера в идеал.
*** Пламя свечи задрожало и погасло, оставив после себя изящный завиток густого дыма, но и тот растаял в холодном свете ненастного утра. Агата устало потянулась и отодвинула от себя книгу. Чтение всей этой груды заваливших стол книг не помогло ей найти средства от разрушающей сестру иллюзии. А то, что Селина больна имена этим недугом Агата уже не сомневалась, несмотря на то, что болезнь протекала не совсем обычно. Очевидно, их настигла расплата за вторжение в мир снов.
Нет, Агата не винила Траума. Тут она была совершенно согласна с Селиной – это не его уровень. Они были уловлены собственным невежеством. Пытаясь действовать в мире, законов которого они не знали, они образовали связи, которые могли влиять на них и за его пределами. Спасая ее, Селина познакомилась по крайней мере с двумя, если не считать ее идеи встречи с Траумом, обитателями мира снов. А чем выше в иерархии был ее знакомые, тем сложнее и сильнее должно было быть их влияние. Если молодой Сламбер был, скорее всего, безвреден, то его дядюшка, помощник самого владыки, мог оказаться серьезной проблемой. Агата полагала, что встреча именно с ним и стала причиной сложного течения болезни Селины. Иллюзия, поразившая ее сестру, настолько мастерски использовала действительность, для создания иллюзорной декорации, что даже со стороны невозможно было разобраться, где правда, а где мираж. Сила, которую обрела ее иллюзия в этом мире, усиливалась не столько магией Селины, тем более, что ее магия была не так уж сильна, сколько силой этого самого дядюшки.
– Провалиться бы тебе в преисподнюю, – пожелала господину Реву Агата, устало протерев глаза.
Она была напугана. Состояние Селины ухудшалось с каждым днем. Сестра была подавлена, но – Агата была уверена в этом – не оставляла своих попыток связаться с Траумом. Селина скрывала это от нее, отнекивалась, уходила от разговора. Вытащить ее из иллюзий становилось все сложнее. Всякая иллюзия в конце концов изживает саму себя. Но когда иллюзия Селины разрушится, она погребет под собой и саму Селину.
Книги не давали решения, и у Агаты возник свой план. Справедливости ради стоило назвать его планом Селины: это было ее идеей обратиться с просьбой о помощи к силам мира снов.
***
– Ох уж этот отец До! Я должен был отправиться на рассвете. Так нет! Навязали на мою голову этого разиню, – ворчливо пожаловался монах, воздев глаза к небесам.
Шаул стоял около кареты, праздно посматривая на спешивших и суетившихся вокруг людей. Он не склонен был сердится на замешкавшегося монаха, хотя бы потому, что благодаря этой задержке получил отличную возможность добраться до владений принца Кристиана. Но терпение отца Брамте, как звали епископского курьера, соблаговолившего принять Шаула, было уже на исходе. Он уже ни раз успел пожаловаться на своего на нерасторопного собрата.
– Вот увидите, мы еще попадем с ним в какую-нибудь скандальную историю, – зловеще предупредил он. – Скандальную? – не понял Шаул. – Но он же духовного звания… – О, отец До умеет пренебречь условностями, – обреченно покачал головой монах, блеснув тонзурой. – Не понимаю, почему его святейшество так благоволит к нему, – пожал он пухлыми плечами. – Суетный, скаредный – у него даже шерстяной сутаны нет. Я уж не говорю о его духовных качествах. Никакого… – монах воздел руки к небесам, но запнулся и сумрачно бросил: – Вот и он, полюбуйтесь.
Шаул взглянул в сторону, куда махнул рукой отец Брамте и увидел маленького старичка, с трудом пробивающегося сквозь толпу на площади. Тщедушная фигурка монаха мелькала в толпе, а его маленькое личико светилось улыбкой, словно он был не в сутолоке загруженного людьми и повозками постоялого двора, а на злачных пажитях Господних.
– Простите великодушно, отец Брамте, – выдохнул старичок, добравшись до кареты.
В отличие от епископского курьера облаченного в шерстяную тогу, поверх которой был надет препоясанный кожаным поясом скапулир и длинный теплый плащ-кап, на старом монахе была только потрепанная суконная ряса с поясом из веревки и шаперон, спускающийся на плечи короткой пелериной. В руках у старичка был простой холщовый мешок.
Когда они оказались в карете, епископский курьер, не меняя недовольного выражения лица, лишь слегка кивнул на сердечное приветствие старика и стукнул в стену карты.
– Поезжай скорее, Йенс! Мы и так уже опаздываем, – монах бросил укоризненный взгляд на смущенно улыбающегося отца До.
Наконец епископская карета покинула столицу Эльтюда. Миновав городские ворота, карета катилась по вьющейся широкой лентой между холмами дороге, мягко поскрипывая ремнями. Епископский курьер пообещал доставить Шаула с его багажом прямо ко двору самого принца Кристиана. Это было большой удачей – оставшись практически без средств, они могли серьезно задержаться в пути. А время было дорого. Постепенно мысли его вернулись к Сони. Именно благодаря ему, они сейчас путешествовали с таким комфортом. И что за странное упорство двигало нищим мальчишкой?
– Как удивительны божие создания, – прервал размышления Шаула отец До. – Сколько грации и неотмирной мудрости можно найти в них.
Надо отметить, что Бруно, как только появился отец До, выбрал его и теперь уютно подремывал на коленях старого монаха, мелодично мурлыча под его рукой. Епископский курьер, увидев вылезающего из мешка кота, лишь брезгливо поморщился, но возражать против присутствия Бруно в карете не стал, вероятно, решив, что человек, обладающий епископским перстнем, может позволить себе подобную прихоть.
– Это всего лишь бессловесные твари, призванные служить нам, – высокомерно возразил собрату отец Брамте. – Бессловесные ли? – покачал головой старый монах, глядя на кошачью морду Бруно. – Во всяком случае не в том смысле, как это понимаем мы, люди. – Так и до костра договоритесь, достопочтенный отец, – проворчал отец Брамте. – Ах, сколько тайн, сколько тайн сокрыто в мироздании, друзья мои! – пропустив едкое замечание собрата, вздохнул отец До. – Все тайны давно раскрыты духовным лицам, – резко возразил отец Брамте. – Неужели? – искренне удивился отец До. – Если бы вы, достопочтенный отец, вместо того, чтобы проводить свою жизнь среди пьяниц, развратников, воров и прочей черни, соизволили посвятить ее молитвенному общению с братьями и изучению святых писаний и духовных сочинений, у вас не возникало бы столь нелепых мыслей. Провидение открыло свои тайны нам, Его слугам, – важно подытожил он свою речь. – Боюсь, вы правы, друг мой, – сокрушенно закивал головой отец До, – я упустил в своей жизни так много, что теперь, на ее закате, мне и не сосчитать всего. А общение и познание – это, без сомнения, одни из величайших даров свыше. И все же, дорогой друг, оглядываясь на прожитую жизнь, я с радостью вижу, что свет небесный просвещает всех, не только многоуважаемых ученных и духовных мужей, но всякую тварь, – священник нежно погладил крупную кошачью голову, с удовольствием запустив пальцы в мягкую лоснящуюся шерсть. – Особенно те отбросы, что вы подбираете на городских задворках, – язвительно процедил отец Брамте. – Без сомнения, без сомнения, – кивал старый монах, поглаживая кота. – Я не понимаю, что общего у вас с его святейшеством?! – не выдержал епископский курьер.
Отец До поднял на него удивленный взгляд.
– Великий человек, вершитель судеб королевств, к которому с благоговением на поклон идут короли! И вы... – не найдя слов для характеристики непутевого собрата, отец Брамте развел руками. – О, бедный, бедный Бе, как тяжела его ноша, – жалостливо вздохнул старик, назвав епископа уменьшительным детским именем. – Вы опять правы, друг мой, его святейшество очень добр ко мне. Безусловно, я этого не заслуживаю, но разве любовь можно заслужить? – старик задумался и, вздохнув, добавил: – Как быстро летит время, друзья мои, еще вчера мы были детьми…
Шаулу с интересом слушал спор духовных мужей, удивляясь, как старый монах сумел высказать совершенно противоположные взгляды по всем вопросам, при этом ни разу не уличив своего визави в ошибочности его точки зрения.
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30433
Отправлено: 31.08.14 21:24. Заголовок: Юлия пишет: А трезв..
Юлия пишет:
цитата:
А трезвый взгляд все же предпочтительней, хотя оно и тяжко, а в конечном счете обходиться дешевле, чем иллюзорная вера в идеал.
Да, это конечно, но дух захватывает от такого погружения в сущность другого человека.
Вообще очень интересные рассуждения об иллюзиях, а любовь ведь тоже иллюзия по большому счету. Иллюзии опасны, но как без них жить, как жить без любви? Губы Траума теплые... Что до заявлений Элизы - так может рассуждать только тот, кто не любил, а она теперь влюблена и, уверена, уже совсем другими глазами смотрит на любовь и долг. Мне кажется, зря Шаул переживает, хотя его тоже можно понять.
Часть тапочек (остальные еще не собрала, завтра, надеюсь, довыложу).
цитата:
сразу и на чистоту она выложила все
Слитно.
цитата:
Как не взывал Шаул к чувствам земляка
Как нИ взывал...
цитата:
Нечета всем нам…
Раздельно.
цитата:
если они не отправятся в путь чуть свет, они не поспеют во время
Слитно.
цитата:
мешок надел на плечо, и вышел из гостиницы.
Лишняя запятая.
цитата:
тяжелый сундук больно бил по ногам, мешок, оттягивал плечо,
Лишняя запятая.
цитата:
сорочки, и плащ.
И эта лишняя.
цитата:
спокойно ответил Сони, и положил в ладонь Шаула свой выигрыш.
И эта тоже, как и вот эти:
цитата:
важно кивнул монах, и неуклюже стал подниматься в карету.
Влюбленность зачастую, да, согласна, - иллюзия. А вот любовь нет.
Любовь позволяет нам видеть за недостатками, а порой и пороками, за ограниченностью обычного человека его сущностную красоту. И именно поэтому она способна все эти неприятности пережить. А иллюзия создает несуществующего человека, идеал. Этот идеал довольно быстро разбивается о реальность, и остается лишь разочарование.
Любить же можно только реального человека. Нет реальности - по большому счету нет и любви, как мне кажется.
apropos пишет:
цитата:
Что до заявлений Элизы - так может рассуждать только тот, кто не любил, а она теперь влюблена
Но ведь это тоже не сбросишь со счетов. Она же привыкла так рассуждать, и, кто знает, возможно, привычка окажется сильнее влюбленности…
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30436
Отправлено: 02.09.14 20:24. Заголовок: Юлия пишет: Любовь ..
Юлия пишет:
цитата:
Любовь позволяет нам видеть за недостатками, а порой и пороками, за ограниченностью обычного человека его сущностную красоту. И именно поэтому она способна все эти неприятности пережить. А иллюзия создает несуществующего человека, идеал. Этот идеал довольно быстро разбивается о реальность, и остается лишь разочарование. Любить же можно только реального человека. Нет реальности - по большому счету нет и любви, как мне кажется.
Трудно не согласиться. Часто говорят, что, в частности, литературные образы создают в головах некоторых читательниц иллюзии, что потом приносит несчастье в личной жизни, когда они сталкиваются с реальностью. Любить реального человека о-о-очень непросто. Но иногда иллюзии в какой-то степени защищают, как мне кажется.
Немного тапочков к последней части, где появился чудесный отец До.
Юлия пишет:
цитата:
А то, что Селина больна имена этим недугом Агата уже не сомневалась, несмотря на то, что болезнь протекала не совсем обычно.
Вариант: А в том, что Селина больна именно этим недугом, Агата уже не сомневалась...
Юлия пишет:
цитата:
Они были уловлены собственным невежеством. Пытаясь действовать в мире, законов которого они не знали, они образовали связи, которые могли влиять на них и за его пределами.
Уловлены... как-то смущает слово. Или есть такое? И два "которых".
Юлия пишет:
цитата:
А чем выше в иерархии был ее знакомые, тем сложнее и сильнее должно было быть их влияние.
очепятка: были.
Юлия пишет:
цитата:
Иллюзия, поразившая ее сестру, настолько мастерски использовала действительность, для создания иллюзорной декорации, что даже со стороны невозможно было разобраться, где правда, а где мираж.
Лишняя зпт после "действительность".
Юлия пишет:
цитата:
Сила, которую обрела ее иллюзия в этом мире, усиливалась не столько магией Селины, тем более, что ее магия была не так уж сильна, сколько силой этого самого дядюшки.
Многовато сил, нет?
Юлия пишет:
цитата:
В отличие от епископского курьера облаченного в шерстяную тогу, поверх которой был надет препоясанный кожаным поясом скапулир и длинный теплый плащ-кап,
Зпт после курьера.
Юлия пишет:
цитата:
Именно благодаря ему, они сейчас путешествовали с таким комфортом.
Лишняя зпт?
Юлия пишет:
цитата:
я с радостью вижу, что свет небесный просвещает всех, не только многоуважаемых ученных и духовных мужей
*** Скошеный луг топорщился пожелтевшими обкосками у валунов, кочек и вдоль невысокой каменной ограды. На окарине луга на высоких дубах, растерявших всю свою листву, расселись вороны, оглашавшие окрестности унылым карканьем. Селина медленно спускалась по ступенькам, выложенных из больших неотесанных камней, в долине снов. Она сама не могла поверить, что сбежала от Агаты, ничего не сказав ей.
Забота сестры совсем измучила Селину. Слушая ее доводы, она отказывалась признаться в собственной одержимости. Но оставаясь с собой наедине, начинала сомневаться. И теперь так запуталась, что и сама не знала, где правда, а где вымысел. И это мучило даже больше, чем ее попытки положить конец своему интересу к Трауму.
Пытаясь разобраться с помощью ученых книг, что произошло с ней, Агата, обвинила во всех ее бедах дядюшку Сламбера. Селина горько улыбнулась: Агата осталась верна самой себе, если не Траум, тогда – его помощник. Селина же напротив была совершенно уверена, что ни намеренно, ни случайно добряк Рев не мог причинить ей зла. И сейчас она была уверена, что именно он сможет помочь ей разобраться в самой себе. Загвоздка состояла в том, что Селина не имела не малейшего понятия, как ей его найти.
– О, фея Селина! – вдруг услышала она свое имя и, оглянувшись, увидела спешащего к ней молодого Сламбера. "Вот так удача!" – подумала она и радостно поприветствовала молодого человека: – Дорогой мой, Сламбер! – Фея Селина, – искренне улыбнулся он. – Как я рад вас видеть! – А я-то как рада, – Селина протянула молодому человеку руку, и тот нежно коснулся ее губами. – Я все время думал, как вы после вашего отчаянного героического поступка. Вы просто поразили меня. – Ну что вы, милый Сламбер, какой уж там героический, вот отчаянный это – да. Я была в совершенном отчаянии, – улыбнулась она. – Такая преданность, фея Селина, достойна восхищения. Знаете, отсюда из нашего мира, ваш мир порою кажется иллюзией. Настолько иллюзорно в сердцах людей даже то, что сродни вечности. Магия фей, уж простите, мне всегда казалась уловкой, чтобы сделать ваш мир похожим на наш. Но после встречи с вами, я понял, что вы настоящая, – молодой человек смутился собственной откровенности и замолчал. – Спасибо вам, Самбер, за добрые слова. Я очень рада вашему расположению ко мне. Вы мне тоже очень дороги, ведь если бы не ваше участие в моей беде, я бы не справилась с нею. Но моя сестра жива, и в том числе благодаря вам, вашей доброте и отзывчивости, – Селина взяла молодого человека под руку. – Сламбер, мне опять нужна ваша помощь. – Я полностью в вашем распоряжении, фея Селина, – он склонил голову, и щеки его заалели. – Мне надо встретиться с вашим дядюшкой. – С дядюшкой? – удивился Сламбер. – Опять что-то случилось с вашей сестрой? – О, нет, к счастью, – покачала головой Селина. – Мне хотелось бы поговорить с ним.
Селина замялась, ей совсем не хотелось посвящать молодого человека в свои проблемы, но воспользоваться его помощью, оставив в совершенном неведении, было бы невежливо. Молодой человек был без сомнения весьма расположен к ней и даже – Селина внимательнее прислушалась к его чувствам и охнула – влюблен. Ну надо же! Это она виновата, ее всегдашняя приветливость в царстве снов обращалась в нечто большее. "Бедный мальчик", – вздохнула Селина и слегка отстранилась.
– Я даже не знаю, смогу ли я объяснить свою проблему, – сбивчиво начала Селина.
Но тут сердце сжалось в страшном отчаянии. Что так задело ее? Влюбленный трепет молодого человека, горячей волной окативший ее? Собственное волнение? Или что-то иное? Селина не успела понять. "Как нелепо", – мелькнула мысль, и из глаз покатились слезы.
– Простите меня, – всхлипывая, бормотала она, безуспешно пытаясь взять себя в руки. – Ну что вы, милая фея Селина, – растеряно проговорил Сламбер. – Не плачьте, я отведу вас к дядюшке, и он обязательно поможет.
Он подхватил ее под руку и повел по ступенькам вверх. Куда они шли, Селина не видела, слезы застилали ей глаза, а мысли метались от отчаянной жалости к самой себе до холодящего ужаса от того, что Траум может увидеть ее в таком состоянии.
– Подождите здесь, – шепнул ей на ухо Сламбер и умчался прочь.
Селина огляделась, она снова была в том же саду, где и в прошлый раз встречалась с господином Ревом, только теперь он был весь в цвету сирени, а на центральной клумбе благоухали белоснежные пионы. Помощник Траума наслаждался весенним цветением вопреки естественному порядку вещей. Селина встрепенулась: сейчас появится Рев, а она даже не знает, что ему сказать. Опять разрыдается, как перед несчастным Сламбером. Надо расспросить его напрямую о сразившей ее иллюзии. Или сразу попросить избавить ее от этой напасти?
Селина не успела прийти ни к одному мало-мальски дельному решению, когда на дорожке показались дядюшка с племянником. Они спешили к ней с озабоченными лицами, и Селина поняла, что Сламбер уже поведал господину Реву о состоянии феи.
– Я не знаю, – прошептала она, сердечность, с которой обратился к ней Рев, вызвала новый приступ слез. – Простите меня. – Ничего, не смущайтесь, – ласково пожал ее пальцы добрый дядюшка. – Вы в мире снов. Здесь невозможно скрыть свои чувства. Дорогой мой, – обратился он к племяннику, сокрушенно взирающему на плачущую фею, – оставь нас. Ты потом проводишь нашу дорогую гостью, а сейчас ступай.
Сламбер неохотно повиновался. Уходя, он все время оглядывался, и Селина чувствовала, как мечется его сердце, стараясь найти для нее утешение.
– Милый мальчик, – всхлипнула Селина, глядя вслед молодому человеку.
Переживания юного Сламбера отвлекли ее от собственных, и, вытирая лицо платком, заботливо предложенным ей Ревом, она смогла наконец унять свои слезы.
– Присаживайтесь, – проговорил господин Рев, и Селину увидела, что они уже не в саду, а в небольшой уютной гостиной.
В камине за изящным экраном потрескивали дрова. А на большой картине, висевшей над каминной полкой, трудились в какой-то мастерской два озабоченных господина. Они переговаривались между собой, и низкие тона их голосов разносились по комнате. Селина удивленно взглянула на Рева.
– Не обращайте внимания, – махнул рукой на чудо-картину Рев и пояснил: – Это нехитрое устройство помогает мне всегда быть в курсе происходящего. Хотя в нашем мире нет необходимости во всех этих приспособлениях, признаюсь, грешен. Люблю возиться с ними, придумываю разные устройства, – смущенно улыбнулся Рев. – Сила сознания безгранична, и в нашем мире она всевластна. Но меня всегда привлекала возможность создать что-нибудь, что действовало бы автономно от моего сознания. Видимо, я слишком ленив, – усмехнулся магистр, – не люблю все держать в голове. Но я опять отвлекся.
Он взглянул на картину, и там по широкому зеленому лугу покатила свои воды река.
– Так лучше? Нет, пожалуй, от реки тянет холодом, – и пейзаж сменился философским натюрмортом. – Как раз по теме, – он с улыбкой взглянул на фею. – Садитесь поближе к огню, вы расстроены и продрогли.
Он легонько подтолкнул ее под локоть к креслу, и когда она уселась, накрыл колени пледом. В его руке появилась небольшая рюмочка с вишневой наливкой.
– Это вас подбодрит, – мягко улыбнулся ей Рев, усаживаясь в кресло напротив. – А теперь рассказывайте. – У вас здесь тоже магия? – удивленно проговорила Селина, сделав небольшой глоток, сладкое тепло растеклась по нёбу и спустилось к сердцу. – Нет, нет, нет, – покачал головой господин Рев. – Никакой магии. Во всяком случае, ни в вашем понимании этого слова. – Да, я помню… – проговорила Селина, и в ответ на удивленный взгляд магистра решилась: – Скажите, господин Рев, когда я вступила в тот ужасный черный сон Агаты, как… как все произошло? – У меня нет однозначного ответа, моя дорогая, – задумчиво проговорил Рев. – Здесь все имеет значение: и ваша любовь к сестре, сподвигнувшая вас к самоотверженному поступку, и вера, позволившая преодолеть естественный страх, и ваша связь с сестрой, которая не исчерпывается кровным родством, и… – он на мгновение замолк и тут же продолжил: – и, полагаю, доверие, которое вы испытываете к нашему миру, ну и, конечно, воля Проведения. – Значит, Траум не причем? – упавшим голосом спросила Селина. – Что значит не причем? – удивился Рев. – Очень даже причем. Вы использовали его силу. Никто из нас не имеет самостоятельной возможности творить что-либо. Мы только проводники. И вы тогда стали таким же проводником. – Только проводники... – кивнула Селина. От этого простого объяснения ей стало грустно. Значит, она не слышала его голоса, не держала его за руку, когда пробиралась по вязкой черноте сна. Да ведь она и сама знала, что не держала! Она просто поддалась чувству… – Агата считает, что я поддалась иллюзии, – горько улыбнулась Селина. – Иллюзии? – непонимающе переспросил Рев. – Ну да, – развела руками Селина. – Видимо, путешествуя по вашему миру, в какой-то момент не смогла отличить реальность от иллюзии и попалась на крючок. – Ерунда какая, – поморщился Рев. – Я уверен, что… Простите, я не могу говорить об этом. Но если вы настаиваете, извольте. Я могу еще раз взглянуть на ваши сны.
Селина не понимала, как ее сны могут помочь, но спорить не стала и согласно кивнула. Рев на мгновение пропал и тотчас вернулся с огромной книгой в руках. Он раскрыл ее и положил на столик, около кресел. Фея с любопытством взглянула на открывшиеся страницы книги и чуть не провалилась в какой-то бешеный круговорот. Магистр захлопнул книгу, и Селину откинуло на спинку кресла.
– Нет, нет! – помощник Траума с испугом подхватил фолиант. – Вам нельзя смотреть. Ни в коем случае.
Он снова опустился в свое кресло и заслонился книгой. Селина прикрыла глаза, у нее все еще кружилась голова, и в ушах стоял какой-то звон.
– Это невероятно, – упавшим голосом пробормотал Рев. – Что? Что вы увидели? – Селина вскочила с кресла, но осталась на месте, памятуя неприятнейший эффект книги. – Я не уверен, – проговорил Рев, закрывая книгу. – Сны фей – это сложнейшая материя. До конца разобраться в них может только сам владыка.
Он замолчал, уставившись в одну точку, от его недавнего воодушевления не осталось и следа. Селина нетерпеливо шагнула к нему, но он остановил ее решительным жестом:
– Присаживайтесь, я постараюсь объяснить вам, – он снова сделал паузу и, собравшись духом, начал: – Я начну чуть загодя. Это произошло после вашего чудесного избавления. Если вы помните, тогда мы с вами повстречались у вашей крестницы. Наш короткий разговор навел меня на одну мысль. Я стал изучать вши сны. Это наша работа – извиняясь, пояснил он. – И через некоторое время я посчитал, что вы влюблены. – Влюблена? – Селина вытаращила на него глаза. – В кого? – Во владыку, конечно, – пожал плечами Рев. – Женщинам так свойственно идеализировать своих спасителей. Чувство благодарности, восхищения зачастую перерастают в романтическую влюбленность. – Но я не думала… Нет, это совсем не так! Вы считаете, что я влюбилась в Траума?!
"Ну вот! И добрейший Рев принялся обвинять меня в каких-то безумных затеях!"
– Честно говоря, до нашей сегодняшней встречи, я был абсолютно уверен в этом. Но сейчас, когда вы сказали об иллюзии, я пересмотрел ваши сны, и вижу, что вы действительно окутаны ею. Но… Простите, я могу ошибаться. Как я уже говорил, сны фей разгадать безошибочно, может только владыка, – сокрушенно извинился Рев. – Значит, все-таки иллюзия, – упавшим голосом прошептала Селина. – Но как же? Я ничего не понимаю. – Боюсь, я тоже, – расстроено качнул головой Рев. – Я бы предположил, что виновата ваша магия. Вы же пытались здесь колдовать... – Колдовать? – изумилась Селина. – Я не самая могущественная фея и в нашем-то мире, а здесь я совершенно бессильна. – Вы правы. Но магия вносит такой беспорядок. Я не знаю, – вдруг резко ответил Рев, и лицо его исказилось болезненной гримасой. – Ах, я дурак! – сокрушенно воскликнул он, с силой хлопнув себя по коленям. – Что случилось, господин Рев? – забеспокоилась Селина. – Я-то думал, что сердце владыки раскрывается! – возбужденно ответил ей он, словно она была виновата в этом. – Что он, принимая участие в вашей судьбе, решится открыть свое сердце, не отстранится, как обычно. Ведь он так одинок и несчастен! – выговорил он ей. – Я не понимаю, почему вы так переживаете… – нерешительно начала Селина. – Да потому, что вы сказали, что не любите его! – перебил ее Рев. – Значит, и он не раскрыл своего сердца. Он-то все видит и знает. Он просто решил положить границы вашей магической иллюзии, чтобы она не перевернула здесь все вверх дном. У нас не место магии, – снова с укором посмотрев на Селину, пояснил он. – Ах, как все грустно…
Он посмотрел на нее разочарованно и горько.
– Вам лучше не приходить сюда, госпожа Селина. Я знаю, вы добрая фея, и очень милы, но с вашим приходом все слишком запуталось. И боюсь, владыка будет очень недоволен нашим разговором. – И я не смогу избавиться от этой иллюзии? – прошептала Селина. – Это же магия, – смягчившись, проговорил господин Рев. – Вы с вашей сестрой разберетесь гораздо лучше. И мой вам совет – не приходите сюда, и не пытайтесь встретиться с кем-нибудь из нас. И оставьте владыку Траума в покое.
Селина вытерла глаза и не заметила, как оказалась у себя в комнате.
– Господин Рев! – воскликнула Селина, пытаясь вернуть собеседника. – Но кого же я тогда видела?..
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30441
Отправлено: 02.09.14 21:30. Заголовок: Юлия пишет: Только ..
Юлия пишет:
цитата:
Только не надолго. Рано или поздно столкновения с реальностью не избежать.
Увы, к сожалению или к счастью, у кого как, но спрятаться невозможно. Кстати, у Монгомери, девы как раз подхватили иллюзию, одна на целых десять лет, вторая, к счастью, ненадолго.
Но, думаю, Селина все же осознает реальность более, чем в плену иллюзии.
девы как раз подхватили иллюзию, одна на целых десять лет, вторая, к счастью, ненадолго
Действительно. Десять лет - это не фунт изюма. Ей повезло, что Хью не подцепил ничего похожего и остался верен своей любви. Чем сильнее мы запутываемся в иллюзии, тем больше цена, которую придется заплатить. Так мне кажется.
Хелга пишет:
цитата:
Селина все же осознает реальность более, чем в плену иллюзии.
Но иллюзия таки ее преследует, если верить магистру Реву
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30444
Отправлено: 03.09.14 17:58. Заголовок: Юлия пишет: Но иллю..
Юлия пишет:
цитата:
Но иллюзия таки ее преследует, если верить магистру Реву
Но магистр может быть и субъективен?
Юлия
Сообщение: 1571
Отправлено: 03.09.14 20:27. Заголовок: Хелга пишет: Но маг..
Хелга пишет:
цитата:
Но магистр может быть и субъективен
Он, конечно, прославился своим субъективизмом Но он из другой команды, что ж ему субъективничать в свои ворота?
Как все запутано, однако. И запущено. Что-то там Траум туману напускает, как мне кажется. Сбивает с толку Рева - заметает следы, похоже. Рев говорит об иллюзии, но, во-первых, он сам признался, что не все понимает в снах фей, а во-вторых - что-то явно там увидел, о чем не смог сказать Селине, и испугался, потому и вытолкнул ее так быстренько из мира снов. Что до Селины, ее определенно сбивает сестра, принимая любовь за иллюзию. Теперь вся надежда на Траума. Юлия пишет:
цитата:
Любовь позволяет нам видеть за недостатками, а порой и пороками, за ограниченностью обычного человека его сущностную красоту. И именно поэтому она способна все эти неприятности пережить. А иллюзия создает несуществующего человека, идеал. Этот идеал довольно быстро разбивается о реальность, и остается лишь разочарование. Любить же можно только реального человека. Нет реальности - по большому счету нет и любви, как мне кажется.
Вот поспорю. Впрочем, нет, - не поспорю, т.к. каждый имеет свое представление об этих... материях, так скажем, ежели чувства можно назвать материями. На мой взгляд - и жизненный опыт показал тому немало примеров, - мы как раз идеализируем людей, которых любим. Далеко не всем, увы, присуща "сущностная красота" - ведь любят и негодяев, и преступников, и прочих, наделенных всевозможными пороками. Но для того, чтобы оправдать эту свою любовь, придумывают свои оправдания: он поступил подло (допустим) не потому, что подлый, а потому, что так сложились обстоятельства. Он украл - не потому, что вор, а... И т.д. Оправдывая свои чувства, идеализируется и внешность (красота в глазах смотрящего, как известно), и черты характера, и привычки, и поступки, а на что-то еще подчас и вовсе закрываются глаза. Иллюзии разбиваются - и любовь умирает, когда коса находит на камень, когда или перейдена определенная черта, или накапливается усталость. И наоборот - когда проходит любовь, открываются глаза. Ну и, конечно, приятные открытия тоже бывают.
А вот иллюзорная влюбленность - это нечто совсем другое. И пример с героинями Паутины, кстати, весьма показателен - когда человек вбивает себе в голову вот эту иллюзию любви и упорно за нее цепляется, страдает, делает ужасные ошибки, но гордыня, упрямство не позволяют признаться в том даже самому себе. Причем хочу заметить, что это касается, в основном, платонической любви. Одна десять лет лелеет в себе чувство к едва знакомому мужчине, вторая - к давно погибшему мужу, третья - к красивому юноше, красиво за ней ухаживающему. Уффф...
Чуток тапок:
цитата:
На окарине луга на высоких дубах
Опечатка.
цитата:
Селина медленно спускалась по ступенькам, выложенных из больших неотесанных камней, в долине снов. Она сама не могла поверить, что сбежала от Агаты, ничего не сказав ей.
Тут как-то за ступеньками выпадает указание места. Может, как-то перефразировать? Например: Селина спускалась по ступенькам (...) Она сама не могла поверить, что сбежала от Агаты в долину снов, ничего не сказав ей. Как вариант.
цитата:
Агата, обвинила во всех ее бедах дядюшку Сламбера
Лишняя зпт.
цитата:
Селина же напротив была совершенно уверена, что ни намеренно, ни случайно добряк Рев не мог причинить ей зла. И сейчас она была уверена
Многовато "уверена" - а если заменить одно, например, на - она твердо знала - ?
цитата:
– Дорогой мой, Сламбер!
Лишняя зпт.
цитата:
отсюда(,) из нашего мира, ваш мир порою кажется иллюзией.
Не хватает запятой - это ведь уточнение - ?
цитата:
и Селину увидела, что они уже не в саду,
Опечатка.
цитата:
– Значит, Траум не причем? – упавшим голосом спросила Селина. – Что значит не причем? – удивился Рев. – Очень даже причем.
Вот поспорю. Впрочем, нет, - не поспорю, т.к. каждый имеет свое представление об этих... материях
Это правда. Смотря от чего отталкиваться. В моем представлении человек представляет собой некий потенциал, что принято называть образом Божим, или Ка у древних египтян (на сколько я понимаю, Ка включало в себя и физический образ), т.е. лучшее его воплощение, положительный максимум его возможной реализации. У каждого он есть по праву рождения, появления в этом мире. Безусловно, очень немногие из нас реализуют свой потенциал по максимуму. Жизнь и наши собственные устремления накладывают свои ограничения, дают шансы на реализацию и проч. И по мере прожития нами нашей земной жизни, принятия тех или иных решений, этот самый образ, Ка, либо проявляется, либо затушевывается, затемняется.
Если исходить из подобной гипотезы. То можно предположить, что любовь позволяет нам увидеть этот самый образ в его первозданной красоте, под темной маской искажений, но маска остается, и любовь не отрицает ее наличия. Она трезва. Влюбленность набрасывает прекрасный покров на образ в уродливой маске, тем самым скрывая и маску и сам изначальный образ. Любовь делает ставку на образ, понимая, по крайней мере, что маска существует. И если и не всегда, но у нее есть шанс выиграть. Влюбленность-иллюзия делает ставку на несуществующий идеал и всегда проигрывает.
apropos пишет:
цитата:
Но для того, чтобы оправдать эту свою любовь, придумывают свои оправдания: он поступил подло (допустим) не потому, что подлый, а потому, что так сложились обстоятельства.
Что скажешь, довольно распространенный вариант. Но я бы отнесла это к той же самой иллюзии. Не к любви. Любовь помогает очищать образ от затемнений, а это вариант взаимозависимых, они сами идут на дно вместе с теми, кого оправдывают.
apropos пишет:
цитата:
Оправдывая свои чувства, идеализируется и внешность
Восприятия внешности, конечно, совершенно субъективный процесс. И сама внешность не статичная данность и очень связана с внутренним содержанием человека, умением его выразить себя и перебросить мостик к своему визави. Я согласна, но только назвала бы это не идеализацией, а преломлением через чувства. Как ты воспринимаешь внутреннего человека, так будешь воспринимать и его внешность.
apropos пишет:
цитата:
И пример с героинями Паутины, кстати, весьма показателен - когда человек вбивает себе в голову вот эту иллюзию любви
Да, героини Паутины в этом смысле - показательный пример иллюзии влюбленности. Но им всем повезло.
Спасибо, дорогая, и за размышления и за тапки (о горе мне !)
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30447
Отправлено: 05.09.14 17:51. Заголовок: Юлия пишет: Но он и..
Юлия пишет:
цитата:
Но он из другой команды, что ж ему субъективничать в свои ворота?
Но он же не уверен в своей гипотезе, потому что не верит в возможность любви между феей и великим Траумом. Или верит?
apropos пишет:
цитата:
А вот иллюзорная влюбленность - это нечто совсем другое. И пример с героинями Паутины, кстати, весьма показателен - когда человек вбивает себе в голову вот эту иллюзию любви и упорно за нее цепляется, страдает, делает ужасные ошибки, но гордыня, упрямство не позволяют признаться в том даже самому себе.
Или упоение иллюзией. Хорошо, если в момент, когда иллюзия рушится, рядом оказывается реальный человек, способный поддержать, но чаще то всего никого рядом не оказывается. Потому не лучше ли упиваться иллюзией и дальше, чтобы не было мучительно больно (с)?
Юлия пишет:
цитата:
В моем представлении человек представляет собой некий потенциал, что принято называть образом Божим, или Ка у древних египтян (на сколько я понимаю, Ка включало в себя и физический образ), т.е. лучшее его воплощение, положительный максимум его возможной реализации.
Юлия пишет:
цитата:
То можно предположить, что любовь позволяет нам увидеть этот самый образ в его первозданной красоте, под темной маской искажений, но маска остается, и любовь не отрицает ее наличия. Она трезва. Влюбленность набрасывает прекрасный покров на образ в уродливой маске, тем самым скрывая и маску и сам изначальный образ.
Мне тоже нравится эта идея о заложенном в каждого человека потенциале, разве что она печальна, потому что с реализацией очень плохо обстоят дела. Но любовь, которая помогает открыть, увидеть, поддержать изначальный образ так редка. Такое чувство требует такого же и образа - с талантом любить, который опять же далеко не каждому дан. Любить своих детей просто, потому что они свои дети, любить свое дело просто, если оно само идет в руки, а вот любить живого человека со всеми его тараканами, увидеть его изначальный светлый образ под покровами, что наложила жизнь, очень нелегко. Потому многие выбирают влюбленность и иллюзию, инстинктивно, то, что по силам.
*** Элиза вздохнула и, собрав остатки воли, улыбнулась крестной.
– Я рада вас видеть, фея Агата, – поприветствовала она свою строгую наставницу. – Как здоровье вашей сестры. Надеюсь, фея Селина благополучна?
Агата насуплено посмотрела на крестницу:
– Мне следует понимать, что ты бы предпочла увидеть здесь Селину?
В ответ Элиза лишь приподняла бровь.
– Она пока не будет появляться в мире снов, – нехотя ответила фея. – Ты все еще путешествуешь по воспоминаниям Шаула? – Нет! – поспешно возразила Элиза. – Я не имею подобных намерений.
Агата скептически улыбнулась.
– Рада слышать. Что бы ни послужило тому причиной, это только на пользу.
Ни при каких условиях Элиза не согласилась бы открыть эту злосчастную причину. Напоминание о ней больно стиснуло сердце. Но говорить об этом с Агатой она не желала.
– Вы не замечаете, в этом месте что-то изменилось? – резко сменила она тему. – Изменилось? – Агата озабоченно оглянулась вокруг.
Она всматривалась в пустоту, словно могла что-то в ней увидеть.
– Это не видимо глазом, – поправила ее Элиза. – Понимаю, – задумчиво кивнула Агата. – Я вижу, ты уже совсем освоилась здесь. – Освоилась? – бровь Элизы взветнулась вверх: – Вы так называете мое пребывание здесь?! – Элиза, я не хотела тебя задеть, – миролюбиво ответила фея. – Просто ты стала чувствовать это место лучше. – У меня было на это время, – бросила Элиза, она не хотела ссориться с Агатой, но раздражение трудно было сдержать. – Почему фея Селина не приходит? – Не думаю, – начала было Агата, но, оборвала сама себя, ответив иначе: – Селина каким-то образом подхватила иллюзию. И теперь здесь ей лучше не появляться. – Подхватила иллюзию? Что это значит? – Это значит, что она вообразила то, чего нет, – строго ответила фея. – И что же она вообразила? – Это не имеет значения, – ответила Агата тоном, пресекающим всякие вопросы. – Зачем вы пожаловали сюда, многоуважаемая фея "не ваше дело"? – не выдержала Элиза. – Сказать, что ничего для меня не имеет значения? – Изволь, – как-то странно глядя на разгневанную крестницу, проговорила та. – Селина вообразила, что ее миссия спасти владыку царства снов Траума. – Спасти владыку Траума?! – удивлению воскликнула принцесса. – От чего? – От одиночества, – невесело усмехнулась Агата. – Одиночества… – сочувственно протянула Элиза. – Владыки всегда одиноки. Но как это возможно? – Это невозможно. В этом и состоит ее иллюзия. – Отчего же? – запальчиво возразила Элиза. – Не все то, что мы не можем вместить в привычные рамки, – иллюзия. Она могла полюбить его. – Полюбить?! – насмешливо переспросила фея. – Нельзя полюбить недосягаемого… – Неправда! – Элиза понимала, что не стоит спорить, но не могла остановиться. – Тот, кто недосягаем в одном мире, в другом может стать близок. – Селина никогда не встречалась с ним,– резко ответила Агата – И позволь напомнить тебе, не все сводится к твоему печальному опыту.
Агата ударила по больному.
– Вы не можете знать наверняка, – Элиза стиснула зубы, чтобы сдержать подступившие слезы. – Вы судите лишь рассудком, но есть вещи недоступные ему. – Не обманывай себя понапрасну, – с сожалением произнесла Агата. – И не мучь. Ты приняла решение, следуй ему.
Фея исчезла, оставив Элизу одну. Вместе с ней прошло и раздражение, на его место заползла тоска. Агата не сентиментальна и не жалостлива, она все называет своими именами. Печальная история – как еще можно назвать то, что произошло с ней? Чудесная, нарушающая законы естества встреча двух сердец, а в итоге – разочарование и разлука…
Сейчас, когда она защищала саму возможность любви между неравными и разделенными сословной судьбой, былая нежность к Шаулу затопила сердце. Но теперь и ее сменила тоска. Глухая бессмысленная тоска. Узким корсетом она стиснула грудь, не давая нормально вдохнуть.
– Как он мог?! – прерывисто вздохнула, словно после долгих рыданий, Элиза.
Обида на Шаула прошла – что толку в ней?! Прошла и злость на свою участь. Их сменила апатия, с частыми приступами безудержной тоски. Она затягивала и изводила, так что сил терпеть ее не было никакой.
– Уж лучше небытие, чем эта мука… – И такая возможность не исключена, – ответила она самой себе, наказывая за излишнюю чувствительность. – Если миссия Шаула окажется безуспешной, я довольно скоро окажусь там.
Мысль о возможном скором конце, подстегнула ее нрав.
– Тем более я имею право знать.
Она сама подивилась очевидности собственного довода.
– Да, я имею право знать! Я отдала ему сердце, я доверилась ему. Я имею право получить объяснения: что для него значит эта женщина.
Едва появившаяся мысль о принце была с негодованием отброшена ею:
– Это сейчас неважно, – отмахнулась она. – Я должна разобраться.
Откуда ни возьмись взявшаяся уверенность отмела былую решимость никогда не появляться в воспоминаниях Шаула, и Элиза тот час оказалась в небольшой заставленной комнате. Посреди возвышался мольберт, завешанный тканью. Рядом с ним на кресле были брошены вещи – шляпа, шаль, через подлокотник перекинут плащ. В углах громоздились рамы, подрамники, доски для рисования, гипсовая скульптура человека во весь рост с отколотой кистью. Вдоль стен на этажерках в полном беспорядке лежали листы бумаги, торчали кисти, из-под связки нот выглядывал череп, на самой верхней полке, чуть скособочившись, стоял глобус, опираясь на бутылку, из которой торчал букетик засушенных цветов, на нижней – были свалены рулоны холстов. На полу блестела круглым боком огромная пустая пузатая бутыль. Широкий стол в углу заставили всевозможные склянки, бутылочки, ступки. Среди них возвышались большие песочные часы, давно исчерпавшие запасы времени, они назидательно выказывали пустую верхнюю колбу. Благодаря широкому, почти во всю стену, окну – служащим единственным ее украшением – комната была залита ярким солнечным светом. В мастерскую ворвался ветер, качнув открытую раму, и солнечные блики закачались, отражаясь в высоком зеркале, пуская по стенам и потолку солнечных зайчиков. Комната наполнилась волнительным весенним ароматом.
В зеркале Элиза увидела Шаула, он недовольно взглянул на свое отражение. Стройная фигура еще более утончалось темным платьем – выделялись только белоснежные воротник и манжеты, тускло поблескивали серебряные пуговицы строгого камзола. Небольшие усики и крохотная бородка под нижней губой не добавляли солидности его облику, и Шаул досадливо отвернулся.
Она не могла не узнать его. И тут же почувствовала, как прилила кровь к щекам и, отхлынув, застучала в висках.
– Простите, что заставила вас ждать. Со сборами столько хлопот…– госпожа ван Остенрейн, сердечно улыбаясь, взяла Шаула за обе руки и поднесла их к своему лицу, прижав к щекам.
Почувствовав их шелковистую теплоту, Шаул совсем сомлел. Во рту у него пересохло, голова пошла кругом, сердце выбивало барабанную дробь, комок в горле не давал вздохнуть. – Г-госпожа ван О-остенрейн, – заикаясь, прохрипел он. – Аделина, Шаул, – лукаво улыбаясь, поправила его девушка. – Аделина, – прошептал он, и воздух в груди закончился. – Я написала для вас картину, милый Шаул, – художница оставила его руки и скользнула, словно на коньках по льду, к мольберту. "Стремительная, воздушная", – мелькали в голове эпитеты. – Ах, как мне нравится ваше имя! Шаул, Шаул! Я могу повторять его бесконечно. А лучше петь, – и она затянула красивым грудным голосом какую-то незатейливую мелодию, повторяя вместо слов его имя.
Аделина стянула изящным театральным движением с мольберта холстину, закрывавшую картину, – на загрунтованной доске серовато-коричневым бистром была схематично намечена будущая композиция.
– Это не она, – звонко засмеялась Аделина в ответ на удивленный взгляд Шаула, но вдруг, перестав смеяться, тихо проговорила, поправляя воздушную петлю его камзола: – Ваша уже упакована, и будет отослана вам в день моего отъезда. О, Шаул! – воскликнула она, снова изменившись. – Ну что за лицо?! Вы только посмотрите на себя!
Аделине схватила его за руку и потащила к зеркалу. Она поставила его прямо перед стеклом, и смотрела на него, выглядывая из-за его плеча.
– Вы бледны, словно увидели приведение, – звонко смеялась Аделине, проведя тонкими пальцами по его щеке. – Неужели я так ужасно выгляжу? – кокетливо воскликнула девушка, и чуть отстранив Шаула, взглянула на себя в зеркало. – Вы прекрасны, Аделина, – улыбнулся Шаул, ее игривое настроение чуть расшевелили его.
Повернувшись к улыбающейся Аделине, он вдохнул гиацинтовый аромат ее волос. Она стояла так близко, что он чувствовал ее жаркое дыхание на своей щеке. И вдруг Аделина прильнула губами к его к губам. Жаркая волна плеснулась к голове и отхлынула вниз, затянувшись в жаркий пульсирующий узел. Он обнял ее и прижал к себе. Голова кружилась, он задыхался.
– Это тебе за твою нежность, – прошептала она, оторвавшись от его губ так же стремительно, как и прильнула к ним.
Аделина скользнула от него, смеясь, и, обогнув мольберт, оказалась за спинкой кресла. Она дразнила и играла с ним. Он не отставал, с готовностью принимая игру. "Держать ее в объятиях, упиваться ее ароматом, ее теплом, сладостью ее губ, нежностью кожи…"
– Погоди, я хочу тебе подарить еще один подарок, – она снова выскользнула из его объятий. – Аделина, – простонал он, заворожено глядя ей в след.
Девушка что-то искала на этажерке, вороша бумаги: спланировало на пол перо, затем со звоном разбилась упавшая вазочка. – На счастье, – беспечно махнула рукой Аделина. – Вот, – наконец нашла она, что искала и, повернувшись к Шаулу, протянула подарок.
Это был футляр тесненной кожи для огнива и трута с вделанной во внешней стороне изящной дугой кресала.
– Каждый раз, когда ты будешь разжигать огонь, – нежно проворковала Аделина, – ты будешь вспоминать обо мне. Я буду являться тебе в каждой искре, в каждом всполохе света…
Он притянул ее к себе…
– Нет! Нет! Нет! – отчаянно закричала Элиза и оказалась в синеватой пустоте своей темницы. – Больше никогда! – Какая низость! Как он мог! – злость на Шаулу, а еще больше на эту жеманницу Аделину разрывала ее изнутри. – Гадкая, мерзкая особа. Что она вцепилась в него?! Он слишком молод для нее. Шаул-шаул шаул, – передразнила она напев Аделины. – Боже мой, какая вульгарность!
Она злилась, выкрикивая самые обидные слова, придумывая самые уничижительные эпитеты. Наконец она разрыдалась, и злоба сменилась болью и обидой. Обессилив от рыданий, она провалилась в апатию. И вдруг, словно по волшебству, в голове возник разумный вопрос: "Почему я так злюсь на него?" Что странного в том, что молодые люди флиртуют и влюбляются? Послушать Эмеренс, так она перецеловалась чуть ни со всеми рыцарями двора короля Грегора.
– Я должна быть одна в его жизни, – уныло, но упрямо протянул внутренний голос. – Я вообще не должна быть в его жизни, – сердито возразила Элиза. – Я могла влюбиться в кого угодно – рыцаря, принца, короля... – Но не влюбилась же, – не унимался коварный внутренний голос. – И не целовалась ни разу… – Не правда! – запальчиво возразила Элиза. – А принц Торанский, племянник Вильгельма? – Не смеши. Это не считается. Кто потом оттирал губы лосьоном?
Крыть было нечем. Элиза усмехнулась собственным мыслям. Почему никогда прежде не возникало у нее желания, чтобы кто-нибудь прикасался к ней. Эмеренс над ней смеялась за ее спиной, а она сама была уверена, что само положения возвышает ее над подобными слабостями. Разве можно было бы представить королеву Аманду страстно целующуюся или томно хохочущую, заигрывающую с кем-нибудь? Тогда Элиза считала, что это и есть достоинство королевы. А сейчас?
– Сейчас, я лежу бесчувственной колодой на кровати! – зло крикнула она, наказывая саму себя за непрошеные чувства. – Между прочим, изменить эту ситуацию должен поцелуй, – вкрадчиво пропел ехидный внутренний голос. – Если он будет, как поцелуй принца Торанского, я, пожалуй, предпочту не просыпаться, – горько усмехнулась Элиза.
Нет, те поцелуи, незваным свидетелем которых она была, совсем не такие. Она прекрасно помнила, томление и не утоляемую жажду, бурление чувств и восторг соединения, до дрожи будоражащие нежные робкие прикосновения и затопляющее все существо огонь объятий.
– Почему это не со мной?.. Шаул… – прошептала Элиза.
Ее память надежно сохранила его черты. Она легко могла бы нарисовать его портрет: темная челка упала на высокий лоб, карие глаза, подрагивающие в нетерпении губы, прямой нос и круглый подбородок с ямочкой. Элиза прикрыла глаза, и ей вдруг почудилась теплота его прерывистого дыхания на коже – он волнуется, и смущение перехватывает горло. Как колотится сердце… Все существо, словно сжатая до предела пружина вдруг распустилось и завибрировало в ожидании прикосновения. "О!"
Он протянул к ней руку, и задернувшаяся манжета приоткрыла сухощавое запястье. Она провела пальцем вокруг запястной косточки, слегка взъерошив волоски, спустилась вдоль выступающих тонких пястных костей к крепким костяшкам кулака и скользнула между длинных пальцев – на среднем сбоку небольшая шишечка, как у всех студентов и писарей, а бледные ногтевые лунки чуть лиловые, как будто он замерз. Она помнила его прикосновение там, на краю бытия. Элиза поднесла его ладонь к лицу и прижалась к ней щекой. Жаркая волна прокатилась по всему телу. И души их снова соединились, срослись. Как разорвать их? Как жить после этого? Сердце потянула боль. Элиза затрясла головой, прогоняя наваждение. Этого больше не будет. Не будет.
можно предположить, что любовь позволяет нам увидеть этот самый образ в его первозданной красоте, под темной маской искажений, но маска остается, и любовь не отрицает ее наличия. Она трезва. Влюбленность набрасывает прекрасный покров
Гипотеза любопытна сама по себе - и она мне нравится, и было бы здорово, если бы... Боюсь, любовь не столь трезва, как хотелось бы. Сильное чувство точно так же набрасывает покровы, как и увлечение\влюбленность, но если последние разлетаются от первого же соприкосновения с реальностью - и моментально проходит, то любовь как раз продолжает тянуть свою лямку, терпеть и надеяться. Хелга пишет:
цитата:
любить живого человека со всеми его тараканами, увидеть его изначальный светлый образ под покровами, что наложила жизнь, очень нелегко
Дык о том и речь. И хорошо, если эти покровы терпимы - ну там отдельные недостатки, на которые можно закрыть глаза, а если они несовместимы с нормальной жизнью, то задача посложнее. Любить хорошего человека - легко и приятно, а если он, допустим, лгун и бабник?
с талантом любить, который опять же далеко не каждому дан
Как ты здорово сказала. Именно – талант любить. И, как всякий талант, он требует веры, решимости, усилий, преодоления себя. К сожалению, мы зачастую робки и ленивы для такой работы.
Хелга пишет:
цитата:
Любить своих детей просто
А, знаешь, я вот тут пытаюсь любить свою бесценную козявку. И с печальной периодичностью врубаюсь в отвратительную истину, что любить-то вот так, чтобы видеть этот образ и в ребенке, уважать маленького человека (уже потому что этот образ у него есть, а не за заслуги), помогать ему реализовывать свой потенциал (а не потакать его и своим слабостям) не умею. Пытаюсь, но не очень-то выходит. При всей умопомрачительной привязанности и нежности, которую я питаю к своему чаду... Вот так
Да, невозможно не согласиться. Легко препарировать в лаборатории, но жизнь запутанна и сложна. Все в ней смешанно. И нет ничего абсолютно чистого или абсолютно грязного. Добро и зло в тугом узле - и вне и внутри человека. Но если определить правильно вектор, может быть, что-нибудь и получиться, хотя бы частично?
apropos пишет:
цитата:
Любить хорошего человека - легко и приятно, а если он, допустим, лгун и бабник?
Хороших людей тоже трудно любить, потому что у каждого хорошего человека есть свои демоны. И иногда такие, что хоть всех святых выноси.
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30454
Отправлено: 07.09.14 21:55. Заголовок: Юлия пишет: И с печ..
Юлия пишет:
цитата:
И с печальной периодичностью врубаюсь в отвратительную истину, что любить-то вот так, чтобы видеть этот образ и в ребенке, уважать маленького человека (уже потому что этот образ у него есть, а не за заслуги), помогать ему реализовывать свой потенциал (а не потакать его и своим слабостям) не умею. Пытаюсь, но не очень-то выходит. При всей умопомрачительной привязанности и нежности, которую я питаю к своему чаду...
Мои, правда, давно выросли, и я теперь лишь терзаюсь мыслями, как неправильно их воспитывала и как много недодала. Но смотри, в связи с этим какой возникает момент: детей своих любит каждый нормальный человек, но вот как раз той, высшей, наверное, любовью, о которой ты говоришь, даже детей любить не получается, трудно не впасть в идеализацию собственного ребенка, трудно любить его с открытыми глазами, а не слепо. А взрослого человека, с его сформировавшимся характером и взглядами, каково? Например, любить талантливого, умного, но сильно пьющего человека, видя его светлый образ под темным? Когда темный становится страшен?
Например, любить талантливого, умного, но сильно пьющего человека, видя его светлый образ под темным? Когда темный становится страшен?
Не знаю... А кто сказал, что будет легко? Рассуждать легко, жить трудно. Но ведь случается и такое. Редко, не без ошибок и боли, но все-таки есть. Значит, возможно? Ходить по воде…
apropos пишет:
цитата:
А уж радоваться тому, что бьет - значит, любит
Ну это вряд ли - проявление образа Божьего... apropos пишет:
цитата:
утешать себя, что зато в нем такие-то достоинства, - не всякий сможет.
Единицы. Но как мне кажется, любовь дает нам не просто абстрактное знание, что в каждом человеке, а значит, и вот в этом, есть что-то хорошее, а осязаемое восприятие этого самого образа, веру глубокую, позволяющую обрести этот пласт реальности, бытия... А когда нет этой веры, то все эти благие рассуждения выхолащиваются в какую-то псевдо-праведность, ничего общего с любовью не имеющую.
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30457
Отправлено: 11.09.14 20:32. Заголовок: Юлия пишет: А когда..
Юлия пишет:
цитата:
А когда нет этой веры, то все эти благие рассуждения выхолащиваются в какую-то псевдо-праведность, ничего общего с любовью не имеющую.
Да, очень согласна. Без веры все неестественно.
Тапочки к последней части.
цитата:
– Элиза, я не хотела тебя задеть, – миролюбиво ответила фея. – Просто ты стала чувствовать это место лучше.
Здесь хочется сказать: Просто ты стала лучше чувствовать это место.
цитата:
– Не думаю, – начала было Агата, но, оборвала сама себя, ответив иначе:
Лишняя зпт после «но».
цитата:
– Спасти владыку Траума?! – удивлению воскликнула принцесса. – От чего?
Опечатка: удивленно
цитата:
Сейчас, когда она защищала саму возможность любви между неравными и разделенными сословной судьбой, былая нежность к Шаулу затопила сердце. Но теперь и ее сменила тоска.
Здесь, наверное, не нужно слово «сейчас»? Так понимаю, что Элиза защищала в разговоре с Агатой, но теперь, когда Агата ушла, пришла тоска.
Когда она защищала саму возможность любви между неравными и разделенными сословной судьбой, былая нежность к Шаулу затопила сердце. Но теперь и ее сменила тоска.
цитата:
Она затягивала и изводила, так что сил терпеть ее не было никакой.
Как вариант: Она затягивала и изводила так, что не было сил терпеть ее.
цитата:
Откуда ни возьмись взявшаяся уверенность отмела былую решимость никогда не появляться в воспоминаниях Шаула, и Элиза тот час оказалась в небольшой заставленной комнате.
Тотчас – слитно
цитата:
Посреди возвышался мольберт, завешанный тканью. Рядом с ним на кресле были брошены вещи – шляпа, шаль, через подлокотник перекинут плащ.
Посреди просит существительного. Посередине или в центре, наверно. Хотя, может, я и неправа. Рядом с ним на кресле лежали или на кресло брошены.
цитата:
Вдоль стен на этажерках в полном беспорядке лежали листы бумаги, торчали кисти, из-под связки нот выглядывал череп, на самой верхней полке, чуть скособочившись, стоял глобус, опираясь на бутылку, из которой торчал букетик засушенных цветов, на нижней – были свалены рулоны холстов. На полу блестела круглым боком огромная пустая пузатая бутыль. Широкий стол в углу заставили всевозможные склянки, бутылочки, ступки.
Вариант: На этажерках, стоящих вдоль стен, в полном беспорядке лежали листы бумаги, торчали кисти, из-под связки нот выглядывал череп, на самой верхней полке, чуть скособочившись, стоял глобус, опираясь на бутылку, из которой торчал букетик засушенных цветов, на нижней – свалены рулоны холстов. На полу блестела круглым боком огромная пустая пузатая бутыль. Широкий стол в углу заставлен всевозможными склянками, бутылочками, ступками.
цитата:
Среди них возвышались большие песочные часы, давно исчерпавшие запасы времени, они назидательно выказывали пустую верхнюю колбу.
Очень здорово , но чуть вот так если:
Среди них возвышались большие песочные часы – давно исчерпав запасы времени, они назидательно выказывали пустую верхнюю колбу.
цитата:
Благодаря широкому, почти во всю стену, окну – служащим единственным ее украшением – комната была залита ярким солнечным светом.
служащему
цитата:
Стройная фигура еще более утончалось темным платьем
утончалась
цитата:
Аделина стянула изящным театральным движением с мольберта холстину, закрывавшую картину,
Изящным театральным движением Аделина стянула…
цитата:
Ваша уже упакована, и будет отослана вам в день моего отъезда.
Лишняя зпт?
цитата:
– Вы бледны, словно увидели приведение,
привидение
цитата:
Неужели я так ужасно выгляжу? – кокетливо воскликнула девушка, и чуть отстранив Шаула, взглянула на себя в зеркало.
Неужели я так ужасно выгляжу? – кокетливо воскликнула девушка и, чуть отстранив Шаула, взглянула на себя в зеркало.
Зпт поменять местами.
цитата:
– Вы прекрасны, Аделина, – улыбнулся Шаул, ее игривое настроение чуть расшевелили его.
расшевелило
цитата:
– Аделина, – простонал он, заворожено глядя ей в след.
вслед – слитно
цитата:
– Какая низость! Как он мог! – злость на Шаулу,
на Шаула
цитата:
Обессилив от рыданий, она провалилась в апатию.
Обессилев?
цитата:
Эмеренс над ней смеялась за ее спиной, а она сама была уверена, что само положения возвышает ее над подобными слабостями.
Как вариант:
Эмеренс смеялась над ней за спиной, но сама Элиза была уверена, что ее положение возвышает ее над подобными слабостями.
Ага, и я подоспела. Мне чет Агату уже жалко. Она не может понять чувств сестры, боится за нее и не знает, что делать - подсознательно уже догадываясь, что все не так просто. Или мне так кажется? Но разумная Агата уже не выглядит такой разумной и уверенной в себе. У Элизы продолжается процесс становления. Воспоминания и ощущения Шаула ее подготовят к реальной жизни и реальным желаниям.
Немного дополню Хелгу с тапками.
цитата:
Аделине схватила (...) смеялась Аделине
Аделина.
цитата:
Она поставила его прямо перед стеклом, и смотрела на него, выглядывая из-за его плеча.
Лишняя зпт. И как-то много местоимений - его, на него, из-за его. Может, разбить где-то именем?
цитата:
хочу тебе подарить еще один подарок
Подарить подарок - как-то не очень. Может, сделать подарок? И да, Аделина еще, показалось,слишком часто скользит - раза три или четыре попадалось. Может где поменять на синоним?
цитата:
она перецеловалась чуть ни со всеми рыцарями двора короля Грегора.
чуть не со всеми.
цитата:
– Не правда! – запальчиво возразила Элиза
Слитно?
цитата:
– Сейчас, я лежу бесчувственной колодой на кровати!
Лишняя зпт.
цитата:
Она прекрасно помнила, томление и не утоляемую жажду
Лишняя зпт. Слитно.
цитата:
Все существо, словно сжатая до предела пружина(,) вдруг распустилось
И царапнуло почему-то -
цитата:
Разве можно было бы представить королеву Аманду(,) страстно целующуюся или томно хохочущую, заигрывающую с кем-нибудь?
Пропущена запятая, и вот представить: какую или какой? Чет мне показалось, что лучше: представить какой? - целующейся. Хотя, думаю, можно так и так. Или вообще упростить: Разве можно представить, чтобы королева Аманда страстно с кем-нибудь целовалась (...) - ? Но все на усмотрение автора, конечно.
Юлия
Сообщение: 1583
Отправлено: 20.09.14 14:19. Заголовок: *** Ранние осенние с..
*** Ранние осенние сумерки сменила темнота вечера. Сквозь прорехи разорванного напором северного ветра облачного покрывала то и дело выглядывала щербатая луна и снова, словно стыдливая старая дева, пряталась за темной вуалью туч. Наконец они въехали на широкий грязный двор постоялого двора. Оставив Йенса разбираться с лошадьми и багажом, отец Брамте, подхватив завернутый в темную ткань сверток, который все время держал при себе, важно отправился к зданию гостиницы, за ним последовали и отец До и Шаул, помогавший выбраться старику из кареты.
Отужинав вместе с монахами, Шаул поторопился в свою комнату. От сытого ужина и густого эля, его совсем разморило, он думал, что тотчас провалиться в сон и с удовольствием растянулся на кровати. Тело гудело от долгого путешествия, но в уставшей голове, словно навязчивые мухи, жужжали мысли. Он гнал их, но те возвращались снова, и в конце концов уже целый рой возбужденно гудел в голове, не давая сомкнуть глаз. Он лежал в постели без сна, размышляя об Элизе. Кто же она? Та Элиза, которую он увидел и полюбил, или недосягаемая холодная принцесса, жаждущая вершить судьбы мира?
– Не спешите, не спешите осуждать, дорогой мой, – положа ладонь на рукав Шаула, воскликнул отец До накануне вечером. – Люди, вынужденные свои жизни посвятить политике, – несчастнейшие из смертных. Какой груз они несут! Нам не поднять его. Иллюзии, мой друг, мы все пребываем в жестоких иллюзиях. Одни – что можно прожить без политики. А другие – что в ней цель мироздания. Уж столько зла и глупости содеяно, уж столько жертв принесено! Казалось бы лучше бы остаться совсем без власти, но так нельзя. Человек не может жить без дома, а в доме должен быть порядок. Вот и получается: каждый из нас – и стар, и млад, и бедный, и богатый – нуждается и в верховной власти, и в политике. И кто-то должен это делать. А власть, мой милый, – это опаснейшая вещь, обоюдоострая. Она вершит порядок – без нее нельзя, но она же отравляет тех, кто служит ей. Она незаметно, как змея, вползает в самые благородные сердца и жалит самые высокие умы. Она стремится подчинить, занять верховное место. И подчиняет и занимает. Вы не представляете, какой странный, порою даже дикий образ мысли появляется у тех, кто еще вчера был полон стремлений служить миру, порядку и справедливости. Это страшный яд! И за свою долгую жизнь я, пожалуй, не вспомню ни одного человека, обличенного и самой малой властью, который не был бы хоть отчасти отравлен ею... – обреченно качал головой старый монах. – Они слепнут, они перестают видеть лица – только форма, только положение, только роль. Но мы не должны так же смотреть на них. Мы должны видеть их лица, какие бы маски они на себя не надевали. Мы нужны им. Они нам, а мы им… – старик замолчал, а потом, словно уговаривал сам себя, проговорил: – С благодарностью, любовью и состраданием, с благодарностью, любовью и состраданием...
– С любовью и состраданием, – пробормотал Шаул себе под нос.
Что ж выходит, что его Элиза, отравлена тем же ядом, что и спесивый принц Граллон? И Бруно прав: все прекрасное, что он видел в ней, будет прикрыто королевской мантией и подчинено политическим интересам? Отец До утверждает, что они не различают лиц. О сыне портного Шаул и сам не забывал. И все же что-то мешало ему поверить в это. Он вспоминал ее такой, какой увидел там, на окраине бытия. Ее лицо…
И он снова увидел ее. Вернее – ее отражение в высоком зеркале с массивной резной рамой, оно было словно парадный портрет принцессы. Синее бархатное платье, шитое жемчугом, кружевная вуаль с серебряной нитью, белоснежная пена воротника обрамляла нежное лицо, чуть заметная улыбка притаилась в уголках рта. В золотых волосах блистала алмазами и сапфирами диадема. Но ее синие глаза горели не хуже тех сапфиров – Элиза была счастлива. Шаул чувствовал это.
Вокруг суетились фрейлины и камеристки. Одна из них, уже знакомая Шаулу, восторженно тараторила:
– Это было просто великолепно! Какая грация, какая острота ума! Король Вильгельм не отрывал от вас глаз! Как вы блистательно вели беседу! Даже граф Штоссен не мог сравниться с вами! Как тонко вы осадили его! Как вовремя вы процитировали "Беседу философа с правителями"! А элегия Фонтея в ваших устах на древнем языке была словно самая изысканная мелодия!
Элиза слушала, и Шаул чувствовал, как, прокручивая в голове встречу, которой восторгалась фрейлина, принцесса и сама чувствовала упоение и радость. Сегодня она смогла прекрасно проявить себя, виртуозно используя свои знания и таланты. Это были уже не придворные диспуты. По приглашению ее отца его двор посетил владыка соседнего королевства, его советники и послы других стран. И она на равных вела беседу об истории и политике с опытными мужами. Она обыгрывала их в логических выводах и с легкостью сокрушала их доводы, она вела тонкую игру слов, и в тоже время ее ум рождал смелые и глубокие аргументы. Она не только красиво и изящно победила в споре, но и заставила всех увидеть эту красоту и восхититься ею.
Элиза ждала разговора с матерью. Восторженный лепет Эмеренс и даже восхищенный взгляд его величества Вильгельма Моранского не могли служить достаточным свидетельством одержанной победы. Элиза ждала одобрения королевы, которое она читала во взгляде матери на приеме. Ей нужно было услышать от нее, что она с честью выдержала испытание всех своих даров, полученных от фей, и готова приступить к исполнению своего высшего призвания. Элиза пыталась угадать, в какие слова облечет скупая на похвалу мать свое одобрение. И сейчас она, не оборачиваясь, внимательно всматривалась в отражавшееся в зеркале лицо королевы, стоявшей в нескольких шагах позади нее в ожидании, когда фрейлины покинут комнату.
Дверь за ним закрылась, и в наступившей тишине резко прозвучал вопрос:
– Что это было, ваше высочество?! – Что вы имеете в виду, ваше величество? – не поняла Элиза. – Не смейте дерзить, – пригрозила мать. – Что вы устроили на приеме? – Я не понимаю вас, – воскликнула Элиза, не веря своим ушам. – Нет, вы отлично понимаете меня, ваше высочество, – едва сдерживая ярость, проговорила королева. – Вы оскорбили короля, усадив его главного советника в лужу. Вы разве только болваном не назвали принца Саранского! Вы перечили не только своему отцу, но и его венценосному гостю! Вы посмели высказываться о вещах, о которых вашего мнения никто не спрашивал. Вы обсмеяли папского посла, чуть не назвав его невеждой и мракобесом! – гремела королева.
Сердце Элизы болезненно сжалось, и она медленно повернулась к матери:
– Вы обвиняете меня в том, что я, будучи участницей беседы, высказывала свое мнение? – Элиза никак не ожидала подобных обвинений от матери, всегда отстаивавшей свое взгляды жестко и непримиримо. – Вы считаете, что мои суждения были недостаточно аргументированными, вздорными? Но все свои доводы я обосновывала либо цитатами из всеми признанных авторитетных авторов, либо логическим выводом из аргументов самого собеседника. Вы считаете, что мои эпитеты были грубы, или я не выказала должного уважения положению или возрасту своих собеседников? Но вы не сможете привести ни одного доказательства моей грубости или оскорбительности моих слов. Я же утверждаю, что никто из участвующих в беседе не ушел расстроенным или обиженным.
Элиза закончила с примирительной улыбкой, считая, что одержала вверх, настояв на справедливой оценке.
Королева молчала, и под ее тяжелым взглядом решительность принцессы таяла. "В чем я ошиблась?"
– Зарубите себе на носу, ваше высочество, – наконец нарушила молчание королева.
Королева говорила негромко с расстановкой, но каждое ее слово, словно пушечное ядро, разбивало прекрасное здание Элизиного триумфа.
– Вбейте в свою многоумную, набитую талантами голову, – неумолимо продолжала королева. – Что ни один мужчина не признает превосходство женщины, но ни один из них не простит ей его. Сегодня вы не только нажили себе дюжину врагов, но и поставили свое имя в самый конец списка первых королев мира.
Сияние Элизы померкло.
– Хотите ограничиться маленьким Оландом? – королева насмешливо подняла брови. – Или все-таки стать властительницей великой державы?
Элиза молчала, и королева продолжила:
– Тогда дайте им выиграть, – вкрадчиво заговорила королева, постепенно повышая голос. – Дайте им почувствовать, что они умнее, окружите их вашим восхищением, позвольте нянчиться с вашей слабостью. Вся власть – и духовная, и политическая – у мужчин. Но у вас будет власть над мужчинами! – вдруг прогремела она, сжав кулак. – И тогда держите ее крепко. От вас потребуется весь ваш ум, все ваши таланты, все ваши знания, но самое главное – сила! Ни на секунду не ослабляйте повода, ни на мгновение не дайте слабину.
Королева подошла к дочери и, положив руку на плечо, заговорила тихо, словно открывала большой секрет:
– Забудь о своих детских забавах, Элиза. Забудь об этих интеллектуальных турнирах, куда ты собираешь всякую научную и поэтическую шушеру и упражняешься в остроте ума. Там все тебе льстят, ты победительница по положению. А реальная жизнь – это жестокая борьба, где никто тебе не уступит. Оланд – небольшое и слабое государство. Если ты проиграешь, тебя завоюет более сильный, и ты в лучшем случае будешь влачить жалкое существование в каком-нибудь монастыре. Если выиграешь, присоединишь к Оланду земли любого из соседних государств. И станешь великой властительницей обоих королевств, а, может быть, не только их. Мужчины выигрывают сражения на поле брани, женщины – побеждают на приемах. Я надеюсь, ты поняла меня, – закончила королева. – Спокойной ночи.
Королева покинула покои принцессы, и фрейлины вернулись на свое место. Они вились вокруг Элизы, как пчелы вокруг цветка, снимая украшения и платье. Воротник, манжеты, узкий лиф с крыльями широких рукавов, корсет, несколько юбок – с принцессы снимали многочисленные части туалета, словно с рыцаря латы.
– Оставьте меня, – устало бросила Элиза, и облако фрейлин, чутко чувствующих настроение своей госпожи, растворилось.
Элиза осталась одна. Ее разочарование исказило красивые черты.
– Зачем? Зачем это все?! – отчаянно воскликнула принцесса, наконец получившая возможность дать волю своим чувствам.
Элиза была раздавлена обвинениями матери. Она привыкла безоговорочно доверять ее суждениям, хотя та и была порой слишком категорична. Королева была воплощением всего королевского. Величественная, строгая, каждая ее мысль, каждое ее действие были определены интересами королевства – придворный шут однажды посмеялся, что ее величество и спит в короне, – вся ее жизнь была исполнением высшего долга. И Элиза призвана была стать такой же королевой – королевой до кончиков пальцев, в каждой мысли, в каждом вздохе. Именно для этого при рождении ей были даны удивительные дары. И она, сколько себя помнила, всегда старалась соответствовать своему высокому предназначению. Она прекрасно училась – для ее обучения выписывались лучшие ученые, философы, музыканты. Без устали овладевала тонкостями этикета, политики и дипломатии. И сейчас, войдя в возраст, когда она наконец готова была осуществить грандиозную миссию верховной власти, принцесса почувствовала свободу – отточив полученные при рождении таланты, она, действительно, в совершенстве овладела всеми полученными знаниями и навыками. Теперь она, как искусный военачальник с мощной, готовой следовать его приказам армией, могла решить любую задачу и взять любую неприступную крепость. И вот она продемонстрировала свое умение и… потерпела полное фиаско. Мать безжалостно расправилась с ее иллюзиями.
– Оланд маленькое и слабое государство, – заявила мать.
Ее положение принцессы Оланда не так значительно, как она предполагала. Исполнение ее предназначения зависит от того, насколько высокое место она сумеет занять. Судьба принцессы, привыкшей ощущать себя на вершине по самому факту своего рождения, оказалась ничуть не лучше судьбы дочери мелкопоместного дворянина, вынужденной карабкаться наверх, лестью и женскими прелестями пробивая себе путь к короне более славной, чем ее собственная!
Сердце Элизы разрывалось от боли: ничего более унизительного никогда не случалось с ней. Мать разрушила годами возводимый Элизой хрустальный замок ее королевства, в котором правили благородство, просвещение и любовь к прекрасному. Действительность оказалась совсем иной. Принцесса была жестоко обманута – словно статуя, сброшенная с пьедестала, она была повержена и разбита. И сделала это не жестокая толпа варваров, а та, кто с младых ногтей лелеяла и пестовала в Элизе идею ее высочайшего достоинства и предназначения вершить судьбы мира. Руины всех восторженных юношеских стремлений и притязаний принцессы теперь мертвой грудой придавили ее волю и сердце. Она бессильно упала на подушки, не имея сил даже на слезы.
Шаул открыл глаза. Луна, заглянувшая в маленькое оконце, белым светом наполнила небольшую комнату, незатейливая обстановка которой ни чем не напоминала роскошь покоев принцессы. Горечь разочарования, постигшего Элизу, теснила сердце. Шаул тяжело вздохнул, прогоняя наваждение. Отступившая горестная апатия принцессы дала место для собственных переживаний. Шаул перебирал в памяти увиденное. Ему было отчаянно жаль Элизу: так и не достигнув желаемых высот, принцесса Оланда, разочарованная в собственной короне, заснув, потеряла даже ее, так и не успев примерить ни одну более величественную.
Имел ли он право отказать принцу Эльтюда? Могущественное богатое королевство – не о таком ли мечтала Элиза? Шаул вздохнул. Та напудренная, облаченная, как в броню, в драгоценности, парчу и бархат принцесса с высокомерным взглядом и холодной улыбкой – возможно. Но не Элиза, которую он увидел на границе миров, и даже не та растерянная и поникшая девушка, что свернулась калачиком на кровати, спасаясь от боли и сквозняка реального мира. Растеряв иллюзии, словно чопорное роскошное одеяние, Элиза обрела нежность и чистоту своего первозданного образа. Шаул улыбнулся, вспоминая, как горестно вздохнув, Элиза простым движением – как сделал бы любая девушка – убрала за ухо белокурую прядь и откинула за плечи распущенные волосы. Она осталась в одной рубашке, под тонким полотном угадывались изящные линии тела, его матовое жемчужное сияние просвечивало на груди и бедрах. В теплом свете пламени свечей Элиза казалась еще прекрасней. Шаул жадно вглядывался, ловя знакомые черты любимой и упиваясь ими.
В ногах беспокойно заворочался Бруно, и Шаула обдало кипятком жгучее чувство стыда. Что он делает?! Как он посмел?!
Чтобы избавиться от наваждения, Шаул вскочил с кровати. Спать он не мог. Ему надо пройтись: свежеть осенней ночи охладит сжигающие его изнутри чувства стыда и желания. Как тяжело! Как больно! Видит Бог, по праву их любви – они доверились друг другу! – он имел на нее право! Но… она никогда не будет принадлежать ему. Он должен вернуть ей ее доверие, как возвратил бы слово, и никогда – никогда больше! – не посягать на него.
Бедняга Шаул, каково ему приходится - единение с женщиной, которая никогда не будет рядом, по начертанным законам. И всегда актуальные и такие верные мысли о власти и яде, который она содержит, на горе всем.
единение с женщиной, которая никогда не будет рядом, по начертанным законам
Истекая кровью, честь борется с его любовью Трудно приходиться бедняге. Она или не она? Есть право или нет?
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30477
Отправлено: 24.09.14 21:12. Заголовок: Юлия пишет: Трудно ..
Юлия пишет:
цитата:
Трудно приходиться бедняге. Она или не она? Есть право или нет?
В общем-то, извечный вопрос, касающийся всех и каждого.
Тапочки чуть попозже, хорошо?
Юлия
Сообщение: 1586
Отправлено: 25.09.14 12:54. Заголовок: Хелга пишет: В обще..
Хелга пишет:
цитата:
В общем-то, извечный вопрос, касающийся всех и каждого.
Точно. Правда почему-то в современной трактовке, как мне кажется (может быть, это слишком субъективно), в вопросах любви нюансы чести отсутствуют. А по мне, так одно не существует без другого. Я, конечно, не имею в виду внешнее понимание чести, а то, что сродни с духовным. Это упирается все в тот же прекрасный образ человека, созданного по образу Высшего, - именно там можно искать достоинство, благородство, и вытекающие из них - аристократизм и честь. А если его нет, то тогда нет и изначального достоинства, а только благоприобретенное... Все-таки верю, что есть этот образ. А иначе - слишком многое просто не имеет смыла. Хелга пишет:
цитата:
Тапочки чуть попозже
Спасибо, дорогая. Когда и если (!) будет на это время.
Поздняя осень, серая и тоскливая. Изводящая монотонным дождем, пронзительным ветром и сыростью. Траум вздохнул – безысходность осенней скуки, словно плащ, укутала его. Владыка отвернулся от окна, хмуро взглянув на помощника озабоченно перебирающего бумаги. Свитки падали и катились по полу.
В тишине кабинета слышались расстроенное бормотание и вздохи. Траум знал, что ищет Рев, но не собирался потакать его затее – помощник всеми способами пытался заставить владыку снять наказание с Соммея. Придумывая то одну, то другую причину, сентиментальный Рев не понимал, что адекватное наказание – благо, способное не только уберечь преступника от еще большего взыскания в будущем, но и предоставляющее ему возможность пересмотреть мотив, толкнувший его на совершение преступления.
– Даже если ты считаешь, что закон несправедлив, все равно наказание – благо, – снизошел до объяснения Траум. – Творить добро беспрепятственно можно только в очень незначительных дозах. За все более существенное надо платить. Иначе – глупое сентиментальное благодушие и преступная самоуверенность. Грош цена такому добру, в одночасье оно обернется злом. Настоящее добро всегда стоит дарителю очень дорого.
По подвижному лицу Рева было видно, как тот пытается найти контраргументы.
– Но если наказание несет невиновный? Разве и в этом случае наказание благо? – наконец запальчиво воскликнул Рев. – Во-первых, Соммей виноват, он прекрасно знал, что нарушает закон. Он не справился с задачей и растянул и без того болезненный процесс разделение души и тела. Мы не имеем на это право. – Но ведь бывает, что Провидение возвращает такую душу в тело, – не сдавался Рев. – Провидение, – повысил голос Траум – Не Соммей. И не ты. – Но… – Нет никакого "но", Рев. Тебе ли не знать, душа человека воплощенная по своей сути. Для нее нет ничего мучительнее и страшнее развоплощения. Никакие смертные муки, придуманные самим человеком, не могут сравниться с этим. И растягивать подобное мучение – преступление, за которое сто лет уборки нечистот – слишком мягкое наказание. – Но Соммей был не один… – упрямо проговорил помощник. – Он был ответственным. А тебе – достаточно чувства вины. – Чувство вины, – сокрушенно развел руками Рев, и остатки свитков скатились с его колен. – У меня все валится из рук. Я так виноват! Так виноват! И Соммей, и бедный купец, и бедняжка Се… – Рев прикусил язык, с испугом уставившись на владыку. – Ты правильно сделал, – успокоил его Траум. – Они слишком заигрались в нашем мире. Ступай, – он сделал неопределенный жест рукой и Рев исчез.
Траум не хотел, чтобы тот приставал к нему с расспросами. Все и так складывалось скверно. Рев выдворил Селину из его владений, запреив ей появляться здесь, испугавшись вторжения волшебства. Но он ошибся: маленькой фее угражала опасность пострашнее простой иллюзии, даже усиленной магией.
Селина ступила на путь погибели, не понимая что и куда влечет ее. Ее шаг был стремителен и легок. Она в одночасье преодолела бесконечное расстояние, разделявшее маленькую земную фею и могущественного поднебесного духа. Одного его вздоха достаточно, чтобы в огненном вихре душа бедняжки исчезла, не оставив даже пепла.
И он, Траум, позволили ей это. Он боролся со своими демонами и упустил из виду саму возможность любви. Ее вероятность была ничтожной, совершенно немыслимой – только мечтатель Рев, унаследовавший от бабушки человеческую веру в чудеса, мог представить это. В течение тысяч лет он знал множество женщин, и ни одна из них не была способна на это. Кроме добросердечной хохотушки Селины, феи, которая и на земле-то освобождена от этого! И он, великий владыка, дал маху. Самоуверенность никогда никого не доводила до добра. Его вдохновение, его умопомрачительные прорывы в познании мироздания – как он не понял, что простые чувства не могут иметь такой творческой силы?!
После разговора с Ревом, расстроенная и сбитая с толка Селина почти не смотрела на него. Она боялась, что вообразила облик Траума. Глупышка и не поняла, что воплотила его. Дух обрел образ – свой единственный, сущносотстный, как полученное от Провидения имя. И этот образ требовал ее любви, ее нежности, ее тепла.
Траум затосковал, тяжело, разрушительно. Притяжения не преодолеть. А соединение невозможно. Рев прав – его строгий запрет оградит маленькую фею.
Тоска, словно клещ, вцепилась в сердце, и теперь уж не отпустит до скончания века. Гранитной глыбой придавило грудь отчаяние – великий Траум был бессилен что-либо изменить.
Почему-то за Шаула и Элизу беспокоюсь меньше - молодые легче приспосабливаются к обстоятельствам, им проще их преодолеть во имя любви, как и перебороть, изменить пока едва сформировавшиеся черты характера (тщеславие Элизы, к примеру), не неся того груза ответственности, что - как пример - лежит на Трауме. Впрочем, Юлия пишет:
цитата:
великий Траум был бессилен что-либо изменить.
А вот мне кажется, ему все по силам.
И чуток тапков.
цитата:
широкий грязный двор постоялого двора.
Двор - двор. Тут сложно, конечно, но, м.быть, заменить какой-нибудь площадкой - ?
цитата:
за ним последовали и отец До и Шаул,
Первую "и" или вовсе убрать, а если оставить, то нужна запятая после отца До - перечисление.
цитата:
От сытого ужина и густого эля, его совсем разморило, он думал, что тотчас провалиться в сон(,) и с удовольствием растянулся на кровати.
Лишний мягкий знак, ну и запятая пропущена.
цитата:
Казалось бы(,) лучше бы остаться совсем без власти,
Одно из "бы" легко убирается - Казалось, лучше бы остаться (...) - или: Казалось бы, лучше остаться (...). И запятая нужна, вводное слово (словосочетание) а данном случае.
цитата:
выдержала испытание всех своих даров, полученных от фей,
Не совсем понятно с этими "своими дарами". Т.е. дары от фей же, тогда "свои" не совсем кстати, на мой взгляд. Или как-то так, м.быть: свои таланты, полученные в дар от фей - ?
цитата:
– Вбейте в свою многоумную, набитую талантами голову, – неумолимо продолжала королева.(,) – Ч(ч)то ни один мужчина не признает превосходство женщины, но ни один из них не простит ей его.
Здесь одно предложение: Вбейте в свою голову, что... - т.е. после "продолжала королева" надо бы поставить запятую и продолжать прямую речь с маленькой буквы.
цитата:
Элиза простым движением – как сделала бы любая девушка
цитата:
Ему надо пройтись: свежесть осенней ночи
Пропущены буквы.
цитата:
И он, Траум, позволили ей это.
Лишнее окончание.
цитата:
Дух обрел образ – свой единственный, сущносотстный
Не поняла, что за слово. Сущностный - ?
цитата:
только мечтатель Рев, унаследовавший от бабушки человеческую веру в чудеса, мог представить это. В течение тысяч лет он знал множество женщин, и ни одна из них не была способна на это. Кроме добросердечной хохотушки Селины, феи, которая и на земле-то освобождена от этого!
Почему-то за Шаула и Элизу беспокоюсь меньше - молодые легче приспосабливаются к обстоятельствам, им проще их преодолеть во имя любви, как и перебороть, изменить пока едва сформировавшиеся черты характера (тщеславие Элизы, к примеру), не неся того груза ответственности, что - как пример - лежит на Трауме.
Да, в молодости все более бурно, но часто проходит по касательной. В зрелости, отягощенной ответственностью, цена каждого решения гораздо выше.
Правда почему-то в современной трактовке, как мне кажется (может быть, это слишком субъективно), в вопросах любви нюансы чести отсутствуют.
А и правда, так оно и есть. Разделавшись с присутствующим прежде пафосом и высоким штилем в любовных сюжетах в стремлении к жизненной правде, заодно и разделались с такими «мелочами», как честь и стремление к небесам, а не в подземелье.
apropos пишет:
цитата:
А вот мне кажется, ему все по силам.
Он в таком гы... интересном положении - материализовался волей-неволей. Подумалось, что вот эта "трансформация", если так можно в данном случае сказать (прости, Автор! )- это такое очеловечивание мужчины женским, несколько шагов вниз по ступенькам, к земле-матушке, от высокого и глобального.
И немного спорных местами тапочков.
цитата:
Оставив Йенса разбираться с лошадьми и багажом, отец Брамте, подхватив завернутый в темную ткань сверток, который все время держал при себе, важно отправился к зданию гостиницы, за ним последовали и отец До и Шаул, помогавший выбраться старику из кареты.
Помогший или который помог?
цитата:
Казалось бы лучше бы остаться совсем без власти, но так нельзя.
Наверное, одно «бы».
цитата:
И за свою долгую жизнь я, пожалуй, не вспомню ни одного человека, обличенного и самой малой властью, который не был бы хоть отчасти отравлен ею...
Облеченного
И там дальше «обреченно», может, другое слово какое?
цитата:
Что ж выходит, что его Элиза, отравлена тем же ядом, что и спесивый принц Граллон?
Лишняя зпт после Элизы.
цитата:
Синее бархатное платье, шитое жемчугом, кружевная вуаль с серебряной нитью, белоснежная пена воротника обрамляла нежное лицо, чуть заметная улыбка притаилась в уголках рта. В золотых волосах блистала алмазами и сапфирами диадема.
По впечатлению: очень просится настоящее время в описании портрета.
цитата:
Элиза слушала, и Шаул чувствовал, как, прокручивая в голове встречу, которой восторгалась фрейлина, принцесса и сама чувствовала упоение и радость.
Много чувствовали
цитата:
Ей нужно было услышать от нее, что она с честью выдержала испытание всех своих даров, полученных от фей, и готова приступить к исполнению своего высшего призвания. Элиза пыталась угадать, в какие слова облечет скупая на похвалу мать свое одобрение.
Многовато «своих»
цитата:
Ее разочарование исказило красивые черты.
Или: Разочарование исказило ее красивые черты.
цитата:
Ему было отчаянно жаль Элизу: так и не достигнув желаемых высот, принцесса Оланда, разочарованная в собственной короне, заснув, потеряла даже ее, так и не успев примерить ни одну более величественную.
Одно из «так» можно убрать?
цитата:
он сделал неопределенный жест рукой и Рев исчез.
Зпт
цитата:
Рев выдворил Селину из его владений, запреив ей появляться здесь, испугавшись вторжения волшебства. Но он ошибся: маленькой фее угражала опасность пострашнее простой иллюзии, даже усиленной магией.
Запретив, угрожала.
цитата:
После разговора с Ревом, расстроенная и сбитая с толка Селина почти не смотрела на него.
Лишняя зпт
цитата:
Тоска, словно клещ, вцепилась в сердце, и теперь уж не отпустит до скончания века.
в стремлении к жизненной правде, заодно и разделались с такими «мелочами», как честь и стремление к небесам, а не в подземелье.
точнее не скажешь.
Жаль, что жизненная правда наша так мало дает примеров настоящей чести и стремления к небесам.
Хелга пишет:
цитата:
Подумалось, что вот эта "трансформация", если так можно в данном случае сказать (прости, Автор! )- это такое очеловечивание мужчины женским, несколько шагов вниз по ступенькам, к земле-матушке, от высокого и глобального.
Что ж греха таить. Есть у них такое стремление - оторваться от грешной земли унестись в духовном (или не очень) порыве куда-нибудь подальше. И не подумают же, что делать там без нас им нечего.
Какое счастье иметь таких читателей, как у меня. Мал золотник да дорог, как говорится. Я так тронута внимательным, вдумчивым чтением моего скромного опуса, несмотря на его ужасные огрехи.
Элиза оттолкнулась носком от синевы и качнулась, как на качелях, назад. Назад-вперед, вперед-назад. Плавное качание чуть унимало тоскливую, словно осенний дождь жалость к самой себе, что размывала корлевскую гордость Элизы. Раньше, будучи гораздо моложе, она без всякого сомнения выбирала долг и именно в этом видела свое истинное счастье. А сейчас от предназначения, некогда яркой путеводной звездой освещавшего ее путь, осталось лишь бледное пятно, смутное и непонятное: какое счастье может быть в управлении судьбами мира, когда ты не можешь управить собственное сердце?
– Отец, – всхлипнула Элиза.
Как бы ей хотелось прижаться сейчас к его груди. Она даже ощутила на щеке шершавую поверхность расшитого гауна и щекотание меховых ворсинок его оторочки, вспомнила ощущение его теплой руки у себя на голове. Как ей не хватало его. Элиза расплакалась.
– Папа, что со мной происходит? – прошептала она, словно могла и сейчас найти у него утешение.
Отец всегда был очень добр к ней. Никогда не обращался он к ней с холодным "вы", предпочитая доверительное "ты". Мягкий, задумчивый, он любил размышлять и наблюдать за звездным небом из южной башни замка. Частенько Элиза пробиралась туда к нему и, прижавшись щекой к отцовскому плечу, любовалась бриллиантовой россыпью на темном бархате неба под неспешное перечисление переливчатых, словно мелодия, имен загадочных далеких светил.
Сила и слабость королевства – прямые следствия силы или слабости его короля. Великодушный, мягкий отец был не самым лучшим правителем. Его владения теснили со всех сторон, словно свора гончих, травящая благородного оленя, сильные и алчные соседи, желая урвать хотя бы часть земель Оланда. Но отец как-будто не замечал надвигающихся туч. Он уповал на мирные договоры и дружбу братьев-королей, а вокруг плелись интриги, даже дома, среди тех, кто призван был поддерживать и защищать короля. Партии придворных, желающие обрести большее влияние, королева Аманда, не позволяюшая никому приблизиться к королю, – политические страсти кипели в королевском дворце, как в ведьмином котле.
А каким будет ее принц? Добрым, как отец, или властолюбивым, как мать? В сознании Элизы эти качества никак не уживались вместе. Если он будет похож на отца, погибнет Оланд. Если таким как мать, будет несчастна сама Элиза.
– Крестные должны были позаботиться обо всем, – нахмурившись, одернула себя принцесса.
Вот только почему этот прекрасный принц никак никак не разбудит ее, избавив от всей этой мучительной неразбирихи? Почему феи отправили на его поиски Шаула?
– Нет, никакого прекрасного принца, – упавшим голосом проговрил Элиза.
Эта, казалось бы, очевидная истина обрушилась на нее ледяным потоком. Как могла она так заблуждаться?! Только спросонья можно было поверить во всю эту благостную чепуху о предназначенном ей магией благородном суженном. На самом деле посланник фей расхаживает по королевствам, словно коробейник, только вместо леденцов он предлагает руку принцессы Оланда.
– Немыслимо, – ошарашено прошептала Элиза. – Как крестные могли так поступить со мной?! А Шаул?! Он согласился на это!
И Шаул и крестные представлялись ей предавшими ее доверие коварными оборотнями. Беспомощной куклой она лежит в заколдованном замке, тогда как ее руку выставили на торги!
– Такова цена твоего спасения, – вдруг осадил бурление чувств собственный внутренний голос. – Спасения?! – гневно воскликнула Элиза. – Если нет прекрасного, сгодится любой принц, чтобы разбудить заспавшуюся наследницу короны Оланда, – в ответ усмехнулся ехидный внутренний голос. – Любой?! – возмущению Элизы не было конца. – Ну уж нет!
Она вскочила и зашагала по своей темнице, яростно сжимая кулаки.
– Я не позволю, никому не позволю распоряжаться собой, словно вещью! Я не останусь здесь, когда решается моя судьба. Я отправлюсь за ним! – воинственно проговорила она и, топнув в нетерпении ножкой, чуть не упала, потеряв равновесие на ходившей ходуном небольшой лодке, причаливающей к дощатым сходням.
Легко спрыгнув на сушу, она замерла в восторге. Прямо перед ней возвышался прекрасный замок. Переливчатый авквамарин речных вод плескался у его белоснежных стен и, омывая их загадочным голубоватым светом, превращал в сказочный дворец. Красота величественного здания гармонично и просто являла саму суть верховной власти, укорененной в небесной иерархии и призванной осуществлять земное устроение жизни.
Над башями полоскались атласные полотнища разноцветных флагов, а на фронтальной стене сиял золотом гонфалон с гербом корлей Эльтюда. Элиза невесело усмехнулась – когда-то корлева Аманда строила честолюбивые планы, в которых союз дочери с принцем Эльтюда, позволил бы объединить на ее голове три короны. Не только смого Оланда и Эльтюда, но и соседствующего с ними Морана. Его владыка, находившийся в родстве с королем Грегором, к своим преклонным годам оставался бездетным. Да только на всякого мудреца довольно простоты. Один укол веретена – и все хитроумные планы пошли прахом.
Но вскоре роскошь внутреннего убранства королевского дворца отвлекла ее от унылых мыслей о прошлом. Элиза почувствовала, что и сейчас совсем не прочь примерить корону Эльтюда. Она жадно впитывала привычный, но забытый рокот придворных разговоров, восхищалась пышными, хоть и довольно фривольными нарядами новой моды. С нетерпением ожидая аудиенции принца, она раздражалась на мелочные сомнения Шаула и дотошную пунктуальность его памяти.
– Святые небеса! – ахнула принцесса, увидев в короле Эльтюда немощного старца: когда она заснула, тот еще не родился.
И вот наконец принц Граллон развернулся к ней во всю ширь своей великолепной персоны, и Элиза почувствовала удар, словно получила увесистую пощечину. Ее спаситель оказался похотливым самодуром! Красота принца была отвратительнее, чем физическое уродство. За ней, как за маской, скрывалась пустая и развращенная душа. Но маска то и дело искажалась под стать тому, что скрывала, вызывая у Элизы омерзение.
Едва опомнившись от одного удара, Элиза получила еще более увесистый – королевства Оланд больше нет. Эта новость, словно обухом, оглушила принцессу, и она выпала из воспоминаний Шаула в душную пустоту своей темницы.
Вся ее жизнь с рождения до злополучного сна определялась тем, что она была наследной принцессой Оланда. За свои шестнадцать лет она пережила разные ипостаси веры в свое предназначение. Но неизменно Оланд был главным ориентиром ее жизненного пути. А теперь его просто не существовало! Больше не было Оланда, который в детстве ей представлялся подобным мифическому царству Офир, могущественным, богатым и благоденствующим, а потом в свете утраченных иллюзий – спустившимся с заоблачных высот на грешную землю небольшим и слабым королевством. Но и тогда незыблемым оставалось одно: ее судьба и судьба Оланда составляют единое целое. И она была полна решимости вырвать удачу у изменчивой судьбы и вернуть своему королевству величие и славу. В этом она видела свой долг и предназначение. Но пока она спала, Оланд ушел в небытие так же, как некогда цветущий Офир.
– Нет, этого просто не может быть! – потерянно прошептала Элиза.
Но здравомыслие, которым не была обделена принцесса, подсказывало, что при заснувших столетним сном правителях любое королевство обречено на исчезновение. Оставшиеся без высочайшего повеления люди нашли возможность справиться сами. Теперь корлевская семья со всем своим двором – просто кучка людей, беспробудно спящих в затерянном в лесу обветшалом замке. И остальному миру нет до них никакого дела.
Элиза проспала свою собственную судьбу. В чем нынче ее предназначение? Остаться жить? Но для чего? К чему спасение, когда жизнь давно вычеркнула ее из всех своих анналов? Принцессе Оланда просто нет места в новой действительности.
Элиза металась по убежищу, не в силах принять и осознать случившееся. Злость на обманутые ожидания, на бессмысленность всех ее замыслов и стремлений, на романтическую глупость крестных, на самоуверенную деспотию матери – кого только не винила Элиза! – разрывала сердце.
Но отшумев, страсти улеглись, и в голову вкралась крамольная мысль: Оланда нет, а значит, нет и ее обязательств перед ним. Печальный факт исчезновения короны – лишь один из цепи разочарований, которую ей уже пришлось пережить. Она прокручивала в голове то, что увидела накануне, и мысли ее все чаще возвращались к Шаулу. Его убежденность в том, что любой, даже самый славный венец ей к лицу, вернула попранное достоинство, его нежность и ревность – пролились целительным бальзамом на уязвленное сердце, а его находчивость и смелость, с которой он ринулся спасать ее от распутного принца, примирила с постигшим разочарованием. Ее возлюбленный, ее рыцарь, а вовсе не торговец.
– Как только такая дикая мысль пришла в голову?! – корила себя принцесса, умиляясь чувствам Шаула. Элиза поспешила вернуться в его воспоминания, измученная долгой разлукой с любимым, на которую сама себя обрекла.
Дробный звук топота конских копыт и мерная тряска усыпила спутников Шаула. Но сам он не спал, уныло размышляя об увиденном накануне ночью. За окном мелькали сжатые поля, и поредевшие рощицы. Все казалось заброшенным и неприютным в сером свете ненастного дня.
Память Шаула, упорядоченная ежедневными дневниковыми записями, прекрасно удерживала самые незначительные детали происходящего. Недавние воспоминания не были отрывочны, как в случае далекого прошлого, когда события, словно небольшие островки, разбросаны по морю памяти. Временная лента последних событий не петляла и не рвалась, сохраняя непрерывность воспоминаний, и путешествовать по ним было все равно, что плыть по реке, или ехать по хорошей дороге.
– Должно быть, Бруно прав, – пробормотал себе под нос Шаул, покачиваясь в такт быстро едущей карете. – Вся красота ее души укрыта горностаевой мантией.
Шаул с неодобрением посмотрел на посапывающего на коленях отца До кота, досадуя на его правоту.
– Горожанина не разглядишь с высоты трона, – горько усмехнулся он и прикусил язык, наткнувшись на внимательный взгляд старого монаха.
Шаул отвернулся к окну, пеняя на свою несдержанность. Хорошо хоть отец Брамте продолжал мирно похрапывать, безучастный к его откровениям. Но мысли снова вернулись к увиденному накануне. "Как и предсказывал Бруно, реальность гораздо проще заоблачных откровений. Принцессы не любят горожан – они просто существуют в разных мирах", – вольно процитировал слова Элизы Шаул, и она почувствовала, как его сердце захлопнулось от обиды. Резкая боль пронзила грудь.
Она и забыла о том глупом разговоре с Эмеренс. Напоминание о нем, словно змеиный укус, уязвило гордость: стоило ли так напыщенно рассуждать о собственном высшем предназначении, чтобы через полтора года заснуть беспомощной куклой, вынужденной искать интереса какого-нибудь Граллона!
Шаул замкнулся, прогоняя всякую мысль о ней. И на Элизу повеяло холодом и тоской. Она отстранилась, съежившись от этого сквозняка. Не очень-то было приятно выслушивать его замечания о собственной персоне, но сменившая их мрачная отстраненность была еще хуже. Да, она была глупа и неопытна. "Но, в конце концов, я не изменяла ему с каким-нибудь расфуфыренным рыцарем, как он мне со своей Аделиной!" – обиженно рассуждала Элиза, но все таки покидать воспоминания не спешила. Она ввязалась в полемику со смиренным отцом До, затем взялась упрекать Шаула, чувствуя себя незаслуженно оскорбленный его поспешными выводами, и уже готова была в сердцах отправиться во свояси, когда наткнулась на свои же воспоминания, увиденные Шаулом.
В круговороте нахлынувших чувств, в путанице мыслей Элиза совсем растерялась. Невозможно было понять, где она – то ли в просторных покоях закодованного замка, то ли в тесной комнате придорожной гостиницы. Ее ли сердце разрывается от отчаяния, или сердце Шаула крорвоточит от жалости к ней? Каким невообразимым образом сплелись их души в тугой клубок, который уже и не расплести! Но внезапно бурление стихло. Они стояли друг против друга. Элиза – в одной рубашке, ее шелк холодил кожу. В наступившей тишине слышался лишь напряженный ритм их сердец. Обдавшая сердце ледяная волна стыда откатилась, и по телу разлилось волнительное тепло прикосновения его любящего и восхищенного взгляда. Отринув все прежние сомнения, Шаул любил ее, томился, тосковал по ней.
Элиза бродила вместе с ним по ночному полю, когда он пытался охладить пыл чувств к ней, а она упивалась ими, счастливая и смущенная. Она представлялась ему такой прекрасной, какой она, казалось, никогда не была, и такой желанной, какой никогда и не надеялась стать. Пережив разочарование своего возлюбленного в недоступном идеале, она получила доказательства его любви к ней, живой и несовершенной.
Элиза вернулась в свое убежище взволнованной, но утешенной. Приведя в относительное спокойствие свои мысли, она вдруг поняла, что ощущает неоправданное в ее положении освобождение. Потеряв Оланд, она обрела свободу. Теперь не нужно быть идеальной правительницей, приносящей свое сердце в жертву политическим интересам. Правда, оставался еще долг перед заснувшими людьми: ради них она должна смириться с условиями ее пробуждения. Но на этом прежнее закончится, и начнется новая жизнь. Отныне она отрекается от муторной суетности прошлых стремлений, от чопорной лжи, от бессмысленного существования без любви и россыпи звезд на ночном небе!
Очень славная переоценка ценностей у принцессы случилась - и к лучшему. Хорошо, девочка разумная, быстро все поняла. Хелга пишет:
цитата:
очеловечивание мужчины женским, несколько шагов вниз по ступенькам, к земле-матушке, от высокого и глобального.
Вот уж поистине - очеловечивание. Хотя им, как правило, это несколько по-другому представляется.
Тапочков набралось немножко:
цитата:
отец как-будто не замечал надвигающихся туч
Раздельно, без дефиса.
цитата:
Он уповал на мирные договоры и дружбу братьев-королей, а вокруг плелись интриги, даже дома, среди тех, кто призван был поддерживать и защищать короля. Партии придворных, желающие обрести большее влияние, королева Аманда, не позволяюшая никому приблизиться к королю, – политические страсти кипели в королевском дворце
Может, где заменить - например, братья-монархи, дворец без уточнения, что он королевский - и так понятно, в общем - ?
цитата:
Если таким(,) как мать,
Кажется, запятая здесь должна быть.
цитата:
прекрасный принц никак никак не разбудит ее, избавив от всей этой мучительной неразбирихи?
Неразберихи.
цитата:
– Нет, никакого прекрасного принца,
Лишняя запятая (по контексту).
цитата:
И Шаул(,) и крестные представлялись ей предавшими ее доверие коварными оборотнями. Беспомощной куклой она лежит в заколдованном замке, тогда как ее руку выставили на торги!
М.б. - представились ей - ? (Речь идет в настоящем времени). Ну и показалось, что "тогда как" не самый удачный союз.
цитата:
когда-то королева Аманда
Пропущена буква.
цитата:
Не только самого Оланда и Эльтюда
И здесь пропущена.
цитата:
а потом(,) в свете утраченных иллюзий(,) – спустившимся с заоблачных высот на грешную землю небольшим и слабым королевством.
Кажется, здесь запятые должны быть, но надо проверить.
цитата:
лишь один из цепи разочарований, которую ей уже пришлось пережить.
Разочарования - которые - ?
цитата:
Она прокручивала в голове то, что увидела накануне, и мысли ее все чаще возвращались к Шаулу.
А почему накануне? Она, вроде бы, только что выпала из воспоминаний Шаула.
цитата:
что плыть по реке, или ехать по хорошей дороге.
Лишняя запятая.
цитата:
Но сам он не спал, уныло размышляя об увиденном накануне ночью.
Вот и тут тоже накануне что-то увидели, но уже Шаул. Видимо, имеется в виду сцена в будуаре принцессы? Мне кажется, не помешает уточнить этот момент.
цитата:
Но мысли снова вернулись к увиденному накануне.
В третий раз. М.быть - мысли вернулись к принцессе?
цитата:
но все таки покидать воспоминания не спешила. Она ввязалась в полемику со смиренным отцом До, затем взялась упрекать Шаула, чувствуя себя незаслуженно оскорбленный его поспешными выводами, и уже готова была в сердцах отправиться во свояси
Все-таки - через дефис, восвояси - слитно.
цитата:
от бессмысленного существования без любви и без россыпи звезд на ночном небе!
Второе "без" напрашивается - для уточнения.
цитата:
Невозможно было понять, где она – то ли в просторных покоях заколдованного замка, то ли в тесной комнате придорожной гостиницы. Ее ли сердце разрывается от отчаяния, или сердце Шаула крорвоточит от жалости к ней? Каким невообразимым образом сплелись их души в тугой клубок, который уже и не расплести!
В одном слове не хватает буквы, во втором - лишняя буква. И вот - если честно - запуталась не только Элиза, но я тоже запуталась. Сначала она просто очаровательно топнула ножкой... и оказалась в лодке. Получилось очень изящно. Но вот потом... Ну понятно, что она узнала об аудиенции в замке. Затем появляется Шаул в дороге, опять возникает Элиза, видит, как Шаул спорит с отцом До... а потом каким-то образом упрекает Шаула. Т.е. понятно, что это уже ее мысли, но надо, как мне кажется, более четко обозначить, где, собственно, воспоминания Шаула, а где уже мысли Элизы, иначе получается немного сумбурно и не совсем понятно, что и как происходит.
Хотя им, как правило, это несколько по-другому представляется.
Так они же пытаются смотреть сверху вниз, почитая себя точкой отсчета.
apropos пишет:
цитата:
Т.е. понятно, что это уже ее мысли, но надо, как мне кажется, более четко обозначить, где, собственно, воспоминания Шаула, а где уже мысли Элизы, иначе получается немного сумбурно и не совсем понятно, что и как происходит.
Как мне представлялось, она мысленно реагирует на то, что видит в его воспоминаниях. Сами события мы уже знаем, а вот теперь - реакция Элизы на них ("обиженно рассуждала Элиза, но все-таки покидать воспоминания не спешила". И оставаясь в его воспоминаниях, она натыкается там на свои, которые видит он. Получается такая матрешка - воспоминания в воспоминаниях. От чего она на некоторое время потеряла ориентиры. Но все это время остается в его воспоминаниях. И только после того, как он проснулся, она, побродив с ним ночью, вернулась к себе. Такова была идея... apropos пишет:
цитата:
надо, как мне кажется, более четко обозначить, где, собственно, воспоминания Шаула, а где уже мысли Элизы
Может быть, как-то так:
"...Шаул отвернулся к окну, пеняя на свою несдержанность. Хорошо хоть отец Брамте продолжал мирно похрапывать, безучастный к его откровениям. Но мысли снова вернулись к увиденному накануне. "Как и предсказывал Бруно, реальность гораздо проще заоблачных откровений. Принцессы не любят горожан – они просто существуют в разных мирах", – вольно процитировал слова Элизы Шаул, и она почувствовала, как его сердце захлопнулось от обиды. Резкая боль пронзила грудь.
Задохнувшись от его боли, Элиза с раздражением подумала о том глупом разговоре с Эмеренс. Она-то и забыла о нем. Напоминание, словно змеиный укус, уязвило гордость: стоило ли так напыщенно рассуждать о собственном высшем предназначении, чтобы через полтора года заснуть беспомощной куклой, вынужденной искать интереса какого-нибудь Граллона!
Шаул замкнулся, прогоняя всякую мысль о ней. Не очень-то было приятно выслушивать его замечания о собственной персоне, но сменившая их мрачная отстраненность была еще хуже. Элиза тряслась с ним в курьерской карете, нахохлившись и надувшись, не меньше самого Шаула. Ее переполняли чувства, которые она не могла не испытывать в ответ на его упреки. Да, она была глупа и неопытна. "Но, в конце концов, я не изменяла ему с каким-нибудь расфуфыренным рыцарем, как он мне со своей Аделиной!" – обиженно рассуждала Элиза, но все-таки покидать воспоминания не спешила. За ужином она мысленно полемизировала со смиренным отцом До, затем взялась так яростно упрекать Шаула, что не заметила, как очутилась в его спальне, и уже готова была в сердцах отправиться восвояси, когда наткнулась на свои же воспоминания, увиденные Шаулом.
В круговороте нахлынувших чувств, в путанице мыслей Элиза совсем растерялась. Невозможно было понять, где она – то ли в просторных покоях заколдованного замка, то ли в тесной комнате придорожной гостиницы. Ее ли сердце разрывается от отчаяния, или сердце Шаула кровоточит от жалости к ней? Каким невообразимым образом сплелись их души в тугой клубок, который уже и не расплести! Но внезапно бурление стихло. Они стояли друг против друга. Элиза – в одной рубашке, ее шелк холодил кожу. В наступившей тишине слышался лишь напряженный ритм их сердец. Обдавшая сердце ледяная волна стыда откатилась, и по телу разлилось волнительное тепло прикосновения его любящего и восхищенного взгляда. Отринув все прежние сомнения, Шаул любил ее, томился, тосковал по ней.
Элиза бродила вместе с ним по ночному полю, когда он пытался охладить пыл чувств к ней, а она упивалась ими..."
Вот читаю и думаю - как хороша идея - выяснить, что же может произойти с разбуженной принцессой, и насколько важно - кто будет тем, кто разбудит. А уж когда в сонный мир врывается некто, крушащий планы, тут только держись! Воспитание чувств идет на космической скорости. Да, немного сложный момент - переплетение воспоминаний, второй вариант, мне кажется, более четкий. Элиза рядом с Шаулом в карете и в то же время в его мыслях, двойной зигзаг такой.
Немного незначительных тапочков.
цитата:
Плавное качание чуть унимало тоскливую, словно осенний дождь жалость к самой себе,
Зпт после дождя.
цитата:
Его владения теснили со всех сторон, словно свора гончих, травящая благородного оленя, сильные и алчные соседи, желая урвать хотя бы часть земель Оланда.
Хочется немножко переставить слова, хотя, не знаю, может, и хуже получилось.
Его владения со всех сторон, словно свора гончих, травящая благородного оленя, теснили сильные и алчные соседи, желая урвать хотя бы часть земель Оланда.
цитата:
Вот только почему этот прекрасный принц никак никак не разбудит ее, избавив от всей этой мучительной неразбирихи?
Неразберихи. И лишнее «никак»
цитата:
Только спросонья можно было поверить во всю эту благостную чепуху о предназначенном ей магией благородном суженном.
Суженый, кажется одно «н»?
цитата:
Не только смого Оланда и Эльтюда, но и соседствующего с ними Морана.
Самого. Или самих?
И дальше второе «только». Может, каким другим словом заменить?
цитата:
Теперь корлевская семья со всем своим двором – просто кучка людей, беспробудно спящих в затерянном в лесу обветшалом замке.
Королевская
цитата:
За окном мелькали сжатые поля, и поредевшие рощицы.
Лишняя зпт.
цитата:
Недавние воспоминания не были отрывочны, как в случае далекого прошлого, когда события, словно небольшие островки, разбросаны по морю памяти.
Спасибо, дорогая. Не могу нарадоваться на вас, мои дорогие читатели-редакторы. Не знаю, за что мне такое счастье...
Хелга пишет:
цитата:
Вот читаю и думаю - как хороша идея - выяснить, что же может произойти с разбуженной принцессой, и насколько важно - кто будет тем, кто разбудит
Да - внешнее и внутреннее. Какова их взаимосвязь и роль в жизни? Наша способность увидеть результат влияния внутреннего на внешнее проявление и различить под внешней оболочкой ее внутреннюю сущность определяет наши решения, наш выбор, наше самосознание, и нашу судьбу. А можно ли ее изменить? И как?..
apropos пишет:
цитата:
Очень славная переоценка ценностей у принцессы случилась - и к лучшему. Хорошо, девочка разумная, быстро все поняла.
Хелга пишет:
цитата:
Воспитание чувств идет на космической скорости.
Задумка была такова: Действительно, Элиза очень быстро отказывается от многих базовых моментов своего мировоззрения. Но это объясняется тем, что она находится в мире снов, да к тому же еще и впервые влюбилась, что само по себе всегда разрушает в нас привычные стереотипы. В мире снов все обострятся - внешние поведенческие алгоритмы ее не ограничивают, эмоции переполняют. Ее поведение похоже на поведение человека выпившего с непривычки слишком много шампанского - все бурлит в нем, он с легкостью отбрасывает привычные ограничения, бесстрашно готов преодолеть и разрушить любые барьеры. Но насколько глубоки эти решения? Затрагивают ли они ее внутреннее "я"? И, подобно пузырькам шампанского, устроившим накануне большую пену, не растворяться ли бесследно наяву в свете дня?
Вопрос: насколько это получилось донести до читателя?
Хотелось бы, чтобы все было логично, своевременно, гладко, но не занудно. Признаться, я не могу понять, насколько все динамично развивается, и не затягивается ли уже утомительно повествование. Ведь еще не достигнута и серединная отметка...
*** – Поторапливайтесь, отец До, – недовольно проворчал отец Брамте, задержавшемуся к завтраку собрату. – У нас нет времени постоянно ждать вас, – и, склонившись к усевшемуся за стол старику, понизил голос и строго спросил: – Где вы пропадали ночью?
Шаул нагнулся к Бруно, сидящему у его ног – тот уже вылизал до блеска тарелочку со сливками, – и подложил ему розовый, весь в бусинах сока ломоть ветчины. Сладостное урчание кота заглушили тихий ответ отца До.
– Ночью?! – воскликнул отец Брамте и завел глаза к потолку. – Отец До! Мало того, что вы постоянно задерживаете епископского курьера, вы еще и дискредитируете всю нашу службу! – Но это был мой долг, – пожал плечами старик и взял кусок пирога. – Сейчас ваш долг – сопровождать известный вам предмет в Шамбринский монастырь! – яростно прошептал отец Брамте. – Проделаете этот путь – и занимайтесь чем хотите! – Обязательно, обязательно, – согласно закивал отец До. – Мы проделаем этот путь. Но и во время пути мы не можем остановить жизнь. – О небеса, – простонал в ответ отец Брамте и, махнув на пропащего собрата рукой, обратил свой взор к расставленным перед ним яствам.
На столе стояла крынка со сливками, запотевший кувшин с пивом, в маленьком горшочке лоснилось желтое масло, свежеиспеченный каравай и несколько булок хлеба лежали прямо на чисто выскобленном столе, на деревянной доске крошился начинкой пирог, рядом с ним на тарелке блестела серебряным боком пряная селедка. Отец Брамте, отломив хрустящий бок хлебной булки, щедро намазал ее маслом, а сверху водрузил увесистый кусок рыбы.
– Сочетание вкусов, молодой человек, м-м-м, – прервав свое рассуждение, отец Брамте пережевал откушенный кусок и пояснил: – Все дело в правильном сочетании вкусов. Самая простая еда может быть изыскано тонкой, если подобрать необходимые ингредиенты и соблюсти верные пропорции.
Шаулу нечего было ответить на кулинарные сентенции монаха, он лишь кивнул в ответ и посмотрел на отца До. Старик, аккуратно отламывая небольшие кусочки пирога, отправлял их к себе в рот, запивая все это простой водой.
– Не могу, не могу, мой милый, – ответил он Шаулу на предложение выпить пива. – Старикам приходится считаться со своим желудком.
Отец До был прелюбопытной личностью. Он никогда не спорил, не сердился, благодушно встречая любые возражения и соглашаясь с любыми обвинениями в свой адрес, и все же, несмотря ни на что, всегда поступал так, как считал нужным. И курьерская карета в конечном счете следовала не приказам отца Брамте, а прихотям отца До. Иногда Шаулу казалось, что тот нарочно задерживает их, доводя бедолагу Брамте до белого каления, словно насмехался над его педантичным стремлением следовать правилам курьерской службы.
Отец До вдруг пропадал куда-то и появлялся через несколько часов. Как оказывалось, то он принимал исповедь у умирающего дровосека, то затерялся, утешая осиротевшего пастушка. Давеча заявил, что должен безотлагательно отправиться в соседнее селение за повитухой для какой-то роженицы – и откуда он только их всех находил! Отец Брамте, потрясая кулаками от возмущения и призывая на голову собрата всевозможные кары за попрание чести епископской курьерской службы, был вынужден отправить карету за повитухой, чтобы хоть как-то сократить задержку в пути.
– Что ж делать, что ж делать, мой дорогой? – сокрушенно качал головой отец До на гневные обвинения епископского курьера. – Мы не можем переставать жить только потому, что мы в дороге. Если мы не будем обращая внимания на тех, кто встречается нам в пути, мы не только ничего не найдем, но и потеряем то, что имеем, – рассуждал отец До. – А если будем останавливаться у каждой кочки, то не сдвинемся с места, – резонно возразил отец Брамте. – Без сомнения, без сомнения, – согласно кивал отец До. – Вы знаете, мне представляется дорога детской игрой – каждый встречный загадывает нам свою загадку, сумел разгадать ее – получай золоченый орешек, не сумел – отдай свой. Вот так, – улыбаясь проговорил отец До и, поглаживая Бруно по большой голове, словно обращался к нему, продолжил: – В каждом, в каждом из встречных Провидение обращается к нам, а чтобы понять, с чем оно обращается – надо открыть сердце. В глазах встреченного нами человека мы находим ответ, – рассуждал отец До.
Но бывали случаи, когда никаким благими намерениями оправдать поступки отца До было нельзя. Например, однажды они сделали остановку в небольшой рощице, чтобы освободить желудки, и отбившийся от них отец До вернулся только через час, рассказав что заслушался пением птиц, а заодно прочитал проповедь последовавшему за ним Бруно, призывая того воздерживаться от ловли сих чудных тварей.
Шаул понимал, что раздражало в старом монахе педантичного отца Брамте, да и сам частенько злился на постоянные задержки в пути, которые происходили по вине благодушного старика.
Поставив опустошенную кружку на стол, отец Брамте возвел очи к небу и прочел благодарственную молитву.
– Пошевеливайтесь, братья, у нас нет ни минуты лишней. Мы и так уже задержались. А через Адхельмский лес ночью ехать опасно.
Во дворе, несмотря на ранний час, была сутолока – повозки, лошади, люди, сундуки, бочки. Лай собак и ржание лошадей, перемежались с руганью и криками людей. Мешаясь под ногами, носилась сбежавшая из курятника ошалевшая курица. Посерди всего этого гомона кто-то затеял спор с местной пьянчужкой. Шаул услышал ее визгливые бранные вопли, а затем увидел, как несчастная растянулась прямо посреди двора – то ли обидчик пихнул ее, то ли сама она была так пьяна, что не держалась на ногах. Выкрикивая гадкие ругательства заплетающимся языком, она никак не могла подняться. Разодранная ветхая рубаха раскрыла ее тощую грудь, из-под задравшейся юбки торчали грязные коленки. Зрелище было настолько отталкивающим, что Шаул невольно отвернулся и увидел, как к ней спешит отец До. Старик на ходу снял с себя пелерину и накрыл плечи несчастной. Женщина ругалась и размахивала руками, не позволяя ему притронуться к себе. Но тот, словно с упрямым ребенком, продолжал возиться с ней, уговаривая и пытаясь поднять на ноги.
Барахтаясь в размокшей от ночного дождя глине, женщина утянула и несчастного монаха. Собравшаяся вокруг них толпа начала соревноваться в непристойном остроумии. Никто не двинулся на помощь. Ноги Шаула приросли к земле. Он проклинал непоседливого старика, ввязавшуюся в эту авантюру. Проклинал омерзительную пьянчужку, оказавшуюся на пути отца До. Проклинал гогочущих, сквернословящих здоровяков, ощущая, как их грязные шутки прилипают к нему, как придорожная грязь. Проклинал отца Брамте, не желающего вмешаться и прекратить эту ужасную сцену, а она тянулась и тянулась, становясь все более отвратительной и невыносимой. Шаул был готов провалиться под землю, лишь бы оказаться подальше от проклятого постоялого двора. Зрители непристойного театра, оттеснили его, и он оказался позади толпы. Гогот, непристойные шутки гремели над ним, но по крайней мере он не видел ее непосредственных героев. И тогда он встретился взглядом с Бруно. Кот невозмутимо сидел на бочке и смотрел прямо в глаза Шаулу. В пристальном немигающем взгляде Шаул, словно в зеркале, увидел – улюлюкающую, издевающуюся толпу и ее беззащитных жертв. Ужас перед пожирающим внутренности стыдом окатил Шаула. Он развернулся – лучше не думать, броситься сразу, как в холодную воду! – и ринулся назад.
– Позвольте, – Шаул протискивался сквозь разнузданную толпу. – Куда прешь?! – здоровенный детина пихнул его локтем в грудь.
От удара прервалось дыхание, но Шаул упрямо продолжал пробиваться к цели. Он не обращал внимания на тычки и ругань. Чем ближе, тем труднее было продвигаться. Наконец его просто выпихнули в центр круга, и он чуть не упал сверху на несчастного старика, которого пьянчужка в которой раз утянула в грязь.
– Ну как лежать на такой красотке, отче? Мягонько?! – гоготал над ухом у Шаула очередной остряк. – Давайте руку, – Шаул помог подняться монаху.
Он глянул на женщину, и его передернуло от отвращения. "Не думать! – приказал он себе. – Просто поднять и вывести отсюда".
– Глянь еще один! Ну, Симми, ты сегодня сорвала куш – и монах и кавалер! Молодой-то тебе продыху не даст! – Держите ее под руку, а я возьму с другой стороны, – обратился Шаул к старику. – Смотри-ка, как под венец! – воскликнул кто-то. – Хороша невестушка, парень! Поцелуй красавицу! – Ах, Симми, вот и для тебя сыскался купец! Монах вас и обвенчает! – Венчается Спосамея, раба зеленого змея! – хохотал кто-то, размахивая грязной шапкой над их головами. – Ну и пара! Красота! Симми, ты уже к брачной ложу приготовилась! Все прелести напоказ!
Им удалось наконец поднять несчастную из грязи, сама она притихла и уже не старалась вырываться, но ноги едва ее слушались. Толпа расступилась, давая им путь, и они тащили всхлипывающую пьянчужку к трактиру под скабрезные шутки и советы, сыпавшиеся, как комья грязи, со всех сторон. Но Шаул не ощущал их силы – омерзение, которое вызывала в нем женщина, переполнило его до краев, вытеснив все остальные чувства.
– Ей не место здесь! – хозяйка встретила их у крыльца, не позволяя двинуться дальше. – Милая, она не сможет идти, ей надо хоть какое-нибудь пристанище, – обратился кроткий отец До к женщине. – Муженек ее с собой заберет! – крикнул кто-то. – Заткните свои глотки, охальники! – огрызнулась на шутивших хозяйка. – Отведите ее к стойлам, на сене отоспится, – угрюмо кинула она отцу До и скрылась в дверях.
Но тут ноги несчастной разъехались, и она завалилась на несчастного старика, подминая его под собой. Шаул с трудом удержал равновесие, чуть не оказавшись сверху этой странной пирамиды. Падение вызывало новый взрыв хохота и скабрезного остроумия. Вести едва передвигающую ногами женщину было непросто. Она была так худа, что Шаул легко подхватил ее на руки, оставив старика подниматься самого, и поспешил к хозяйственным постройкам.
– Глянь! И вправду – к брачному ложу понес! Совет да любовь! – неслось ему вслед.
Наконец он уложил несчастную на сеновале. Настроение женщины изменилась, теперь она лила слезы и норовила поцеловать ему руки. Шаул брезгливо отдернул их и, едва сдержав подкатившую к горлу тошноту, отошел, поджидая подоспевшего монаха.
– Поспи, поспи, милая, – увещевал отец До жалкую пьянчужку, укутывая ее своей пелериной.
Женщина, всхлипнув, перевернулась на бок и засопела, уткнувшись лицом в сено, а отец До, отойдя от нее на цыпочках, словно от постели больной, взял Шаула под руку.
– Вы не представляете, мой дорогой, как все мы близки к тому, чтобы оказаться на ее месте. Отчаяние. Отчаяние лишает нас сил и превращает в тень. Вы чувствуете? Это запах смерти.
Шаул вернулся в комнату. Ему казалось, что запах тления, пропитавший несчастную пьянчужку, въелся и в него. Умыв лицо и руки, наскоро оправив платье, он бегом спустился во двор. Йенс, сохраняя невозмутимость, сидел уже на козлах. Шаул заглянул внутрь: отец Брамте не удостоил его ни словом, ни взглядом, он сидел, смотря прямо пред собой, и даже на его полном лице было видно, как ходят желваки на скулах. Но отца До еще не было. Наконец-то появился и старый монах. Как всегда благодушный, он водрузил на колени Бруно, и проговорил:
– А вы знаете, имя бедняжки – Спонсамея – в древности означало "суженая".
apropos
Главвред
Сообщение: 37945
Отправлено: 05.10.14 21:35. Заголовок: Юлия Новый вариант..
Юлия
Новый вариант лучше, на мой взгляд, яснее прослеживаются линии Элизы и Шаула. Юлия пишет:
цитата:
Ее поведение похоже на поведение человека выпившего с непривычки слишком много шампанского
Или водку не закусывали. Не, это все понятно - экстремальная ситуация и предполагает быстроту действия и реакций, иначе пропадешь. Юлия пишет:
цитата:
насколько это получилось донести до читателя?
Ну, нам с Хелгой, как видишь, все понятно, а если возникают какие-то вопросы или "проблемные" моменты, мы о том говорим. По поводу динамики и прочего. Пока трудно сказать определенно - надо дочитать до конца, чтобы появилась уже полная картина, потому что мы пока не знаем, какие были и будут ружья, когда и как выстрелят и т.д. А вот будет целая картинка, то можно будет хором и обсудить.
Признаться, я не могу понять, насколько все динамично развивается, и не затягивается ли уже утомительно повествование. Ведь еще не достигнута и серединная отметка...
Даже если где-то и чуть затянуто, то все равно, чтобы оценить, соглашусь с apropos, нужно прочитать все. Кажущееся сейчас лишним со стороны, может оказаться важным, это же авторские задумки.
Вот последняя сцена со Спонсамеей, наверняка, имеет далеко идущие последствия.
Чуть тапочков:
цитата:
– Поторапливайтесь, отец До, – недовольно проворчал отец Брамте, задержавшемуся к завтраку собрату.
Лишняя зпт после Брамте
цитата:
Лай собак и ржание лошадей, перемежались с руганью и криками людей.
Лишняя зпт.
цитата:
Посерди всего этого гомона кто-то затеял спор с местной пьянчужкой.
Осень вступила в свои права, жестокой мачехой выдворив за порог свою кроткую златовласую падчерицу послелетье. Свинцовыми тучами затянуло небо, краски потухли. Жестокий северный ветер безжалостно обрывал последние листья с осиротевших деревьев, выметая их с земли, словно невидимый дворник, яростно орудующий метлой. Селина стояла у окна и, зябко кутаясь в подбитую мехом накидку, наблюдала за уборкой, устроенной ворчливой матроной-осенью. Вот и вода пошла вход – накрапывающий дождик усилился, и теперь потоки холодной воды смывали последние воспоминания о некогда теплых днях.
– Что ты здесь делаешь? – Селина вздрогнула, услышав у себя за спиной голос сестры. – Смотрю в окно, – пожав плечами, ответила она, отворачиваясь от изучающего взгляда Агаты. – Как Элиза? – С ней все в порядке, – кивнула Агата. – Она с честью переносит свое заточение. Я сама там едва справляюсь с чувствами, а она являет просто вершину благоразумия. – Она же твоя крестница, – напомнила Селина, – ты наградила ее изрядной долей рассудительности. – Ну, она и твоя крестница… – улыбнулась Агата, видимо намекая на безрассудство сестры.
В другое время Селина бы поддержала шутку, но сегодня она лишь кивнула в ответ.
– Она справлялась о тебе. – И что же ты ей сказала? – Селина подняла на сестру внимательный взгляд. – Правду, – лаконично ответила Агата, отправляясь на кухню. – Какую правду? – не отставала от нее Селина, сама толком не понимая, почему ей так важно это знать. – Правда бывает только одна, – назидательно ответила Агата, повязывая передник.
С полок слетели миски, из кладовой прилетели яйца, ловко разбивая скорлупу о край миски, соскальзывали внутрь. Подскочивший венчик принялся весело взбивать их. Смешно переваливаясь, подкатился горшочек с маслом.
– Агата, прекрати! – раздражено воскликнула Селина. – Неужели ты не можешь все это сделать руками, как все нормальные люди?! – Зачем? – брови Агаты удивленно взлетели вверх, и она как ни в чем ни бывало продолжила свое волшебство, намереваясь поднять настроение сестры с помощью ароматной сдобы. – Так что ты сказала Элизе? – упорствовала Селина.
Агата внимательно смотрела на сестру, горшочек масла, ложки, венчик, глиняная миска – все опустилось на стол.
– Что ты хочешь, Селина? – Я хочу знать, что ты сказала Элизе. – Какое это имеет значение?
Селина молчала, не желая обнаруживать перед сестрой малодушный страх, что Траум узнает о ней что-нибудь нелицеприятное.
– Я сказала ей, что ты подхватила иллюзию в сонном царстве, и потому пока не будешь появляться там, – сдалась Агата. – И все? – не отступала Селина, ей хотелось дословно знать ответ сестры. – Ты больше ничего ей не говорила обо мне? – Я объяснила, какую иллюзию ты подхватила. – Что?! – сердце Селины похолодело. – Что именно ты ей сказала? – Да что ты так всполошилась? Я сказала, что ты решила спасти Траума от одиночества.
Селина ахнула: какой самодовольной и самоуверенной дурой она предстанет в его глазах!
– На что Элиза возразила, что это не иллюзия, а любовь, – усмехнувшись, добавила Агата. – Зачем тебе надо было это обсуждать в его владениях?! Я совершенно не собиралась его спасать! – чуть не плача от обиды и гнева, воскликнула Селина и выбежала из кухни.
Селина заперлась в своей комнате и дала волю слезам. Так несправедливо, что ее интерес к владыке снов с чужих слов казался напыщенной самолюбивой дерзостью. Она, маленькая, слабая фея, решила спасти владыку снов! Это надо же такое придумать! Да она и не помышляла об этом.
Ей хотелось увидеться с ним, объяснить все, чтобы он не думал о ней как о глупой самоуверенной гусыне, но путь в царство снов ей был заказан – дядюшка Рев постарался, чтобы она там больше не появлялась. Теперь она подобно простым смертным, могла только во сне плутать по путаным лабиринтам ее собственных переживаний. Отказ Селины от посещений царства снов, с восторгом воспринятый Агатой, не был искренним, она просто была вынуждена отступить перед властью могучего Рева. За что он так наказал ее? Что сделала она? Да и какой вред она могла принести великому владыке снов, чтобы так жестоко лишить ее всякой надежды оправдаться перед ним? В памяти как из глубины ночи всплыло его лицо, но Селина тотчас одернула себя. Ведь это не он… Рев ясно сказал: ее интерес был действительно иллюзией. Она видела и говорила с тем, кого на самом деле не существует.
Селина поднялась с кровати. Что толку лить слезы и жалеть себя? У нее есть обязанности, судьбы ее крестников зависят от нее, а она совсем расклеилась. Селина прерывисто вздохнула, справляясь с рыданиями. Малыш Хольде, Ганс, Элиза – им сейчас гораздо труднее и больнее. Элиза! Милая девочка защищала ее перед Агатой, решила, что она полюбила Траума.
– Ты просто не знаешь, о ком говоришь, милая, – с нежностью ответила она крестнице, словно та могла услышать. – Разве можно полюбить неведомого могущественного владыку снов?
Селина задумалась: Элиза была второй, кто сказал об этом. Крестница была наивной влюбленной молодой девушкой, но первым был магистр оффиций царства снов – вот кого в наивности не заподозришь. Тогда, сбитая с толку, она совсем позабыла о его предположении, тем более, что он и сам отказался от него, подтвердив догадку Агаты. Но безыскусные слова Элизы заставили Селину взглянуть на все иначе. Волнение охватило ее и, прижав руку к груди, чтобы унять затрепетавшее сердце, он произнесла вслух: – Я полюбила Траума… – Я полюбила Траума? – удивленно повторила она, и ей стало вдруг легко и радостно. – Я полюбила Траума, – снова повторила она, словно распробовала эти слова на вкус – подобно освежающему мятному лимонаду они разливались по небу волнительным холодком. – Я полюбила тебя, – прошептала Селина, не в силах сдержать растягивающую губы счастливую улыбку.
Ну, конечно – она полюбила его! И этим все объясняется. И нет у нее никаких иллюзий – она не собиралась его спасать. Конечно – будь это в ее силах, – она спасла бы его от чего угодно. Потому что любит его!
– Я люблю его, – шептала Селина, и вся горечь, вся сумятица мыслей и чувств прошедших недель растворялись в блаженном покое.
Она прикрыла глаза и бесстрашно ринулась в потаенный уголок своей памяти. Траум! – его имя, словно звон тысячи струн, наполняло ее существо. И пусть все магистры мира уверяют ее в обратном – она слышала и видела Траума! И она полюбила его.
И Селина опять увидела его, словно оказалась там, куда путь ей был закрыт – в его владениях, в его покоях, прямо перед ним.
Его взгляд не был суров. Он сделал шаг навстречу, и ей пришлось запрокинуть голову, чтобы взглянуть ему в лицо. Она не могла оторвать глаз, упивалась, лаская взглядом каждую черточку, каждую морщинку. И эта упрямая прядка волос – выбившись, она снова легла на высокий лоб. Суровая складка на переносице разгладилась, а у прозрачных, словно талая вода, серо-голубых глаз заметны лучики морщин – он улыбается? И губы – раньше были плотно сжаты, а сейчас вот-вот раскроются. Селина протянула руку к его щеке – прохладная гладко выбритая, – она скользнула к виску, поправляя выбившуюся прядь, и запустила пальцы в густые русые волосы. Он прикрыл глаза. И Селина обхватила руками его шею – только бы удержать! – прильнула, уткнувшись лицом в мягкую ткань камзола, и прошептала: – Как я соскучилась! Только сейчас я поняла… Знаю, это невозможно. Но я люблю, люблю тебя.
Она чувствовала, как колотится его сердце, наполняя ее гулом и обдавая жаром.
– Ты тоже любишь меня! Я знала, я чувствовала! – торжествующе воскликнула Селина.
Она подняла к нему счастливое лицо и дотянулась губами до его губ. Он качнулся к ней навстречу, его губы приоткрылись, и она почувствовала едва уловимое дыхание. Необычайный восторг окатил ее раскаленной волной, растекаясь по телу жгучими струями. Ослепительный луч пронзил сердце и, обжигая, наполнил сиянием. Она пылала, истаивая от восторга и боли. Его любовь огненным вихрем закружила ее в объятиях. Сквозь боль и истому она почувствовала, как, расплавляясь, сердца их сливались в единое пылающее любовью сердце. Несметное множество колоколов звонили в честь их любви, гудели торжественным звоном миры.
– Селина! Селина, очнись! – вдруг послышался сквозь величественнее многоголосье небесных струн едва уловимый голос Агаты, и что-то выхватило Селину, нещадно разрывая связующие с любимым нити, встряхнуло и вытолкнуло через раскаленную карминовую лаву в пустоту тишины.
Она медленно открыла глаза, с трудом выбираясь на поверхность сознания, через дурноту и гулкое безмолвие.
– Селина, очнись! Слава небесам! – Агата трясла ее, словно Арлекин в уличном балагане соломенную куклу Пьеро. – Что ты хочешь, Агата? – прошептала Селина непослушными губами. – Хочу привести тебя в чувство, – проревела над ней сестра. – Я не знаю, куда ты отправилась на этот раз, но ты была на волосок от смерти! – Оставь, Агата, – раздраженно прошептала Селина, едва справляясь со страшной слабостью и наполняющим грудь жаром. – Зачем?! Зачем ты вырвала меня из его объятий?! – Селина, ты едва не погибла! Посмотри на себя!
Агата сунула ей в лицо небольшое зеркальце, что лежало на столике возле кровати. На Селину глянула осунувшееся серовато-бледное лицо с темными кругами под провалившимися глазами и белесыми губами.
– Ты не разлучишь нас, – упрямо прошептала она, оттолкнув зеркало.
А в груди разгорался обжигающий внутренности пожар.
– Ты с ума сошла?! – Агата ошарашено уставилась на сестру. – Мы любим друг друга, – враждебно прохрипела она и откинулась на подушки, глубоко вздохнув, Селина попыталась унять опаляющий изнутри жар. – Тебе не изменить этого.
Это ужасный жар, он сводил ее с ума. Такая злая, жалящая боль! Никогда раньше ничего подобного с ней не было. Видимо, это из-за запрета Рева. Но сил на размышления не хватало, а тут еще Агата со своими придирками.
– Что ты несешь?! Ты фея! Ты не можешь… – Я могу любить его, – ожесточенно оборвала она сестру, едва справляясь с болью. – Я люблю его. И это не иллюзия. – Нельзя любить Траума! Нельзя любить абстрактную бестелесную силу! – Он не абстрактная сила! Он живой, он… – она задохнулась от боли. – Не трудись, никто не знает что он такое! – Он не "такое"! – просипела Селина. – Это и есть твоя иллюзия! Ты вообразила себе образ, которого не существует на самом деле. Если бы ты потрудилась почитать книги, ты бы узнала, что все, кто хоть когда-нибудь встречал Траума, изображают его то вихрем, то водопадом, то мифическим животным. Нет никакого таинственного красавца, возникшего в твоем горячечном воображении. Есть сила, которая предстает каждому в том обличии, которое тот готов воспринять! – Это ничего не меняет. Я люблю его, – кривясь от боли, простонала она. – Ты не знаешь его. В лучшем случае ты видела очередную личину. – Я видела его глаза, я разговаривала с ним, я знаю его. Он любит меня, – она как заклинание повторяла эти слова, не давая Агате сбить ее. Пожар, пожирающий ее внутренности, совсем измотал ее, но она знала наверняка, что права. – Это иллюзия! Твое упрямство – лучшее доказательство тому. Но как тебе могло прийти это в голову? Ты же фея! – Мы дали определенные обязательства, – кривясь от боли, начала Селина, она еще и не думала об этом, и сейчас у нее не было на это сил, – но они не запечатывают нашего сердца. – Да как ты представляешь себе эту твою любовь к Трауму? – Я… я не знаю, – выдохнула Селина, ей было так больно, что никакие доводы просто не доходили до нее. – Да это и не важно. – Не важно?! – Агата насмешливо вскинула бровь. – Интересно, что подумает заоблачный великан, когда узнает, что в него влюбилась мошка? Да заметит ли он ее? – Мошка? – охнула Селина, даже боль не могла заглушить нанесенный сестрой удар.
Агата специально раззадоривала ее, вызывала на спор, заставляя усомниться.
– Да, – прохрипела разъяренная Селина. – Может быть, разница между нами слишком велика. Но тебе ли не знать – любовь бывает только взаимной. – Любовь – да, иллюзия – никогда.
А как показалась сцена объяснения с Агатой? Знаю, всегда перебарщиваю с эмоциями и драматизмом. На это раз тоже?
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30501
Отправлено: 17.10.14 22:18. Заголовок: Юлия пишет: А есть ..
Юлия пишет:
цитата:
А есть сомнения?
Нет, я-то думаю, что любовь, но вдруг что-то еще. Уж очень нелегко дается Селине общение с Траумом. В том смысле, что и радость и боль перемешаны. Хотя, как в нормальной человеческой любви, а как же иначе?
Юлия пишет:
цитата:
А как показалась сцена объяснения с Агатой?
На мой взгляд, с драматизмом все в порядке, самое то. Сестра переживает и, как часто бывает, за своими переживаниями и страхами не видит или не хочет видеть чувств и счастья Селины. Вспомнилось из какого-то фильма, где жена говорит мужу, который очень переживает из-за замужества дочери: "Не превращай в кошмар их счастливые мгновения". Может, это здесь и неуместно, но вот ассоциация пришла. Своими страхами и недоверием мы, сами того не замечая, крадем радость из праздников наших близких. А радость так ценна и так хрупка.
Траум не выдержал, открылся Селине. Хорош, что и говорить. Агата не понимает этого чувства, оттого и переживает. Но мы-то с Селиной знаем... Хелга пишет:
цитата:
любовь или иллюзия?
Любовь... она самая. Только вот не согласна я с утверждением Агаты (и Селины), что любовь может быть только взаимной, в отличие от иллюзии.
Юлия пишет:
цитата:
перебарщиваю с эмоциями и драматизмом. На это раз тоже?
Да не, не перегружено, на мой взгляд, - довольно динамичный, эмоциональный диалог, вполне соответствующий моменту.
Из тапков:
цитата:
вода пошла вход
раздельно - в ход.
цитата:
ты подхватила иллюзию в сонном царстве, и потому пока не будешь появляться там
Запятая показалась лишней.
цитата:
чуть не плача от обиды и гнева, воскликнула Селина
А вот здесь точно лишняя запятая, т.к. при таком порядке слов дееприч.оборот не обособляется.
цитата:
Она, маленькая, слабая фея, решила спасти владыку снов
Я бы предложила здесь выделить слабую и маленькую фею тире: Она - слабая, маленькая фея - решила...
цитата:
Теперь она(,) подобно простым смертным, могла только во сне плутать по путаным лабиринтам ее собственных переживаний.
Запятая?
цитата:
она произнесла вслух:
Пропущена буква. `прохладная(,) гладко выбритая,` Кажется, здесь стоит поставить запятую.
На Селину глянула осунувшееся серовато-бледное лицо
Опечатка - глянуло лицо.
цитата:
– Мы любим друг друга, – враждебно прохрипела она Селина и откинулась на подушки(.), (Г)глубоко вздохнув, Селина (она) попыталась унять опаляющий изнутри жар.
Перед тем там говорит Агата и есть слово "сестра". Т.е. или "та" (сестра) откинулась - или имя поставить. Ну и показалось, что лучше разбить на два предложения.
цитата:
никто не знает(,) что он такое!
Запятая, на мой взгляд, здесь все же нужна.
цитата:
Ты вообразила себе образ
Вообразить образ... М.быть - представить? Или еще какой синоним? Дальше есть слово "представить", но его можно заменить, допустим, на "является" - ?
цитата:
Есть сила, которая предстает каждому в том обличии, которое тот готов воспринять!
Подряд два "который".
цитата:
она как заклинание повторяла эти слова
Вот здесь я бы выделила запятыми "как заклинание", но не уверена. Просто обращаю внимание.
цитата:
Пожар, пожирающий ее внутренности, совсем измотал ее,
Два "ее", первое местоимение вполне можно убрать, кмк.
Ой, отлично сказано! Действительно, порой страхи и переживания слишком преувеличены, а гадать "если бы да кабы"... Можно далеко зайти. Чет тоже вспомнилась известная сказка, как приехали девушку сватать, она пошла в подпол и уселась там плакать, представляя, как выйдет замуж, да родит сына, да он подрастет, да пойдет в погреб, да споткнется об ступеньку... Лучше жить настоящим. ]
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30503
Отправлено: 17.10.14 22:41. Заголовок: apropos пишет: вот ..
apropos пишет:
цитата:
вот не согласна я с утверждением Агаты (и Селины), что любовь может быть только взаимной, в отличие от иллюзии.
Возможно, она считает, что неразделенная любовь - это иллюзия?
Своими страхами и недоверием мы, сами того не замечая, крадем радость из праздников наших близких. А радость так ценна и так хрупка.
А ведь хотим, как лучше...
apropos пишет:
цитата:
Только вот не согласна я с утверждением Агаты (и Селины), что любовь может быть только взаимной, в отличие от иллюзии.
Хелга пишет:
цитата:
Возможно, она считает, что неразделенная любовь - это иллюзия?
Да, как-то так. Это суждение отталкивается не от практической стороны вопроса, т.е основывается не на том, как любовь проявляется в человеческой жизни, а на метафизической сущности любви. На практике мы видим и можем анализировать не саму любовь, а ее результат – чувства, поступки, мысли, изменения оных, которое любовь в нас производит. А если как бы отделить само понятие "любовь" от ее проявлений и последствий ее действия, остается - сила притяжения (грубо, упрощенно и, конечно, спорно, но…) А сила притяжения может быть только между двумя телами, в смысле одного тела недостаточно. Единственный (без второго) не может быть субъектом любви. Как-то так. Да и в жизни, на практике так сказать, если присмотреться неразделенная любовь - чаще всего иллюзия, или во многом иллюзорна. Нет? Хотя в жизни все так многопланово и неоднозначно, опять же есть составляющая времени... Очень сложно, судить не возьмусь.
Юлия
Сообщение: 1604
Отправлено: 19.10.14 20:19. Заголовок: *** Несмотря на все..
***
Несмотря на все задержки и опасения отца Брамте, мрачный Адхельмский лес они преодолели засветло без всяких приключений и сейчас ехали по светлой осиновой роще. Растерявшие свой наряд деревья щедро пускали свет угасающего осеннего дня через тонкое кружево ветвей. Солнце, выглянувшее напоследок сквозь плотную пелену облаков, наполняло прозрачный осенний воздух сиянием. Колеса кареты мягко катились по золотистому ковру опавших листьев.
Отец Брамте дремал, отец До поглаживал шелковистую шерсть Бруно, углубившись в размышления. У Шаула было легко и радостно на душе. Он с умилением посматривал на Бруно, который безмятежно спал на коленях старого монаха.
"Если бы не он, – расплываясь в благодушной благодарности, размышлял Шаул, – я бы сейчас горел в аду собственного стыда". Как хорошо, как радостно преодолеть собственные страхи. Он чувствовал себя свободным и почти счастливым. Теперь ни добросердечие отца До, ни ворчание отца Брамте не вызывали у него досады. Даже несчастная женщина, отдалившись на расстояние дневного пути, не казалось такой безобразной, ее скорбный образ подернулся печальной дымкой страдания, завуалировав всю ее неприглядность.
Вдруг Бруно поднял голову и, навострив уши, настороженно замер. Шаул выглянул из окна кареты. Что мог уловить чуткий кошачий слух? В сгустившихся сумерках в мелькании деревьев трудно было что-либо различить, и он увидел их только когда двое всадников, отделившись от остальной группы, вырвались вперед и приблизились к карете.
– Погоня! – крикнул Шаул.
Отцы ошарашено уставились на него. Йенс настегивал лошадей, пытаясь уйти от преследования. Но тяжелая карета не могла тягаться с легкими всадниками. Раздались выстрелы, крики. Казалось, их окружили со всех сторон. В голове Шаула метались мысли и обрывки плана спасения, но из окна несущейся кареты в темноте опустившегося вечера невозможно было ни оценить обстановку, ни помочь Йенсу. Что-то прогремело по крыше и тяжело упало позади кареты.
– Они убили Йенса! – ахнул отец Брамте.
Похоже, монах оказался прав: карета сбавила скорость и, судя по ухабам, съехала с дороги вглубь рощи.
– Бежать! – крикнул отец Брамте, прижав заветный сверток к груди.
Шаул и сам рассматривал подобный план – вещами придется пожертвовать, но все самое ценное у него было при себе. За Бруно он не беспокоился, но для старика До такой план не подходил.
– Не думайте обо мне, – спокойно проговорил старый монах, он держался обеими руками за скамью кареты, чтобы не упасть с нее. – Вы же знаете, я не избегаю никого, кто встретился мне на пути, – улыбнулся старик. – Поспешите.
Действительно, следовало поторопиться с решением, карета ехала все медленней. Шаул приоткрыл дверцу и отец Брамте высунулся, чтобы спрыгнуть, но раздавшийся выстрел заставил его спрятаться в карете.
– Они убьют нас, – обреченно простонал отец Брамте, и вдруг выкинул свой драгоценный сверток в темноту приоткрытой двери. – Прыгайте за ним! – крикнул Шаул монаху, решив, что оставшись на свободе, сможет лучше помочь старику. Но в этот момент пламя факела осветило их лица. Всадник, подъехавший к карете, свесился с седла и заглянул внутрь. Карета остановилась. – Не рыпайтесь, святые отцы. Приехали. Вылезайте, – скомандовал он и сам спешился.
План побега сорвался, ничего не оставалось, как подчиниться приказу разбойника. Первым выбрался отец До, за ним Шаул. Не меньше двадцати человек с факелами и оружием окружили карету. И думать о том, чтобы броситься наутек, не имело смысла. Отец Брамте замешкался в карете, или просто не хотел вылезать.
– Ну, вылезай, толстяк! – прикрикнул на него главарь шайки. – А не то твое пузо быстро достигнет Царства небесного.
Разбойники захохотали, оценив шутку.
– Я не подчиняюсь разбойничьим приказам! – запальчиво выкрикнул из кареты монах. – Тогда подчиняйся воле Провидения! – крикнул разбойник и кинул пылающий факел внутрь кареты. – Вы с ума сошли! – воскликнул Шаул и они с отцом До бросились на помощь своему товарищу.
Но отец Брамте не сплоховал, ловко выскочив вон. Огонь с треском пожирал обивку кареты.
– Вы напали на епископского курьера! Вы убили слугу его преосвященства! Вы все будете гореть в аду! – зловеще просипел он, отряхивая подол от искр. – И тебя с собой захватим! – снова сострил разбойник под грохнувший хохот своих товарищей. – Прекратить! Что за идиоты! – Заорал кто-то. – Книга! Где книга?! Потушить! Быстро!
Маленький кругленький человечек в огромной шляпе с пером, делавшей его похожим на гриб, вышел в круг факелов, расталкивая притихших разбойников и не переставая посылать на их головы проклятия.
– Шевелитесь! Что стоите, идиоты! Забрасывайте огонь землей! – подгонял он бестолково суетившихся горе-пожарных.
Наконец огонь был потушен, и предводитель банды обратил внимание на пленников. Он обошел вокруг, разглядывая их со всех сторон, словно они были диковинными зверями.
– Где книга? – остановился он прямо напротив отца Брамте. – Где книга?! – вдруг заорал разбойник, и лицо его налилось кровью. – Я не позволю трем грязным попам лишить меня моей добычи, – вдруг сменил он крик на вкрадчивый тон.
Он снова обходил вокруг них, заглядывая каждому в лицо, и снова заорал во всю глотку:
– Где книга?! – Мне кажется, вы нас не за тех принимаете, – начал было Шаул, замечая, что с каждым кругом маленький человечек все больше краснеет, и глаза его обретают все более дикое опасное выражение. – Когда мне кажется, – с жутковатой улыбкой ответил малыш, подойдя вплотную к Шаулу, и заорал: – Я перерезаю глотку!
Он с лязгом вытащил из ножен кинжал и сунул его под нос Шаула. Тот отпрянул, но коротышка, кажется, потерял к нему интерес и, отвернувшись, заорал:
– Что стоите, придурки?! Обыщите чертову карету! Мне нужна книга!
Он снова подошел к пленникам, прищурившись, оглядел каждого и распорядился:
– Греле, Бора, Фингал, – пальцем указал он на каждого выбранного разбойника. – Связать и отправить.
Флегматичный долговязый Греле в развалку направился к отцу До и быстро связал его, невысокий коренастый Бора не ограничился приказом, присвистнув, он двинул кулаком по дых гордо взиравшему на него епископскому курьеру, от чего тот задохнулся и сложился пополам.
Молодой разбойник по прозвищу Фингал, что вполне соответствовало его разукрашенной физиономии, обошелся с Шаулом более милостиво, стиснув его кисти за спиной, он ловко стянул их веревкой. Шаул не сопротивлялся, тоска и апатия накрыли его – он опять, как в детстве, оказался в руках жестокой шайки с безумным главарем.
Они медленно брели по лесу. В мерцающем огне факела, который нес долговязый разбойник, трудно было различить дорогу. Подгоняемые конвоирами, спотыкаясь, они наконец достигли разбойничьего логова. Им оказалось довольно большое каменное здание, которое Шаул никак не ожидал увидеть посреди леса. На нарядно украшенном фасаде над большой дубовой дверью красовался герб княжества Адхельм. Что за наваждение? Принц-разбойник?!
– Амбросиус Лютый, – пожал плечами молодой разбойник. – Амбросиус? – переспросил Шаул, смутно припоминая что-то. – Фингал, кретин! Он вскроет тебя, как этих монахов,– крикнул Бора и Фингал испугано отпрянул. – Вскроет? Что это значит? – не понял Шаул. – А вот когда увидишь свои кишки, тогда и поймешь, – хохотнул разбойник, оскалившись щербатым ртом. – Заткнись, Бора, – мрачно приказал Греле.
Откровения Боры отвлекли Шаула от мыслей о принце. Его собственная судьба сейчас куда больше нуждалась в участии. Разбойников интересовали не золото и драгоценности, они искали какую-то книгу. О какой книге шла речь? Уж не была ли загадочная книга в том свертке, что выбросил монах из кареты? Монахи ни разу не упомянули о ней, но со свертком, в котором вполне могла уместиться и книга, епископский курьер не расставался ни на минуту. Что за книга могла быть одинаково ценной и для монахов и для разбойников? Заполучив ее, Амбросиус наверняка расправится с монахами. Об этом и говорил злобный Бора. Но почему до сих пор жив он, Шаул? Лишь только потому, что его приняли за одного из монахов? Вот когда он по-настоящему оценил принятую на его родине скромность в одежде.
Они обошли каменное здание с гербом и оказались в небольшом дворе образованном деревянными строениями, высившимися темными бесформенными глыбами. В сумерках вечернего леса было трудно оценить их, но Шаулу они показались достаточно ветхими. Сердце его встрепенулось в надежде возможного побега, но пленников повели в каменное здание. Они вошли в небольшую боковую дверь и, спустившись по узкой лестнице в подвал, проследовали по длинному коридору, с одной стороны которого располагались камеры, отделенные от самого коридора частоколом железных прутьев. Толщина их и массивные засовы, как и крохотные, словно щели, оконца на противоположной стене не оставляли пленникам никакой надежды. Конвоиры втолкнули их в одну из камер. Фингал сосредоточенно завозился с замком.
– Вы не развяжете нас? – крикнул разбойникам Шаул. – Монахам свободные руки только соблазн, – криво ухмыльнулся Греле.
Фингал вскинул на старшего нахмуренный взгляд, а Бора разразился оглушительным разнузданным хохотом. В коридоре еще слышался хохот Боры, но пленники уже были одни в темной камере, освещенной только тусклой масляной лампой горящей где-то далеко в коридоре.
Монахи сели на пол и, склонив головы, зашевелили губами. Происходящее казалось дурным сном, что растает при первых лучах солнца. Шаул даже не испытывал страха, словно действительно мог спастись, проснувшись. Бруно исчез, никто из разбойников его не заметил – да и кому в голову пришло бы ловить кота? – значит, он на свободе. Но как он сможет помочь? Очевидно, надо было позаботиться об освобождении самому. Нельзя сдаваться перед грубой силой. Шаул подошел к решетке – нечего было и думать справиться с нею. Придется искать менее прямолинейный способ.
– О какой книге спрашивал главарь? – решился он прервать молитвы монахов.
Ответом Шаулу стал яростный вопль, огласивший низкие своды подвала:
– Где чертова книга?!
Голос без сомнения принадлежал коротышке-разбойнику. Оправдывая собственное прозвище, он посылал проклятия и угрозы скорейшей расправы. Наконец в сопровождение разбойничьей свиты появился и сам Амбросиус Лютый собственной незначительной персоной.
Если бы не дико горящие глаза, коротышка был бы даже забавен. Круглое лицо его с носом пуговкой и лихо закрученными усами над пухлым алыми губками, утопавшими между двух надутых щек, могло принадлежать скорее актеру балагана, чем кровожадному разбойнику. Одет Амброзиус был по-королевски, что еще раз качнуло мысль Шаула в сторону принца Адхельмского. Короткая шея разбойника утопала в пышном кружевном воротнике, укрывавшем плечи и грудь коротышки, шитый серебром камзол застегивался пуговицами-жемчужинами и украшены пышными бантами, тесные бриджи, обтягивающие толстые бедра, по бокам были украшены богато вышитой каймой, сапоги с широкими тисненным отворотами призваны были чуть уменьшить недостаток роста их хозяина высокими каблуками.
– Да откройте эту чертову дверь! – гаркнул коротышка, и Фингал зашумел ключами, отворяя замок камеры. – Где книга?! – подойдя к сидевшим на полу пленникам, прогремел Амбросиус, притопнув миниатюрной ножкой.
Отец Брамте поднял лицо к разбойнику:
– Вы должны нам разрешить похоронить убитого слугу его преосвященства и совершить погребальный обряд. – Его растащили на куски волки, – безумно осклабился Амбросиус, наклонившись к самому лицу монаха. – Ням-ням-ням!
Отец Брате отшатнулся и прикрыл глаза.
– Где книга, святоши?! Отвечайте! – истерично взвизгнул коротышка.
Но монахи, словно и не слышали ничего, все также сидели, склонившись в молитве.
– Ах, вы грязные ублюдки! Я вырежу ваши сердца! Я буду пытать вас пока не получу книгу!
Коротышка все больше распалялся, но монахи не изменили позы, оставаясь совершенно безучастными к его воплям.
– Я начну с этого здоровяка, – вкрадчиво произнес Амброзиус. – Они так забавно трясутся от боли.
Он подошел к отцу Брамте и, вытащив кинжал из ножен, схватил монаха за ухо.
– Я отрежу твое паршивое ухо! – взвизгнул Амбросиус и дико захохотал, поднося кинжал к голове несчастного.
Лицо отца Брамте посерело от страха, исказившись гримасой ужаса, прикусив задрожавшие губы, бедняга зажмурился, ожидая жестокую экзекуцию, но о выброшенном свертке не сказал ни слова.
– Стойте! – не выдержал Шаул. – Стойте. – Я тебя внимательно слушаю, – коротышка стремительно развернулся к Шаулу. – Где моя книга? – Боюсь, вы заблуждаетесь, у нас нет никакой книги. – Что?! Тогда я начну с тебя, – с перекошенной улыбкой, Амбросиус медленно подошел к Шаулу. – Я вырежу на твоем смазливой роже название этой чертовой книги.
Шаул отшатнулся и отвернул лицо.
– Погодите, – остановил коротышку Шаул и начал говорить первое, что пришло ему в голову: – Вы остановили карету епископского курьера. И потому считаете, что у нас должна быть какая-то святая книга? – Я не считаю, идиот! Я знаю наверняка! У меня есть абсолютно точные, исключительно достоверные сведения об этой треклятой неуловимой книге чертова монаха из Шамбре! – Вы ошибаетесь! – воскликнул в отчаянии Шаул. – Наша миссия совершенно не была связана с какой бы то ни было книгой. Мы ехали с поручением его святейшества от принца Шанталийского к принцу Кристиану, – если этот сумасшедший разбойник, живущий в доме принадлежащем его высочеству властителю Адхельма, имеет хоть какое-нибудь отношение к принцу он мог проглотить это. – Причем здесь мой чертов братец?! – взревел Амбросиус. – Принц Кристиан – ваш брат? – изумленно воскликнул Шаул.
Вот уж какого родства он не пожелал бы несчастной Элизе.
– Ничего похожего на нежную братскую привязанность, – пожал плечами коротышка.
"Ну, конечно! Как он мог забыть?"
– Амбросиус, граф де Мьёш, м-м-м сводный брат… – проговорил Шаул. – Да что уж распинаться! Адхельмский бастард к вашим услугам, – коротышка, паясничая, расшаркался. – Но к черту игры! Какие дела у святейшества с моим сладким братцем? – Это связано с политическими интересами княжества Адхельмского, – уклончиво ответил Шаул, использовав опробованный в Эльтюде прием. – Старый осел хочет свести его с Граллоном?! – хохотнул Амбросиус. – Для чего этот идиотский портрет? Каким союзом можно соединить похотливого жеребца Граллона с святошей Кристианом? Да не врешь ли ты, монашечье отродье? – Амбросиус, склонив голову набок, насмешливо и недоверчиво разглядывал Шаула. – Ничего подобного мой человек не говорил. – Мне неизвестно, кто ваш источник, но вам стоило бы проверить его. Сдается мне, кто предал одного, не колеблясь, предаст другого. – Не лезь не в свое дело, щенок! – рявкнул коротышка.
Шаул отпрянул от резкого крика, и неожиданно для самого себя пошел ва-банк:
– Я точно знаю, что книга уже в Шамбринском монастыре. – Что?! – прохрипел коротышка. По его побледневшему лицу пробежала судорога, искривив рот: – Убить их всех! – выплюнул он приказ в лицо Шаула. – Постойте. Зачем вам книга? – в отчаянии воскликнул Шаул.
Он просчитался, но отступать было уже не куда.
– Убить! Разорвать к чертовой бабушке каждого на куски! – орал коротышка, топая ногами, и разбойники бросились к пленникам и вернули их на колени перед взбесившимся главарем. – Успокойтесь! – попытался перекричать его Шаул. – Зачем вам книга? Может быть, мы сможем помочь. – Что?! Ты знаешь текст книги? – моментально прекратил крик Амбросиус. – Отчасти, – соврал Шаул. – Но вместе с братьями, мы могли бы восстановить в памяти… – Оставьте их! – крикнул разбойникам коротышка и, подумав, приказал: – Говори, что знаешь. Как называется книга? Вот и все – он не знал этого. – Книга… – начал он, лихорадочно придумывая лазейку. – Ты ни черта не знаешь! – рявкнул Амбросиус и пнул сапогом Шаула в грудь.
От удара дыхание прервалось, и острая боль вонзилась в подреберье.
– О стяжании неветшающего богатства и природе человеческой души, – вдруг прозвучал тихий голос отца До. – Оставьте юношу, добрый человек, – обратился он к воззрившемуся на него Амбросиусу. – Брат Шаул владеет многими знаниями, он прочел немало книг. Но не стоит кричать, знания не появляются от крика и разум не подстегивается насилием. Негромкий голос старика подействовал успокаивающе на всех, даже безумный Амбросиус притих и слушал монаха.
– Хорошо, – наконец заговорил коротышка. – Я принесу вам документ, а к утру вы его мне расшифруете.
Он развернулся на высоких каблуках и вышел, за ним гурьбой вывалились его головорезы. Щелкнул ключ в замке, и пленники снова остались одни.
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30506
Отправлено: 21.10.14 21:02. Заголовок: Юлия пишет: А если..
Юлия пишет:
цитата:
А если как бы отделить само понятие "любовь" от ее проявлений и последствий ее действия, остается - сила притяжения (грубо, упрощенно и, конечно, спорно, но…) А сила притяжения может быть только между двумя телами, в смысле одного тела недостаточно. Единственный (без второго) не может быть субъектом любви. Как-то так. Да и в жизни, на практике так сказать, если присмотреться неразделенная любовь - чаще всего иллюзия, или во многом иллюзорна.
А если рассмотреть это дело чуть под другим углом... Ну или не под другим, но так. Сила притяжения - да, и я бы поспорила с тем, что это грубо и упрощенно, потому что по сути ведь без нее любви нет. А поскольку притяжение подразумевается между живыми телами, то оно, как и любовь, может принимать разные формы: взаимное, одностороннее, одностороннее очень отдаленное. Притяжение создает некую опору, объект, цель применения сил. Не имею в виду - захватить и подчинить, нет, в смысле обрести нечто ценное, дающее жизненный заряд, энергию, уход от одиночества. То есть, в каком-то идеале, любящий человек (по-хорошему любящий, без фанатизма ) неважно, разделяет ли его любовь объект притяжения - обретает нечто, чего лишен при отсутствии любви. И очень лишен. Ой, прости, автор, наговорила глупостей в нечленораздельном изложении. Пойду читать продолжение.
Притяжение создает некую опору, объект, цель применения сил. Не имею в виду - захватить и подчинить, нет, в смысле обрести нечто ценное, дающее жизненный заряд, энергию, уход от одиночества. То есть, в каком-то идеале, любящий человек (по-хорошему любящий, без фанатизма ) неважно, разделяет ли его любовь объект притяжения - обретает нечто, чего лишен при отсутствии любви. И очень лишен.
Совершенно согласна. Именно это я и имела в виду. Когда мы рассматриваем любовь в конкретном воплощении, то все это имеет место. Человек обретает новое качество уже в самой решимости любить – открыться, преодолеть страх, недоверие, собственный эгоизм. Все это именно так. Кроме того, если говорить о неразделенной любви, (как и о вообще любой любви) мы не можем судить только по внешним проявлениям о "качестве" любви (тем более что на разном отрезке времени это "качество" может сильно меняться). Потому там, где мы, судя по внешности, скажем, что любви нет, она вполне может иметь место. И еще фактор времени, мы предполагаем, что все должно происходить синхронно, но у душевных переживаний свое время. Судить о любви невозможно даже по плодам, потому что этих самых плодов мы можем не увидеть, не понять даже в самих себе, не говоря уже о других людях. Но если рассматривать любовь абстрактно в качестве силы притяжения, она все-таки имеет смысл только в наличии (по крайней мере) двух тел. Конечно, каждое тело, обладающее массой, в потенции является субъектом действия силы притяжения. Но при отсутствии второго тела этого самого действия, как такового, не будет. Но это, конечно, все гипотетично, и не совсем практично - потому, что в жизни мы никогда не встретимся с чисто философским понятием любви, мы будем иметь дело только с конкретной свободной личностью, имеющей собственное силовое поле. Эти поля – ее, его, окружающих их людей – да сила притяжения. Все будет взаимодействовать складываться, вычитаться, делиться, перемножаться, компенсироваться, завихряться, входить в резонанс... И в результате выйдет путаница, иногда прекрасная, иногда ужасная.
Потому там, где мы, судя по внешности, скажем, что любви нет, она вполне может иметь место. И еще фактор времени, мы предполагаем, что все должно происходить синхронно, но у душевных переживаний свое время. Судить о любви невозможно даже по плодам, потому что этих самых плодов мы можем не увидеть, не понять даже в самих себе, не говоря уже о других людях.
Может, мы говорим, немного о разных вещах или о разных категориях, но вот не соглашусь, что плодов не увидеть и не понять. Каких-то долгоиграющих, отдаленных во времени, да, наверное, сразу можно не заметить и не понять, но невозможна любовь без плодов – тот же душевный подъем или страдания, которые являются, скорее, позитивом для души, пробудившейся от спячки. И всяких прочих плодов великое множество. Любовь вызывает стремление к совершенству, то есть даже то же самое стремление стать красивей, стройней и привлекательней – уже порыв туда, ввысь, пусть он и выглядит иногда смешным и банальным. Ну и прочее. Важно еще здесь, чтобы объект любви (прошу прощения за казенщину термина) тянул своим тяготением вверх, а не в обратную сторону.
А бедняга Шаул в своих поисках любви принца, опять попал в западню.
И тапочки.
цитата:
В сгустившихся сумерках в мелькании деревьев трудно было что-либо различить, и он увидел их только когда двое всадников, отделившись от остальной группы, вырвались вперед и приблизились к карете.
Как вариант: В сгустившихся сумерках в мелькании деревьев трудно было что-либо различить, и он увидел преследователей, лишь когда двое всадников, отделившись от остальной группы, вырвались вперед и приблизились к карете.
цитата:
Шаул приоткрыл дверцу, и отец Брамте высунулся, чтобы спрыгнуть, но раздавшийся выстрел заставил его спрятаться в карете.
ЗПТ после дверцы
цитата:
– Прыгайте за ним! – крикнул Шаул монаху, решив, что, оставшись на свободе, сможет лучше помочь старику.
Зпт после что?
цитата:
Отец Брамте замешкался в карете, или просто не хотел вылезать.
Лишняя зпт
цитата:
– Фингал, кретин! Он вскроет тебя, как этих монахов,– крикнул Бора и Фингал испугано отпрянул.
Зпт после Бора. И испуганно, вроде, с двойной нн.
цитата:
но пленники уже были одни в темной камере, освещенной только тусклой масляной лампой горящей где-то далеко в коридоре.
Зпт после лампы
цитата:
Короткая шея разбойника утопала в пышном кружевном воротнике, укрывавшем плечи и грудь коротышки, шитый серебром камзол застегивался пуговицами-жемчужинами и украшены пышными бантами, тесные бриджи, обтягивающие толстые бедра, по бокам были украшены богато вышитой каймой, сапоги с широкими тисненным отворотами призваны были чуть уменьшить недостаток роста их хозяина высокими каблуками.
Как вариант:
Короткая шея разбойника утопала в роскошном кружевном воротнике, укрывавшем его плечи и грудь, на шитом серебром камзоле красовались пуговицы-жемчужины и пышные банты, по бокам тесных бриджей тянулась богато вышитая кайма, а сапоги с широкими тисненным отворотами призваны были чуть уменьшить недостаток роста их хозяина высокими каблуками.
И в этом месте, наверное, можно бы описание Амбросиуса передвинуть ниже, когда он уже вошел в камеру. Ведь повествование ведется с точки зрения Шаула, а пока Амбросиус не вошел в камеру, Шаул его видеть не может.
цитата:
Но монахи, словно и не слышали ничего, все также сидели, склонившись в молитве.
Но монахи, словно и не слыша ничего, все так же сидели, склонившись в молитве.
цитата:
Я буду пытать вас пока не получу книгу!
Зпт после вас.
цитата:
Лицо отца Брамте посерело от страха, исказившись гримасой ужаса, прикусив задрожавшие губы, бедняга зажмурился, ожидая жестокую экзекуцию, но о выброшенном свертке не сказал ни слова.
Поделила бы на два предложения.
Лицо отца Брамте посерело от страха, исказившись гримасой ужаса. Прикусив задрожавшие губы, бедняга зажмурился, ожидая жестокую экзекуцию, но о выброшенном свертке не сказал ни слова.
цитата:
– Что?! Тогда я начну с тебя, – с перекошенной улыбкой, Амбросиус медленно подошел к Шаулу.
Поменяла бы местами улыбку и Амбросиуса.
цитата:
если этот сумасшедший разбойник, живущий в доме принадлежащем его высочеству властителю Адхельма, имеет хоть какое-нибудь отношение к принцу он мог проглотить это.
Нет никаких сомнений. Просто я имела в виду, что многое остается от наших глаз скрыто. Не все плоды очевидны. И суждения наши все-таки остаются в области догадок.
Густая темнота предрассветного часа залила окна и укутала комнату темной кисеей, очертив небольшое пространство вокруг пламени свечи, зажженной у кровати. Селина лежала без сна. После удивительного, ни с чем несравнимого слияния их с Траумом сердец, она была жестоко изгнана из рая. Зачем?! Зачем Агата вырвала ее из объятий любимого? Жестоко и невыносимо больно. Эта ужасная обжигающая боль разлуки сжигала ее изнутри. Снадобья Агаты не могли излечить ее, лишь на короткое время давая передышки. Огонь чуть отступал, но не потухал.
Ее попытки вернуться к Трауму оставались тщетными, она только теряла все больше сил. Словно непроходимая каменная стена отгородила ее от любимого, лишая надежды. Редкие сны были пусты или наполнены смутными тенями из прошлого, и она не могла проникнуть за их размытую муторную завесу. Ей не удавалось увидеть Траума наяву так, как она делала множество раз до этого, – в памяти всплывали лишь отдельные его черты, но общий образ ускользал, или размывался.
За что магистр Рев так наказал ее? Она ошиблась, не разобралась, не угадала собственного сердца, но разве можно ее винить за это? Разве любовь такая уж простая штука, чтобы сразу понять что к чему?
Селина осторожно вздохнула, боясь потревожить задремавшую в груди боль. Она должна быть с Траумом. Любовь расходящимися от них обоих волнами уже сомкнулась, образуя единый круг, никому не разорвать его, никому не нарушить единства – они уже срослись сердцами. Селина прикрыла глаза. Вопреки всей тяжести доводов сестры, реальность изменилась. Они с Траумом изменились, им не быть прежними.
– Селина, ты не спишь? – в комнату, чуть приоткрыв дверь, заглянула Агата. – Нет, – ответила Селина.
Агата вошла в комнату. Усталое лицо ее было бледным, темные круги лежали под глазами – она опять просидела над книгами целую ночь.
– Ты изводишь себя, – посетовала Селина. – Побереги свои глаза, ты ослепнешь. – Оставь, Селина, – утомленно махнула рукой сестра и присела на кровать. – Я говорила с Гизельдой. Она передавала тебе привет. – Что же сказала Гизельда? Что я погрязла в иллюзиях? – недовольно вздохнула Селина, она отчаялась найти сочувствие. – Отнюдь, – покачала головой Агата, уставшая, она растеряла свою напористость, и Селине стало жаль ее. – Гизельда говорит, что ты действительно могла влюбиться в кого угодно. Ты так богато одарена способностью любить, что это не только с лихвой покрывает твою слабую восприимчивость к магии, но и защищает тебя от иллюзий.
Селина поднялась с подушек, забыв на мгновение о притаившейся боли.
– Так она верит, что я люблю Траума?! – радостно воскликнула она. – Она верит, что ты кого-то полюбила, – возразила Агата. – А про Траума она ничего не знает, как, собственно, никто в этом мире. Но она уверена, что подобные связи между нашими мирами невозможны. Любовь, соединяющая миры, – это свет Провидения, а не чувства отдельных существ. – Я люблю Траума, – четко разделяя слова, упрямо произнесла Селина, рискуя потревожить притихшую боль. – Я люблю его. И никого другого. – Да с чего ты это взяла?! – отчаянно воскликнула Агата. – Я знаю это. Я просто знаю это. Я хочу его видеть, – простонала Селина, боль проснулась и обожгла всполохом внутренности. – Я хочу быть с ним. Мой Траум. Я не могу без него… – Слушай, – неуверенно начала Агата, – а если сам Траум скажет тебе, что это невозможно, ты поверишь? – Траум? – прижимая руку к груди, Селина попыталась унять жжение. – Как мне его увидеть?! Я не могу пробиться к нему. – Что именно тебе сказал этот Рев? – Он и сам был уверен, что я люблю Траума. И не видел в этом ничего невозможного или иллюзорного, – вытирая выступившие слезы, воскликнула Селина. – Он рассердился на меня, когда я сказал, что не люблю его, и обнаружил какую-то иллюзию… – Все это очень странно… – задумчиво проговорила Агата. – Я сама постараюсь встретиться с Ревом. Но ты должна обещать мне, что больше не предпримешь попыток увидеться с Траумом. Последняя чуть не стоила тебе жизни… – У меня больше не получается, – вздохнув, призналась Селина. – Вот видишь, – предостерегающе подняла палец Агата. – Даже тот, кого ты любишь, не позволяет тебе увидеть его. Это все так опасно! – в отчаянии воскликнула она и, не удержавшись, упрекнула сестру: – И угораздило же тебя влюбиться. Ты же фея! Ладно бы хоть в человека. Нет, тебе этого мало. Тебе владыку царства снов подавай! – Теперь мне все, кроме его любви, будет мало, – убеждено проговорила Селина, и скривилась – боль с новой силой запылала в груди.
Агата горестно вздохнула:
– Выпей, – она поднесла к губам обессилившей сестры маленький опаловый стаканчик со снадобьем.
Селина глотнула горьковатую жидкость, и живительная холодная влага покатилась вниз, умиряя жар. Она откинулась на подушки.
– Отдыхай, – Агата заботливо поправила ее одеяло. – Я тоже отдохну, а потом отправлюсь к Элизе. Может быть, и мне посчастливится встретиться с магистром.
Агата поцеловала сестру в лоб и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Тишина пустой комнаты наполнялась едва уловимым звоном. Селина прикрыла глаза, разговор утомил ее, но снадобье ослабило жгучую боль. Что бы там ни было, она отстояла свое право любить его.
– Траум, – прошептала она. – Я скучаю по тебе, любимый…
Селина медленно погружалась в сон. Звон усилился и превратился в нежный звук лютни. Словно кто-то, едва касаясь струн, наигрывал тихую мелодию. Селина, чувствуя прежнюю легкость, шла по лугу, розовые метелки цветов ласково касались босых ног. Она была в одной рубашке. Неловкость сковала Селину. Оглянувшись, она увидела, что совсем одна на лугу. Легкий ветерок волновал нежное амарантовое море, развевая светлые с рыжеватым отливом волосы Селины. Она убрала взвившуюся прядь за ухо и поняла, что видит сон. Конечно, сон – она гуляла по лугу в шелковой камизе, в которой только что лежала в кровати. Да и само поле – сплошь в розовых цветах без единого зеленого листика – было не настоящим, и могло привидеться только во сне. Лучи восходящего солнца окрасили перламутр неба в нежный коралловый цвет. Словно кто-то специально задался целью создать сказочный розовый мир.
– Я хотел, чтобы вам понравилось, – перед Селиной внезапно, как из-под земли, появился молодой Сламбер. – Здравствуйте, сударыня.
Молодой человек склонился в галантном поклоне, а Селина, в смятении обняв себя за плечи, почувствовала, как краска заливает лицо. Какая неловкая, ужасная ситуация! Но налетевший порыв ветра укутал ее в мягкий шелковый плащ цвета бледного нефрита.
– Спасибо, – благодарно выдохнула Селина, – вы… – Это не я, – перебил ее Сламбер и, оглянувшись, нахмурился. – Я рада вас видеть, мой милый. Ваш дядюшка запретил мне появляться в вашем королевстве, и я отчаянно скучаю… – Я нарушил его запрет! – воинственно воскликнул юноша, и снова оглянулся, словно ожидал увидеть кого-то. – Это жестоко и несправедливо. Я должен был увидеть вас. Селина! – он порывисто схватил ее за руку и заговорил скороговоркой: – О! Вы так бледны?! Вы страдали! Я люблю вас, и я уверен, что и вы любите меня. Безжалостно разлучать любящих из-за каких-то бездушных законов. Мы будем вместе. Я даю вам слово, я преодолею все преграды, разделяющие нас, – он прижал ее руку к своей груди, и срывающимся голосом попросил: – Скажите, что вы любите меня. Скажите им, что это не иллюзия! – О, нет, – простонала Селина.
Ее отчаяние, ее упрямое стремление противостоять, невзирая на цену, жестоким доводам рассудка – все эти чувства сейчас бушевали в сердце бедного Сламбера. И она, она была тому причиной. Она виновата в том, что заронила надежду, подстегнула его увлеченность своей дурацкой сердечностью. Борясь с нахлынувшими слезами, Селина сбивчиво заговорила:
– Простите меня, друг мой. Я в отчаянии. Я не должна была подавать вам повод надеяться. Это жестоко, но я… я не могу обманывать вас. Я…я люблю Траума, а не вас…
Сламбер молча стоял перед ней, не в силах вымолвить ни слова. Она разбила ему сердце – Селина чувствовала его боль.
– Это невозможно, – наконец произнес он. – Это невозможно. Никто не может полюбить владыку. Вы даже не видели его! – запальчиво выкрикнул он.
Неверие, сомнение, отчаяние и боль, боль, боль! От захватившего ее вихря чувств Сламбера у нее подкосились ноги.
– Вы выдумали это, чтобы сделать мне больно? – срывающимся голосом воскликнул он. – Нет, что вы, друг мой! Простите меня. Вы дороги мне. Я никогда… Но что мне делать? Я люблю его, – она опустилась на мягкий ковер из цветов, выстланный для нее влюбленным юношей. – Как вы могли?! Я так любил вас, – голос Сламбера прервался и он исчез.
Несмотря жалость, Селина почувствовала облегчение. Выдерживать бурю, бушующую в сердце обманувшегося влюбленного, она уже не могла. А ее собственные чувства били набатом, стрясая сознание. И все-таки она попала в царство Траума – спасибо Сламберу! – ценой разочарования и боли бедного юноши.
– Траум! Траум, – тихо позвала Селина.
Легкий ветерок взметнул волосы.
– Ты слышишь меня, – прошептала она, поднимаясь ему навстречу. – Где ты, любимый? Я так тоскую по тебе.
Она скользнула ладонью по шелковистой ткани плаща.
– Это ты? Ты укрыл меня, – улыбнулась она. – Скажи мне, что это ты. Почему я не вижу тебя? Почему я не вижу тебя?!
Он молчал, и отчаяние захлестывало ее.
– Скажи мне хоть что-нибудь, – молила она сквозь слезы. – Ответь, покажись! Не оставляй меня одну. Какова бы ни была цена нашей любви, я заплачу ее. Ты уже провел меня однажды над бездной небытия. И мы сделаем это снова, вместе…
Он молчал.
– Ты не веришь или не можешь говорить со мной? – всхлипнув, спросила Селина. – Тогда покажи мне… Дай хоть какой-нибудь знак. Это твой плащ.
Селина сдернула с плечей мягкую ткань и протянула пред собой.
– Возьми его, и я буду знать, что ты слышишь меня.
Молчание наполняло пространство, потухли краски неба, нежные соцветия пожухли и потемнели. Ни ветерка, ни звука. Она была одна. Плащ не исчез, тяжелая ткань, скользнув с ее рук, мягко легла на траву, примяв головки цветов. Руки Селины бессильно упали.
– Ты отказался от меня, – прошептала она.
Сон таял, скоро исчезнет и луг и рассвет. И она никогда больше не появится здесь. Широкое поле затоплялось пустотой, стремительно стягиваясь в небольшой пятачок вокруг ее ног.
– Но я не откажусь от тебя. Ты слышишь, милый? Я не могу отказаться от тебя. Мы уже неделимы! – успела выкрикнуть Селина, проваливаясь в обжигающую пустоту.
Шаул отпрянул от резкого крика, и неожиданно для самого себя пошел
Лишняя зпт. Страсти-то какие вокруг загадочной книги. Интриги множатся, как грибы после дождя. И еще один принц нарисовался. Правда, ну совсем какой-то злодейский.
Побежала читать продолжение.
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30517
Отправлено: 30.10.14 21:55. Заголовок: apropos пишет: И ещ..
apropos пишет:
цитата:
И еще один принц нарисовался. Правда, ну совсем какой-то злодейский.
Гротесковый такой!
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30520
Отправлено: 02.11.14 22:09. Заголовок: Юлия пишет: Ну сам ..
Юлия пишет:
цитата:
Ну сам принц-то пока не показался, только его родственник
Да, спешу, ассоциации уже легли на еще незнакомого принца.
Читаю о Селине и думаю: получается, что любовь к непостижимому мужчине она сразу включает и радость, и боль, многократно усиленные необычностью обоих персонажей. Все равно радуюсь за Селину, несмотря на ее страдания.
получается, что любовь к непостижимому мужчине она сразу включает и радость, и боль
По классической модели: преображение - крест - воскресение. И никто не постижим...
Хелга пишет:
цитата:
Все равно радуюсь за Селину, несмотря на ее страдания.
Так она сама говорила, что жалеть надо не тех, кто любит, а тех, кто не знает любви.
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30523
Отправлено: 07.11.14 09:22. Заголовок: Юлия пишет: Так она..
Юлия пишет:
цитата:
Так она сама говорила, что жалеть надо не тех, кто любит, а тех, кто не знает любви.
Очень верно.
Немного тапочков.
цитата:
Любовь расходящимися от них обоих волнами уже сомкнулась, образуя единый круг, никому не разорвать его, никому не нарушить единства – они уже срослись сердцами.
Как вариант:
Расходящиеся от них волны любви уже сомкнулись, образуя единый круг…
цитата:
Он рассердился на меня, когда я сказал, что не люблю его, и обнаружил какую-то иллюзию…
Сказала?
цитата:
Селина, чувствуя прежнюю легкость, шла по лугу, розовые метелки цветов ласково касались босых ног. Она была в одной рубашке. Неловкость сковала Селину. Оглянувшись, она увидела, что совсем одна на лугу.
Смутило, что за легкостью сразу следует скованность. Может, как то обговорить, что шла легко, но вдруг почувствовала неловкость, потому что…
цитата:
было не настоящим, и могло привидеться только во сне.
Лишняя зпт
цитата:
воинственно воскликнул юноша, и снова оглянулся, словно ожидал увидеть кого-то.
Лишняя зпт
цитата:
Несмотря жалость, Селина почувствовала облегчение.
Холод подвала пронизывал до кости. От земляного пола и каменных стен тянуло сыростью. Отец Брамте сидел, закутавшись в плащ, насколько позволяли связанные руки. Шаул, чтобы согреться, ходил кругами по маленькой камере. И только старик До, сидел в своей ветхой суконной рясе, словно холод не мучил его.
– Бедный Йенс, – нарушил молчание отец Брамте. – Мы проделали с ним тысячи миль вместе. Много что пережили, а я даже не могу похоронить его, – монах вздохнул. – Утром они и нас бросят на съедения волкам… – помолчав, он обратился он к Шаулу: – Вы добились только отсрочки.
Шаул и сам это прекрасно понимал, и все-таки возразил:
– Отсрочка – это шанс. – На что? – горько усмехнулся монах. – На жизнь, – пожал плечами Шаул и, убеждая ни сколько монаха, сколько самого себя, проговорил: – Неужели Провидение дало нам проделать длинный путь, чтобы в самом конце лишить возможности выполнить задание? – Задание, – горестно качнул головой монах. – О какой книге говорил Амбросиус? – спросил Шаул. – Это трактат брата Бартоломеуса о свойствах человеческой души, – нехотя начал монах и, тяжело вздохнув, продолжил: – Я никогда не читал его. Но о нем ходит много легенд. Брат Бартоломеус умер, так и не успев дописать трактат. Говорят, ему открылась тайное знание о том, как душа может переселиться из одного тела в другое. Будто бы он не умер, а переселился в тело умирающего от душевной болезни брата, короля Ульрика. – Разве такое возможно? – удивился Шаул. – Разумеется, нет! – поспешно возразил отец Брамте. – Это все легенды. Но именно из-за них фолиант Бартоломеуса Шамбринского притягивает всевозможных алхимиков и колдунов. Его уже не раз пытались украсть, потому он так тщательно и охраняется. – Ну что, ученые крысы! – подвал огласил крик Адхельского бастарда, недостаток роста в нем с лихвой восполнялся силой голосовых связок с широчайшим диапазоном.
Загремел ключами Фингал, и Амбросиус снова почтил пленников своим присутствием. Он был в своей великолепной шляпе, в левой руке у него была изящная трость, словно коротышка не разбойничал в глухом лесу, а разгуливал во дворцовом парке.
– Вот вам документ – он протянул свиток.
Шаул пожал плечами.
– Вы не прикажете развязать нас? – спросил он. – Кретины! – взорвался Амбросиус. – Развяжите им руки и принесите свечей!
Пока разбойники суетились с пленниками и приносили свечи, нетерпеливый Амбросиус излагал задачу:
– Утром вы должны мне разъяснить, что значат эти чертовы загадки. И как воспользоваться этим свитком. – А если мы не успеем к утру? – поинтересовался Шаул. – Ты еще не понял, смазливый?! – взвизгнул коротышка. – Я повешу тебя на собственных кишках! – Так и не узнав загадку своего свитка? – спросил Шаулу, потирая затекшие кисти, визг коротышки не очень испугал его – желание узнать содержание свитка было гораздо сильнее его свирепости. – Я найду других монахов, посмышленней, – осклабился Амбросиус. – Не проще ли дать нам больше времени? – Да ты купец, а не монах! Читай и не торгуйся! – он сунул Шаулу в руки свиток.
В свете свечей, принесенных Фингалом, Шаул разглядывал потемневший пергамент, постепенно осознавая, что точно такой же он сжег в камине Заколдованного замка. С сухим шуршанием он развернул свиток и увидел выписанные киноварью вычурные буквы. Текст на этот раз был иной, но без сомнения авторство принадлежала той же колдунье, что заколдовала Элизу.
– Это колдовское заклятие, – проговорил Шаул, отдавая свиток отцу Брамте. – Зачем оно вам? – Это пророчество обо мне, – скривившись, процедил сквозь зубы Амбросиус. – И вы должны устроить так, чтобы оно исполнилось. Ты понял меня?! – Разумеется, – кивнул Шаул. – Так читай и говори, что да как! – приказал коротышка.
Шаул взглянул на своих товарищей. Отец До так и не поднялся с пола, он сидел, абсолютно безучастный к происходящему, в освобожденных руках у него теперь были деревянные четки. Отец Брамте стоял и, набычившись, смотрел сверху вниз на коротышку без тени смирения или прощения. Он отдал Шаулу свиток, отрицательно качнув головой.
Наученный горьким опытом с предыдущим свитком, на это раз Шаул не стал читать вслух:
На брачном ложе вместо принцессы – нищенка. Судьбы обманчивое колесо поверни вспять. Низкий войдет в храмину высокого. Увраж о душе из Шамбре отыщи. В нощи, что монах уронил перо, ночного стража разбуди. Слово покой узнай и имя глаголь .
Шаул прочел раз, другой. Быть того не может! Он еще раз прочитал текст. Это было обращено к нему самому! Он горько усмехнулся, вспомнив, как накануне толпа обвенчала его с нищей пьянчужкой со значимым именем Спосамея. Заклятие предлагало по собственной воле повернуть колесо судьбы. Оно использовало тайные знания монаха о переселении души. И Шаул знал, как это сделать. Он догадался, как определить время и нужные слова, он знал номера нужных страницы и строки. Оставалось только найти выброшенную монахом книгу… Он может это сделать. Может обмануть злую судьбу и разбудить Элизу сам!
– Ну что ты уставился! – не выдержал Амбросиус.
Вопль коротышки вывел Шаула из оцепенения. Что это было с ним? Он всерьез задумался использовать колдовство, чтобы вернуть свое право на Элизу? Он готов пожертвовать чужой жизнью?
– Ну что ты заткнулся?! – заорал на него Амбросиус. – Это очень… – начал было Шаул. – Почему вы решили, что это про вас? – Да ты кретин что ли?! Написано же: вместо принцессы – нищенка. Его мать принцесса, моя – нищенка! Я низкий, он высокий! Что не понятного?!
Шаул смотрел в горящие глаза бастарда и думал: "Это действует колдовство? Или просто я ни чем не отличаюсь от Амбросиуса Лютого?" Жестокого, ненавидящего весь свет, готового отомстить любому за собственное происхождение.
– Вы понимаете, что речь идет о переселении душ? – обратился он к Амбросиусу.
И зачем злобному коротышке такой неверный, такой рискованный способ? Чего он хочет?
– И что? – надменно вскинул бровь коротышка. – А то, что вы рискуете своей собственной душой, – ответил Шаул. – Прибереги свои душеспасительные беседы для баранов из твоей паствы! Мне твои проповеди не нужны! Говори, какие слова монаха надо произнести и когда! – взревел безумный Амбросиус. – А если ваша душа вместо тела вашего брата, переселится в тело… – Шаулу не было дела до гнева разбушевавшегося разбойника, он должен был разобраться и оглянулся в поисках примера. – Ну хоть Фингала… или Боры? Вы и на это готовы? – Ты сказал, что сможешь растолковать текст, так не испытывай моего терпения! – коротышка развернулся, чтобы уйти, но снова вернулся. – Сделай это, – прошипел он, ткнув коротким пальцем Шаулу в грудь.
Через это короткое прикосновение Шаул вдруг почувствовал нетерпение, снедающее коротышку. И каким знакомым было отчаяние и злость отверженного! "Да пропади все пропадом! Почему он, а не я?!"
– Откуда у вас этот свиток? – он задал вопрос и увидел, как по лицу разбойника промелькнула тень. – Не твоего ума дело, – огрызнулся тот. – Я должен знать, – Шаул не мог отступить. У одного из них есть шанс превратиться в принца… – Не слишком ли ты расхрабрился? – физиономия Амбросиуса исказила злобная гримаса, он вынул кинжал и подошел к пленнику. – Не слишком, – Шаул отвел руку с кинжалом от своего лица и сунул коротышке свиток. – Или разгадывайте сами. – Какая разница?! – заорал Амбросиус. – Это колдовство. В нем все имеет значение. Если оно не к вам обращено, слова обретают совсем иной смысл. – Оно мое! – затравленно прохрипел коротышка, и еще тише добавил: – Я нашел его в вещах своей матери. – Ваша мать написала его? – изумился Шаул. – Моя мать не умела писать, – покачал головой Амбросиус.
Когда речь зашла о матери, он стал как будто еще меньше, запал его пропал, он заговорил тихо и сбивчиво:
– Я не знаю, откуда он у нее. Не видел никогда прежде. И она никогда не говорила. После ее смерти я не трогал ее вещей, а тут вдруг не знаю, что на меня нашло. Там и вещей-то не было. Старый сундук… и в нем… Я уже месяц ищу эту чертову книгу. Если бы не эта жирная свинья Фело со своим алкашом… Скотина, – тихо выругался Амбросиус. – Что вы хотите? Власти, богатства? Решимости вам не занимать. Пойдите и отберите у него то, что считаете своим. Зачем вам связываться с колдовством, рисковать потерять все, чтобы стать принцем? – Ты, может, и не глуп, смазливый, но ты монах, тебе не понять… – проговорил Амбросиус. – Даже если я отберу у него корону, я все равно останусь бастардом, занявшим чужое место. Я никогда не избавлюсь от презрения, что бы я ни совершил. Даже их страх не избавит меня от него.
Шаулу вдруг почувствовал жалость к этому маленькому человеку, ставшему жестоким разбойником, чтобы избавиться от клейма позора. Но так и не избавился от него, оставаясь несчастным и по сути беззащитным от него.
– Вы сын принца. Неужели этого мало? – Я сказал, что ты не поймешь. Расшифруй мне свиток, смазливый. И хватит об этом, – Амбросиус развернулся и вышел.
Монахи сидели в разных углах. Отец До с закрытыми глазами, перебирал четки, а отец Брамте, ссутулившийся, с посеревшим лицом и воспаленными веками чуть раскачивался из стороны в сторону. Некогда важный, уверенный в себе епископский курьер пребывал в отчаянии.
"Монахи не захотят помочь", – подумал, глядя на своих товарищей, Шаул. Всегда благожелательный отец До за время их путешествия нахмурился лишь однажды – когда речь зашла о колдовстве. "Колдовство – это зло, которое существует только благодаря вере в него. Нет веры – нет колдовства", – заявил он, и сейчас всем своим видом декларировал эту сентенцию. Он ничего не скажет. Но отца Брамте все-таки стоит попробовать разговорить.
– А в какой день преставился отец Бараталомеус? – задал Шаул вопрос, но никто не ответил. – Отец Брамте, вы знаете дату смерти Бараталомеуса Шамбрийского? – Шаул подошел к монаху и присел рядом с ним. – Зачем вам это? – тускло спросил тот, но ответил: – В день святого Эммерама. – Он отмечается осенью? – уточнил Шаул. – Через пять дней, – проговорил монах и, вздохнув, добавил: – Мы должны были быть в этот день в монастыре на праздничной службе в честь возвращения рукописи. – Я знаю, как расшифровать свиток, – забросил удочку Шаул. – Неужели? – равнодушно спросил монах. – Мне только надо знать, какие слова находятся на четвертой строке двухсотой восемьдесят третьей страницы. – Зачем? – пожал плечами монах. – Вы хотите перед смертью отяготить свою душу участием в столь злостном деянии? Вы не спасетесь этим.
Шаул задумался. Как далеко он готов зайти в своей любви к Элизе? Он не боялся смерти, странное возбуждение владело им – он должен знать, как воспользоваться заклинанием.
– Колдовство завладевает вашим сердцем, – вдруг нарушил молчание отец До. – Вы же не верите в колдовство, – огрызнулся Шаул. – Зато вы верите, – грустно ответил старый монах. – Ваша вера дает колдовству силы, ваши желания наполняют его смыслом, ваши действия осуществляют его. Вы думали о брате этого несчастного, принце Кристиане?
Нет, он не думал. Почему он всегда должен думать о ком-то, кроме себя? Он думал о своей любви. Он хотел спаси свою любимую и быть с ней.
– Что за шум? – встрепенулся рядом с ним отец Брамте. – Они идут за нами, – простонал монах.
Шаул прислушался. Где-то наверху слышался какой-то грохот и звуки подобные выстрелам. Шаул вскочил на ноги.
– Я должен вас убить, – около их решетки появился запыхавшийся Фингал и зашумел ключами, отпирая замок. – Выходите, выходите скорее, – тропил он пленников, но те не сдвинулись с места. – Бегите! – прикрикнул он. – По лестнице наверх и в лес. – Он убьет тебя, пойдем с нами, милый, – участливо обратился к молодому разбойнику отец До. – Я не монах, а разбойник. Я отпускаю вас потому, что вы пожалели ее. Шевелитесь! – крикнул Фингал и помчался по коридору.
Из открытой Фингалом задней двери шум стал отчетливее. Слышались стрельба, крики – неужели разбойничье логово было атаковано? Кем? Пленники быстро прошли по коридору, чуть задержавшись перед лестницей и, убедившись, что на ней никого нет, стали подниматься наверх, и в этот момент в дверном проеме показалась коренастая фигура Боры.
– Я так и знал, что Фингал сплоховал! Все из-за его пьянчужки-мамаши, – глумливо ощерился Бора. – Ну, скулите свои молитвы, сучье отродье. Наслали на нас свою свору! Думали умнее всех, жирнобрюхие паскуды!
Разбойник поднял короткий меч. Вдруг раздался дикий вопль, и что-то обрушилось сверху на голову Боры, обхватив ее, словно шапкой. Ослепший, ошалевший от страха и боли разбойник заорал, сделав несколько неверных шагов, не удержался на вытертых ступенях и скатился с лестницы мимо пораженных пленников.
– Бежим! – крикнул Шаул и, ухватив старого монаха за рукав, потащил за собой.
Во дворе была настоящее сражение: свет луны, выглядывающей из-за туч, выхватывал из непроглядной тьмы фигуры сражающихся людей, то и дело слышали выстрелы, крики и брань. Короткими перебежками, спасаясь от вооруженных людей, пленники перебрались к деревянному сараю. Темнота ночи скрывала их от разбойников, но и сами они оказались свершено лишены представления куда бежать. Шаул присел, прижавшись спиной к стене сарая, он так и не отпустил рукав монаха, и отец До послушно опустился рядом. Невдалеке слышалось тяжелое дыхание отца Брамте. Значит, все были целы. Где-то треснула ветка, и Шаул испуганно повернулся на шум.
– Сюда, идите за мной, я проведу вас, – услышал он шепот и с трудом различил тщедушную мальчишечью фигурку. – Сони?! – воскликнул Шаул. – Ш-ш, – шикнул на него мальчик и махнул рукой. – Пошли! – Пойдемте, – позвал Шаул своих спутников и, пропустив монахов вперед, оглянулся на крик. – Стой, смазливый!
Амбросиус Лютый держал его на мушке.
– Стой, гаденыш! Ты знал, что епископские псы уже ищут мою нору и разводил чертову благочестивую болтовню! Ты предал меня. Ты, жирная свинья Фело де Грос и его придурочный монах, даже Фингал – все чертовы иуды. Но ты расплатишься за всех!
Коротышка странно раскачивался их стороны в сторону и усмехался, он медлил с выстрелом, и Шаул, сделав шаг назад, воскликнул:
– Так вы не хотите знать, что в свитке?! – А мне уже и ни к чему, – прохрипел Амбросиус и выстрелил.
Шаул почувствовал удар и жгучую боль, сквозь пороховой дым он увидел падающего Амбросиуса и бегущих к нему людей.
Юлия Ах, заклинание! Любимая фишка Автора! И Суженая нашла свое место.
Немного тапочков.
цитата:
Холод подвала пронизывал до кости. От земляного пола и каменных стен тянуло сыростью. Отец Брамте сидел, закутавшись в плащ, насколько позволяли связанные руки. Шаул, чтобы согреться, ходил кругами по маленькой камере. И только старик До, сидел в своей ветхой суконной рясе, словно холод не мучил его.
Вариант: Холод подвала пронизывал до костей. От земляного пола и каменных стен тянуло сыростью. Отец Брамте сидел, закутавшись в плащ, насколько позволяли связанные руки. Шаул, чтобы согреться, ходил кругами по маленькой камере. И только старика До в его ветхой суконной рясе, казалось, не мучил холод.
цитата:
Он был в своей великолепной шляпе, в левой руке у него была изящная трость, словно коротышка не разбойничал в глухом лесу, а разгуливал во дворцовом парке.
И тоже вариант: Он был в своей великолепной шляпе, в левой руке держал изящную трость, словно не разбойничал в глухом лесу, а разгуливал во дворцовом парке.
цитата:
– Так и не узнав загадку своего свитка? – спросил Шаулу, потирая затекшие кисти,
Опечатка: Шаул
цитата:
Текст на этот раз был иной, но без сомнения авторство принадлежала той же колдунье, что заколдовала Элизу.
Принадлежало
цитата:
Или просто я ни чем не отличаюсь от Амбросиуса Лютого?"
Ничем, вроде, слитно?
цитата:
Если бы не эта жирная свинья Фело со своим алкашом… Скотина, – тихо выругался Амбросиус.
Слово алкаш не слишком современное для сказки?
цитата:
"Монахи не захотят помочь", – подумал, глядя на своих товарищей, Шаул.
Попутчиков?
цитата:
– А в какой день преставился отец Бараталомеус? – задал Шаул вопрос, но никто не ответил. – Отец Брамте, вы знаете дату смерти Бараталомеуса Шамбрийского?
Траум, похоже, опять пытается бороться со своими чувствами, но куда ему деться с подводной лодки? И так заботливо плащом укутывает... Помощь нашим путникам подоспела вовремя, а рана у Шаула, надеюсь, не серьезная. Судьба оказалась неблагосклонной к бастарду, которому всегда не везло, не повезло и сейчас. Тоже его стало как-то жаль. Примечательно, как каждый проецирует на себя и по-разному воспринимает одни и те же слова. С заклинанием я, мягко говоря, не совсем разобралась, но, надеюсь, по дороге смысл его прояснится. Юлия пишет:
цитата:
Не очень коряво?
Скорее, не очень понятно, но см.выше. Единственное - слово увраж показалось слишком затейливым, не проще ли обозвать книгу - книгой? Впрочем, на усмотрение автора. Кстати, там надо бы убрать пробел между последним словом и точкой.
Возвращаясь к преследованию путников разбойниками - вот как-то не выстроилась у меня картинка, признаться. Перечитала, заметила некоторые несостыковки. Ну, например:
цитата:
трудно было что-либо различить, и он увидел их только когда двое всадников, отделившись от остальной группы
Шаул выглянул и посмотрел - куда? Где были всадники - сзади, сбоку, впереди - непонятно. Ну и заметил "их" - только пару всадников или группу тоже? Почему крикнул "Погоня" только тогда, когда всадники уже приблизились к карете? Далее кучер - "Йенс настегивал лошадей" - напрашивается скорее настоящее время - Йенс (после крика) стегнул лошадей. "Что-то прогремело по крыше и тяжело упало позади кареты" - это был убитый кучер, что следует из контекста. И вот никак не могу понять, каким образом кучер так выпал с козел, что упал не на землю, а перелетел на крышу и съехал затем с нее позади. Даже если козлы были на порядок выше крыши - хотя обычно они ниже (ну кроме кэба), разве тело могло так подскочить и упасть не набок? Еще попытки выпрыгнуть из кареты, как и выкидывание книги - как можно было это сделать, если карета уже была окружена всадниками? И, кстати, показалось, что она слишком долго ехала в окружении, хотя остановить ее разбойникам было довольно просто. И факелы - их зажгли по команде после того, как карета остановилась? Словом, много вопросов как-то возникло, когда стала разбирать сцену. Ну и еще чуток тапков по последним фрагментам:
цитата:
Я должен был увидеть вас. Селина!
Запятая вместо точки?
цитата:
ее упрямое стремление противостоять, невзирая на цену, жестоким доводам рассудка
А если поменять чуть порядок слов, чтобы конец фразы не тонул? Например: стремление, невзирая на цену, противостоять ...
цитата:
И она, она (сама) была тому причиной.
В этом абзаце не совсем понятно, от чьего имени идет повествование. М.б. подставить - она сама - для уточнения?
цитата:
голос Сламбера прервался(,) и он исчез.
Пропущена запятая.
цитата:
скоро исчезнет и луг(,) и рассвет.
Пропущена запятая.
цитата:
ему открылась тайное знание
Ему открылось.
цитата:
– Вот вам документ(,) – он протянул свиток.
Пропущена запятая.
цитата:
желание узнать содержание свитка было гораздо сильнее его свирепости.
Свирепости списка или разбойника? М.б. перефразировать?
цитата:
посмышленней,
Одно "н".
цитата:
Может обмануть злую судьбу и разбудить Элизу сам!
Ритм фразы несколько сбивается, как показалось. А если перефразировать - например: обмануть судьбу и самому разбудить - ?
цитата:
Или просто я ни чем не отличаюсь от Амбросиуса Лютого?
ПС - вдогонку своему разбору сцены погони. Мы в Гвозде с ней (погоней) тоже столкнулись - как сейчас помню. Было довольно таки трудно свести все концы с концами, постоянно что-то выбивалось - летело, скакало или падало "не туда" или "не тогда". Тяжелая это работа, из болота тянуть описывать подобные динамичные сцены с множеством участников.
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30528
Отправлено: 12.11.14 10:32. Заголовок: Юлия пишет: Не очен..
Юлия пишет:
цитата:
Не очень коряво?
Так заклинание же. И должно быть затейливым и непонятным на первый взгляд.
apropos пишет:
цитата:
Мы в Гвозде с ней (погоней) тоже столкнулись - как сейчас помню. Было довольно таки трудно свести все концы с концами, постоянно что-то выбивалось - летело, скакало или падало "не туда" или "не тогда". Тяжелая это работа, из болота тянуть описывать подобные динамичные сцены с множеством участников.
Она и до сих пор, эта сцена, оставляет желать лучшего.
Над погоней буду работать... Спасибо большое за такой внимательный разбор полета погони. apropos пишет:
цитата:
Тяжелая это работа
Не то слово apropos пишет:
цитата:
слово увраж показалось слишком затейливым, не проще ли обозвать книгу - книгой
Проще, но за простотой в заклинаниях не гонятся (я так полагаю ) Хелга пишет:
цитата:
Так заклинание же. И должно быть затейливым и непонятным на первый взгляд.
Это да, но не уродливым Последние две строчки в заклинании - это цифры, указывающие на место в тексте того самого увража, но они должны все-таки звучать не как бессмысленный набор слов. Вот я насчет этого сомневаюсь...
Траум, похоже, опять пытается бороться со своими чувствами, но куда ему деться с подводной лодки?
Посмотрим...
***
Холодные селадоновые волны тяжело накатывались на каменистый берег, разбиваясь о черные валуны грязноватой пеной. Море ворчало и щетинилось рябью в предчувствии зарождающейся на горизонте бури. Резкие порывы ветра приносили островатый запах выброшенных на берег водорослей. Траум не мог оторвать взгляда от клубившегося вдали свинцового столба смерча. Отчаяние черной холодной змеей вползало в сердце, жаля ядовитым жалом. Безнадежная скорбь разрывала сознание. Маленькая фея умирала, и он был тому виной.
Если бы не его самоуверенность и надменная беспечность властителя! Любящее сердце Селины, стремившаяся к нему, не ведая опасности, пробилась сквозь все заслоны, установленные старательным Ревом. А он не успел, не смог, не захотел остановить ее. Он наблюдал, как она приближается, и не противился – слабость, томительное желание слиться с нею в едином вздохе парализовало его волю. Она стояла прямо перед ним, и вся теплота и безграничная нежность ее любви затопили его сердце. Ее сияющие глаза цвета солнечного хризолита смотрели в самую глубину его существа, ее нежные прикосновения всколыхнули ушедшие на дно чувства. Она прильнула к его груди, и он поддался к ней. Он чуть было не обнял ее, чуть было не назвал по имени. Что стоило ему остановиться! Но было поздно – вздох, вырвавшийся из его груди, вздох истосковавшегося сердца, опалил душу Селины. И он не знал насколько…
Он смог разорвать, соединившие их нити, истекая кровью, он возвратил ее домой, надеясь, что спас этим маленькую фею. Он страдал, но, с трудом сдерживая бушующую внутри него бурю из любви и боли, утешался ее спасением. Как он ошибался!
Влюбленность племянника Рева в маленькую фею, как и его безумная затея доказать дяде их взаимную склонность, владыке была известна, но он не стал ее пресекать. В конце концов они оба были вправе знать. А он измучился, истосковался по Селине – разрывающая насадная боль не давала ему покоя. Один взгляд на нее, один глоток ее нежности умерили бы сжигающий его жар. Именно поэтому, когда влюбленный мальчишка, решил вопреки всем законам перетащить Селину через границу миров, Траум не только разрешил, но и помог ему осуществить это. Владыка снял все запреты – запальчивый юнец, не имеющий ни знаний, ни сил справиться с такой задачей, если бы не убил, то наверняка покалечил бы маленькую фею. Паршивец притащил ее, как была, в одной шелковой камизе. Траум залюбовался: мягкое полотно охватывало нежные формы ее тонкой фигурки, ветер трепал распущенные волосы теплого цвета пламени свечи. Она обернулась, и сердце его пронзила боль: душа Селины была обожжена и обуглена, раскаленные пунцовые всполохи продолжали тлеть, словно огонь продолжал жечь фею. Что произошло? Он не заметил, не разорвал одну из связующих их нитей?! Что-то осталось, и эта оставшаяся связь убивала Селину.
Он мог поклясться, что прошлый раз только легкая седина пепла покрыла ее душу. Но сейчас – сомнений не было – душа ее тлела. Траум потерянно смотрел на маленькую фею, отказываясь верить своим глазам: Селина умирала. Появление мальчишки встряхнуло его и он не нашел ничего лучшего, кроме как укутать ее в шелковый плащ – он так шел к ее нежному лицу и волосам... Плащ защитит ее и от влюбленного взгляда мальчишки и от его собственного, любящего, жаждущего, страдающего.
Но он переборщил – слишком нежным, слишком ласкающим было его прикосновение. Селина догадалась. Она звала его. Как давно он не слышал ее голоса, дивного волнующего звука, заставляющего трепетать самую глубинную струну его существа. Она звала его по имени, обретая все большую власть над его сердцем. Она плакала, и ее слезы размывали его волю. Она верила и не собиралась отступать, и ее верность сминала его решимость, как клочок бумаги.
Удивительно, как все его владения не рассыпалось в тартарары, пока он сражался со своей любовью. Вся его сила, призванная поддерживать целый мир, вынуждена была удержать его самого. Он устоял. Не овладел. Не обнял. Не ответил. Он не мог приближать ее конец. Он отказывался в него верить. Должен быть выход. Должно быть спасение для нее.
Возвращаясь к преследованию путников разбойниками - вот как-то не выстроилась у меня картинка, признаться.
Может быть, как-то так?
"Вдруг Бруно поднял голову и, навострив уши, настороженно замер. Шаул выглянул в окно кареты. Что мог уловить чуткий кошачий слух? В сгустившихся сумерках трудно было что-либо различить. Приоткрыв на ходу дверь, он заметил позади лишь неверное мелькание далеких огней среди деревьев. И, повинуясь охватившей его тревоге, крикнул:
– Погоня!
Отцы ошарашено уставились на него, а Йенс щелкнул кнутом, подгоняя лошадей. В голове Шаула метались мысли и обрывки плана спасения, но из окна несущейся в темноте опустившегося вечера кареты невозможно было оценить обстановку.
– Бежать! – прохрипел отец Брамте, прижав заветный сверток к груди.
Шаул и сам рассматривал подобный план – вещами придется пожертвовать, но все самое ценное у него было при себе. За Бруно он не беспокоился, но для старика До такой план не подходил.
– Не думайте обо мне, – спокойно проговорил старый монах, он держался обеими руками за скамью кареты, чтобы не упасть с нее. – Вы же знаете, я не избегаю никого, кто встретился мне на пути. Поспешите.
Действительно, следовало поторопиться с решением, топот коней преследователей был слышен уже не только Бруно. Судя по огням их было не меньше дюжины. Шаул приоткрыл дверцу, и отец Брамте высунулся, чтобы спрыгнуть, но раздавшийся выстрел заставил его спрятаться в карете.
– Они убьют нас, – обреченно простонал отец Брамте, и вдруг выкинул свой драгоценный сверток в темноту приоткрытой двери. – Прыгайте за ним! – крикнул Шаул монаху, решив, что, оставшись на свободе, сможет лучше помочь старику.
Но тяжелая карета не могла тягаться с легкими всадниками. Двое из них вырвались вперед и уже приближались к карете. Зажав ее в тиски с двух сторон, они отрезали им путь из обеих дверей. Раздались выстрелы. И коротко вскрикнув, возница скатился с козел.
– Они убили Йенса! – ахнул отец Брамте.
Карета сбавила скорость и, судя по ухабам, съехала с дороги вглубь рощи. Теперь преследователи окружили их тесным кольцом. Один из них свесился с седла и, распахнув дверцу, заглянул внутрь. Карета остановилась, и пламя факела осветило их лица.
– Не рыпайтесь, святые отцы. Приехали. Вылезайте, – скомандовал он и спешился сам.
При свете факелов было видно – не меньше двадцати вооруженных человек окружили карету. Ничего не оставалось, как подчиниться приказу разбойника. И думать о том, чтобы броситься наутек, не имело смысла".
Что-то странное происходит с душой Селины - ведь от любви не умирают. Сгорает от страсти? Траум очень хорош, что и говорить. Надеюсь, он сможет спасти Селину и найти выход... вместе с ней. Юлия пишет:
цитата:
Может быть, как-то так?
Понимаешь, сама ситуация немного странная. Почему Шаул решил, что те огни вдали - это погоня, и именно за ними? Может, это тоже путники... или то мелькают огни какого-нибудь селения? Как мне представляется - здесь нужно что-то более основательное для волнений и криков "Погоня". Явное преследование с агрессивно выраженными намерениями - угрожающими криками, например (классическое - Стой, стрелять буду! ), или стрельбой, чтобы у наших путешественников появились веские основания для беспокойства, более веские, чем чувство тревоги, охватившее Шаула. Как вариант (схематично): Шаул выглядывает из окна, видит огни, которые быстро приближаются к карете, различает силуэты скачущих всадников (факелы же их освещают), раздаются выстрелы, крики "стой!". И когда становится ясно, что гонятся именно за ними - тут логично ложится и крик "Погоня", и попытка уйти от преследования: кучер стегает лошадей, отце Брамте с перепугу выкидывает сверток, пытается тоже выпрыгнуть, но поздно - кучер убит, карета замедляет ход и останавливается, они окружены. Т.е. как-то более четко и динамично описать сцену, убрать лишние раздумья и действия - на них у наших путников просто нет времени.
более четко и динамично описать сцену, убрать лишние раздумья и действия - на них у наших путников просто нет времени.
Хелга пишет:
цитата:
Да, в сцене погони, наверное, могут быть лишь обрывочные мысли, а остальное - действие и действие.
Воспользуюсь мудрыми советами. Надо же добить эту проклятую погоню.
apropos пишет:
цитата:
Что-то странное происходит с душой Селины - ведь от любви не умирают. Сгорает от страсти?
Хелга пишет:
цитата:
Грустная картина - любовь, сжигающая душу. Одна из ипостасей любви?
Одна из ипостасей в нашем мире. Своей любовью Селина замахнулась на законы равновесия мира. Есть иерархия, разграничения и ограничения. Любовь любовью, но есть свободная воля. Прешь не туда – остановись или получи. Это то, о чем сетовала Агата. От любви не умирают, но умирают от нарушения законов. Сунул пальцы в розетку - готов. Если ты Монтекки полюбил Капулетти, то должен понимать, что добром это не кончится. Разумнее отступить. Тогда не умрешь. Траум несоразмерно велик по сравнению с Селиной. Он слишком силен, он не может прикоснуться к ней, чтобы не причинить ей зла. Как великан и букашка - стоит ему дотронуться до нее, и он ее раздавит (Но так как он дух и может дотронуться только до ее души, он калечит ее душу). Агата это понимает. Селина не хочет понимать.
Траум несоразмерно велик по сравнению с Селиной. Он слишком силен, он не может прикоснуться к ней, чтобы не причинить ей зла.
Ох, как-то это совсем грустно. Но это же сказка - и он должен что-то придумать, верю в него (и в автора)!
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30533
Отправлено: 16.11.14 22:56. Заголовок: Юлия пишет: От любв..
Юлия пишет:
цитата:
От любви не умирают, но умирают от нарушения законов.
Да, грустно, но правда. Но в сказке ведь должен найтись выход...
Юлия
Сообщение: 1620
Отправлено: 16.11.14 23:57. Заголовок: Хелга пишет: Но в с..
Хелга пишет:
цитата:
Но в сказке ведь должен найтись выход...
Но это же еще не конец.
Еще одна попытка:
Вдруг Бруно поднял голову и, навострив уши, настороженно замер. Шаул выглянул в окно кареты. Что мог уловить чуткий кошачий слух? В сгустившихся сумерках трудно было что-либо различить. Приоткрыв на ходу дверь, он заметил позади неверное мелькание далеких огней среди деревьев. Ветер принес настигающие их свист, крики и выстрелы. – Погоня! – крикнул Шаул. Отцы ошарашено уставились на него, а Йенс щелкнул кнутом, подгоняя лошадей. В голове Шаула метались мысли и обрывки плана спасения в такт конского топота. – Бежать! – прохрипел отец Брамте, прижав заветный сверток к груди. Шаул глянул на старика До – такой план ему не годился. – Не думайте обо мне. Бегите! – проговорил старый монах, он держался обеими руками за скамью кареты, чтобы не упасть с нее. Топот коней приближался. Залихвацкий свист, крики и выстрелы оглашали темноту ночи. Шаул распахнул дверцу и подтолкнул отца Брамте к выходу. - Решайтесь же! Но стоило тому высунуться, как грянул выстрел. – Они убьют нас, – обреченно простонал отец Брамте, отшатнувшись вглубь кареты, и вдруг выкинул свой драгоценный сверток в темноту приоткрытой двери. – Прыгайте за ним! – крикнул Шаул монаху, и сам ринулся к другой двери. Просвистевшая над ухом пуля, пробил дверцу, взорвав стекло фонтаном осколков. - Стоять! – услышал он зычный крик, заглушенный грохотом выстрела. Коротко вскрикнув, возница скатился с козел. – Они убили Йенса! – ахнул отец Брамте. Двое всадников, вырвавшись вперед, зажали ее в тиски с двух сторон, отрезав им путь из обеих дверей. Карета сбавила скорость и, судя по ухабам, съехала с дороги вглубь рощи. Теперь преследователи окружили их тесным кольцом. Один из них свесился с седла и заглянул внутрь. Карета остановилась, и пламя факела осветило их лица. – Не рыпайтесь, святые отцы. Приехали. Вылезайте, – скомандовал он и спешился сам.
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30540
Отправлено: 17.11.14 00:11. Заголовок: Юлия пишет: Еще одн..
Юлия пишет:
цитата:
Еще одна попытка:
Мне кажется, динамично и логично.
apropos
Главвред
Сообщение: 37973
Отправлено: 17.11.14 00:12. Заголовок: Юлия пишет: Еще одна..
Юлия пишет:
цитата:
Еще одна попытка:
Вот уже больше экспрессии! Перечитаю еще на свежую голову, но навскидку - очень хорошо, я аж заволновалась. Юлия пишет:
*** Янтарь переливался на солнце, искрясь маленьким пузырьками и трещинами. Все вокруг казалось затопленным золотым светом теплого камня. Легкое дуновение ветра принесло шелест листвы, щебет птиц, звук сломанных веток и голоса. О чем говорили не разобрать: какая-то маленькая пичужка затараторила у самого окна, да в дальнем углу жужжала и билась о стекло муха. Но на солнце набежала туча, и все потухло. Шаул открыл глаза. Его еще не оставило явственное ощущение привидевшегося ему летнего дня. Это был отрывок сна или воспоминания Элизы. Она постоянно являлась ему, то маленькой, то взрослой, создавая представление необычайной близости их душ и судеб. Он не смог сдержать своего обещания и упивался любовной истомой. Бруно утверждал, что любовь к принцессе не является преградой для исполнения его миссии. Но если наяву Шаул мог контролировать свои желания и помнить о чести, долге, и прочих прекрасных вещах, то во сне он, снедаемый желанием, слетал с высот высокопарных фраз и жаждал самого проникновенного и самого естественного соединения с любимой. Мысль, что не он, а какой-то принц будет держать ее в объятиях, сводила его с ума, и сейчас эта боль, свернувшись в горячий клубок, пульсировала в левом плече, разрывая сон. – Ну наконец-то, – на грудь ему навалился Бруно, сладко потянувшись и зевнув во всю пасть. – Ты проспал почти сутки. Шаул поморщился от боли. – Ничего не поделаешь, мой милый, ты ранен, – мягко перебирая лапами, Бруно спустился с его груди на живот. – В тебя стрелял сумасшедший братец принца. – Где мы находимся? – спросил Шаул, припоминая недавние события и оглядывая просторную, но неопрятную темную комнату. – Все там же, где держали вас с монахами. Только теперь вы наверху, а оставшиеся разбойники внизу. – Это кто, Сони? – Шаул заметил притулившегося на кресле мальчишку. – Сони, Сони, – кивнул Бруно и принялся вылизывать ногу. – Да объясни ты толком, – раздраженно проворчал Шаул. – Где ты был, откуда здесь мальчик и кто расправился с разбойниками? – Ну, с одним из них, напавшем на вас в подвале, – твой покорный слуга, – Бруно сел и с достоинством склонил голову, прищурив агатовые глаза. Вот что за вопящая шапка накинулась на голову кровожадного Боры. – Спасибо тебе, ты действительно появился как нельзя кстати, – сквозь боль улыбнулся Шаул и потрепал кота за ухом. – А теперь все по порядку. И Бруно рассказал, как сбежав из курьерской кареты наткнулся на отряд, посланный епископом для защиты курьера. Оказывается вечером того дня, когда они расстались с Сони на постоялом дворе, мальчик, по обыкновению проводивший вечера за игрой в задних комнатах одного трактира, узнал о готовившемся нападении на курьерскую карету. Пьяный монах, расчувствовавшись от обилия выпитого, раскаялся, выбрав умеющего слушать мальчика своим наперсником. И Сони поспешил в консисторию. – Солдаты были посланы по нашим следам, а Сони упросил их взять его с собой. Мальчик очень переживал, что стал причиной наших злоключений, – пояснил Бруно самоотверженные действия Сони. – Наткнувшись на отряд, я с высот горячей благодарности Проведению тотчас слетел к жестокому отчаянию. Как привлечь их внимание, как сообщить о том, что мне известно? – продолжил с живостью бывалого рассказчика Бруно. – И вдруг на мой молящий вопль, отозвался Сони. Мальчик ехал вместе с одним из солдат, и я никак не мог заметить малыша за широкой солдатской спиной. Мы стали свидетелями и участниками чуда, – изрек кот. – Это высшая честь. – По Сеньке и шапка, – усмехнулся Шаул. – Чудо – это не балаганные фокусы, – принялся назидательно объяснять Бруно, вероятно посчитав легкомысленное замечание Шаула неуместным. – А явление в критические моменты жизни индивида спасительной высшей воли. – И что же дальше? – проигнорировал высокомерное заявление Шаул. Бруно чуть прикрыл глаза, выказав недовольство, и продолжил проще: – По моим указаниям мы нашли и подобрали раненого Йенса. – Так он остался жив? – порадовался Шаул. – Он в соседней комнате, – кивнул Бруно. – Епископский курьер не отходит от него. Просто живая икона: "Я обложу тебя пластырем и исцелю тебя от ран твоих". – Брось иронизировать. Он хороший человек, – вступился за монаха Шаул. – Не буду спорить, – повел ухом Бруно и продолжил: – Итак, обнаружив разбойничье логово с моей помощью, отряд окружил здание и взял его штурмом в предрассветный час. Предводитель разбойников, оказавшийся сводным братом принца Кристиана, был убит. Вы спасены, а книга найдена и возвращена хозяевам. – Амбросиус мертв?! – Шаул приподнялся с подушек. – А что ты так всполошился? – удивился кот. – Как он умер? – Его застрелили. Это имеет значение? Да хоть от приступа обострившейся совести. – Его точно застрелили? Я должен знать, как умер Амбросиус, – нахмурился Шаул. – Его застрелили, его изрешетили, как решето, я видел его. Да в чем дело? В дверь постучали, и кот вынужден был замолчать. В комнату вошел отец Брамте. Он был гладко выбрит, а его скалипур сиял белизной. – Доброе утро, сын мой, – ласково приветствовал он приподнявшегося с подушек Шаула. – Нет, нет, не вставайте. Отец До – умелый лекарь, он омыл вашу рану и перевязал ее. Рана не опасная, скоро вы сможете продолжить свой путь. Но пару дней вам придется побыть в постели. Я пришел поблагодарить вас, мой друг. Вы спасли не только наши жизни. Вы спасли святыню от поругания, пустив разбойников по ложному следу. В благодарность я хотел бы предоставить вам честь увидеть эту святыню. Как человеку ученому вам будет не безынтересно открыть книгу, в спасении которой вы приняли непосредственное участие. Монах торжественно протянул Шаулу уже знакомый ему сверток. – Вы очень великодушны, отец Брамте. – Отец До предостерегал меня от этого шага, – тихо произнес епископский курьер. – Но так как вся ответственность за доставку святыни в монастырь лежит на мне, я решил, что такое отступление от правил допустимо. И зная вас, как человека чести, я уверен, что вы, однажды встав на защиту святыни, не допустите ее осквернение злом и сейчас. Я заберу книгу к вечеру. С рассветом мы отправимся в дорогу, чтобы успеть в монастырь ко дню святого Эммерама. – Неужели Йенс уже настолько оправился? – О нет, он поедет с отцом До в карете, а управлять лошадьми буду я, – просто ответил монах. – Мы оставляем вас, но от принца Кристиана завтра прибудет экипаж, который доставит вас к его двору. – Спасибо вам, отец, – поблагодарил Шаул, и отец Брамте покинул комнату. – Что все это значит? – Бруно уперся лапами в грудь Шаула, требуя ясного ответа. – У меня в сапоге должен быть свиток, почитай, – отделался Шаул от кота и развернул сверток. Ничего особенного в книге не было. Книга как книга – обтянутая кожей деревянная обложка, никаких украшений, на темном пергаменте от руки четким почерком написан текст. Самые незамысловатые буквицы и никаких рисунков. "Трактат о свойствах человеческой души или как стяжать неветшающее богатство", – прочел Шаул название, выписанное на титуле, там же стоял и год написания – пятьсот лет назад брат Бартоломеус отправился в тернистый путь познания тайн мироздания. "Душа – начало жизни, не имеющей конца", – писал монах. Он щедро одаривал душою весь окружающий его мир. Душу он чувствовал и в людях, и животных, и растениях, и даже камнях. "Как в предрассветной тьме таиться свет, так в камне кроется жизнь, пронзающая все мироздание". Монах был не только визионером, но и поэтом. Шаул погрузился в увлекательное, как оказалось, чтение, и к вечеру одолел небольшой трактат, заканчивающийся на двухсот восемьдесят третьей странице, на которой и было-то всего четыре строки. "Душа моя, переселись в обители иные, куда стремишься ты, не ведая оков телесных, войди в храмину…" – были последними словами брата Бартоломеуса, перед тем, как его душа, оставив те самые телесные оковы, отправилась к неведомым горизонтам. Бруно не мешал Шаулу читать, но из комнаты почти не выходил. Сони заботливо ухаживал за раненым – приносил еду, поправлял подушки, привел в порядок запущенное помещение, превратив ее в довольно уютную комнату. Приходил кроткий отец До сделать перевязку. Увидев книгу на кровати Шаула, вздохнул, но ничего не сказал. – Вы позволите мне сделать это? – Шаул с вызовом спросил покидающего комнату монаха. – Я всегда считал, что от искушений надо бежать, а не испытывать себя на прочность, – покачал головой монах. – Но у каждого из нас свой путь… Поверьте старику, в существовании каждого из нас есть ключ к нашей душе. Отказавшийся от своего пути, потеряет и ключ. Монах задумался и, отпустив ручку двери, которую держал, вернулся к кровати Шаула. – Люди интуитивно чувствуют спасительность любви. И в этом они правы, но они ошибочно полагают, что спасительность заключается в самом предмете их любви, в любимой или любимом. Но это не так. Любовь спасает нас тем, в кого она нас превращает, открывая в нас то, что без нее невозможно было бы извлечь из нашего сердца. Любовь – это познание себя, своего любимого и всего мироздания. Любовь – это познание и служение… – А где же счастье в вашей формуле? – едко поинтересовался Шаул. – Счастье – не самоцель, а плод познания, – кротко парировал отец До. – Познания! Именно что – познания, – яростно прохрипел он, внезапно потеряв голос. – Может быть, вы забыли, что люди – не бесплотные духи? И познание для них нечто большее, чем фигура речи или умозрительное размышление. Монах вздохнул. – Я надеюсь, что труд брата Бартоломеуса принесет вам пользу и утешение. Ведь именно для этого он писал его. И не забывайте, что сделав выбор однажды, вы уже никогда не сможете вернуться на исходную точку. Да сохранит вас Провидение под своим благим покровом.
Любовь спасает нас тем, в кого она нас превращает, открывая в нас то, что без нее невозможно было бы извлечь из нашего сердца. Любовь – это познание себя, своего любимого и всего мироздания. Любовь – это познание и служение…
Да, наверное, так оно и есть. Любовь преобразует мир вокруг и внутреннее состояние. Но любовь может и лишить разума, превратив человека в ее орудие. Или это будет не любовь, а одно из ее экстремальных проявлений?
цитата:
Но если наяву Шаул мог контролировать свои желания и помнить о чести, долге, и прочих прекрасных вещах,
Лишняя зпт после долга.
цитата:
И Бруно рассказал, как сбежав из курьерской кареты наткнулся на отряд, посланный епископом для защиты курьера.
Пропущены зпт:
И Бруно рассказал, как, сбежав из курьерской кареты, наткнулся на отряд, посланный епископом для защиты курьера.
цитата:
Оказывается вечером того дня, когда они расстались с Сони на постоялом дворе,
Оказывается, вроде, отделяется зпт?
цитата:
Наткнувшись на отряд, я с высот горячей благодарности Проведению тотчас слетел к жестокому отчаянию.
Провидению
цитата:
И вдруг на мой молящий вопль, отозвался Сони.
Лишняя зпт
цитата:
Мальчик ехал вместе с одним из солдат, и я никак не мог заметить малыша за широкой солдатской спиной.
Немного мешает слово «никак», кажется лишним.
цитата:
– Чудо – это не балаганные фокусы, – принялся назидательно объяснять Бруно, вероятно посчитав легкомысленное замечание Шаула неуместным. – А явление в критические моменты жизни индивида спасительной высшей воли.
Вероятно выделяется зпт? И, думаю, лучше так:
– Чудо – это не балаганные фокусы, – принялся назидательно объяснять Бруно, вероятно посчитав легкомысленное замечание Шаула неуместным, – а явление спасительной высшей воли в критические моменты жизни индивида.
цитата:
"Как в предрассветной тьме таиться свет, так в камне кроется жизнь, пронзающая все мироздание".
Таится
цитата:
Отказавшийся от своего пути, потеряет и ключ.
Лишняя зпт
цитата:
И не забывайте, что сделав выбор однажды, вы уже никогда не сможете вернуться на исходную точку.
Любовь преобразует мир вокруг и внутреннее состояние. Но любовь может и лишить разума, превратив человека в ее орудие. Или это будет не любовь, а одно из ее экстремальных проявлений
Мне кажется (если я правильно тебя поняла), то, что принято называть как-нибудь типа иступленной любви, безудержной страсти, заставляющей людей идти на преступления, лишать другого свободы, творя насилие и причиняя зло, - это нечто, что только рядится в одежду любви. Используя атрибутику любви, злая воля к власти и обладанию творит свое черное дело.
Как интересно все сложилось со спасением пленников - по цепочке случайностей (случайностей ли?). Бруно великолепен - и в своей роли, а вот отец Брамте демонстрирует чудеса смирения. Очень любопытные рассуждения о любви и счастье. Юлия пишет:
цитата:
сделав выбор однажды, вы уже никогда не сможете вернуться на исходную точку
Звучит как-то зловеще.
Прочитала, забыв про тапки (не вычитала), но Хелга тут уже что-то подкинула. А сама споткнулась вот на этом:
цитата:
– Познания! Именно что – познания, – яростно прохрипел он,
не сразу сообразила, что это Шаул захрипел, а не отец До, т.к. там идут реплики: Шаул - До - он. Может, уточнить: прохрипел юноша, например - ?
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30546
Отправлено: 27.11.14 09:22. Заголовок: Юлия пишет: то, что..
Юлия пишет:
цитата:
то, что принято называть как-нибудь типа иступленной любви, безудержной страсти, заставляющей людей идти на преступления, лишать другого свободы, творя насилие и причиняя зло, - это нечто, что только рядится в одежду любви. Используя атрибутику любви, злая воля к власти и обладанию творит свое черное дело.
Или делает человека полностью зависимым от предмета своей любви. Так или иначе, но тоже называется словом "любовь", хотя есть и другие эпитеты.
С правдой часто так. А если серьезно. Даже если человек понимает ошибку, вернуть то, что было до того, как он ее совершил, невозможно. И чем крупнее ошибка, тем это очевиднее. Говорят, у мусульман есть поговорка: Даже Аллах не может сделать бывшее небывшим. Насчет Бога не уверена, но в общем и целом...
Хелга пишет:
цитата:
Или делает человека полностью зависимым от предмета своей любви
Вот мне пришло в голову о таких "любвях". На них и смотреть-то мучительно. Тотальная потеря свободы с одной или с другой стороны, словно потеря воздуха, - жить невозможно.
Агата осторожно пробиралась по царству снов. Она решилась на встречу с главным магистром Ревом от безысходности. Связь Селины с миром Траума была слишком сильна, она убивала ее, но будет ли спасительным разрыв? Когда неделю назад она нашла сестру в беспамятстве на кровати, то оказалась бессильной помочь ей. Как ни старалась Агата, все ее умение, все ее душевные силы были ничтожны по сравнению с тем, что захватило и удерживало сестру. Селина вернулась домой не благодаря Агате. Кто-то другой позаботился об этом. Но оставшееся в груди Селины раскаленное жало убивало ее. Селина таяла на глазах.
Агате было страшно. Они столкнулись с могущественной и неведомой силой, и последствия этого столкновения не могли предугадать ни книги, ни старые мудрые феи. Сумрачная тайная сущность под именем Траум не поддавалась изучению. Если кто-то и мог разъяснить ей хоть что-нибудь, то только магистр оффиций царства снов. И чтобы с ним встретиться, придется проявить небывалое смирение. Никакой магической силы, только горячая просьба. Селина подсказала, что желания могут обретать действенную силу в царстве снов. А Агата очень хотела встретить магистра Рева.
Фея осторожно выбирала кочки, пробираясь по болоту отчаяния, неверный шаг мог стоить жизни не только ей, но и сестре. Миновав область густых туманов неведения, она благополучно пересекла пустыню миражей и наконец достигла убежища Элизы. Принцессы там не было. Раньше раздосадованная Агата непременно взялась придумывать способ ограничить ее передвижение, но сейчас она лишь вздохнула. Судьба Элизы и Шаула давно перестали укладываться в предопределенные магией рамки. Провидение вело Шаула, а значит и Элизу. Разорвать их связь Агате было не под силу. Да и стоило ли? Возможно, только она и поддерживала крестницу в этом жутком месте.
Фея оглянулась: ни души. Но она не сойдет с места, пока не встретиться с Ревом. Агата прикрыла глаза и сосредоточилась на своем желании.
– Добрый день, сударыня, – спустя минуту услышала она приятный тенор.
Открыв глаза, Агата увидела обладателя голоса. Неужели это и есть магистр оффиций империи снов, иллюзий и воспоминаний? Господин Рев ничуточки не походил на столь могущественного духа. По крайней мере по-человечески меркам. Среднего роста, хрупкого телосложения, с очень подвижным лицом. На нем Агата прочитала все чувства, охватившие магистра при встречи с ней – здесь было и удивление, и легкая досада, и озабоченность, и ободрившее ее восхищение. Сейчас его темные глаза смотрели на нее внимательно и терпеливо.
– Вы хотели меня видеть, сударыня, – напомнил он зазевавшейся фее о цели ее визита. – Я очень благодарна вам, господин Рев, что вы откликнулись на мою скромную просьбу о встрече, – произнесла Агата достойную случаю фразу и, таким образом отдав дань учтивости, сразу перешла к сути: – Пожалуйста, объясните мне, что происходит с моей сестрой и как спасти ее? – Спасти, – покачал головой магистр. – Она слабеет с каждым днем, что-то сжигает ее изнутри. – Должно быть, его любовь, – задумчиво произнес Рев. – Она полюбила владыку. Вы знаете, что она единственная женщина за всю историю нашего мира оказалась способной на это? – И это будет стоить ей жизни?! – пустые разглагольствования помощника Траума рассердили Агату. – Не стану вас обнадеживать, – неопределенно качнул головой магистр, сочувственно вздохнув. – Как это произошло? – попыталась получить ясные объяснения Агата. – Это тайна, – тихо ответил магистр. – Встреча двух сердец – всегда тайна. – Тайна? О встречах с вашим владыкой написано не мало книг, но ни в одной из них никто не обмолвился о любви к нему. Почему это произошло с Селиной? – Я же сказал, ваша сестра оказалась единственной. – Это не ответ! – запальчиво ответила Агата, стараясь заглушить подступившие рыдания. – Мне не хотелось бы показаться жестоким, сударыня, но вы же сами решились на посещение нашего мира. Таковы уж его особенности, – вздохнув, развел руками Рев. – Почему же Селина не влюбилась в вас? – огрызнулась Агата на его упрек.
Брови Рева взметнулись вверх, и взгляд похолодел.
– Вы же сказали, что таковы законы вашего мира, – неуклюже попыталась фея оправдать свою грубость. – Здесь нет телесных оболочек, сударыня, здесь сущности могут быть обнажены и явлены в своем первозданном виде, – снизошел до объяснений магистр. – Если в вашем мире вы можете пройти мимо своей половинки, не заподозрив об этом, то в нашем мире, вы сразу узнаете ее. – Но разве Селина может быть половинкой владыки снов?! – в отчаянии воскликнула Агата. – В лучшем случае одной миллионной! – Вы правы, в этом все и дело, – озабоченно кивнул Рев. – Любовь между нашими мирами возможна, хоть и крайне редка. Лишь единицы из всего рода человеческого способны прозревать наш мир. Я сам отчасти плод такого союза. Потому всегда с надеждой и радостью смотрел на вашу сестру. Но я ошибался, – сокрушенно вздохнул Рев. – Силы владыки несоизмеримы с силами простых духов. Он уничтожит ее, если овладеет ею. Или хотя бы дотронется, или обратиться к ней. Она не выдержит напряжения его чувств… – Он должен сказать ей об этом, – требовательно заявила Агата.
Никто, кроме Траума, не способен образумить Селину.
– О нет! Он не согласился бы причинить ей и гораздо меньший вред, – замахал руками Рев. – Она совершила чудо – владыка полюбил. – И что же теперь с ней будет? – сорвавшимся голосом спросила Агата. – Такого никогда не бывало, – развел руками магистр. – Почему она умирает? – Не знаю, – сокрушенно покачал головой Рев. – Могу лишь предположить, что они каким-то образом коснулись друг друга. Владыка мог лишь на мгновенье не сдержать чувств, но и мига достаточно, чтобы она пострадала. – Значит, все может стать только хуже, – упавшим голосом проговорила Агата. – Любовь – это область Провидения. Предоставьте свою сестру его воле. Оно позаботиться о ней.
Агата с тоской посмотрела на магистра, силы вместе с надеждой оставляли ее. Унылое проклятое место. И зачем она привела сюда Селину?
– Я верну вас домой, – участливо глядя на фею, проговорил магистр. – И о крестнице не беспокойтесь. Она не пострадает. Владыка оградил ее от всех напастей. Поверьте мне. – Спасибо, вам, – нашла в себе силы поблагодарить магистра Агата. – И кланяйтесь вашей сестре. Я был непростительно груб с ней в нашу последнюю встречу. Я ошибался и не смог помочь ей. Передайте, что я очень сожалею. Прощайте.
В следующее мгновение Агата была уже в своей комнате. Хмурый день клонился к закату, окрашивая небо в тревожный багрянец. Колючая многопалая ветка растерявшего листья розового куста барабанила в окно, словно запоздалый путник, жаждущий ночлега.
***
Просторная комната едва освещалась камином и одинокой свечкой у изголовья широченной кровати, с богатым резным пологом. Тяжелые шелковые портьеры и темные панели стен еще больше скрадывали свет. Массивные сундуки у стен, окутанные мраком, походили на улегшихся на ночлег бизонов. Два высоких кресла, стоящих у камина были явно из другой эпохи. Тонкое кружево точеных остроконечных спинок, увенчанных изящным вензелем правителей Адхельма, отбрасывали чудные подрагивающие тени.
В богатых покоях, запыленная заброшенность которых была скрыта мраком, странно смотрелась тоненькая фигурка босого мальчика, облаченного в ворох ветхих одежек. Но Сони, казалось, совсем не смущало богатство обстановки, и он деловито управлялся здесь.
Шаул наблюдал за оправляющим пламя камина мальчиком. Поминая прошлые неудачные попытки разговорить Сони, в этот раз он не стал ни о чем расспрашивать. А тот, как ни в чем ни бывало, возился с раненым Шаулом и, казалось, не спешил покидать. Присутствие Сони было весьма кстати, при всем своем уме Бруно, оставаясь котом, не в силах был помочь больному. Сони же был отличной сиделкой и теперь, после отъезда монахов, и перевязка была поручена отцом До мальчику. Надо признать, тот прекрасно справлялся.
Огонь разгорелся ярче, и на Шаула дохнуло приятным теплом. Закончив с камином, Сони забрался на одно из кресел и заворочался, устраиваясь поудобней.
– Сони, не валяй дурака! Кровать широкая, ложись рядом, – проворчал Шаул, раздражаясь на бессмысленное упрямство мальчика.
Тот привычно заартачился:
– Около огня теплее. Мне здесь хорошо. – А мне нет, – грубовато ответил он. – Да что ты смотришь на меня волком? Съем я тебя что ли?!
Сони, склонив на бок голову, посмотрел испытующе на Шаула, и вдруг не говоря не слова, шмыгнул под одеяло, устроившись на самом краешке кровати.
"Ну хоть так", – Шаул не стал больше теребить недоверчивого, словно испуганный зверек, мальчишку. Когда тот уснул, появился Бруно со свитком в зубах. Устроившись по обыкновению в ногах Шаула, он отпустил свиток, накрыв его лапой.
– Ну и что это? – повернул кот к нему морду.
Холодный прищур кошачьих глаз требовал безотлагательного и подробного ответа.
– Очередное колдовское заклятие, – нехотя проговорил Шаул. – Может быть, ты все-таки оставишь этот снисходительный тон и соизволишь объяснить все толком?
Шаул не стал запираться.
– Этот свиток появился у Амбросиуса примерно в то же время, когда я сжег пергамент, приколотый к изголовью кровати Элизы, – закончил он свой рассказ. – Ты сжег пергамент колдуньи?! – прищур Бруно зажегся огнем, он поднялся, выгнул спину и распушил хвост. – А что? – А то, что тем самым ты влез в колдовское болото по самое горло! – яростно прошипел кот. – Я не знаток колдовской науки, но определенно свитки заклятий защищены – колдовство нельзя уничтожить, уничтожив пергамент. А вот заразиться им можно. – Что за дичь – заразиться! – в свою очередь взвился Шаул. – Каким образом колдовство может на меня подействовать? – Не может, – презрительно ощерился Бруно. – Уже подействовало. Знакомый мне школяр из Бонка с негодованием отбросил бы подобное предложение, почитая его оскорбительным. А не стал бы уточнять даты и высчитывать часы восходов.
Шаул молчал. Рядом, заворочался Сони и, придвинувшись, прижался к его боку. Такое трогательное безотчетное проявление доверия диковатого мальчика чуть смягчило раздражение. Может быть, Бруно и прав и заклятие действительно действует на него. С тех пор, как он прочел текст колдовского свитка, его не оставляло злое возбуждение, вытеснив даже обычное в сложившейся ситуации опасение за собственную жизнь. Он чувствовал себя так, как, наверное, чувствует себя затравленный зверь – одинокий, обозленный, потерявший страх. Его выводили из себя благочестивые доводы увещевателей, взывающие к его совести и догу. Не ужас, а досаду вызывал в нем Амбросиус, претендовавший на свиток. Сам Шаул был совершенно уверен, что свиток обращается не к бастарду. И Бруно сейчас лишь подтвердил то, что Шаул понял, едва прочитав колдовской текст. Свиток бросал ему вызов, дразнил его и, вероятно, готовил ему западню. Амбросиус мог думать что угодно, но именно ему, Шаулу, было под силу разгадать все загадки свитка. Знал ли коротышка, что разбудить ночного стража в день святого Эммерама невозможно ночью? А Шаул мог рассчитать точное время восхода луны.
– Ну и что ты собираешься делать? – прервал его размышления Бруно. – Спать, – буркнул Шаул, задув свечу.
Он был уверен, что кот не отстанет от него, продолжив увещевания, но Бруно молчал. Шаул почувствовал, как кот, покружив вокруг своего хвоста, свернулся калачиком около его ног. "Чертов надоеда!" – несправедливо обругав кота, он задумался. Ему не давала покоя мысль – какую западню готовила колдунья. Она точно рассчитала, что Шаул не сможет оставить загадки свитка неразгаданными и не успокоиться пока вся мозаика не сложится воедино. Но не могла же она полагать, что Шаул серьезно задумается о том, чтобы хладнокровно посягнуть на душу другого человека? Слишком грубо. Надо быть разбойником с большой дороги, чтобы не понимать – цена не может быть оплачена. Так в чем же подвох? Шаул не мог разобраться, а Бруно, его помощник, любящий козырять могучим интеллектом, сладко посапывал у него в ногах.
Юноша прикрыл глаза, размышляя о колдовских кознях, и ясно услышал усталый мужской голос:
– Что ты хочешь, Аманда?
Перед ним была большая светлая комната – деревянные панели, гобелены, – королева сидела у раскрытого бюро, развернувшись к взволнованно ходившему по комнате королю, увидев Шаула – но то, конечно, была принцесса, и сердце приятно качнулось в предчувствии встречи, – он остановился.
– Я зайду позже с вашего позволения, – произнесла Элиза.
Ее бархатное контральто наполнило сердце радостным волнением.
– Сделайте милость, ваше высочество! Зайдите и присядьте, – охладил восторг Шаула гневный приказ королевы.
Элиза нехотя повиновалась. Устроившись на скамье у окна, подальше от спорящих, залюбовалась весенним садом. В сиянии майского дня природа разливалась брачными трелями птиц. Фруктовые деревья, словно убранные к венцу невесты, одетые в белоснежное кружево цветов были укутаны легкой вуалью нежного аромата, кусты жимолости – скромные подружки невесты – курчавились нежными желтовато-розовыми цветочками. В этот волнующий прекрасный мир вдруг ворвался резкий, словно звон разбившегося стекла, возглас матери:
– Я не потерплю подобного отношения! – Аманда, у тебя достаточно помощников, – возразил король. – Я должен заниматься повседневными делами. И сейчас у меня назначена аудиенция с представителями магистрата Золлендама, он просят снизить пошлины на ввоз товара. – Речь идет о судьбе королевства, а вы нашли время заняться склоками черни?! – Оставь, Аманда! Золлендам – богатый город, в нем проживает больше народа, чем во всех других городах и землях. Это они оплатили большую часть твоего сумасбродного проекта.
Вот уже полгода, как королева готовится к празднованию совершеннолетия принцессы, и превратила жизнь всего замка в сущий ад. Доставалось всем придворным и слугам – от приглашенных из-за границы портных до служанок, чистящих камины.
– Вы не можете игнорировать это торжество, ваше величество, – тон королевы повышался от слова к слову. – Аманда, я уже объяснял тебе. Я не считаю нужным праздновать совершеннолетие Элизы так шумно. Пусть это день пройдет спокойно. А потом уж – шумные балы, женихи и что ты еще хотела… – Мне отвратительны ваши пораженческие взгляды, – просипела мать. – С какой стати мы должны хорониться словно крысы? Мы устранили все опасности, мы развенчали все козни. Мы победили. Она должна быть посрамлена в этот день. Посрамлена и повержена – раз и навсегда! – Аманда, поберегись, – отец скривился, как от зубной боли. – Шестнадцать лет назад ты хотела поставить ее на место, сейчас ты хочешь ее посрамить. Тогда это закончилось не лучшим образом, что будет сейчас?
Мать побелела от ярости:
– Убирайтесь с моих глаз, Грегор, – просипела она. – К горожанам, горожанкам, на охоту – куда угодно! – голос ее уж звенел под потолочными балками: – Я не желаю слушать вас!
Отец вздохнул и вышел. А мать взволнованно зашагала по комнате.
"О чьем посрамлении шла речь?" – нахмурилась Элиза. Она поднялась, чтобы поговорить с королевой, но та, кажется, забыла о присутствии дочери и, вернувшись к бюро, принялась что-то писать. Подождав пока ее величество закончит, Элиза обратилась к недовольно взглянувшей на нее матери:
– Позвольте узнать, о предмете вашего спора. – Что именно вы хотели бы знать, дочь моя? – подняла бровь королева.
На откровенность рассчитывать не приходилось, но Элиза не намерена была уступать.
– О чьих кознях шла речь? Кого вы собираетесь посрамить? – уточнила она свой вопрос. – Это вас не касается, – отрезала мать. – Меня не касается то, что произойдет во время приема в мою честь? – не отступила Элиза. – Это странно, тем более, если на нем появится та, кого вы, ваше величество, желаете сокрушить. – Вы слишком впечатлительны, – отчитала ее королева. – Не привносите лишнего беспокойства воображаемыми страхами.
Элиза была настроена решительно и уже готова была дать отпор матери, когда в покоях королевы появилась ее доверенная фрейлина.
– Вы посылали за мной, ваше величество? – Да, графиня, вы мне нужны. Ступайте, ваше высочество, – величественным жестом отослала ее мать.
Но Элиза не сдвинулась с места.
- Я подожду, ваше величество, - мягко улыбнулась она, в ответ на гневный взгляд королевы.
На это раз пришлось уступить королеве. Смерив дочь ледяным взглядом, та поднялась с кресла и, знаком подозвав к себе фрейлину, зашепталась с ней у окна. Элиза, равнодушная к чужому разговору, рассеяно водила взглядом по комнате, теряясь в догадках о таинственной противнице матери, когда та вдруг повысила голос:
– Не вздумайте! – и яростно зашипела: – Проследить так, чтобы ни он, ни его прихвостни из придворных не узнали. Все. Идите.
Дверь за фрейлиной закрылась, королева развернулась к Элизе.
– Ваше величество?! – в замешательстве проговорила принцесса, потрясенная услышанным распоряжением. – Что еще возбуждает ваше любопытство? – неприязненно поинтересовалась королева. – Вы послали графиню следить за отцом?! – воскликнула Элиза, ужасаясь дикости собственного предположения. – Это не ваше дело, – отрезала мать. – Не мое дело?! – воскликнула Элиза. – Так вы печетесь о чети нашего дома? Посылая придворных следить за королем?! – Помолчи, Элиза, – приказала мать. – Возьми себя в руки. Нечего здесь разыгрывать детскую наивность. – Что вы хотите знать? – не отступала Элиза. – Как золлендамские горожане попросят снизить налог? – О, Водан! Какие налоги?! – простонала мать. – У него кто-то есть. – Что значит: кто-то есть? – непонимающе воззрилась на нее Элиза. – Ты уже достаточно взрослая, чтобы не задавать мне этих унизительных вопросов, – раздраженно ответила та.
Когда до Элизы дошел смысл материнских слов, ей стало не по себе, она чувствовала, как краска стыда заливает лицо.
– Простите меня, – прошептала Элиза, от волнения не справившись с голосом. – Я должна узнать кто это, и пресечь эту связь на корню, – после минутного молчания твердо проговорила мать. – Отзовите графиню, – взмолилась Элиза. – Я сама поговорю с отцом, он не будет лгать мне. – Ты слишком наивна. – Позвольте мне хотя бы попробовать. Не втягивайте придворных. – Я не позволю вам влезать в это, – отчеканила королева. – Я запрещаю вам касаться этой темы.
Элиза была смущена и подавлена. Она не считала себя наивной, как утверждала мать, но к подобным откровениям оказалась не готовой. "Только не отец", – упрямо покачала она головой. Должно быть какое-то иное объяснение.
– Чтобы ты была спокойна, – продолжила королева уже мягче, – я сама разберусь с этим без помощников. А теперь ступай.
Королева величественно махнула кистью, отсылая Элизу, и Шаул оказался вновь в охотничьем домике принца Криситана. Рядом с ним, согревая бок, тихо посапывал Сони, в ногах теплым тяжелым комком урчал Бруно. Шаул был согласен с королевой – не дело дочери разбираться с сердечными делами родителей. Тягостная тоска, отступившая из-за встречи с любимой, вновь заволокла сердце. Теперь на смену его собственным переживаниям пришла саднящая боль от удара, пережитой Элизой. Бедняжка растерялась и съежилась, словно в комнату неожиданно ворвался ледяной порыв снежной бури, ожегший холодом и сбивший с ног. Хотя никакой неожиданности в заявлении ее матери не было. Эта буря бушевала во дворце много лет подряд. Ведь на памяти Шаула король и королева Оланда никогда не проявляли взаимной любви. Так откуда же у Элизы такое упрямое нежелание принять очевидность?
Быть может, человек просто не знает, что его собственный мир базируется на единстве родителей? Потому и трещит его мир по швам, когда этого единства нет, потому и теряет порой человек равновесие, не подозревая, что причиной, потрясшей его, стал давнишний раскол основания. Размышляя о взаимосвязи отцов и детей и предопределении их судеб под пульсацию боли в плече, Шаул незаметно заснул.
Сейчас возникло (или еще раньше) ощущение, что истории Селины и Траума, Шаула и Элизы должны пересечься каким-то эмоциональным образом, хотя, они уже пересекаются, несомненно. Любовь же, многообразная.
У каждая своя. Не согласна я с Толстым: не только несчастье, но и счастье разнится. И каждая история любви вплетается в общую, многогранную, вечную...
Хелга пишет:
цитата:
истории Селины и Траума, Шаула и Элизы должны пересечься каким-то эмоциональным образом
Хорошо бы вернуться к этому, когда (и если) мы доберемся до конца. Обе эти историю идут параллельно, но их развитие становятся взаимным, одна подталкивает другую, и в итоге... А что в итоге? Получится ли какой-то общий знаменатель? Сложится ли единая мозаика? И обретется ли смысл?
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30558
Отправлено: 01.12.14 23:25. Заголовок: Юлия пишет: Не сог..
Юлия пишет:
цитата:
Не согласна я с Толстым: не только несчастье, но и счастье разнится. И каждая история любви вплетается в общую, многогранную, вечную...
И я не согласна. Та фраза красивое начало романа, но не истина.
Юлия пишет:
цитата:
Хорошо бы вернуться к этому, когда (и если) мы доберемся до конца.
А как же не добраться, Автор? А ожидаемая встреча и взаимовлияние этих линий волнуют и тревожат.
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30561
Отправлено: 01.12.14 23:54. Заголовок: Тапочки к последнему..
Тапочки к последнему отрывку.
цитата:
Раньше раздосадованная Агата непременно взялась придумывать способ ограничить ее передвижение, но сейчас она лишь вздохнула.
Раньше раздосадованная Агата непременно взялась бы придумывать способ ограничить ее передвижение, но сейчас она лишь вздохнула.
цитата:
Но она не сойдет с места, пока не встретиться с Ревом.
Не встретится
цитата:
Вы знаете, что она единственная женщина за всю историю нашего мира оказалась способной на это?
Вы знаете, что она - единственная женщина за всю историю нашего мира, оказавшаяся способной на это?
цитата:
О встречах с вашим владыкой написано не мало книг,
Немало
цитата:
Или хотя бы дотронется, или обратиться к ней.
Обратится
цитата:
Оно позаботиться о ней.
Позаботится
цитата:
Два высоких кресла, стоящих у камина были явно из другой эпохи.
А тот, как ни в чем ни бывало, возился с раненым Шаулом и, казалось, не спешил покидать.
Предложение кажется незаконченным.
цитата:
Присутствие Сони было весьма кстати, при всем своем уме Бруно, оставаясь котом, не в силах был помочь больному. Сони же был отличной сиделкой и теперь, после отъезда монахов, и перевязка была поручена отцом До мальчику.
Много было. С этими "быть" всегда сложно.
цитата:
Сони, склонив на бок голову, посмотрел испытующе на Шаула, и вдруг не говоря не слова, шмыгнул под одеяло, устроившись на самом краешке кровати.
Набок. Не говоря ни слова. После Шаула зпт не нужна, а лучше ее поставить после вдруг. И там дальше опять «устроившись».
цитата:
Его выводили из себя благочестивые доводы увещевателей, взывающие к его совести и догу.
Долгу
цитата:
Амбросиус мог думать что угодно, но именно ему, Шаулу, было под силу разгадать все загадки свитка.
Зпт после "думать"?
цитата:
Она точно рассчитала, что Шаул не сможет оставить загадки свитка неразгаданными и не успокоиться пока вся мозаика не сложится воедино.
Успокоится. Зпт перед "пока".
цитата:
Вот уже полгода, как королева готовится к празднованию совершеннолетия принцессы, и превратила жизнь всего замка в сущий ад.
Лишняя зпт после принцессы.
цитата:
Подождав пока ее величество закончит, Элиза обратилась
Зпт после подождав?
цитата:
– Позвольте узнать, о предмете вашего спора.
Лишняя зпт после узнать
цитата:
Так вы печетесь о чети нашего дома?
О чести
цитата:
и Шаул оказался вновь в охотничьем домике принца Криситана.
Вот просто чудесно - и то, почему любовь Траума может погубить Селину, и чем чревато сожжение заклинания, - с неожиданным выводом для читателя, логичным и ярким. И чисто женское желание королевы одержать победу над колдуньей (хотя силы явно неравны, но она над тем не задумывается, конечно). Хелга пишет:
цитата:
ощущение, что истории Селины и Траума, Шаула и Элизы должны пересечься каким-то эмоциональным образом
Явно не случайные параллели, которые - как мне кажется - нарушат известную аксиому. Юлия пишет:
цитата:
А что в итоге? Получится ли какой-то общий знаменатель? Сложится ли единая мозаика? И обретется ли смысл?
На то у автора все карты (и наверняка козырь в рукаве ), чтобы подвести и сложить, куда нужно и что должно.
Из тапочков - добавлю чуток (могут быть совпадения с Хелгой, хотя, вроде, подчистила).
цитата:
Судьба Элизы и Шаула давно перестали укладываться
Перестала.
цитата:
охватившие магистра при встречи с ней
Встрече.
цитата:
ободрившее ее восхищение
Четыре "е" подряд. М.быть как-то переделать?
цитата:
– Спасибо, вам, – нашла в себе силы поблагодарить магистра Агата.
Лишняя зпт.
цитата:
Просторная комната едва освещалась камином и одинокой свечкой у изголовья широченной кровати, с богатым резным пологом.
Сони же был отличной сиделкой и теперь, после отъезда монахов, и перевязка была поручена отцом До мальчику. Надо признать, тот прекрасно справлялся.
- "и" показалось лишним. "Тот" - отец До или Сони - не сразу понятно. М.быть поставить имя?
цитата:
как ни в чем ни бывало, возился с раненым Шаулом
- не бывало.
цитата:
вдруг не говоря не слова,
- ни слова.
цитата:
Может быть, Бруно и прав(,) и заклятие действительно действует на него.
Пропущена запятая.
цитата:
развернувшись к взволнованно ходившему по комнате королю, увидев Шаула – но то, конечно, была принцесса, и сердце приятно качнулось в предчувствии встречи, – он остановился.
Несколько путанное предложение, м.быть разбить на несколько? Ну и с Шаулом - как-то слишком прямолинейно. Как вариант (грубо): Шаул оказался в большой светлой комнате (...). У раскрытого бюро сидела королева, развернувшись к взволнованно ходившему по комнате королю. Заметив принцессу, король остановился (...) Ну и повторяется (сердце приятно качнулось - наполнило сердце радостным волнением).
цитата:
Вот уже полгода, как королева готовится(лась) к празднованию совершеннолетия принцессы и превратила жизнь всего замка в сущий ад.
Выделенное синим - первое показалось лишним, второе - напрашивается прошедшее время. А если с деепричастием?: готовилась (...), превратив жизнь всего замка (...) - ?
цитата:
С какой стати мы должны хорониться(,) словно крысы?
Зпт.
цитата:
саднящая боль от удара, пережитой Элизой.
- пережитого- ?
Еще показалось, что диалог Агаты с Ревом несколько ходит по кругу, а королева как-то немотивированно оставила Элизу в комнате (понимаю, зачем автору понадобилось присутствие Элизы, но зачем оно королеве? Т.е. м.быть найти какую-то мотивацию, предлог, чтобы оставить Элизу - поручение, замечание, или - может - посадить ее комнате до прихода отца - ?)
aproposХелга Спасибо, дорогие. Так жаль, что вчера не смогла с вами побыть здесь вместе. Только увидела и - труба зовет. По Крылову - видит око, да зуб неймет.
Хелга пишет:
цитата:
Одержать победу, зная, что на кону судьба дочери, чем она только думает?
apropos пишет:
цитата:
хотя силы явно неравны, но она над тем не задумывается, конечно
Девушка она напористая, королева-то. И ведь пока еще ничего страшного не случилась. Ну побузила колдунья на крестинах, но все же путем в датском королевстве. Все живы-здоровы, феи на подхвате. И она подготовилась - веретена, судя по давнишнему спору с венценосным супругом, выкинула. К тому же она не собирается мериться силами с колдуньей, просто хочет отметить день рождения дочери, как собственный триумф. Вполне родительское желание.
apropos пишет:
цитата:
Явно не случайные параллели, которые - как мне кажется - нарушат известную аксиому
Автор уже в обмороке. Какую аксиому?
apropos пишет:
цитата:
диалог Агаты с Ревом несколько ходит по кругу
Рев этот такой многословный, я замаялась с ним. apropos пишет:
цитата:
найти какую-то мотивацию, предлог, чтобы оставить Элизу - поручение, замечание,
Так и предполагалось, что королева вызвала дочь, но потом все уже забыли зачем. Надо что-то как-то...
apropos пишет:
цитата:
Ничего, общими усилиями разберемся
Без вас никак...
Юлия
Сообщение: 1645
Отправлено: 04.12.14 17:57. Заголовок: Хелга пишет: Вот в ..
Хелга пишет:
цитата:
Вот в тот момент, когда Рев говорит, что Селина - единственная, а потом как-то зацикливается немного на этом.
Убрала второе упоминание о единственности с ответом Агаты.
apropos пишет:
цитата:
королева как-то немотивированно оставила Элизу в комнате (понимаю, зачем автору понадобилось присутствие Элизы, но зачем оно королеве? Т.е. м.быть найти какую-то мотивацию, предлог, чтобы оставить Элизу - поручение, замечание, или - может - посадить ее комнате до прихода отца - ?
А если так:
Прикрыв веки, он размышлял о колдовских кознях, когда ясно услышал усталый мужской голос:
– Что ты хочешь, Аманда?
Открыв глаза, Шаул увидел слепившую блеском содержимого раскрытую шкатулку. Изящная Элизина ручка нехотя перебирала драгоценности короны Оланда. Повертев немного большой старинный медальон, принцесса провела пальчиком по гладкой поверхности круглого камня и стерла с сердца Шаула всю муторную мороку последних дней. Сидя на широкой скамье в уютной нише у раскрытого окна, Элиза с разрешения матери выбирала украшение для предстоящего бала.
– Я не потерплю подобного отношения, – послышался за спиной взвинченный голос королевы. – Аманда, у тебя достаточно помощников, – возразил король. – Я должен заниматься повседневными делами. И сейчас у меня назначена аудиенция с представителями магистрата Золлендама, он просят снизить пошлины на ввоз товара. – Речь идет о судьбе королевства, а вы нашли время заняться склоками черни?! – Оставь, Аманда! Золлендам – богатый город, в нем проживает больше народа, чем во всех других городах и землях. Это они оплатили большую часть твоего сумасбродного проекта.
Король с королевой, стоя посреди комнаты, вели бесконечный спор. Элиза досадливо вздохнула, отодвинула от себя шкатулку и уставилась в окно. Вот уже полгода королева готовилась к празднованию совершеннолетия дочери, превратив жизнь всего замка в сущий ад. Доставалось всем придворным и слугам – от приглашенных из-за границы портных до служанок, чистящих камины.
А за окном в сиянии майского дня природа разливалась брачными трелями птиц. Фруктовые деревья, словно убранные к венцу невесты, одетые в белоснежное кружево цветов были укутаны легкой вуалью нежного аромата, кусты жимолости – скромные подружки невесты – курчавились нежными желтовато-розовыми цветочками. В этот волнующий прекрасный мир вдруг ворвался резкий, словно звон разбившегося стекла, возглас матери:
– Вы не можете игнорировать это торжество, ваше величество! – тон королевы повышался от слова к слову. – Аманда, я уже объяснял тебе. Я не считаю нужным праздновать совершеннолетие Элизы так шумно. Пусть это день пройдет спокойно. А потом уж – шумные балы, женихи и что ты еще хотела… – Мне отвратительны ваши пораженческие взгляды, – просипела мать. – С какой стати мы должны хорониться, словно крысы? Мы устранили все опасности, мы развенчали все козни. Мы победили. Она должна быть посрамлена в этот день. Посрамлена и повержена – раз и навсегда!
Элиза обернулась. Казалось, ей известны все неприятели матери – королева никогда не скупилась на грозные посулы. Кого же из них на этот раз собралась она повергнуть в прах? И почему это надо делать на празднике в честь шестнадцатилетия дочери?
– Аманда, поберегись, – отец скривился, как от зубной боли. – Шестнадцать лет назад ты хотела поставить ее на место, сейчас ты хочешь ее посрамить. Тогда это закончилось не лучшим образом, что будет сейчас?
Элиза поняла, что услышала нечто, не предназначенное для ее ушей. Иначе как объяснить, что до сих пор ей ничего не было неизвестно о брани, которую королева ведет вот уж больше полутора десятка лет. Спорщики попросту забыли о ней. Так что же произошло шестнадцать лет назад? И каким образом связанна эта таинственная противница матери с рождением и совершеннолетием принцессы?
– Убирайтесь с моих глаз, Грегор, – просипела мать. – К горожанам, горожанкам, на охоту – куда угодно! – голос ее уж звенел под потолочными балками: – Я не желаю вас слушать!
Отец вздохнул и вышел. Элиза поднялась со скамьи и вышла из оконной ниши, чтобы поговорить с королевой, но та, усевшись к бюро, принялась что-то писать. "Ничего, – кивнула принцесса, – время не торопит". Подождав, пока ее величество закончит, Элиза обратилась к недовольно взглянувшей на нее матери:
– Позвольте узнать о предмете вашего спора. – Что именно вы хотели бы знать, дочь моя? – подняла бровь королева.
Мать всегда напускала на себя этот неприступный чопорный вид, когда хотела отделаться от нее. Но в этот раз у нее ничего не выйдет – Элиза не намерена была уступать.
*** Колдовской свиток пугал больше, чем ранение. Элиза припоминала уроки крестных. Когда-то те настойчиво втолковывали ей: колдовство, как заразная болезнь. Питаясь слабостями человека, оно завладевает его сердцем. И сейчас колдовство исподволь подкрадывалось к Шаулу. Незаметно смещая акценты, растушевывало границу между добром и злом. Подтачивало его волю и отравляло его чувства, наполняя их желчью. Она не осуждала его – кто-нибудь другой осудил бы, но не она – она верила в него и знала, что любовь к истине в нем сильна и непреложна. И все же он был в большой опасности.
В столицу княжества Адхельм Шаул и его спутники прибыли уже вечером. Элиза с опаской следила за безрадостным, раздраженным настроением Шаула. Его мысли кружили вокруг загадки колдовского свитка. Ему не давал покоя вызов, брошенный колдуньей. Не умея разгадать ее расчет, он злился на колдунью и весь свет, но не переставал думать об этом. Пульсирующая боль в плече только усиливала его раздражение. Все остальные интересы и переживания отошли на задний план, а то и вовсе перестали существовать. Он ни разу не вспомнил о безопасности своего Содружества, не ломал голову над дипломатическими ходами. Даже в мыслях о ней, Элизе, было так мало нежности.
Ранние осенние сумерки укрыли город от любопытных взглядов путешественников. "Какой он окажется при свете дня? Понравится ли Элизе? Или окажется слишком незатейливым для ее честолюбивых планов?" – размышлял Шаул о ее чувствах, словно о докучливой обязанности. А сердце Элизы теснила тоска, не таким она хотела его видеть.
Деревянная клетка на колесах, в которой перевозили разбойников, свернув с главной дороги, подкатила к тюремным воротам. А карета, в которой ехали Шаул, Сони и Бруно вместе с неразговорчивым маршалом гвардейцев, сопровождая катафалк, продолжила свой путь к городскому собору, куда принц приказал поставить на ночь тело его сводного брата. – Вы можете подождать здесь или пройти в собор, – обратился маршал к Шаулу, когда карета остановилась, и вынырнул в холодную темноту осеннего вечера. – Я зайду в собор, – кинул Шаул своим спутникам и выскочил вслед за маршалом. Элиза знала причину: ему хотелось попрощаться с Амбросиусом. Колдовской свиток соединил их судьбы, сыграв роковую роль в судьбе коротышки – не напади он на карету епископского курьера, то сегодня был бы жив. Конечно, тот не относился к лучшим представителям рода человеческого, и натворил, наверное, немало зла, но он был несчастен и отвергнут и в этом смысле казался Шаулу ближе, чем его благочестивые спутники. Он считал, что жалеет коротышку, но и слепому было ясно – оплакивая разбойника, он жалеет лишь самого себя и лелеет тоску о несбыточности своих надежд. Одно роднило его с коротышкой – они оба были околдованы.
В огромном сумрачном пространстве собора горело всего несколько свечек да редкие лампадки у статуй святых. Гроб с телом Адхельмского бастарда поставили в северной галерее. Монах, зажегший свечу в подсвечнике у изголовья покойника, встав на колени, склонился в молитве. Шаул остановился у колонны неподалеку. Отсюда ему было хорошо видно освещенное пламенем свечи лицо Амбросиуса. При жизни залихватски закрученные усы поникли, отчего коротышка выглядел грустным и немного удивленным.
– Ну вот, один из претендентов на колдовской свиток уже переселился в иные обители, – услышал тихое кошачье шипение Шаул. – Отстань, – отмахнулся юноша, проследив глазами за исчезнувшим, словно тень, монахом.
По собору разнесся гулкий звук шагов – кто-то быстрой походкой продвигался по северной галерее. Человек остановился у гроба Амброзиуса Лютого. Вошедший был высок и статен. Он задумчиво всматривался в лицо разбойника, даже на смертном одре выглядевшее комично.
– Кто бы это мог быть? – снова прошипел Бруно, ловко устроившийся на деревянной панели колонны.
Рассматривая красивое лицо вошедшего, Шаул уже знал ответ:
– Принц Кристиан, – тихо проговорил он, и ревность, тягучая, темная, уязвила его сердце, предубеждая и раздражая против незнакомца.
Тот поднял голову и удивленно посмотрел на Шаула:
– Кто вы? – Простите, – Шаул сделал шаг вперед и поклонился. – Я не должен был…
Принц Кристиан отошел от гроба. Увидев у своего визави руку на перевязи, спросил:
– Вы посол его святейшества? – Шаул Ворт из Бонка, – поклонился Шаул, не уточняя свое отношение к епископу Эльтюда. – Вас ранил мой брат? – Сам он пострадал сильнее, – ответил Шаул, кивнув в сторону гроба. Он задержался на нем взглядом, с горечью осознавая жестокую насмешку судьбы: коротышка лежал пред огромной тенью его венценосного брата с беспомощностью брошенной кукловодом марионетки. – Вы жалеете о его смерти? – недоверчиво спросил принц. – Нет, – покачал головой Шаул, – но неприязни к нему не испытываю. Мне показалось, что и вы, несмотря на веские причины, не испытываете к нему подобных чувств, – заметил он, отметая все указания Бруно о соблюдении дистанции и выражении почтительности. – Он мой брат, – пожал плечами принц, не смутившись вольностью Шаула. – Разве это его извиняет? – едко спросил тот.
Ревность подстегивала раздражение, и Шаул уже не мог сдерживаться, нарушая не только приличествующую случаю субординацию, но и самые обыкновенные правила хорошего тона. Вселившийся в него бес исходил желчью. Но принц, вместо того, чтобы осадить зарвавшегося посланника, улыбнулся. Мягкая улыбка смягчила строгие черты, заиграв на щеке ямочкой.
– Вы правы, ответ лицемерный.
Принц на минуту задумался, и продолжил:
– Он враждовал со мной, даже пытался организовать переворот. Но никто его всерьез не воспринял. В этом была его главная беда. Он то злился, то кривлялся, то впадал в мрачную ипохондрию, и все так напыщенно и театрально, что все в нем видели только шута. – И вы не исключение, – ядовито заметил Шаул, и Элиза почувствовала, как легко он готов вину за все безобразия разбойника свалить на брата.
Принц не рассердился, но с интересом, взглянув на своего визави, спросил прямо:
– Вы считаете, что я виноват в его ненависти ко мне? – Простите, – недовольно пробурчал Шаул, понимая, что зашел слишком далеко и, чуть смягчив тон, ответил: – Но мне легче понять неудачливого коротышку, ставшего посмешищем для всего двора, чем прекрасного принца, привыкшего быть с Фортуной накоротке. Да и слишком заманчиво видеть все зло в своих врагах. Кстати, Амбросиус именно так и делал. – Амбросиус? – удивлено переспросил принц. – А как еще его можно называть? – ощетинился Шаул. – Вы бы предпочли – Адхельмский бастард?
Элиза в ужасе замерла, ожидая резкой реакции на подобную дерзость.
– Нет, – просто ответил принц и добавил: – Вы слишком прямолинейны для дипломата. – Вы правы, я никудышный дипломат, – с вызовом ответил Шаул. – А вы слишком снисходительны для принца.
Тот снова улыбнулся.
– Вы ошибаетесь. Я могу быть очень нетерпимым. Ведь изгнал же я собственного брата. – В свой охотничий дом? – насмешливо спросил Шаул. – Нет, я изгнал его из Адхельма. Но он вернулся, – усмехнулся принц, – и занял мой охотничий дом. Звучит, действительно, глупо, вы правы. Пойдемте, я вас приглашаю во дворец, – решительно заявил он, не ожидая отказа.
Шаул оставалось лишь поклониться и последовать за его высочеством. Элиза недоумевала: что значит эта снисходительность властителя Адхельма? Никто не смеет обращаться к человеку, обличенному властью так, как это делал только что Шаул! Колдовство отравляет его сердце, он становится презирающим условности смутьяном, обозленного на весь свет! Элиза ахнула: она разгадала замысел колдуньи. Без всяких загадочных слов и магических ритуалов Шаул превращался в Амбросиуса Лютого.
Они вышли из собора, и принц Кристиан, отдав распоряжения маршалу, предложил:
– А мы, господин Ворт, можем с вами пройтись, мой дворец недалеко.
Принц Кристиан определенно не был рабом этикета. Это тоже настораживало Элизу: что стоит за этой свободой? Молодые люди шли по опустевшему вечернему городу, и звук их шагов по деревянным мосткам гулко разносился по узким коридорам улиц. Одно за другим гасли окна домов – горожане укладывались спать. Открывшаяся дверь трактира, осветив раскачивающуюся со скрипом вывеску, выпустила повеселевших завсегдатаев.
– Люблю осень, – проговорил принц Кристиан. – Урожай собран. Итоги подведены, можно строить планы на будущее… Ну и повеселиться от души. Зайдем, выпьем? – В трактир? – ошеломленно уставился на принца Шаул.
Это было, действительно, из ряда вон! "Почему он нарочито пренебрегает своим положением, обесценивает саму идею верховной власти?" – негодовала Элиза.
– А что в этом такого? – удивился принц, словно ничего особенного действительно в его поведении не было. – Или в ваших краях не принято посещать трактиры?
Конечно, жители родного Шаулу Бонка не гнушались посещением питейных заведений. В будничные вечера и праздничные дни таверны были полны повеселевшими горожанами. В Бонке не было такого роскошного заведения, как Золендамский "Приют философа", с просторным залом, цветными стеклами окон, выложенной плиткой полом, превосходным музыкальным оркестром и изысканными блюдами. Но был замечательный пивной кабачок, принадлежавший художнику и пивовару Виллему Браму, которым не брезговали и аристократы. Были трактиры средней руки, с хорошей кухней, где подавали не только пиво или можжевеловую водку, но и дорогостоящее вино, были музыкальные таверны, где играл небольшой оркестр, и устраивались танцы, были маленькие темные подвальчики, где народ попроще отдыхал от дневных трудов с кружкой пива. Заведения были разного сорта, но ни одно из них не простаивало пустым.
– Отчего же, – пожал плечами Шаул. – Ну так пойдемте, – принц положил руку ему на плечо, направляя к двери таверны.
В небольшом зале за простыми деревянными столами на лавках сидели завсегдатаи, судя по одежде – в основном мастеровые, было несколько солдат городской стражи, небольшая компания купцов. Шаул не заметил ни одного аристократа или богатого горожанина. Стоял гул голосов, то и дела слышали громкие возгласы подвыпивших посетителей. В закопченном очаге жарилась на вертеле целая кабанья туша, истекая соком и наполняя воздух аппетитными запахами. Подоспевшая к ним улыбчивая разрумянившаяся девушка, принесла запотевший кувшин с пивом и две глиняные кружки.
– Что господа желают: рагу из кролика, гусиный паштет, жареные цыплята, пирог с солониной или мясо? – предложила девушка, слегка махнув рукой в сторону аппетитно зарумянившейся туши. – Вы очень голодны? – спросил принц. – Нет, – соврал Шаул и проглотил слюну, припомнив сочный харинг, который всегда подавали в тавернах Бонка. – Принеси нам пирог и паштет, – приказал девушке принц и, разливая пиво, пояснил: – Нам еще во дворце ужинать.
Густая мутноватая струя золотистого пива утопала в пушистой пене, вылезающей из бокалов. Шаул пригубил пиво, холодный терпкий напиток разлился во рту приятной горечью. Пиво в княжестве Адхельм варили на славу.
– Вы любите бывать в таких местах? – поинтересовался Шаул. – И вас не узнают? – Узнают, но уже привыкли и не шушукаются за спиной, – улыбнулся принц. – Я люблю бывать здесь. Люди за едой и хорошей кружкой пива говорят что думают, живут, как умеют, веселятся от души. Иногда какой-нибудь цеховой мастер или глава гильдии рассуждает не хуже государственного мужа. – Так вы отсюда черпаете свои идеи управления княжеством, – усмехнулся Шаул. – И отсюда тоже, – принц показал на пивную кружку.
"Неудивительно", – недовольно подумала Элиза. Но вкусное пиво и сытная еда оказались способны усмирить даже ненасытную ревность. Ее любимый смягчился и повеселел, и уже за одно это она могла поблагодарить принца.
– А бедный отец До полагает, что это коварство власти лишает принцев и принцесс способности различать лица. Старик забыл о пиве, – рассмеялся Шаул, почему-то это показалось ему смешным.
Кажется, Элиза поторопилась с благодарностью…
– И о коронах не по размеру, – кивнул принц. – Так вы недолюбливаете принцев? – Да, есть отчасти, – отхлебнув еще пива, признался Шаул. – Вы считаете всех нас баловнями Фортуны, так вы, кажется, выразились? – О, нет, – протянул Шаул, выпитое пиво разливалось по венам, даря легкость суждений и свободу выражений. – Я считаю вас несчастнейшими из людей. Зажатые в тесные рамки условностей, подчинившие чувства интересам короны, те из вас, кто упивается своим могуществом – жалок, кто тяготится бременем власти – несчастен. Едва ли найдется из подданных кто-нибудь, обладающий меньшей свободой, чем их король.
" Шаул!" – ахнула Эиза, чувствуя запальчивую горечь, охватившую его.
– Так почему же в соборе вы жалели Аброзиуса, а не меня? – В нем я увидел несчастного человека, а в вас…, - Шаул вздохнул. – Что вас жалеть? Вы словно сошли с холста "Аллегория власти". Даже ваша внешность вознесла вас на недосягаемый для смертных пьедестал, – разоткровенничался Шаул.
"Он совсем забыл, с кем разговаривает!" – ахнула Элиза.
– Вы и сейчас видите во мне только статую? – внимательно вглядываясь в собеседника, спросил принц. – Я хотел бы, чтобы это было так, но вы… чертовски симпатичный человек, – проговорил Шаул, почувствовав, что его язык утратил привычную гибкость. – Если бы не обстоятельства, я был бы абсолютно очарован вами. – Какие обстоятельства? – недовольно поинтересовался принц. – Вы Адхельмский правитель, – ответил Шаул, словно это было преступлением. – Не понимаю, что в этом предосудительного? – поморщился принц. – Предосудительного – ничего, кому-то надо быть правителем Адхельма. – Значит, вы отказываете принцам в праве на любовь и дружбу? – Вы сами себе отказываете в этом. Такова цена вашей власти. Ваши браки – политические сделки. Ваша дружба – политическая конъюнктура. Вы называете братьями своих врагов, правителей соседних государств, а родных братьев – врагами. Вы не просто люди, вы олицетворяете собой саму идею верховной власти. Если кто-то решается спорить с вами, то он подрывает основы власти, если кто-то осудил вас – он посягнул на саму власть! Разве здесь есть место любви или дружбе?! – Таковы ваши политические убеждения? – Таков мой печальный опыт.
– Вы любопытный человек, господин Ворт. – Я идиот, – поздно спохватился Шаул. – Простите, я устал, и пиво ударило мне в голову. Поверьте, я не оскорблю впредь вашего слуха подобными откровениями. – А я, признаться, как раз рассчитывал на вашу откровенность, – возразил принц, облокотившись на стол. – Вы хоть и огорчены, но во многом правы. Мы порой лишены самых важных человеческих чувств, без которых жизнь превращается в ремесло, исполнение обязанностей. Положение делает нас недоверчивыми и скрытными. Но, поверьте, мы нормальные люди способные любить и быть верными в дружбе. И короной мы не защищены от страданий. Вы говорите, мы называем братьев врагами? Я хотел, чтобы Амбросиус был моим другом и помощником. Но ему не нужна была моя братская привязанность. Ему нужна была моя власть. – Если бы только это, – протянул Шаул. – Что это значит? – не понял принц. – Он хотел быть вами. Вы были воплощением всего, что он хотел иметь и не имел. Но он понимал, что даже отобрав у вас власть, он никогда не получит то, что вы получили по праву рождения и воле Провидения. Так что ему необходимо было превратиться в вас. – Он был сумасшедшим, – брезгливо поморщился принц. – Им определенно владела совершенно безумная идея.
Они посмотрели друг на друга и вдруг весело расхохотались.
– Не понимаю, как вы могли быть братьями? – отсмеявшись, удивленно протянул Шаул. – А ты похож на своего брата? – с легкостью перейдя на ты, ответил вопросом на вопрос принц. – Внешне – да, а характером… - Шаул отрицательно покачал головой.
Молодые люди сидели и болтали по-приятельски, обсуждая все подряд. И Элиза узнала о Шауле больше, чем за все время, проведенное в его воспоминаниях. Теперь она знала, что суровый господин Ворт – городской архивариус и библиотекарь, образованный человек, получивший ученую степень в знаменитом университете Бовиля, а мать Шаула – дочь аптекаря из Драфта. Брат Тим – задира и непоседа. Оказалось, что Шаул очень привязан к матери и не ладит с отцом. В детстве он, как и принц Кристиан, обожал рыцарские романы, а сейчас с удовольствием читает сатиру на них. Что оба они увлекаются наукой, но один предпочитает механику, а второй - философию. Наконец молодые люди, расплатившись со служанкой, покинули шумную таверну. Разделавшись с пивом, они оставили нетронутым паштет и недоеденным пирог.
– Полярная звезда, – указал Шаул на одну из звезд ясного небосвода. – Она укажет нам путь на север. – Нам не надо на север, – возразил принц и, указав чуть в сторону, воскликнул: – Большой ковш. – Вон Мицар. Двойная, моя любимая.
Они словно дети, раскрыв рты и тыкая пальцами в небо, наперебой называли звезды и созвездия.
Элиза почувствовала себя одинокой и несчастной. Шаул, словно, забыл о ее существовании. Странный принц и вовсе не вызывал доверия. И их внезапно родившаяся дружба наполняла сердце ревнивой горечью: что в одночасье, разрушив все барьеры и уничтожив дистанцию, соединило их чуть ли не братской привязанностью?! Элиза с негодованием ощутила прикосновение принца – владыка Адхельма, приобняв Шаула за плечи, показывал ему очередную звезду.
О, какой принц! Кристиан пока радует как человек, разумный и демократичный, но даже боюсь представить, во что все это выльется. Как-то немножко не хватило картинки, что это все видится глазами Элизы.
Как-то немножко не хватило картинки, что это все видится глазами Элизы.
Элиза давно не появлялась. И начало для такого долгого перерыва получилось действительно слишком сумбурное. Чтобы упорядочить немного восприятие переделала его. Спасает ли это положение?
"Элизе казалось, что она сломя голову мчится с ледяной горки, подскакивая и переворачиваясь на ухабах, рискует вот-вот сломать себе шею. Так она путешествовала по воспоминаниям Шаула, где события, перегоняя друг друга, переворачивались, словно осколки стекла в калейдоскопе, складываясь в невероятную мозаику, чтобы тут же смениться новым узором. Погоня, плен, безумный разбойник со своим проклятым свитком, внезапное спасение, ранение, а теперь еще и колдовское и, как сказал бы отец До, во истину дьявольское искушение!
Как и старика монаха, Элизу последнее пугало гораздо больше, чем телесная рана, нанесенная разбойником. Переживая вместе с Шаулом охватившую его лихорадку, она явственно чувствовала злобную горечь колдовства, что отравляла его кровь. Ей вспомнились уроки крестных. Когда-то те настойчиво втолковывали ей: колдовство, как заразная болезнь. Питаясь слабостями человека, оно завладевает его сердцем. И сейчас колдовство исподволь подкрадывалось к Шаулу. Незаметно смещая акценты, растушевывало границу между добром и злом. Подтачивало его волю и отравляло его чувства, наполняя их желчью. Она не осуждала его – кто-нибудь другой осудил бы, но не она – она верила в него и знала, что любовь к истине в нем сильна и непреложна. И все же сердце сжималось от предчувствия неминуемой беды.
Вот и сейчас, страдая в карете от тряски, усиливающей боль и тошнотворную слабость, Элиза с опаской наблюдала, как мысли Шаула, словно горячечный бред, навязчиво кружат вокруг загадки колдовского свитка. Ему не давал покоя вызов, брошенный колдуньей. Не умея разгадать ее расчет, он злился на колдунью и весь свет, но не переставал думать об этом. Пульсирующая боль в плече только усиливала его раздражение. Все остальные интересы и переживания отошли на задний план, а то и вовсе перестали существовать. Он ни разу не вспомнил о безопасности своего Содружества, не ломал голову над дипломатическими ходами. Даже в мыслях о ней, Элизе, было так мало нежности.
В столицу княжества Адхельм они прибыли уже вечером. Ранние осенние сумерки укрыли город от любопытных взглядов путешественников. "Какой он окажется при свете дня? Понравится ли Элизе? Или окажется слишком незатейливым для ее честолюбивых планов?" – размышлял Шаул о ее чувствах, словно о докучливой обязанности. А сердце Элизы теснила тоска, не таким она хотела его видеть".
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30585
Отправлено: 12.12.14 23:46. Заголовок: Юлия пишет: Чтобы у..
Юлия пишет:
цитата:
Чтобы упорядочить немного восприятие переделала его.
Кажется, что стало объемнее, теперь Элиза как-то активней проявилась. Да, видимо, ощущение было из-за того, что ее давно не было. Соскучились.
Шаул лежал, разморенный, после принятой ванны. Опьянение проходило, а вместе с этим возвращались желчное недовольство и неутешительные мысли. Ему было неприятно, что он так разоткровенничался с принцем. Зачем? Никакой дружбы между ними нет и быть не может. Появившееся сожаление об этом он отогнал очередной отповедью самому себе:
– Что за слюнтяй! Расчувствовался, разоткровенничался, как девчонка. – А что плохого в девчонках? – раздался из угла голос Сони. – Что ты здесь делаешь? – раздраженно огрызнулся Шаул. – Тебя устроили в другой комнате.
Действительно, когда Шаул сказал, что Сони не слуга, а его друг, мальчика поселили, как гостя принца – без особой роскоши, но с почтением, что, кажется, чрезвычайно польстило заносчивому нищему мальчишке. Во дворце все было до смешного просто: весь двор принца состоял из трех человек – графа Бенедикта Айнара, его супруги и уже знакомого Шаулу молчаливого маршала Шарля де Бове. Кроме них был еще десяток слуг, вместо повара кухарка, да дюжина гвардейцев. Обо всем этом ему поведал за ужином граф, немолодой, высокий и очень худой человек со стремительными движениями и удивительно подвижной мимикой.
Я и майордом, и казначей, и референдарий в одном лице. Розалинда, моя жена, обер-гофмейстерина, взявшая на себя обязанности камергера и заведует всем дворцовым штатом. А наш дорогой маршал еще и шталмейстер, – жизнерадостно рассказывал граф. Но это, конечно, ненадолго, – важно вступила в разговор его величавая супруга. – Когда наш дорогой принц женится, его двор будет расширен, как и подобает княжескому двору.
Несмотря на важный вид, графиня – внешне она являла полную противоположность супругу, – оказалась ему под стать весьма сердечной и приветливой. Она сразу окружила Сони материнской заботой, а когда узнала о его участии в спасении монахов с их драгоценной книгой, ее сердце было отдано мальчику безоговорочно.
– Дорогой мой, – отчитала она Шаула после ужина, – почему ваш маленький друг так одет? Ваш долг оказать ему всяческую помощь… – Графиня, если вы сможете уговорить его отказаться от своих лохмотьев, я буду очень благодарен вам. Но, кажется, малыш почитает их ничем не хуже королевского платья.
Графиня тут же взяла дело в свои руки. И теперь Сони выкупанный, с аккуратно обрезанными волосами, был одет в подогнанное по его фигуре платье, в одно из тех, что заботливая мама уложила в Шаулов походный сундук. В темном, ладно сидящем костюме тонкая фигура мальчика казалась почти эфемерной. Маленький эльф колдовал над миской с целебным зельем монаха.
– Еще перевязку надо сделать, – недовольно буркнул мальчик на возмущение Шаула. – Завтра на праздник в монастырь как поедешь верхом с такой раной? Надо отваром промыть и мазь положить. – Может сосватать тебя лейб-медиком ко двору его высочества? – поддел его Шаул. – Сватай свою принцессу, а то ты, кажется, про нее забыл, – парировал мальчишка. – Бруно, ты – трепло, – пнул Шаул развалившегося на его кровати кота.
Бруно был тоже обласкан при дворе принца. Съев недельный рацион за вечер, он лениво дремал, игнорируя Шауловы нападки.
– Ну так что принц? – поднял сонную морду кот. – Ты придумал, как будешь с ним говорить? Вы накоротке, как я заметил. – Парочка: гусь да цесарочка, – усмехнулся Сони.
Метнув в мальчишку свирепый взгляд, Шаул раздраженно ответил:
– Он предложил рассказать ему о моем деле завтра за ужином. – И как ты собираешься повести ваш разговор? – принимаясь за вылизывание задней ноги промурлыкал Бруно. – Ему я могу рассказать все, как есть, он поймет. – Ну что ж… Принц действительно расположен к тебе. Попытайся выторговать у него свободу Содружеству.
Чувство симпатии к Кристану вновь вытеснила тяжелая ревность. Владыка Адхельма был умен, красив, добросердечен. Даже сам Шаул вопреки предубеждению не смог устоять перед обаянием его высочества. К тому же он был настоящим принцем. Элиза полюбит Кристиана и забудет его. Сони промывал рану и делал перевязку, врачуя телесную рану. А Шаул тем временем растравливал рану сердечную, представляя, как счастливы будут эти двое, соединившись.
"Элиза прекратит его хождение по тавернам и прогулки по городу, – мстительно подумал Шаул. – Интересно, допустимо ли в понятиях ее высочества о престиже власти заниматься правителю научными опытами?"
Кристиан увлекался механикой. Он усовершенствовал часовой механизм и конструкцию, поддерживающую его телескоп, колдовал с линзами и проводил интереснейшие опыты, изучая движение тел. Шаул более склонный к умозрительным рассуждениям в духе классической антропологии, ценил и уважал прикладную науку не меньше, и не мог не восхититься, оказавшись в мастерской принца, его опытами и знаниями. С гордостью заметил он среди книг, заполнявших стеллажи в комнате, несколько сочинений, принадлежащих его соотечественникам, и похвастался принцу. – Замечательные книги, – улыбнулся Кристиан. – Мне нужна твоя помощь. Расскажи мне о ваших университетах. Хочется мне, чтобы и наши книги стояли на полках. Сможем мы провернуть такое с тобой? – Со мной? – опешил Шаул. – Не отнекивайся, – попросил его Кристиан. – Ты нужен мне.
Шаул вздохнул, он не мог объяснить себе такое расположение и доверие принца, как не мог понять и своей симпатии к нему, растущей вопреки жгучей ревности и постыдной зависти. Как за несколько часов знакомства, совершенно не похожие друг на друга люди из разных миров могли так сблизиться? Они понимали друг друга с полуслова, и один мог с легкостью закончить начатую другим фразу. Словно они были знакомы тысячу лет, и сейчас, встретившись после долгой разлуки, никак не могли наговориться. И как же могло случиться, что именно этот человек разлучит его с Элизой?!
Вечером они смогли расстаться только потому, что Кристиан пожалел его.
– До завтра, – поднялся Кристиан, – а то ты сейчас упадешь. – До завтра, – просто попрощался Шаул.
Он действительно устал, и рана ныла, не давая удобно устроиться в кресле. Завтра у них будет еще один длинный день. До ужина. Вечером, когда состоится их разговор, и он отдаст Кристиану руку Элизы, их дружбе придет конец.
Сони закончил перевязку и поправил одеяло.
– Теперь спи, – назидательно сказал мальчик и, забрав свечу, пошел к выходу. – И тебе спокойной ночи, – отозвался Шаул. – Спасибо.
За Сони закрылась дверь. Шаул закрыл глаза, но сон не шел к нему. Он думал об Элизе, вспоминая какой потерянной и несчастной она чувствовала себя после подсмотренного им разговора с матерью. Нет, Элиза не была красивой копией королевы Аманды. Она другая. Нет в ней безудержной жажды власти, нет жестокой категоричности, нет бездумного поклонения перед мертвой формой. Может быть, в начале ее и покоробит пренебрежение этикетом, но она не сможет не увидеть и не оценить душевной красоты Кристиана.
– Не говоря уже о его внешности, – вздохнул Шаул.
Что и говорить?! Он нашел для любимой лучшего мужа, которого мог себе представить. Он и сам бы не отказался от такого друга. Но какая уж здесь дружба?! Ему придется удовлетвориться тем, что оба дорогих ему человека обретут счастье, хоть и без него.
– Я сделал все, что мог, – мрачно прошептал Шаул, упиваясь собственной болью, когда резкий возглас: «Нет! Все это никуда не годится!» – вырвал его из мрачной дремы, и он увидел Элизу.
Она стояла перед зеркалом, облаченная в парадное платье: сребристый атлас, расшитый золотым шитьем, жемчугом, красными и синими самоцветами. За пышным тончайшей работы кружевным воротником поднимался еще один, прозрачное переливающееся кружево которого напоминало крылья стрекозы. Ожерелье из сапфиров и жемчуга украшало изящную шейку принцессы, высокая прическа была унизана жемчужными нитями, самая крупная из которых спускалась к молочному лбу тяжелой жемчужиной в форме капли.
Королева распекала несчастного портного с его помощниками, а стайка фрейлин согласно поддакивала. Но Элиза была безучастна к бушевавшей вокруг нее буре. Ее не интересовала ни примерка, ни собственный наряд, ни возмущение королевы, ни страдания несчастного портного. Мысли Элизы занимало другое: рядом с матерью не было ее приближенной графини. И уже не первый раз. Королева обходится в своих хлопотах без своей подручной? Как бы ни так! Значит, мать все-таки не послушала ее. Принцесса представила, как графиня с несколькими служанками, рыщет по замку, выслеживая короля. "Какая мерзость," – красивое лицо принцессы исказила презрительная горькая гримаса.
Элиза не хотела верить в измену отца, но не могла и не доверять чутью королевы. Мать не была бы уязвлена неверностью мужа, которого не любила, и, кажется, отчасти даже презирала за мягкость, если бы не опасность потерять при этом свою власть над ним, а следовательно и над всем королевством. Это могло означать только одно – мать не остановится ни перед чем, чтобы выследить и положить конец любому посягательству на внимание и привязанность короля. Как это гадко, когда политические резоны касаются вещей столь сокровенных!
Королева, дав последние указания, удалилась. Все присутствующие, включая принцессу, склонились в реверансах и поклонах. Вокруг ее высочества снова засуетились служанки, снимая чопорный парадный наряд. А Элиза вернулась к своим печальным рассуждениям.
После того прискорбного разговора, когда мать сообщила ей о неверности отца, королева решила серьезно поговорить с дочерью о будущем замужестве, безжалостно разрушив все романтические иллюзии.
– Королевский брак – это политический союз, – отчеканивала королева в сознании дочери единственно верный постулат. – Здесь нет места всем этим меланхолическим бредням, описанным в романах. Политическими интересами он регулируется и поддерживается. У королевы две задачи – родить наследников и сохранить политическое влияние. Этим она укрепит положение своих детей и упрочит королевскую власть.
Конечно, Элиза не могла вовсе отказаться от надежды на взаимное уважение и любовь ее будущего венценосного супруга. Но как не понять?! Время – тяжелое испытание для супружеской верности.
– У хорошей королевы не бывает подобных искушений, – уверяла хорошая королева Аманда. – Ее интересы жестко связанны с одним мужчиной – королем. Но король – другое дело. Его политические амбиции со временем могут изменить ориентир. А, подобно всем мужчинам, короли склонны к увлечениям, а порой и иллюзиям. Вот от этой беды венценосная супруга должна оградить как саму себя, так и короля.
"Значит и мне придется слушать наушников, посылать соглядатаев, выслеживать, притворяться", – уныло подумала Элиза. А что делать, когда унизительные поиски увенчаются не менее унизительным успехом?!
– Ты должна быть беспощадна и хладнокровна, – отрезала королева. – Но разделаться с виновницей надо руками самого короля, оставаясь в его глазах непричастной и всегда верной его интересам.
Сейчас, когда вся эта теория королевского брака должна была найти отражение в жизни, Элизу мутило от одной мысли о ее применении.
Служанки все еще суетились вокруг нее, оправляя складки платья и прикалывая украшения.
– Довольно, – приказала им Элиза и стремительно вышла из комнаты.
Отца она нашла в кабинете. Его величество, сидя за столом, подписывал какие-то бумаги, но, увидев дочь, отослал секретаря.
– Что случилось, милая? – отец поднялся к ней навстречу. – Вся эта суета только усиливает волнение. – Папа, мне надо серьезно поговорить с вами. – Я слушаю тебя, – он подвел ее к кушетке в оконной нише. – Это может прозвучать недопустимо дерзко, и я заранее прошу простить меня. У меня и в мыслях нет задеть или оскорбить вас. Но мне действительно надо знать, – Элиза сделала глубокий вдох и выпалила: – Вы неверны матери? Вы любите другую?
Король с минуту молча смотрел на дочь.
– Почему у тебя возник подобный вопрос? – наконец спросил он. – Разве это имеет значение? – прошептала Элиза, от волнения у нее перехватило горло. – Это не правда, – спокойно и твердо ответил отец, – я никогда не изменял твоей матери.
Элиза выдохнула, у нее отлегло от сердца.
– А теперь скажи, почему ты усомнилась во мне, – настоял отец.
Элиза смутилась, ей не хотелось говорить о матери, но обманывать отца, оказавшего ей только что такое доверие, было немыслимо.
– Отец, позвольте мне не отвечать на ваш вопрос, – попросила она. – Мне не хотелось бы вносить в ваше сердце смуту. Но поверьте, я положу конец всякой мысли о чем-либо подобном в отношении вас.
Отец не стал настаивать. "Милый, добрый отец", – улыбалась Элиза. Он оказался именно таким, каким она и знала его всегда – добрым, честным и благородным. К матери она летела как на крыльях: отец чист перед ней! Значит, не будет унизительного сыска, не будет лживой и жестокой расправы!
Королева сейчас должна быть в саду, она собиралась проверить, как идет сооружение деревянного дракона для праздничного фейерверка. Элиза быстро сбежала по ступенькам. Благоухание цветов охватило ее словно невидимым плащом, наполняя ее радость торжественным ликованием.
– Позвольте, ваше величество, – склонилась Элиза в реверансе перед матерью. – Мне надо сказать вам нечто очень важное.
Королева нахмурилась, но, сделав знак рукой, отослала фрейлин.
– Я слушаю вас, – недовольно проговорила она, когда они остались одни. – У отца никого нет. Он верен вам, – коротко ответила Элиза. – Что? – брови королевы взлетели вверх. – Отзовите графиню. Не следите за ним. Вам никто и ничто не угрожает. – Позвольте мне самой судить об этом, – отчеканила королева. – Ваше величество, – взмолилась Элиза. – Остановите слежку. Поверьте мне. Я знаю наверняка. Он верен вам. – Это он вам сказал? – поинтересовалась королева. – Да! – воскликнула Элиза в надежде. – Он был абсолютно искренен. Поверьте мне. – Вы нарушили мой запрет, ваше высочество, – металлическим голосом проговорила королева. – Но… – Никаких "но"! – прогремела королева. – Вы поставили меня в крайне затруднительное положение. Вы подорвали мое доверие. Убирайтесь с моих глаз. – Я не называла вашего имени, – ответила Элиза, с трудом выдержав удар.
Королева некоторое время пристально смотрела на нее и наконец произнесла:
– Это делает вам честь. Но разлитого вина не собрать. Я не смогу больше довериться вам. – Я понимаю, ваше величество, и не прошу простить меня. Но ради королевской чести прекратите сыск. – В нем больше нет смысла, – милостиво бросила королева и махнула кистью, отправляя Элизу: – Пришлите мне моих фрейлин.
Шаул приоткрыл глаза. Темнота обступила его. Лишь в камине тлели догоравшие угли, мигая карминовыми глазами. В ногах тяжелым мягким комом заворочался Бруно.
– Если Элиза не устала от отвратительного политиканства, в которое ее мать превратила их жизнь, она просто не заслуживает Кристиана, – прошептал Шаул, погружаясь мрачную ипохондрию. – А он не заслужит ее, если не сможет показать ей, как много стоящего есть в мире, кроме этой проклятой власти. Что за дикость двигала феями?! Почему именно принц? Чем они лучше остальных смертных? Они умеют лучше любить? Они храбрее? Самоотверженнее? Умнее, наконец? Нет. У них просто есть власть. Везде эта чертова власть. Провались она пропадом! Вместе с этими феями.
Он снова ненавидел весь свет.
– Эх, Амбросиус, останься ты жить, мог бы приобрести ко всем дарам Кристиана еще и прекраснейшую из женщин, – он стал гадок самому себе, своими словами он как будто предал обоих, и Элизу, и Кристиана, злобной власти призрака. – Ничтожество! Я просто ничтожество, – в бессильной злобе на себя и весь мир яростно прошептал Шаул.
Отстала, вдогонку к предпоследнему фрагменту. Принц производит впечатление. Хорош, что и говорить. Хелга пишет:
цитата:
даже боюсь представить, во что все это выльется.
Ну, по идее, с таким принцем можно полюбовно договориться - если он на самом деле такой, конечно. Он же может, например, разбудить принцессу, ну а жениться на ней не станет. После правки появление Элизы выглядит понятнее, правда, появляется вопрос: Траум же выстроил вокруг нее стены, и она не может теперь путешествовать. Юлия пишет:
цитата:
Отныне пути принцессы пролягут через долину снов, и если сна юноши там не окажется, она не попадет в его воспоминания.
Т.е. как бы развить эту мысль - как она таки попала в воспоминания Шаула - ? И еще: она уже, получается, путешествует с Шаулом в реальном времени, а не в прошлом. О свитке тоже появились вопросы. Почему Шаул решил, что свиток попал к Амбросиусу (точнее, к его матери) именно тогда, когда Шаул его сжег? Амбросиус ведь нашел его всего месяц назад (и с тех пор ищет книгу), а сколько свиток пролежал у его матери - неизвестно. Или я что пропустила? Ну и: почему колдовство настигло Шаула спустя столько лет - ведь он сжег свиток уже давно.
Тапков набралось.
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30592
Отправлено: 15.12.14 22:48. Заголовок: Юлия, спасибо за про..
Юлия, спасибо за продолжение, тоже пошла читать.
apropos пишет:
цитата:
Он же может, например, разбудить принцессу, ну а жениться на ней не станет.
Траум же выстроил вокруг нее стены, и она не может теперь путешествовать.
Может, но только когда он спит. Вот она и шастает. Он тоже теперь видит ее воспоминания только ночью.
apropos пишет:
цитата:
И еще: она уже, получается, путешествует с Шаулом в реальном времени, а не в прошлом.
В недавнем прошлом. Ну например: ночью она узнает, что было днем или накануне, что-то в этом роде. Раньше она попадала в его давнее прошлое случайно, потом захотела разобраться с Аделиной и попала уже по назначению. А теперь, когда она догадалась, что момент воспоминаний можно выбирать по собственному желанию, она, решив узнать, какого принца ей ищут, неотступно следует за ним по пятам.
apropos пишет:
цитата:
Почему Шаул решил, что свиток попал к Амбросиусу (точнее, к его матери) именно тогда, когда Шаул его сжег? Амбросиус ведь нашел его всего месяц назад (и с тех пор ищет книгу), а сколько свиток пролежал у его матери - неизвестно.
Шаул сжег свиток перед тем, как отправился к феям, т.е. незадолго до своего путешествия (в детстве он только убрал свиток с изголовья кровати принцессы). С другой стороны, Шаул, конечно, в этом вопросе не слишком объективен. Сроки примерные, он их точно и не знает, но предполагает, что это именно так. Хочется ему увидеть закономерность там, где, возможно, ее и нет, а может, и есть - точно никто, даже Бруно, не знает.
apropos пишет:
цитата:
почему колдовство настигло Шаула спустя столько лет - ведь он сжег свиток уже давно.
И настигло колдовство его тогда, когда он в него поверил. Он же сам влез в эту историю.
apropos пишет:
цитата:
с таким принцем можно полюбовно договориться - если он на самом деле такой, конечно. Он же может, например, разбудить принцессу, ну а жениться на ней не станет
Хелга пишет:
цитата:
И будет негодяем? Разбудил - женись!
С этой побудкой все не совсем просто. Соответствующее общественное положение - это только одно из условий. Будить-то он принцессу будет не скипетром и державой, а поцелуем. Принц должен полюбить ее - вот какая штука. Технически не очень понятно, когда он должен успеть это сделать, но позыв подобный у него определенно должен наличествовать. Т.е., как ни крути, а при двоих влюбленных у одра одной принцессы - гармонии не получается.
Замечательное продолжение! Прекрасно, что у Шаула такой достойный соперник, хотя Шаулу так и не кажется. Бедный мальчик, сердит на весь мир.
Тапки по мелочам.
цитата:
Я и майордом
Мажордом?
цитата:
Розалинда, моя жена, обер-гофмейстерина, взявшая на себя обязанности камергера и заведует всем дворцовым штатом.
Розалинда, моя жена, обер-гофмейстерина, взяла на себя обязанности камергера и заведует всем дворцовым штатом.
цитата:
И теперь Сони выкупанный, с аккуратно обрезанными волосами,
Зпт после Сони? Аккуратно подстриженный?
цитата:
принимаясь за вылизывание задней ноги промурлыкал Бруно.
Зпт после ноги?
цитата:
Интересно, допустимо ли в понятиях ее высочества о престиже власти заниматься правителю научными опытами?"
Как вариант: Интересно, допустимо ли правителю заниматься научными опытами в понятиях ее высочества о престиже власти?"
цитата:
Шаул более склонный к умозрительным рассуждениям в духе классической антропологии, ценил и уважал прикладную науку не меньше, и не мог не восхититься, оказавшись в мастерской принца, его опытами и знаниями.
Как вариант: Шаул, более склонный к умозрительным рассуждениям в духе классической антропологии, ценил и уважал прикладную науку не меньше и, оказавшись в мастерской принца, не мог не восхититься его опытами и знаниями.
цитата:
Как за несколько часов знакомства, совершенно не похожие друг на друга люди из разных миров могли так сблизиться?
Лишняя зпт после знакомства?
цитата:
Словно они были знакомы тысячу лет, и сейчас, встретившись после долгой разлуки, никак не могли наговориться.
Терзания Шаула очень понятны, переживает парень. А перед Кристианом действительно трудно устоять. Но ведь Элиза влюблена в Шаула... Интересно, а только принц должен быть влюблен в спящую принцессу - чувства самой девушки значения не имеют? Королева в себе не очень-то уверена, как представляется. Отчаянно боится потерять влияние на мужа.
Немножко тапков:
цитата:
двор будет расширен, как и подобает княжескому двору.
Почему княжеский, а не королевский?
цитата:
заботливая мама уложила в Шаулов походный сундук.
заботливая мать Шаула уложила в его походный сундук.
цитата:
лучшего мужа, которого мог себе представить.
какого - ?
цитата:
После того прискорбного разговора, когда мать сообщила ей о неверности отца, королева решила серьезно поговорить с дочерью о будущем замужестве, безжалостно разрушив все романтические иллюзии.
Не очень гладкая фраза: мать сообщила - королева решила. Если перефразировать чуть, например: После того разговора об измене мужа, королева решила (...) - ?
цитата:
Его политические амбиции со временем могут изменить ориентир. А, подобно всем мужчинам, короли склонны к увлечениям, а порой и иллюзиям.
Слово "ориентир" как-то смущает. И не совсем понятно, каким образом политические амбиции могут быть связаны с изменами. Во второй фразе первая "А" - лишняя (и запятая там не нужна).
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30597
Отправлено: 21.12.14 21:52. Заголовок: apropos пишет: Но в..
apropos пишет:
цитата:
Но ведь Элиза влюблена в Шаула...
Они душами связаны, как понимаю. Но вот интересно, что духовная связь не исключает ревности и недоверия.
apropos пишет:
цитата:
чувства самой девушки значения не имеют?
А в первоисточнике, вроде, не имели значения. Хотя, в варианте Пушкина королевич Елисей - желанный и суженый.
а только принц должен быть влюблен в спящую принцессу - чувства самой девушки значения не имеют
Хелга пишет:
цитата:
в первоисточнике, вроде, не имели значения. Хотя, в варианте Пушкина королевич Елисей - желанный и суженый.
У Пушкина знакомство произошло до кризисной побудки. А в первоисточнике ничего подобного.
Я думаю, в сказке, как во всяком мифе, речь идет, конечно же, не о конкретных принцессе и принце, а о самом архетипе спасения. Смерть - не окончательный приговор. Придет спаситель и избавит от нее. В основе этого спасения - любовь. Без любви нет и спасения. Принц и принцесса не знают друг друга, но речь опять же не идет о историческом аспекте и жесткой временной шкале этого мира. Миф повествует о некой духовной составляющей - спаситель и спасаемая предназначены друг другу, их любовь в потенциале уже заложена до времени, как залог спасения. Когда каждый из них пройдет свой путь, их встреча осуществит эту потенцию в полноте - в браке. Так мне представляется сам миф о спасении. Тогда, кстати, понятно и бесчисленное количество народа, которое просыпается вместе с принцессой. Спасение - с одной стороны дело общечеловеческое, а с другой - акт любви. С древних времен люди это знание интерпретировали в небесном браке царя, спасительном для всего народа.
А что же в сем опусе? Первоисточник обобщает, опус - конкретизирует. Что для конкретного человека значат спасение, любовь, смерть? Можем ли мы быть друг для друга спасителями? И каким образом миф мог бы претвориться в конкретной судьбе. Как-то так... То есть решаем задачу - как это могло бы быть. Дано: на входе - спящая принцесса, на выходе - проснувшаяся принцесса и любовь. На черной коробке написано "поцелуй". Что в этой коробке, каково действие сего загадочного магического механизма, какой силой приводится в движение, и какие процессы задействует - разбираемся по мере развития действия.
Хелга пишет:
цитата:
Но вот интересно, что духовная связь не исключает ревности и недоверия.
Духовная связь, как я понимаю, - это только начальная точка, потенция, которая еще только ждет своего осуществления. А человеческое сердце, оно же не живет все время в реальности и актуальности духовной встречи. Оно мечется по своей извечной синусоиде - от рая до ада и обратно... apropos пишет:
цитата:
Королева в себе не очень-то уверена, как представляется. Отчаянно боится потерять влияние на мужа.
Жажда власти ненасытна, она все время требует усиления контроля, нетерпима к любому проявлению независимости. Алчущий власти, как мне кажется, никогда не может быть уверен, просто по определению самого существа этой страсти.
apropos пишет:
цитата:
Слово "ориентир" как-то смущает
Стилистически? Или по сути следующего вопроса? apropos пишет:
цитата:
И не совсем понятно, каким образом политические амбиции могут быть связаны с изменами.
Королева излагает свое понимание королевского брака, который заключается с некой политической целью. Королева по сути представляет каких-то политических союзников. Со временем, роль политические союзников может меняться. Соответственно, и вес самой королевы вроде как уже не тот, что был прежде. А когда она не так уж важна в политическом смысле, то и церемониться с супружеской верностью уже не стоит. Так по крайней мере представляется королеве.
*** Агата держала сестру за руку, но та, кажется, даже не узнавала ее. Боль совсем измотала Селину. Последние несколько дней, она почти не выходила из беспамятства. Измученное осунувшееся лицо ее было покрыто холодной испариной. Агата протерла лоб сестры, убирала прилипшие к нему потускневшие волосы. С болью и отчаянием она наблюдала агонию Селины. Никто не смог помочь ей: ни мудрые феи, ни магистр оффиций, ни сам могучий Траум со всей своей проклятой любовью. Ее сестра, любимая младшая сестра умирала у нее на руках. Все снадобья, что перебирала Агата, давно перестали помогать. И бедняжка Селина умирала от нестерпимой боли.
Агата смочила губы несчастной, стараясь хоть отчасти ослабить ее страдания. Сегодня целый день она не отходила от сестры. Бессильная помочь, она совсем извелась. Как ей хотелось бы взять на себя хотя бы часть ее страданий, но ни магией, ни любовью пробиться к сестре она не могла. Та страдала, корчась в мучениях, в полном одиночестве и без всякой помощи. Спустившаяся безотрадной темнотой ночь не принесла изменений. Оглохший дом оглашался лишь слыбыми стонами бедняжки.
Вдруг Селина открыла глаза и невидящим взглядом уставилась в потолок. Зрачки ее сузились, превратившись в две крохотные точки. Глаза казались выцветшими, они потеряли свой удивительный цвет переливающегося на солнце хризолита. Подбородок взлетел вверх, и бедняжка изогнулась, хватая ртом воздух.
– Горит, – прошелестела Селина, едва двигая запекшимися губами, – ах, как горит.
Глаза закатились, дрожь пробежала по иссохшему, измученному болезнью телу.
– Ну что же Ты?! – зло воскликнула Агата, вскинув голову, челюсти свела судорога, и из глаз покатились крупные злые слезы. – Избавь ее! Разве можно так наказывать за любовь?!
Агата разрыдалась, не в силах сдерживаться. Уткнувшись в плечо сестры, она изливала со слезами свою боль.
– Не оставляй меня, Селина, – противореча боршенному в небеса горестному упреку, в отчаянии шептала она и наконец забылась тяжелым глубоким сном без сновидений.
Агата проснулась от толчка, словно кто-то тронул ее за плечо. Она оглянулась. Никого в комнате не было. От потухшей свечи вверх поднималась седая змейка дыма. Сквозь щель задернутых штор прокрадывался тусклый рассвет. Она посмотрела на сестру. Лицо Селины было удивительно спокойным и чистым. Волосы мягкой золотистой волной оттеняли белую нежную кожу. Темные круги под глазами почти исчезли, оставляя лишь легкую тень у длинных ресниц. Бледные губы чуть раскрылись в слабой едва уловимой улыбке.
– Селина, – упавшим голосом позвала Агата. – Селина! – завопила она в отчаянии.
Селина больше никогда не ответит ей. Ее проклятая молитва была услышана. Боль больше не мучила сестру.
– Будь ты проклят, Траум! – прохрипела Агата.
Хелга
девушка с клюшкой
Сообщение: 30602
Отправлено: 22.12.14 22:09. Заголовок: Юлия пишет: То есть..
Бедная, бедная Селина!!!
Юлия пишет:
цитата:
То есть решаем задачу - как это могло бы быть. Дано: на входе - спящая принцесса, на выходе - проснувшаяся принцесса и любовь. На черной коробке написано "поцелуй". Что в этой коробке, каково действие сего загадочного магического механизма, какой силой приводится в движение, и какие процессы задействует - разбираемся по мере развития действия.
Аха, разложить по полочкам, анатомировать весь процесс. Это понятно, и двигаться по этой тернистой тропе очень интересно и располагает к размышлениям. Юлия пишет:
цитата:
А человеческое сердце, оно же не живет все время в реальности и актуальности духовной встречи. Оно мечется по своей извечной синусоиде - от рая до ада и обратно...
Это да, это точно, мечется и найти себя не может.
В результате стало любопытно, если исходить из твоей теории мифа, то отчего Александр наш Сергеевич от мифа отошел и сделал историю, если так можно выразиться в отношении сказки, обыденной - знакомый жених идет искать пропавшую невесту и, найдя, будит поцелуем. Вероятно, он пошел по пути русских сказок, где герой всегда определен и в какой-то момент выпускает любимую из рук и идет ее искать. Или у него были иные мотивы?
Юлия
Сообщение: 1657
Отправлено: 23.12.14 18:27. Заголовок: Хелга пишет: если и..
Хелга пишет:
цитата:
если исходить из твоей теории мифа, то отчего Александр наш Сергеевич от мифа отошел и сделал историю, если так можно выразиться в отношении сказки, обыденной
Вопрос для нашего друга Быкова. Вот кому бы раздолье. И все же, если, и не обладая подобно Димитрию нашему Быкову обширными знаниями, мы рискнем развить мытль и возьмемся рассуждать без самоедной рефлексии...
Александр Сергеевич - представитель Нового времени и творец, как я понимаю, новых мифов (в хорошем смысле). В Новое время коллективное, общечеловеческое отходит на второй план, уступая место индивидууму. В центре - человек, и не просто человек, но человек-творец, человек-ученый, покоритель стихий и создатель империй.
Если древний мир создает жесткую связку "спасение – небо" и определят только духовный аспект, то миф Нового времени не исключает земной составляющей, воплощенной стороны дела. Во-первых, королевич Елисей - не просто до времени предназначенный спаситель, у него есть конкретная роль в этом мире "я жених ее", именно потому у него есть право и обязанность спасти ее (трижды, каждый раз обращаясь к Солнцу, Луне и Ветру, он свою просьбу заканчивает объяснением: "Я жених ее"). Во-вторых, и сама связь королевича с царевной тоже принимает конкретные формы уже в этом мире ("Сват приехал, царь дал слово,/А приданое готово:/Семь торговых городов/Да сто сорок теремов"). В-третьих, красота уже не просто однозначный символ хорошего в человеке, красота - понятие внешнее, и под ней может скрываться как добрый кроткий нрав царевны, так и завистливый дух человекоубийцы царицы.
Сам "процесс" спасения не только не ограничивается поцелуем (т.е. соединением), кстати, он там вовсе отсутствует. Спасение раскрывается как обоюдный процесс. Не просто от Неба к человеку. Небо и человек устремляются навстречу друг другу. Царевна не пассивно ожидает спасения, уколовшись (смерти не избежать, как не старайся). Спасаемая царевна, кроме демонстрации плодов своего доброго духа - активного соучастия в созидании и преображении мира ("А хозяюшкой она/В терему меж тем одна/Приберет и приготовит./Им она не прекословит,/Не перечут ей они./Так идут за днями дни".), заявляя о своем призвании, утверждает нерушимость связи с королевичем (ведь я невеста… Но другому я навечно/Отдана. Мне всех милей/Королевич Елисей).
И Королевич не просто натыкается на заколдованный замок, он активно ищет по всему свету. Он обращается к Солнцу и Луне. Чтобы они не представляли, в век Просвещения, кажется, это должны быть символы открытого и сокрытого знания. Но Ветер безусловно – Дух ("Дух, как ветер, дует где хочет"). Он обращается к знаниям, он ищет, изучает, постигает, и в конце концов, его усилия не остаются тщетными: Дух открывает ему случившееся с его невестой. И он опять же не остается пассивным, он идет к гробу – ее смертью их связь не аннулировалась. И путь этот тоже не рукой подать – гора, нора, и все не малые. Он не целует невесту, он ударяется о ее гроб. Что это? Скорбь? Протест? Не знаю, но это не поцелуй. От его удара разбивается гроб, и царевна просыпается.
Может быть, это миф о спасении, а может быть, о любви, которая сильнее смерти. Спасительной любви королевича и царевны противопоставляется неспасительная любовь царя. Царь теряет жену, отчаивается, жениться снова. Если плод его первого брака – кроткая царевна, то второго – завистливый дух, стремящийся погубить плод любви. Потеряв дочь, царь остается абсолютно пассивным – ни защищать, ни разыскивать потерявшуюся дочь он не способен. Миссия царя полностью нивелирована. Таким образом, можно сделать вывод – любовь, отказывающаяся от вечности, теряет свою спасительную силу. А человек, отказывающийся от своей миссии – теряет то, что имеет, а потом теряется и сам. "Ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет". В конце царя просто нет.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 339
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Отправлено: 03.05.14 18:18. Заголовок: О спящей принцессе замолвите слово
Интригующее начало, заколдованный спящий замок, уже полюбившиеся герои - тонкий чувствительный Шаул и бесшабашный Тим, ах, как замечательно. 
Сажусь на лавку ждать продолжения и думать над загадочными словами, написанными красными чернилами. 
но небольшими фрагментами бы выкладывать, а? *виновато заглядывая в глаза*
А ты такую работу проделала! Только орден, даже не медаль! 
Грешно смеяться над убогим автором 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
